Уже свыше трёх недель заседает Трибунал; пройдены первые этапы процесса. Своевременно остановиться на некоторых поучительных итогах и перспективах; необходимо взглянуть, каков устав Трибунала в действии.
Устав Трибунала с большой тщательностью регулирует порядок судебного заседания. Согласно статье 24-й устава, судебное заседание Трибунала начинается, как это имеет место и в советском уголовном процессе, с оглашения обвинительного акта. Это требование устава было точно , выполнено в первый же день Нюрнбергского процесса. 20 ноября 1945 года был оглашён обвинительный акт по делу главных военных преступников. После оглашения обвинительного акта наступила вторая стадия процесса, также соответствующая порядку, установленному в советских судах: «Трибунал опрашивает подсудимых, признают ли они себя виновными». Этот опрос был также произведён Трибуналом в полном соответствии с уставом.
Далее, согласно уставу, наступила третья стадия процесса: «Обвинители произносят вступительные речи». Советскому процессу неизвестна вступительная речь прокурора. Такая речь является одной из особенностей англо-американской процессуальной системы и включена в устав, дабы полнее и лучше разоблачить тягчайшие злодеяния, совершенные главными военными преступниками — Герингом, Гессом, Риббентроном, Розенбергом, Кейтелем и другими.
Третья стадия процесса — вступительные речи обвинителей — получила на заседании Трибунала необычное развитие. На этой стадии процесса, начавшейся 21 ноября речью главного военного обвинителя от Америки — Джексона, Трибунал пребывает по сей день и, безусловно, еще будет пребывать и после предстоящего двухнедельного перерыва.
Неизбежно возникает вопрос: почему вступительные речи обвинителей, предусмотренные уставом Трибунала в качестве одной из очередных стадий судебного заседания, расширились до столь значительных размеров? Причины этого в том, что устав в действии оказался несколько иным, чем это было намечено соглашением.
Действительно, в ходе судебного заседания предусмотренная статьёй 24-й устава «вступительная речь обвинителя» разрослась в целую систему процессуальных действий: сначала произносит речь главный обвинитель (главные обвинители от Америки и Англии говорили каждый по 5 часов); затем выступают 4–5 его помощников, которые дают пространные объяснения к предъявленным ими и частью оглашаемым документам; наконец, имел место в этой же третьей стадии и допрос свидетеля. В результате одна только «вступительная речь» американского главного обвинителя заняла более двух недель. Правда, эту сумму процессуальных действий можно называть «речью» в весьма условном смысле.
Для того, чтобы верно оценить эти изменения, рождённые ходом судебного процесса, необходимо учесть следующее. Документы, представленные Трибуналу в дополнение и в обоснование вступительных обвинительных речей, имеют огромное значение. Захваченные большей частью у врага в его тайниках и подземельях или оставленные спешно отступавшими немецкими частями, эти документы вскрывают внутренний механизм гитлеровской агрессии и созданную заговорщиками систему организованного государством бандитизма. Доказательная сила этих документов — стенограмм совещаний у Гитлера, приказов германского главного командования, бесед, подписанных или записанных подсудимыми, — неотразима. В них преступники изобличаются с поличным. Прямой путь ведет виновных от этих документов к... виселице...
Поэтому Международный Военный Трибунал, обязанный полно и правдиво раскрыть преступления подсудимых, имел достаточно оснований предоставить обвинителям возможность насытить вступительные речи необходимым документальным материалом.
Иначе должен решаться вопрос о порядке допроса свидетелей. На заседании Трибунала 30 ноября в третью стадию — стадию обвинительных речей — внезапно вплёлся допрос свидетеля Лахузена. Спора нет, Лахузен — ценный свидетель, давший убедительные показания, изобличающие Кейтеля, Риббентропа и Йодля. Поэтому не могло быть, конечно, возражений против допроса Лахузена.
Однако уставом Трибунала предусмотрен определённый процессуальный порядок. Следовательно, каждое процессуальное действие, в том числе и вызов и допрос свидетелей, должно совершаться в соответствии с уставом — в своё время и на своём месте. И то, и другое точно указало: согласно статье 24-й устава, после окончания вступительных речей обвинителей (а не после вступительной речи одного лишь обвинителя) наступает четвертая стадия, когда обвинению и защите предоставляется право ходатайствовать о представлении доказательств и, следовательно, о вызове свидетелей. Как всякая процессуальная норма, и это требование соблюдения установленного законом процессуального порядка имеет серьёзное значение.
Действительно, если обвинительные речи будут переплетаться с допросом свидетелей, то не только будет внесена бессистемность в развитие процесса, но осложнится вся работа Трибунала, работа, построенная на согласованном участии представителей четырёх государств. При такой системе, после оглашения документов и допроса свидетелей первыми главными обвинителями, все дело выступило бы в такой мере освещённым и исчерпанным, что затруднилась бы задача обвинителей, выступающих следующими. С полным основанием поэтому допрос свидетеля Лахузена в середине вступительных речей обвинителей рассматривается и Трибуналом и Комитетом обвинителей как исключительный, не допускающий повторения, случай.
Вопрос о свидетелях заслуживает серьёзного внимания и в другом отношении. Согласно уставу Трибунала, свидетели могут вызываться как защитой или самими подсудимыми), так и обвинением. До настоящего момента широко развернули свою «деятельность» по вызову свидетелей только подсудимые. Так, подсудимый Заукель вызывает 13 свидетелей, Шахт — 10 свидетелей, Франк и Риббентроп — по 9 свидетелей и т. д. Если учесть общее число подсудимых, то приблизительно около 200 свидетелей одной только защиты могут предстать перед Трибуналом. Надвигается не только поток свидетелей, но подлинное наводнение, способное «залить берега» судебного процесса. Необходимо учесть, что имеются свидетели, которые могут представлять интерес для допроса, четырьмя обвинителями и всеми 26 защитниками!
Такое загромождение суда свидетелями тем не менее обосновано, что подсудимые порой выдвигают свидетелей весьма своеобразных. Так, Розенберг, возглавлявший разорение и ограбление Украины, просит вызвать двух свидетелей — немецких советников по вопросам советского хозяйства — в доказательство того, что он, Розенберг, провёл положительную работу по организации сельскохозяйственных ферм на Востоке. Геринг, один из главнейших организаторов нацистской агрессии, просит вызвать и допросить в качестве свидетелей двух стокгольмских фабрикантов в доказательство того, что он, Геринг, пацифист. Заукель, организатор лагеря смерти в Бухенвальде, просит вызвать свидетелем его жену, фрау Заукель, в удостоверение того, что он пытался освободить из тюрьмы социал-демократов. С тем же основанием подсудимый Штрейхер, палач, погромщик и растлитель малолетних, мог бы просить о вызове свидетелем своей тетки Гертруды в удостоверение того, что он, Штрейхер, в детстве не обижал кошек.
На Нюрнбергском процессе главных военных преступников в центре доказательств — документы. Конечно, и при этих условиях подсудимые и защитники не могут быть лишены права вызывать свидетелей, но лишь свидетелей, способных давать серьёзные показания по существу предъявленных обвинений. Недопустимо, чтобы вызов свидетелей был превращён в средство тормозить дело правосудия, в орудие судебного саботажа, как об этом, очевидно, мечтают подсудимые.
Нет сомнения, что Международный Трибунал разобьёт эти пустые мечтания немецко-фашистских преступников и доведёт дело международного правосудия до конца.