Автор раскрывает подробности истории существования и проектов мемориализации места заключения советских военнопленных в оккупированном немцами Пскове — Шталага (Stalag) 372.

При проведении нацистской карательной политики в отношении мирного населения и военнопленных гитлеровцами были активно задействованы лица, которые были готовы сотрудничать с Рейхом на оккупированных территориях европейских стран и Советского Союза — так называемые коллаборационисты из числа местного населения — русские, украинцы, эстонцы и т. д. В рамках данной статьи будут рассмотрены злодеяния, совершенные Псковским внешним отделом эстонской полиции безопасности и Службой безопасности рейхсфюрера СС (нем. Sicherheitsdienst des Reichsführers SS, далее в работе используемое как сокращение нем. SD, рус. СД), чей кадровый состав формировался в основном из эстонских националистов, имевших интересы в пособничестве нацистам — от мести советским властям за потерю суверенитета Эстонии в 1940 г. до личного обогащения.

В статье рассматриваются информационные возможности привлечения материалов, опубликованных в журнале «Британский союзник», для изучения судеб советских военнопленных и остарбайтеров в годы Великой Отечественной войны.

В статье, на основании рассекреченных архивных документов, рассказывается о лагере военнопленных № 126, который находился в Смоленске в период с 1941 по 1943 год.

Рассматриваются дискуссионные вопросы, связанные с историей нацистского концентрационного лагеря Саласпилс. Обращение к данной теме актуально в связи с повторяющимися попытками пересмотра истории этого лагеря в европейской историографии, а также в связи с отсутствием отечественных обобщающих работ по Саласпилсу. Источниковую базу исследования составили неопубликованные материалы чрезвычайной государственной комиссии (Государственный архив Российской Федерации), материалы по уголовному делу Фридриха Еккельна (Центральный архив ФСБ), нацистские документы по Саласпилсу (Российский государственный военный архив), свидетельства бывших заключенных, хранящиеся в архиве Яд-Вашем (Иерусалим), а также опубликованные документы. Проанализирован статус лагеря Саласпилс. Обосновывается применение в отношении него термина «концентрационный лагерь». Указывается количество заключенных и число погибших в лагере. Характеризуется структура лагерного управления, а также освещается проблема количества детей, прошедших через концлагерь, и опытов над ними.

Данная статья посвящена проблеме коллаборационизма в нацистских концентрационных лагерях. На основе анализа источниковой базы, автор приходит к выводу, что в большинстве случаев в концентрационных лагерях речь шла не о коллаборационизме, а о сотрудничестве вынужденных действиях, не причинявших серьезного вреда интересам собственной страны. Тем не менее, когда выбор в пользу взаимодействия с нацистами делался добровольно, или масштабы преступлений были значительны, речь шла о коллаборационизме. Сотрудничество и коллаборационизм в концлагерях были представлены в нескольких сферах. В административной сфере они проявлялись в так называемом «лагерном самоуправлении». Наиболее масштабной сферой, в которой проявлялось сотрудничество узников с нацистами, являлась сфера экономики. С экономической сферой была связана и работа в лагерных борделях для заключенных. В военно-полицейской сфере функционирования концентрационных лагерей преобладал коллаборационизм. Узники вербовались в военные или охранные подразделения, как например «Дирлевангер». Участие в «зондеркоммандах», обслуживавших процесс уничтожения узников нацистами, являлось специфической формой принудительного сотрудничества, характерной лишь для концлагерей.

Статья посвящена дискуссионному вопросу современной европейской историографии — роли концентрационных лагерей Дахау и Лихтенбурга на начальном этапе становления нацистской лагерной системы. В работе проанализированы позиции ведущих исследователей в данной области, а также представлено авторское видение вопроса.

В центре внимания данной статьи находится Ленинградский процесс над немецкими военными преступниками (27 декабря 1945 г. 6 января 1946 г). На основе широкого круга источников, часть которых вводится в научный оборот впервые, выявлены политические функции Ленинградского процесса и определены формы его медиатизации. Ленинградский процесс призван был осудить не только 11 конкретных преступников, но и саму оккупационную систему в регионе (Северо-Запад РСФСР). Наиболее тщательно были расследованы карательные акции 1943—1944 гг. Однако следствие не смогло или не успело определить виновных в блокаде Ленинграда и в военных преступлениях 1941—1942 гг. (включая Холокост). Не были расследованы военные преступления финских и испанских частей на территории Ленинградской области, а также участие в преступлениях коллаборационистов. Вместо этих важных тем власть вынесла на Ленинградский процесс ложные показания рядового Дюре о вине нацистов в Катынском расстреле (политического и юридического эффекта они не имели). Ленинградский процесс не вполне выполнил свои политические функции и выпал из культуры памяти (в том числе из-за избирательной медиатизации)

Статья посвящена открытому судебному процессу над нацистскими военными преступниками в Новгороде (декабрь 1947 года). На нем были осуждены 19 немецких военнопленных за военные преступления на оккупированной территории Новгородской и Псковской областей. Автор подробно описывает ход следствия, организацию и проведение суда, приговор. Также анализируется освещение процесса в прессе и реакция жителей.

