Перед подсудимыми проходит вновь схема их разбойничьего похода на Восток, который был запланирован Гитлером ещё в 1924 году, когда он вместе с Гессом составлял «Мейн Кампф»... Гитлер твердил, что он, «барабанщик немецкой нации», вновь зовёт империю возобновить походы немецких «псов-рыцарей», оборвавшиеся 700 лет тому назад. На стол Трибунала равномерно ложатся один за другим документы, освещающие возникновение, подготовку, осуществление и беспримерный крах этого похода. Мы уже знаем, как был организован захват Австрии, превращённой после порабощения в «Ост-Марк» — «восточную провинцию». Речь идёт о Чехословакии. В канун агрессии Геринг даёт представителю чехословацкого государства свои заверения в том, что Германия не имеет никаких враждебных намерений... «Я даю вам своё честное слово», — звучат слова самого Геринга, занесённые в документ 1939 года. Нынешний Геринг кривит губы и откидывается в угол скамьи.
Оглашаются документы о фашистском ударе против Польши, о пылающей Варшаве и о зверских налётах геринговских пикировщиков, которые должны были ошеломить, терроризировать не только одну Польшу. Геринг сидит мрачный, с отечно-серым лицом. Он смотрит в одну точку; его массивный подбородок оперся на сжатые кулаки, положенные на барьер, отделяющий пойманную банду от всего мира.
Заходит речь о Советском Союзе. Одним движением поднимаются сотни блокнотов и тетрадей на местах прессы. Тишина. Геринг бросает холодно-настороженный взгляд в сторону советских представителей. Риббентроп и Розенберг меняют позы и тоже настораживаются. 22 июня 1941 года без предупреждения, без объявления войны германские вооружённые силы вторглись в Советский Союз. Это было нарушением ряда договоров. Фашистская Германия нарушила, грубо порвала в 1939—1941 годах 69 международных договоров...
Все подсудимые сидят с наушниками, подавшись вперёд. Перед ними медленно вновь и вновь развёртывается центральная тема — тема о России. Сейчас начало декабря, и нетрудно понять, что они вспоминают непоколебимую оборону Ленинграда, грандиозную битву за Москву, ростовский разгром. Напряжённость во всем зале. Изредка высоко взлетает в нетерпеливой руке журналиста лист с готовой телеграммой: «Генеральный прокурор Британии Шоукросс о нацистском походе в Россию». Подскакивает шотландский гвардеец с белой нарукавной перевязью «Курьер», и телеграмма летит в прессу, во все концы мира.
Ровно, хладнокровно оглашаются детали о том, как Гитлер сообщил своим ближайшим доверенным вероломные планы в отношении Советского Союза. «Россию нужно устранить». Йодль, которому было сказано это в сентябре 1940 года, сидит неподвижно. Ни один из подсудимых уже ничего не жуёт, — у них было появилась эта манера, — ни один не позирует. На них веет ледяное дыхание с полей зимних битв 1941 года, на них веют ветры Заволжья, ветры Сталинграда — ветры битв 1942 года. Подсудимые вновь слушают о возникновении, о «попытке, реализации и крахе «плана Барбаросса». «Барбаросса» — «Рыжая борода» — прозвище Фридриха, императора Германии. Имя для плана было выбрало символически, что так любил Гитлер и что так угодливо делали Кейтель и Йодль. Мне слышна реплика рядом: «Русские сбрили им эту рыжую бороду».
Обвинение так же ровно и хладнокровно оглашает дальнейшие подробности плана фашистов: Россия должна была быть разделена на девять областей; во главе управления ею должен был стать Розенберг. Сейчас на него смотрят сотни глаз. Вот он, недоношенный немецкий царёк Альфред I, который должен был развести на богатых землях России образцовое случное немцеводство с производителями из «СС». И уже через минуту опять все смотрят на Геринга. У этого был уже составлен свой план насчёт Советского Союза — план «Ольденберг», где было расписано, кто, когда и как грабит хозяйство России.
Мы знаем, как ходил Геринг — в белом рейхсмаршальском пальто с золотыми маршальскими жезлами в петлицах — по нашей земле и что сотворил он с людьми нашего хозяйства и с самим хозяйством на территории, где жило 88 миллионов наших граждан. Сейчас Геринг не шевелится, ничего не записывает. Он знает, что разговор ещё только начат. И он не видит ничего доброго в том, как и кем начат этот разговор. А его ещё продолжат. И Геринг вновь смотрит мутным взглядом на советских представителей.
Я долгим взглядом оглядываю весь зал и думаю о том, как сложились бы судьбы присутствующих здесь, судьбы их близких, их соотечественников, если б не Советский Союз. В глубине наших сердец, в сознании бьётся: «Слава тебе, наша Родина, многострадальная, святая, победная».
Ровно и хладнокровно говорит, заключая, обвинитель: «Итак, начался последний этап агрессии — удар на Россию, — этап, который кончился крушением самой Германии».
Тишина. Подсудимые ещё сидят недвижно. Я вижу, как некоторые из них смотрят на судей. Я знаю, что каждое произнесённое слово записывается на звуковую пленку и объявленные факты и документы становятся точным документом для всех народов. Мы выходим из зала. Перерыв. Читаю американские газеты. Они возвращают меня вновь к теме Гитлера. Информационная заметка о том, как 19 марта 1945 года, то есть когда наши армии стояли уже на Одере и готовился исторический штурм Берлина. Гитлер издал ещё один приказ. Он гласил: «Я приказываю все находящиеся на территории Германии военные, транспортные, промышленные объекты, а также объекты связи и общественные, которые могут быть использованы врагом, — уничтожить немедленно или в самом ближайшем будущем». Он собирался, уходя со сцены, «хлопнуть дверью».
Я возвращаюсь в зал. Подсудимые беседуют друг с другом. Пятеро приблизились к Герингу. Они все говорят напряжённо. Они обсуждают свои дела. Они продолжают фашистскую оборону. Они ещё дадут бой. Геринг пишет очередную записку защите. Он ещё «командует». Они прибегают и готовы прибегнуть к любому средству. Они пробовали и продолжают это делать, дискредитировать суд. Они постараются сделать все, чтобы преуменьшить свои преступления. Они постараются... Я не берусь предсказывать, но я хочу сказать: надо помнить, и помнить твёрдо — с кем мы имеем дело! Нельзя спускать глаз с этой самой крупной банды преступников. Их надо довести — твёрдо и обдуманно — до самой могилы и сравнять землю над ней.