Из зала суда.
1. Не ушли от суда народа 2. Не забудем, не простим
// «Известия» № 270 (9492) от 16 11 1947 г. [4]
Около трех часов зачитывалось обвинительное заключение по делу о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в Крыму и на Кубани. Сотни матросов и офицеров, колхозников и рабочих, строителей возрождающейся жизни и города Севастополя — города русской отваги и героизма, — заполнившие прекрасно отделанный зал поднятого из руин Дома офицеров Черноморского флота, с негодованием смотрели на скамьи подсудимых.

1. Не ушли от суда народа

Двенадцать двуногих зверей, начиная от бывшего обер-ефрейтора Брауна, кончая бывшим генерал-полковником, командовавшим 17-й германской армией, Енекке, тупо смотрели перед собой, страшась встретиться взглядом с людьми, сидевшими в зале.

Бесконечно длинна цепь злодеяний немецкой армии в Крыму и каждого ее представителя, сидящего сегодня на скамье подсудимых. Немецким гангстерам, натворившим столько страшных дел в Крыму, не удалось скрыться от суда народа. Ош отступали на запад, убегали с остатками разбитой гитлеровской армии. Но всех их схватили. Одних наши войска поймали в Румынии, других — в Болгарии, третьих — в Венгрии. Кое-кто из них был схвачен уже после капитуляции Германии на территории Чехословакии.

— А вас когда и где задержали? — спрашивает председатель военного трибунала Черноморского флота генерал-майор юстиции Зайцев главного обвиняемого, бывшего генерал-полковника немецкой армии Енекке.

— Одиннадцатого июня 1945 года в городе Фрайберге (Саксония), — потупив крысиные глаза, отвечает Енекке.

Боясь ответственности за совершенные злодеяния в Крыму, Енекке целый месяц скрывался в советской зоне оккупации Германии, йотом бывший генерал-полковник, подделав документы на имя казначея Гердес Антона, пытался пробраться в американскую зону. Но он был задержан нашими войсками.

Теперь Енекке и его сообщники держат ответ. Их судят там же, где они зверствовали. Их судят на глазах тех, кто был свидетелем их злодеяний. Они извиваются, как гады, хитрят.

Более двадцати пяти лет служил в немецкой полиции и жандармерии Эрнст Шреве. Он с 1933 года — в рядах фашистской партии. Он орудовал в Париже, но там, как он говорит, «мы были деликатны».

— В России — другое дело, — добавляет обвиняемый. — Здесь мы не особенно считались с международными законами и человеческими правами.

— Где вы получили первую награду? — спрашивает его прокурор генерал-майор юстиции Камынин.

— В Севастополе.

Оказывается, Шреве отличился только в Севастополе. Почему? Здесь он был командиром специального жандармского отряда, устраивал облавы. Его жандармы ловили и расстреливали военнопленных, грабили и убивали советских людей.

Сидящая рядом со мной в зрительном зале женщина не выдерживает. Она громко говорит:

— У-у, ползучая гадина!

Шреве — старый разбойных дм мастер.

Другая биография у Фридриха Радатус. Он — немец из Риги. С 1928 года он состоял в различных фашистских организациях, но настоящим фашистом признает себя только с момента вступления в гитлеровскую партию в 1943 году.

— Меня два раза не принимали, — с сожалением говорит он.

А когда приняли в гитлеровскую партию, то Радатус решил превзойти своих учителей. Он был зондерфюрером в Феодосии. О его «подвигах» знают во многих городах и селах Крыма. Он сам допрашивал, сам избивал допрашиваемых, сам расстреливал советских граждан.

Он, стоя перед судом, спокойно считает на пальцах свои жертвы. От его глуховатого, трескучего голоса мороз подирает по коже.

— Дядю Васю мы пытали двое суток, — говорит он. — Били чем попало, обливали водой, снова били. Но дядя Вася не сказал нам ни слова. Мы его расстреляли.

После длинного и тяжелого перечня злодеяний, о которых подробно повествует обвинение, прокурор спрашивает его:

— Значит, уничтожали вы советских людей без всяких оснований? Лишь бы больше убить.

— Да, точно так, — заключает Радатус.

2. Не забудем, не простим

Одну странную особенность проявляют обвиняемые на происходящем сейчас в Севастополе судебном процессе. Особенность эта может быть названа забывчивостью, а точнее — надеждой на то, что время всё сгладит, что со временем придет и прощение.

За два последних дня показания суду дали девять обвиняемых, преступления каждого из которых поистине кошмарны. Но вот они подходят к микрофону, подробно повествуют о прохождении воинской службы, даже о наградах, полученных за годы войны. Но как только речь заходит о сути содеянных ими преступлений, у отъявленных злодеев пропадает память.

Старший лейтенант Шреве был начальником полка жандармерии в Севастополе. На его глазах и при его участия прекрасный город Севастополь был превращен в руины, а тысячи советских люден расстреляны. Но когда его спрашивают о конкретных фактах зверств, совершенных в Севастополе, обвиняемый долго трет облысевшую голову и после паузы тянет:

— Не помню... Я и мои жандармы в этом, кажется, не принимали участия.

— Вы жгли город? — спрашивает его прокурор.

— Я? Нет, — нагло отвечает обвиняемый.

Шреве готов забыть все. Но не могут и но забудут этого севастопольцы. Они-то, переполнившие зал Дома офицеров Черноморского флота, где идет судебный процесс, хорошо помнят, каким оставили немцы город: ни одного здания, все взорвано, все превращено в груды щебня и камня.

Не отстает от Шреве и бывший начальник полиции СС Евпатории капитан Кайбель. Ему трудно уйти от прямых улик, поэтому он всё содеянное им пытается смягчить хотя бы в выражениях.

— Вы устраивали массовые грабежи среди мирного населения?

— Да, мы производили частичные конфискации.

— Вы взорвали десятки предприятий, общественных зданий и домов в Евпатории?

— Да, был произведен ряд взрывов.

Еще осторожнее, можно сказать, эластичнее, в выражениях бывший командир разведкоманды зондерфюрор Радатус, орудовавший в Феодосии. Его спрашивают:

— У трупов расстрелянных вами людей были обнаружены выбитые челюсти и глаза, переломленные ребра, руки и ноги. Что это — следы ваших пыток?

— Нет, это следы дурного обращения с заключенными.

Так стараются изворачиваться, умалить свою страшную вину перед советским народом почти все обвиняемые. Они рассчитывают на короткую память советских людей, надеются на то, что время сгладит их злодеяния.

Напрасные и никчемные потуги. Если в некоторых странах и находятся люди, уже забывшие об ужасных последствиях войны, навязанной миру немецким фашизмом, если кое-кто простил их и готов даже оправдать их страшные зверства и преступления против человечества, то советский народ заявляет:

— Мы помним и не простим. Зло должно и будет наказано. И ни одному преступнику, покушавшемуся на нашу свободу, на независимость, на счастье нашего народа, где бы ни был этот преступник, не уйти от ответа.

г. СЕВАСТОПОЛЬ. (По телефону).