Автор статьи рассматривает военные монументы, воздвигнутые в Республике Карелии в память о событиях Второй мировой войны. Особенность Карелии состояла в том, что здесь советские солдаты сражались с финскими войсками, оккупировавшими значительную часть республики в годы Великой Отечественной войны. Актуально рассмотреть влияние этой особенности на монументальную меморизацию военного прошлого республики. В качестве методологической основы для исследования автор избрал сочетание семиотики и нарратологии. Он рассматривает военные мемориалы как знаки, указывающие на прошлое, смысл которому задавали коммеморативные практики, связанные с ними. Совокупность этих практик можно подвергнуть деконструкции как исторический нарратив. В качестве источников использовались архивные материалы, публикации газет и результаты социологического опроса. В результате изучения источников автор выделил три периода в процессе монументальной меморизации. Первый период (вторая половина 1940-х середина 1960-х годов) начало формирования мемориального ландшафта на сельских и городских кладбищах, на которых устанавливаются типовые памятники. Воспоминания о Финляндии как главном военном противнике вытесняются из публичного пространства в личную память индивидов. Во второй период (вторая половина 1960-х конец 1980-х годов) сложилась целостная система публичных коммеморативных практик, целью которой являлось утверждение единства советского народа и исторической связи между победой в Великой Отечественной войне и социалистической революцией 1917 года. Наконец, третий период (начиная с 1990-х годов) приводит к символическому разрушению социалистических истоков победы и возникновению военных мемориалов, призванных реализовать идею окончательного примирения с бывшими врагами. В результате появляются монументы, увековечивающие память о всех погибших во Второй мировой войне, включая финских солдат. Эта тенденция вступает в противоречие с возрождением государственной политики памяти, нацеленной на консолидацию общества путем формирования представления о современниках как наследниках славной освободительной миссии советских солдат. Вновь создаваемые военные памятники превращаются исключительно в места славы, а не скорби, что может подпитывать желание «повторить» в противоположность осознанию «никогда больше».

В Смоленске прошел первый в РСФСР открытый суд над немецкими военными преступниками (декабрь 1945 года), их обвиняли в уничтожении гетто Смоленска. Из-за политических ограничений тема Холокоста проходила двойной фильтр: юридический и пропагандистский. Кроме того, на суде не проводилась четкая связь между организаторами казней (немецкие военные преступники) и исполнителями (коллаборационисты). Ни суд, ни пропаганда не показали Холокост как систему. Пропаганда не содержала информации о причинах и мотивах казней евреев, о связях конкретных организаторов и исполнителей. Тем самым советский суд не дезавуировал антисемитскую пропаганду нацистов, а просто умалчивал о ней. Материалы всех судов над военными преступниками были засекречены в СССР даже для родственников жертв. Поэтому нарратив о Холокосте в Смоленской области и сейчас базируется на искаженных материалах советской пропаганды и немногочисленных исследованиях. Поэтому мы попытаемся представить выводы, полученные в ходе создания научно-популярной выставки «Советский Нюрнберг».

В статье исследуются проблемы исторической политики и «войн памяти» в Восточной Европе, определяются причины антироссийской направленности политики ряда стран и ее последствия для отношений России с этими странами. Анализ указанной проблематики проведен на широкой методологической основе, включающей теорию нации и национализма, концепцию мягкой силы и актуальные исследования политики памяти. Рассмотрены объективные ограничения национально-государственного развития в Восточной Европе и основные причины «войн памяти». В работе исследуются особенности формирования и проведения исторической политики в Украине и в Беларуси. Представлены выводы и рекомендации, связанные с реализацией российской исторической политики как одной из составляющих отечественной политики «мягкой силы».

На основе широкого круга источников из отечественных и зарубежных архивов проанализирована деятельность управленческого и охранного персонала двух нацистских концентрационных лагерей на оккупированной территории Украины -Яновского лагеря во Львове и Сырецкого в Киеве. Охарактеризованы преступная деятельность, состав комендантов и коллаборационистских подразделений, охранявших концлагеря, а также представлен социальный портрет лагерных функционеров и психологическая мотивация их преступлений.

В статье анализируется дело Эрвина Шюле (Erwin Schüle), главы Центрального ведомства управлений юстиции земель ФРГ по преследованию нацистских преступлений. В 1965 году Советский Союз обвинил его в совершении военных преступлений в городе Чудово (Новгородская область). На примере дела Эрвина Шюле изучаются этапы расследования военных преступлений в СССР в конце 1940-х годов и в первой половине 1960-х годов. Также анализируются пропагандистские и международные факторы, которые влияли на следствие. Для этого последовательно исследуется: масштаб военных преступлений в Чудовском районе, следствие 1949 года, изменение международной обстановки, следствие 1965 года, юридическая и политическая реакция СССР и ФРГ.

Статья посвящена изучению исторической роли Нюрнбергского процесса в становлении и развитии международно-правовых норм о геноциде. Анализируются преступления фашистской Германии, рассмотренные трибуналом, и их значение в определении юридических границ преступления геноцида.