Нюрнбергский процесс

COLONEL ROBERT G.STOREY(Executive Trial Counsel for the United States): If it please the Tribunal, with the consent of Lieutenant Colonel Griffith-Jones, may I make an announcement to the Defense Counsel.

COLONEL ROBERT G. STOREY (Avocat Général américain): Plaise au Tribunal. Puis-je, avec l’accord du lieutenant-colonel Griffith-Jones, faire une communication à la Défense?

OBERST ROBERT G. STOREY(Ankläger für die Vereinigten Staaten): Hoher Gerichtshof! Mit Zustimmung von Oberstleutnant Griffith-Jones möchte ich den Verteidigern gern eine Mitteilung machen.

В 7 часов 30 минут вечера в этом зале суда защите будут показаны оставшиеся фильмы которые Соединённые Штаты приобщают в качестве доказательства. Мы призываем, чтобы все они явились к 7 часам 30 минутам.

At 7:30 in the courtroom this evening, the remainder of the motion pictures which the United States will over in evidence will be shown for the Defense Counsel. We urge that all of them come at 7:30.

Ce soir, à 19 h. 30, dans la salle d’audience, aura lieu la projection de la deuxième partie du film que les États-Unis ont l’intention d’utiliser comme preuve. Nous espérons que les avocats seront tous là, à 19 h. 30.

Heute abend um 7.30 Uhr wird den Verteidigern der Rest des Films, den die Vereinigten Staaten als Beweismaterial unterbreiten, im Gerichtssaal vorgeführt werden. Wir bitten alle Verteidiger dringend, um 7.30 Uhr zu erscheinen.

Дикс Мне кажется, я могу от имени всех защитников сказать, что они не считаю необходимым, чтобы фильмы показывали им до заседаний, то есть, дважды. Мы с благодарностью принимает любезность и готовность облегчить нашу работу; но наши вечера сильно заняты подготовкой наших дел и необходимыми консультациями с нашими клиентами.

DR. DIX I believe I can say on behalf of all members of the Defense that they do not consider it necessary that the films be shown to them before the proceedings, that is, shown to them twice. We fully and with gratitude appreciate the courtesy and readiness to facilitate our work; but our evenings are very much taken up by the preparation of our cases and by the necessary consultations with our clients.

Dr DIX Je crois devoir déclarer, au nom de la Défense, qu’il ne nous paraît pas nécessaire que les films soient projetés pour nous avant l’audience, c’est-à-dire deux fois. Nous sommes très reconnaissants au Tribunal de la courtoisie avec laquelle il facilite notre travail, mais nos soirées sont très occupées par la préparation de nos plaidoiries et par les entretiens nécessaires avec nos clients.

Dr DIX Ich glaube, namens der Verteidiger erklären zu können, daß es uns nicht notwendig erscheint, daß uns Filme vor der Hauptverhandlung, also doppelt gezeigt werden. Wir erkennen die Aufmerksamkeit und die Bereitschaft, uns unsere Arbeit zu erleichtern, auch in diesem Angebot durchaus und dankbar an; unsere Abendstunden sind aber außerordentlich durch die Verarbeitung des Prozeßstoffes und auch durch die notwendigen Rücksprachen mit unseren Klienten in Anspruch genommen.

Вопрос фильмов это уровень отличающийся от документов. Документы кому-то нужно читать заранее или одновременно или потом; но поскольку мы можем слышать и помечать показания свидетелей лишь во время основного разбирательства, мы, конечно, в большей степени готовы познакомиться с фильмами представляемыми в качестве доказательств лишь во время разбирательства. Нам кажется, что обвинение не должно утруждать себя показом нам каждого фильма перед его показом во время разбирательства. Мы надеемся это не будет воспринято как, должен сказать, нечто вроде демонстрации, по той причине, что наше время полностью занято нашей подготовкой, и вся лишняя работа устраняется, как обвинением так и нами. Я повторяю и подчёркиваю, что мы благодарны выраженной готовности обвинения облегчить нашу работу, и я прошу, чтобы мои слова понимались в таком свете.

The question of films is on a level different from that of documents. Documents one likes to read in advance or simultaneously or later; but since we can hear and take note of the testimony of witnesses only during the main proceedings, we are, of course, to an even greater degree in a position and prepared to become acquainted with the felons submitted as evidence only during the proceedings. We believe the Prosecution need not take the trouble of showing every film to us on some evening before it is shown again in the proceedings. We hope this will not be construed as, shall I say, a sort of demonstration in some respect, for the reason really is that our time is so fully taken up by our preparations that all superfluous work might well be spared both the Prosecution and us. I repeat and emphasize that we fully and gratefully appreciate the Prosecution's manifest readiness to facilitate our work, and I ask that my words be understood in this light.

La question des films est entièrement différente de celle des documents. Par exemple, on peut lire les documents à son gré, avant, pendant, ou après l’audience. Mais, alors que nous ne pouvons entendre les témoins et étudier leurs déclarations qu’au cours du déroulement de la procédure principale, nous sommes, bien entendu, d’autant plus disposés à ne prendre connaissance des films qu’au cours des débats. Nous croyons que le Ministère Public peut s’épargner la peine de nous présenter les films deux fois, dont lune, le soir, au préalable. Nous espérons que ceci ne sera nullement considéré comme, comment dirais-je, une manifestation; en réalité, la seule raison de cette démarche est que notre temps est tellement rempli par le travail auquel j’ai fait allusion que nous pouvons bien épargner toute tâche supplémentaire aussi bien au Ministère Public qu’à nous-mêmes. Je répète, et j’insiste sur ce point, que nous reconnaissons entièrement l’assistance qui nous est prêtée par le Ministère Public pour faciliter notre travail, et je vous prie de bien vouloir interpréter mes paroles en ce sens.

Was nun Filmvorführungen anlangt, so stehen diese ja auf einem ganz anderen Brett, wie zum Beispiel Dokumente. Dokumente will man gerne vorher, mindestens gleichzeitig oder kurz nachher lesen. Aber genau so, wie wir die Zeugenaussagen erst in der Hauptverhandlung aufnehmen und verarbeiten müssen, so sind wir natürlich in viel höherem Maße in der Lage und bereit, den Film als Beweismaterial erst in der Hauptverhandlung in uns aufzunehmen. Wir glauben, daß sich die Anklagevertretung nicht die Mühe zu machen braucht, uns diese Filme zweimal, nämlich immer an irgendeinem Abend vorher, vorzuführen. Wir bitten, das nicht als eine – wie soll ich sagen – Demonstration in irgendeiner Hinsicht aufzufassen; sondern es liegt wirklich nur daran, da die Herren mit den ebenerwähnten Arbeiten so in Anspruch genommen sind, daß wir jede überflüssige Arbeit sowohl der Staatsanwaltschaft als auch uns ersparen können. Ich wiederhole aber und unterstreiche, daß die grundsätzliche Bereitschaft der Staatsanwaltschaft, unsere Arbeit zu erleichtern, mit dieser Ankündigung der Filmvorführung erfüllt worden ist, und wir dies durchaus und dankbar anerkennen; ich bitte, meine Worte in diesem Sinne zu verstehen.

Председатель Как я понял, вы думаете, что не требуется предварительный показ фильмов защите, перед их приобщением в качестве доказательств? Об этом вы сказали?

THE PRESIDENT Do I understand that you think it will be unnecessary for the defendants' counsel to have a preview of the films, to see them before they are produced in evidence? Is that what you are saying?

LE PRÉSIDENT Si je vous comprends bien, vous pensez qu’il serait inutile pour les avocats d’avoir une présentation préalable des films, et de les voir avant qu’ils ne soient déposés comme preuve? Est-ce bien ce que vous voulez dire?

VORSITZENDER Verstehe ich richtig, daß Sie der Ansicht sind, die Filmvorführung sei für die Verteidiger unnötig, bevor sie im Beweisvortrag der Hauptverhandlung erfolgt ist? Wollten Sie das zum Ausdruck bringen?

Дикс Да, я это сказал.

DR. DIX Yes, that is what I said.

Dr DIX C’est bien ce que j’ai dit, parfaitement.

DR. DIX Ja, das ist das, was ich gesagt habe.

Председатель Полковник Стори, я не уверен, что вы были здесь, когда доктор Дикс сделал своё наблюдение; но как я понял, он сказал, что в виду количества подготовительной работы защиты, она не считает нужным просмотр этих фильмов до их представления в качестве доказательств, но в то же время он пожелал выразить свою благодарность за содействие защите.

THE PRESIDENT Colonel Storey, I am not sure that you were here when Dr. Dix began his observation; but I understand that what he says is that in view of the amount of preparation which the defendants' counsel have to undertake, they do not consider it necessary to have a view of these films before they are produced in evidence, but at the same time he wishes to express his gratification at the co-operation of the Counsel for the Prosecution.

LE PRÉSIDENT Colonel Storey, je ne suis pas très sûr que vous ayez été présent au moment où le Dr Dix a commencé son observation. Si je comprends bien, il dit qu’étant donnée la quantité des travaux préparatoires que les avocats doivent entreprendre, ils ne considèrent pas comme nécessaire qu’on leur présente les films avant qu’ils ne soient déposés comme preuve. Ils désirent en même temps exprimer leur gratitude pour la collaboration du Ministère Public.

VORSITZENDER Oberst Storey! Ich bin nicht sicher, ob Sie hier waren, als Dr. Dix seine Bemerkung vortrug. Soweit ich verstehe, ist er der Ansicht, daß angesichts der erheblichen Vorbereitungsarbeiten, die die Verteidiger zu bewältigen haben, sie es nicht für notwendig erachten, diese Filme zu sehen, bevor sie als Beweismittel aufgenommen sind. Gleichzeitig aber möchte er seinem Dank für die Bereitwilligkeit der Anklagevertretung Ausdruck geben.

Стори Приемлемо. Хорошо. Мы делаем это для них.

COL. STOREY Very agreeable. It's all right with us. We were doing it for their benefit.

COLONEL STOREY Je vous remercie. Nous sommes tout à fait d’accord. Nous le faisions pour leur rendre service.

OBERST STOREY Sehr einverstanden! Es ist uns recht; wir wollten es lediglich im Interesse der Verteidigung tun.

Председатель Очень хорошо.

THE PRESIDENT Very well.

LE PRÉSIDENT Très bien.

VORSITZENDER Sehr gut.

Гриффит-Джонс: С позволения трибунала, сейчас мы вернемся к третьей части книги документов обвинения, в которую включены документы, касающиеся первоначальных переговоров между польским и германским правительством по вопросу о Данциге. Эти переговоры начались почти немедленно после мюнхенского кризиса — в сентябре 1938 года и вначале протекали вполне миролюбиво до тех пор, пока в марте следующего года не была полностью захвачена остальная часть Чехословакии.

Я обращаю внимание Трибунала на документ ТС-73, взятый из официальной польской «Белой книги», который я приобщаю как экземпляр ВБ-27(а). Он приводит отчёт об обеде, который проходил в «Grand Hotel» Берхтегадена, 24-го октября, на котором Риббентроп встречался с господином Липским польским послом в Германии:

«Во время беседы 24 октября за завтраком в Гранд-отеле в Берхтесгадене, на котором присутствовал господин Гевель, господин фон Риббентроп внес предложение относительно окончательного соглашения между Польшей и Германией о включении Данцига в империю, причем Польше там будет обеспечено сохранение железнодорожных и экономических льгот. Польша должна согласиться на строительство экстерриториальной автострады и железной дороги через Поморце. В качестве компенсации Риббентроп упомянул о возможности продления срока польско-германского соглашения до 25 лет и о гарантии польско-германских границ».

Я не думаю, что необходимо зачитывать следующие строки, и перехожу к предпоследнему абзацу:

«Наконец, я сказал господину фон Риббентропу, что я не вижу никаких возможностей соглашения, которое бы предусматривало включение вольного города Данцига в империю. Заканчивая беседу, я сказал, что передам содержание этого разговора Вам...»

Я хочу подчеркнуть значение этого вопроса, так как Данциг вовсе не был основным предметом переговоров, как об этом заявил Гитлер. Это было лишь предлогом для оправдания. Цель была не захват Данцига, а вторжение на территорию Польши и захват всей Польши. В дальнейшем, по мере представления доказательств, которыми мы располагаем, станет совершенно ясным, что действительной целью нацистского правительства всегда являлся захват Польши и создание своего рода кризиса для оправдания вторжения в остальную часть Польши.

Я сейчас перехожу к следующему документу, это снова документ взятый из польской «Белой книги» ТС-73, номер 45, который будет ВБ-27(b). ТС-73 будет польской «Белой книгой» которую я приобщу позднее. Это инструкции, которые господин Бек, министр иностранных дел Польши, дал господину Липскому для передачи германскому правительству в ответ на предложение, выдвинутое Риббентропом в Берхтесгадене 24 октября 1938 г. Мне не требуется зачитывать первую страницу. Излагается история польско-немецких взаимоотношений, и подчёркиваются потребности Польши в отношении Данцига. Я хочу прочесть шестой параграф на второй странице этого документа:

«В настоящих условиях, по мнению польского правительства, решение данцигского вопроса определяется двумя факторами: с одной стороны — это право германского населения этого города и окружающих деревень на свободу и культурное развитие, и, с другой стороны, несомненно, что все вопросы, относящиеся к вольному городу Данцигу как порту, должны рассматриваться Польшей. Независимо от национальной принадлежности большинства населения, все в Данциге определенно связано с Польшей».

Далее перехожу к изложению гарантий, предоставленных Польше, согласно седьмому параграфу существующего статута:

«...Принимая во внимание все вышеуказанные факторы и желая достигнуть урегулирования отношений путем дружественного понимания между правительством Польши и Германской империей, польское правительство предлагает заменить гарантии и привилегии, предоставленные Лигой наций, двусторонним польско-германским соглашением. Это соглашение должно гарантировать существование вольного города Данцига таким образом, чтобы была обеспечена свобода национальной и культурной жизни для германского большинства, а также должно гарантировать все права Польши... Несмотря на затруднения и осложнения, которые может вызвать такая система, польское правительство должно заявить, что разрешение этого вопроса каким-либо другим путем, в особенности всякая попытка включить вольный город в империю, неизбежно поведет к конфликту. Это примет форму не только местных затруднений, но также и прекратит всякую возможность польско-германского взаимопонимания во всех сферах».

И затем в восьмом параграфе говорится:

«Перёд лицом значения и сложности этих вопросов я готов лично вести окончательные переговоры по этому вопросу с правительством империи. Я считаю, однако, необходимым, чтобы вы вначале рассмотрели принципы, которым мы следуем, с тем, чтобы мой контакт с вами не окончился неуспехом, что было бы опасно для будущего».

В начале переговоры шли успешно, с германской точки зрения. Они выдвинули требование о включении вольного города Данцига в состав империи, заведомо зная, что это требование неприемлемо. Польское правительство сочло это неприемлемым и предупредило нацистское правительство о том, что Польша согласна вступить в переговоры, но не согласна на те предложения, которые выдвинуло нацистское правительство, и считает неприемлемым включение Данцига в состав империи. Гитлер на это и рассчитывал. Так был создан желаемый кризис в германо-польских отношениях.

Приблизительно через неделю после того, как польское правительство предложило начать переговоры, верховным командованием германских вооруженных сил был издан совершенно секретный приказ, который был подписан Кейтелем. Он был разослан командованию военно-морскому и военно-воздушным флотом, а также командованию сухопутных сил. Озаглавлен этот приказ как первое приложение к директиве от 21 октября 1938 г. В нем говорилось:

«Фюрер приказал: Кроме трех перечисленных в директиве от 21.10.1938 г. задач необходимо также вести подготовку к внезапному захвату немецкими войсками вольного города Данцига.
Действия строить с расчетом на захват Данцига быстрым ударом, используя благоприятную политическую обстановку. Война с Польшей в планы не входит».

В этот момент не вся Чехословакия была захвачена и поэтому Германия не была готова вступить в войну против Польши. Этот документ показывает, каким образом нацистское правительство ответило на предложение польского правительства начать переговоры. Это С-137 и он станет ВБ-33.

5 января 1939 г. Бек имел беседу с Гитлером. Нет нужды в том, чтобы читать полностью этот документ который есть в книге трибунала, ТС-73, номер 48, который станет ВБ-34. В начале этой беседы, о которой говорится в этом документе, Гитлер говорил, что он всегда следовал принципам политики, изложенным в соглашении от 1934 года. Обсуждая вопрос о Данциге, Гитлер заявил, что, с точки зрения Германии, Данциг должен быть рано или поздно возвращен Германской империи. Я сейчас оглашу предпоследний параграф:

«Господин Бек ответил, что вопрос о Данциге представляет собой весьма трудную проблему. Он добавил, что предложение канцлера не предусматривает достаточной компенсации для Польши и что не только политические деятели Польши, но и самые широкие слои польской общественности относятся к этому вопросу очень болезненно.
«В ответ на это канцлер сказал, что для разрешения этой проблемы будет необходимо найти какой-то совершенно новый способ, новую форму, для чего он использовал термин «Кёрпершафт» (корпоративность), которая, с одной стороны, — будет гарантировать интересы германского населения, а с другой стороны, — польские интересы. В дополнение к этому канцлер заявил, что министр может быть вполне спокоен относительно того, что не будет никаких осложнений обстановки в Данциге и что ничего не будет предпринято с целью затруднить положение польского правительства...»

Как помнит Трибунал, еще 24 ноября 1938 г. нацистским правительством были изданы приказы о подготовке к внезапному захвату Данцига. Это не помешало Гитлеру убеждать польского министра иностранных дел, что нет никаких признаков осложнений и что польское правительство может быть спокойным.

Я перехожу к следующему шагу ТС-73, номер 49, который станет ВБ-35 — это запись беседы между господином Беком и Риббентропом, происходившей на следующий день после той беседы между Беком и Гитлером, на которую я только что ссылался:

Председатель: Вы обратили внимание на тот факт, что последняя беседа проходила в присутствии подсудимого Риббентропа?

Гриффит-Джонс: Я вам крайне обязан. Нет, не обратил. Как я сказал, это было на следующий день, 6-го января. Точной даты нет на копии в моей книге. Она есть в самой «Белой книге».

«Господин Бек попросил господина Риббентропа информировать канцлера о том, что после всех его бесед с германскими государственными деятелями он был настроен оптимистически, но сегодня впервые он настроен пессимистически. Особенно это относится к вопросу о Данциге. В той форме, в какой этот вопрос был поставлен канцлером, он не видел никакой возможности для соглашения».

Я подчеркиваю этот последний абзац:

«В ответ на это фон Риббентроп еще раз подчеркнул, что Германия не хочет никакого насильственного разрешения этого вопроса. Основой германской политики в отношении Польши все еще являлось желание дальнейшего улучшения дружественных отношений, и поэтому всякий путь для разрешения этих трудностей должен был предусматривать уважение прав и интересов обеих участвующих сторон».

Подсудимый Риббентроп был определенно не удовлетворен этим изъявлением доброй воли, и спустя три недели, 25 января 1939 г., он отправился в Варшаву, где произнес еще одну речь. Выдержку из речи Риббентропа в Варшаве я представляю, это документ ПС-2530, который станет ВБ-36:

«В соответствии с твердым желанием лидера германской нации дальнейшее развитие и укрепление дружественных отношений между Германией и Польшей на основании существующих соглашений составляют важнейший элемент внешней политики Германии. Политическое предвидение и принципы, которые говорят о подлинном руководстве государством, побудившие обе стороны принять важное решение в 1934 г., дают гарантию того, что все другие проблемы, которые будут возникать в процессе дальнейшего хода событий, могут разрешаться в том же самом духе, то есть в духе взаимного уважения и понимания интересов обеих сторон. Таким образом, Польша и Германия могут смотреть в будущее с полной уверенностью в нерушимых основах их взаимоотношений».

И даже при этом, нацистское правительство всё ещё стремилось к тому, чтобы поляки насторожились — ваша светлость вспомнит выражение «насторожиться» Этот документ, фрагмент, оглашался генеральным прокурором в его обращении и поэтому, я лишь приобщаю экземпляр. Это ТС-73, номер 57, который станет ВБ-37.

Мы переходим к событиям марта 1939 года — к захвату остальной части Чехословакии, а также организации протектората Моравия и Богемия.

Я прошу Трибунал обратить внимание на следующую четвертую часть книги документов. Я хотел бы сослаться на три документа, которые говорят о том, как Гитлер и Иодль расценивали преимущества, которые были получены после захвата Чехословакии. Господин Олдерман вчера утром очень подробно останавливался на этом вопросе и демонстрировал на карте те преимущества, которые получила Германия в отношении Польши после захвата Чехословакии. Поэтому я не стану на этом останавливаться. Документы уже представлены, и если Трибунал пожелает еще раз вернуться к ним, то будет нетрудно найти их в соответствующем порядке в книге документов.

Как это было сказано, спустя только неделю после вступления германских войск в остальную часть Чехословакии, все внимание было обращено на Польшу.

Я прошу Трибунал обратить внимание на документ ТС-73, который почти в середине документальной книги — он идет после лекции Йодля, это длинный документ ТС-73, номер 61. Это «Официальные документы, касающиеся польско-германских отношений». Это будет ВБ-38.

21 марта 1939 г. господин Липский вновь встретился с Риббентропом. Разговор происходил в более напряженной атмосфере, нежели беседа в Гранд-отеле в Берхтесгадене:

«Я видел сегодня фон Риббентропа. Он начал беседу с того, что просил меня навестить его с тем, чтобы обсудить польско-германские отношения во всей полноте».

Он жаловался на нашу печать и на то, что варшавские студенты во время визита графа Чиано устроили демонстрацию».

Я думаю можно перейти к большому абзацу, который начинается с «далее»:

«Далее фон Риббентроп сослался на беседу в Берхтесгадене между вами и канцлером, во время которой Гитлер выдвинул идею гарантии границ Польши взамен на разрешение строительства автострады и включения Данцига в империю. Он сказал, что между ним и Вами состоялись также и другие беседы в Варшаве на ту же тему и что Вы указали тогда на большие трудности в принятии этих предложений. Он дал мне понять, что все это произвело весьма неблагоприятное впечатление на канцлера, так как до сих пор он не получил никаких благоприятных положительных откликов с нашей стороны на все эти требования. Фон Риббентроп говорил с канцлером только вчера. Он сказал, что канцлер все еще был склонен к тому, чтобы установить хорошие отношения с Польшей, и выразил желание иметь обстоятельную беседу по поводу наших взаимоотношений. Господин Риббентроп указал, что он находился под впечатлением того, что трудности, возникающие между нами, вызваны некоторым непониманием подлинных целей империи. Он сказал, что проблему надо обсуждать в ином плане. По его мнению, оба наши государства зависят друг от друга».

Я считаю, что нет необходимости оглашать следующую страницу, где Риббентроп подчеркнул требование Германии о передаче Данцига Германской империи. Я перехожу к первому параграфу другой страницы этого документа.

Господин Липский пишет: «Я указал, что сейчас — при разрешении чехословацкого вопроса — между нами нет никакого взаимопонимания. Чешский вопрос представлял большой интерес для польской общественности прежде всего потому, что чехи являются славянами. Но в отношении Словакии положение было еще более трудным. Я указал на нашу общность расы, языка и религии, упомянул о той помощи, которую мы оказали этому народу в его борьбе за независимость. Я указал также на нашу длинную границу с Чехословакией. Я указал, что польские граждане не поймут, почему империя приняла на себя роль протектора в Чехословакии, так как это нарушает интересы Польши. Я подчеркнул, что этот вопрос причиняет большой вред нашим отношениям.

Господин Риббентроп минуту подумал, а затем ответил, что это можно обсудить».

Я обещал сообщить Вам о предложенной встрече между Вами и канцлером. Господин Риббентроп ответил, что мне следует в ближайшие дни поехать в Варшаву, чтобы обсудить этот вопрос. Он советовал не откладывать эту встречу, чтобы у канцлера не создалось впечатление, будто бы Польша отвергает все его предложения.

В заключение я спросил его о том, может ли он мне что-нибудь сказать о его беседе с министром иностранных дел Литвы, на что Риббентроп неопределенно ответил, что он видел г-на Урбиса по возвращении его из Рима и они обсуждали вопрос о Мемеле, который нуждается в разрешении».

Разговор этот происходил 21 марта незадолго до того, как мир узнал, что проблема Мемеля уже решена. На следующий день войска нацистской Германии вступили на территорию Мемеля.

Если трибунал перейдёт — я думаю, следующий документ не нужен — перейдёт к ТС-72, номер 17, который станет ВБ-39.

В результате этих событий правительства Великобритании и Польши начали испытывать вполне естественное беспокойство и поэтому начали вести переговоры между собою.

31 марта премьер-министр Чемберлен выступил в палате общин. Он тогда указал, что в результате переговоров, которые происходили между польским и британским правительствами, было достигнуто соглашение. Я сейчас цитирую выдержку из предпоследнего параграфа его заявления, документ ТС-72:

«Как об этом было известно палате общин, в настоящее время происходят определенные консультации между правительствами Великобритании и других стран. Чтобы высказать ясно позицию правительства Его Величества, прежде чем закончатся эти переговоры, я должен сейчас информировать палату общин о том, что если в течение этого периода будут предприняты с чьей-либо стороны действия, угрожающие независимости Польши, которым польское правительство сочтет нужным оказать сопротивление при помощи вооруженных сил, то Правительство Его Величества будет считать себя обязанным оказать польскому правительству всякую поддержку, какая будет в его силах. Британское правительство дает в этом гарантию польскому правительству.
«Я хочу добавить, что французское правительство уполномочило меня заявить, что в этом вопросе его точка зрения полностью совпадает с позицией правительства Его Величества».

Спустя неделю, 6 апреля, английским и польским правительствами было издано совместное официальное коммюнике, в котором вновь повторялись заверения, о которых за неделю до этого говорил премьер-министр в палате общин, и в котором Польша обязывалась оказать поддержку Англии в случае нападения на последнюю. Мне не требуется её зачитывать. Фактически, мне не нужно зачитывать, что-либо. Я приобщаю. Это ТС-72, номер 18. Я приобщаю его как ВБ-40.

Беспокойство и озабоченность польского и британского правительств оказались обоснованными. В течение той же недели был издан приказ, подписанный Кейтелем 3 апреля 1939 г. Он исходил от высшего командования вооружённых сил. Он датирован: Берлин, 3-го апреля 1939. Его предмет: «Об издании директивы по вооруженным силам на 1939—1940 гг.».

«Новое издание директивы о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939—1940 гг.».
«Первая часть(«Оборона границ») и третья часть («Данциг») директивы в основном остались без изменения, «Вторая часть «Операция Вейс» — это кодовое название операции против Польши — «часть II «Операций Вейс» прилагалась. Ниже подпись фюрера.
«В отношении операции «Вейс» фюрер дал еще следующие указания: «1. Подготовку проводить с таким расчетом, чтобы обеспечить готовность к проведению операции не позднее 1 сентября 1939 г. — это апрель, начало апреля.
«2. Верховному командованию вооруженных сил поручено составить для операции «Вейс» календарный план мероприятий и, проведя совещания с участием всех трех видов вооруженных сил, организовать между ними взаимодействие по времени.
«3. Соображения главнокомандующих видами вооруженных сил и данные для таблицы продвижения по срокам представить верховному командованию к 1 мая 1939 г.».

Этот документ, как увидит трибунал на следующей странице под заголовком «рассылка» был разослан ОКЛ, ОКХ и ОКМ.

Председатель: Эти слова вверху документа, это просто пометки?

Гриффит-Джонс: Это части документа.

Председатель: Директивы от Гитлера и Кейтеля о подготовке войны.

Гриффит-Джонс: Я прошу прощения; нет. Документ начинается со слов: «Перевод документа подписанного Кейтелем».

Председатель: Да, я вижу.

Гриффит-Джонс: Первые слова «совершенно секретно».

Я прошу Трибунал обратить внимание на страницу вторую этого документа. Там имеется перевод другого документа от 11 апреля 1939 г. Этот документ подписан Гитлером. В нем говорится:

«Будущие задачи вооруженных сил и необходимые для их выполнения подготовительные меры к ведению войны будут мною изложены в особой директиве.
До вступления в силу этой директивы вооруженным силам быть готовыми для выполнения следующих задач: «I. Оборона границ германской империи и защита от внезапных воздушных налетов.
«II. Операция «Вейс».
«III. Захват Данцига».
Приложение IV раскрывает организацию управления войсками в Восточной Пруссии в случае войны. Этот документ также был разослан в ОКМ, ОКЛ и ОКХ.
«На следующей странице той копии, которая находится у Трибунала, имеется перевод первого дополнения, где даются указания относительно охраны границ империи. Я буду цитировать из второго параграфа, который озаглавлен: «Особые распоряжения».
«Юридические условия. Исходить из того, что состояние обороны или войны соответственно закону об обороне империи от 4.9.1938 г. объявлено не будет. Все действия и требования основывать на законодательстве мирного времени».

Я предъявляю документ ВБ-41, С-120. Под этим же номером представлены еще некоторые документы, на которые я буду ссылаться в хронологическом порядке.

Заявление английского премьер-министра в палате общин, за которым последовало англо-польское коммюнике от 6 апреля, было использовано нацистским правительством для усугубления созданного нацистами кризиса по поводу Данцига.

28 апреля 1939 г. нацистское правительство издало меморандум, в котором оно утверждало, что англо-польская декларация несовместима с соглашением от 1934 года между Польшей и Германией и что поэтому, вступив в соглашение с Англией, Польша окончательно отказалась от соглашения 1934 года.

Я зачитаю вам только три или четыре небольших выдержки из этого документа. Это ТС-72, номер 14. Он станет ВБ-42. Их следует прочитать хотя бы для того, чтобы показать лживость этого документа:

«Германское правительство приняло к сведению польско-британскую декларацию относительно хода и целей переговоров, которые недавно происходили между Польшей и Великобританией. Согласно этой декларации, между польским и британским правительствами было заключено временное соглашение, которое, спустя короткое время, должно быть заменено постоянным соглашением с целью обеспечения взаимной помощи между Великобританией и Польшей в случае, если будет возникать прямая или косвенная угроза независимости этих государств».

В трех следующих параграфах излагается история дружеских отношений Германии и Польши. Я перехожу к последнему, пятому, абзацу на этой странице, где говорится:

«Соглашение, которое сейчас заключено между польским и британским правительствами, столь очевидно находится в противоречии с торжественными декларациями, которые были сделаны всего лишь несколько месяцев назад, что германское правительство изумлено таким неожиданным и грубым поворотом в политике Польши.
«Независимо от того, как будет сформулировано окончательное решение, новое польско-британское соглашение будет, очевидно, постоянным договором о союзе и по своему общему смыслу, а также, принимая во внимание существующие политические отношения, направлено исключительно против Германии. Из тех обязательств, которые приняло на себя польское правительство, явствует, что Польша намеревается принять активное участие в случае любого германо-британского конфликта, в случае агрессии против Германии, и даже если такой конфликт не будет касаться непосредственно Польши и ее интересов. Это является открытым и непосредственным нарушением соглашения об отказе от использования силы, о котором говорилось в декларации от 1934 года».

Я думаю можно опустить параграф 6. Параграф 7:

«Польское правительство, однако, своим недавним решением заключить союз, направленный против Германии, дало понять, что оно предпочитает заверения в помощи со стороны третьей державы прямым гарантиям мира со стороны германского правительства. Учитывая это, германское правительство должно прийти к заключению, что польское правительство не придает никакого значения разрешению германо-польской проблемы путем прямых, дружественных переговоров с германским правительством. Таким образом, польское правительство отвергает путь формирования германо-польских отношений, выработанный в 1934 г.».

В то время как был составлен этот меморандум, приказ о подготовке к оккупации Польши был уже издан в Германии и составлялся график наступления.

Далее в документе говорится о последних переговорах и беседах. Там говорится о тех требованиях от 21 марта, которые германское правительство предъявило польскому правительству относительно присоединения Данцига к империи и относительно автострады в ответ на двадцатипятилетние гарантии, данные Германией. Я перехожу к предпоследнему параграфу на стр. 3 этого документа под заголовком (1), где говорится:

«Польское правительство не воспользовалось предложением, которое было выдвинуто германским правительством относительно справедливого разрешения данцигского вопроса и гарантии безопасности польских границ, и, таким образом, оно отказалось от постоянного укрепления дружественных отношений между двумя странами. Польское правительство прямо отвергло германские предложения по этому вопросу.
«В то же время польское правительство приняло в отношении другого государства политические обязательства, которые несовместимы ни с духом, ни с буквой германо-польской декларации от 26.1.1934 г.
«Таким образом, польское правительство произвольно и односторонне аннулировало эту декларацию».

Далее в меморандуме указывалось, что правительство империи, тем не менее, готово сохранять свои дружественные отношения с Польшей.

В тот же день, когда был издан меморандум, Гитлер 28 апреля выступил с речью в рейхстаге. Он повторил те же выражения, которые имелись в меморандуме. Это документ ТС — Гитлер вновь повторил требования и предложения Германии в отношении Польши, которые были сделаны в марте, и заявил, что Польша отвергла эти предложения. Далее там говорится:

«Я весьма сожалею, что польское правительство заняло такую непонятную позицию. Но это не является решающим фактором. Самым худшим является то, что Польша, подобно Чехословакии, под давлением международной кампании считает, что она должна прибегнуть к мобилизации, тогда как Германия со своей стороны не призвала ни одного человека и никоим образом не готовится к выступлению против Польши. Как я сказал, это является весьма печальным фактом. И потомки решат, правильно ли поступила Польша, отвергнув мои предложения. С моей стороны были предприняты все усилия к тому, чтобы разрешить путем компромисса вопрос, который непосредственно касается германского народа, и разрешить его так, чтобы это отвечало интересам обеих стран. По моему убеждению, Польша в этом вопросе не является страной, которая уступает, а наоборот, она получает, потому что, вне всякого сомнения, Данциг никогда не станет польским. Намерения Германии совершить нападение были вымышлены международной прессой. Это привело к тому, что мы предложили Польше известные гарантии, взамен которых она должна была принять обязательства в порядке взаимной помощи».

Нет необходимости, милорд, оглашать дальше этот документ. Из него ясно видно, насколько ложны были заявления германского правительства. Так выступал Гитлер, имея в своем кармане копии приказов о подготовке нападения против Польши, что не помешало ему называть «измышлениями международной прессы» намерения Германии напасть на Польшу.

В ответ на этот меморандум и эту речь Гитлера польское правительство издало меморандум от 28-го апреля. Он представлен в следующем экземпляре ТС-72, номер 16, который станет ВБ-44. Не требуется оглашать больше чем…

Председатель: Говорится про 5-е мая, а не 28-е апреля.

Гриффит-Джонс: Я прошу прощения, да, 5 мая.

Не требуется оглашать больше чем два коротких абзаца этого ответа. Я могу подытожить документ одним словом. В нем говорится о мирных принципах, заложенных в соглашении 1934 года, предусматривающем отказ от применения силы и установление дружественных отношений между двумя государствами, а также разрешение споров путем арбитража и другими мирными путями. Далее говорится о том, что польское правительство давно согласно вести переговоры о Данциге. Польское правительство утверждает, что 26 марта оно представило германскому правительству свое мнение по вопросу о Данциге, сводившееся к тому, чтобы дать городу Данцигу взаимные гарантии, основанные на принципе предоставления местному населению автономии во внутренних делах. В меморандуме говорится, что Польша готова была обсудить все возможности постройки автострады и вопрос о железнодорожных льготах, но не получила ответа.

«Ясно, что переговоры, в которых одно правительство выдвигает требования, а другое обязано безоговорочно принять эти требования, не являются переговорами в духе декларации 1934 года и несовместимы с интересами и достоинством Польши».

Так резюмируется позиция Польши. Затем польское правительство опровергало обвинения, выдвинутые со стороны, германского правительства относительно того, что англо-польское соглашение несовместимо с германо-польским соглашением 1934 года. Польское правительство заявило, что Германия сама вступала в аналогичные соглашения с другими странами, и в конце, на следующей странице, польское правительство заявляло, что оно согласно заключить новый пакт с Германией в случае, если Германия согласится на это.

Я попрошу Трибунал вернуться к документу С-120,на первые два письма я ссылался всего лишь несколько минут назад, он стал ВБ-41. Внизу страницы есть цифра 614, на первой странице экземпляра «Директивы Гитлера и Кейтеля о подготовке к войне и вторжению в Польшу». Я ссылаюсь на страницу 6 данного экземпляра. Номера страниц находятся внизу страницы по центру. Это — письмо верховного главнокомандующего вооруженными силами, подписанное Гитлером. Оно датировано 10 мая и было направлено командованию военно-морских, военно-воздушных и сухопутных сил, различным отделам ОКВ. По-видимому, к этому письму приложением служила «Директива о борьбе с экономической мощью противника (экономической войне) и о мерах защиты отечественной экономики». Этот документ показывает, что подготовка к агрессии велась непрерывно. Это документ является частью этого же экземпляра.

И снова на следующей странице, которая озаглавлена С-120 (1), боюсь это лишь конспект, а не полный перевод и поэтому, наверное я его не зачитаю. Но есть приложение показывающее «Директива о борьбе с экономической мощью противника (экономической войне) и о мерах защиты отечественной экономики» В нем говорилось о том, что должны проводиться все необходимые мероприятия в области экономики с целью быть готовыми к войне в любой момент, начиная с ближайшего времени.

Период подготовительных мероприятий, закончившийся в мае 1939 года, завершается совещанием, которое проводилось в имперской канцелярии 23 мая 1939 г. Этот документ Л-79 известен нам как протокольная запись Шмундта. Я не намереваюсь зачитывать какие-либо выдержки, так как все уже зачитывалось и Трибунал помнит, что эта была речь, произнесенная Гитлером, в которой он требовал «жизненного пространства» и говорил, что Данциг не является предметом спора, что важнейшим вопросом является приобретение «жизненного пространства» на Востоке. Гитлер тогда сказал, что решение напасть на Польшу уже принято.

Председатель: Вы напомните его дату?

Гриффит-Джонс: 23 мая 1939. Ваша светлость вспомнит, что на совещании присутствовали подсудимые Геринг, Кейтель, Редер и другие. В нём есть три строки которые я хочу напомнить трибуналу, где сказано:

«Союз Франции, Англии и России против Германии, Италии и Японии побудил бы меня напасть на Англию и Францию, нанеся им несколько уничтожающих ударов. Фюрер сомневается в возможности мирного урегулирования с Англией».

Таким образом, Гитлер не только решился напасть на Польшу, но одновременно был готов начать войну с Англией и Францией.

Перехожу к следующему периоду, который я бы охарактеризовал как последние подготовительные мероприятия и который охватывает время от июня до начала сентября, т. е. до начала войны. Если вы познакомитесь с указателем, имеющимся в книге документов, то вы заметите, что я разделил все доказательства для удобства на подзаголовки: 1) окончательная подготовка вооруженных сил, 2) экономическая подготовка, 3) известные оберзальцбергские речи, 4) документы о политической и дипломатической подготовке к ускорению кризиса и оправданию вторжения в Польшу.

Я прошу Трибунал обратить внимание на первый документ этой папки, который касается окончательной подготовки вооруженных сил. По существу этот документ состоит из нескольких документов, и я ссылаюсь на второй документ от 22 июня 1939 г. Это документ С-126, который станет ВБ-45. В нем говорится: Уместно вспомнить точный расчёт времени.

«На основе имевшихся до настоящего времени данных, полученных от видов вооруженных сил, верховное командование представило фюреру и верховному главнокомандующему «Ориентировочный календарный план действий по срокам» для операции «Вейс». Деталей относительно предшествующих операциям дней и начала наступательных действий в этом плане не содержалось.
«Фюрер и верховный главнокомандующий в целом одобрил представленные видами вооруженных сил соображения, заметив по отдельным пунктам следующее: «1. Поскольку на учебные сборы 1939 г. планируется призыв резервистов сверх обычных рамок, население может проявить беспокойство. В целях его предотвращения надлежит в ответ на запросы гражданских учреждений, работодателей и прочих частных лиц сообщать, что призыв осуществляется для проведения осенних сборов и пополнения частей, которым предстоит участвовать в осенних учениях.
«Прошу дать соответствующие разъяснения подчиненным инстанциям».

Таким образом, нацистское правительство, в мае или уже в июне проводило мобилизацию, но делало это секретным порядком, при этом утверждая, что о мобилизации поляков.

«2. От освобождения больничных зданий, намечавшегося главным командованием сухопутных войск на середину июля в пределах пограничной территории, решено отказаться в интересах сохранения секретности», — говорится в этом же документе».

Если трибунал перейдёт к верху следующей страницы, он увидит, что приказ подписан подсудимым Кейтелем. Я думаю не нужно оглашать, что-либо ещё из этого документа. Есть — что позволит не возвращаться назад, если потребуется дата — первый документ на обложке этого экземпляра, короткое письмо от 2 августа. Это всего лишь фрагмент, боюсь, как он есть в переводе:

«При сем прилагаются оперативные инструкции по использованию подводных лодок, которые должны быть посланы в Атлантический океан из предосторожности на случай, если план проведения операции «Вейс» останется без изменения. Командующий подводным флотом получит от оперативного штаба флота оперативные приказы к 12 августа».

Каждый поймет, что подсудимый Дениц знал тогда, что его подводные лодки должны быть направлены в Атлантический океан «на случай, если проведение операции «Вейс» останется без изменения».

Следующий документ С-30, который станет ВБ-46 — это письмо, которое датировано 27 июля. Оно содержит указания военно-воздушным и морским силам по проведению оккупации вольного города Данцига.

«Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами приказал вновь присоединить немецкий вольный город Данциг к великогерманской империи. Вооруженные силы должны немедленно захватить свободный город Данциг и взять под защиту его немецкое население. По отношению к Польше враждебных намерений не проявлять до тех пор, пока она не начнет противодействовать этому захвату силой оружия».

Затем даются указания о том, как проводить оккупацию. Все эти документы представляют особый интерес в свете дипломатических действий Германии, которая накануне начала войны заявляла о своей готовности разрешить вопрос мирным путем. Однако документы доказывают, что решение уже было принято и ничто не могло заставить Германию изменить это решение. Этот документ гласит: «По отношению к Польше враждебных намерений не проявлять до тех пор, пока она не начнет противодействовать этому захвату силой оружия». Тем не менее это было не единственное условие начала оккупации. Установлено, что в течение июля и до начала войны принимались меры для вооружения германского населения Данцига с тем, чтобы оно приняло участие в будущей его оккупации.

