К середине осени 1941 года немецкая армия установила полный контроль над советской Белоруссией. Вооружённой опорой созданного нацистами режима являлись силы по поддержанию порядка. Под этим общим названием подразумевались силовые образования, которые находились в подчинении военной, гражданской и полицейской структур оккупационной администрации.

В статье рассматриваются особенности истории национальных формирований, которые создавались в рамках вооруженных сил европейских союзников нацистской Германии и Италии, Финляндии и т.н. Независимого государства Хорватия. Отмечается, что данная проблема практически не нашла своего отражения в историографии Второй мировой войны, аобобщающие публикации по ней вообще отсутствуют. Установлены причины и цели, которые были положены в основу создания национальных частей Итальянской, Финской и Хорватской армий. Показана мотивация лиц, вступавших в эти части. Даны количественные и качественные характеристики участия национальных формирований в военных усилиях своих государств. Врезультате проведенного исследования обоснован вывод, что, несмотря на несопоставимые показатели с национальными и коллаборационистскими формированиями в рамках вооруженных сил нацистской Германии, подобные части в армиях ее европейских союзников также сыграли определенную роль, ипрежде всегов противостоянии партизанскому движению на Балканском полуострове.

К концу лета 1941 года вся Белоруссия была захвачена немецкими войсками, после чего на территории этой советской республики началось установление «нового порядка». Он же, согласно предвоенным планам нацистов, предусматривал введение такого территориального деления, административного устройства и принципов организации власти, которые коренным образом отличалась бы от существовавшей до этого советской системы. Главной особенностью немецкого оккупационного режима на территории СССР было то, что он только в теории представляв единый институт. Наделе же этот режим состоял из трех практически автономных и взаимопересекающихся ветвей власти: гражданской администрации, различных военных оккупационных инстанций и аппарата СС и полиции. Не была в данном случае исключением и Белоруссия

Рассмотрены роль и место коллаборационистской вспомогательной полиции, которая в период оккупации советских территорий являлась важной частью нацистских силовых структур. На примере Белорусской ССР показаны причины появления и генезис таких полицейских формирований. Рассмотрена их типология, при помощи которой удалось установить, что основными типами полиции на территории этой советской республики были «служба порядка», «самооборона» и Вспомогательная полиция порядка, причины создания которых напрямую зависели от повышения уровня партизанской угрозы на оккупированных территориях. В результате проведенного исследования установлено, что вспомогательная полиция являлась самыми массовыми коллаборационистскими формированиями на оккупированных советских территориях, а их роль в нацистской репрессивной политике (например, участие в Холокосте) довольно значительна. Тем не менее, уровень боеспособности полиции по целому ряду причин оставался низким и с ходом оккупации только падал, что вынуждало нацистскую администрацию задействовать другие формы военного коллаборационизма. Одной из таких причин являлись межнациональные отношения на территории Белорусской ССР, что позволяет назвать вспомогательную полицию существенным фактором динамики, например, белорусско- белорусско-русских отношений.

В публикации рассматривается проблема деятельности крымско-татарской эмиграции в период Второй мировой войны, а также ее роль в нацистской «восточной политике». Показано, что эта тема практически не нашла своего отражения в отечественной и зарубежной историографии. В связи с чем, целью данной публикации является воссоздание комплексной картины деятельности крымско-татарской эмиграции в указанный период и ее сотрудничества с военно-политическим руководством нацистской Германии. Статья подготовлена на основе широкого круга источников, как из отечественных, так и из зарубежных архивов. В том числе при написании текста были использованы ранее засекреченные документы из архивов советских спецслужб. Методологической базой исследования послужили принципы историзма, объективности и причинности, а также основные общенаучные и конкретно-исторические методы. В основной части статьи проанализированы главные направления деятельности крымско-татарской эмиграции за период с 1941 по 1945 год. Показано, что главной целью этой деятельности было создание моноэтнического крымско-татарского государства под протекторатом нацистской Германии. В результате проведенного исследования обоснован вывод, что несовпадение целей «восточной политики» оккупантов, которая носила по отношению к захваченным советским территориям откровенно колониальный характер, и задач крымско-татарской эмиграции приводило к перманентным конфликтам между ними. В итоге, все попытки политической активности эмигрантов-националистов и крымско-татарских коллаборационистов закончились провалом. А их основная роль свелась к поддержке нацистского оккупационного режима и его репрессивной политики на территории Крыма.

