Тому есть три причины:

1) нацистская идеология рассматривала уничтожение евреев как апробирование методов для реализации более глобальных задач;

2) множественность советской идентичности;

3) приоритет политического над этническим в противостоянии нацистов и коммунистов: в роли евреев для немцев в Союзе выступали, в первую очередь, политруки.

Холокост как начало геноцида

Благодаря подвигу советского народа в полной мере реализовать в Советском Союзе отрепетированный, в частности, в Польше геноцид нацистам не удалось.

На первом этапе войны, в ходе наступления, на территории СССР нацисты продолжали свою политику массового уничтожения еврейского населения. Только в Белорусской ССР, по подсчетам профессора Э.Г. Иоффе, в годы оккупации из 990 тысяч евреев погибло 810 тысяч (почти 82%). А по мнению историка Е.С. Розенблата, на территории Западной Белоруссии было уничтожено примерно 99% евреев. Впрочем, по современным данным более реалистичным представляется, что общее количество уничтоженного еврейского населения на территории Белорусии достигает 650–700 тысяч человек.

Как свидетельствуют источники, массовое уничтожение евреев было первым этапом, во время которого вырабатывались формы и методы осуществления тотального геноцида. С первых дней вторжения в Союз гитлеровцы уничтожали вместе с евреями и другие этносы: русских, белорусов, украинцев, поляков и др. Другими словами, отработанная в ходе Холокоста технология уничтожения, на Востоке постепенно начала распространяться и на другие этнические группы.

Почему? Вероятно, потому что в Западной Европе нацисты ставили перед собой задачу «очистить» имеющееся население от «примесей», а в Союзе — «зачистить» пространство.

О принципиальной разнице этих задач, базировавшихся на специфическом восприятии нацистами славянских народов, свидетельствуют недвусмысленные высказывания Адольфа Гитлера. Так, еще 3 февраля 1933 года выступая с программной речью перед офицерами вермахта, он подчеркнул, что полученную военную и политическую власть будет использовать для «захвата жизненного пространства на Востоке». А на совещании армейских командиров 7 октября 1939 года Гитлер совершенно откровенно заявил, что

«после планируемого поражения СССР должно последовать истребление славянского населения в таких размерах, что физическое уничтожение евреев необходимо рассматривать только как эксперимент для подобных кампаний в будущем».

Множественная идентичность

Если нацисты уделяли существенное значение идентификации евреев даже в составе советского народа (в ходе активной фазы войны они предпочитали уничтожать только их, откладывая окончательное решение вопроса по мирному славянскому населению на послевоенный период, чтобы не создавать дополнительное напряжение в своем тылу), то советские граждане и даже сами евреи в СССР не уделяли существенного значения такой дифференциации.

Например, в книге британки Кэтрин Мерридейл «Смерть и память» приводятся цитаты из нескольких интервью с ветеранами Великой Отечественной войны, взятых в разных городах и современных странах. Наиболее нагляден среди них случай Алексея Григорьевича, осознающего свое еврейское происхождение, но не испытывающего в этой связи ни «горькой гордости, или праведной ярости, или священного чувства вины». Он утверждает, что на войне «ничего этого не было, абсолютно никаких различий между национальностями».

Важно заметить, что Алексей Григорьевич давал интервью во Львове — городе, который за время жизни одного поколения успел побывать в составе четырех государств: с 1914 по 1991 годы — Австро-Венгрии, Польши, СССР, Украины. В этой столице фанатичного украинского национализма он продолжает мыслить о себе вне этнических границ. Советская национальность неразделимо сплавляла в себе все этносы, интегрировала в себя признаки разных кровей. Благодаря этому появилось такое понятие, как множественная идентичность (в последнее время оно получает все более широкое распространение в гендерных вопросах, однако не меньшее значение имеет и национальный аспект).

Как пишет Меридейл: «Никогда не знаешь, какой смысл Алексей Григорьевич вкладывает в каждую из описываемых смертей в данный момент, в какой контекст их помещает. У него украинское гражданство, и, как и у Беларуси, у Украины тоже есть свой новый исторический нарратив страдания, который разросся после обретения страной независимости. Но помимо всего этого, Алексей Григорьевич — еврей и когда-то был советским гражданином. В силу разных причин каждая из этих идентичностей вызывает у него дискомфорт, и часто в его повествовании они соперничают».

Великая Отечественная война коснулась всех советских людей: украинцы, белорусы, служившие в Советской армии, с гордостью носили свои погоны, как и евреи, татары, казахи и другие. В войну оказались вовлечены практически все советские народы и народности, а также носители многочисленных религиозных верований и представители самых разных конфессий, идеологий и культур. Особая судьба этих групп была поглощена задачей защиты общей родины-матери.

А этническая принадлежность только являлась стимулом для ее преодоления. «Я боялся оказаться трусом. А поскольку я еврей, у меня не было права быть трусом», — признается Алексей Григорьевич. При этом его товарищи убеждали его, что с ним все порядке: «Ты один из нас, ты ни капельки не похож на еврея».