Обращаю внимание Трибунала на документ ТС-71, ВБ-47. В этом документе приводятся некоторые из многочисленных докладов, которые почти ежедневно направлялись генеральным консулом в Данциге господином Шефердом министру иностранных дел Великобритании. Я хочу сослаться только на два из этих сообщений, которые свидетельствуют о том, что происходило.

Первое сообщение датировано 1 июля 1939 г.

«Вчера утром четыре германских офицера в штатской одежде прибыли сюда ночным экспрессом с целью организовать в Данциге хеймвер. Все подступы к холмам, а также старые» укрепления на западной границе города, служившие местом гуляния, были обнесены колючей проволокой, и там были вывешены надписи, запрещавшие вход. На стенах имелись надписи: «Товарищи, храните молчание, чтобы не пожалеть о последствиях».

Владелец британского парохода, находясь в Кенигсберге с 28 по 30 июня, наблюдал значительную военную активность с использованием маскировки, как, например, погрузку на суда большого количества грузовиков и различных материалов, которые перевозились небольшими судами. 28 июня четыре парохода, груженных войсками, грузовиками, походными кухнями и т. п., вышли из Кенигсберга якобы для возвращения в Гамбург с маневров, а в действительности направились в Штеттин. Названия пароходов…» И снова ещё один пример, доклад номер II, на следующей странице экземпляра от 10 июля 1939 г., говорит: Тот же информатор, который, я полагаю, заслуживает доверия, сообщил мне, что 8 июня он лично видел около 30 военных грузовиков с номерами Восточной Пруссии на Бишофберге, а также множество походных кухонь, расположенных за ограждениями. Он видел также 8 больших зенитных орудий, которые были расположены на огневой позиции, калибром не менее 3-х дюймов и 3 шестиствольных легких зенитных пулемета. Там было не менее 500 человек, вооруженных винтовками. Все эти места укреплены и окружены колючей проволокой».

Я не хочу занимать время Трибунала дальнейшим чтением. Это как я сказал, только два отчета, и другие можно найти в британской «Голубой книге», которая показывает военные приготовления в Данциге.

12 и 13 августа все подготовительные мероприятия были практически закончены и уже было намечено провести вторжение в Польшу. 1 сентября Гитлер и подсудимый Риббентроп наконец-то открыли эти планы своему союзнику — Италии.

23 мая в своей речи о предполагаемом нападении на Польшу, которую я сейчас не цитирую целиком, так как этот документ оглашался ранее, Гитлер в отношении предполагаемого нападения на Польшу сказал: «Цель должна сохраняться в тайне даже от Италии и Японии».

Теперь же, когда это было выполнено, он открыл свои планы своему союзнику — Италии, надеясь, что она присоединится к Германии.

Запись всей беседы — очень длинный документ, и я хочу прочесть только некоторые выдержки из него. Во время этой беседы Гитлер пытался убедить итальянцев вступить в войну. Итальянцы, в частности Чиано, были весьма удивлены. По его словам, они совершенно не представляли, что вопрос может быть таким срочным, и были не готовы. Поэтому Чиано стремился убедить Гитлера отложить это нападение до тех пор, пока дуче не подготовится лучше.

Ценность этого документа состоит в том, что в нем ясно показаны намерения Германии во что бы то ни стало напасть на Францию и Англию, хотя и не одновременно с нападением на Польшу.

Я обращаю внимание Трибунала на вторую страницу этого документа. Гитлер пытался продемонстрировать перед Чиано силу Германии, ее способность выиграть войну и, таким образом, пытался убедить Италию вступить в войну.

«На море Англия в настоящий момент не имеет перспектив на немедленное усиление» — я цитирую вверху второй страницы. Потребуется определенный промежуток времени, прежде чем какой-либо из боевых кораблей, которые сейчас строятся, сможет вступить в строй. Что касается сухопутной армии, то после введения воинской повинности было призвано 60 тысяч человек.

Я цитирую этот отрывок в частности для того, чтобы показать намерение напасть на Англию. Мы уделили внимание Польше, но его мысли были обращены против Англии.

Если Англия будет держать необходимые войска на своей собственной территории, то она сможет послать во Францию самое большее две пехотных и одну бронетанковую дивизию. В дальнейшем она сможет передать также небольшое число эскадрилий бомбардировщиков, но едва ли она сможет предоставить Франции сколько-нибудь истребителей, так как в начале войны германские, военно-воздушные силы немедленно атакуют Англию, и английские истребители понадобятся для защиты собственной страны.

Что касается общего положения Франции, то фюрер заявил, что в случае всеобщей войны после уничтожения Польши, это не займет много времени, Германия сможет сосредоточить 100 дивизий вдоль Западного вала, и Франция будет вынуждена сконцентрировать все колониальные войска, войска, снятые с итальянской границы для защиты на линии Мажино, где будет вестись стремительная борьба. Фюрер также считает, что французам будет так же нелегко преодолеть итальянские укрепления, как трудно будет преодолеть западный вал. По этому поводу граф Чиано выразил сильное сомнение» — сомнение, которое в виду последующих событий, оказались весьма оправданными.

Польская армия весьма неровна по качеству и вооружению, так как наряду с несколькими отборными дивизиями, предназначенными для парадов, огромное количество войск было в худшем состоянии. У Польши очень слаба противотанковая и противовоздушная оборона, и в настоящий момент ни Франция, ни Англия не смогут ей помочь в этом отношении.

Конечно же, трибунал заметит, какую угрозу несла Польша Германии на восточной границе.

Если, однако, Польша будет получать поддержку со стороны западных держав в течение длительного периода времени, то она сможет получить нужное вооружение и тем самым германское превосходство будет уменьшено. Население Польши в отличие от фанатиков из Варшавы и Кракова настроено безразлично. Кроме того, необходимо учитывать положение польского государства. Из 34 миллионов населения полтора миллиона — немцы, четыре миллиона — евреи и девять миллионов — украинцы. Поэтому число настоящих поляков значительно меньше, чем общее число населения, и, как было уже сказано, способность сражаться у них не особенно велика. При этих условиях Польша может быть разбита Германией в весьма короткий период времени.

Поскольку Польша всем своим поведением показала, что при любом конфликте она будет на стороне врагов Германии и Италии, то быстрая ликвидация ее очень желательна ввиду неизбежного конфликта с западными демократиями. Если враждебная Польша останется восточным соседом Германии, это не только свяжет 11 восточно-прусских дивизий, но и вызовет необходимость держать значительные контингенты войск в Померании и Силезии. Это не потребуется в случае предварительной ликвидации Польши».

Аргументация продолжилась в таких же чертах.

Я перехожу к следующей странице. В начале ее говорится:

«Возвращаясь к данцигскому вопросу, фюрер сказал, что для него сейчас невозможно отступление. Он заключил соглашение с Италией о том, что немцы будут убраны из южного Тироля и что поэтому он всеми мерами должен избегать того, чтобы это не послужило прецедентом для других территорий. Далее он объяснил вывод войск из Тироля тем, что германская политика должна развиваться в восточном и северо-восточном направлениях. Восточное и северо-восточное направления, то есть балтийские и прибалтийские государства, были всегда неоспоримой сферой влияния Германии с незапамятных времен. В то же самое время средиземноморский бассейн всегда был сферой влияния Италии. По экономическим причинам Германия нуждается в продовольствии и в строительном лесе из этих восточных территорий».

Это и была подоплека всего вопроса. Как вы видите, сущность заключалась не в притеснении германского национального меньшинства, а в экономических причинах — заинтересованности Германии в сырье и лесных ресурсах Польши.

«В вопросе о Данциге германские интересы являлись не только материальными, хотя город представляет собою величайший порт на Балтике и Данциг был всегда Нюрнбергом севера, древнегерманским городом, который вызывает лучшие национальные чувства у каждого немца, и фюрер обязан принимать во внимание также и этот элемент общественного мнения. Если провести сравнение с Италией, то граф Чиано должен представить себе, как бы он поступил в случае, если бы Триест был в руках Югославии и если бы итальянское национальное меньшинство подвергалось бы гонениям на территории Югославии. Трудно предположить, что Италия долго оставалась бы спокойной в этом случае.
«В ответ на это заявление фюрера Чиано, во-первых, изъявил большое удивление по поводу того, что положение оказалось столь серьезным. Ни во время переговоров в Милане, ни во время недавнего визита Чиано в Берлин никем с германской стороны не упоминалось, что положение с Польшей является настолько серьезным. Напротив, Риббентроп заявлял, что вопрос о Данциге может быть со временем разрешен. По этим причинам дуче, считающий, что конфликт с западными державами неизбежен, рассчитывает на возможность подготовки к нему в течение двух или трех лет. Если невозможно избегнуть конфликта в ближайшем будущем, то дуче, как сказал Чиано, будет, конечно, на стороне Германии. Но, с другой стороны, он, по различным причинам, приветствовал бы, чтобы конфликт был отложен на более позднее время».

Не стоял вопрос отмены всеобщего конфликта; их волновало время.

Затем Чиано с помощью карты показал, какова будет позиция Италии в случае всеобщего вооруженного конфликта. Он уверен, что конфликт с Польшей не ограничится только этой страной, но перерастет во всеобщую европейскую войну.

Чиано пытался убедить Гитлера воздержаться от немедленных действий. Я прочитаю две строчки из страницы пятой:

«Поэтому дуче очень настаивал, чтобы державы оси произвели демонстративный жест, который убедил бы вновь все народы в мирных намерениях Италии и Германии».

Ответ Гитлера на его доводы мы можем найти на следующей странице:

«Фюрер сказал, что разрешение польской проблемы должно быть произведено немедленно. Нельзя терять времени. Чем больше мы будем ждать, тем больше трудностей мы встретим при проведении военных операций в Восточной Европе. После середины сентября условия погоды сделают невозможными какие-либо военно-воздушные операции на этих территориях. Состояние дорог таково, что они быстро превращаются в море грязи после наступления осенних дождей. Это сделает также невозможным использование этих дорог моторизованными силами. С сентября до мая Польша представляет собой сплошное болото и едва ли там можно проводить какие-либо военные операции. Однако Польша может оккупировать Данциг в сентябре, и Германия не будет в состоянии сделать что-нибудь против этого, так как этот город она бомбить и разрушать не сможет».

Они не могли бомбить или разрушать какое-либо место где живут немцы. Варшава, Роттердам, Англия, Лондон — вряд ли они принимали такие сантименты во внимание в связи с этими городами.

«Затем Чиано спросил, когда, по мнению фюрера, необходимо разрешить данцигский вопрос. Фюрер ответил, что он должен быть так или иначе разрешен не позднее августа. На вопрос Чиано, какое же решение предлагает фюрер, Гитлер ответил, что Польша должна отказаться от политического контроля над Данцигом, но что экономические интересы Польши должны быть соблюдены. Однако он сомневается в этом, поскольку Польша до сих пор отвергала все предложения Германии. Фюрер сказал, что он сделал это предложение лично Беку во время его визита в Оберзальцберг. Эти предложения были очень выгодны для Польши. Взамен Данцига, при полной гарантии польских интересов и при условии установления сообщения между Восточной Пруссией и империей, Германия предоставила бы Польше гарантию ее границ — дружественный пакт сроком на 25 лет, а также участие Польши в делах Словакии. Бек тогда принял эти предложения фюрера и сказал, что он их изучит. Откровенный отказ Польши явился результатом вмешательства Англии. Цель Польши стала ясна из сообщений прессы. Польша хотела получить всю Восточную Пруссию и даже намеревалась вступить в Берлин…» — это нечто другое.

Встреча прошла ночью, и продолжилась на следующий день.

На седьмой странице мы читаем:

«Фюрер поэтому пришел к следующим двум определенным выводам: 1) в случае какой-либо дальнейшей провокации он будет немедленно атаковать; 2) если Польша до сих пор не раскрыла ясно и полно своих политических намерений, то следует заставить ее сделать это».

Я перехожу к последней строке этой странице:

«При настоящем положении вещей Германия и Италия не смогут существовать без дальнейшего расширения своего пространства, а так как существующее жизненное пространство полностью захвачено, то нынешние владельцы дрожат за свои приобретения, как скупцы дрожат за свое золото… Западные демократии охвачены стремлением управлять миром и никогда не признают Германию и Италию равными себе. С психологической точки зрения самым ужасным было это презрительное отношение. Этот вопрос можно решить только борьбой не на жизнь, а на смерть, причем для партнеров по оси она будет легче, так как их интересы не противоречат друг другу.
«Средиземноморье является областью, в которой Италия всегда должна иметь господство. Сам дуче… сказал, что Италия уже благодаря своему географическому положению является главной державой в Средиземноморье. Фюрер сказал, что Германия должна получить возможность продвинуться на Восток, так как это необходимо по экономическим причинам, а Италия должна господствовать на Средиземном море. Это отмечал еще Бисмарк в своем известном письме к Мадзини. Интересы Германии и Италии имеют совершенно различное направление, и поэтому они никогда не могут столкнуться.
«Министр иностранных дел добавил, что если две проблемы, о которых говорилось во вчерашней беседе, будут разрешены, тогда Италии и Германии не будет угрожать никакая опасность с тыла и руки их будут развязаны для действий на Западе. Фюрер сказал, что Польшу следует поразить с такой силой, чтобы она в течение пятидесяти лет» — кажется есть вопросительный знак в переводе — «не была бы в состоянии сражаться. В таком случае можно будет урегулировать проблемы на западе.
«Чиано поблагодарил фюрера за такие исчерпывающие объяснения и сказал, что он ничего не может добавить и передаст дуче все подробности беседы. Он попросил только дополнительного разъяснения по одному вопросу для того, чтобы дуче имел все факты налицо. Может быть, дуче не должен принимать никаких решений, если фюрер полагает, что конфликт с Польшей может быть локализован. Сам Чиано полагает, что фюрер всегда прав в своих решениях. Однако Муссолини должен предпринять меры предосторожности, и поэтому Чиано должен спросить о следующем: «Фюрер упомянул о двух условиях, при которых Польша может быть захвачена. Во-первых, если Польша будет виновна в какой-нибудь серьезной провокации, во-вторых, если Польша не определит свою политическую позицию. В первом случае ничто не зависит от решения фюрера, и реакция Германии сможет последовать немедленно. Во втором случае должно быть принято определенное решение о сроках. Поэтому Чиано спросил, к какой дате должна Польша определить свою политическую позицию? При этом, несомненно, надо учитывать климатические условия.
«Фюрер ответил, что решение относительно Польши должно быть принято не позднее конца августа. Поскольку решающие военные операции против Польши могут быть проведены в течение двух недель, а для окончательной ликвидации потребуется… еще недели четыре и можно будет таким образом закончить все военные действия к концу сентября или к началу октября. Это и нужно рассматривать как основные сроки. Отсюда следует, что последней датой для начала действий является конец августа.
«В конце беседы фюрер заверил Чиано, что он с юности расположен в пользу германо-итальянского сотрудничества и проводил этот взгляд в своих книгах. Он всегда считал, что Германия и Италия предназначены для такого сотрудничества, поскольку их интересы не противоречат друг другу. Он лично счастлив жить в такую эпоху, когда, кроме него самого, имеется второй государственный деятель, который войдет в историю; дружба такого человека дает ему большое личное удовлетворение и когда пробьет час битвы, он всегда будет стоять на стороне дуче».

Председатель: Мы можем прерваться на 10 минут.

(Объявлен перерыв)

Гриффит-Джонс: С позволения трибунала, я так и не приобщил последний документ на который ссылался. Это документ ТС-77, который стал ВБ-48.

Обращая внимание Трибунала на эти документы, которые показывают, что военные приготовления имели место в течение всего этого периода, я должен был бы сослаться также на одно из писем подсудимого Функа, которое показывает, что в то же самое время и экономисты не теряли зря времени. Это письмо, датированное 26 августа 1939 г., в котором Функ пишет:

«Мой фюрер! Искренне и от всего сердца благодарю Вас за Ваше самое дружеское пожелание в мой день рождения. Как счастливы должны мы быть и как благодарны Вам за то, что мы живем в эти великие времена, которые имеют такое большое значение для судеб мира, и за то, что мы принимаем участие в тех замечательных событиях, которые сейчас происходят.
«Я получил от фельдмаршала Геринга информацию о том, что Вы, мой фюрер, вчера вечером в принципе одобрили меры, подготовленные мною в области финансирования войны, и меры, намечавшие соотношение между заработной платой и ценами, а также меры проведения необходимых, хотя и тяжелых, самопожертвований. То, что Вы утвердили эти меры, сделало меня совершенно счастливым. Я хочу сообщить, что благодаря предосторожностям, которые я принимал в течение последних нескольких месяцев, мне удалось сделать рейхсбанк сильным изнутри, так что потрясения в международной валюте и кредите не смогут сказаться на нас. В то же время я обменял на золото весь фонд рейхсбанка и все доходы от германской торговли за границей, на которые возможно было наложить руку. Учитывая предположения, которые я подготовил для дальнейшего изъятия из продажи всех предметов потребления, которые не являются предметами первой необходимости, и сокращения всех расходов на общественные работы, которые не имеют значения для войны, — мы будем находиться в таком положении, что сможем без серьезных потрясений базироваться, в случае войны, на своих финансах и своей экономике. Я, будучи главным уполномоченным по вопросам экономики, считал своим долгом сообщить Вам об этом, а также дать Вам торжественное обещание выполнить все это, мой фюрер. Хайль, мой фюрер! Вальтер Функ».

Это документ ПС-699, ВБ-49.

Трудно, имея в виду это письмо, представить себе, как может подсудимый Функ говорить, что он не знал о намерениях германского правительства вести войну.

Теперь я перехожу к речи, с которой 22 августа 1939 г. обращался к своим главнокомандующим Гитлер в Оберзальцберге. Это была речь, обращенная к высшим командующим. К третьей неделе августа подготовка была уже закончена, документ ПС-1014: На первой странице ПС-1014, который уже США-30, четвёртая строка:

«Каждый должен иметь в виду, что мы твердо решили с самого начала бороться против западных держав».

Второй абзац: Прежде всего будет разгромлена Польша. Цель — уничтожение живой силы, а не захват какой-то определенной географической линии. Если война даже разразится на Западе, разгром Польши — будет главной целью».

И, наконец, хорошо известная фраза:

«Я дам пропагандистский повод для начала войны. Неважно, будет он правдоподобным или нет. Победителя потом не будут спрашивать, говорил ли он правду. Начиная и ведя войну, нужно иметь в виду, что не право, а победа имеют значение».

Мы ясно увидим, как этот уже имевший место пропагандистский повод был использован в самом широком плане.

Я читаю третий абзац:

«Для меня было совершенно ясно, что конфликт с Польшей неизбежно произойдет рано или поздно. Я принял это решение ранней весной. Но я полагал, что сначала нанесу удар на Западе, а только потом обращусь к Востоку».

Я снова ссылаюсь на эти абзацы для того, чтобы подчеркнуть, что нацистское правительство не только намеревалось во что бы то ни стало напасть на Польшу при любых обстоятельствах, а также при всех обстоятельствах начать агрессивную войну против западных демократий.

Напоследок я сошлюсь на последнюю страницу, отрывок который становится всё более и более важным по мере продолжения истории последних дней: я цитирую из четвёртого абзаца:

«Нам нечего бояться блокады. Восток будет снабжать нас зерном, скотом, углем, свинцом и цинком. Это будет большая война, которая потребует больших усилий. Я только боюсь, что в последнюю минуту какая-нибудь свинья предложит свои услуги для посредничества.
«Политическая подготовка уже проводится. Положено начало подрыву английской гегемонии. Теперь, после того, как я провел политическую подготовку, расчищен путь для солдат».

И снова последняя строчка приобретает особое значение:

«Геринг ответил благодарностью фюреру и заверением, что вооруженные силы выполнят свой долг».

Мы переходим теперь от военных и экономических приготовлений и обращений к генералитету к тому, чтобы выяснить, как Гитлер укреплял свои позиции в политической и дипломатической сферах.

23 августа 1939 г. данцигский сенат издал декрет, по которому гаулейтер Форстер был назначен главой свободного города Данцига. Такой пост не существовал в статуте свободного города. Я приобщаю следующий документ, который взят из британской «Голубой книги», лишь в качестве доказательства события как такового, конечно, направленного на возбуждение розни в вольном городе. Это ТС-72, номер 62, который станет ВБ-50.

В то же самое время нацистским правительством с помощью групп СС организовывались пограничные инциденты. Трибунал уже слышал показания генерала Лахузена, в которых он говорил, что готовилась специальная польская амуниция для СС с тем, чтобы проводить эти инциденты. Таким образом, мертвые «поляки» должны были быть найдены на германской стороне, на германской территории. Я обращаю внимание Трибунала теперь на три коротких отчета, которые подтверждают показания свидетеля, который здесь выступил перед вами. Это доклады британского посла в Варшаве.

Первый из них, ТС-72, номер 53, который станет ВБ-51, датирован 26 августа 1939 г.:

«Целая серия инцидентов имела место на германской границе.
«Польский патруль встретил группу немцев в километре от Восточной Пруссии близ Пельты. Немцы открыли огонь, поляки начали ответный огонь. В результате был убит руководитель, труп которого был возвращен.
«Немецкие банды пересекли также силезскую границу около Сжигло, дважды у Рыдника и дважды в других местах. Они открывали стрельбу и нападали на таможенные и пограничные посты с пулеметами и ручными гранатами. Поляки заявили решительный протест Берлину.
«Газета Польска» сегодня во вдохновенной передовой пишет, что это более, чем инцидент. Это совершенно очевидно заранее подготовленная агрессия, проведенная полувоенными регулярными отрядами, вооруженными по армейскому образцу, а в одном случае это было воинское подразделение.
«Эти инциденты не заставят Польшу потерять спокойствие и ослабить самозащиту. Факты говорят сами за себя — акты агрессии производились с германской стороны. Это лучший ответ на бредни германских газет.
«Министерство иностранных дел заявило, что одетые в немецкую военную форму люди ранили, стреляя через границу, одного поляка и убили другого».

Я перехожу к следующему отчету, ТС-72, номер 54, который станет ВБ-52 также датированному 26 августа:

«Министерство иностранных дел категорически отрицает сообщение г-на Гитлера французскому послу о том, что 24 немца были недавно убиты в Лодзи и 8 в Бильско. Это сообщение не имеет под собой никакой почвы».

И, наконец, ТС-72, номер 55, который станет ВБ-53, сообщение о событиях 27 августа:

«Насколько я могу судить, обвинение Германией польских властей в жестоком обращении с немецким меньшинством в Польше является большим преувеличением, если не полностью фальсифицировано.
«2. Нет никаких признаков того, что польские власти потеряли контроль над событиями. Варшава и, насколько я знаю, вся Польша сохраняют полное спокойствие.
«3. Эти обвинения напоминают о нацистском пропагандистском методе в отношении Чехословакии в прошлом году.
«4. Во всяком случае — это совершенно определенная, преднамеренная германская провокация, которая соответствует политике, проводившейся начиная с марта, то есть с того времени, когда Чехословакия была захвачена и они готовились к нападению на Польшу для того, чтобы обострить отношения между двумя народами. Я предполагаю, что это делалось с той целью: «а) чтобы создать военные настроения в Германии, б) повлиять на общественное мнение за границей и в) вызвать пораженческие или агрессивные настроения в Польше.
«5. Эта политика не достигла ни одной из двух последних целей.
«6. Характерно, что Данциг ни разу не упоминался Гитлером.
«7. Обращение немцев с чешскими евреями и польским меньшинством не принимается в расчет, если сравнить его со страданиями немцев в Польше, где, следует, между прочим, отметить, они составляют всего 10% населения.
«8. Если смотреть правде в глаза, не может возникнуть никакого сомнения в том, что если Гитлер решился на войну, то только затем, чтобы лишить Польшу независимости.
«9. Я не упущу случая высказать министру иностранных дел, что необходимо сделать все возможное для того, чтобы доказать, что обвинение, выдвинутое господином Гитлером относительно немецкого меньшинства в Польше, является ложным».

Мы также найдем подтверждение показаний свидетеля Лахузена в меморандуме, ПС-795 и он станет ВБ-54, который был захвачен нашими войсками. Это меморандум относительно разговора между автором записи и Кейтелем от 17 августа. Я буду цитировать первый параграф этого меморандума:

«Я сообщил Кейтелю о моем разговоре с Йостом. Он сказал, что не обратит никакого внимания на тот факт, что он должен дать Гейдриху польскую форму. Он согласен, чтобы я проинструктировал генеральный штаб. Он не думает, что действия такого рода могут быть полезны, однако, нечего делать: если фюрер дал такое приказание — нужно его выполнять. Он не может спрашивать фюрера, как он планирует провести это дело. Что касается Диршау, он считает, что эта операция будет проведена самой армией».

Таково было положение в конце третьей недели августа — я имею в виду конец третьей недели августа. 22 августа в Москве был подписан русско-германский пакт, и мы слышали речь Гитлера от этой даты своим главнокомандующим о том как нужно шокировать остальной мир. Фактически, приказы по вторжению в Польшу были отданы непосредственно после подписания договора, и часом Х должно было стать утро 25 августа. Были отданы приказы о вторжении в Польшу ранним утром 25 августа, и я сейчас это докажу.
23 августа, в день подписания в Москве русско-германского соглашения, в Англию пришли новости о его подписании. И конечно его значение с военной точки зрения для Германии в особенности в тех обстоятельствах было очевидным; и британское правительство незамедлительно дало понять о своей позиции в последней надежде и это была последняя надежда на то, что если так сделать то германское правительство задумается. И я ссылаюсь на документ ТС-72, номер 56; это первый документ в последней части документальной книги трибунала, в котором премьер-министр писал Гитлеру. Этот документ станет ВБ-55:
«Ваше превосходительство:
«Ваше превосходительство уже слышало об отдельных мерах предпринятых правительство Его Величества и объявленных в прессе и по радио вечером.
«Данные шаги, по мнению правительства Его Величества, являются необходимыми в виду военных перемещений о которых сообщают из Германии и того факта, что объявление о советско-германском соглашении воспринимается в отдельных ведомствах Берлина как означающее, что вмешательство Великобритании в интересах Польши не является вероятностью с которой следует считаться. Не может быть большей ошибки. Чтобы не заключалось в характере советско-германского соглашения, это не отменяет обязательства Великобритании к Польше, о котором правительство Его Величества постоянно заявляло публично и твёрдо и которое оно намерено выполнить.
«Утверждалось, что если правительство Его Величества выразит свою позицию яснее чем в 1914, возможно избежать великой катастрофы. Независимо от того есть у данного утверждения какая-либо сила или нет, правительство Его Величества решило, что в данном случае не должно быть никакого трагического недопонимания.
«Если возникнет повод, оно незамедлительно и решительно использует все имеющиеся силы; и невозможно предвидеть завершение военных действий после их начала. Опасным заблуждением является думать, что если начинается война, она закончится быстро если будет обеспечен чей-либо успех на одном из нескольких фронтов».
Далее премьер-министр призвал германское правительство попытаться и решить трудности без обращения к силе; и он предложил объявить перемирие на время дискуссий двух правительств, польского и германского правительств. Я цитирую слова премьер-министра Чемберлена:
«В настоящий момент я признаю, что не вижу иного способа избежать катастрофы, которая ввергнет Европу в войну. В виду тяжких последствий для человечества, которые могут последовать за действиями своих правителей, я верю в то, что ваше превосходительство взвешено подойдёт к рассмотрению представленных вам соображений».
На следующий день, 23-го августа, Гитлер ответил премьер-министру Чемберлену и это документ ТС-72, номер 60, и он станет ВБ-56. Он начал с того, что Германия всегда хотела дружбы с Англией, и постоянно делала для этого всё; с другой стороны, у неё есть определённые важные интересы от которых Германия не может отказаться. Я цитирую третий абзац:
«Германия была готова урегулировать вопросы Данцига и коридора путём переговоров на основе предложения беспримерной щедрости. Утверждение которое распространяется в Англии относительно германской мобилизации против Польши» — мы видим полнейшее бесчестье — «утверждения об агрессивных планах по отношению к Румынии, Венгрии и тому подобное, также как и так называемые декларации о гарантиях, которые были предоставлены впоследствии, однако, помешали польскому стремлению вести переговоры на платформе такого рода, которая была бы приемлема и для Германии.
«Безусловная гарантия предоставленная Англией Польше, о том, что она окажет содействие данной стране в любых обстоятельствах независимо от причин возникновения конфликта, в этой стране могут быть интерпретированы как поощрение развязности, под прикрытием такого соглашения, нарастающую волну терроризма в отношении полутора миллионов немецких жителей Польши».
И вновь я не могу не вспомнить доклад британского посла, на который я уже ссылался:
«Жестокости, имеющие место в этой стране ужасны для жертв и нетерпимы для такой великой державы как Германский Рейх, от которого ожидают быть пассивным наблюдателем этих событий. Польша является виновной во множественных нарушениях своих обязательств по отношению к вольному городу Данциг, выдвигаю требования ультимативного характера и начиная процесс экономического удушения».
Оно продолжается тем, что: «Германия не потерпит продолжения преследования» и тот факт, что существует британская гарантия Польше не меняет её решимости прекратить такое положение дел.
Я цитирую из абзаца 7:
«Правительство Германского Рейха получило сведения о том, что британское правительство имеет намерение осуществить мероприятия по мобилизации, которые согласно заявлениям вашего письма, явно направлены только против Германии. Это же является верным в отношении Франции. Поскольку Германия никогда не имела намерений предпринимать военных мер, кроме носящих оборонительный характер в отношении Англии и Франции и, как уже подчёркивалось, никогда не планировала и не планирует в будущем, нападать на Англию и Францию, из вашего, господин премьер-министр заявления, в вашем письме, можно сделать вывод о замышляемом акте мести против Рейха. Следовательно, я информирую ваше превосходительство о том, что в случае проведения в жизнь этих военных заявлений, я незамедлительно прикажу о мобилизации германских сил».
Если бы намерение германского правительства было мирным, если бы оно в действительности хотело мира, а не войны, что являлось целью этой лжи; лжи в том, что они планировали нападать на Англию или Францию, не проводили мобилизацию, заявления, которые в виду того, что мы знаем сейчас, являются ложью? Что мы могли возразить их намерению мирно разрешить вопрос Данцига? Я процитирую последний абзац:
«Вопрос решения европейских проблем на мирной основе это не решение зависящее от Германии, а в основном от тех кто создал диктат Версаля упорно и постоянно мешая какому-либо мирному пересмотру. Лишь после изменения отношения ответственных держав может быть изменение отношений между Англией и Германией. Всю свою жизнь я борюсь за англо-германскую дружбу; отношение занятое британской дипломатией в любом случае, убедило меня в безуспешности такого стремления. Если в будущем будет какое-либо изменение в этом отношение, то не будет человека счастливее меня».

25 августа в Лондоне было подписано англо-польское соглашение о взаимной помощи. Нет необходимости читать этот документ. Трибунал хорошо знает его содержание. Оба правительства обязались помогать друг другу в случае агрессии со стороны любой третьей державы. Я отмечу документ ТС-73; это номер 91, и он станет ВБ-57, я сошлюсь на тот факт, что его подписали снова, но вероятнее удобнее обратиться к переписке между Гитлером и премьер-министром Великобритании, а также к подобной же переписке, которая имела место через несколько дней после этого между французским премьер-министром Даладье и Гитлером. Я обращаю ваше внимание на этот документ, потому что хочу показать, как намеренно германское правительство организовывало эту агрессию: «Французский посол в Берлине (это написано 26 августа) сообщил мне о Вашей личной переписке.

«В момент, когда Вы говорите о величайшей ответственности, лежащей на двух главах государств и, в частности, о том, что они берут на себя громадную ответственность, проливая кровь двух великих наций, мечтающих лишь о мире и труде, я чувствую себя обязанным перед Вами лично и перед обоими нашими народами сказать Вам, что судьба мира находится в Ваших руках».

У Вас не может быть сомнений в отношении того, каковы мои чувства к Германии, и в отношении миролюбивых чувств Франции к Вашему народу. Нет ни одного француза, который сделал бы так много для того, чтобы не только добиться мирных отношений между нашими двумя странами, но также искреннего сотрудничества в их собственных интересах, а также в интересах Европы и всего мира. Если Вы не считаете французский народ менее верным своему слову, чем я считаю немецкий, Вы не можете сомневаться в том, что Франция полностью выполнит свои обязательства по отношению к другим державам, например, к Польше, которая, как я убежден, хочет жить в мире с Германией. Эти два убеждения полностью совместимы.

До сих пор не было ничего, что бы помешало мирному разрешению кризиса между всеми народами на основах честности и порядочности, если одинаковая воля к миру будет существовать со всех сторон.

Я заявляю о доброй воле Франции и всех ее союзников. Я беру на себя смелость гарантировать готовность Польши, которую она всегда изъявляла, передать этот вопрос на открытое взаимное обсуждение, как это и должно быть между двумя суверенными государствами. С чистой совестью я уверяю Вас, что среди противоречий, которые возникли между Польшей и Германией по вопросу о Данциге, нет ни одного, которое не могло бы быть разрешено подобным мирным методом.

Более того, я клянусь честью, что в лояльной солидарности Франции с Польшей и ее союзниками нет ничего такого, что могло бы помешать миролюбивым отношениям между нашими странами. Эта солидарность никогда не мешала и не мешает нам относиться к Польше дружески.

В этот грозный час я твердо верю, что не найдется разумных людей, которые допустят, чтобы разрушительная война началась без последней попытки добиться мирного урегулирования разногласий между Польшей и Германией. Ваше стремление к миру несомненно будет содействовать достижению этой цели без всякого ущерба для чести германского народа. Я, желая согласия между германским и французским народами и будучи, с другой стороны, связанным узами дружбы и обещанием с Польшей, готов как. глава французского правительства сделать все, что может сделать честный человек для того, чтобы благополучно довести это дело до успешного конца.

Мы оба были в окопах во время прошлой войны, и Вы так же хорошо знаете, как и я, какие ужасы и опустошения оставила прошлая война в сознании людей, не говоря уже о результатах самой войны. Я чувствую, какую огромную роль Вы могли бы сыграть как руководитель германского народа, если бы Вы вели свой народ по мирному пути для выполнения общей задачи, во имя цивилизации. Именно поэтому я прошу ответа на свои предложения.

Если германская и французская кровь будет проливаться так же, как это было 25 лет назад, и каждая нация будет еще более длительно и ожесточенно вести эту войну, веря в свою собственную победу, то самыми явными победителями будут лишь разрушения и варварство».

Председатель: Я думаю мы прервёмся до 2 часов.

(Объявлен перерыв до 14 часов)

Выступление помощника Главного обвинителя от Великобритании Дж. Гриффит-Джонса: Агрессия против Польши, Великобритании и Франции, I(F)4. — Продолжение от 5 декабря 1945 г

Всё выступление : 05.12.1945—06.12.1945

810

Гриффит-Джонс До перерыва Я огласил письмо Даладье к Гитлеру от 26 августа. 27 августа Гитлер ответил на это письмо. Я думаю, что нет необходимости читать этот ответ. Его смысл почти такой же как и того, что он написал британскому премьер-министру в ответ на письмо полученное ранее на неделе. Эти два письма взяты из германской «Белой книги», которую я приобщаю в качестве доказательства как ВБ-58, поэтому вероятно трибунал рассмотрит их под одним номером. Никто после этого не мог сказать, что германское правительство в какой-либо степени сомневалось в позиции, которую займут британское и французское правительства в случае германской агрессии против Польши. Но попытки добиться мира этим не окончились.

LT. COL. GRIFFITH-JONES When the Tribunal rose for the adjournment, I had just read the letter from M. Daladier to Hitler, of the 26th of August. On the 27th of August Hitler replied to that letter, and I think it unnecessary to read the reply. The sense of it was very much the same as that which he wrote to the British Prime Minister in answer to the letter that he had received earlier in the week. Those two letters are taken from theGerman White Bookwhich I put in evidence as GB-58, so perhaps the Tribunal would treat both those letters as of the same number. After that, nobody could say that the German Government could be in any doubt as to the position that was to be taken up by both the British and French Governments in the event of a German aggression against Poland.

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Avant que le Tribunal ne suspende l’audience, je venais de lire la lettre adressée par M. Daladier à Hitler le 26 août. Le 27 août, Hitler répondit à cette lettre, et je pense qu’il est inutile de lire cette réponse. Le sens en est à peu près le même que celui de la lettre qu’il adressa au Premier Ministre britannique en réponse à celle qu’il avait reçue précédemment au cours de la semaine. Ces deux lettres ont été extraites du Livre Blanc allemand, que je dépose comme preuve sous le nº GB-58. Peut-être le Tribunal voudra-t-il bien accepter ces deux lettres sous le même numéro? Après cela, il est impossible de dire que le Gouvernement allemand pouvait garder un doute sur la position que prendraient les Gouvernements britannique et français en cas d’agression allemande contre la Pologne.

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Als sich der Gerichtshof vertagte, hatte ich gerade den Brief von Herrn Daladier an Hitler vom 26. August verlesen. Am 27. August antwortete Hitler auf diesen Brief; ich glaube, es ist unnötig, die Antwort hier zu verlesen. Der Sinn ist ziemlich derselbe wie der des Schreibens, das er an den britischen Ministerpräsidenten in Beantwortung des Briefes richtete, den er zu Anfang derselben Woche erhalten hatte. Diese beiden Briefe sind dem Deutschen Weißbuch entnommen, das ich als Beweisstück GB-58 vorlege. Ich bitte den Gerichtshof, beide Briefe unter derselben Nummer einzuordnen. Danach könnte niemand behaupten, daß die Deutsche Regierung sich irgendwie im Zweifel über die Stellungnahme der Britischen und der Französischen Regierung für den Fall eines deutschen Angriffs auf Polen befand.

Но призывы к миру этим не закончились. 24 августа президент Рузвельт обратился к Гитлеру и к президенту Польской республики. Я прочту только несколько первых абзацев его послания:

But the pleas for peace did not end there. On the 24th of August President Roosevelt wrote to both Hitler and the President of the Polish Republic. I quote only the first few paragraphs of his letter:

Mais les plaidoyers en faveur de la paix ne se terminèrent pas là. Le 24 août, le Président Roosevelt adressa un message à Hitler et au Président de la République polonaise. Je vais citer les premiers paragraphes de cette lettre:

Aber die Bemühungen, den Frieden zu erhalten, waren damit nicht beendet. Am 24. August schrieb Präsident Roosevelt an Hitler sowohl wie an den Präsidenten der Polnischen Republik. Ich zitiere lediglich die ersten Absätze dieses Briefes:

В своем письме от 14 апреля я утверждал, что во власти руководителей великих народов освободить свои народы от грядущих несчастий, но если немедленно не будут приняты меры и усилия с полным чувством доброй воли со всех сторон для того, чтобы найти мирные и удачные разрешения существующих противоречий, кризис, который навис над миром, должен будет окончиться катастрофой. Сегодня эта катастрофа кажется очень близкой.

In the message which I sent you on April the 14th, I stated that it appeared to be that the leaders of great nations had it in their power to liberate their peoples from the disaster that impended, but that, unless the effort were immediately made, with goodwill on an sides, to find a peaceful and constructive solution to existing controversies, the crisis which the world was confronting must end in catastrophe. Today that catastrophe appears to be very near at hand indeed.

Dans le message que je vous ai envoyé le 14 avril, j’ai déclaré que les chefs des grandes nations semblaient avoir la possibilité de libérer leurs peuples du désastre menaçant, mais que, à moins d’efforts immédiats, soutenus par la bonne volonté de toutes les parties, pour trouver une solution constructive et pacifique à tous les conflits existants, la crise devant laquelle se trouve placé le monde entier se terminerait par une catastrophe. Aujourd’hui, cette catastrophe semble très proche, elle est en fait devant nous.

In der Botschaft, die ich Ihnen am 14. April übersandte, sagte ich, daß es die Führer der Großmächte offensichtlich in der Hand hätten, ihre Völker vor dem drohenden Verderben zu retten, daß aber, wenn nicht unverzüglich und mit gutem Willen auf allen Seiten darauf hingearbeitet würde, eine friedliche und konstruktive Lösung der bestehenden Streitfrage zu finden, die Krise, der sich die Welt gegenübersähe, zur Katastrophe führen müsse. Heute scheint diese Katastrophe in der Tat sehr nahe bevorzustehen.

Я не получил ответа на письмо, которое отправил Вам в апреле. Но я глубоко уверен, что дело мира во всем мире, которое является делом всего человечества, стоит выше всех других соображений, и поэтому я снова обращаюсь к Вам в надежде, что война, которая нависает над Вами, и последующие страдания в связи с войной для всех народов еще могут быть предотвращены.

To the message which I sent you last April I have received no reply, but because my confident belief that the cause of world peace—which is the cause of humanity itself—rises above all other considerations, I am again addressing myself to you, with the hope that the war which impends, and the consequent disaster to all peoples, may yet be averted.

Je n’ai reçu aucune réponse au message que je vous ai envoyé en avril dernier, mais étant persuadé que la cause de la paix du monde — qui est la cause de l’Humanité elle-même — s’élève au-dessus de toute autre considération, je m’adresse à vous de nouveau, avec l’espoir que la guerre qui menace et le désastre qui en résulterait pour tous les peuples peuvent encore être évités.

Auf die Botschaft, die ich Ihnen im letzten April sandte, habe ich keine Antwort erhalten; jedoch in dem zuversichtlichen Glauben, daß die Sache des Weltfriedens – die die Sache der Menschheit selbst ist – allen anderen Erwägungen vorangeht, wende ich mich erneut an Sie, in der Hoffnung, daß der drohende Krieg und das daraus für alle Völker folgende Unheil doch noch vermieden werden kann.