В статье рассматривается проблема военного коллаборационизма советских граждан в период Великой Отечественной войны. Установлено, что, в целом, несмотря на большую историографию по проблеме, в ней практически отсутствуют работы, где создание и использование коллаборационистских формирований рассматривалось бы через призму военно-политического контекста, а также нацистской «восточной политики» и эволюций оккупационного режима на советских территориях. На основе анализа широкого круга источников и литературы даны определения таких ключевых явлений, как «коллаборационизм», «военный коллаборационизм» и «коллаборационистские формирования». Проанализированы причины и предпосылки их появления в военно-политическом контексте советско-германского противостояния, а также в связи с дискуссиями внутри нацистского военно-политического руководства. Выявлены и охарактеризованы основные этапы создания коллаборационистских формирований из числа советских граждан. Показано, как особенности нацистской «восточной политики» привели к появлению на определенных этапах тех или иных коллаборационистских формирований. Наконец, дана типология этих формирований с указанием численности каждого из типов. В результате проведенного исследования установлено, что военный коллаборационизм советских граждан имел тесную связь с эволюциями в нацистской оккупационной политике и являлся ее важнейшей составляющей, прежде всего в плане охранно-полицейских мероприятий и пропаганды на оккупированных территориях.

В годы Второй мировой войны в период оккупации Крыма Германия организовала военные коллаборационистские формирования из крымских татар. В статье анализируется их боевое применение в рядах вермахта.

В статье анализируется проблема репрезентации одной из сложнейших культурных травм ХХ века холокоста в различных еврейских музеях (Вашингтон, Берлин, Москва). Их подходы объединены общей задачей увековечения и назидания, но каждый музей решает ее по-своему, создавая собственную форму репрезентации, риторики и меру перформанса памяти о событиях еврейской истории. Концепции и экспозиции этих музеев погружены в контекст дискуссий о травме, ее принципиальной выразимости, медиатизации и визуализации. Исследовательское поле травмы содержит внутреннее противоречие, оперируя, с одной стороны, психоаналитической идеей невыразимости травмы (Теодор Адорно, Жан-Франсуа Лиотар, Шошана Фелман, Дори Лауб, Кэти Карут и др.), а с другой представлением о ее глобализации и медиатизации (Вулф Канштайнер, Энн Каплан, Джеффри Александер, Андреас Хьюссен). Дискурс о холокосте глобализирован, но память конкретных жертв функционирует глокально, с учетом определенного локального контекста травматичного события. Как следствие, музефикация темы холокоста порождает разнообразное поле эстетических репрезентаций. В статье подчеркивается такая особенность еврейских музеев, как их нацеленность на чувственную работу с прошлым, призыв к обмену опытом и эмоциями в дополнение к рациональному познанию, приглашение к идентификации. В осуществленном сравнении становится очевидным, что современные музейные экспозиции и перформансы в разной степени провоцируют на идентификацию посетителя с коллективным субъектом истории через моделируемый опыт страдания других, что невозможно без разбуженных эмоций сочувствия и работы памяти. Но «нанесение» терапевтически моделируемой травмы через знакомство с опытом холокоста оправдывается далеко не в любом социально-политическом и культурном контекстах.

В рамках Международного военного трибунала для Дальнего Востока, проходившего в Токио в 1946–1948 гг., были выслушаны свидетельские показания более 20 советских, монгольских и японских свидетелей, принимавших участие в боях на реке Халхин-Гол. События были представлены мировой общественности в соответствующей мере. Хотя некоторые считают, что Токийский процесс стал мероприятием, в рамках которого победившая в войне сторона сумела навязать свое мнение и решение проигравшей, трибунал был очень важным мероприятием, раскрывшим обоснование для развязывания военных действий на Халхин-Голе и пришедшим к заключениям международного значения. Токийский процесс пришел к заключению, что военные действия на Халхин-Голе были заранее подготовленной японской стороной «агрессивной войной, развязанной против МНР и СССР». Это было обоснованным заключением и с позиции того, что война есть продолжение политики другими средствами, и с позиции международного права. С другой стороны, в свое время Токийский процесс сделал политическое заключение, что военные действия на Халхин-Голе были «агрессивной войной», что, несомненно, делает для Монголии те события войной. Статья написана с использованием Заключения и материалов Международного военного трибунала для Дальнего Востока по поводу военных действий на реке Халхин-Гол.