Из зала суда
// «Правда» № 290 (10061) от 6 12 1945 г. [4]
Едва начинает брезжить утренний декабрьский свет. Громада судебного квартала высится на центральной Фюртштрассе... Первая цепочка, через которую мы проходим, — шуцманы; это новые немецкие полицейские в темно-синей форме. Они узнают русских. Мы проходим молча, отвечая им на их стойку «смирно». За ними вторая цепочка — американцы. Два — три слова... Затем стоит советский караул. Я останавливаюсь, так как идёт смена... Печатая тяжёлый шаг, гулко отдающийся по сводам коридоров дворца, идут русские гвардейцы, участники штурма Берлина, наши солдаты, решившие исход войны и судьбы Германии. Некогда Гитлер вещал — это было в пору его успехов — о том, что он установит тысячелетнюю империю. Прошёл пятилетний период — и в былом центре первой германской империи — в Нюрнберге, неподалёку от дворца, вросшего в скалу, царящую над Нюрнбергом и всей огромной долиной, встал русский солдат.

«Глядя суровым и непроницаемым взглядом», — как пишут местные и прочие иностранные галеты, — идут тверские гвардейцы. Ранние пешеходы и служащие долго смотрят им вслед. Я стою молча, я обнажаю голову: сегодня кировский день...

Советские часовые стоят у трех главных подъездов былого ландсгерихта Баварии — ныне здания Трибунала, который действует от имени Объединённых наций. И эти часовые как бы живое воплощение железной воли советского народа стоять за мир так же непреклонно, как он боролся за победу.

Я не свожу глаз с советских часовых... Блестят на мундирах медали, как символы исторического пути Красной Армии — великой армии-освободительницы: «За оборону Ленинграда», «За оборону Сталинграда», «За взятие Берлина». Очень глубокий смысл в названиях этих, и никогда не забудутся они людьми и в нашей стране, и за се рубежами.

Тихо-тихо вокруг... В 6 утра подсудимые как всегда, подняты... Я обхожу двор... В пяти точках, у пяти главных входов, стоят американские танки с 75-миллиметровыми орудиями и пулемётами. Команда и боезапас постоянно «наготове», в полной боевой готовности. Время от времени их радиостанции сообщают в эфир: «Все в порядке»...

Здание внутренней тюрьмы. Здесь сидят главные немецкие военные преступники. У волчка в дверях каждой камеры — круглосуточное наблюдение. Геринг, Гесс, Розенберг, Риббентроп, Кейтель и прочие сидят в одиночках: 13 футов 3 дюйма в длину, 7 футов 8 дюймов в ширину. Койка, фанерный столик, стул, параша — вот все. Взамен «всего мира», который люто, с пеной у рта и с огненным «фау» в руках требовала эта «двадцатка»...

Их выводят по одному, дабы взаимное общение между ними было минимальным и контролируемым. Их ведут по новому подземному ходу в здание, где находится зал суда. Под усиленным конвоем их поднимают на подъёмнике в пустой еще зал. Они появляются через узкую дубовую дверь по одному, как злые духи из стены... Некоторые из них здороваются друг с другом, другие озлобленно, по-волчьи проходят на свои места, не здороваясь ни с кем. Геринг продолжает позировать, он устраивает мимические аттракционы, вскидывает голову, пробует шутить с другими подсудимыми, пробует делать повелительные жесты американской охране, хотя эти жесты относятся лишь к передаче записки защитнику или стакана хлорированной американской воды.

Один из моих англо-саксонских соседей шепчет: «Фальстаф». Я прихожу в возмущение. Я полагаю, что Фальстаф, несмотря на многие недостатки человеческие, был все же человеком... А Геринг — создатель концлагерей Германии, тех лагерей, которые привели мир в содрогание, — разве это вообще человек? Ошеломление от фильма о концлагерях, который был показан суду и нам, представителям печати, было таким необычайным, что суд удалился, не сказав ни слова о перерыве или конце заседания... Это отметила пресса всего мира.

Я наблюдаю Гесса... Он еще симулировал в первые дин. Он безучастно читал уголовные романы или всякую дребедень, пока не заговорили о нем впрямую.

Первым выступил по вопросу о Гессе обвинитель со стороны СССР тов. Руденко. Русский, советский стиль определённо хорош: он ясен, сжат, эмоционален. Руденко дал ход обсуждению дела о подсудимом Гессе. Английский и американский представители присоединились к мнению советской стороны.

Гесс был прижат к стене. Он встал и, поводя длинными волосатыми руками, заявил, что симулировать он кончает. Он перестал бормотать «гр-р» про себя, делать нелепые гримасы, изображать «отупление памяти»...

Кейтель держится сознательно намеченной роли: он только «старый прусский честный солдат». Хребет Кейтеля не гнётся... Но ему не удастся сыграть этой роли. Кейтель такой же, как и другие из «двадцатки», инициатор политических убийств, шпион и провокатор. Это Кейтель, — и этого мы не забудем, — дал в 1941 году приказ о поголовном уничтожении советских военнопленных, политических работников и всего актива красноармейцев. Начальник 2-го отдела разведывательного управления вооружённых сил Германии генерал Лахузен, который был главой отдела диверсий и саботажа, полностью разоблачил Кейтеля.

Старый Шахт садит на стороне». Он хочет демонстрировать, что не причастен к террору, убийствам и вообще к «паразитической деятельности» нацистов... Он только финансист, технический советник, «добряк старых вкусов». И это обдуманное вранье, как и поза Кейтеля. Шахт создал финансовую базу для перевооружения германского империализма. Он был инициатором всего финансового плана «Третьей империи». Это он собрал 90 миллиардов марок для кровавого погрома Европы. Да, он, этот старичок, был «полномочным генералом военной экономики империи», как гласил приказ Гитлера... А теперь «фольксгеноссе» Гельмар Шахт изображает из себя 68-летнеюю невинность, изображает из себя нечто вроде «демократического солидного президента Рейхсбанка»!

Подсудимый Нейрат прячется за спину Франка, на нем скромный пиджак, у него подстриженные старомодно седые волосы. В Чехословакии в дни мировой войны Нейрат носил не пиджак, а форму генерала «СС»...

У нас еще хватит времени заняться другими... Будем помнить, что в распоряжении властей союзных наций уже вагоны документов германского правительства. Кстати, между ними — личные дела 460 тысяч членов «СС»...

Нюрнберг.