Я поэтому со всей серьезностью прошу Вас так же, как и президента Польской республики, чтобы правительства Германии и Польши согласились по-добрососедски воздержаться от каких-либо активных военных действий на разумно определенный период времени и чтобы они также согласились во взаимном согласии разрешить те противоречия, которые возникли между ними, одним из трех следующих методов: во-первых, путем прямых переговоров; во-вторых, путем вынесения своих противоречий на разрешение беспристрастного арбитража, которому они оба могут доверять; в третьих, чтобы они согласились на разрешение этих противоречий через согласительную процедуру...».

I therefore urge with all earnestness—and I am likewise urging the President of the Republic of Poland—that the Governments of Germany and Poland agree by common accord to refrain from any positive act of hostility for a reasonable, stipulated period; and that they agree, likewise by common accord, to solve the controversies which have arisen between them by one of the three following methods: «First, by direct negotiation; second, by the submission of these controversies to an impartial arbitration in which they can both have confidence; third, that they agree to the solution of these controversies through the procedure of conciliation.

Par conséquent, je demande instamment — et je le demande également au Président de la République polonaise — que les Gouvernements allemand et polonais déclarent d’un commun accord s’abstenir de tout acte positif d’hostilité, pendant une période fixée d’une durée raisonnable, et qu’ils acceptent également d’un commun accord de régler les conflits qui se sont élevés entre eux par l’une des trois méthodes suivantes: «Premièrement, par des négociations directes. Deuxièmement, en soumettant ces controverses à un arbitrage impartial qui leur inspirera confiance à tous deux, Troisièmement, par l’acceptation d’une solution de ces controverses au moyen d’une procédure de conciliation.

Ich bitte Sie daher dringend und mit allem Ernst – ich richte dieselbe Bitte an den Präsidenten der Polnischen Republik – daß die Deutsche und Polnische Regierung gemeinsam darin übereinkommen, für einen annehmbaren, begrenzten Zeitabschnitt von Feindseligkeiten jeglicher Art Abstand zu nehmen, und daß sie auf ähnliche Weise gemeinsam darin übereinkommen, die zwischen ihnen entstandenen Streitpunkte auf einem der drei folgenden Wege zu lösen 1. durch direkte Verhandlungen, 2. dadurch, daß sie diese Streitfrage einem unparteiischen Schiedsgericht, zu dem sie beide Vertrauen haben können, unterbreiten, oder 3. durch die Bereitwilligkeit, diese Streitpunkte auf dem Vergleichswege zu lösen.

Я думаю, что нет необходимости далее цитировать это письмо. Как я уже говорил Трибуналу, ответом на это письмо был приказ германским вооруженным силам вступить в Польшу на следующее утро.

I think it is unnecessary to read any more of that letter. As I have already indicated to the Tribunal, the answer to that was the order to his armed forces to invade Poland on the following morning.

Je pense qu’il est inutile d’en lire davantage. Comme je l’ai déjà indiqué au Tribunal, la réponse à ce message fut l’ordre donné aux Forces armées d’envahir la Pologne le matin suivant.

Ich glaube, es ist nicht notwendig, noch mehr zu verlesen. Wie ich schon vorher dem Gerichtshof mitgeteilt habe, war die Antwort darauf der Befehl an seine Wehrmacht, am folgenden Morgen Polen anzugreifen.

Этот документ это экземпляр ТС-72, номер 124, который станет документом ВБ-59.

That document is Exhibit TC-72, Number 124, which becomes GB-59.

C’est le document TC-72, nº 124, qui devient GB-59.

Dieses Dokument ist Beweisstück TC-72, Nr. 124, das GB-59 wird.

Я представляю в качестве доказательства еще один документ ТС-72, номер 126, ВБ-60 , — ответ на это послание президента Польской республики, в котором он принимает предложение урегулировать противоречия любым из предложенных мирных методов.

I put in evidence also the next document, TC-72, Number 126, GB-60, which is the reply to that letter from the President of the Polish Republic, in which he accepts the offer to settle the differences by any of the peaceful methods suggested.

Je dépose également comme preuve le document suivant: TC-72, nº 126, GB-60, qui est la réponse du Président de la République polonaise, dans laquelle il accepte l’offre de régler les différends par l’une des méthodes pacifiques suggérées.

Ich lege auch das nächste Dokument als Beweisstück vor, TC-72, Nr. 126, GB-60, nämlich die Antwort des Präsidenten der Polnischen Republik auf diesen Brief; er nimmt darin das Angebot, die Streitfragen auf einem der vorgeschlagenen friedlichen Wege zu lösen, an.

25 августа не было еще получено никакого ответа от германского правительства, и президент Рузвельт снова написал послание:

On the 25th of August, no reply having been received from the German Government, President Roosevelt wrote again:

Le 25 août, n’ayant reçu aucune réponse du Gouvernement allemand, le Président Roosevelt écrivit de nouveau:

Nachdem keine Antwort von der Deutschen Regierung eingetroffen war, schrieb Präsident Roosevelt am 25. August nochmals:

Я только что получил от президента Польши ответ на послание, которое отправил Вашему превосходительству и ему вчера вечером».

I have this hour received from the President of Poland a reply to the message which I addressed to Your Excellency and to him last night.

J’ai, à cette heure, reçu du Président de la République polonaise une réponse au message que j’avais adressé à Votre Excellence et à lui-même la nuit dernière.

Soeben erhielt ich voitt Polnischen Präsidenten eine Antwort auf die Botschaft, die ich Eurer Exzellenz und ihm gestern abend übersandt hatte.

Затем излагается текст польского ответа.

The text of the Polish reply is then set out.

Suit le texte de la réponse polonaise.

Es folgt der Text der polnischen Antwort; dann heißt es weiter:

Ваше превосходительство несколько раз публично повторяло, что цели, которых добивается Германская империя, справедливы и разумны.

Your Excellency has repeatedly publicly stated that the aims and objects sought by the German Reich were just and reasonable.

Votre Excellence a publiquement déclaré, de façon réitérée, que les buts et les objectifs recherchés par le Reich allemand étaient justes et raisonnables.

Euer Exzellenz haben wiederholt öffentlich erklärt, daß die Ziele und Zwecke, die das Deutsche Reich verfolgt, gerecht und vernünftig seien.

В своем ответе на мое послание президент Польши совершенно ясно заявил, что польское правительство готово урегулировать все вопросы на основах, изложенных в моем послании, с тем, чтобы Польская республика и германское правительство разрешили все возникшие противоречия прямыми переговорами или согласительной процедурой.

In his reply to my message the President of Poland has made it plain that the Polish Government are waling, up on the basis set forth in my message, to agree to solve the controversy which has arisen between the Republic of Poland and the German Reich by direct negotiation or the processor conciliation.

Dans sa réponse à mon message, le Président de la République polonaise a dit clairement que le Gouvernement polonais était disposé à accepter, sur les bases exposées dans mon message, un règlement par des négociations directes, ou par une procédure de conciliation des controverses qui se sont élevées entre la République polonaise et le Reich allemand.

In seiner Antwort auf meine Botschaft hat der Präsident Polens dargelegt, daß die Polnische Regierung gewillt ist, auf der in meiner Botschaft niedergelegten Grundlage die Streitfragen, die zwischen der Polnischen Republik und dem Deutschen Reich entstanden sind, durch direkte Verhandlungen oder auf dem Vergleichswege zu lösen.

Бесчисленные человеческие жизни еще могут быть спасены и еще может существовать надежда, что современные нации даже теперь могут создать основы для мирных и счастливых взаимоотношений, если Вы и германское правительство согласитесь на мирные методы разрешения вопросов, принятые польским правительством. Весь мир молит Германию также принять их».

Countless human lives can yet be saved, and hope may still be restored that the nations of the modern world may even now construct the foundation for a peaceful and happier relationship, if you and the Government of the German Reich will agree to the pacific means of settlement accepted by the Government of Poland. All the world prays that Germany, too, will accept.

Il est encore possible de sauver d’innombrables vies humaines, et d’espérer que les nations du monde moderne peuvent, même à présent, construire les fondements de relations pacifiques et plus heureuses, si vous et le Gouvernement du Reich allemand acceptez les moyens pacifiques de règlement admis par le Gouvernement polonais. Le monde entier prie afin que l’Allemagne les accepte aussi.

Zahllose Menschenleben können noch gerettet werden, und noch kann man die Hoffnung hegen, daß die Nationen der heutigen Welt auch jetzt noch die Grundlagen für friedliche und glücklichere Beziehungen zueinander errichten können, sofern Sie und die Reichsregierung den Weg einer friedlichen Regelung beschreiten wollen, dem die Polnische Regierung bereits zugestimmt hat. Die ganze Welt betet, daß Deutschland ebenfalls zustimmen wird.

Но, милорд, Германия не приняла этих предложений, как и не приняла призывов папы, которые находятся в следующем документе.

But, My Lord, Germany would not accept, nor would she accept the appeals by the Pope which appear in the next document.

Mais, Votre Honneur, l’Allemagne ne voulait pas accepter comme elle ne voulait pas accepter non plus l’appel lancé par le Pape, qui est mentionné dans le document suivant.

Aber, Herr Vorsitzender, Deutschland wollte nicht zustimmen, wollte auch nicht die Mahnungen des Papstes annehmen, die in dem nächsten Dokument enthalten sind.

Извиняюсь — ответ президента Польши, ТС-72 станет номером 127, ВБ-61. Она не согласилась на эти предложения, она также не обратила внимание на воззвание папы, которое ТС-72, номер 139 датированное 24 августа, ВБ-62. Я не думаю, что требуется его зачитывать. Оно написано в тех же выражениях. Мы располагаем также другим посланием папы от 31 августа, ТС-72, номер 14, который станет ВБ-63. Это 141; Я прошу прощения. Это ТС-72, номер 141. Я думаю напечатанное у трибунала неправильно напечатано. «Папа отказывается оставить надежды на то, что предстоящие переговоры смогут привести к мирному и справедливому разрешению вопроса, к такому разрешению, о котором продолжает молиться весь мир».

I am sorry—the President of Poland's reply, TC-72 becomes Number 127, GB-61. They would not agree to those proposals, nor would they pay heed to the Pope's appeal, which is TC-72, Number 139 on the same date, the 24th of August, which becomes GB-62. I do not think it is necessary to read that. It is an appeal in similar terms. And there is yet a further appeal from the Pope on the 31st of August,TC-72, Number 14, which becomes GB-63. It is 141; I beg your pardon. It is TC-72, Number 141. I think the printing is wrong in the Tribunal's translation: «The Pope is unwilling to abandon hope that pending negotiations may lead to a just pacific solution, such as the whole world continues to pray for.»

Excusez-moi, la réponse du Président de la République polonaise figure sous le nº TC-72, nº 127, qui devient GB-61. Elle ne voulait pas accepter ces propositions et elle ne voulait pas non plus entendre l’appel du Pape, document TC-72, nº 139, à la même date, le 24 août, et qui devient le document GB-62. Je ne pense pas qu’il soit nécessaire de le lire. Les termes en sont similaires. Voici encore un appel du Pape du 31 août, TC-72, nº 14, qui devient document GB-63. Excusez-moi, c’est le 141, TC-72, nº 141. Il me semble qu’il y a une erreur d’impression dans la traduction du Tribunal: «Le Pape ne veut pas abandonner l’espoir que les négociations en cours ne puissent mener à une solution juste et pacifique, que le monde entier demande dans ses prières.»

Ich vergaß zu erwähnen, daß die Antwort des polnischen Präsidenten TC-72, Nummer 127 ist und GB-61 wird. Deutschland wollte weder diese Vorschläge annehmen, noch der dringenden Mahnung des Papstes Beachtung schenken, die sich im Dokument TC-72, Nr. 139, findet. Es trägt ebenfalls das Datum des 24. August und wird Beweisstück GB-62. Ich glaube nicht, daß es notwendig ist, dieses Dokument zu verlesen, da sich seine Mahnung in ähnlichen Wendungen hält. Es liegt noch ein weiterer Appell des Papstes, vom 31. August, vor; er befindet sich in TC-72, Nr. 14, und wird GB-63. Ich bitte um Entschuldigung, es ist 141, TC-72, Nr. 141. Ich glaube, in der Übersetzung des Gerichtshofs ist der Druck schlecht: «Der Papst möchte nicht die Hoffnung aufgeben, daß die schwebenden Verhandlungen doch noch zu einer gerechten, friedlichen Lösung, für die die ganze Welt dauernd betet, führen mögen.»

Нет необходимости читать остальную часть этого воззвания. Если бы папа знал, что переговоры, которые он в конце августа называл «предстоящими» и о которых мы собираемся говорить, были фальшивыми переговорами, поскольку это касалось Германии, и вся подготовка к ним, как я надеюсь сейчас показать Трибуналу, была просто попыткой убедить Англию подкупом или угрозами отказаться от своих обязательств по отношению к Польше, то он избежал бы напрасного труда обращаться к Германии с этим призывом.

I think it is unnecessary to read the remainder of that. If the Pope had realized that those negotiations to which he referred as the «pending negotiations» in the last days of August, which we are about to deal with now, were completely bogus negotiations, bogus insofar as Germany was concerned, and put forward, as indeed they were—and as I hope to illustrate to the Tribunal in a moment—simply as an endeavor to dissuade England either by threat or by bribe from meeting her obligations to Poland, then perhaps he would have saved himself the trouble in ever addressing that last appeal

Je ne crois pas nécessaire de lire la suite de ce message. Si le Pape s’était rendu compte que les négociations des derniers jours d’août, qu’il mentionne comme «négociations en cours», n’étaient que des négociations simulées, du moins en ce qui concerne l’Allemagne, et qui n’étaient menées, j’espère éclairer le Tribunal sur ce point d’ici un moment, que pour essayer de dissuader l’Angleterre, par menace ou par corruption, de remplir ses obligations à l’égard de la Pologne, sans doute se serait-il évité la peine d’adresser ce dernier appel?

Ich glaube, es ist nicht nötig, auch noch das übrige zu verlesen. Wäre sich der Papst darüber klar gewesen, daß jene Verhandlungen, die er als «schwebende Verhandlungen» bezeichnete, in den letzten Tagen des August, mit denen wir uns jetzt zu beschäftigen haben, vollkommene Scheinverhandlungen waren – Scheinverhandlungen, soweit sie Deutschland angingen –, dann würde er sich wahrscheinlich die Mühe erspart haben, diese letzte Mahnung auszusprechen. Denn sie wurden tatsächlich, wie ich hoffe, dem Gerichtshof sogleich beweisen zu können, nur in dem Bestreben von Deutschland fortgesetzt, England durch Drohung oder Bestechung davon abzuhalten, seine Verpflichtungen gegen Polen zu erfüllen.

Станет совершенно ясно, что эти последние германские предложения, к которым я теперь обращаюсь, были, собственно, не предложениями в полном смысле этого слова. За ними никогда не было никакого действительного намерения вести переговоры или обсуждения, или обратиться к арбитражу, или воспользоваться другими формами мирного разрешения разногласий с Польшей. Это была попытка захватить и покорить Польшу с большей легкостью, чем это было бы возможно, если бы Англия и Франция придерживались своих обязательств.

It will be seen quite clearly that those final German offers, to which I now turn, were no offers in the accepted sense of the word at all; that there was never any intention behind them of entering into discussions, negotiation, arbitration, or any other form of peaceful settlement with Poland. They were just an attempt to make it rather easier to seize and conquer Poland than appeared likely if England and France observed the obligations that they had undertaken.

Nous verrons très clairement que ces ultimes propositions allemandes dont je vais m’occuper maintenant, n’étaient pas du tout des propositions au sens courant du mot. Il n’y a jamais eu derrière elles la moindre intention d’entamer des discussions, des négociations, de se soumettre à un arbitrage, ou à tout autre moyen pacifique, pour régler le différend avec la Pologne. C’était simplement une tentative pour s’emparer de la Pologne et la conquérir plus facilement que si l’Angleterre et la France se conformaient à leurs obligations.

Es ist offensichtlich, daß die letzten deutschen Angebote, denen ich mich jetzt zuwende, nicht Angebote im gebräuchlichen Sinn dieses Wortes waren; ihnen lag keinerlei Absicht zugrunde, auf Erörterungen, Verhandlungen, auf einen richterlichen Entscheid oder irgendeine andere Form friedlicher Regelung mit Polen einzugehen. Es handelte sich hierbei lediglich um einen Versuch, Polen auf einfachere Art und Weise zu besetzen und zu erobern, als dies möglich erschien, wenn England und Frankreich den von ihnen übernommenen Verpflichtungen nachkämen.

Быть может до того, как я буду предъявлять эти документы, мне следует в нескольких словах суммировать эти последние переговоры.

Perhaps I might, before dealing with the documents, summarize in a word those last negotiations.

Peut-être pourrais-je, avant d’examiner ces documents, résumer en quelques mots ces dernières négociations?

Bevor ich mich mit diesen Dokumenten befasse, sollte ich vielleicht in wenigen Worten diese letzten Verhandlungen zusammenfassen.

22 августа, как мы видели, был подписан германо-советский пакт. 24-го августа, армиям были отданы приказы маршировать 24 августа были даны приказы германской армии вступить в Польшу на следующее утро. После того как были даны эти приказы, германское правительство, очевидно, получило известие, что британское и польское правительства только что подписали формальный пакт о ненападении и взаимной помощи. До этого времени, надо иметь в виду, положение было таково: премьер-министр выступил в парламенте, и было напечатано совместное коммюнике, кажется, 6 апреля о том, что фактически Польша и Англия будут помогать друг другу, если любая из сторон подвергнется нападению, но формально пакт подписан еще не был.

On the 22d of August, as we have seen, the German-Soviet Pact was signed. On the 24th of August, orders were given to his armies to march the following morning. After those orders had been given, the news apparently reached the German Government that the British and Polish Governments had actually signed a formal pact of non-aggression and of mutual assistance. Until that time, it will be remembered, the position was that the Prime Minister had made a statement in the House and a joint communiqué had been issued—I think on the 6th of April—that they would in fact assist one another if either were attacked, but no formal agreement had been signed.

Le 22 août, comme nous l’avons vu, le Pacte germano-soviétique fut signé. Le 24 août, l’ordre fut donné aux Armées de se mettre en marche le matin suivant. Après cela, le Gouvernement allemand reçut apparemment la nouvelle que les Gouvernements britannique et polonais avaient en fait déjà signé un pacte formel de non-agression et d’assistance mutuelle. Jusque-là, on s’en souvient, la position était la suivante: le Premier Ministre avait fait une déclaration à la Chambre des Communes, et un communiqué commun avait été publié — le 6 avril, je crois — déclarant qu’en fait ils s’aideraient mutuellement si l’un d’eux était attaqué; mais on n’avait pas signé d’accord formel.

Am 22. August wurde, wie bekannt, das Deutsch-Russische Abkommen unterzeichnet. Am 24. August wurde den Truppen der Befehl gegeben, am nächsten Morgen zu marschieren. Nachdem diese Befehle gegeben waren, erhielt die Deutsche Regierung anscheinend die Nachricht, daß die Britische und Polnische Regierung tatsächlich einen formellen Nichtangriffs-und gegenseitigen Beistandspakt unterzeichnet hatten. Bis zu diesem Zeitpunkt war – – wie Sie sich erinnern werden – die Lage so, daß der Premierminister im Unterhaus eine Erklärung abgegeben hatte und ein gemeinsames Kommuniquй herausgegeben worden war, ich glaube am 6. April, wonach sie einander Beistand leisten wollten, wenn einer von ihnen angegriffen würde; ein formelles Abkommen war jedoch nicht unterzeichnet worden.

24 августа, после того как были даны приказы о вторжении германской армии в Польшу, Германия получила сведения о том, что такой документ был подписан официально, и вторжение было отложено для того только, чтобы сделать еще одну последнюю попытку удержать Англию и Францию от вступления в войну. Речь шла не о том, чтобы воздержаться от войны или предотвратить войну, а о том, чтобы удержать Англию и Францию от вступления в войну.

Now, on the 24th of August after those orders had been given by him, the news came that such a formal document had been signed; and the invasion was postponed for the sole purpose of making one last effort to keep England and France out of the war—not to end the war, not to cancel the war, but to keep them out.

Donc, le 24 août, lorsque ces ordres eurent été donnés, arriva la nouvelle que cet accord officiel avait été signé, et l’invasion fut retardée dans le seul but de faire un ultime effort pour écarter de la guerre l’Angleterre et la France, non pas pour terminer la guerre ou y renoncer, mais pour les empêcher d’intervenir.

Am 24. August, nachdem jene Befehle bereits erteilt waren, erhielt nun die Deutsche Regierung die Nachricht, daß eine solche formelle Urkunde unterzeichnet worden war; der Angriff wurde lediglich aus dem Grunde verschoben, einen letzten Versuch zu machen, England und Frankreich dem Kriege fernzuhalten, nicht um den Krieg zu beenden, nicht um den Krieg zu vermeiden, sondern ausschließlich, um sie von dem Krieg fernzuhalten.

Для этого 25 августа, отложив вторжение, Гитлер выступил с устным коммюнике, адресованным Невилю Гендерсону, которое, как увидит Трибунал, являлось смесью угроз и подкупов. Он надеялся таким образом убедить Англию воздержаться от выступления.

And to do that, on the 25th of August, having postponed the invasion, Hitler issued a verbal communiqué to Sir Nevile Henderson which, as the Tribunal will see, was a mixture of bribe and threat with which he hoped to persuade England to keep out.

Afin d’y parvenir, le 25 août, ayant retardé l’invasion, Hitler fit une communication verbale à Sir Nevile Henderson laquelle, le Tribunal le verra, était un mélange de corruption et de menace de nature, espérait-il à persuader l’Angleterre de se tenir à l’écart.

Um dies zu erreichen, gab Hitler am 25. August, nach Aufschub der Invasion, einen mündlichen Bescheid an Sir Nevile Henderson, der, wie der Gerichtshof sehen wird, eine Mischung von Bestechung und Bedrohung war; er hoffte, damit England zu überreden, sich aus dem Krieg herauszuhalten.

28 августа сэр Невиль Гендерсон вручил Гитлеру ответ британского правительства на это коммюнике. В нем подчеркивалось, что разногласия должны быть урегулированы соглашением. Британское правительство придерживалось точки зрения, что соглашение о Данциге должно быть гарантировано так же, как любое соглашение, другими державами. Это, конечно, при любых обстоятельствах было совершенно неприемлемо с точки зрения германского правительства.

On the 28th of August Sir Nevile Henderson handed the British Government's reply to that communiqué to Hitler. That reply stressed that the difference ought to be settled by agreement. The British Government put forward the view that Danzig should be guaranteed and, indeed, any agreement come to should be guaranteed by other powers, which, of course, in any event would have been quite unacceptable to the German Reich.

Le 28 août, Sir Nevile Henderson remit à Hitler la réponse du Gouvernement britannique à cette communication. Cette réponse insistait sur le fait que le différend devait être réglé par un accord. Le Gouvernement britannique avançait l’opinion que Dantzig devait être garanti et qu’en fait tout accord devait être signé par d’autres puissances, ce qui, naturellement, quels que soient les événements, aurait été inacceptable pour le Reich allemand.

Am 28. August überreichte Sir Nevile Henderson Hitler die Antwort der Britischen Regierung auf seinen Bescheid. Die Antwort unterstrich, daß die Schwierigkeiten durch Verhandlungen bereinigt wer den sollten. Die Britische Regierung legte ihre Ansicht dar, daß für Danzig eine Garantie gegeben und auch jedes spätere Abkommen durch andere Mächte garantiert werden sollte, ein Vorschlag, der selbstverständlich und in jedem Fall für das Deutsche Reich vollkommen unannehmbar war.

Но речь шла не о том, было ли это приемлемо или неприемлемо, поскольку стало совершенно ясно из ответа британского правительства от 28 августа, что Англия не воздержится от того, чтобы помогать Польше в случае германской агрессии. Поскольку это было ясно, германское правительство не интересовалось более дальнейшими переговорами. Оно хотело только найти какое-либо оправдание и гарантировать себя от того, чтобы не создавалось впечатления, что оно чересчур грубо отвергает воззвания к рассудку обращенные к нему.

As I say, one really need not consider what would have been acceptable and not acceptable because once it had been made clear—as indeed it was in that British Government's reply of the 28th of August—that England would not be put off assisting Poland in the event of German aggression, the German Government really had no concern with further negotiation but were concerned only to afford themselves some kind of justification and to prevent themselves appearing too blatantly to turn down all the appeals to reason that were being put forward.

Comme je l’ai dit, il est en réalité inutile de considérer ce qui aurait été acceptable ou inacceptable étant donné que, une fois déjà, il avait été exprimé très clairement, dans la réponse du Gouvernement britannique du 28 août, que rien ne pourrait empêcher l’Angleterre d’aider la Pologne en cas d’une agression allemande. Le Gouvernement allemand n’avait vraiment plus aucun intérêt à poursuivre les négociations, mais son seul souci était de trouver une apparence quelconque de justification et d’empêcher que le rejet de tous les appels à la raison n’apparût de façon trop cynique.

Man braucht sich nicht zu überlegen, was annehmbar oder unannehmbar gewesen sein würde, nachdem in der Antwort der Britischen Regierung vom 28. August vollkommen klargestellt wurde, daß England nicht davon abzubringen war, Polen im Falle eines deutschen Angriffes zu Hilfe zu kommen. Die Deutsche Regierung war in Wirklichkeit auch an weiteren Verhandlungen nicht interessiert, sie suchte lediglich für sich selbst eine Art Rechtfertigung, damit es später nicht so aussehen sollte, als hätte sie alle an sie gerichteten Appelle an die Vernunft schlankweg abgelehnt.

29 августа 1939 г. в 7 ч. 15 м. вечера Гитлер передал сэру Гендерсону ответ германского правительства. И здесь опять, как совершенно ясно из документа, намеренно выдвигались требования, которые были совершенно неприемлемы. Он соглашается вступить в прямые переговоры, как предлагает британское правительство, но в том случае, если эти переговоры будут базироваться на учете его требования о возвращении Данцига империи, а также всего польского коридора.

On the 29th of August, in the evening at 7:15, Hitler handed to Sir Nevile Henderson the German Government's answer to the British Government's reply of the 28th. And here again in this document it is quite clear that the whole object of it was to put forward something which was quite unacceptable. He agrees to enter into direct conversations as suggested by the British Government, but he demands that those conversations must be based up on the return of Danzig to the Reich and also of the whole of the Corridor.

Dans la soirée du 29 août, à 19 h. 15, Hitler remit à Sir Nevile Henderson la réponse du Gouvernement allemand à la réplique du Gouvernement britannique du 28 août. Et là encore, ce document montre très clairement que son seul objet était de présenter des propositions absolument inacceptables; Hitler est en effet d’accord pour entrer en relations directes, comme il avait été suggéré par le Gouvernement britannique, mais ces conversations devaient être basées sur le retour de Dantzig au Reich, voire même le retour au Reich du Corridor tout entier.

Um 7.15 Uhr abends des 29. August überreichte Hitler Sir Nevile Henderson die Antwort der Deutschen Regierung auf die Erwiderung der Britischen Regierung vom 28. Auch aus diesem Dokument geht wiederum ganz deutlich hervor, daß sein ganzer Zweck darin bestand, Vorschläge zu machen, die vollkommen unannehmbar waren. Hitler versprach direkte Unterhandlungen, wie sie von der Britischen Regierung vorgeschlagen waren, forderte jedoch, daß die Grundlage dieser Unterhandlungen die Rückgabe Danzigs sowie des gesamten Korridors an das Reich sein müsse.

Следует иметь в виду, что Гитлер, даже когда он утверждал, что Польша нарушила договор 1934 года, требовал только возвращения Данцига и экстерриториальности железной и автомобильной дорог, которые проходили через польский коридор к Восточной Пруссии. Тогда это было неприемлемо. Сейчас он требовал весь коридор, не поднимая вопроса о железной и автомобильной дорогах. Весь коридор должен стать немецким.

It will be remembered that hitherto, even when he alleged that Poland had renounced the 1934 agreement, even then he had put forward as his demands the return of Danzig alone and the arrangement for an extra-territorial Autobahn and railroad running through the Corridor to East Prussia. That was unacceptable then. To make quite certain, he now demands the whole of the Corridor; no question of an Autobahn or railway. The whole thing must become German.

On se souvient que, jusqu’au moment où il prétend que la Pologne avait renoncé aux clauses de l’accord de 1934, il n’avait exigé que le seul retour de Dantzig au Reich, avec un arrangement pour la construction d’une autoroute et d’un chemin de fer jouissant tous deux de l’extra-territorialité et traversant le Corridor jusqu’à la Prusse Orientale. C’était alors inacceptable. Pour plus de certitude, il demande maintenant le Corridor tout entier; il n’est plus question de l’autoroute et du chemin de fer. Tout doit devenir allemand.

Sie werden sich erinnern, daß damals, als er behauptete, Polen sei von dem Vertrag des Jahres 1934 zurückgetreten, er lediglich die Rückkehr Danzigs sowie die Errichtung einer exterritorialen Autobahn und Eisenbahnlinie durch den Korridor nach Ostpreußen verlangte. Dies war damals unannehmbar. Um nun ganz sicher zu gehen, fordert er jetzt den gesamten Korridor; eine Autobahn oder Eisenbahnlinie stand nicht mehr zur Debatte. Das ganze Gebiet müsse deutsch werden.

Для того чтобы получить полную уверенность, что его предложение не будет принято, Гитлер заявил:

Even so, even to make doubly certain that the offer would not be accepted, he says:

Et ainsi, pour être absolument certain que l’offre ne soit pas acceptée, il dit:

Um nun doppelt sicher zu sein, daß sein Angebot nicht angenommen werden würde, sagte er:

На этих условиях я готов начать переговоры. Но для того, чтобы это сделать, поскольку это срочно, я полагаю, что ко мне в Берлин должен быть направлен чрезвычайный уполномоченный из Польши с тем, чтобы прибыть сюда не позже, чем 30 августа».

…on those terms I am prepared to enter into discussion; but to do so, as the matter is urgent, I expect a plenipotentiary with full powers from the Polish Government to be here in Berlin by Wednesday, the 30th of August 1939.

Sur la foi de ces termes, je suis prêt à entrer en discussion, mais pour le faire, car c’est tout à fait urgent, j’attends un plénipotentiaire du Gouvernement polonais, avec pleins pouvoirs, ici à Berlin, pour minuit, demain, le 30 août.

Die Deutsche Reichsregierung ist unter diesen Umständen... damit einverstanden, die vorgeschlagene Vermittlung der Königlich Britischen Regierung zur Entsendung einer mit allen Vollmachten versehenen polnischen Persönlichkeit nach Berlin anzunehmen. Sie rechnet mit dem Eintreffen dieser Persönlichkeit für Mittwoch, den 30. August 1939.

Это предложение было сделано в 7 ч. 15 м. вечера 29 августа. Оно должно было быть сначала передано в Лондон, а затем оттуда — в Варшаву, и из Варшавы польское правительство должно было соответственно уполномочить своего посла в Берлине. Таким образом, срок, установленный Гитлером, делал невозможным выполнение его предложения: если бы даже в принципе было бы возможно возложить на польского посла в Берлине чрезвычайные полномочия, у поляков не было возможности хоть кратко обсудить это предложение. Как сказал сэр Невиль Гендерсон, это было фактически не предложение, а ультиматум.

This offer was made at 7:15 p.m. on the evening of the 29th. That offer had to be transmitted first to London, and from London to Warsaw; and from Warsaw the Polish Government had to give authority to their Ambassador in Berlin. So that the timing made it quite impossible to get authority to their Ambassador in Berlin by midnight the following night. It allowed them no kind of opportunity for discussing the matters at all. As Sir Nevile Henderson described it, the offer amounted to an ultimatum.

Cette offre fut faite à 19 h. 15, le soir du 29 août. Elle devait être transmise tout d’abord à Londres et de Londres à Varsovie. Puis de Varsovie, le Gouvernement polonais devait donner les pleins pouvoirs à son ambassadeur à Berlin, si bien que le délai rendait complètement impossible une délégation de pleins pouvoirs à l’ambassadeur à Berlin pour le lendemain minuit. Cela ne laissait aucune possibilité de discuter la question. Comme Sir Nevile Henderson l’a expliqué, l’offre constituait un véritable ultimatum.

Dieses Angebot machte er am 29. August um 7.15 Uhr abends. Es mußte zunächst nach London weitergeleitet werden, dann von London nach Warschau, und die Polnische Regierung mußte ihrerseits von Warschau aus ihrem Gesandten in Berlin die notwendigen Vollmachten geben. Die Zeitspanne machte es daher völlig unmöglich, dem Gesandten in Berlin die notwendigen Vollmachten bis Mitternacht des nächsten Tages zu erteilen. Es gab ihr keinerlei Möglichkeit, die Angelegenheit zu besprechen. Wie Sir Nevile Henderson es bezeichnete, grenzte das Angebot an ein Ultimatum.

В полночь 30 августа 1939 г., в срок, когда польский чрезвычайный уполномоченный должен был по требованию Гитлера прибыть в Берлин, господин Гендерсон встретился с Риббентропом. Я прочту отчет об этой встрече, во время которой Гендерсон передал Риббентропу ответ на ультиматум, который был вручен ему за вечер до этого. Риббентроп в свою очередь зачитал Гендерсону три написанных по-немецки листка. Это было германское предложение, которое должно было обсуждаться во время предполагавшихся переговоров между немцами и польским правительством. Риббентроп быстро прочел это предложение по-немецки и отказался вручить копию его британскому послу. Оно не было также передано польскому послу. Поляки же, таким образом, не имели никакой возможности даже рассмотреть и прочитать предложения, которые Германия предлагала им для обсуждения.

At midnight on the 30th of August at the time by which the Polish Plenipotentiary was expected to arrive, Sir Neville Henderson saw Ribbentrop; and I shall read to you the account of that interview, in which Sir Nevile Henderson handed a further message to Ribbentrop in reply to the message that had been handed to him the previous evening, and at which Ribbentrop read out in German a two — or three-page document which purported to be the German proposal to be discussed at the discussions between them and the Polish Government. He read it out quickly in German. He refused to hand a copy of it to the British Ambassador. He passed no copy of it at all to the Polish Ambassador. So that there was no kind of possible chance of the Poles ever having before them the proposals which Germany was so graciously and magnanimously offering to discuss.

À minuit, le 30 août, au moment où le plénipotentiaire polonais aurait dû arriver, Sir Nevile Henderson vit Ribbentrop, et j’aimerais vous lire le compte rendu de cette entrevue, au cours de laquelle Sir Nevile Henderson remit un nouveau message à Ribbentrop, en réponse à celui qui lui avait été transmis le soir précédent. Ribbentrop lut en allemand un document de deux ou trois pages, qu’il prétendit être les propositions allemandes, seules susceptibles d’être admises comme base de discussion entre le Gouvernement allemand et le Gouvernement polonais. Il le lut rapidement en allemand et refusa d’en remettre une copie à l’ambassadeur britannique. Aucune copie ne fut remise à l’ambassadeur polonais. De sorte que les Polonais n’avaient aucune possibilité d’avoir sous les yeux les propositions que l’Allemagne leur offrait si gracieusement et si magnanimement comme bases de discussion.

Um Mitternacht des 30. August, das heißt zu dem Zeitpunkt, an dem der polnische Generalbevollmächtigte erwartet wurde, besuchte Sir Nevile Henderson Ribbentrop. Ich möchte Ihnen den Bericht dieser Unterredung verlesen, in deren Verlauf Sir Nevile Henderson Ribbentrop in Beantwortung der Note, die ihm am vorhergehenden Abend übermittelt worden war, eine weitere Mitteilung machte. Ribbentrop verlas daraufhin in deutscher Sprache ein zwei — oder dreiseitiges Dokument, welches angeblich die deutschen Vorschläge enthielt, die bei der Unterredung zwischen der Deutschen und der Polnischen Regierung erörtert werden sollten. Er verlas sie schnell in deutscher Sprache. Er weigerte sich, dem Englischen Botschafter eine Kopie auszuhändigen. Er gab auch keinerlei Kopie an den Polnischen Botschafter. Aus diesem Grunde bestand für die Polen nicht die geringste Gelegenheit, sich tatsächlich über die Vorschläge klar zu werden, die Deutschland ihnen so gnädig und so großmütig zur Diskussion vorlegte.

На следующий день, 31 августа, господин Липский встретился с Риббентропом и не услышал ничего, кроме вопроса, наделен ли он специальными полномочиями? Когда господин Липский ответил, что он не чрезвычайный уполномоченный, Риббентроп сказал, что изложит положение вещей фюреру. Но фактически было слишком поздно излагать что-либо фюреру в это время, потому что 31 августа Гитлер уже издал свою директиву №1, а именно — приказ о войне, в котором он указывал час Х : без четверти пять следующего утра, то есть 1 сентября. Вечером 31 августа в 9 часов германское радио огласило предложения, которые за день до этого Риббентроп показывал Невилю Гендерсону. Там говорилось, что это те предложения, которые предназначались для обсуждения, но что, поскольку полномочный представитель Польши не прибыл в Берлин, германское правительство считает, что эти предложения отвергаются Польшей. Эта передача состоялась в 9 часов вечера 31 августа 1939 г. В этот вечер поляки, собственно, впервые услышали, каковы были германские предложения, так же как и британское правительство и британский посол, поскольку он только слышал то, что зачитал Риббентроп, который отказался дать копию этих предложений в тот вечер 30 августа.

On the following day, the 31st of August, Mr. Lipski saw Ribbentrop and could get no further than to be asked whether he came with full powers. When he did not—when he said he did not come with full powers, Ribbentrop said that he would put the position before the Fuehrer. But, in actual fact, it was much too late to put any position to the Fuehrer by that time, because on the 31st of August—I am afraid I am unable to give you the exact time—but on the 31st of August, Hitler had already issued his Directive Number 1 for the conduct of the war, in which he laid down H-Hour as being a quarter to five the following morning, the 1st of September. And on the evening of the 31st of August at 9 o'clock the German radio broadcast the proposals which Ribbentrop had read out to Sir Nevile Henderson the night before, saying that these were the proposals which had been made for discussion but that, as no Polish Plenipotentiary had arrived to discuss them, the German Government assumed that they were turned down. That broadcast at 9 o'clock on the evening of the 31st of August was the first that the Poles had ever heard of the proposals, and the first, in fact, that the British Government or their representatives in Berlin knew about them, other than what had been heard when Ribbentrop had read them out and refused to give a written copy, on the evening of the 30th.

Le jour suivant, le 31 août, M. Lipski vit Ribbentrop, et n’en put rien obtenir. Celui-ci se contenta de demander s’il venait muni de pleins pouvoirs. Sur sa déclaration qu’il ne les avait pas, Ribbentrop répondit qu’il exposerait la situation au Führer. Mais, en fait, il était beaucoup trop tard pour exposer quoi que ce soit au Führer à ce moment, car le 31 août — je regrette de ne pouvoir vous donner l’heure exacte — le 31 août, Hitler avait déjà lancé son ordre nº 1 pour la conduite de la guerre, dans laquelle il indiquait que l’heure» H» était fixée à cinq heures moins le quart, le lendemain matin, 1^er septembre. Le soir du 31 août, à 9 heures, la radio allemande publia les propositions que Ribbentrop avait lues à Sir Nevile Henderson la nuit précédente, disant que c’étaient là les propositions qui avaient été présentées comme bases de discussion, mais que, aucun plénipotentiaire polonais n’étant arrivé pour les discuter, le Gouvernement allemand considérait qu’elles étaient rejetées. C’est par cette diffusion faite à 21 heures, le soir du 31 août, que pour la première fois, les Polonais eurent connaissance de ces propositions, et ce fut la première fois, en fait, que le Gouvernement anglais ou ses représentants à Berlin, en entendit parler autrement que par ce que Ribbentrop avait lu et dont il avait refusé de fournir une copie, dans la soirée du 30.

Am folgenden Tage, dem 31. August, besuchte Herr Lipski Ribbentrop, konnte aber nichts weiter erreichen, als daß ihm die Frage vorgelegt wurde, ob er Vollmacht besitze. Auf die Antwort, daß er keine solche besitze, sagte Ribbentrop, daß er die Lage dem Führer vortragen würde. Tatsächlich war es jedoch zu diesem Zeitpunkt schon viel zu spät, eine Stellungnahme des Führers herbeizuführen, denn am 31. August – leider bin ich nicht in der Lage, den genauen Zeitpunkt anzugeben – am 31. August aber hatte Hitler jedenfalls seine Weisung Nr. 1 schon herausgegeben und die X-Stunde auf ein Viertel vor fünf des folgenden Morgens, des 1. September, festgesetzt. Am Abend des 31. August um 9 Uhr übertrug der deutsche Rundfunk die Vorschläge, die Ribbentrop am vorhergehenden Abend Sir Nevile Henderson vorgelesen hatte. Es wurde erklärt, daß diese Vorschläge die Grundlage für eine Diskussion hätten darstellen sollen, daß sie aber nunmehr von der Deutschen Regierung als abgelehnt angesehen würden, da inzwischen kein polnischer Bevollmächtigter eingetroffen sei, um sie zu erörtern. Durch diesen Rundfunkbericht vom Abend des 31. August, 9 Uhr, erfuhren die Polen erstmals von diesen Vorschlägen. Genau genommen lernten auch die Britische Regierung und ihre diplomatischen Vertreter in Berlin sie erstmals dadurch kennen, abgesehen von dem, was sie erfuhren, als Ribbentrop am Abend des 30. die Vorschläge verlas und sich weigerte, eine Abschrift zu übermitteln.

После этой радиопередачи в 9 ч. 15 м. копия германских предложений была впервые передана Невилю Гендерсону.

After that broadcast at 9:15, perhaps when the broadcast was in its course, a copy of those proposals was handed to Sir Nevile Henderson, for the first time.

Après cette diffusion radiophonique, à 21 h. 15, peut-être pendant l’émission, copie de ces propositions fut remise à Sir Nevile Henderson, pour la première fois.

Nach dieser Rundfunksendung um 9.15 Uhr, vielleicht also noch, als die Sendung gerade lief, erhielt Sir Nevile Henderson zum ersten Male eine Kopie der Vorschläge.