В результате, по ходу военного пребывания на советских землях и углубления в укорененную на них культуру, это восприятие передалось и немцам, которые также со временем почти перестали выискивать и выделять евреев среди советских граждан.

Действия нацистов в СССР в отношении мирного населения не являлись селективной «чисткой», каковой они виделись даже в Польше, — по большей части их задачей являлся неразборчивый террор. «Немцы уничтожали целые деревни. Просто сжигали дома дотла. Колодцы были забиты телами: старики, крошечные дети, все подряд… Семь или восемь деревень просто сгорели за одну ночь… После войны, когда вы приезжали в города вроде Гомеля, было заметно, что вокруг гораздо меньше людей», — рассказывали выжившие белорусы. Они признавались, что им невыносимо приезжать в Минск, потому что кажется, будто даже отстроенные заново улицы спустя годы «пахнут отсыревшим кирпичом и горелым мясом».

Уничтожение жителей БССР, Новгорода, попытка замучить ленинградцев — определенно не имела этнического характера. Так же как и жители самых пострадавших регионов СССР не выделяли в своих рядах евреев, как это делали граждане некоторых европейских стран (например, в Польше во время войны погибло 2,8 млн местных евреев, 85 % численности на 1939 год, однако дискриминационные меры против них сами поляки ввели задолго до вторжения немцев — в 1937 году).

Политическое больше этнического

Массовое уничтожение советского населения нацистами проводилось под предлогом борьбы с политическими противниками и партизанами. Немецкие лидеры неоднократно акцентировали в своих речах, что война на Восточном фронте носит идеологический характер («Это идеологическая война на уничтожение, поэтому я одобряю и разрешаю меры, перечисленные в этой директиве», — пометка нацистского генерала на полях приказа о незаконных расстрелах). Многие с обеих сторон воспринимали ее как конфронтацию между большевизмом и нацизмом.

В частности, в директиве начальника штаба Верховного командования вермахта Вильгельма Кейтеля от 13 марта 1941 года указано: «Для подготовки политического управления в районе боевых действий сухопутных войск рейхсфюрер СС получает специальное задание, которое основывается на идее решительного столкновения двух противоположных политических систем».

Именно уничтожение политических противников, а не неугодного этноса, официально было главной задачей в проводимой нацистами политике геноцида. Первыми их жертвами стали советские политические функционеры, партийные, общественные активисты, политруки, комиссары...

Принципиально важную роль в распространении политики геноцида в ходе наступления нацистов сыграл приказ «О комиссарах» от 6 июня 1941 года, открыто использовавшийся передовыми частями вермахта. Заранее были составлены и постоянно пополнялись «Особая розыскная книга» и «Германская розыскная книга», а также «Списки по выявлению местопребывания», позволявшие гитлеровцам выявлять и уничтожать в первую очередь коммунистов, комсомольцев и активистов. Например, в сентябре 1941 года около Речицы были истреблены 170 партийных и советских работников и их семьи.

«В борьбе с большевизмом… войска должны сознавать: в этой борьбе по отношению к этим элементам нет места пощаде и оглядке на международное право... Поэтому, схваченных в бою или при сопротивлении, их следует, как правило, уничтожать на месте, применяя для этого оружие», — говорится в приказе «О комиссарах».

Политработников Красной армии, какой бы национальности они ни были, нацистские айнзацгруппы в самую первую очередь отделяли от общей группы пленных и расстреливали. Около полумиллиона политработников было уничтожено уже в первые месяцы войны, многих подвергали публичной казни через повешение.

Немецкие нацисты рассматривали различные сценарии использования всех этносов и сосуществования с ними, даже евреев планировалось поначалу выселить за пределы Рейха, со многими из них поддерживались деловые контакты. И только существование большевиков, коммунистов в любой части планеты было для национал-социалистов неприемлемым. Возможно, в силу кажущегося сходства этих двух политических религий, что подрывало концепт единоверия нацистов, принцип безальтернативности их идеологии.

Важно заметить, что так воспринимали войну и простые граждане, в т.ч. по другую линию фронта. Одна из исключительных особенностей советских граждан первой половины ХХ века в том, что в большинстве своем они идентифицировали себя не через национальность и тем более не этнос (который чаще мог быть лишь источником стыда как указано выше), а через политические убеждения. Это была религиозная война — где роль православия взял на себя коммунизм.

Данный тезис проявлялся даже ритуальных действиях. «Мне так сильно страшно стало, и вот я решила: чтобы не струсить, достала свой комсомольский билет, макнула в кровь раненого и положила себе в карманчик возле сердца, застегнула. И вот этим самым я дала себе клятву, что должна выдержать, самое главное — не струсить», — цитирует Светлана Алексиевич бывшего санинструктора стрелковой роты Ольгу Омельченко.

«Крещение» в коммунисты сделало еврейскую идентичность почти неразличимой для обеих сторон противостояния после того, как стало понятно, что план захватить Союз малой кровью и выбрать среди жителей большевистской страны подходящую обслугу для граждан Рейха изначально был совершенно нереалистичен и нереализуем.