Надеюсь, что я сформулировал развитие событий этой последней недели наиболее удобным для Трибунала методом. Теперь я попрошу Трибунал ненадолго задержать свое внимание на оставшихся в этой книге документах. Я прежде всего представлю документ — выдержку из допроса подсудимого Геринга, состоявшегося 29 августа 1945 года.

Having thus summarized for the convenience, I hope, of the Tribunal, the timing of events during that last week, I would ask the Tribunal to refer briefly to the remaining documents in that document book. I first put in evidence an extract from the interrogation of the Defendant Goering, which was taken on the 29th of August 1945.

Pour aider le Tribunal, j’ai donné un résumé de la suite des événements au cours de cette semaine. Je demande au Tribunal de se référer brièvement aux textes qui restent dans ce livre de documents. Tout d’abord, je dépose comme preuve un extrait de l’interrogatoire de l’accusé Göring qui eut lieu le 29 août 1945.

Nachdem ich damit zur Erleichterung für den Gerichtshof, wie ich hoffe, die zeitliche Entwicklung der Ereignisse in dieser letzten Woche zusammengefaßt habe, bitte ich, kurz auf die noch übrig bleibenden Dokumente in dem Dokumentenbuch verweisen zu dürfen. Ich unterbreite zunächst als Beweisstück einen Auszug aus dem Verhör des Angeklagten Göring vom 29. August 1945.

Возражениям защиты об использовании допроса Германа Гёринга как доказательства, отказано.

Unsuccessful Defense objections to use of a Göring interrogation as evidence

Objection infructueuse de la Défense à l'utilisation d'un interrogatoire de Göring comme preuve

Erfolglose Einwände der Verteidigung gegen die Verwendung eines Göring-Verhörs als Beweismittel

943

Штамер Как защитник подсудимого Риббентропа я возражаю использованию данного документа, который является фрагментом показаний подсудимого Геринга. Поскольку подсудимый находится в суде, он может в любое время быть вызван для дачи показаний и дать непосредственные показания о данном предмете.

DR. STAHMER As defense counsel for the Defendant Goering, I object to the use of this document which is an extract from testimony given by the Defendant Goering. Since the defendant is present here in court, he can at any time be called to the stand and give direct evidence on this subject before the Tribunal.

Dr STAHMER En tant qu’avocat de l’accusé Göring, je m’élève contre l’emploi de ce document, qui est un extrait d’une déposition faite par l’accusé Göring. Celui-ci est présent au banc des accusés, et il peut, à tout moment, être entendu comme témoin sur les faits relatés dans cette déposition.

DR. STAHMER Als Verteidiger des Angeklagten Göring widerspreche ich der Vorlage der Urkunde, die einen Protokollauszug aus einer Zeugenvernehmung des Angeklagten Göring darstellt. Der Angeklagte Göring ist hier an Gerichtsstelle, kann jederzeit auf den Zeugenstand gerufen und unmittelbar zu dem Thema, das hier in dieser Urkunde behandelt ist, gehört werden.

1044

Председатель Это ваше возражение?

THE PRESIDENT Is that your objection?

LE PRÉSIDENT Est-ce là votre objection?

VORSITZENDER Ist dies Ihr Einwand?

1145

Штамер Да.

DR. STAHMER Yes.

Dr STAHMER Oui, Monsieur le Président.

DR. STAHMER Jawohl.

1246

Председатель «Трибунал, исходя из статей 15 «с» и 16 «b» Устава, не понимает, на каком, собственно, основании вы возражаете? Статья 15 «с» гласит, что Главные обвинители выполняют, кроме других обязанностей, следующую: а) производят предварительный допрос всех необходимых свидетелей и подсудимых. Статья 16 гласит:

THE PRESIDENT The Tribunal does not understand the ground of your objection, in view of Article 15 (c) and Article 16 (b) and (c) of the Charter. Article 15 (c) provides that the Chief Prosecutors shall undertake, among others, the duty of «the preliminary examination of all necessary witnesses and of the defendants»; and Article 16 provides that:

LE PRÉSIDENT Le Tribunal ne comprend pas la raison de votre objection, étant donnés les termes de l’article 15,c et de l’article 16,b etc du Statut. L’article 15,c stipule que les Procureurs entreprendront, entre autres choses, la tâche de se livrer à un interrogatoire préliminaire de tous les témoins jugés nécessaires et des accusés, et l’article 16 stipule «qu’afin d’assurer que les accusés soient jugés avec équité, la procédure suivante sera adoptée:

VORSITZENDER Angesichts der Artikel 15 c) und 16 b) und c) des Statuts versteht der Gerichtshof den Grund Ihres Einspruches nicht. Artikel 15 c) sieht vor, daß die Hauptanklagevertreter unter anderem die Pflicht haben, «Vorverhöre aller benötigten Zeugen und der Angeklagten» durchzuführen. Artikel 16 sieht vor, daß:

Что для обеспечения справедливого суда над подсудимыми устанавливается следующий порядок…: b) при любом предварительном допросе… подсудимый имеет право давать любые объяснения по обстоятельствам выдвинутых против него обвинений; с) предварительный допрос подсудимого…будут вестись или переводиться на язык, который подсудимый понимает.

In order to ensure fair trial for the defendants, the following procedure shall be followed: . . . (b) During any preliminary examination . . . of a defendant he shall have the right to give any explanation relevant to the charges made against him; (c) A preliminary examination of a defendant. . . shall be conducted in, or translated into, a language which the defendant understands.

b) Au cours de tout interrogatoire préliminaire au procès d’un accusé, celui-ci aura le droit de donner toutes explications se rapportant aux charges relevées contre lui;c) Les interrogatoires préliminaires et le procès des accusés devront être conduits dans une langue que l’accusé comprend ou traduits dans cette langue.

Zwecks Wahrung der Rechte der Angeklagten folgendes Verfahren eingeschlagen werden soll:... b. Während eines vorläufigen Verfahrens... soll der Angeklagte berechtigt sein, auf jede der gegen ihn erhobenen Beschuldigungen eine erhebliche Erklärung abzugeben. c) Die vorläufige Vernehmung des Angeklagten... soll in einer Sprache geführt oder in eine Sprache übersetzt werden, die der Angeklagte versteht.

Эти положения Устава, по мнению Трибунала, показывают, что подсудимые могут быть допрошены и что протоколы их допросов могут предъявляться в качестве доказательства.

Those provisions of the Charter, in the opinion of the Tribunal, show that the defendants may be interrogated and that their interrogations may be put in evidence.

Ces clauses du Statut, d’après le Tribunal, montrent que les accusés peuvent être interrogés, et que leurs interrogatoires peuvent être déposés comme preuve.

Diese Bestimmungen des Statuts zeigen nach Ansicht des Gerichtshofs, daß die Angeklagten verhört werden können und daß diese Verhöre als Beweismaterial verwendet werden können.

1349

Штамер Мной движет идея о том, что, когда возможно вызвать свидетеля, предпочтительнее непосредственный допрос в суде, поскольку получаемые показания являются более конкретными.

DR. STAHMER I was prompted by the idea that when it is possible to call a witness, direct examination in court is preferable, since the evidence thus obtained is more concrete.

Dr STAHMER J’ai été conduit par la conviction que, pour produire une preuve, il est préférable, toutes les fois que c’est possible, d’appeler un témoin; c’est le moyen de preuve qui a le plus de poids.

DR. STAHMER Ich bin nur davon ausgegangen, daß, wenn die Möglichkeit besteht, über eine Beweisfrage einen Anwesenden als Zeugen zu verhören, diesem Verhör eines Zeugen der Vorzug zu geben ist, weil es das stärkere Beweismittel darstellt.

1450

Председатель Разумеется у вас будет возможность вызвать подсудимого для дачи показаний, но это не имеет никакого отношения к допустимости допроса — его допроса на предварительном следствии.

THE PRESIDENT You certainly have the opportunity of summoning the defendant for whom you appear to give evidence himself, but that has nothing to do with the admissibility of his interrogation—his preliminary examination.

LE PRÉSIDENT Vous aurez certainement l’occasion de citer comme témoin l’accusé pour lequel vous plaidez, et de lui demander de déposer lui-même. Mais cela n’a rien à voir avec l’admissibilité de son interrogatoire préliminaire.

VORSITZENDER Sie werden jedenfalls die Möglichkeit haben, den Angeklagten, den Sie verteidigen, aufzufordern, selbst Zeugnis abzulegen, aber das hat mit der Zulässigkeit seines Verhörs, seines Vorverhörs, nichts zu tun.

1551

Гриффит-Джонс Это фрагмент ТС-90, который я приобщаю как ВБ-64. Я цитирую из середины первого ответа. Это конец 7-й строки…Подсудимый Геринг там сказал:

LT. COL. GRIFFITH-JONES This extract is TC-90, which I put in as GB-64. I quote from the middle of the first answer. It is at the end of the 7th line. The Defendant Goering says there:

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Cet extrait est le document TC-90 que je dépose sous le nº GB-64. Je cite à partir du milieu de la première réponse. C’est la fin de la septième ligne. L’accusé Göring dit dans cet extrait:

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Dieser Auszug ist TC-90 und wird als Beweisstück GB-64 vorgelegt. Ich zitiere aus der Mitte der ersten Antwort, am Ende der 7. Zeile. Der Angeklagte Göring sagt dort:

Когда Англия дала свою официальную гарантию Польше, фюрер позвонил мне по телефону и сказал, что он приостановил планировавшееся вторжение в Польшу. Я спросил его тогда, временная ли это мера или он вообще решил отменить вторжение. Он сказал: «Нет, я должен посмотреть, не можем ли мы устранить британское вмешательство».

On the day when England gave her official guarantee to Poland, the Fuehrer called me on the telephone and told me that he had stopped the planned invasion of Poland. I asked him then whether this was just temporary or for good. He said 'No, I will have to see whether we can eliminate British intervention.

Le jour où l’Angleterre donna sa garantie officielle à la Pologne, le Führer m’appela au téléphone, et me dit qu’il avait arrêté l’invasion prévue de la Pologne. Je lui demandai alors si c’était un arrêt temporaire ou définitif. Il me dit: «Non, il faudra que je voie si nous pouvons éliminer l’intervention britannique».

Am Tage, an dem England Polen seine offizielle Garantie gab, rief mich der Führer telephonisch an und sagte mir, er hätte die geplante Invasion in Polen aufgehalten. Daraufhin fragte ich ihn, ob dies nur zeitweilig sei oder endgültig. Er sagte: ›Nein, ich werde sehen müssen, ob wir Englands Einmischung ausschalten können.‹...

1653

Председатель Не следует ли вам зачитать вопрос перед ответом?

THE PRESIDENT Ought you not read the question before the answer?

LE PRÉSIDENT Ne devriez-vous pas lire la question avant de lire la réponse?

VORSITZENDER Wollen Sie nicht erst die Frage verlesen?

1754

Гриффит-Джонс Я возвращаюсь к вопросу:

LT. COL. GRIFFITH-JONES I go back to the question:

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Bien. Je reviens à la question qui a été posée à Göring:

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Ich wiederhole die Frage:

Вопрос: Когда переговоры польского министра иностранных дел в Лондоне привели к подписанию англо-польского соглашения в конце марта или начале апреля 1939 года, было ли уже в это время совершенно очевидно, что мирное разрешение этого вопроса невозможно?

When the negotiations of the Polish Foreign Minister in London brought about the Anglo-Polish Treaty, at the end of March or the beginning of April 1939, was it not fairly obvious that a peaceful solution was impossible?

Quand les négociations du ministre des Affaires étrangères polonais à Londres amenèrent le traité anglo-polonais, à la fin de mars ou au début d’avril, n’était-il pas suffisamment évident qu’une solution pacifique était impossible?

Frage: War es nicht ziemlich klar, daß eine friedliche Lösung unmöglich war, nachdem die Verhandlungen des Polnischen Außenministers in London Ende März oder Anfang April 1939 zum Abschluß des Englisch-Polnischen Vertrages geführt hatten?

Ответ: Да, мне лично оно казалось после невозможным» — я думаю, что это, должно быть, плохой перевод — «по моему убеждению».

Answer — «Yes, it seemed impossible after my conviction» — I think that must be a bad translation — «according to my conviction.

Réponse. — Oui, elle semblait impossible d’après ma conviction»./div>

Antwort: Jawohl, sie war meiner Überzeugung nach unmöglich,

1857

Председатель Да.

THE PRESIDENT Yes.

1958

Гриффит-Джонс(Продолжая)

LT. COL. GRIFFITH-JONES[Continuing.]. . .

LT. COL. GRIFFITH-JONES

Но фюрер думал иначе. Когда фюреру сказали, что Англия дала гарантии Польше, он сказал, что Англия дала гарантии также и Румынии, но тем не менее ничего, собственно, не случилось, когда Россия присоединила к себе Бессарабию. Это произвело на него большое впечатление. Я понял, что ошибся, так как тогда Польша имела только обещание гарантии. Сама гарантия была дана лишь через некоторое время, незадолго до начала войны. Когда Англия дала свою официальную гарантию Польше, фюрер позвонил мне по телефону и сказал, что он приостановил планировавшееся вторжение в Польшу. Я спросил его тогда, временная ли это мера или он вообще решил отменить вторжение. Он сказал: «Нет, я должен посмотреть, не можем ли мы устранить британское вмешательство». Тогда я спросил его: «Как вы думаете, могут ли произойти какие-нибудь изменения в течение четырех — пяти дней?» Не знаю, известно это вам, полковник или нет, в это же время я поддерживал связь с лордом Галифаксом с помощью специального курьера сверх постоянной дипломатической связи для того, чтобы любым способом приостановить войну с Англией. После того, как были даны гарантии, я. считал объявление войны со стороны Англии неизбежным. Я уже сказал ему весной 1939 года после оккупации Чехословакии, что с этого времени, если он попытается решить польский вопрос, он должен будет в этом случае иметь в виду враждебность Англии. Это было в 1939 году, то есть после того, как мы установили протекторат.

…but not according to the convictions of the Fuehrer. When it was mentioned to the Fuehrer that England had given her guarantee to Poland, he said that England was also guaranteeing Romania, but then when the Russians took Bessarabia, nothing happened; and this made a big impression on him. I made a mistake here. At this time Poland only had the promise of a guarantee. The guarantee itself was only given shortly before the beginning of the war. On the day when England gave her official guarantee to Poland, the Fuehrer called me on the telephone and told me that he had stopped the planned invasion of Poland. I asked him then whether this was just temporary, or for good. lie said, 'No, I will have to see whether we can eliminate British intervention.'So, then I asked him, 'Do you think that it will be any different within 4 or 5 days?' At this same time—I do not know whether you know about that, Colonel—I was in communication with Lord Halifax by a special courier, outside the regular diplomatic channels, to do everything to stop war with England. After the guarantee, I held an English declaration of war inevitable. I already told him in the spring of 1939, after occupying Czechoslovakia, I told him that from now on, if he tried to solve the Polish question, he would have to count on the enmity of England—1939, that is, after the Protectorate.

…mais non d’après celle du Führer. Quand on mentionna au Führer que l’Angleterre avait donné sa garantie à la Pologne, il dit que l’Angleterre l’avait également donnée à la Roumanie, mais qu’au moment où les Russes prirent la Bessarabie, rien ne se produisit; et cela l’impressionna vivement. J’ai fait une erreur ici. À cette époque, la Pologne n’avait que la promesse d’une garantie. La garantie proprement dite ne lui fut donnée que peu de temps avant le déclenchement de la guerre. Le jour où l’Angleterre donna sa garantie officielle à la Pologne, le Führer m’appela au téléphone, et me dit qu’il avait arrêté l’invasion projetée de la Pologne. Je lui demandai si cet arrêt était temporaire ou définitif. Il me dit: «Non il faudra que je voie si nous pouvons éliminer l’intervention britannique». Je lui demandai alors: «Pensez-vous que la situation soit différente d’ici quatre ou cinq jours?». À cette époque — je ne sais pas si vous êtes au courant, colonel — j’étais en relation avec Lord Halifax par courrier spécial, en dehors des voies diplomatiques régulières, pour faire tout ce qui était possible afin d’arrêter la guerre avec l’Angleterre. Après la garantie, je tins pour inévitable une déclaration de guerre de la part de l’Angleterre. Je lui avais déjà dit, au printemps 1939 après l’occupation de la Tchécoslovaquie, que désormais, s’il essayait de résoudre la question polonaise, il devrait compter sur l’hostilité de l’Angleterre. En 1939, c’est-à-dire après le Protectorat.

Nicht aber nach der Überzeugung des Führers. Als dem Führer gesagt wurde, England habe Polen seine Garantie gegeben, sagte er, daß England auch Rumänien eine Garantie gegeben habe, aber als die Russen dann Bessarabien einnahmen, sei nichts geschehen, und dies hätte einen tiefen Eindruck auf ihn gemacht. Ich habe mich hier geirrt: Zu dieser Zeit war Polen eine Garantie nur versprochen worden. Die Garantie selbst wurde erst kurz vor Kriegsausbruch gegeben. Am Tage, an dem England Polen seine offizielle Garantie gab, rief mich der Führer telephonisch an und sagte mir, er hätte die geplante Invasion von Polen aufgehalten. Darauf fragte ich ihn, ob dies nur zeitweilig sei oder endgültig. Er sagte: ›Nein, ich werde sehen müssen, ob wir Englands Einmischung ausschalten können.‹ Daraufhin fragte ich ihn: ›Glauben Sie, daß es in 4 oder 5 Tagen anders sein wird?‹ Zu dieser Zeit – ich weiß nicht, Herr Oberst, ob Sie hiervon wissen – stand ich durch einen besonderen Kurier außerhalb des gewöhnlichen diplomatischen Weges mit Lord Halifax in Verbindung, um alles zu tun, einen Krieg mit England zu vermeiden. Nachdem die Garantie gegeben war, hielt ich eine englische Kriegserklärung für unvermeidlich. Ich sagte ihm das schon im Frühjahr 1939, nach der Besetzung der Tschechoslowakei, daß er von jetzt an mit der Feindschaft Englands werde rech nen müssen, falls er versuchen sollte, die polnische Frage zu lösen. Das war 1939, also nach dem Protektorat.

Вопрос: Правда ли, что подготовка к кампании против Польши по первоначальному плану должна была закончиться к концу августа 1939 года?

Question: 'Is it not a fact that preparations for the campaign against Poland were originally supposed to have been completed by the end of August 1939?'

Question. — Est-il exact que les préparatifs pour la campagne contre la Pologne fussent, à l’origine, censés devoir être terminés avant la fin d’août 1939?

Frage: Ist es nicht eine Tatsache, daß die Vorbereitungen für den Polenfeldzug ursprünglich bis Ende August 1939 beendet sein sollten?

Ответ: Да.

Answer: 'yes.'

Réponse. — Oui.

Antwort: Jawohl.

Вопрос: И что окончательный приказ в отношении кампании против Польши был отдан примерно между 15 и 20 августа 1939 г., после подписания договора с Советской Россией?» — даты очевидно неверны здесь.

Question: 'And that the final issuance of the order for the campaign against Poland came sometime between the15th and 20th of August 1939, after the signing of the treaty with Soviet:Russia?»'—The dates obviously are wrong there.

Question. — Et que l’ordre relatif à la campagne contre la Pologne ait été en définitive donné entre le 15 et le 20 août 1939 après la signature du pacte avec la Russie Soviétique?» Les dates sont manifestement fausses ici.

Frage: Und daß der Befehl für den Feldzug gegen Polen zwischen dem 15. und dem 20. August 1939, nach der Unterzeichnung des Vertrages mit Sowjetrußland endgültig herausgegeben wurde? Die Daten sind hier offensichtlich falsch.

Ответ: Да, это правда.

Answer: 'Yes, that is true.'

Réponse. — Oui, c’est exact.

Antwort: Jawohl, das stimmt.

Вопрос; Не является ли также фактом, что начало этой кампании было объявлено приказом на 25 августа, но 24 августа в середине дня она была отложена до 1 сентября для того, чтобы дождаться результатов новых дипломатических маневров с английским послом?

Question: 'Is it not also a fact that the start of the campaign was ordered for the 25th of August but on the24th of August in the afternoon it was postponed until September the 1st in order to await the results of new diplomatic maneuvers with the English Ambassador?'

Question. — N’est-il pas également exact que le début de cette campagne fut ordonné pour le 25 août, mais que le 24 août, dans le courant de l’après-midi, il fut remis jusqu’au 1^er septembre, afin d’attendre le résultat des nouvelles manœuvres diplomatiques avec l’ambassadeur anglais?

Frage: Ist es nicht außerdem Tatsache, daß der Feldzug für den 25. August befohlen worden war, daß er aber am 24. August nachmittags auf den 1. September aufgeschoben wurde, um die Resultate erneuter diplomatischer Manöver mit dem Englischen Botschafter abzuwarten?

Ответ: Да.

Answer: 'Yes.'

Réponse. — Oui.

Antwort: Jawohl.

Единственное замечание, которое я хотел бы сделать по поводу этого документа, относится ко второму абзацу, где Геринг утверждает, что он не хотел войны с Англией. Суд помнит, как вел себя Геринг после знаменитой речи Гитлера, обращенной к командующим 22 августа. Геринг встал, поблагодарил фюрера за его речь и уверил его, что вооруженные силы выполнят свою задачу.

My only comment upon that document is in respect to the second paragraph where Goering is purporting not to want war with England. The Court will remember how it was Goering, after the famous speech of the 22d of August to his commanders-in-chief, who got up and thanked the Fuehrer for his exhortation and assured him that the Armed Forces would play their part.

Mon seul commentaire à ce document porte sur le second paragraphe dans lequel Göring prétend qu’il ne voulait pas de guerre avec l’Angleterre. Le Tribunal se souvient que c’est Göring qui, après le fameux discours du 22 août aux Commandants en chef, se leva et remercia le Führer de son exhortation et l’assura que la Wehrmacht jouerait son rôle.

Mein Kommentar zu diesem Dokument bezieht sich auf den zweiten Absatz, in dem Göring behauptet, daß er keinen Krieg mit England wolle. Der Gerichtshof wird sich erinnern, daß Göring es war, der nach der berühmten Ansprache vom 22. August an die Oberbefehlshaber aufstand, dem Führer für seine Ermahnungen dankte und ihm versicherte, daß die Wehrmacht ihre Aufgabe erfüllen werde.

Я опускаю следующий документ в документальной книге, которые содержит более отдалённый вопрос, и мы переходим теперь к устному сообщению Гитлера, текст которого он затем вручил господину Гендерсону 25 августа после того, как он услышал о подписании англо-польского соглашения, для того, чтобы удержать Англию от выполнения взятых на себя обязательств по отношению к Польше. В первой части он говорит, что, выслушав английского посла, он стремился предпринять еще одну попытку для того, чтобы избежать войны. Во второй — он опять говорит, что польские провокации были нетерпимы. Я цитирую второй параграф:

I omit the next document in the document book, which carries the matter a little further, and we go on to Hitler's verbal communique, as it is called in theBritish Blue Book,that Remanded to Sir Nevile Henderson on the 25th of August, after he had heard of the signing of the Anglo-Polish agreement, in an endeavor to keep England from meeting her obligations. He states in the first paragraph, after hearing the British Ambassador, that he is anxious to make one more effort to save war. In the second paragraph, he asserts again that Poland's provocations were unbearable; and I quote Paragraph 2:

Je vais passer, dans le livre de documents, sur le document suivant qui ne nous apprend rien de nouveau et nous continuerons avec le «communiqué verbal de Hitler», comme on l’appelle dans le Livre Bleu anglais. Il fut remis à Sir Nevile Henderson le 25 août, après la publication de la signature du traité anglo-polonais, Hitler s’y efforce d’empêcher l’Angleterre de remplir ses obligations. Il déclare, dans le premier paragraphe, après avoir entendu l’ambassadeur britannique, qu’il est désireux de faire encore un effort pour éviter la guerre. Dans le deuxième paragraphe il affirme à nouveau que les provocations polonaises sont insupportables; je cite le deuxième paragraphe:

Ich überspringe das nächste Dokument, das diesen Tatbestand nur noch weiter entwickelt, und wende mich Hitlers Verbal-Kommuniquй zu, wie es im Britischen Blaubuch genannt wird; er überreichte es am 25. August dem Britischen Botschafter Sir Nevile Henderson, nachdem er von der Unterzeichnung des Englisch-Polnischen Vertrages unterrichtet worden war, mit der Absicht, England von der Erfüllung seiner Verpflichtungen abzuhalten. Er erklärte im ersten Absatz, daß er nach Anhörung des Englischen Botschafters noch einen weiteren Versuch machen wolle, den Krieg zu vermeiden; im zweiten Absatz behauptet er wieder, daß die Provokationen Polens untragbar seien. Ich zitiere Absatz 2:

Германия при всех обстоятельствах решила устранить эту нетерпимую ситуацию на своей восточной границе. Более того, она хочет сделать это в интересах порядка и спокойствия, в интересах европейского мира.

Germany was in all circumstances determined to abolish these Macedonian conditions on her eastern frontier and, what is more, to do so in the interests of quiet and order and also in the interests of European peace.

L’Allemagne est en tout cas décidée à abolir les conditions draconiennes imposées à sa frontière orientale, et qui plus est, à le faire dans l’intérêt de la tranquillité et de l’ordre, donc dans l’intérêt de la paix européenne.

Deutschland sei unter allen Umständen entschlossen, diese mazedonischen Zustände an seiner Ostgrenze zu beseitigen, und zwar nicht nur im Interesse von Ruhe und Ordnung, sondern auch im Interesse des europäischen Friedens.

Проблема Данцига и польского коридора должна быть решена. Британский премьер-министр произнес речь, в которой совершенно ничего не было сказано о необходимости внесения некоторых изменений в положение Германии. Результатом этой речи могла быть кровопролитная война между Германией и Англией с неисчислимыми жертвами. Эта война будет еще более кровопролитной, чем война 1914–1918 годов. В отличие от последней войны Германии не нужно будет больше бороться на двух фронтах, в этом параграфе видны угрозы, завуалированные угрозы . Договор с Россией является безусловной и значимой переменой в международной политике империи, которая продлится очень длительное время. Россия и Германия больше никогда не направят оружие друг против друга. Кроме того, договор, достигнутый с Россией, обеспечивает Германию экономически на любой возможно длительный период войны.

The problem of Danzig and the Corridor must be solved. The British Prime Minister had made a speech which was not in the least calculated to induce any change in the German attitude. At the most, the result of this speech could be a bloody and incalculable war between Germany and England. Such a war would be bloodier than that of 1914 to 1918. In contrast to the last war, Germany would no longer have to fight on two fronts.»—One sees the threats, veiled threats, appearing in this paragraph—»Agreement with Russia was unconditional and signified a change in foreign policy of the Reich which would last a very longtime. Russia and Germany would never again take up arms against each other. Apart from this, the agreements reached with Russia would also render Germany secure economically for the longest possible period of war.

Le problème de Dantzig et du Corridor doit être résolu. Le Premier Ministre britannique a fait un discours qui était absolument impropre à apporter un changement dans l’attitude allemande. Le résultat de ce discours serait tout au plus une guerre sanglante et de conséquences incalculables entre l’Allemagne, la Pologne et l’Angleterre. Une telle guerre serait plus sanglante que celle de 1914–1918. Contrairement à la dernière guerre, l’Allemagne ne se verrait plus obligée de combattre sur deux fronts.» On voit la menace voilée qui apparaît dans ce paragraphe. «Le pacte avec la Russie était inconditionnel et signifiait un changement dans la politique étrangère du Reich, changement qui durerait longtemps. La Russie et l’Allemagne ne prendraient jamais plus les armes l’une contre l’autre. À part cela les accords conclus avec la Russie assureraient aussi la sécurité économique de l’Allemagne, pour une guerre aussi longue qu’elle puisse être.

Das Problem Danzig und Korridor müsse gelöst werden. Der britische Ministerpräsident habe eine Rede gehalten, die nicht im geringsten geeignet sei, einen Wandel in der deutschen Einstellung herbeizuführen. Aus dieser Rede könne höchstens ein blutiger und unübersehbarer Krieg zwischen Deutschland und England entstehen. Ein solcher Krieg würde blutiger sein, als der von 1914 bis 1918. Im Unterschied zu dem letzten Krieg würde Deutschland keinen Zweifrontenkrieg mehr zu füh ren haben.» Man sieht in diesem Abschnitt die Drohungen, die versteckten Drohungen. «Das Abkommen mit Rußland sei bedingungslos und bedeute eine Wende in der Außenpolitik des Reiches auf längste Zeit. Rußland und Deutschland würden unter keinen Umständen mehr die Waffen gegeneinander ergreifen. Davon abgesehen würden die mit Rußland getroffenen Abmachungen Deutschland auch wirtschaftlich für eine längste Kriegsperiode sichern.

Фюрер всегда стремился к англо-германскому взаимопониманию. Война между Англией и Германией могла быть даже в худшем случае выгодна только Германии, но никак не Англии.

The Fuehrer had always wanted Anglo-German understanding. War between England and Germany could at best bring some profit to Germany, but none at all to England.

Le Führer avait toujours désiré une compréhension mutuelle entre l’Angleterre et l’Allemagne. Une guerre entre l’Angleterre et l’Allemagne pourrait, dans le cas le plus favorable, apporter quelque profit à l’Allemagne, mais n’en apporterait aucun à l’Angleterre.

Dem Führer habe immer an der deutsch-englischen Verständigung gelegen. Ein Krieg zwischen England und Deutschland könne im günstigsten Falle Deutschland einen Gewinn bringen, England aber überhaupt nichts.

Затем мы переходим к взятке:

Then we come to the bribe:

Ensuite, nous en venons aux tentatives de corruption:

Dann kommen wir zur Bestechung.

Фюрер заявил, что польско-германская проблема должна быть и будет разрешена. Он, однако, готов и твердо решил после разрешения этой проблемы еще раз обратиться к Англии с подробным и четким предложением. Он — человек великих решений, и в данном случае он может также быть человеком великих действий. Он от всей души принимает Британскую империю и готов лично сам трудиться ради ее дальнейшего существования, а также предоставить в ее распоряжение всю мощь Германской империи при одном только условии, что его колониальные требования, которые весьма ограничены, будут удовлетворены путем мирных переговоров… Его обязательства в отношении Италии оставались прежними».

The Fuehrer declared the German-Polish problem must be solved and will be solved. He is, however, prepared and determined, after the solution of this problem, to approach England once more with a large, comprehensive offer. He is a man of great decisions; and in this case also, he will be capable of being great in his action.»—and then, magnanimously—»He accepts the British Empire and is ready to pledge himself personally for its continued existence and to place the power of the German Reich at its disposal on condition that his colonial demands, which are limited, should be negotiated by peaceful means .... His obligations to Italy remain untouched.

Le Führer déclare que le problème germano-polonais devrait être résolu et serait résolu. Il est cependant prêt et décidé pour la solution de ce problème, à entrer en relation avec l’Angleterre une fois de plus, en présentant des propositions importantes et compréhensives. C’était l’homme des grandes décisions et dans ce cas aussi, il était capable d’être grand dans ses actions» — et généreux aussi — «Le Führer admet l’existence de l’empire britannique et s’engage personnellement, pour la continuation de celui-ci, à mettre la puissance du Reich allemand à sa disposition, à condition que ses revendications coloniales, limitées, soient traitées par des méthodes pacifiques… Ses obligations à l’égard de l’Italie restent inchangées.

Der Führer erklärt, daß das deutsch-polnische Problem gelöst werden müsse und gelöst werden würde. Er ist aber bereit und entschlossen, nach der Lösung dieses Problems noch einmal an England mit einem großen umfassenden Angebot heranzutreten. Er ist ein Mann großer Entschlüsse und wird auch in diesem Falle zu einer großen Handlung fähig sein. Dann bejaht er» – großmütig – «das britische Imperium und ist bereit, sich für dessen Bestand persönlich zu verpflichten und die Kraft des Deutschen Reiches dafür einzusetzen, wenn seine kolonialen Forderungen, die begrenzt sind, auf friedlichem Wege ausgehandelt werden können, ... seine Verpflichtungen Italien gegenüber nicht tangiert werden.

Вновь он подчёркивает неизменную решимость никогда не начинать войну с Россией. Я цитирую последние два абзаца:

Again he stresses irrevocable determination never to enter into war with Russia. I quote the last two paragraphs:

De nouveau il insista sur la détermination irrévocable de l’Allemagne de ne jamais entrer en conflit avec la Russie. Je cite les deux derniers paragraphes:

Wiederum betont er seinen unwiderruflichen Entschluß, niemals in einen Krieg gegen Rußland einzutreten. Ich zitiere die beiden letzten Absätze:

Если британское правительство сочтет эти соображения полезными для Германии …

If The British Government would consider these ideas, a blessing for Germany...

Si le Gouvernement britannique voulait prendre ces idées en considération, ce serait une bénédiction pour l’Allemagne…

Wenn die Britische Regierung diese Gedanken erwägen würde, so könnte sich daraus ein Segen für Deutschland...

2075

Председатель Почему бы вам не прочесть первые несколько строк абзаца 3?

THE PRESIDENT Why do you not read the first few lines of Paragraph 3?

LE PRÉSIDENT Ne voudriez-vous pas lire d’abord les premières lignes du troisième paragraphe?

VORSITZENDER Warum verlesen Sie nicht die ersten Zeilen des Absatzes 3?

2176

Гриффит-Джонс Да; я подытоживал его — абзац 3: Он также хочет выразить неизменную решимость Германии никогда впредь не входить в конфликт с Россией».

LT. COL. GRIFFITH-JONES Yes; I did summarize it — Paragraph 3: «He also desired to express the irrevocable determination of Germany never again to enter into conflict with Russia.»

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Oui, je l’ai résumé. «Il désirait insister de nouveau sur la décision irrévocable de l’Allemagne de ne jamais plus entrer en conflit avec la Russie.»

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Ja, ich habe Absatz 3 zusammengefaßt. «Er wünscht ebenso den unverrückbaren Entschluß Deutschlands zu betonen, nie mehr mit Rußland in einen Konflikt einzutreten.»

2277

Председатель Да.

THE PRESIDENT Yes.

LE PRÉSIDENT Oui.

VORSITZENDER Ja.

2378

Гриффит-Джонс Я процитирую два последних абзаца:

LT. COL. GRIFFITH-JONES I quote the last two paragraphs:

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Et j’en viens aux deux derniers paragraphes:

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Ich zitiere die letzten zwei Absätze:

Если британское правительство сочтет эти соображения полезными для Германии и Британской империи, в результате может быть сохранен мир. Если предложения Германии будут отвергнуты Британией, — начнется война. Ни при каких обстоятельствах Англия.не выйдет из этой войны более сильной. Последняя война доказала это.

If the British Government would consider these ideas, a blessing for Germany and also for the British Empire might result. If they reject these ideas, there will be war. In no case will Great Britain emerge stronger; the last war proved it.

Si le Gouvernement britannique voulait prendre ces idées en considération, ce serait une bénédiction pour l’Allemagne et aussi pour l’Empire britannique: il en résulterait la Paix. S’il les rejetait, ce serait la guerre. En aucun cas, la Grande-Bretagne n’en sortirait plus forte: la dernière guerre l’a déjà prouvé.

Wenn die Britische Regierung diese Gedanken erwägen würde, so könnte sich daraus ein Segen für Deutschland und auch für das britische Weltreich ergeben. Wenn sie diese Gedanken ablehnt, wird es Krieg geben. Auf keinen Fall würde Großbritannien aus diesem Krieg stärker hervorgehen. Schon der letzte Krieg habe dies bewiesen.

Фюрер повторил, что он сам человек великих решений, что связывает его, и это его последнее предложение…».

The Fuehrer repeats that he himself is a man of far-reaching decisions by which he is bound, and that this is his last offer....

Le Führer répète qu’il est un homme aux décisionsad infinitum par lesquelles il se lie et que c’est là sa dernière proposition…

Der Führer wiederholt, daß er ein Mann großer und ihn selbst verpflichtender Entschlüsse sei und dies sein letzter Vorschlag wäre.

2481

Председатель Трибунал будет прерван и затем будет исследован вопрос.

THE PRESIDENT The Tribunal will adjourn and then the matter can be investigated.

LE PRÉSIDENT Nous suspendrons l’audience avant d’examiner cette question.

VORSITZENDER Der Gerichtshof wird sich vertagen und die Beweisführung kann dann fortgesetzt werden.

Объявлен перерыв

A recess was taken.

L’audience est suspendue.

Pause von 10 Minuten.

2582

Гриффит-Джонс Я закончил зачитывать предложение Гитлера британскому правительству, которое было ТС-72, номер 68 и который станет ВБ-65.

LT. COL. GRIFFITH-JONES I had just finished reading the offer from Hitler to the British Government, which was TC-72, Number 68, and which becomes GB-65.

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Je venais de lire les propositions faites par Hitler au Gouvernement britannique. C’était le document TC-72, nº 68, déposé sous le nº GB-65.

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Ich habe soeben das Angebot Hitlers an die Britische Regierung verlesen. Es war TC-72, Nummer 68, und wird GB-65.

Конечно, английское правительство не знало об истинной цели этого предложения и, поверив ему, ответило 28 августа, что оно готово начать переговоры. Англичане согласились с Гитлером в том, что споры должны быть урегулированы. Я цитирую:

The British Government were not, of course, aware of the real object that lay behind that message; and, taking it at its face value and desirous to enter into discussions, they wrote back on the 28th of August saying that they were prepared to enter into discussions. They agreed with Hitler that the differences must be settled, and I quote from Paragraph 4:

Le Gouvernement britannique, naturellement, ne savait pas quels étaient les buts véritables de ce message; il répondit de bonne foi par une note du 28 août qu’il était prêt à engager des négociations. Il était d’accord avec Hitler sur le fait que les différends devaient être réglés; je cite le paragraphe 4:

Die Britische Regierung war sich natürlich nicht des wirklichen Zieles dieser Botschaft bewußt, und erklärte sich guten Glaubens am 28. August schriftlich dazu bereit, in Verhandlungen einzutreten. Sie stimmte mit Hitler überein, daß die Meinungsverschiedenheiten ausgeglichen werden sollten. Ich zitiere vom 4. Absatz:

По мнению правительства Его Величества, разумное решение спорных вопросов между Германией и Польшей может и должно быть осуществлено путем соглашения между этими двумя странами в соответствии с необходимостью обеспечения основных интересов Польши. Оно напоминает, что в речи от 28 апреля германский канцлер признал значение этих интересов для Польши.

In the opinion of His Majesty's Government, a reasonable solution of the differences between Germany and Poland could and should be effected by agreement between the two countries on lines which would include the safeguarding of Poland's essential interests; and they recall that in his speech of the 28th of April, the German Chancellor recognized the importance of these interests to Poland.

De l’avis du Gouvernement de Sa Majesté, une solution raisonnable des divergences entre l’Allemagne et la Pologne pourrait et devrait être réalisée par un accord entre les deux pays suivant des directives qui comprendraient la sauvegarde des intérêts essentiels de la Pologne, et le Gouvernement de Sa Majesté rappelle que, dans son discours du 28 avril dernier, le Chancelier a reconnu l’importance de ces intérêts pour la Pologne.

Nach Ansicht Seiner Majestät Regierung könnte und sollte eine vernünftige Lösung der Differenzen zwischen Deutschland und Polen auf dem Wege der Vereinbarung zwischen den beiden Nationen erzielt werden auf einer Grundlage, die die Sicherstellung der wesentlichen Interessen Polens einbeziehen würde, und Seiner Majestät Regierung erinnert sich, daß der Herr Reichskanzler in seiner Rede am 28. April die Wichtigkeit dieser Interes sen für Polen anerkannt hat.

Но, как премьер-министр заявил в письме германскому канцлеру от 22 августа, правительство Его Величества считает необходимым для успеха переговоров, предшествующих соглашению, чтобы имелось заблаговременное понимание того, что любое решение вопроса должно быть гарантировано другими державами. Правительство Его Величества будет готово, если это будет желательно, внести свой вклад в эффективное осуществление такой гарантии».

But, as was stated by the Prime Minister in his letter to the German Chancellor of the 22d of August, His Majesty's Government consider it essential for the success of the discussions, which would precede the agreement, that it should be understood beforehand that any settlement arrived at would be guaranteed by other powers. His Majesties Government would be ready, if desired, to make their contribution to the effective operation of such a guarantee.

Mais comme le Premier Ministre l’a déclaré dans sa lettre au Chancelier du 22 août, le Gouvernement de Sa Majesté considère comme essentiel, pour le succès des négociations qui précéderaient l’accord, qu’il soit entendu au préalable que tout règlement sera garanti par d’autres puissances. Le Gouvernement de Sa Majesté serait disposé à apporter sa contribution au fonctionnement efficace d’une telle garantie si le désir lui en était manifesté.

Wie jedoch der Britische Premierminister in seinem Schreiben vom 22. August an den Herrn Reichskanzler zum Ausdruck brachte, ist es nach Ansicht Seiner Majestät Regierung unerläßlich für den Erfolg der Besprechungen, die der Vereinbarung vorangehen würden, daß es im voraus feststünde, daß ein zu erzielendes Abkommen von anderen Mächten garantiert werden würde. Seiner Majestät Regierung würde bereit sein, wenn der Wunsch dazu ausgesprochen werden sollte, zu der wirksamen Durchführung einer solchen Garantie beizutragen.

Теперь я перехожу к последнему абзацу на этой странице, абзацу 6:

I go to the last paragraph on that page, Paragraph 6:

Je passe maintenant au dernier paragraphe de cette page, c’est-à-dire au paragraphe 6:

Ich komme nun zum letzten Absatz dieser Seite, Absatz 6:

Правительство Его Величества высказалось достаточно, чтобы разъяснить свою позицию в отношении спорных вопросов между Польшей и Германией. Оно надеется, что германский канцлер не подумает, что, ввиду тщательного выполнения обязательств в отношении Польши, правительство Его Величества не желает сделать все возможное, чтобы найти такое решение, которое удовлетворит как Германию, так и Польшу».

His Majesty's Government have said enough to make their own attitude plain in the particular matters at issue between Germany and Poland. They trust that the German Chancellor will not think that, because His Majesty's Government are scrupulous concerning their obligations to Poland, they are not anxious to use all their influence to assist the achievement of a solution which may commend itself both to Germany and to Poland.

Le Gouvernement de Sa Majesté en a dit assez pour que son attitude soit parfaitement claire en ce qui concerne les questions particulières en jeu entre l’Allemagne et la Pologne. Il espère que le Chancelier Hitler ne pensera pas, parce que le Gouvernement de Sa Majesté entend remplir scrupuleusement ses obligations vis-à-vis de la Pologne, qu’il ne désire pas mettre toute son influence au service d’une solution qui puisse se recommander à la fois à l’Allemagne et à la Pologne.

Seiner Majestät Regierung hat ihre eigene Haltung gegenüber den besonderen zwischen Deutschland und Polen strittigen Angelegenheiten erschöpfend zum Ausdruck gebracht. Sie vertraut darauf, daß der Herr Reichskanzler nicht glauben wird, daß Seiner Majestät Regierung, weil sie ihre Verpflichtung gegenüber Polen genau nimmt, aus diesem Grunde nicht bestrebt ist, ihren ganzen Einfluß für das Zustandekommen einer sowohl Deutschland wie Polen befriedigenden Lösung einzusetzen.

Это, конечно, подорвало надежды немцев. Им не удалось своими трюками и подачками заставить Англию отречься от ее обязательств в отношении Польши. Теперь немцам надо было как можно скорее выпутаться из этого затруднительного положения и, насколько это возможно, реабилитировать себя. Этот последний документ, который я представляю — ВБ-66. Я также представляю сообщение сэра Невиля Гендерсона об этой беседе, ТС-72, номер 75, который станет ВБ-67.

That, of course, knocked the German hopes on the head. They had failed by their tricks and their bribes to dissuade England from observing her obligations to Poland, and it was now only a matter of getting out of their embarrassment as quickly as possible and saving their face as much as possible. me last document becomes GB-66. And I put in also Sir Nevile Henderson's account of that interview, TC-72, Number 75, which becomes GB-67.

C’était un coup pour les espoirs de l’Allemagne. Ils avaient échoué dans leurs tentatives de corruption pour empêcher l’Angleterre de remplir ses obligations à l’égard de la Pologne; désormais il s’agissait de sortir de cette impasse en toute hâte et autant que possible de sauver la face. Le dernier document porte le nº GB-66. Je dépose aussi le rapport de Sir Nevile Henderson sur cette entrevue; c’est le document suivant, TC-72, nº 75, qui devient GB-67.

Das hat natürlich die deutschen Hoffnungen schwer erschüttert. Ihre Tricks und Bestechungen hatten nicht den Erfolg gehabt, England von seinen Verpflichtungen gegenüber Polen abzubringen; es war nunmehr nun eine Frage, wie sie so schnell wie möglich aus ihrer Verwirrung herauskommen und doch soweit wie möglich das Gesicht wahren könnten. Das letzte Dokument wird GB-66. Ich lege ferner Sir Nevile Hendersons Bericht über diese Unterredung vor, TC-72, Nr. 75, das GB-67 wird.

Единственный значительный момент этой беседы — тот, что сэр Невиль Гендерсон вновь подчеркнул позицию Великобритании, которая была полна решимости при всех условиях выполнить свои обязательства по отношению к Польше. Я зачитаю один абзац, который представляет интерес в свете будущего обмена письмами:

During that interview, the only importance of it is that Sir Nevile Henderson again emphasized the British attitude and that they were determined in any event to meet their obligations to Poland. One paragraph I would quote, which is interesting in view of the letters that were to follow, paragraph 10:

La seule importance réelle de cette entrevue réside dans le fait que Sir Nevile Henderson insista à nouveau sur la position britannique et sur sa détermination en tout état de cause à remplir ses obligations à l’égard de la Pologne. J’aimerais citer un paragraphe qui est intéressant étant donné les lettres qui vont suivre; c’est le paragraphe 10:

Die einzige Bedeutung dieser Unterredung bestand darin, daß Sir Nevile Henderson wiederum die Haltung Englands betonte, daß England in jedem Falle entschlossen sei, seine Verpflichtungen gegenüber Polen zu erfüllen. Ich möchte einen Absatz zitieren, der angesichts der folgenden Briefe Interesse verdient. Absatz 10:

В конце я задал ему два прямых вопроса: готов ли он вести переговоры непосредственно с Польшей и готов ли он обсудить вопрос об обмене населения. Он утвердительно ответил на второй вопрос, хотя я не сомневаюсь, что в то же время он имел в виду исправление границ. Что касается первого вопроса, то он ответил, что он не может дать мне ответа до тех пор, пока он не рассмотрит послание английского правительства с той тщательностью, которой этот документ заслуживает. В этой связи он повернулся к Риббентропу и сказал: «Мы должны вызвать фельдмаршала Геринга и обсудить это с ним».

In the end I asked him two straight questions: 'Was he willing to negotiate directly with the Poles?' and Divas he ready to discuss the question of an exchange of population?' He replied in the affirmative as regards the latter, although there I have no doubt that he was thinking at the same time of a rectification of frontiers. As regards the first, He said he could not give me an answer until after he had given the reply of His Majesty's Government the careful consideration which such a document deserved. In this connection he turned to Ribbentrop and said, 'We must summon Field Marshal Goering to discuss it with him.'

À la fin, je lui posai deux questions directes: «Était-il disposé à négocier franchement avec les Polonais et était-il prêt à discuter la question d’un échange de population?» Il répondit par l’affirmative à la deuxième question, bien que je n’aie aucun doute qu’il eût à l’esprit à ce moment une rectification de frontière. En ce qui concerne la première question, il me dit qu’il ne pouvait me donner de réponse avant d’avoir donné à la réplique du Gouvernement de Sa Majesté toute la réflexion qu’un tel document méritait. À cet égard, il se tourna vers Ribbentrop et dit: «Nous pourrions faire venir le maréchal Göring pour en discuter avec lui».

Schließlich stellte ich ihm zwei direkte Fragen: ›War er bereit, direkt mit Polen zu verhandeln?‹ und ›War er willens, die Frage eines Bevölkerungsaustausches zu erörtern?‹ Er bejahte die letztere Frage, obwohl ich keinen Zweifel habe, daß er gleichzeitig an eine Grenzberichtigung dachte. Bezüglich der ersten Frage sagte er, er könne mir keine Antwort geben, bevor er nicht die Antwort der Regierung Seiner Majestät die ihr gebührende Aufmerksamkeit gewidmet hätte. In diesem Zusammenhang sagte er zu Herrn von Ribbentrop: ›Wir müssen Feldmarschall Göring rufen und es mit ihm erörtern.‹

В следующем абзаце говорится, что сэр Невиль Гендерсон повторил Гитлеру то, что для него было основной темой беседы.

Then in the next paragraph, again Sir Nevile Henderson finally repeated to him very solemnly the main note of the whole conversation, so fat as he was concerned.

Finalement, dans le paragraphe suivant, Sir Nevile Henderson reprend encore, très solennellement, le point essentiel de toute la conversation en ce qui le concernait.

Im nächsten Absatz wiederholte Sir Nevile Henderson feierlichst den Hauptpunkt des ganzen Gespräches, soweit es ihn anging. Ich gehe nun auf das nächste Dokument über,

Теперь я перехожу к следующему документу — ТС-72, номер 78, который станет ВБ-68.

I pass to the next document, which is TC-72, Number 78, which becomes GB-68.

Je passe au document suivant, TC-72, nº 78, qui devient GB-68.

TC-72, Nummer 78, das GB-68 wird.

Как я раньше сказал, ответ германского правительства был вручен сэру Невилю Гендерсону в 7 ч. 15 м. вечера 29 августа. В ответе изложены предложения британского правительства, сделанные в предыдущей ноте, и далее сказано о том, что германское правительство готово начать переговоры на той основе, чтобы весь коридор, а также Данциг были возвращены Германии. Я цитирую предпоследний абзац первой страницы документа:

The German reply, as I outlined before, was handed to Sir Nevile Henderson at 7:15 p.m. on the 29th of August. The reply sets out the suggestion submitted by the British Government in their previous note; and it goes on to say that the German Government are prepared to enter into discussion on the basis that the whole of the Corridor, as well as Danzig, are returned to the Reich. I quote particularly the next to the last paragraph on the first page of that document:

La réponse allemande, comme je l’ai exposé plus tôt, fut remise à Sir Nevile Henderson le 29 août, à 19 h. 15. Elle traite des suggestions proposées par le Gouvernement britannique dans sa note précédente et continue en disant que le Gouvernement est prêt à entrer en discussion en prenant pour base le retour à l’Allemagne du Corridor tout entier y compris Dantzig. L’avant-dernier paragraphe de la première page de ce document est à citer:

Die deutsche Antwort wurde, wie ich vorher zeigte, Sir Nevile Henderson am 29. August um 19.15 Uhr überreicht. Die Antwort setzt sich mit dem Vorschlag, der von der Britischen Regierung in ihrer vorausgegangenen Note übermittelt worden war, auseinander und besagt weiterhin, daß die Deutsche Regierung bereit sei, Besprechungen auf der Grundlage aufzunehmen, daß der ganze Korridor sowie Danzig dem Reich angegliedert würden. Insbesondere möchte ich den vorletzten Abschnitt auf der ersten Seite des Dokuments zitieren:

Требования германского правительства соответствуют изменению Версальского договора в отношении этой территории, что всегда признавалось необходимым, а именно: возвращение Данцига и коридора Германии, обеспечение существования германской национальной группы на тех территориях, которые останутся у Польши».

The demands of the German Government are in conformity with the revision of the Versailles Treaty, which has always been recognized as being necessary, in regard to this territory, namely: return of Danzig and the Corridor to Germany, the safeguarding-of the existence of the German national group in the territories remaining to Poland.

En ce qui concerne ce territoire, les demandes du Gouvernement allemand sont conformes à la révision du Traité de Versailles qui a toujours été reconnue nécessaire: c’est-à-dire qu’elles comportent le retour de Dantzig et du Corridor à l’Allemagne, la sauvegarde de l’existence de l’élément national allemand dans les territoires restant à la Pologne.

Die Forderung der Deutschen Reichsregierung entspricht der von Anfang an als notwendig erkannten Revision des Versailler Vertrages in diesem Gebiete; Rückkehr von Danzig und dem Korridor an Deutschland, Sicherung des Lebens der deutschen Volksgruppen in den restlich Polen verbleibenden Gebieten.

Только теперь, как я уже подчеркивал, говорилось о признании этого права. 28 апреля требования Гитлера сводились только к Данцигу, к автостраде и к железнодорожной линии.

It is only just now, as I emphasized before, that that right has been recognized for so long. On the 28th of April his demands consisted only of Danzig, of an Autobahn, and of the railway.

Il est juste de dire maintenant, comme je l’ai déjà fait remarquer plus tôt, que ce droit avait été reconnu depuis longtemps. Le 28 avril, ces exigences concernaient uniquement Dantzig, l’autoroute et la ligne de chemin de fer.

Wie ich vorher betont habe, ist dieses Recht erst jetzt als seit langem bestehend geltend gemacht worden. Am 28. April richteten sich seine Forderungen nur auf Danzig, eine Autobahn und die Eisenbahn.

Трибунал вспомнит каким было положение, Гитлер уже пытался создать предлоги и выдвинуть требования, которые ни Польша, ни Великобритания не могли ни при каких обстоятельствах признать. Он хотел полностью удостовериться в этом.

The Tribunal will remember the position which he is trying to get out of now' He is trying to manufacture justification by putting forth proposals which under no possible circumstances could either Poland or Great Britain accept. But, as I said before, he wanted to make doubly certain.

Le Tribunal se souvient de la position dont le Gouvernement allemand cherche à se sortir. Il s’efforce de se donner une justification en faisant des propositions qu’en aucun cas, ni la Pologne, ni l’Angleterre ne pourraient accepter. Mais comme je l’ai déjà dit, il voulait s’en assurer doublement.

Der Gerichtshof wird sich der Lage erinnern, aus der Hitler damals herauszukommen versuchte. Er trachtete danach, sich eine Rechtfertigung zu verschaffen, indem er Vorschläge machte, die weder Polen noch Großbritannien unter keinen Umständen annehmen konnten. Aber, wie ich vorher sagte, wollte er sich doppelt sichern.

Перехожу ко второй странице, и начинаю с третьего абзаца.

I go to the second page, and start with the third paragraph:

J’en viens à la deuxième page et commence au troisième paragraphe:

Ich gehe nun zur zweiten Seite über und beginne mit dem dritten Absatz:

Британское правительство придает значение двум соображениям: во-первых, что существующая опасность приближающегося взрыва должна быть устранена как можно скорее путем прямых переговоров и, во-вторых, что существование Польского государства в той форме, в которой оно будет продолжать существовать, должно быть достаточным образом обеспечено в экономических и политических областях путём международных гарантий».

The British Government attach importance to two considerations:. (1) That the existing danger of an imminent explosion, should be eliminated as quickly as possible by direct negotiations; and (2) that the existence of the Polish State, in the form in which it would then continue to exist, should be adequately safeguarded in the economic and political sphere by means of international guarantees.

Le Gouvernement britannique attache de l’importance à ces deux considérations:a) Que le danger actuel d’une explosion imminente soit éliminé aussi rapidement que possible par négociations directes, etb) Que l’existence de l’État polonais dans la forme sous laquelle il continuerait alors à exister, soit sauvegardée de manière adéquate dans le domaine économique et politique par des garanties internationales.

Die Britische Regierung erachtet zwei Erwägungen für wichtig: 1. daß durch direkte Verhandlungen schnellstens die vorhandene Gefahr einer drohenden Explosion beseitigt wird, und 2. daß der Existenz des im übrigen dann fortbestehenden Polnischen Staates durch internationale Garantien wirtschaftlich und politisch die notwendige Sicherung gegeben wird.

По этому вопросу германское правительство делает следующую декларацию.

«On this subject the German Government make the following declaration:

«À ce sujet, le Gouvernement allemand a donné l’explication suivante:

Die Deutsche Reichsregierung hat dazu folgende Erklärung abzugeben:

100

Хотя оно настроено скептически относительно успешных перспектив, оно готово принять английское предложение и начать непосредственные переговоры. Оно делает это, как уже подчеркивалось, только под впечатлением письменного заявления английского правительства о том, что английское правительство также желает заключить пакт о дружбе в соответствии с указанными английским послом общими установками».

Though skeptical as to the prospects of a successful outcome, they are nevertheless, prepared to accept the English proposal and to enter into direct discussion. They do so, as has already been emphasized, solely as the result of the impression made upon them by the written statement received from the British Government that they, too, desire a pact of friendship in accordance with the general lines indicated to the British Ambassador.

Bien qu’il soit sceptique sur les chances de succès, il est cependant disposé à accepter la proposition anglaise et à entrer en discussion directe. Comme il l’a déjà souligné avec force, il n’agit ainsi qu’à cause de l’impression produite sur lui par la déclaration écrite que lui a adressée le Gouvernement britannique, aux termes de laquelle ce dernier désire lui aussi un pacte d’amitié suivant les grandes lignes indiquées à l’ambassadeur de Grande-Bretagne.

Trotz ihrer skeptischen Beurteilung der Aussichten solcher direkten Besprechungen will sie dennoch den englischen Vorschlag akzeptieren und in diese eintreten. Sie tut dies ausschließlich unter dem Eindruck der – wie schon betont – ihr zugegangenen schriftlichen Mitteilung der Königlich Britischen Regierung, daß auch diese ein Freundschaftsabkommen unter Zugrundelegung der dem Botschafter Henderson gegebenen Anhaltspunkte wünscht.

101

Теперь я читаю предпоследний абзац:

And then, to the last but one paragraph:

Puis, à l’avant-dernier paragraphe:

Nun gehe ich zu dem vorletzten Absatz über:

102

Что касается остального, то, делая эти предложения, германское правительство никогда не намеревалось затронуть жизненные интересы Польши или поставить под вопрос существование независимого Польского государства».

For the rest, in making these proposals, the German Government have never had any intention of touching Poland's. vital interests. or questioning the existence of an independent Polish State.

Par ailleurs, en faisant ces propositions, le Gouvernement allemand n’a jamais eu l’intention de porter atteinte aux intérêts vitaux de la Pologne ou de mettre en question l’existence d’un État polonais indépendant.

Im übrigen hat die Deutsche Reichsregierung bei ihren Vorschlägen nie die Absicht gehabt, lebenswichtige Interessen Polens anzugreifen oder die Existenz eines unabhängigen Polnischen Staates in Frage zu stellen.

103

Эти письма звучат как письма какого-то жулика и обманщика, а не правительства страны.

These letters really sound like the letters of some common swindler rather than of the government of a great nation.

— Ces déclarations font vraiment l’effet d’émaner d’un vulgaire escroc plutôt que du gouvernement d’une grande nation.

Diese Briefe hören sich wirklich mehr wie die Briefe eines gemeinen Schwindlers und nicht wie die der Regierung einer großen Nation an.

104

При этих обстоятельствах германское правительство принимает предложения английского правительства в отношении посредничества и обеспечения отправки в Берлин польского представителя с полными полномочиями. Они ожидают приезда этого уполномоченного в среду 30 августа.

The German Government; accordingly, in these circumstances agree to accept the British Government's offer of their good offices in securing the dispatch to Berlin of a Polish Emissary with full powers. Hey count on the arrival of this Emissary on Wednesday, the 30th August 1939.

En conséquence, le Gouvernement allemand consent à accepter dans ces circonstances, l’offre du Gouvernement britannique d’employer ses bons offices en vue de l’envoi à Berlin d’un émissaire polonais muni des pleins pouvoirs. Il compte que cet émissaire arrivera le mercredi, 30 août 1939.

Die Deutsche Reichsregierung ist unter diesen Umständen damit einverstanden, die vorgeschlagene Vermittlung der Königlich Britischen Regierung zur Entsendung einer mit allen Vollmachten versehenen polnischen Persönlichkeit nach Berlin anzunehmen. Sie rechnet mit dem Eintreffen dieser Persönlichkeit für Mittwoch, den 30. August 1939.

105

Германское правительство немедленно составит приемлемые для себя предложения и, если возможно, передаст эти предложения английскому правительству до приезда польских представителей».

The German Government will immediately draw up proposals for a solution acceptable to themselves and will, if possible, place these at the disposal of the British Government before the arrival of the Polish negotiator.

Le Gouvernement allemand va immédiatement préparer des propositions pour une solution qui lui soit acceptable et, si possible, les fera tenir au Gouvernement britannique avant l’arrivée du négociateur polonais.

Die Reichsregierung wird die Vorschläge einer für sie akzeptablen Lösung sofort ausarbeiten und diese, wenn möglich, bis zur Ankunft des polnischen Unterhändlers auch der Britischen Regierung zur Verfügung stellen,

106

Это было в 7 ч. 15 м. вечера 29 августа и, как я объяснил, оставляло мало времени для приезда польского уполномоченного до полуночи на следующий день. Это был документ ВБ-68.

That was at 7:15 in the evening of the 29th of August and as I have explained, it allowed little time in order to get the Polish Emissary there by midnight the following night. That document was GB-68.

Ceci se passait le 29 août à 19 h. 15, et, comme je l’ai déjà expliqué, cela ne laissait que bien peu de temps pour faire venir l’émissaire polonais avant minuit le lendemain. Ce document est le GB-68.

Das war am 29. August, abends 7.15 Uhr. Es war, wie ich schon ausgeführt habe, nur wenig Zeit übrig, um den polnischen Unterhändler bis Mitternacht der folgenden Nacht dorthin gelangen zu lassen. Dieses Dokument ist GB-68.

107

Следующий документ — это краткое описание сэром Невилем Гендерсоном того, что произошло. Я цитирую четвертый абзац:

The next document, Sir Nevile Henderson's account of the interval, summarizes what had taken place; and I quote particularly paragraph 4:

Le document suivant est un rapport de Sir Nevile Henderson qui résume ce qui s’est passé entre temps. J’en cite en particulier le paragraphe 4:

Das nächste Dokument, Sir Nevile Hendersons Bericht, faßt zusammen, was in der Zwischenzeit geschehen war; ich zitiere besonders Abschnitt 4:

108

Я заметил, что эта фраза звучала как ультиматум, но после нескольких оживленных замечаний г-н Гитлер и фон Риббентроп заверили, что она рассчитана лишь на то, чтобы подчеркнуть чрезвычайное положение, когда две армии стоят друг против друга».

I remarked that this phrase»— that is the passage about the Polish Emissary being there by midnight the following night — «sounded like an ultimatum, but after some heated remarks both Herr Hitler and-Herr Von Ribbentrop assured me that it was only intended to stress the urgency of the moment when the two fully mobilized armies were standing face to face.

Je remarquai que cette phrase» — c’est-à-dire le passage relatif à l’émissaire polonais qui devait être là avant minuit la nuit suivante — «ressemblait à un ultimatum; mais après quelques vives remarques, M. Hitler et M. von Ribbentrop, m’assurèrent tous deux qu’ils voulaient seulement insister sur l’urgence de la situation, alors que deux armées entièrement mobilisées se faisaient face.» C’était l’entrevue du 29 août au soir.

Ich bemerkte, daß diese Ausdrucksweise» – gemeint ist der Satz, daß der polnische Unterhändler bis Mitternacht der folgenden Nacht erscheinen müsse – «wie ein Ultimatum klinge. Aber nach einigen hitzigen Bemerkungen versicherten mir Herr Hitler sowohl wie Herr von Ribbentrop, es wäre lediglich beabsichtigt, die Dringlichkeit der Lage zu betonen, da sich zwei völlig mobilisierte Heere gegenüberständen.

109

Это было вечером 29 августа. Последний документ станет ВБ-69.

That was the interview on the evening of the 29th of August. The last document becomes GB-69.

Ce dernier document devient GB-69.

Dies war die Unterredung am Abend des 29. August. Dieses letzte Dokument wird GB-69.

110

Английское правительство снова дало ответ, и сэр Невиль Гендерсон вручил этот ответ Риббентропу во время хорошо известной встречи в полночь 30 августа, когда ожидался приезд польского уполномоченного. Я не буду читать полностью этот ответ:

Again the British Government replied, and Sir Nevile Henderson handed this reply to Ribbentrop at the famous meeting on midnight of the 30th of August at the time the Polish Emissary had been expected. I need not read at length.

Le Gouvernement britannique donna une nouvelle réponse, et Sir Nevile Henderson la remit à von Ribbentrop, à la fameuse réunion du 30 août à minuit, heure à laquelle on attendait l’émissaire polonais. Il est inutile que je lise intégralement.

Die Britische Regierung antwortete wieder und Sir Nevile Henderson überreichte diese Antwort Ribbentrop bei der berühmten Zusammenkunft um Mitternacht des 30. August, zu der Zeit, als der polnische Unterhändler erwartet wurde. Ich brauche die Einzelheiten nicht zu verlesen.

111

Британское правительство разделяет желание улучшить отношения. Оно вновь подчеркивает, что не может оставить на произвол судьбы своих друзей для того, чтобы улучшить положение. Насколько оно понимает, германское правительство принимает условия о том, что решение должно быть гарантировано международным путем. Английское правительство сохраняет свое мнение о требованиях, изложенных немцами в последнем письме, и немедленно сообщит обо всем этом полякам. И последнее, как оно полагает, — германское правительство формулирует предложения».

The British Government reciprocate the desire for improved relations They stress again that they cannot sacrifice the interest. of other friends in order to obtain an improvement in the situation. They understand, they say, that the German Government accept the condition that The settlement should be subject to international guarantee. Whey make a reservation as to the demands that the germane put forward in their last letter and they are informing the Polish Government immediately; and lastly, they understand that the German Government are drawing up the proposals.

Le Gouvernement britannique renouvelle son désir d’améliorer les relations. Il déclare à nouveau qu’il ne peut pas sacrifier les intérêts d’autres amis pour obtenir une amélioration de la situation présente. Il comprend, dit-il, que le Gouvernement allemand accepte les conditions suivant lesquelles le règlement sera soumis à une garantie internationale. Il fait des réserves quant aux exigences exprimées par les Allemands dans leur dernière lettre et informe immédiatement le Gouvernement polonais; en définitive, il comprend que le Gouvernement allemand établit les propositions.

Die Britische Regierung drückte wiederholt den Wunsch nach besseren Beziehungen aus. Sie betone aber nochmals, daß sie die Interessen ihrer anderen Freunde nicht opfern könne, um eine Verbesserung der Lage zu erreichen. Sie glaube, annehmen zu dürfen, so heißt es weiter, daß die Deutsche Regierung die Bedingung annimmt, daß die Regelung zum Gegenstand einer internationalen Garantie gemacht werden sollte. Sie mache einen Vorbehalt hinsichtlich der von den Deutschen in ihrem letzten Brief angemeldeten Forderungen und werde sofort die Polnische Regierung über diese verständigen; und schließlich glaube sie zu verstehen, daß die Deutsche Regierung zur Zeit die Vorschläge ausarbeitet.

112

Это документ ТС-72, номер 89, ВБ-70. Что касается описания беседы, то мы переходим к следующему документу в книге трибунала, ТС-72, номер 92 , ВБ-71. Это не очень длинный документ и его стоит зачитать полностью:

That Document TC-72, Number 89, will be GB-70. For the account of the interview, we go to the next document in the Tribunal's book, TC-72, Number 92, which becomes GB-71. It is not a very long document. It is perhaps worth reading in full:

Ce document TC-72, nº 89, sera déposé sous le nº GB-70. Pour le compte rendu de cette entrevue nous prendrons le document suivant dans le livre du Tribunal, TC-72, nº 92, qui devient GB-71. Il n’est pas très long et vaut peut-être la peine qu’on le lise intégralement:

Dieses Dokument, TC-72, Nr. 89, wird GB-70. Um den Bericht über die Unterredung zu finden, gehen wir zu dem nächsten Dokument im Dokumentenbuch des Gerichtshofs über, nämlich zu TC-72, Nr. 92, GB-71. Der Bericht ist nicht sehr lang; es lohnt sich, ihn ganz zu verlesen.

113

Я сказал господину фон Риббентропу сегодня вечером, что правительство Его Величества находит трудным посоветовать польскому правительству согласиться с процедурой, предложенной в немецком ответе, и предложил, чтобы он использовал обычные пути, а именно, когда немецкие предложения будут готовы, пригласить польского посла и вручить ему эти предложения для передачи его правительству с целью немедленного начала переговоров. Я добавил, что если это создает перспективу урегулирования, то британское правительство сделает в Варшаве все возможное, чтобы ускорить переговоры.

I told Herr Ribbentrop this evening that His Majesty's Government found it difficult to advise the Polish Government to accept the procedure adumbrated in the German reply and suggested that he should adopt the normal contact, 'i.e. that when German proposals were ready, to invite the Polish Ambassador to call and to hand him proposals for transmission to his Government with a view to immediate opening of negotiations. I added that if this basis afforded prospect of settlement, His Majesty's Government could be counted upon to do their best in Warsaw to temporize negotiations.

J’ai dit à von Ribbentrop, ce soir, que le Gouvernement de Sa Majesté trouvait difficile de conseiller au Gouvernement polonais d’accepter la procédure exposée dans la réponse allemande et j’ai suggéré qu’il adopte les méthodes de contact normales, c’est-à-dire que, quand les propositions allemandes seraient prêtes, il invite l’ambassadeur polonais à lui rendre visite et qu’il lui remette les propositions pour les transmettre à son Gouvernement en vue de l’ouverture immédiate de négociations. J’ai ajouté que si cette base permettait d’envisager la possibilité d’un règlement on pouvait être sûr que le Gouvernement de Sa Majesté s’emploierait à Varsovie pour que les négociations soient poursuivies.

Ich teilte heute Abend Herrn von Ribbentrop mit, daß es der Regierung Seiner Majestät schwer fiele, der Polnischen Regierung anzuraten, die in der deutschen Antwort skizzierte Methode in Anwendung zu bringen, und schlug vor, man solle sich der normalen Fühlungnahme bedienen, d.h. wenn die deutschen Vorschläge vorlägen, solle man den Polnischen Botschafter rufen lassen und sie ihm zur Übermittlung an seine Regierung überreichen, so daß sofort Verhandlungen eröffnet werden könnten. Ich fügte hinzu, daß, wenn sich auf dieser Grundlage eine Beilegungsmöglichkeit voraussehen lasse, man damit rechnen könne, daß die Regierung Seiner Majestät sich in Warschau verwenden würde, um Verhandlungen hinauszuzögern. Herrn von Ribbentrops Antwort bestand darin, daß er ein langes Dokument laut mit Höchstgeschwindigkeit in deutscher Sprache vorlas.

114

В ответ фон Риббентроп вынул пространный документ, который он зачитал по-немецки с максимальной быстротой. Думая, что он потом вручит этот документ, я не очень следил за теми шестнадцатью или более статьями, которые он содержал».

Ribbentrop's reply was to produce a lengthy document which he read out in German, aloud, at top speed. Imagining that he would eventually hand it to me, I did not attempt to follow too closely the 16 or more articles which it contained. Though I cannot, therefore, guarantee the accuracy, the main points were ....»—and I need not read out the main points.

Ribbentrop répondit en produisant un document assez long qu’il lut en allemand à haute voix et à une allure extrêmement rapide. Pensant que, par la suite, il me le remettrait, je n’essayai pas de suivre de trop près les quelque seize articles, qu’il contenait. Bien que je ne puisse, par conséquent en garantir l’exactitude, les points essentiels étaient…» Il est inutile que je lise intégralement,

Unter der irrigen Meinung, daß er es schließlich mir überhändigen würde, machte ich keinen Versuch, den ungefähr 16 Artikeln, die es enthielt, genauer zu folgen. Obgleich ich mich deshalb nicht für ihre Genauigkeit verbürgen kann, waren die Kernpunkte wie folgt...

115

Я перехожу к абзацу 3.

I go to Paragraph 3:

Je passe au paragraphe 3.

Ich halte es nicht für nötig, die Hauptpunkte zu verlesen und gehe daher zum 3. Absatz über.

116

Когда я попросил у фон Риббентропа текст этих предложений, в соответствии с обязательством во вчерашнем немецком ответе, он заявил, что теперь слишком поздно, так как польский уполномоченный не приехал в Берлин до полуночи.

When I asked Ribbentrop for text of these proposals in accordance with undertaking in the German reply of yesterday, he asserted that it was now too late as Polish representative had not arrived in Berlin by midnight.

Quand je demandai à von Ribbentrop le texte de ces propositions conformément à ce qui avait été convenu dans la réponse allemande de la veille, il déclara qu’il était maintenant trop tard, le représentant polonais n’étant pas arrivé à Berlin à minuit.

Als ich Herrn von Ribbentrop bat, mir im Sinne der gestrigen deutschen Antwort den Wortlaut dieser Vorschläge zu übergeben, behauptete er, es sei nun zu spät, da der polnische Bevollmächtigte bis Mitternacht nicht in Berlin eingetroffen sei.

117

Я заметил, что такое поведение означает, что просьба о приезде польского представителя в Берлин, к 30 августа являлась в самом деле ультиматумом, несмотря на его и Гитлера заверения об обратном. Он отверг это заявление, сказав, что идея об ультиматуме — плод моего воображения. Почему же, спросил я, он не может следовать обычному порядку и дать мне копию этих предложений и пригласить к себе польского посла, как Гитлер вызвал меня за несколько дней до этого? В самых грубых выражениях фон Риббентроп сказал, что он никогда не попросит посла приехать к нему. Он намекнул, что если тот попросит встречи, то, может быть, будет другой результат. Я сказал, что я, естественно, сообщу об этом своему правительству. После этого он сказал, что таково его личное мнение и что он передаст Гитлеру все, что я сказал. Решение принадлежит канцлеру.

I observed that to treat the matter in this way meant that the request for Polish representative to arrive in Berlin on the 30th of August constituted in fact an ultimatum, in spite of what he and Herr Hitler had assured me yesterday. This he denied, saying that the idea of an ultimatum was a figment of my imagination. Why then, I asked, could he not adopt the normal procedure and give me a copy of the proposals, and ask the Polish Ambassador to call on him just as Hitler had summoned me a few days ago, and hand them to him for communication to the Polish Government? In the most violent terms Ribbentrop said that he would never ask the Ambassador to visit him. He hinted that if the, Polish Ambassador asked him for interview it might be different. I said that I would, naturally, inform my Government so at once. Whereupon he said, while those were his personal views, he would bring all that I had said to Hitler's notice. It was for the Chancellor to decide.

Je fis observer que traiter la question de cette façon, c’est-à-dire demander que le représentant polonais fût à Berlin le 30 août constituait en fait un ultimatum, en dépit de ce que lui et M. Hitler m’avaient assuré hier. Il le nia, disant que l’idée d’un ultimatum était le fruit de mon imagination. Pourquoi alors, demandai-je, ne voulait-il pas adopter une procédure normale et me donner une copie des propositions et demander à l’ambassadeur polonais de lui rendre visite exactement comme Hitler m’avait convoqué quelques jours plus tôt, pour lui remettre ces propositions qu’il communiquerait au Gouvernement polonais? Dans les termes les plus violents, Ribbentrop dit qu’il ne demanderait jamais à l’ambassadeur de lui rendre visite. Il fit entendre que si l’ambassadeur polonais lui demandait une entrevue il pourrait en être autrement. Je déclarai que naturellement j’en informerais immédiatement mon Gouvernement. Sur quoi, il dit que ceci n’était que son opinion personnelle, il transmettrait à Hitler tout ce que j’avais dit. Il appartenait au Chancelier de prendre la décision.

Ich wandte ein, daß diese Behandlung des Falles bedeute, daß die Aufforderung, ein polnischer Vertreter solle am 30. August nach Berlin kommen, tatsächlich, trotz seiner und Herrn Hitlers gestrigen Versicherungen, einem Ultimatum gleichzusetzen sei. Er stritt dies ab und sagte, meine Idee eines Ultimatums sei ein Hirngespinst. Ich fragte, warum er denn dann nicht normale Methoden einschlagen und mir eine Kopie der Vorschläge aushändigen und den Polnischen Botschafter zu sich bitten könnte, genau wie Herr Hitler mich vor einigen Tagen zu sich gebeten hatte, um ihm die Vorschläge zur Weiterleitung an die Polnische Regierung zu überreichen. In der schroffsten Weise sagte Herr von Ribbentrop, er werde den Botschafter niemals zu sich bitten. Er ließ durchblicken, daß, wenn der Polnische Botschafter um eine Unterredung einkäme, das vielleicht etwas anderes sei. Ich sagte, ich würde natürlich meine Regierung sofort hiervon benachrichtigen, worauf er entgegnete, es wären dies nur seine persönlichen Ansichten und er würde alles, was ich gesagt hätte, Herrn Hitler mitteilen. Der Reichskanzler müsse entscheiden.

118

На этом мы расстались, но я должен сказать, что поведение фон Риббентропа во время этой неприятной беседы было обезьянничанием Гитлера в его худшие моменты. Он, между прочим, выразил недовольство по поводу польской мобилизации, но я ответил, что это не удивительно, так как Германия также мобилизовалась, как г-н Гитлер сам вчера признался».

We parted on that note, but I must tell you that Von Ribbentrop's demeanor during an unpleasant interview was aping Hitler at his worst. He inveighed incidentally against the Polish mobilization, but I retorted that it was hardly surprising since Germany had also mobilized as Herr Hitler himself had admitted to me yesterday.

Nous nous séparâmes sur ces paroles, mais je dois vous dire que toute l’attitude de von Ribbentrop au cours de cette désagréable entrevue n’était qu’une imitation de Hitler dans ses pires moments. Il lança incidemment des invectives contre la mobilisation polonaise, mais je répondis que cela n’était guère surprenant étant donné que l’Allemagne avait déjà mobilisé, comme Hitler lui-même l’avait admis hier.

Damit gingen wir auseinander, aber ich muß Ihnen mitteilen, daß Herr von Ribbentrop in seinem ganzen Auftreten während dieser unerfreulichen Unterredung Hitler in seinen übelsten Zügen nachäffte. Beiläufig hetzte er gegen die polnische Mobilisation, aber ich erwiderte, dies sei kaum erstaunlich, da Deutschland, wie Herr Hitler es selbst gestern mir gegenüber zugegeben habe, auch mobilisiert habe.

119

Однако Невиль Гендерсон не знал, что за несколько дней до этого уже был дан приказ напасть на Польшу. На следующий день, 31 августа, в 6 ч. 30 м. вечера польский посол Липский имел встречу с Риббентропом, которая изложена в документе ТС-73, номер 112 станет ВБ-72. Это его короткий доклад г-ну Беку:

Nevertheless, Sir Nevile Henderson did not know at that time that Germany had also already given the orders to attack Poland some days before. The following day, the 31st of August at 6:30in the evening, Mr. Lipski, the Polish Ambassador, had an interview with Ribbentrop. This document, the next Document TC-73, Number 112, becomes GB-72, and is a short account in a report to Mr. Beck:

Néanmoins Sir Nevile Henderson ne savait pas à ce moment-là que l’Allemagne avait également donné, quelques jours auparavant, l’ordre d’attaquer la Pologne. Le jour suivant, le 31 août, à 18 h. 30, l’ambassadeur de Pologne, M. Lipski, eut une entrevue avec Ribbentrop. Le document suivant, TC-73, nº 112, qui devient GB-72, est un bref compte rendu à M. Beck:

Wie dem auch sei, Sir Nevile Henderson wußte damals nicht, daß Deutschland einige Tage zuvor auch schon den Befehl, Polen anzugreifen, gegeben hatte. Am folgenden Tage, dem 31. August, um 6.30 Uhr abends, hatte der Polnische Botschafter, Herr Lipski, eine Unterredung mit Herrn von Ribbentrop. Dieses Dokument, das nächste Dokument, TC-73, Nr. 112, wird GB-72. Es ist ein kurzer Bericht aus einer Meldung an Herrn Beck.

120

Я выполнил данные мне инструкции. Фон Риббентроп спросил меня, имею ли я специальные полномочия для ведения переговоров? Я ответил, что нет. Тогда он спросил, сообщили ли мне, что, по предложению из Лондона, германское правительство выразило готовность вести переговоры, как только представитель польского правительства, облеченный надлежащими полномочиями, приедет в Берлин, в предыдущий день 30 августа? Я ответил, что не имел прямой информации по этому вопросу. В заключение фон Риббентроп повторил, что, по его предположению, я должен был бы иметь полномочия и что он сообщит обо всем этом канцлеру».

I carried out my instructions. Ribbentrop asked if I had special plenipotentiary powers to undertake negotiations. I said, 'No'. He then asked whether I had been informed that on London's suggestion the German Government had expressed their readiness to negotiate directly with a delegate of the Polish Government, furnished with the requisite full powers, who was to have arrived on the preceding day, the 30th of August. I replied that I had no direct information on the subject. In conclusion, Ribbentrop repeated that he had thought I would be empowered to negotiate. He would communicate mydemarcheto the Chancellor.

J’ai exécuté mes instructions, Ribbentrop m’a demandé si j’avais pleins pouvoirs pour entreprendre des négociations. J’ai répondu que non. Il m’a demandé alors si je n’avais pas été informé que sur la suggestion de Londres, le Gouvernement allemand s’était déclaré prêt à négocier directement avec un délégué du Gouvernement polonais, nanti des pleins pouvoirs nécessaires, qui aurait dû arriver le jour précédent, 30 août. J’ai répondu que je n’avais aucune information directe à ce sujet. En conclusion, Ribbentrop répéta qu’il avait pensé que j’avais pouvoir de négocier. Il communiquerait ma démarche au Chancelier.

Ich führte meine Weisungen aus. Herr von Ribbentrop fragte, ob ich besondere Vollmachten habe, diese Verhandlungen zu führen. Ich verneinte. Er fragte mich, ob mir bekannt sei, daß auf den englischen Vorschlag hin die Deutsche Regierung sich bereit erklärt habe, mit einem mit den nötigen Vollmachten ausgestatteten Vertreter der Polnischen Regierung direkt zu verhandeln, und daß dieser am vorhergehenden Tage, dem 30. August, hätte eintreffen sollen. Ich erwiderte, ich besäße keine direkten Informationen auf diesem Gebiete. Abschließend wiederholte Herr von Ribbentrop, er sei der Meinung gewesen, ich sei zu Verhandlungen bevollmächtigt. Er würde mein Vorsprechen dem Reichskanzler mitteilen.

121

Как я уже отмечал, было слишком поздно. Германской армии уже отдали приказы начать вторжение.

As I have indicated already, it was too late. The orders had already been given on that day to the German Army to invade.

Comme je l’ai déjà indiqué, il était trop tard. Les ordres avaient été donnés, le jour même, à l’armée allemande, pour l’invasion.

Wie ich schon angedeutet hatte, war es zu spät. Die Befehle zum Einmarsch waren an diesem Tage der deutschen Armee bereits gegeben worden.

122

Перехожу к документу С-126, ВБ-45. Это совершенно секретный приказ, подписанный Гитлером и озаглавленный «Директива № 1 по ведению войны» от 31 августа 1939 г.:

I turn to C-126. It is already in as GB-45. Other portions of it were put in, and I refer now to the letter on the second page, for the order (most-secret order). It is signed by Hitler and is described as his «Directive Number 1 for the Conduct of the War,» dated. 31st of August 1939. Paragraph 1:

J’en viens au document C-126, qui a déjà été déposé sous le nº GB-45. D’autres parties en ont été déposées et je vais maintenant faire mention de la lettre qui figure à la deuxième page, «Ordre secret». Elle est signée par Hitler et désignée comme son «Instruction nº 1 pour la conduite de la guerre». Elle est datée du 31 août 1939. Paragraphe 1:

Ich wende mich jetzt Dokument C-126 zu. Es ist bereits als GB-45 eingereicht. Andere Teile sind vorgetragen worden, und ich wende mich nun dem Brief auf der zweiten Seite zu, einer «Geheimen Kommandosache». Sie ist von Hitler unterzeichnet und als seine «Weisung Nr. 1 für die Kriegsführung» bezeichnet. Sie trägt das Datum vom 31. August 1939.

123

1. Теперь, когда исчерпаны все политические возможности мирного урегулирования нетерпимого для Германии положения на восточной границе, я принял решение выйти из положения путем применения силы.

(1) Now that all the political possibilities of disposing by peaceful means of a situation on the eastern frontier, which is intolerable for Germany, are exhausted, I have determined on a solution by force.

1. Toutes les possibilités de régler sur le plan politique et par des moyens pacifiques une situation intolérable pour l’Allemagne à la frontière orientale étant épuisées, j’ai décidé d’adopter une solution de force.

1. Nachdem alle politischen Möglichkeiten erschöpft sind, um auf friedlichem Wege eine für Deutschland unerträgliche Lage an seiner Ostgrenze zu beseitigen, habe ich mich zur gewaltsamen Lösung entschlossen.

124

2. Нападение на Польшу должно быть осуществлено в соответствии с «планом Вейс», с теми изменениями для армии, которые были внесены ввиду того, что расстановка сил была тем временем почти завершена.

(2) me attack on Poland is to be carried out in accordance with the preparations made for Case White with the alterations which result, where the Army is concerned, from the fact that it has in the meantime almost completed its dispositions.

2. L’attaque contre la Pologne doit être exécutée conformément aux préparatifs faits pour le «Fall Weiss»» — Cas Blanc — «avec les modifications qui résultent, en ce qui concerne l’Armée, du fait qu’entre temps elle a presque entièrement mis au point son dispositif.

2. Der Angriff gegen Polen ist nach den für Fall ›Weiß‹ getroffenen Vorbereitungen zu führen mit den Abänderungen, die sich beim Heer durch den inzwischen fast vollendeten Aufmarsch ergeben.

125

Задачи и оперативные цели остаются без изменений.

Allotment of tasks and the operational target remain unchanged.

Les tâches assignées et les buts d’opérations ne sont pas modifiés.

Aufgabenverteilung und Operationsziel bleiben unverändert.

126

Начало атаки — 1 сентября 1939 г. Время атаки — 4.45 утра. (Это вписано красным карандашом.) Это время также относится к операциям под Гдыней, в Данцигском заливе и у моста Диршау.

The date of attack: 1st of September 1939; time of attack:4.45»—inserted in red pencil—»this time also applies to the Operation at Gdynia, Bay of Danzig and-the Dirschau Bridge.

Date de l’attaque: 1^er septembre 1939. «Heure de l’attaque: 4 h. 45.» (Ceci a été inscrit au crayon rouge.) Cette heure s’applique également aux opérations à Gdynia, dans la baie de Dantzig et au pont de Dirschau.

Angriffstag 1. September 1939. Angriffszeit 4.45» – mit Rotstift eingefügt – Diese Zeit gilt auch für die Unternehmungen Gdingen – Danziger Bucht und Brücke Dirschau.

127

3. На Западе важно, чтобы ответственность за начало военных действий падала полностью на Францию и Англию. Вначале должны быть предприняты лишь местные действия против несущественных нарушений границ».

(3) In the West it is important that the responsibility for the opening of hostilities should rest unequivocally with England and France. At first, purely local action should be taken against insignificant frontier violations.

3. À l’Ouest, il est important que la responsabilité de l’ouverture des hostilités repose de façon très claire sur l’Angleterre et la France. Au début, on n’entreprendra que des actions purement locales pour des violations de frontières sans importance.

3. Im Westen kommt es darauf an, die Verantwortung für die Eröffnung von Feindseligkeiten eindeutig England und Frankreich zu überlassen. Geringfügigen Grenzverletzungen ist zunächst rein örtlich entgegenzutreten.

128

Далее излагаются детали, которые нет нужды оглашать в суде. В 9 часов вечера того же дня германское радио передало текст германских предложений, которые немцы якобы были готовы обсуждать с польским правительством. В передаче были пространно изложены эти предложения. Но следует помнить, что в то время ни сэр Невиль Гендерсон, ни польское правительство, ни польский посол еще не получили письменного текста этих предложений. Действительно, интересно зачитать выдержки из этого документа как пример лицемерия немцев. Я ссылаюсь на второй абзац:

There it sets out the details of the order which, for the purpose of this Court, it is unnecessary to read. That evening at 9 o'clock the German radio broadcast the terms of the German proposals about which-they were so willing to enter into discussions with the Polish Government. It sets out the proposals at length. It will be remembered that by this time neither Sir Nevile Henderson nor the Polish Government nor their Ambassador had yet been given their written copy of them, and it is indeed a document which is tempting to read—or to read extracts of it simply as an exhibition or an example of pure hypocrisy. I refer to the second paragraph Document TC-72, Number 98, exhibit GB-39:

Puis il expose les détails de l’ordre qu’il est inutile de lire devant le Tribunal. Ce même soir, à 21 heures, la radio allemande diffusa les termes des propositions allemandes sur la base desquelles ils étaient si désireux d’entamer des négociations avec le Gouvernement polonais. Les propositions sont exposées dans tous leurs détails. On se souvient qu’à cette heure, ni Sir Nevile Henderson, ni le Gouvernement polonais, ni son ambassadeur n’avaient encore reçu un exemplaire écrit de ces propositions; c’est en vérité un document qu’il est intéressant de lire, ou de citer par extraits, simplement comme preuve ou comme exemple de parfaite duplicité. Je me réfère au second paragraphe (document TC-72, nº 98, devenu GB-39):

Die weiteren Einzelheiten des Befehls, die für den Gerichtshof unwesentlich sind, brauche ich nicht zu verlesen. An jenem Abend gab der deutsche Rundfunk um 9 Uhr die Bedingungen der deutschen Vorschläge, bekannt, unter denen Deutschland bereit wäre, die Verhandlungen mit der Polnischen Regierung aufzunehmen. Die Sendung gibt die Vorschläge in aller Ausführlichkeit wieder. Man wird sich erinnern, daß zu dieser Zeit weder Sir Nevile Henderson, noch der Polnischen Regierung, noch ihrem Botschafter eine Abschrift davon überreicht worden war. Es ist in der Tat ein Dokument, das interessant ist zu verlesen, oder wenigstens auszugsweise zu verlesen, einfach als Beweisstück oder als Beispiel für eine ausgesprochene Heuchelei. Ich beziehe mich auf den zweiten Absatz, Dokument TC-72, Nr. 98, Beweisstück GB-39.

129

Кроме того, германское правительство указало, что оно готово передать английскому правительству основные пункты предложений к моменту приезда польского представителя в Берлин».

Further, the German Government pointed out that they felt able to make the basic points regarding the offer of an understanding available to the British Government by the time the Polish negotiator arrived in Berlin.

En outre, le Gouvernement allemand fit remarquer qu’il pourrait mettre à la disposition du Gouvernement britannique les points essentiels d’une proposition d’accord, avant l’arrivée à Berlin du négociateur polonais.

Die Deutsche Regierung hat weiter in Aussicht gestellt, daß sie glaubt, bis zum Eintreffen dieses polnischen Unterhändlers in Berlin der Britischen Regierung die Grundlagen über das Verständigungsangebot ebenfalls zugänglich machen zu können.

130

Теперь мы знаем, как оно сделало это. Далее:

Now, we have heard the manner in which they did that. They then say that:

Nous savons maintenant comment ils agirent.

Wir haben ja gehört, auf welche Art dies geschah. Es wurde behauptet:

131

Вместо заявления о приезде польского правомочного представителя, первым ответом, полученным германским правительством на его готовность достичь взаимопонимания, было известие о польской мобилизации. Лишь к 12.00 вечера 30 августа 1939 оно получило общее заверение со стороны англичан о готовности помочь начать переговоры.

Instead of a statement regarding the arrival of authorized Polish personage, the first answer the Government of the — Reich received of their readiness for an understanding was the news of the Polish mobilization; and only toward-12 o'clock on the night of the 30th of August 1939, did they receive a somewhat general assurance of British readiness to help .towards the commencement of negotiations.

Ils dirent alors qu’au lieu d’une déclaration concernant l’arrivée d’une personnalité polonaise autorisée, la première réponse que le Gouvernement du Reich reçut à sa proposition d’accord fut la nouvelle de la mobilisation polonaise. Et ce ne fut que vers minuit, dans la nuit du 30 août 1939, qu’ils reçurent des assurances assez générales relatives aux intentions du Gouvernement britannique d’aider à entamer les négociations.

Statt einer Erklärung über das Eintreffen einer autorisierten polnischen Persönlichkeit erhielt die Reichsregierung als Antwort auf ihre Verständigungsbereitschaft zunächst die Nachricht der polnischen Mobilmachung und erst am 30. August 1939 gegen 12 Uhr nachts eine mehr allgemein gehaltene britische Versicherung der Bereitwilligkeit, ihrerseits auf den Beginn von Verhandlungen hinwirken zu wollen.

132

Хотя представитель Польши не приехал и это устраняло необходимость сообщать британскому правительству точку зрения германского правительства по вопросу о базе для переговоров, но в силу того, что правительство Его Величества само просило начать прямые переговоры между Германией и Польшей, германский министр иностранных дел Риббентроп сообщил английскому послу, когда тот вручил последнему английскую ноту, точные сведения о тексте германских предложений, которые будут рассматриваться как база для переговоров в случае прибытия польского представителя».

Although the fact that the Polish negotiator expected by the Government of the Reich did not arrive removed the necessary conditions for informing His Majesty Government of the views of the German Government as regards a possible basis for negotiation, since His Majesty's Government themselves had pleaded for direct negotiations between Germany and Poland, the German Minister for Foreign Affairs Ribbentrop-gave the British Ambassador, on the occasion of the presentation of the last British note, precise information as to the text of the German proposals which will be regarded as a basis of negotiation in the event of the arrival of the Polish Plenipotentiary.

Bien que le négociateur polonais attendu par le Gouvernement du Reich ne soit pas arrivé et que ce fait ait rendu inutile d’informer le Gouvernement de Sa Majesté du point de vue du Gouvernement allemand à l’égard des bases possibles de négociations, le Gouvernement de Sa Majesté ayant plaidé personnellement en faveur de négociations directes entre l’Allemagne et la Pologne, le ministre des Affaires étrangères, Ribbentrop, donna à l’ambassadeur britannique, au moment de la présentation de la dernière note britannique, des informations précises concernant le texte des propositions allemandes qui seraient considérées comme base des négociations au cas où le plénipotentiaire polonais arriverait.

Trotzdem durch das Ausbleiben des von der Reichsregierung erwarteten polnischen Unterhändlers die Voraussetzung entfallen war, der Britischen Regierung noch eine Kenntnis über die Auffassung der Deutschen Regierung in Bezug auf mögliche Verhandlungsgrundlagen zu geben, da die Britische Regierung ja selbst für direkte Verhandlungen zwischen Deutschland und Polen plädiert hatte, gab Reichsaußenminister von Ribbentrop dem Britischen Botschafter anläßlich der Übergabe der letzten englischen Note eine genaue Kenntnis des Wortlautes der für den Fall des Eintreffens des polnischen Bevollmächtigten als Verhandlungsgrundlage vorgesehenen deutschen Vorschläge.

133

После этого излагается немецкая версия хода переговоров за последние несколько дней.

And, thereafter, they go on to set out the story, or rather their version of the story, of the negotiations over the last few days.

Puis ils continuèrent à exposer l’histoire, ou plutôt leur version de l’histoire des négociations des derniers jours.

Und dann fahren sie fort in ihrer Geschichte, oder besser gesagt in ihrer Version der Geschichte über die Verhandlungen während der letzten Tage.

134

Перехожу к следующему документу — ТС-54, ВБ-73. I t сентября, когда его армии уже двигались вперед вдоль всей границы, Гитлер издал следующую прокламацию вооруженным силам:

I pass to the next but one document in the Tribunal's book, TC-54, which becomes GB-73. On the 1st of September when his armies were already crossing the frontier and the whole of the frontier, he issued this proclamation to his Armed Forces:

Je passe au document suivant, le second après celui-ci, dans le livre de documents déposé devant le Tribunal, TC-54, qui devient GB-73. Le 1^er septembre, alors que ses armées franchissaient déjà la frontière sur toute son étendue, Hitler fit cette proclamation à la Wehrmacht:

Ich wende mich nun der übernächsten Urkunde im Dokumentenbuch zu, TC-54, die GB-73 wird. Am 1. September erließ Hitler, als seine Armeen bereits die Grenze, und zwar an allen Stellen, überschritten hatten, folgenden Aufruf an die Wehrmacht:

135

Польское правительство, не желая установить дружеские отнощения, к которым я стремился, хочет решить вопрос силой оружия.

The Polish Government, unwilling to establish good neighborly relations as aimed at by me, want to force the issue byway of arms.

Le Gouvernement polonais, ne voulant pas établir les bonnes relations de voisinage que je désirais, appelle une solution par les armes.

Der Polnische Staat hat die von mir erstrebte friedliche Regelung nachbarlicher Beziehungen verweigert, er hat statt dessen an die Waffen appelliert.

136

Немцев в Польше подвергают кровавому преследованию и изгоняют из домов. Несколько случаев нарушения границ, которые не могут быть терпимы великой державой, показывают, что Польша более не хочет уважать границ Германии. Чтобы положить конец этим безумным действиям, я не вижу другого пути, как ответить силой на силу.

The Germans in Poland are being persecuted with bloody terror and driven from their homes. Several acts of frontier violation, which cannot be tolerated by a great power,-show that Poland is no longer prepared to respect the Reich's frontiers. To put an end to these mad acts, I can see no other way but from now onwards to meet force with force.

Les Allemands de Pologne sont persécutés par un terrorisme sanglant et chassés de leurs foyers. Plusieurs violations de frontière, qui ne sauraient être tolérées par une grande puissance, montrent que la Pologne n’est plus disposée à respecter les frontières du Reich. Pour mettre fin à ces actes insensés, je ne vois aucun autre moyen, à partir de maintenant, que de faire face à la force par la force.

Die Deutschen in Polen werden mit blutigem Terror verfolgt, von Haus und Hof vertrieben. Eine Reihe von für eine Großmacht unerträglichen Grenzverletzungen beweist, daß die Polen nicht mehr gewillt sind, die deutsche Reichsgrenze zu achten. Um diesem wahnwitzigen Treiben ein Ende zu bereiten, bleibt mir kein anderes Mittel, als von jetzt ab Gewalt gegen Gewalt zu setzen.

137

Германские вооруженные силы с твердой решимостью будут бороться за честь и жизненные права возрожденного германского народа.

The German Armed Forces will with firm determination take up the struggle for the honor and the vital rights of the resuscitated German people.

L’armée allemande entreprendra avec une ferme détermination la lutte pour l’honneur et les droits vitaux du peuple allemand.

Die deutsche Wehrmacht wird den Kampf um die Ehre und die Lebensrechte des wiederauferstandenen deutschen Volkes mit harter Entschlossenheit führen.

138

Я надеюсь, что каждый солдат будет помнить священные традиции германской армии и выполнит свой долг до последнего.

I expect every soldier to be conscious of the high tradition of the eternal German soldierly qualities and to do his duty to the last.

J’attends de chaque soldat qu’il soit conscient de la haute tradition des qualités militaires éternelles du soldat allemand, et qu’il remplisse son devoir jusqu’au bout.

Ich erwarte, daß jeder Soldat, eingedenk der großen Tradition des ewigen deutschen Soldatentums, seine Pflicht bis zum letzten erfüllen wird.

139

Всегда и при всех обстоятельствах помните, что вы — представители национал-социалистской великой Германии.

Remember always and in any circumstances that you are the representatives of National Socialist Greater Germany.

Souvenez-vous toujours et dans toutes les circonstances que vous êtes les représentants de la Grande Allemagne nationale-socialiste.

Bleibt Euch stets und in allen Lagen bewußt, daß Ihr die Repräsentanten des nationalsozialistischen Großdeutschlands seid!

140

Да здравствует наш народ и империя!

Long live our people and the Reich.

Vivent notre peuple et le Reich.

Es lebe unser Volk und unser Reich!

141

Таким образом, мы видим, что, наконец, Гитлер выполнил то, что он обещал своим генералам… Он предоставил им пропагандистское оправдание своих действий. Не имело значения, что люди скажут потом. «Впоследствии не будет иметь значения, сказали мы правду или нет». Только сила имеет значение или победа, а не право.

And so we see that at last Hitler had kept his word to his generals. He had afforded them their propagandistic justification; and at that time, anyway, it did not matter what people said about it afterwards. «The victor shall not be asked later on, whether he told the truth or not.» Might is what counts—or victory is what counts and not right.

Nous voyons donc que Hitler avait enfin tenu sa parole envers ses généraux. Il leur avait fourni un prétexte de propagande et à ce moment, en tout cas, il importait peu de savoir ce que les gens diraient par la suite. «Ce n’est pas au vainqueur que l’on demandera plus tard s’il a dit la vérité ou non. Ce qui compte, ce n’est pas le droit, mais la victoire; le plus fort a raison.»

Und so sehen wir endlich, daß Hitler sein Wort seinen Generalen gegenüber gehalten hatte. Er hatte ihnen ihre propagandistische Rechtfertigung gegeben, und damals spielte es jedenfalls keine Rolle, was man darüber später sprechen würde. «Der Sieger wird später nicht gefragt werden, ob er die Wahrheit gesagt hat oder nicht.... Es kommt nicht auf das Recht an, sondern auf den Sieg.»

142

1 сентября, когда стало известно об этом вторжении на польские земли, английское правительство, в соответствии со своими договорными обязательствами, послало ультиматум германскому правительству, в котором оно заявило, я цитирую последний абзац:

On that day, the 1st of September, when news came of this violation of Polish ground, the British Government in accordance with their treaty obligations sent an ultimatum to the German Government in which they stated—I quote from the last-paragraph:

Le jour même, 1^er septembre, quand parvint la nouvelle de la violation du territoire polonais, le Gouvernement britannique, conformément aux obligations du traité, adressa un ultimatum au Gouvernement allemand dans lequel il déclarait, je cite un passage du dernier paragraphe:

An diesem Tage, dem 1. September, sandte die Britische Regierung nach Eingang der Nachricht über die Verletzung polnischen Hoheitsgebietes gemäß ihren Vertragsverpflichtungen ein Ultimatum an die Deutsche Regierung, in dem sie ausführte, ich zitiere den letzten Absatz:

143

Поэтому я должен сообщить Вашему превосходительству, что если германское правительство не даст правительству Его Величества удовлетворительных заверений в том, что оно прекратит всякие агрессивные действия против Польши и готово незамедлительно отвести свои войска с польской территории, то правительство Его Величества в Соединенном Королевстве без колебаний выполнит свои обязательства по отношению к Польше».

I am accordingly to inform your Excellency that unless the German Government are prepared to give His Majesty's Government satisfactory assurances that the German Government have suspended all aggressive action against Poland and are prepared promptly to withdraw their forces from Polish territory, His Majesty's Government in the United Kingdom will without hesitation fulfil their obligations to Poland.

Il m’appartient par conséquent d’informer Votre Excellence que, à moins que le Gouvernement allemand ne soit prêt à donner au Gouvernement de Sa Majesté des assurances satisfaisantes suivant lesquelles le Gouvernement allemand mettrait fin à toute action agressive contre la Pologne et serait prêt à retirer rapidement ses forces du territoire polonais, le Gouvernement de Sa Majesté dans le Royaume-Uni remplira, sans hésitation, ses obligations envers la Pologne.

Ich bin daher beauftragt, Euerer Exzellenz mitzuteilen, daß die Regierung Seiner Majestät im Vereinigten Königreich ohne Zögern ihre Verpflichtungen gegenüber Polen erfüllen wird, wenn nicht die Deutsche Regierung bereit ist, der Regierung des Vereinigten Königreiches befriedigende Zusicherungen dahingehend abzugeben, daß die Deutsche Regierung jegliche Angriffshandlungen gegen Polen eingestellt hat und bereit ist, ihre Truppen unverzüglich aus polnischem Gebiet zurückzuziehen.

144

К 3 сентября германские войска не были отведены и поэтому в 9 часов 3 сентября германскому министру иностранных дел был вручен последний ультиматум, ТС-72, номер 110, тот на который я только, что сослался будет документ ВБ-74. Цитирую третий абзац:

By the 3rd of September no withdrawal had taken place, and so at g o'clock—the document, TC-72, Number 110, I have just referred to will be GB-74 at 9 o'clock on the 3rd of September, a final ultimatum was handed to the German Minister of Foreign Affairs. I quote from the third paragraph:

Le 3 septembre, aucun retrait des troupes n’ayant eu lieu, à 9 heures, — document TC-72, nº 110, le document auquel je me réfère devient GB-74 — à 9 heures, le 3 septembre, un dernier ultimatum fut remis au ministère des Affaires étrangères allemand. Je cite le troisième paragraphe:

Am 3. September hatte eine Rückziehung der Truppen noch nicht stattgefunden, und so wurde am 3. September morgens 9.00 Uhr dem Reichsaußenminister ein endgültiges Ultimatum überreicht. Das ist Dokument TC-72, auf das ich eben verwiesen habe; es wird GB-74. Ich zitiere aus dem dritten Absatz:

145

Хотя это сообщение было передано свыше 24 часов тому назад, никакого ответа не поступило, а атаки германских войск на Польшу продолжаются и усиливаются. Поэтому имею честь сообщить Вам, что если сегодня к 11-ти часам по британскому летнему времени германское правительство не даст соответствующих удовлетворительных заверений и правительство Его Величества не получит эти заверения в Лондоне, то с этого часа между двумя странами войдет в силу состояние войны».

Although this communication was made more than 24 hours ago, no reply has been received but German attacks upon Poland have been continued and intensified. I have accordingly the honor to inform you that, unless not later than11 o'clock British summer time today, the 3rd of September, satisfactory assurances to the above effect have been given by the German Government and have reached His Majesty's Government in London, a state of war will exist between the two countries as from that hour.

Bien que cette communication vous ait été faite depuis plus de vingt-quatre heures, aucune réponse n’a encore été reçue, les attaques allemandes contre la Pologne continuent et sont intensifiées. Par conséquent, j’ai l’honneur de vous informer que, si avant 11 heures (heure d’été britannique) aujourd’hui 3 septembre, des assurances satisfaisantes n’ont pas été données par le Gouvernement allemand et n’ont pas atteint le Gouvernement de Sa Majesté à Londres, l’état de guerre existera entre les deux pays à dater de cette heure.

Obwohl diese Mitteilung vor mehr als 24 Stunden erfolgte, ist keine Antwort eingegangen, hingegen wurden die deutschen Angriffe auf Polen fortgesetzt und verstärkt. Ich habe demgemäß die Ehre, Sie davon zu unterrichten, daß, falls nicht bis 11.00 Uhr vormittags, britische Sommerzeit, am heutigen Tage, dem 3. September, eine befriedigende Zusicherung im obenerwähnten Sinne von der Deutschen Regierung erteilt wird und bei Seiner Majestät Regierung in London eintrifft, ein Kriegszustand zwischen den beiden Ländern von dieser Stunde an bestehen wird.

146

Таким образом, в 11 часов 3 сентября 1939 г. было объявлено состояние войны между Германией и Великобританией, Германией и Францией. Все призывы к разуму, призывы к миру оказались тщетными. Решимость нацистов провести свою политику в отношении Польши была осуществлена. Для германского правительства не имели значения права кого-либо, кроме германских нацистов. И если после того, что мы услышали, все еще существуют какие-либо сомнения, то я попрошу вас взглянуть еще на два документа.

And so it was that at 11 o'clock on the 3rd of September a state of war existed between Germany end England and between Germany and France. All the appeals to peace, all the appeals to reason we now see completely stillborn; stillborn when they were made. Plans, preparations, intentions, determination to carry out this assault upon Poland, had been going on for months, for years before. It mattered not what anybody but the German Government had in mind or whatever rights anybody else but the German nation thought they had; and, if there is any doubt left at all after what we have seen, I would ask you to look at two more documents.

C’est ainsi que, le 3 septembre à 11 heures, l’état de guerre fut déclaré entre l’Allemagne et l’Angleterre et entre l’Allemagne et la France. Tous les appels à la paix, tous les appels à la raison avaient été vains, ils étaient condamnés à l’échec avant d’être lancés. Les plans, les préparatifs, les intentions, la détermination d’exécuter cet assaut contre la Pologne existaient depuis des mois, depuis des années. Il importait peu de savoir quelle était l’opinion des nations autres que la nation allemande, ou quels droits pouvait posséder une autre nation en dehors de ceux que revendiquait la nation allemande. Et s’il reste le moindre doute à ce sujet, après tout ce que nous venons de voir, je vous demanderai de considérer encore deux autres documents.

Und so kam es, daß seit dem 3. September um 11.00 Uhr der Kriegszustand zwischen Deutschland und England und zwischen Deutschland und Frankreich bestand. Alle Mahnungen zum Frieden, alle Mahnungen an die Vernunft waren, wie wir erkennen, vollkommen unfruchtbar, unfruchtbar bereits, als sie ergingen. Pläne, Vorbereitungen, Absichten und der Entschluß zu diesem Angriff auf Polen bestanden schon seit Monaten, ja seit Jahren. Es war unwesentlich, was irgendein anderer außer der Deutschen Regierung im Sinne hatte, und welche Rechte ein anderer außer der Deutschen Nation zu haben glaubte. Wenn nach allem, was wir gesehen haben, noch irgendein Zweifel bleibt, so ersuche ich Sie, zwei weitere Dokumente einzusehen.

147

Во-первых, если вы взгляните на документ ПС-1831 в вашей документальной книге, который станет ВБ-75. Даже 3 сентября Муссолини делает предложение о мире.

If you would look at the last document first of all, in your document book—1831-PS, which becomes GB-75. Even now on the3rd of September, Mussolini offers some chance of peace.

Si vous voulez bien regarder le dernier texte dans votre livre de documents PS-1831, qui devient GB-75. Le 3 septembre encore, Mussolini offre une chance de paix.

Vor allem bitte ich Sie, das letzte Dokument in Ihrem Dokumentenbuch anzusehen; es ist 1831-PS und wird GB-75. Selbst jetzt noch, d.h. am 3. September, bot Mussolini eine gewisse Friedenschance an.

148

Мы имеем телеграмму, посланную в 6 часов 30 минут. К сожалению, я не знаю, что это — шесть тридцать вечера или утра. Во всяком случае эта телеграмма датирована 3 сентября. Я цитирую:

We have here a telegram. It is timed 6:30 hours, and I am afraid I am unable to say whether that is 6:30 in the morning or evening; but it is dated the 3rd of September, and I quote:

Nous avons ici un télégramme daté du 3 septembre à 6 h. 30. Je regrette de ne pas pouvoir préciser si c’est 6 h. 30 du matin ou du soir. Je cite:

Wir besitzen ein Telegramm vom 3. September mit der Zeitangabe 6.30 Uhr. Ich bin bedauerlicherweise nicht in der Lage, zu sagen, ob das 6.30 Uhr morgens oder abends bedeutet. Ich zitiere:

149

По приказу дуче итальянский посол вручил статс-секретарю следующее послание на имя фюрера и рейхсканцлера и имперского министра иностранных дел.

The Italian Ambassador handed to the State Secretary at the Duce's order the following copy for the Fuehrer and Reich Chancellor and for the Reich Minister for Foreign Affairs:

L’ambassadeur d’Italie a remis au secrétaire d’État, sur l’ordre du Duce, le message suivant, adressé au Führer et Chancelier du Reich et au ministre des Affaires étrangères du Reich:

Italienischer Botschafter übergab Staatssekretär im Auftrage des Duce für den Führer und Reichskanzler und Reichsaußenminister folgende Niederschrift:

150

Конечно, оставляя решение в руках фюрера, Италия сообщает, что она еще имеет возможность созвать конференцию с участием Франции, Англии и Польши на следующей основе: «1) Перемирие, которое оставит армейские части там, где они сейчас находятся (как вы помните, германские войска уже значительно продвинулись к этому времени). 2) Созыв конференции в течение двух-трех дней. 3) Решение польско-германского спора, которое при нынешнем положении, несомненно, будет благоприятствовать Германии.

Italy sends the information, leaving, of course, every decision to the Fuehrer, that it still has a chance to call a conference with France, England, and Poland on the following basis: 1. An armistice which would leave the army corps where they are at present» — and it will be remembered that on the3rd of September they had advanced a considerable way over the frontier— «2. calling a conference within 2 or 3 days; 3. solution of the Polish-German controversy would be certainly favorable for Germany as matters stand today».

L’Italie fait savoir, à titre d’information, laissant naturellement la décision au Führer, qu’il y a encore la possibilité de convoquer une conférence avec la France, l’Angleterre et la Pologne sur les bases suivantes: 1. Un armistice, qui laisserait les divisions de l’Armée dans les positions qu’elles occupent actuellement. On se souvient que le 3 septembre, elles avaient déjà avancé considérablement au-delà de la frontière. 2. Convocation de la conférence dans un délai de deux à trois jours. 3. Solution du conflit germano-polonais qui serait certainement en faveur de l’Allemagne, étant donné la situation actuelle.

›Zur Information läßt Italien wissen, natürlich jede Entscheidung dem Führer überlassend, daß es noch die Möglichkeit hätte, von Frankreich und England und Polen eine Konferenz auf folgender Grundlage annehmen zu lassen; 1. Waffenstillstand, der die Armeekorps läßt, wo sie jetzt sind.‹ «– Man wird sich erinnern, daß die Deutschen am 3. September schon weit über die Grenze vorgedrungen waren. 2. ›Einberufung der Konferenz in 2–3 Tagen; 3. Lösung der polnisch-deutschen Streitfrage, welche, wie die Sachen heute liegen, sicher günstig für Deutschland sein würde.‹

151

Эта идея, которая исходит от дуче, особенно поддерживается Францией.

'This idea, which originated from the Duce, has its foremost exponent in France.

Cette idée qui émanait du Duce, trouvait en France son meilleur appui.

Für den Gedanken, der ursprünglich vom Duce ausgegangen ist, setzt sich heute besonders Frankreich ein.

152

Данциг уже является немецким, Германия уже заняла позиции, которые обеспечивают большинство ее требований. Кроме того, Германия уже получила «моральное удовлетворение». Если Германия примет план о созыве конференции, то она достигнет всех своих целей и в то же время предотвратит войну, которая уже сегодня принимает характер войны всеобщей и чрезвычайно продолжительной».

'Danzig is already German and Germany is holding already securities which guarantee most of her demands. Besides, Germany has had already her «moral satisfaction.» If she would accept the plan for a conference, it will achieve all her aims and at the same time prevent a war which already today has the aspect of being universal and of extremely long duration.»'

Dantzig est déjà allemand, et l’Allemagne détient déjà des garanties pour la plupart de ses exigences. En outre, l’Allemagne a déjà obtenu une «satisfaction morale». Si elle voulait accepter ce projet de conférence, elle atteindrait tous ses buts, et en même temps elle éviterait une guerre qui se présente dès aujourd’hui comme une guerre générale d’une durée extrêmement longue.

Danzig ist bereits deutsch, und Deutschland hat schon Pfänder in seiner Hand, die den größten Teil seiner Forderungen sichern. Außerdem hat Deutschland schon seine ›moralische Genugtuung‹ gehabt. Wenn es Vorschlag einer Konferenz annehmen würde, würde es alle seine Ziele erreichen und gleichzeitig einen Krieg vermeiden, der schon heute als allgemein und von außerordentlich langer Dauer aussieht.

153

Но, милорд, может быть даже Муссолини не знал о всех целях Германии, и это предложение, конечно, было отвергнуто в ответном письме Гитлера Я прошу вернуться к предыдущему документу. Это часть того же экземпляра ВБ-75.

But, My Lord, perhaps even Mussolini did not appreciate what all Germany's aims were; and, of course, the offer was turned down in the illuminating letter which Hitler was to write in reply. I refer you back to the document before that. It is still part of the same Exhibit GB-75.

Mais, Votre Honneur, Mussolini lui-même ne connaissait peut-être pas tous les plans de l’Allemagne et la proposition fut naturellement rejetée dans la lettre décisive que Hitler écrivit en réponse. Je vous prie de revenir au document précédent, il fait toujours partie du même document GB-75.

Hoher Gerichtshof! Wahrscheinlich hat nicht einmal Mussolini alle Pläne Deutschlands voll erkannt; daher wurde selbstverständlich das Angebot in einem aufschlußreichen Brief, den Hitler als Antwort schrieb, abgelehnt. Ich beziehe mich auf das vorletzte Dokument, einen Teil des gleichen Beweisstückes GB-75.

26154

Председатель Как я понял, ваших ссылок «ВБ» вообще нет на документах; это сами по себе номера экземпляров, которые присваиваются документу после его приобщения.

THE PRESIDENT As I understand it, the «GB» references you give are not on the documents at all; they are the exhibit numbers themselves, which are to be put on the document after they have been put in.

LE PRÉSIDENT Si je comprends bien, les références GB que vous donnez ne figurent pas du tout sur les documents, ce sont les numéros de présentation qui doivent figurer sur les documents quand ceux-ci sont déposés devant le Tribunal.

VORSITZENDER Soweit ich verstehe, sind die von Ihnen angegebenen «GB»-Bezeichnungen auf den Dokumenten überhaupt nicht angebracht; es sind die Nummern der Beweisstücke selbst und sollten auf den Dokumenten nach deren Vorlegung vermerkt werden.

27155

Гриффит-Джонс Да, правильно. Они будут представлены суду, конечно.

LT. COL. GRIFFITH-JONES Yes. That is correct. They will, be put in by the Court, of course.

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Oui, c’est exact. Ils seront évidemment inscrits par le Tribunal.

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Gewiß. Das ist richtig. Sie werden natürlich durch den Gerichtshof vermerkt werden.

28156

Председатель: Вы можете прояснить ссылки на документах, чтобы трибунал мог найти их самостоятельно?

THE PRESIDENT Will you try to make clear the references which are on the document so that the Tribunal could find the document itself?

LE PRÉSIDENT Voudriez-vous essayer de préciser les références qui sont sur les documents pour que le Tribunal puisse les trouver?

VORSITZENDER Wollen Sie versuchen, die Bezeichnungen auf dem Dokument klar anzugeben, damit der Gerichtshof das Dokument selbst finden kann?

29157

Гриффит-Джонс Да. Последний документ был 1831-ПС, и это предпоследний документ в документальной книге. Это тот на который я только, что ссылался — телеграмма от Муссолини. Документ на который я ссылаюсь предпоследний в книге трибунала, но у него такой же номер как на последней, потому что он является частью того же самого экземпляра.

LT. COL. GRIFFITH-JONES Yes. The last document was 1831-PS, and it is the very last one in the document book. That is the one I have just referred to—the telegram from Mussolini. The document to which I am about to refer is the one but last in the Tribunal's book but it has the same number on it as the last because it forms part of the same exhibit.

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Certainement. Le dernier document était PS-1831, c’est le dernier dans le livre de documents. C’est celui auquel je viens de faire allusion, le télégramme de Mussolini. Le document que je vais citer est l’avant-dernier dans le livre de documents qui se trouve devant le Tribunal, mais porte le même numéro que le dernier, car ils font partie du même texte.

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Gewiß. Das letzte Dokument war PS-1831; es ist das allerletzte im Dokumentenbuch. Es ist das Dokument, auf das ich mich gerade bezogen habe – Mussolinis Telegramm. Das Dokument, auf das ich mich jetzt beziehen möchte, ist das vorletzte im Dokumentenbuch des Gerichtshofs, aber es trägt die gleiche Nummer wie das letzte Dokument, da es ein Teil desselben Beweisstückes ist.

Помощник Главного обвинителя от Великобритании Дж. Гриффит-Джонс поясняет Трибуналу номера документов

British Assistant Chief Prosecutor J. Griffith-Jones explains the document numbers to the Tribunal.

Le procureur en chef adjoint britannique J. Griffith-Jones explique les numéros des documents au Tribunal.

Der stellvertretende britische Generalstaatsanwalt J. Griffith-Jones erklärt dem Tribunal die Dokumentennummern.

30158

Председатель Я думаю, если вы поясните систему нумерации экземпляров, это нам поможет.

THE PRESIDENT I think if you would just explain the system in which the exhibits are numbered, it would help us.

LE PRÉSIDENT Afin d’aider le Tribunal, je pense qu’il serait utile que vous nous expliquiez le système utilisé pour la désignation des documents.

VORSITZENDER Ich glaube, es würde uns helfen, wenn Sie das System, nach dem die Beweisstücke numeriert sind, kurz erklären würden.

31159

Гриффит-Джонс: До приобщения экземпляров, в настоящее время имеются разные серийные номера такие как «ПС», «ТС», «Л» и другие буквы. В этом нет особого значения. Это зависит от того кем они были обнаружены и как поступили материалы. Когда документы приобщаются в качестве доказательства, они регистрируются номером суда. Документы приобщаемые Соединёнными Штатами имеют префикс «США». Документы которые приобщаются британскими обвинителями имеют префиксы «ВБ». В целях содействия членам трибунала, я пометил в их документальных книгах этим вечером новые судебные номера которые им присвоили сотрудники суда, в течении дня.

LT. COL. GRIFFITH-JONES The exhibits are numbered at the present moment before they are put in evidence with a variety of serial numbers, such as «PS», «TC», «L» and other letters. There is no significance attached to that at all. It depends on whom they have been found by and what files they have come from. When the documents are put in as exhibits, they are marked by the Court with a court number. The documents put in by the United States representatives were all prefixed with the letters «USA.» The documents which have been put in by the British prosecutors have all been prefixed with the letters «GB.» If it would be of any assistance to members of the Tribunal, I will have their document books marked up this evening with the new court numbers that have been put upon them by the Court officials, during the course of the day.

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Les documents présentés sont numérotés maintenant, avant d’être déposés comme preuve, avec différents numéros de série tels que» PS», «PC», «L» et autres lettres. Elles n’ont aucune signification spéciale. Elles indiquent par qui ils ont été trouvés et de quels dossiers ils proviennent. Quand ils sont déposés comme preuves, le Tribunal les marque d’un numéro spécial. Les documents déposés par les représentants des États-Unis portent tous la cote» USA», et ceux qui ont été présentés par le Ministère Public britannique la cote» GB». Pour aider les membres du Tribunal, je ferai marquer ces livres de documents ce soir avec les nouvelles cotes du Tribunal qui sont portées par les greffiers au cours de la journée.

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Gegenwärtig werden die Beweisstücke, ehe sie als Beweismaterial vorgelegt werden, mit einer Anzahl von Serien-Nummern, wie «PS», «TC», «L» und anderen Buchstaben bezeichnet. Sie haben an sich keine Bedeutung. Es hängt davon ab, wer die Dokumente gefunden hat, und aus welchen Archiven sie stammen. Wenn die Dokumente als Beweisstücke vorgelegt werden, werden sie vom Gerichtshof mit einer Gerichtsnummer versehen. Die von den Vertretern der Vereinigten Staaten vorgelegten Dokumente erhalten die Buchstaben «US», die der britischen Anklagevertreter «GB». Um den Mitgliedern des Gerichtshofs behilflich zu sein, will ich heute abend die Dokumen tenbücher mit den neuen Gerichtsnummern versehen lassen, die von den Gerichtsbeamten im Laufe des Tages eingesetzt wurden.

32160

Председатель Мы обсудим это позже.

THE PRESIDENT We will talk about that later.

LE PRÉSIDENT Nous reviendrons là-dessus plus tard.

VORSITZENDER Wir werden darüber später sprechen.

33161

Гриффит-Джонс Если какой-либо документ отсутствует в этих книгах, у меня есть копия.

LT. COL. GRIFFITH-JONES If there is any document missing from any of these books, I have a copy.

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES S’il manque un document dans un de ces livres, j’en ai une copie.

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Wenn irgend ein Dokument in einem dieser Bücher fehlt, so besitze ich eine Kopie.

34162

Председатель Вы собираетесь прочесть 1831-ПС?

THE PRESIDENT You are going to read 1831-PS?

LE PRÉSIDENT Voulez-vous maintenant lire le document PS-1831?

VORSITZENDER Wollen Sie jetzt PS-1831 lesen?

35163

Гриффит-Джонс Да это ВБ-75.

LT. COL. GRIFFITH-JONES Yes, that is GB-75.

LIEUTENANT-COLONEL GRIFFITH-JONES Oui, c’est le document GB-75, dont voici le texte:

OBERSTLEUTNANT GRIFFITH-JONES Ja, es ist GB-75 und lautet wie folgt:

164

Дуче, «Я, во-первых, хочу поблагодарить Вас за Вашу последнюю попытку посредничества. Я был бы готов принять Ваши предложения, но только при условии, что будет возможность получить некоторую гарантию того, что конференция будет успешной. В течение последних двух дней германские войска чрезвычайно быстро продвигаются в Польше.

Duce: I first want to thank you for your last attempt at a mediation: I would have been. ready to accept, but only under condition that there would be a possibility to give me certain guarantees that the conference would be successful. Because for the last 2 days the German troops are engaged in an extraordinarily rapid advance in Poland,

Duce, Je désire tout d’abord vous remercier pour votre ultime tentative de médiation. J’aurais été prêt à accepter, à condition seulement qu’on puisse me donner certaines garanties quant au succès de la conférence, car, depuis deux jours, les troupes allemandes sont engagées dans une avance extraordinairement rapide en Pologne.

Duce, Ich danke Ihnen zunächst für Ihren letzten Versuch einer Vermittlung. Ich wäre bereit gewesen, anzunehmen, allerdings nur unter der Voraussetzung, daß sich eine Möglichkeit hätte finden lassen, mir gewisse Garantien zu geben für einen erfolgreichen Verlauf der Konferenz. Denn seit zwei Tagen sind die deutschen Truppen in einem teilweise außerordentlich schnellen Vormarsch in Polen begriffen.

165

Было бы невозможно свести на нет путем дипломатических интриг те жертвы, которые принесены. Однако я считаю, что можно было бы найти выход, если бы Англия не была полна решимости начать войну при любых обстоятельствах. Я не уступил англичанам потому, дуче, что я не верю, что можно было бы сохранить мир больше, чем на полгода или на год. При этих обстоятельствах я счел, что, несмотря на все, нынешний момент предоставляет более благоприятные возможности для сопротивления.

It would have been impossible to devaluate the bloody sacrifices made thereby by diplomatic intrigues. Nevertheless, I believe that a way could have been found if England would not have been determined to wage war under all circumstances. I have not given in to the English because, Duce, I do not believe that peace could have been maintained for more than one-half a year or a year. Under these circumstances I thought that, in spite of everything, the present moment was better for resistance.

Il aurait été impossible de déprécier une fois de plus par des intrigues diplomatiques les sacrifices sanglants de cette avance. Cependant, je crois que l’on aurait pu trouver un moyen si l’Angleterre ne s’était pas montrée décidée à priori à entrer de toute façon en guerre. Je n’ai pas cédé devant les Anglais, parce que je ne crois plus qu’on puisse maintenir la paix pendant plus de six mois, disons un an. Dans ces circonstances, j’estime qu’en dépit de tout, c’est maintenant le moment favorable pour la résistance.

Es wäre unmöglich gewesen, die dabei gebrachten Blutopfer sich durch diplomatische Ränke wieder entwerten zu lassen. Trotzdem glaube ich, daß ein Weg hätte gefunden werden können, Wenn nicht England schon von vornherein entschlossen gewesen wäre, es unter allen Umständen zum Krieg kommen zu lassen. Ich bin vor der englischen Drohung nicht zurückgewichen, weil ich, Duce, nicht mehr daran glaube, daß der Friede länger als ein halbes oder sagen wir ein Jahr hätte aufrecht erhalten werden können. Unter diesen Umständen hielt ich aber den jetzigen Zeitpunkt eines Widerstandes trotz allem für geeigneter.

166

В настоящее время превосходство германских вооруженных сил в Польше является таким огромным во всех областях, что польская армия будет разбита в скором времени. Я сомневаюсь, чтобы этот быстрый успех мог быть достигнут через год или два. Англия и Франция вооружили бы своих союзников настолько, что подавляющее техническое превосходство германских вооруженных сил не было бы столь очевидным.

At present the superiority of the German Armed Forces in Poland is so overwhelming in all the fields that the Polish Army will collapse in a very short time. I doubt whether this fast success could have been achieved in 1 or 2 years. England and France would have armed their allies to such an extent that the crushing technical superiority of the German Armed Forces could not have become so apparent any more.

Actuellement, la supériorité de l’armée allemande en Pologne est si écrasante, dans tous les domaines techniques, que l’armée polonaise s’écroulera à très bref délai. Je me demande si ce succès rapide aurait encore pu être réalisé d’ici un an ou deux. L’Angleterre et la France auraient armé leur alliée dans une telle mesure que la supériorité technique écrasante de l’armée allemande n’aurait pas été aussi évidente.

Zur Zeit ist die Überlegenheit der deutschen Wehrmacht in Polen auf allen technischen Gebieten eine so ungeheure, daß die polnische Armee in ganz kurzer Zeit zusammenbrechen wird. Ob dieser schnelle Erfolg in ein oder zwei Jahren auch noch zu erzielen gewesen wäre, glaube ich, bezweifeln zu müssen. England und Frankreich hätten ihren Verbündeten immerhin soweit aufgerüstet, daß die durchschlagende technische Überlegenheit der deutschen Wehrmacht nicht mehr so in Erscheinung hätte treten können.

167

Я понимаю, дуче, что я вступил в борьбу не на жизнь, а на смерть. Моя собственная судьба не имеет никакого значения, но я также знаю, что нельзя вечно избегать такой борьбы и нужно после холодного расчета выбрать момент для сопротивления с тем, чтобы обеспечить успех. Я твердо верю в этот успех, дуче.

I am aware, Duce, that the fight which I enter is one for life and death. My own fate does not play any role in it at all. But I am also aware that one cannot avoid such a struggle permanently and that one has to choose, after cold deliberation, the moment for resistance in such away that the probability of success is guaranteed; and I believe in this success, Duce, with the firmness of a rock.

Je me rends compte, Duce, que la lutte que j’engage est une lutte à mort. Mon propre destin n’y joue aucun rôle; mais je me rends compte aussi que l’on ne peut pas toujours éviter cette lutte, et qu’après avoir examiné de sang-froid la situation, il faut choisir le moment de la résistance, de façon à lui garantir vraisemblablement le succès, et je crois dur comme fer, Duce, à ce succès.

Ich bin mir bewußt, Duce, daß der Kampf, in den ich gehe, ein Kampf auf Leben und Tod ist. Mein eigenes Schicksal spielt dabei überhaupt keine Rolle. Ich bin mir aber weiter bewußt, daß man einem solchen Kampf auf die Dauer nicht ausweichen kann und daß man mit eisiger Überlegung den Augenblick des Widerstandes so wählen muß, daß die Wahrscheinlichkeit des Erfolges gewährleistet ist, und an diesen Erfolg, Duce, glaube ich felsenfest.

168

Недавно Вы любезно заверили меня в том, что Вы сможете мне помочь в некоторых областях. Я заранее искренне благодарю Вас за это, но я также считаю, что даже если мы идем сейчас по различным путям, судьба, в конце концов, соединит нас. Если национал-социалистская Германия будет уничтожена западными демократиями, то фашистская Италия также окажется перед лицом опасности.

Recently you have given me the kind assurance that you think you will be able to help me in a few fields. I acknowledge this in advance, with sincere thanks. But I believe also—even if we march now over different roads—that fate will finally join us. If the National Socialistic Germany were destroyed by the Western Democracies, the Fascist Italy would also have to face a grave future.

Récemment, vous m’avez donné amicalement l’assurance que vous pensiez être à même de m’aider en divers domaines. Je vous en remercie à l’avance, avec une sincère gratitude. Mais je crois aussi que même si nous parcourons maintenant une route différente, la destinée nous unira finalement. Si l’Allemagne nationale-socialiste est détruite par les démocraties occidentales, l’Italie fasciste verra devant elle un avenir difficile.

Sie haben mir freundlicherweise neulich zugesichert, daß Sie auf manchem Gebiete glauben, helfen zu können. Ich nehme dies schon im voraus mit aufrichtigem Dank entgegen. Ich glaube aber wei ter, daß – auch wenn wir jetzt getrennte Wege marschieren – das Schicksal uns doch aneinander binden wird. Sollte das nationalsozialistische Deutschland von den westlichen Demokratien zerstört werden, würde auch das faschistische Italien einer schweren Zukunft entgegengehen.

169

Лично я всегда чувствовал это единство наших двух правительств, и я знаю, что Вы, дуче, чувствуете то же самое.

I was personally always aware of this community of the future of our two governments and I know that you, Duce, think the same way.

Je me suis personnellement toujours rendu compte de cette communauté dans l’avenir de nos deux Gouvernements, et je sais, Duce, que vous pensez de la même façon.

Ich war mir persönlich dieser Verbundenheit der Zukunft unserer beiden Regime stets bewußt, und ich weiß, daß Sie, Duce, genau so denken.

170

В отношении положения в Польше я бы хотел вкратце сказать, что мы должны, конечно, отбросить все несущественное, не жертвовать ни одним человеком для достижения второстепенных целей и направить наши усилия на решение великих оперативных задач. Северная польская армия, находящаяся в коридоре, уже полностью окружена в результате наших действий. Она будет уничтожена или капитулирует. В других местах операции идут по плану. Ежедневные достижения войск превосходят все ожидания. Превосходство наших военно-воздушных сил полное, несмотря на то, что лишь одна треть их находится в Польше. На Западе они будут стоять в обороне. Франция может первая пролить свою кровь. После этого наступит момент, когда мы и там сможем встретиться с врагом, используя все силы страны.

To the situation in Poland, I would like to make the brief remark that we lay aside, of course, all unimportant things, that we do not waste any man on unimportant tasks' but direct all on acts in the light of great operational considerations. The northern Polish Army, which is in the Corridor, has already been completely encircled by our action. It will be either wiped out or will surrender. Otherwise, all operations proceed according to plan. The daily achievements of the troops are far beyond all expectations. The superiority of our Air Force is complete, although scarcely one-third of it is in Poland. To the West, I will be on the defensive. France can here sacrifice its blood first. Then the moment will come when we can confront the enemy. also there with the Cull power of the nation.

En ce qui concerne la situation en Pologne, je voudrais seulement vous dire que nous laissons naturellement de côté tout ce qui n’a pas d’importance, que nous ne gaspillons pas une vie humaine pour des tâches secondaires, mais que nous dirigeons toutes nos forces en nous appuyant sur de grandes considérations stratégiques. L’armée polonaise du Nord, qui se trouve dans le Corridor, a déjà été complètement encerclée par notre action. Elle sera balayée, ou devra se rendre. Quant au reste, toutes les opérations se déroulent d’après le plan prévu. Les succès quotidiens des troupes dépassent de beaucoup tous les espoirs. La supériorité de notre aviation est complète, bien qu’on n’en ait engagé qu’un tiers en Pologne. À l’Ouest, je resterai sur la défensive. La France peut ici sacrifier son sang la première. Le moment viendra où nous pourrons faire face à l’ennemi, là aussi, avec toute la puissance de la nation.

Zur Lage in Polen möchte ich nur kurz bemerken, daß wir natürlich alles Unwichtige liegen lassen, keinen Mann an nebensächlichen Aufgaben verbrauchen, sondern alle unsere Handlungen nur von großen operativen Erwägungen aus leiten lassen. Die im Korridor befindliche polnische Nordarmee ist schon jetzt durch dieses unser Handeln vollkommen eingeriegelt. Sie wird entweder aufgerieben oder sich ergeben. Im übrigen finden alle Operationen planmäßig statt. Die Tagesleistungen der Truppen stehen weit über allen Erwartungen. Die Herrschaft unserer Luftwaffe ist, obwohl sich kaum ein Drittel in Polen befindet, eine ausschließliche. Im Westen werde ich mich defensiv verhalten. Frankreich kann hier zunächst sein Blut opfern. Es wird dann der Augenblick kommen, daß wir mit der ganzen Kraft der Nation uns auch dort dem Gegner stellen können.

171

Примите мою благодарность, дуче, за всю Вашу помощь в прошлом, и я надеюсь, что Вы и в будущем не будете мне в ней отказывать».

Accept my; thanks, Duce, for all your assistance which you have given to me in the past; and I ask you not to deny it to me in the future.

Acceptez encore mes remerciements, Duce, pour toute l’aide que vous m’avez donnée dans le passé, et je vous demande de ne pas me la refuser à l’avenir.

Nehmen Sie nochmals meinen Dank entgegen, Duce, für alle Ihre Unterstützungen, die Sie mir in der Vergangenheit gegeben haben und die ich bitte, mir auch in der Zukunft nicht versagen zu wollen.

172

Милорд, это завершает представление доказательств по этому разделу обвинения: «Агрессия против Польши, Великобритании и Франции».

That completes the evidence which I propose to offer upon this part of the case in respect of the war of aggression against Poland, England, and France, which is charged in Count Two.

Voilà qui complète les preuves que nous déposons pour cette partie du Procès, en ce qui concerne la guerre d’agression contre la Pologne, l’Angleterre et la France, exposée au chef d’accusation nº 2.

Das vervollständigt das Beweismaterial, das ich für diesen Teil des Falles, nämlich des Angriffskrieges gegen Polen, England und Frankreich, der unter Punkt 2 der Anklage fällt, unterbreiten möchte.

Выступление помощника Главного обвинителя от Великобритании Ф. Элвин Джонса: Агрессия против Норвегии и Дании, I(F)5

Всё выступление : 06.12.1945—07.12.1945

36173

Майор Ф. Элвин Джонс (младший юрист Соединённого Королевства): С позволения трибунала, Рано утром 9 апреля 1940 г. нацистская Германия вторглась в Норвегию и Данию. Моя задача заключается в том, чтобы представить Трибуналу доказательства обвинения в этих грубых актах агрессии, совершенных в нарушение международных договоров, заверений и обязательств. С разрешения Трибунала, я хотел бы коснуться договоров, заверений и обязательств, которые были нарушены вторжением в Данию и Норвегию.

MAJOR F. ELWYN JONES(Junior Counsel for the United Kingdom): May it please the Tribunal, in the early hours of the morning of the 9th of April 1940 Nazi Germany invaded Norway and Denmark. It is my duty to present to. the Tribunal the Prosecution's evidence which has been prepared in collaboration with my American colleague, Major Finely, with regard to these brutal wars of aggression, which were also wars in violation of international treaties, agreements, and assurances. With the Court's permission I would like, first of all, to deal with the treaties and agreements and assurances that were in fact violated by. these two invasions of Norway and Denmark.

COMMANDANT F. ELWYN JONES(Substitut du Procureur Général britannique): Plaise au Tribunal. Dans les premières heures de la matinée du 9 avril 1940, l’Allemagne nazie envahit la Norvège et le Danemark. Ma tâche est aujourd’hui de présenter au Tribunal les preuves du Ministère Public que nous avons préparées en collaboration avec mon collègue américain, le commandant Hinely, relativement à ces guerres brutales d’agression faites en violation de traités, assurances et accords internationaux. Avec la permission du Tribunal, j’aimerais tout d’abord traiter des accords et assurances qui furent effectivement violés par les deux invasions de la Norvège et du Danemark.

MAJOR F. ELWYN JONES(HILFSANKLÄGER FÜR DAS VEREINIGTE KöNIGREICH): Hoher Gerichtshof! In den frühen Morgenstunden des 9. April 1940 fiel Nazi-Deutschland in Norwegen und Dänemark ein. Es ist meine Pflicht, dem Gerichtshof das Beweismaterial der Anklagebehörde vorzulegen, das gemeinsam mit meinem amerikanischen Kollegen Major Hinely vorbereitet wurde; es erstreckt sich auf diese brutalen Angriffskriege, die zugleich Kriege in Verletzung internationaler Verträge, Abkommen und Zusicherungen waren. Mit Erlaubnis des Gerichtshofs möchte ich mich zuerst mit den Verträgen, Abkommen und Zusicherungen befassen, die durch diese beiden Invasionen von Norwegen und Dänemark tatsächlich verletzt wurden.

174

Прежде всего это было нарушением Гаагской Конвенции и пакта Бриана — Келлога. Мой уважаемый коллега сэр Дэвид Максвелл-Файф уже коснулся этого вопроса вчера, но в дополнение к этим общим договорам были специальные соглашения между Германией, с одной стороны, и Данией и Норвегией — с другой. Во-первых, был договор об арбитраже и мирном урегулировании между Германией и Данией, подписанный 2 июня 1926 г. в Берлине. Суд найдёт этот договор ТС-17, на первой странице британской документальной книги номер 3; и этому экземпляру может быть удобно присвоить номер ВБ-76. Я намереваюсь огласить лишь первую статью этого договора, которая гласит:

The invasions were, of course, in the first instance violations of the Hague Convention and of the Kellogg-Briand Pact. My learned friend, Sir David Maxwell-Fyfe, has already dealt with those matters in the course of his presentation of the evidence. In addition to these general treaties, there were specific agreements between Germany and Norway and Denmark. In the first instance there was the Treaty of Arbitration and Conciliation between Germany and Denmark, which was signed at Berlin on 2 June 1926.The Court will find that treaty, TC-17, on the first page of British Document Book Number 3; and to that exhibit it may be convenient to give the Number GB-76. I am proposing to read only the first article of that treaty, which is in these terms:

Ces invasions furent naturellement en premier lieu une violation des Conventions de La Haye et du Pacte Briand-Kellogg. Mon honorable ami, Sir David Maxwell-Fyfe, a déjà traité de ces questions au cours de son exposé des faits. Mais en plus de ces traités de caractère général, il y avait des accords spécifiques entre l’Allemagne, la Norvège et le Danemark. Tout d’abord, il existait un Traité d’arbitrage et de conciliation entre l’Allemagne et le Danemark qui fut signé à Berlin le 2 juin 1926. Le Tribunal trouvera ce Traité, TC-17, à la première page du livre de documents britannique nº 3. Le document porte le nº GB-76. Je me propose de lire simplement le premier article de ce Traité:

Die Invasionen waren natürlich in erster Linie Verletzungen der Haager Konvention und des Kellogg-Briand-Paktes. Mein verehrter Freund, Sir David Maxwell-Fyfe, hat sich bereits mit diesen Tatbeständen bei Vorlage des Beweismaterials befaßt. Außer diesen allgemeinen Verträgen bestanden spezielle Vereinbarungen zwischen Deutschland und Norwegen beziehungsweise Dänemark. In erster Linie bestand ein Schiedsgerichts — und Vergleichsvertrag zwischen Deutschland und Dänemark, der in Berlin am 2. Juni 1926 unterzeichnet worden war. Der Gerichtshof wird diesen Vertrag, TC-17, auf der ersten Seite des britischen Dokumentenbuches Nr. 3 finden. Diesem Beweisstück dürfte die Nummer GB-76 gegeben werden. Ich schlage vor, nur den ersten Artikel dieses Vertrages zu lesen, der wie folgt lautet:

175

Договаривающиеся стороны обязуются, в соответствии с настоящим договором, передавать на рассмотрение арбитражной или примирительной комиссии все споры любого характера, которые могут возникнуть между Германией и Данией и которые не окажется возможным решить в течение надлежащего периода времени дипломатическим путем, или передать, с согласия обеих сторон, Постоянной палате международного правосудия».

The contracting parties undertake to submit to the procedure of arbitration or conciliation, in conformity with the present treaty, all disputes of any nature whatsoever which may arise between Germany and Denmark, and which it has not been possible to settle within a reasonable period by diplomacy or to bring with the consent of both parties, before the Permanent Court of International Justice.

Les Parties contractantes s’engageant à soumettre à la procédure d’arbitrage ou de conciliation, conformément aux clauses du présent Traité, tous les désaccords de quelque nature que ce soit qui pourraient s’élever entre l’Allemagne et le Danemark, et qu’il ne serait pas possible de régler dans un délai raisonnable par les procédés diplomatiques, ou de porter avec le consentement des deux Parties devant la Cour Permanente de Justice Internationale.

Die vertragschließenden Teile verpflichten sich, alle Streitigkeiten irgendwelcher Art, die zwischen Deutschland und Dänemark entstehen und nicht in angemessener Frist auf diplomatischem Wege geschlichtet werden können, und die nicht mit Zustimmung beider Parteien dem Ständigen Internationalen Gerichtshof unterbreitet werden, nach Maßgabe des gegenwärtigen Vertrages entweder einem Schiedsgerichtsverfahren oder einem Vergleichsverfahren zu unterwerfen.

176

Споры, для разрешения которых была установлена специальная процедура на основании конвенций, ранее подписанных договаривающимися сторонами, должны разрешаться в соответствии с предписаниями этих конвенций».

Disputes for the solution of which a special procedure has been laid down in other conventions in force between the contracting parties shall be settled in accordance with the provisions of such conventions.

Les conflits entre les deux parties contractantes pour la solution desquels une procédure spéciale a été prévue dans d’autres conventions en vigueur seront réglés en accord avec les clauses de telles conventions.

Streitigkeiten, für deren Schlichtung die vertragschließenden Teile durch andere zwischen ihnen bestehende Abmachungen an ein besonderes Verfahren gebunden sind, werden nach Maßgabe der Bestimmungen dieser Abmachungen behandelt.

177

Затем следовали статьи о создании арбитражного механизма. Далее я сошлюсь на договор о ненападении между Германией и Данией, подписанный Риббентропом 31 мая 1939 г., т. е. десять недель спустя после захвата Чехословакии. Суд найдёт этот документ ТС-24 в документальной книге и у него будет номер экземпляра ВБ-77.

Then there follows in the remaining articles the establishment of the machinery for arbitration. I would next refer to the Treaty of Non-Aggression between Germany and Denmark, which was signed by the Defendant Ribbentrop on the 31st of May 1939 which, as the Tribunal will recollect, was 10 weeks after the Nazi seizure of Czechoslovakia. The Court will find that as Document TC-24 in the document book and it will now bear the Exhibit Number GB-77.

Dans les articles suivants se trouve établie la procédure d’arbitrage. Je voudrais maintenant mentionner le Traité de non-agression entre l’Allemagne et le Danemark, qui fut signé le 31 mai 1939 par l’accusé Ribbentrop, c’est-à-dire, le Tribunal s’en souvient, dix semaines après la prise de la Tchécoslovaquie par les nazis. Le Tribunal trouvera ce document sous le nº TC-24 dans le livre de documents; il portera maintenant le nº GB-77.

In den folgenden Artikeln ist die technische Ausgestaltung des Schiedsverfahrens behandelt. Als nächstes möchte ich den Nichtangriffspakt zwischen Deutschland und Dänemark erwähnen, der vom Angeklagten Ribbentrop am 31. Mai 1939 unterzeichnet wurde; wie sich der Gerichtshof erinnern wird, 10 Wochen nach der Nazi-Eroberung der Tschechoslowakei. Der Gerichtshof findet diese Urkunde als Beweisstück TC-24 im Dokumentenbuch; es wird die Beweisstück-Nummer GB-77 tragen.

178

С разрешения Трибунала и ввиду того, что договор был подписан подсудимым, я хотел бы огласить преамбулу и первые две статьи:

With the Court's permission, in view of the identity of the signatory of that treaty, I would like to read the Preamble and Articles 1and 2.

Avec l’autorisation du Tribunal, il serait bon, étant donnée l’identité des signataires de ce Traité, de lire le préambule et les articles 1 et 2:

Mit Erlaubnis des Gerichtshofs möchte ich zur Identifizierung des Unterzeichners dieses Vertrages die Einleitung und die Artikel 1 und 2 verlesen:

179

Его Величество король Дании и Исландии и канцлер Германской империи, полные решимости поддержать мир между Данией и Германией при всех обстоятельствах, согласились подтвердить эту решимость путем договора и назначили в качестве уполномоченных: канцлер Германского Рейха… и его Величество, король Дании и Исландии…»

The Chancellor of the German Reich and His Majesty, King of Denmark and Iceland, being firmly resolved to maintain peace between Denmark and Germany in all circumstances, have agreed to confirm this resolve by means of a treaty and have appointed as their Plenipotentiaries: The Chancellor of the German Reich . . . and His Majesty, theTog of Denmark and Iceland....

Le Chancelier du Reich allemand et Sa Majesté, le Roi de Danemark et d’Islande, «Fermement résolus à maintenir la paix entre l’Allemagne et le Danemark, quelles que soient les circonstances, se sont entendus pour renforcer cette résolution au moyen d’un Traité, et ont accrédité comme plénipotentiaires: Le Chancelier du Reich allemand… Sa Majesté le Roi de Danemark et d’Islande…

Der Deutsche Reichskanzler und Seine Majestät der König von Dänemark und Island, fest entschlossen, den Frieden zwischen Deutschland und Dänemark unter allen Umständen aufrechtzuerhalten, sind übereingekommen, diesen Entschluß durch einen Staatsvertrag zu bekräftigen, und haben zu Bevollmächtigten ernannt: Der Deutsche Reichskanzler:... Seine Majestät der König von Dänemark und Island...

180

Статья 1 гласит следующее:

Article 1 reads as follows:

«Article premier:

Artikel 1 lautet wie folgt:

181

Королевство Дании и Германская империя ни в коем случае не будут прибегать к войне или к какому-либо другому использованию силы один против другого.

The German Reich and the Kingdom of Denmark shall in no case resort to war or to any other use of force, one against the other.

L’Empire allemand et le Royaume de Danemark n’auront jamais recours entre eux à la guerre ou à tout autre moyen de violence.

Das Deutsche Reich und das Königreich Dänemark werden in keinem Falle zum Kriege oder zu einer anderen Art von Gewaltanwendung gegeneinander schreiten.

182

В случае, если вышеупомянутые действия будут предприняты третьей державой против одной из договаривающихся сторон, другая договаривающаяся сторона не будет никаким образом поддерживать эти действия».

Should action of the kind referred to in Paragraph 1 betaken by a third power against one of the contracting parties, the other contracting party shall not support such action in any way.

Si une action conforme à la définition donnée dans le premier paragraphe est entreprise par une troisième puissance contre l’une des parties contractantes, l’autre partie contractante ne sanctionnera, en aucune façon, une semblable action.

Falls es von Seiten einer dritten Macht zu einer Aktion der im Absatz 1 bezeichneten Art gegen einen der vertragschließenden Teile kommen sollte, wird der andere vertragschließende Teil eine solche Aktion in keiner Weise unterstützen.

183

Статья 2 касается вопроса о ратификации договора и ее второй абзац гласит:

Then Article 2 deals with the ratification of the treaty, and the second paragraph states:

L’article 2 traite de la ratification du Traité, et il est dit au second paragraphe:

Artikel 2 befaßt sich mit der Ratifikation des Vertrages, und der zweite Absatz heißt:

184

Настоящий договор вступит в силу после обмена ратификационными грамотами и остается в силе в течение десяти лет после этого дня».

The treaty shall come into force on the exchange of the instruments of ratification and shall remain in force for a period of 10 years from that date ....

Le Traité entrera en vigueur par l’échange des instruments de ratification, et sera valable pour une période de dix ans, à compter de ce jour…

Der Vertrag tritt mit dem Austausch der Ratifikationsurkunden in Kraft und gilt von da an für eine Zeit von zehn Jahren....

185

Как Трибунал заметит, дата этого договора — 31 мая 1939 г., на нем подпись подсудимого Риббентропа. Вскоре Трибунал увидит, что менее чем через год после подписания этого договора было осуществлено вторжение нацистских войск в Данию. Это показывает, что договоры, подписанные подсудимым Риббентропом, ровно ничего не стоили.

As the Tribunal will observe, the treaty is dated the 31st of May 1939. At the bottom of the page there appears the signature of the Defendant Ribbentrop. The Tribunal will shortly see that less than a year after the signature of this treaty the invasion of Denmark by the Nazi forces was to show the utter worthlessness of treaties to white the Defendant Ribbentrop put his signature.

Comme le Tribunal peut l’observer, cette ratification eut lieu le 31 mai 1939. Au bas de la page apparaît la signature de l’accusé Ribbentrop. Le Tribunal verra bientôt que moins d’un an après la signature de ce Traité, l’invasion du Danemark par les forces nazies devait montrer à quel point les traités signés par l’accusé Ribbentrop avaient peu de valeur.

Der Gerichtshof wird bemerken, daß der Vertrag vom 31. Mai 1939 datiert ist. Am Ende der Seite erscheint die Unterschrift des Angeklagten Ribbentrop. Der Gerichtshof wird sogleich sehen, daß die Invasion Dänemarks durch die Nazi-Truppen noch nicht ein Jahr nach der Unterzeichnung dieses Vertrages die äußerste Wertlosigkeit von Verträgen zeigte, unter die der Angeklagte Ribbentrop seine Unterschrift setzte.

186

Что касается Норвегии, то подсудимый Риббентроп и нацистские заговорщики подписали такой же обманный документ. Я сошлюсь на документ ТС-30, который является следующим документом в британской документальной книге 3 и который получит номер экземпляра ВБ-78. Трибунал заметит, что это заверение, данное Дании, Норвегии, Бельгии и Нидерландам 28 апреля 1939 г., то есть после того, как захват Чехословакии поколебал уверенность во всем мире. Это, по-видимому, была попытка, бесчестная попытка, как утверждает обвинение, вновь обмануть скандинавские государства. Вот выдержка из речи Гитлера:

With regard to Norway, the Defendant Ribbentrop and the Nazi conspirators were party to a similar perfidy. In the first instance I would refer to Document TC-30, which is the next document in the British Document Book 3 and which will bear the Exhibit Number GB-78. The Tribunal will observe that that is an assurance given to Denmark, Norway, Belgium, and the Netherlands on the 28th of April 1939. That, of course, was after the annexation of Czechoslovakia had shaken the confidence of the world; and this was presumably an attempt, now submitted by the Prosecution to be a dishonest attempt, to try to reassure the Scandinavian States. The assurance is in a speech by Hitler and reads:

En ce qui concerne la Norvège, l’accusé Ribbentrop et les conspirateurs nazis étaient complices d’une perfidie semblable. Je mentionne tout d’abord le document TC-30, qui figure à la suite de ceux que nous venons de mentionner dans le livre de documents britannique nº 3, et qui portera le nº GB-78. Le Tribunal y trouvera les assurances données au Danemark, à la Norvège, à la Belgique et aux Pays-Bas, le 28 avril 1939. Naturellement, c’était après l’annexion de la Tchécoslovaquie, qui avait déjà ébranlé la confiance du monde. C’était probablement une tentative — le Ministère Public la présente comme une tentative malhonnête — pour rassurer les États Scandinaves. L’assurance est donnée dans un discours de Hitler dont voici les termes:

Im Falle Norwegen waren der Angeklagte Ribbentrop und die Nazi-Verschwörer an einem ähnlichen Treubruch beteiligt. In erster Linie beziehe ich mich auf Beweisstück TC-30, die nächste Urkunde in dem britischen Dokumentenbuch Nr. 3; sie wird die Beweisstück-Nummer GB-78 tragen. Der Gerichtshof wird bemerken, daß es eine an Dänemark, Norwegen und Holland gegebene Zusicherung vom 28. April 1939 ist. Dies geschah, nachdem die Besetzung der Tschechoslowakei das Vertrauen der Welt erschüttert hatte. Es war anscheinend ein Versuch – die Anklagebehörde bezeichnet es jetzt als unehrenhaften Versuch – die Skandinavischen Staaten wieder zu beruhigen. Die Zusicherung ist in einer Rede Hitlers enthalten, und lautet:

187

…я дал связующие обязательства большому количеству государств. Ни одно из этих государств не может утверждать, что Германией был сделан какой-либо намек на требования, противоречащие этой декларации. Например, никто из государственных деятелей Скандинавии не может утверждать, что германское правительство и германское общественное мнение выдвинули требования, которые не соответствовали бы суверенитету и целостности этого государства».

. . . I have given binding declarations to a large number of states. None of these states can complain that even a trace of a demand contrary thereto has ever been made to them by Germany. None of the Scandinavian statesmen, for example, can contend that a request has ever been put to them by the German Government or by German public opinion which was incompatible with the sovereignty and integrity of their state.

… J’ai fait à de nombreux États des déclarations qui me lient. Aucun de ces États ne peut se plaindre que l’Allemagne leur ait présenté même l’ombre d’une exigence contraire à ces déclarations. Aucun des hommes d’État Scandinaves, par exemple, ne peut prétendre que le Gouvernement allemand et l’opinion publique allemande aient jamais exprimé une prétention incompatible avec la souveraineté et l’intégrité de leur État.

... Ich habe einer ganzen Reihe von Staaten bin dende Erklärungen abgegeben. Keiner dieser Staaten kann sich beklagen, daß auch nur einmal die Andeutung einer Forderung Deutschlands an ihn gerichtet worden wäre, die zu dem in Gegensatz stände. Keiner der nordischen Staatsmänner z.B. kann es behaupten, daß ihm von seiten der Deutschen Reichsregierung oder von seiten der deutschen öffentlichen Meinung jemals ein Ansinnen gestellt wäre, das mit der Souveränität oder Integrität dieser Staaten nicht vereinbarlich gewesen wäre.

188

Я был рад, что ряд европейских государств по случаю этой декларации германского правительства высказал и подчеркнул свое желание соблюдать полный нейтралитет. Это относится к Голландии, Бельгии, Швейцарии, Дании и др.».

I was pleased that a number of European states availed themselves of these declarations by the German Government to express and emphasize their desire too for absolute neutrality. This applies to the Netherlands, Belgium, Switzerland, Denmark,et cetera.

Je suis satisfait que nombre d’États européens aient saisi l’occasion de ces déclarations du Gouvernement allemand pour exprimer avec force leur désir d’une neutralité absolue. Ceci vaut pour la Hollande, la Belgique, la Suisse, le Danemark, etc.

Ich war glücklich darüber, daß eine Anzahl europäischer Staaten diese Erklärungen der Deutschen Reichsregierung zum Anlaß nahmen, um auch ihrerseits den Willen zu einer unbedingten Neutralität auszusprechen und zu vertiefen. Dies gilt für Holland, Belgien, die Schweiz, Dänemark usw.

189

2 сентября 1939 г. германское правительство дало ещё одно заверение. Это было через день после начала вторжения в Польшу. Суд заметит, что это следующий документ в британской документальной книге 3 это документ — ТС-31, который будет экземпляром ВБ-79, представляет собой памятную записку, врученную министру иностранных дел Норвегии германским посланником в Осло 2 сентября 1939 г. Цитирую:

A further assurance was given by the Nazi Government on the 2d of September 1939 which, as the Tribunal will recollect, was the day after the Nazi invasion of Poland. The Court will observe the next document in British Document Book 3 is the Document TC-31,which will be Exhibit GB-79. That is anaide-memoirethat was handed to the Norwegian Foreign Minister by the German Minister in Oslo on the 2d of September 1939. It reads:

Une autre assurance encore fut donnée par le Gouvernement nazi le 2 septembre 1939, c’est-à-dire, le Tribunal s’en souvient, le lendemain de l’invasion de la Pologne par les nazis. Le Tribunal peut voir le document suivant TC-31 dans le livre de documents britannique nº 3, qui portera désormais le nº GB-79. C’est une note additionnelle qui fut remise au ministre des Affaires étrangères norvégien par l’ambassadeur allemand à Oslo, le 2 septembre 1939. Il y est dit:

Eine weitere Zusicherung gab die Nazi-Regierung am 2. September 1939, wie sich der Gerichtshof erinnern wird, am Tage nach dem Nazi-Einfall in Polen. Ich bitte den Gerichtshof, die nächste Urkunde im britischen Dokumentenbuch Nr. 3 einzusehen; es ist Dokument TC-31 und wird Beweisstück GB-79. Es handelt sich um ein Aide-Mйmoire, das dem Norwegischen Außenminister durch den Deutschen Gesandten in Oslo am 2. September 1939 überreicht wurde. Es lautet:

190

Германское правительство полно решимости, ввиду дружеских отношений, существующих между Норвегией и Германией, ни при каких обстоятельствах не наносить ущерба целостности и неприкосновенности Норвегии и уважать территорию норвежского государства. Делая это заявление, германское правительство, естественно, ожидает со своей стороны, что Норвегия будет соблюдать полный нейтралитет в отношении Германии и не потерпит нарушения норвежского нейтралитета какой-либо другой стороной. Если позиция королевского норвежского правительства отличается от этого и такое нарушение нейтралитета третьей стороной будет осуществлено, то германское правительство тогда, очевидно, будет вынуждено обеспечить интересы империи, в соответствии с требованиями возникшего в результате этого положения».

The German Reich Government are determined, in view of the friendly relations which exist between Norway and Germany, under no circumstances to prejudice the inviolability and integrity of Norway and to respect the territory of the Norwegian State. In making this declaration, the Reich Government naturally expect on their side that Norway will observe an unimpeachable neutrality towards the Reich and will not tolerate any breaches of Norwegian neutrality by any third party. Should the attitude of the Royal Norwegian Government differ from this so that any such breach of neutrality by a third party occurs, the Reich Government would then obviously be compelled to safeguard the interest of the Reich in such a way as the resulting situation might dictate.

Le Gouvernement du Reich allemand est décidé, étant donné les relations amicales qui existent entre la Norvège et l’Allemagne, à ne violer en aucune circonstance l’intangibilité et l’intégrité de la Norvège, et à respecter le territoire de l’État norvégien. En faisant cette déclaration, le Gouvernement du Reich espère naturellement que de son côté la Norvège observera une neutralité absolue envers le Reich et ne souffrira aucune atteinte à sa neutralité de la part d’une tierce puissance. Si l’attitude du Gouvernement royal de Norvège en cas de violation de la neutralité par une tierce puissance était différente, le Gouvernement du Reich se trouverait évidemment dans l’obligation de sauvegarder les intérêts du Reich suivant les nécessités imposées par la situation.

Die Deutsche Reichsregierung ist entschlossen, gemäß den freundschaftlichen Beziehungen, die zwischen Norwegen und Deutschland bestehen, die Unverletzlichkeit und Integrität Norwegens unter keinen Umständen zu beeinträchtigen und das norwegische Staatsgebiet zu respektieren. Wenn die Reichsregierung diese Erklärung abgibt, so erwartet sie natürlich auch ihrerseits, daß Norwegen dem Reich gegenüber eine einwandfreie Neutralität beobachten wird und alle Einbrüche, die etwa von dritter Seite in die norwegische Neutralität erfolgen sollten, nicht dulden wird. Sollte die Haltung der Königlich Norwegischen Regierung im Falle, daß ein derartiger Neutralitätsbruch von dritter Seite wiederkehrt, eine andere sein, so würde die Reichsregierung selbstverständlich genötigt sein, die Interessen des Reiches so wahrzunehmen, wie die dann ergebende Lage es der Reichsregierung aufnötigen würde.

191

Далее идет еще одно заверение со стороны Германии в отношении Норвегии, документ ТС-32, который будет экземпляром ВБ-80. Это речь Гитлера 6 октября 1939 г. Во втором абзаце вверху документа говорится:

There follows, finally, the further German assurance to Norway, which appears as the next document in the book, TC-32, which will be Exhibit GB-80. That is a speech by Hitler on the 6th of October1939; and if the Court win observe Paragraph 2 at the top of the page, the extract from the speech reads as follows:

Suit enfin une assurance des Allemands à la Norvège, document TC-32, le suivant dans le livre de documents qui sera déposé sous le nº GB-80. C’est un discours prononcé par Hitler le 6 octobre 1939, je prie le Tribunal de considérer au paragraphe 2, en haut de la page, un extrait de ce discours:

Es folgt schließlich die weitere deutsche Zusicherung an Norwegen, die als nächste Urkunde im Dokumentenbuch TC-32 erscheint; sie wird Beweisstück GB-80. Es handelt sich um eine Rede Hitlers vom 6. Oktober 1939. Ich bitte den Gerichtshof, Abschnitt 2 zu Beginn der Seite einzusehen; der Auszug aus der Rede lautet wie folgt:

192

Германия никогда не имела столкновений интересов или спорных вопросов с северными государствами. Она не имеет таковых и сегодня. Германия предложила пакты о ненападении как Швеции, так и Норвегии, которые отказались от этого потому, что они не считают себя под какой-либо угрозой».

Germany has never had any conflicts of interest or even points of controversy with the Northern States; neither has she any today. Sweden and Norway have both bee in offered. non-aggression pacts by Germany and have both refused them solely because they did not feel themselves threatened in any way.

L’Allemagne n’a jamais eu de conflits d’intérêts ou même de sujets de controverse avec les États Scandinaves; elle n’en a pas davantage aujourd’hui. La Suède et la Norvège se sont vues toutes les deux proposer des pactes de non-agression par l’Allemagne, et elles n’ont refusé que parce qu’elles ne se jugent menacées en aucune façon.

Deutschland hat mit den nordischen Staaten schon früher keine Interessenkonflikte oder gar Streitpunkte besessen und hat sie heute genau so wenig. Schweden und Norwegen haben beide von Deutschland Nichtangriffspakte angeboten erhalten und sie nur abgelehnt, weil sie sich selbst gar nicht als irgendwie bedroht fühlten.

193

Таковы заверения, сделанные Германией. Как Трибунал заметит, нарушение этих заверений указано в параграфе XXII приложения «С» обвинительного заключения на странице 43. Суд заметит, что есть небольшая типографическая ошибка в дате первого заверения о котором утверждает обвинительное заключение приводя дату 3-е сентября 1939. Суд увидит из документа ТС-31, экземпляра ВБ-7 это заверение фактически было дано 2 сентября 1939.

Those are clear and positive assurances which Germany gave. The Court will see that violation of those assurances is charged in paragraph XXII of Appendix C of the Indictment at Page 43. The Court will notice that there is a minor typographical error in The date of the first assurance which is alleged in the Indictment to have been given on the 3rd of September 1939. The Court will see from Document TC-31, which is Exhibit GB-79, that the assurance was in fact given on the 2d of September 1939.

Telles sont les assurances claires et positives données par l’Allemagne. Le Tribunal peut voir que la violation de ces assurances est mentionnée au paragraphe XXII de l’appendice C de l’Acte d’accusation, page 43. Le Tribunal remarquera qu’il y a une petite erreur typographique pour la date de la première assurance qui, d’après l’Acte d’accusation, aurait été donnée le 3 septembre 1939. Le Tribunal peut voir, d’après le document TC-31 (GB-79), que cette assurance fut donnée en fait le 2 septembre 1939.

Das sind klare und eindeutige Zusicherungen, die Deutschland gegeben hat. Der Gerichtshof wird feststellen, daß die Verletzung dieser Zusicherungen in Paragraph 22, Anhang C, Seite 43 der Anklageschrift behandelt ist. Der Gerichtshof wird auch bemerken, daß ein geringfügiger Schreibmaschinenfehler bezüglich des Datums der ersten Zusicherung vorliegt, die in der Anklageschrift als am 3. September 1939 gegeben erscheint. Der Gerichtshof wird aus Dokument TC-31, Beweisstück GB-79, ersehen, daß die Zusicherung tatsächlich am 2. September 1939 gegeben wurde.

194

Эти договоры и заверения представляли собой дипломатический ход, чтобы прикрыть грубую нацистскую агрессию против Дании и Норвегии. Доказательства, которые обвинение теперь представит Трибуналу, по моему мнению, установят без всякого сомнения, что эти заверения были сделаны для того, чтобы успокоить подозрение, и для того, чтобы жертвы нацистской агрессии были застигнуты врасплох. Мы знаем, что еще в октябре 1939 года нацистские заговорщики и их сообщники планировали вторжение в Норвегию и что самыми активными участниками этого заговора были подсудимые Редер и Розенберг.

Now those treaties and. assurances were the diplomatic background too the brutal Nazi aggression on Norway and Denmark, and the evidence which the Prosecution winnow place before the Court will in any submission establish beyond reasonable doubt that these assurances were simply given to lull suspicion and cause the intended victims of Nazi aggression to be unprepared to meet the Nazi attack.: for we now know that as early as October 1939 these conspirators and their confederates were plotting the invasion of Norway, and the evidence will indicate that the most active conspirators in that plot were the Defendants Raeder and Rosenberg.

Ces traités et assurances étaient l’arrière-plan diplomatique devant lequel se déroula l’agression brutale des nazis contre la Norvège et le Danemark. Le Ministère Public veut maintenant montrer au Tribunal et établir, à mon avis sans aucun doute possible, que ces assurances ne furent données que pour endormir les soupçons, de sorte que les victimes présumées de l’agression nazie ne puissent se préparer à résister à leur attaque. Car nous savons maintenant que, dès octobre 1939, ces conspirateurs et leurs complices complotaient l’invasion de la Norvège, et les preuves montreront que les instigateurs les plus actifs de ce complot étaient les accusés Raeder et Rosenberg.

Diese Abkommen und Zusicherungen waren der diplomatische Hintergrund für den brutalen Überfall der Nazis auf Norwegen und Dänemark. Das Beweismaterial, das die Anklagebehörde dem Gerichtshof jetzt vorlegen wird, wird über jeden berechtigten Zweifel hinaus zeigen, daß diese Zusicherungen nur deshalb gegeben wurden, um den Verdacht einzuschläfern und die ausersehenen Opfer des Nazi-Überfalls vollkommen unvorbereitet für den Nazi-Angriff zu lassen. Denn wir wissen jetzt, daß diese Verschwörer und ihre Helfershelfer schon seit Oktober 1939 planten, in Norwegen einzufallen; das Beweismaterial wird zeigen, daß die aktivsten Verschwörer in diesem Komplott die Angeklagten Raeder und Rosenberg waren.

195

Вторжение в Норвегию в некотором роде не является типичным для нацистов, так как Гитлера нужно было убедить начать это вторжение. Главными действующими лицами этого убеждения были Редер и Розенберг. Редер — потому, что он считал Норвегию ватной со стратегической точки зрения, и потому, что он хотел прославить свой флот; Розенберг — в силу политических связей в Норвегии, которые он хотел развить.

The Norwegian invasion is, in one respect, not a typical Nazi aggression in that Hitler had to be persuaded to embark upon it, The chief instruments of persuasion were Raeder and Rosenberg. Raeder because he thought Norway strategically important and because he coveted glory for his Navy, Rosenberg because of his political connections in Norway which he sought to develop.

L’invasion de la Norvège, à un certain point de vue, n’est pas une agression typiquement nazie, étant donné que Hitler dut être poussé pour s’y engager. Les principaux agents de persuasion étaient Raeder et Rosenberg; Raeder, parce qu’il pensait que la Norvège avait une importance stratégique, et parce qu’il avait de glorieuses ambitions pour sa Marine, et Rosenberg à cause de ses relations politiques en Norvège qu’il cherchait à accroître.

Der Norwegen-Einfall ist in einer Beziehung kein typischer Nazi-Angriff, nämlich insofern nicht, als Hitler überredet werden mußte, sich auf ihn einzulassen. In erster Linie waren es Raeder und Rosenberg, die ihn überredeten; Raeder, weil er glaubte, daß Norwegen strategisch wichtig sei, und weil er Ruhm für seine Kriegsmarine erstrebte; Rosenberg wegen seiner politischen Beziehungen zu Norwegen, die er zu entwickeln suchte.

196

Как Трибунал вскоре узнает, подсудимый Розенберг нашел примерного агента пятой колонны в лице норвежца Видкуна Квислинга — олицетворения вероломства.

As the Tribunal will shortly see, in the Norwegian Vidkun Quisling the Defendant Rosenberg found a very model of the Fifth column agent, the very personification of perfidy.

Comme le Tribunal le verra bientôt, l’accusé Rosenberg trouva dans le norvégien Vidkun Quisling le type même de l’agent de la Cinquième colonne, la véritable personnification de la perfidie.

Wie der Gerichtshof in Kürze erkennen wird, fand Rosenberg in dem Norweger Vidkun Quisling den Prototyp eines Agenten der Fünften Kolonne, die vollkommenste Verkörperung der Treulosigkeit.

197

Что касается начальных стадий нацистского плана вторжения в Норвегию, то доказательства можно найти в письме подсудимого Редера от 10 января 1944 г. адмиралу Асману, официальному историку германского флота.

The evidence as to the early stages of the Nazi conspiracy to invade Norway is found in a letter which the Defendant Raeder wrote on the 10th of January 1944 to Admiral Assmann, the official German naval historian.

Les preuves relatives aux premières phases du complot nazi en vue de l’invasion de la Norvège apparaissent dans une lettre que l’accusé Raeder écrivit le 10 janvier 1944, à l’amiral Assmann, historien officiel de la marine allemande.

Das Beweismaterial für die ersten Phasen der Nazi-Verschwörung, in Norwegen einzufallen, findet sich in einem Brief, den der Angeklagte Raeder am 10. Januar 1944 an Admiral Aßmann, den offiziellen deutschen Marinehistoriker, schrieb.

198

Я представляю это письмо как документ С-66, который будет экземпляром ВБ-81 и который суд найдёт далее в своей книге документов. Я должен объяснить, что в этой книге документов, документы находятся в числовом порядке серий к которым они относятся не в целях представления суду. Я считаю, что будет удобнее сшить их вместе в целях презентации.

I put in this letter, the document C-66, which will be Exhibit GB-81, and which the Court will find further on in this book of documents. I should explain that in this book of documents the document s are inserted in the numerical order of the series to which they belong and not in the order of their submission to the court. I am trusting that that Will be a more convenient form of bundling them together than to set them down in the order of presentation.

Je dépose cette lettre qui est le document C-66, qui devient GB-81 et que le Tribunal trouvera plus loin dans ce livre de documents. Il faudrait que j’explique que les documents sont insérés dans ce livre par ordre numérique des séries auxquelles ils appartiennent, et non pas dans l’ordre de leur présentation au Tribunal. Je suis persuadé qu’il est plus pratique de les grouper de cette façon que dans l’ordre chronologique de leur présentation.

Ich lege diesen Brief als Dokument C-66 vor; er wird Beweisstück GB-81. Der Gerichtshof wird ihn weiter hinten in diesem Dokumentenbuch finden. Ich möchte gleichzeitig erklären, daß in diesem Dokumentenbuch die Dokumente in die Nummemfolge der Serie eingefügt sind, zu der sie gehören, und nicht in die Reihenfolge, in der sie dem Gerichtshof vorgelegt werden. Ich hoffe, daß dies eine geeignetere Form ihrer Zusammenstellung ist, als wenn sie in der Reihenfolge der Vorlage angebracht wären.

37199

Председатель 66?

THE PRESIDENT 66?

VORSITZENDER 66?

38200

Джонс Документ имеет следующий заголовок: «Меморандум адмиралу Асману, для его сведения; публикации не подлежит».

MAJOR JONES C-66. It is headed, 'memorandum to Admiral Assmann; for his own information; not to be used for publication.»

COMMANDANT JONES C’est le document C-66. Il porte comme titre: «Mémorandum à l’amiral Assmann pour son information personnelle. À ne pas publier.»

MAJOR JONES C-66. Es ist überschrieben: «Herrn Admiral Aßmann zur eigenen Information. Nicht für Veröffentlichungen zu verwenden.»

201

Суд заметит, что на первой странице говорится о «плане Барбаросса». Но на следующей странице господа судьи найдут то, что нам сейчас надо, а именно: параграф, озаглавленный (b) «Везерюбунг». Из последующих доказательств станет ясно, что это шифрованное наименование плана вторжения в Норвегию и Данию.

The Court will observe that the first page deals with Barbarossa; If the Tribunal turns to the next page headed.»(b) Weserubung,»the Tribunal will find from documents which I shall shortly be submitting to the Court that Weserubung was the code name for the invasion of Norway and Denmark.

Le Tribunal remarquera que la première page traite du «Cas Barbarossa». Si le Tribunal passe à la page suivante, intitulée: «b) Weser-Übung», le Tribunal trouvera dans les documents que je lui présenterai d’ici peu que «Weser-Übung» est le mot-code qui désigne l’invasion de la Norvège et du Danemark.

Der Gerichtshof wird bemerken, daß die erste Seite von «Barbarossa» handelt. Wenn sich der Gerichtshof der nächsten Seite mit der Überschrift «b) Weserübung» zuwendet, so wird der Gerichtshof aus Dokumenten, die ich alsbald vorlegen werde, erkennen, daß «Weserübung» der Deckname für den Einfall in Norwegen und Dänemark war.

202

Я опущу первое предложение. Документ, который как я сказал, это сообщение от подсудимого Рёдера Ассману , и он гласит:

I will omit the first sentence. The document which, as I have said, is a communication from the Defendant Raeder to Assmann reads as follows:

Je sauterai la première phrase. Ce document qui est, comme je l’ai dit, une communication de l’accusé Raeder à Assmann, est ainsi libellé:

Ich werde den ersten Satz auslassen. Das Dokument ist, wie ich bereits gesagt habe, eine Mitteilung des Angeklagten Raeder an Admiral Aßmann. Es lautet wie folgt:

203

В течение нескольких недель, предшествовавших докладу от 10 октября 1939 г., я переписывался с адмиралом Карльсом, который первым в подробном письме указал мне на важность захвата Германией норвежского побережья. Я направил это письмо в СКЛ — это начальник военно-морского штаба — «подготовил на основе письма… записку для доклада фюреру, который сделал сам 10 октября 193 9 г., так как мое мнение полностью совпадало с мнением адмирала Карльса. Что же касается штаба руководства войной на море, то он тогда еще не проявил интереса к этой проблеме. В докладе я обратил внимание на тот ущерб, который причинили бы нам англичане захватом норвежских баз — господство над входом в Балтийское море, угроза с фланга для наших военно-морских операций в Северном море и налетов авиации на Англию, давление на Швецию. Я также подчеркнул те преимущества, которые мы получили бы в результате захвата норвежского побережья, — ворота для наступления в Северной Атлантике, утрата англичанами возможности установить минную блокаду, как в 1917–1918 гг. Речь тогда, естественно, шла только о побережье и базах, причем я имел в виду и Нарвик, хотя адмирал Карле в ходе переписки полагал, что от Нарвика можно отказаться... Важность норвежской проблемы сразу же стала ясна фюреру; он просил меня оставить записку и сказал, что хочет сам заняться этой проблемой».

During the weeks preceding the report on the 10th of October 1939, I was in correspondence with Admiral Carls, who, in a detailed letter to me, first pointed out the Importance of an occupation of the Norwegian coast by Germany. I passed this letter on to C/SKL»—which is the Chief of Staff of the Naval War Staff—»for their information and prepared some notes based on this letter . . . for my report to the Fuehrer; which I made on the 10th of October 1939, since my opinion was absolutely identical with that of Admiral Carls, while at that time SKL was more dubious about the matter. In these notes I stressed the disadvantages which an occupation of Norway by the British would have for us: Control of the approaches to the Baltic, outflanking of our naval operations and our air attacks on Britain, pressure on Sweden. I also stressed the advantages for us of the occupation of the Norwegian coast: Outlet to the North Atlantic, no possibility of a British mine barrier, as in the years 1917–18. Naturally, at the time,. only the coast and bases were considered; I included Narvik, though admiral Carls, in the course of our correspondence, thought that Narvik could be excluded .... The Fuehrer saw at once the significance of the Norwegian problem, he asked me to leave the notes and stated that he wished to consider the question himself.

Pendant les semaines qui ont précédé le rapport du 10 octobre 1939, j’ai été en correspondance avec l’amiral Carls qui, dans une lettre détaillée qu’il m’a adressée, m’a fait remarquer l’importance primordiale d’une occupation de la côte norvégienne par l’Allemagne. J’ai transmis cette lettre à C-Skl» — qui est le chef d’État-Major de la Marine — «pour son information, et j’ai préparé, sur la base de cette lettre… quelques notes pour le rapport au Führer que j’ai fait le 10 octobre 1939, puisque mon opinion était identique à celle de l’amiral Carls, tandis qu’à la même époque Skl était plus sceptique sur cette question. J’ai fait remarquer dans cette note les désavantages qu’une occupation de la Norvège par les Britanniques présenterait pour nous: contrôle des abords de la Baltique, débordement de notre base d’opérations navales et d’attaques aériennes contre l’Angleterre, pression sur la Suède. J’ai également souligné les avantages que présenterait pour nous l’occupation des côtes norvégiennes: débouchés dans l’Atlantique Nord, aucune possibilité pour les Britanniques d’établir un barrage de mines, comme en 1917 et 1918. Naturellement à l’époque, seules les côtes et les bases ont été considérées. J’y avais inclus Narvik, bien que dans notre correspondance l’amiral Carls ait pensé que Narvik pouvait être laissé en dehors… Le Führer a vu aussitôt l’intérêt du problème norvégien; il m’a demandé de lui laisser cette note et dit qu’il désirait examiner la question lui-même.

Ich hatte in den Wochen vor dem Vortrag vom 10. 10. 39 einen Briefwechsel mit Admiral Carls, der zuerst in einem ausführlichen Brief an mich die Bedeutung einer Besetzung der norwegischen Küste durch Deutschland betonte. Ich gab diesen Brief dem C/Skl» – das ist der Chef der Seekriegsleitung – «zur Kenntnis und fertigte mir an Hand des Briefes einen Sprechzettel... für den Vortrag beim Führer, den ich am 10. 10. 39 hielt, da meine Auffassung sich mit der des Admirals Carls völlig deckte, während Skl diesem Problem damals noch fern stand. Ich betonte dabei die Nachteile, die eine Besetzung von norwegischen Stützpunkten durch die Engländer für uns haben würde – Beherrschung der Ostsee-Eingänge, Flankierung unserer Seekriegsoperationen in der Nordsee und der Fliegerangriffe auf England, Druck auf Schweden – sowie die Vorteile des Besitzes der norwegischen Küste für uns –, Ausfallpforte nach Nordatlantik, keine englische Minenbarre möglich wie im Jahre 1917/18. – Es war damals naturgemäß nur von der Küste und von Stützpunkten die Rede, wobei ich Narvik mit einbezog, während Admiral Carls im Verlaufe des Briefwechsels auf Narvik glaubte verzichten zu können.... Dem Führer leuchtete sofort die Bedeutung des Norwegenproblems ein; er bat um Überlassung des Sprechzettels und erklärte, er wolle sich mit der Frage beschäftigen.

204

На этом месте я приостановлю оглашение документа и позднее вернусь к этой истории, чтобы представить её суду в хронологическом порядке.

I will pause in the reading of that document at that point and return to it later so that the story may be revealed to the Court in a chronological order.

Je ne continuerai pas la lecture de ce document pour le moment, j’y reviendrai plus tard afin que l’histoire soit exposée au Tribunal dans son ordre chronologique.

Ich werde hier einen Augenblick unterbrechen und später auf dieses Dokument zurückkommen, um dem Gerichtshof den ganzen Fall chronologisch vorzutragen.

205

Я считаю, что это письмо Редера показывает, что вся в подготовка к нацистской кампании против Норвегии является ярким примером участия германского верховного командования в нацистском заговоре, направленном к нападению на беззащитных соседей.

That report of Raeder, in my submission, shows that the whole evolution of this Nazi campaign against Norway affords a good example of the participation of the German High Command in the Nazi conspiracy to attack inoffensive neighbors:

Ce rapport de Raeder, selon moi, montre que toute l’évolution de cette campagne nazie contre la Norvège est un bel exemple de la participation du Haut Commandement allemand au complot nazi pour attaquer des voisins inoffensifs.

Dieser Bericht Raeders beweist meines Erachtens, daß die ganze Entwicklung dieses Nazi-Feldzugs in Norwegen ein gutes Beispiel für die Teilnahme des deutschen Oberkommandos an der Nazi-Verschwörung, friedliche Nachbarn anzugreifen, darstellt.

206

This letter, an extract from which I have just read, has revealed that Raeder reported to Hitler on the 10th of October 1939 . . .

Cette lettre, dont je viens de lire un extrait, révèle que Raeder avait rapporté à Hitler, le 10 octobre 1939…

Dieser Brief, aus dem ich gerade einen Auszug verlesen habe, hat klar enthüllt, daß Raeder Hitler am 10. Oktober 1939 Bericht erstattete....

39207

Бидл Когда был написан этот доклад?

THE TRIBUNAL(Mr.Biddle): When was that report?

LE TRIBUNAL (M. BIDDLE) De quand date ce rapport?

MR. BIDDLE Von welchem Datum ist diese Niederschrift?

40208

Джонс Доклад, С-66 был написан в январе 1944 года подсудимым Редером. Доклад, по-видимому, был написан для того, чтобы изложить историю германского флота этого периода.

MAJOR JONES The report, C-66, was made in January 1944 by the Defendant Raeder to Assmann, who was the German naval historian, and so, presumably, was for the purposes of history.

COMMANDANT JONES Ce rapport, document C-66, fut adressé en janvier 1944 par l’accusé Raeder à Assmann qui était l’historien de la marine allemande, et était donc, probablement, destiné à l’Histoire.

MAJOR JONES Die Niederschrift (C-66) sandte der Angeklagte Raeder im Januar 1944 an Aßmann, den deutschen Marine-Historiker, und sie war daher wahrscheinlich für die Geschichtschreibung bestimmt.

209

До того, как Редер сделал доклад фюреру 10 октября 1939 г., Редер имел ещё одно мнение о вторжении в Норвегию. 3 октября он разослал опросники . Этот документ С-122, который я представляю под номером ВБ-82. Как Трибунал заметит, заголовок гласит: « Приобретение баз Норвегии» (выдержка из военного дневника, датированного 3 октября 1939 г.):

Before Raeder's report of 10 October 1939 was made to the Fuehrer, Raeder got a second opinion on the Norwegian invasion. On the 3rd of October Raeder made out the questionnaire to which I now invite the Court's attention. It is Document C-122 and The Court will find it next but one to C-66 in the document book. That will now be Exhibit GB-82. That, as the Tribunal will observe, is headed «Gaining of Bases in Norway (extract from War Diary)» and bears the date of the 3rd of October 1939. It reads:

Avant de faire transmettre au Führer ce rapport du 10 octobre 1939. Raeder avait changé d’avis sur la question de l’invasion de la Norvège. Le 3 octobre, Raeder établit un questionnaire sur lequel j’attire maintenant l’attention du Tribunal. C’est le document C-122, et le Tribunal le trouvera dans le livre de documents, deux documents après le document C-66, il portera désormais le nº GB-82. Comme le Tribunal pourra le remarquer, il porte pour titre: «Acquisition de bases en Norvège» (Extrait du Journal de Guerre) et il est daté du 3 octobre 1939. On y lit:

Bevor Raeder am 10. Oktober 1939 dem Führer Bericht erstattete, holte er ein zweites Gutachten über die norwegische Invasion ein. Am 3. Oktober stellte Raeder einen Fragebogen auf, auf den ich den Gerichtshof jetzt aufmerksam machen möchte. Es ist Dokument C-122, der Gerichtshof wird es als übernächstes, C-66, im Dokumentenbuch finden; es wird jetzt Beweisstück GB-82. Wie der Gerichtshof sehen wird, trägt es die Überschrift: «Gewinnung von Operationsbasen in Norwegen (Auszug aus Kriegstagebüchern)» und das Datum vom 3. Oktober 1939. Es lautet:

210

Начальник штаба руководства войной на море считает необходимым как можно скорее ознакомить фюрера с соображениями штаба руководства войной на море о возможности расширения операционной базы на севере. Следует установить, имеется ли возможность... получить базы в Норвегии с целью существенного улучшения наших стратегических и оперативных позиций. Целесообразно уточнить следующие вопросы:

The Chief of the Naval Operations Staff»—who was the Defendant Raeder—»considers it necessary that the Fuehrer be informed as soon as possible of the opinions of the Naval Operations Staff on the possibilities of extending the operational base to the north. It must be ascertained whether it is possible to gain bases in Norway under the combined pressure of Russia and Germany, with the basic aim of improving our strategic and operational position. The following questions must be given consideration:

Le chef de l’État-Major de la Marine» — qui était l’accusé Raeder — «considère qu’il est nécessaire que le Führer soit informé aussitôt que possible des opinions de l’État-Major de la Marine, sur les possibilités d’étendre vers le Nord la base d’opérations. Il faut s’assurer s’il est possible d’acquérir des bases en Norvège, sous la pression combinée de la Russie et de l’Allemagne, dans le but d’améliorer notre position stratégique et notre position opérative. Les questions suivantes doivent être examinées:

Chef Skl» – das war der Angeklagte Raeder – «hält es für notwendig, den Führer baldmöglichst mit den Überlegungen der Skl über die Möglichkeit zur Ausweitung der Operationsbasis nach Norden vertraut zu machen. Es ist zu prüfen, ob unter dem gemeinsamen Druck Rußlands und Deutschlands die Möglichkeit zur Gewinnung von Stützpunkten in Norwegen besteht, mit dem Ziel einer grundsätzlichen Verbesserung unserer strategischen und operativen Lage. Folgende Fragen sind zu überprüfen:

211

а) Какие населенные пункты в Норвегии должны рассматриваться в качестве баз?

(a) What places in Norway can be considered as bases?

a) Quels lieux situés en Norvège peuvent être considérés comme des bases?

a. Welche Orte in Norwegen kommen als Stützpunkte in Frage?

212

b) Если не будет возможности овладеть этими базами без борьбы, то можно ли рассчитывать на их захват посредством военной силы?

(b) Can bases be gained by military force against Norway's will if it is impossible to carry this out without fighting?

b) Est-il possible d’acquérir des bases par la force des armes, contre la volonté de la Norvège, au cas où cela serait impossible sans combattre?

b. Kann die Gewinnung der Stützpunkte, sofern es kampflos nicht möglich ist, gegen den Willen Norwegens militärisch erzwungen werden?

213

c) Каковы оборонительные возможности после захвата?

c) Quelles sont les possibilités de défense après l’occupation?

c. Wie ist die Verteidigungsmöglichkeit nach Inbesitznahme?

214

d) Есть ли необходимость в полном переоборудовании портов, или же они уже в нынешнем состоянии обеспечат решающие преимущества в качестве пунктов снабжения?

(d) Will the harbors have to be developed completely as bases or have they already decisive advantages suitable for supply position?

d) Les ports devront-ils être complètement transformés en bases, ou comportent-ils déjà des avantages permettant de les utiliser comme postes de ravitaillement?

d. Müssen die Häfen voll ausgebaut werden als Stützpunkte, oder bringen sie evtl. schon als Versorgungsplätze entscheidende Vorteile?

215

Затем следуют скобки:

Then there follows in parenthesis:

Puis suit entre parenthèses:

– Es folgt in Klammern:

216

(Главнокомандующий подводным флотом считает такие гавани чрезвычайно ценными промежуточными базами вооружения и снабжения для подводных лодок, действующих в Атлантическом океане.)

'The Commander of the U-boat Fleet»—which is a reference, of course, to the Defendant Doenitz». . . considers such harbors already extremely useful as equipment and supply bases at which Atlantic U-boats can call temporarily.

(B.d.U.» — référence technique de l’accusé Dönitz, signifiant Commandant en chef des sous-marins — «considère dès à présent que de tels ports sont extrêmement utiles comme bases d’équipement et de ravitaillement pour les sous-marins de l’Atlantique qui y feraient escale de façon temporaire.)

(B. d. U.» – das bezieht sich auf den Angeklagten Dönitz – ... hält derartige Häfen schon für vorübergehendes Anlaufen als Ausrüstungs — und Versorgungsbasen für äußerst wertvoll für Atlantik-U — Boote.)

217

И затем вопрос (е):

And then Question (e):

Puis la question:

– Und dann Frage e.: –

218

Какие решающие преимущества для ведения войны на море принес бы захват базы, например Скагена, в Северной Дании?

What decisive advantages would exist for the conduct of the war at sea in gaining bases in north Denmark, e.g. Skagen?

e) Quels avantages décisifs apporterait à la conduite de la guerre sur mer l’acquisition de bases au Nord du Danemark, Skagen par exemple?

e. Welche entscheidenden Vorteile würde die Gewinnung eines Stützpunktes in Nord-Dänemark, z.B. Skagen, für die Seekriegsführung besitzen?

219

В нашем распоряжении имеется документ C-5, для того, чтобы найти который суду потребуется вернуться в документальной книге к первым экземплярам С. Это будет экземпляр ВБ-83.

There is, in our possession, a document C-5, to find which it will be necessary for the Court to go back in the document book to the first of the C exhibits. This will be Exhibit GB-83.

Nous avons en notre possession un document C-5; pour le trouver le Tribunal devra revenir, dans le livre de documents, au premier des documents» C». Celui-ci deviendra la pièce GB-83.

In unserem Besitz ist weiterhin ein Dokument C-5. Um es zu finden, muß der Gerichtshof im Dokumentenbuch bis zum ersten der C-Beweisstücke zurückblättern. Es wird Beweisstück GB-83.

220

Это меморандум, написанный подсудимым Деницем, относительно норвежских баз, который, по-видимому, имеет отношение к вопросам, выяснявшимся в предыдущем документе подсудимым Редером. Этот документ озаглавлен: «Главнокомандующий подводным флотом. Оперативный отдел. Совершенно секретно. Базы в Норвегии».

This is a memorandum written by the Defendant Doenitz on Norwegian bases. It presumably relates to the questionnaire of the Defendant Raeder which, as I have indicated, was in circulation at about that time. The document is headed, «Commander of the U-boat Fleet; Operations Division,» and is marked «most secret.» The subject is «Base in Norway.»

C’est un mémorandum sur les bases norvégiennes écrit par l’accusé Dönitz. Il a vraisemblablement trait au questionnaire de l’accusé Raeder, questionnaire qui, comme je l’ai indiqué, avait été transmis à l’époque. Ce document porte le titre «Commandant en chef des sous-marins, Division des opérations». Il est indiqué comme «très secret» et traite de la question: «Base en Norvège.»

Es ist ein Memorandum des Angeklagten Dönitz über norwegische Stützpunkte. Wahrscheinlich bezieht es sich auf den Fragebogen des Angeklagten Raeder, der, wie ich erwähnt habe, gerade zu der Zeit in Umlauf gesetzt worden war. Das Dokument trägt die Überschrift «Befehlshaber der Unterseeboote, Operations-Abteilung» und ist als «Geheime Kommandosache» gekennzeichnet. Gegenstand: «Stützpunkt in Norwegen».

221

Затем излагаются предположения, преимущества и недостатки. В конце — выводы. Я намереваюсь прочесть последний параграф:

Then there are set out «suppositions,» «advantages and disadvantages,» and, over one page, «conclusions». I am proposing to read the last paragraph, III/P>

Ensuite sont exprimés les «hypothèses», les «avantages et désavantages», et ensuite les «conclusions». Je me propose de lire le dernier paragraphe, III:

Dann sind die «Voraussetzungen», die «Vor — und Nachteile» und auf der nächsten Seite die Schlußfolgerungen dargelegt. Ich möchte jetzt den letzten Absatz III verlesen:

222

Поэтому предлагается следующее: «1) Создание базы в Тронхейме, включая: «а) возможность поставок горючего, сжатого воздуха, кислорода, провианта, «b) возможность проведения ремонта после боев, «c) широкие возможности для размещения команд подводных лодок, «d) противовоздушную оборону, противовоздушное вооружение.

The following is therefore proposed: (1) Establishment of a base in Trondheim, including: a) Possibility of supplying fuel, compressed air, oxygen, provisions; b)Repair opportunities for normal overhaul work after an encounter; c) Good opportunities for accommodating U boat crews; d) Flak protection, L.A. antiaircraft armament, patrol and M/S units.

En conséquence, les propositions suivantes sont faites: 1. Établissement d’une base à Trondheim, comprenant:a) Possibilités de ravitaillement en carburant, air comprimé, oxygène et vivres;b) Possibilités de réparation pour travail normal de révision après opérations;c) Possibilités satisfaisantes de logement des équipages de sous-marins;d) Protection anti-aérienne, artillerie côtière, unités de patrouille et de recherche de mines.

Es wird daher beantragt: 1. Einrichtung eines Stützpunktes in Trondheim, hierzu: a. Versorgungsmöglichkeit mit Betriebsstoffen, Preßluft, Sauerstoff, Proviant. b. Reparaturmöglichkeit für normale Überholungsarbeiten nach einer Unternehmung, c. Gute Unterbringungsmöglichkeit für U-Bootsbesatzungen. d. Flakschutz, Seezielartillerie, Vorposten — und Minensuch-Verbände.

223

2) Установление в качестве альтернативы возможностей поставок горючего в Нарвик».

(2) Establishment of the possibility of supplying fuel in Narvik as an alternative.

2. Installation de possibilités de ravitaillement en carburant à Narvik, à défaut de la première possibilité.

2. Einrichtung einer Versorgungsmöglichkeit mit Betriebsstoffen in Narvik als Ausweiche.

224

Это — меморандум Деница.

That is a Doenitz memorandum.

Ceci est un mémorandum de Dönitz.

Das ist ein Dönitz-Memorandum.

225

Как Трибунал уже знает из письма Редера к Асману, в октябре 1939 года Гитлер лишь обдумывал возможность агрессии против Норвегии и не принял никакого решения, хотя, как известно, Гитлер с готовностью принимал любые предложения об агрессии против других стран.

Now, as the Tribunal saw in the report of Raeder to Assmann, in October 1939, Hitler was merely considering the Norwegian aggression and had not yet committed himself to it, although, as the Tribunal will see very shortly, Hitler was most susceptible to any suggestions of aggression against the territory of another country.

Maintenant, comme le Tribunal l’a vu dans le rapport de Raeder à Assmann, en octobre 1939, Hitler ne considérait que l’agression contre la Norvège, et ne s’était pas encore engagé à l’exécuter, bien que, comme le Tribunal le verra bientôt, il fût très porté sur toutes les suggestions concernant l’agression du territoire d’un autre pays.

Wie der Gerichtshof aus Raeders Bericht an Aßmann ersah, hatte Hitler im Oktober 1939 den norwegischen Angriff lediglich in Betracht gezogen und sich noch nicht darauf festgelegt, obwohl Hitler, wie der Gerichtshof bald sehen wird, für Einflüsterungen, das Gebiet anderer Länder anzugreifen, sonst sehr empfänglich war.

226

Документ показывает, что подсудимый Редер подчеркивал свою точку зрения в отношении Норвегии и на этом этапе он имел сильного союзника в лице подсудимого Розенберга.

The documents will show that the Defendant Raeder persevered in pressing his point of view with regard to Norway, and at this stage he found a powerful ally in the Defendant Rosenberg.

Les documents montreront que l’accusé Raeder persista à présenter son point de vue concernant la Norvège, et qu’il trouva, à ce moment, un allié puissant en la personne de l’accusé Rosenberg.

Die Dokumente werden beweisen, daß der Angeklagte Raeder seinen Standpunkt in Bezug auf Norwegen beharrlich durchzusetzen suchte, und in diesem Stadium fand er einen mächtigen Verbündeten in dem Angeklagten Rosenberg.

227

Использование нацистами предателей и стимулирование предательства как политического орудия, к сожалению, доказанные исторические факты. Но если потребуется доказательство этого заявления, то его можно найти в документе, который я представляю суду. Я ссылаюсь на документ ПС-007, который после серий ТС и Д в документальной книге. Это будет экземпляр ВБ-84 .

The Nazi employment of traitors and the stimulation of treachery as a political weapon are now unhappily proven historical facts, but should proof be required of that statement it is found in the remarkable document which I now invite the Court to consider. I refer to Document 007-PS, which is after the TC and D series in the document book. That will be Exhibit GB-84.

L’emploi de traîtres par les nazis, et l’instigation à la trahison en tant qu’arme politique, sont malheureusement des faits maintenant prouvés par l’Histoire. Mais s’il fallait une autre preuve de cette affirmation, on la trouverait dans le document remarquable que j’invite maintenant le Tribunal à examiner. Il s’agit du document 007-PS qui se trouve après les séries TC et D dans le livre de documents. Ce sera le document GB-84.

Die Nazi-Verwendung von Verrätern und der Ansporn zum Verrat als politische Waffe sind leider bewiesene historische Tatsachen. Sollte aber ein Beweis dieser Behauptung notwendig sein so ist er in dem bemerkenswerten Dokument zu finden, das einzusehen ich jetzt den Gerichtshof bitte. Ich beziehe mich auf Dokument 007-PS hinter der TC — und D-Serie im Dokumentenbuch. Es wird Beweisstück GB-84.

228

На первой странице он озаглавлен: «Краткий доклад о работе иностранного отдела партии с 1933 по 1943 г.». Он гласит следующее:

That is headed on Page 1, «Brief Report on Activities of the Foreign Affairs Bureau of the Party»—Aussenpolitisches Amt der NSDAP—»from 1933 to 1943.» It reads:

Il porte pour titre, à la page 1 «Bref rapport sur les activités du bureau des Affaires étrangères du Parti de 1933 à 1943» (Aussenpolitisches Amt der NSDAP). On y lit:

Die Überschrift auf Seite 1 heißt: «Kurzer Tätigkeitsbericht des Außenpolitischen Amtes der NSDAP von 1933–1943». Der Bericht lautet:

229

Когда был организован внешнеполитический отдел НСДАП 1 апреля 1933 г., фюрер отдал приказ о том, что он не должен расширяться и принимать форму большого бюрократического аппарата и что центр тяжести его работы должен заключаться в проявлении инициативы.

When the Foreign Affairs Bureau»—Aussenpolitisches Amt— «was established on the 1st of April 1933, the Fuehrer directed that it should not be expanded to a large bureaucratic agency; but should rather develop its effectiveness through initiative and suggestions.

Quand le bureau des Affaires étrangères (Aussenpolitische Amt) fut fondé le 1^er avril 1933, le Führer indiqua qu’il ne devait pas se développer sous la forme d’un service bureaucratique de grandes dimensions, mais qu’il devait plutôt déployer son efficacité grâce à des initiatives et des suggestions.

Bei der Begründung des Außenpolitischen Amtes am 1. April 1933 gab der Führer die Weisung, daß es sich nicht zu einer großen Behörde auswachsen sollte, vielmehr durch Initiative und Anregungen seine Wirksamkeit zu entfalten hätte.

230

Учитывая исключительно враждебное отношение Советского правительства в Москве, вновь организованный отдел уделил особое внимание условиям внутренней организации в Советском Союзе и влиянию мирового большевизма, в первую очередь, на другие европейские государства. Этот отдел вошел в контакт с большинством разнообразных групп, которые объединялись с нацизмом для того, чтобы бороться против большевизма, концентрируя свое внимание на народах и государствах, граничащих с Советским Союзом. С одной стороны, эти народы и государства составляют изолированное кольцо, окружающее большевистского соседа; с другой стороны, они были фланговыми соседями германского жизненного пространства и заняли охватывающую позицию в отношении западных держав, особенно Великобритании».

Corresponding to the extraordinarily hostile attitude adopted by the Soviet Government in Moscow from the beginning, the newly-established bureau devoted particular attention to internal conditions in the Soviet Union as well as to the effects of world Bolshevism, primarily in other European countries. It entered into contact with the most variegated groups inclining towards National Socialism in combatting Bolshevism, focussing its main attentions on nations and states bordering on the Soviet Union. On the one hand those nations and states constituted an insulating ring encircling the Bolshevist neighbor; on the other hand they were the laterals of German living space and took up a flanking position towards the Western Powers, especially Great Britain.

En correspondance avec l’attitude extraordinairement hostile adoptée dès le début par le Gouvernement soviétique à Moscou, le bureau nouvellement fondé consacra une attention toute particulière aux conditions intérieures de l’Union soviétique, ainsi qu’aux effets exercés par le bolchevisme mondial, particulièrement dans les autres pays européens. Il entra en contact avec les groupes les plus divers, ayant tendance à se rapprocher du national-socialisme dans sa lutte contre le bolchevisme, concentrant principalement son attention sur les nations et les États limitrophes de l’Union soviétique. D’une part ces nations et ces États constituaient un cordon sanitaire encerclant le voisin bolchevique; d’autre part, ils constituaient l’aile marchante de l’espace vital allemand, et en protégeaient le flanc envers les puissances occidentales, et particulièrement la Grande-Bretagne.

Entsprechend der von vornherein außerordentlich feindseligen Stellungnahme der Sowjetregierung in Moskau wandte das neugegründete Amt seine besondere Aufmerksamkeit den inneren Zu ständen in der Sowjetunion zu, als auch den Auswirkungen des Weltbolschewismus vorwiegend in den übrigen europäischen Ländern. Es trat mit den verschiedensten, dem Nationalsozialismus zuneigenden und den Bolschewismus bekämpfenden Gruppen in Verbindung, wobei es sein Hauptaugenmerk auf die an die Sowjetunion angrenzenden Völker und Staaten richtete, die einerseits einen Isolierungsring um den bolschewistischen Nachbarn, andererseits aber auch die Flügelstellung zum deutschen Lebensraum, und eine Flankenstellung gegenüber den Westmächten, insbesondere Großbritannien gegenüber, einnahmen.

231

Для того чтобы получить влияние тем или другим способом — и суд скоро убедится в значении этой фразы, — внешнеполитический отдел пускал в ход разнообразные методы, принимая во внимание совсем различные условия жизни, узы крови, интеллекта и историю движения, наблюдаемого иностранным отделом в этих странах.

In order to wield the desired influence by one means or another»—and the Court win shortly see the significance of that phrase—»the bureau was compelled to use the most varying methods, taking into consideration the completely different living conditions, the ties of blood and intellect, and historical dependence of the movements observed by the bureau in those countries

Afin d’exercer d’une manière ou d’une autre l’influence souhaitée» — et le Tribunal verra bientôt la signification de cette phrase — «le bureau dut utiliser les méthodes les plus diverses, en prenant en considération les conditions d’existence les plus différentes, les liens du sang et de l’esprit et l’histoire des mouvements observés dans ces pays.

In Berücksichtigung der völlig verschiedenartigen Lebensverhältnisse, der blutmäßigen und geistigen Bindungen und der geschichtlichen Abhängigkeit in den vom Amt beobachteten Bewegungen in diesen Ländern sah es sich daher zur Anwendung der abweichendsten Methoden genötigt, um auf diesen oder jenen Wegen zu der gewünschten Einflußnahme zu gelangen.» Der Gerichtshof wird in Kürze die Bedeutung dieses Satzes erkennen.

232

В Скандинавии после войны 1914–1918 гг. открыто преобладало проанглосаксонское течение, основанное на экономических расчетах. Внешнеполитический отдел отмечал значение общих культурных отношений с суверенными народами. Ради этой цели он взял под свое покровительство Северное общество в Любеке. Имперские конференции этого общества посещались многими выдающимися лицами, особенно из Финляндии. В то время, как не было никаких возможностей для чисто политического содружества в Швеции и Дании, в Норвегии была основана ассоциация, которая базировалась на великогерманской идеологии. Были установлены очень тесные отношения с ее лидером, которые привели к дальнейшим последствиям».

In Scandinavia a progressively more outspoken pro-Anglo Saxon attitude based on economic considerations had become more dominant after the World War of 1914–18. There the bureau put the entire emphasis on influencing general cultural relations with the Nordic peoples. For this purpose it took the Nordic Society in Lubeck under its protection. The Reich conventions of this society were attended by many outstanding personalities, especially from Finland. While there were no openings for purely political co-operation in Sweden and Denmark, an association based on Greater Germanic ideology was found in Norway. Very close relations, which led to further consequences, were established with its founder.

En Scandinavie, une attitude ouvertement favorable aux Anglo-saxons, basée sur des considérations économiques, s’était peu à peu affirmée après la guerre mondiale de 1914–1918: le bureau porta donc tout son effort sur les relations culturelles d’ordre général avec les peuples nordiques. Dans ce but, il prit sous sa protection la société nordique de Lubeck. De nombreuses et éminentes personnalités, finlandaises particulièrement, assistaient aux réunions de cette Société organisées par le Reich. Alors qu’il n’existait aucune possibilité de coopération purement politique avec la Suède et le Danemark, une association fondée sur l’idéologie de la Grande Allemagne fut fondée en Norvège. Des relations très étroites furent établies avec son fondateur, et eurent par la suite certaines conséquences.

In Skandinavien, in dem nach dem Weltkrieg von 1914/1918 eine immer ausgesprochenere pro-angelsächsische Einstellung, auf wirtschaftlicher Grundlage fußend, vorherrschend wurde, legte das Amt den ganzen Nachdruck auf eine Einwirkung über die allgemein kulturellen Beziehungen zu den nordischen Völkern. Zu diesem Zweck nahm es die Nordische Gesellschaft in Lübeck in seine Obhut. Deren Reichstagungen waren von zahlreichen hervorragenden Persönlichkeiten, vor allem auch aus Finnland, beschickt. Während in Schweden und Dänemark eine rein politische Zusammenarbeit sich nicht eröffnete, fand sich in Norwegen dagegen eine auf dem großgermanischen Gedanken fußende Vereinigung vor, mit deren Gründer eine sehr enge Verbindung hergestellt wurde, die dann auch zu weiteren Folgen führte.

233

В конце главной части доклада имеется отчет о действиях отдела Розенберга в различных частях Европы и мира, который я в данное время оставляю без внимания, но если Трибунал пожелает взглянуть на последний абзац, то он прочтет это на стр. 4 доклада, здесь имеется подпись обвиняемого Розенберга, последние два предложения гласят:

If the Court will turn to the end of the main part of the statement which is 4 pages forward—in the intervening pages, I may say, there is an account of the activity of Rosenberg's bureau in various parts of Europe, and indeed of the world, which I am not proposing to call the Tribunal's attention to at this stage—but if the Tribunal will look at the last paragraph of the main body of the report which bears the signature of the Defendant Rosenberg, The last two sentences read:

Si le Tribunal veut bien se référer à la fin de la partie essentielle de ce rapport, quatre pages plus loin. Je remarque dans les pages intermédiaires un compte rendu de l’activité des services de Rosenberg, non seulement dans les différentes parties de l’Europe mais encore du monde, que je ne me propose pas de soumettre pour le moment à l’attention du Tribunal; mais si le Tribunal veut bien lire le dernier paragraphe de cette partie essentielle du rapport qui porte la signature de l’accusé Rosenberg, les deux dernières phrases disent:

Ich bitte den Gerichtshof, sich jetzt dem Ende des Hauptteiles dieser Erklärungen zuzuwenden, vier Seiten weiter. Ich darf bemerken, daß sich auf den dazwischenliegenden Seiten ein Bericht über die Aktivität des Büros Rosenbergs in verschiedenen Teilen Europas und tatsächlich der Welt befindet, auf den ich den Gerichtshof im jetzigen Stadium nicht aufmerksam machen möchte. Ich bitte vielmehr den Gerichtshof, den letzten Absatz des Hauptteiles dieses Berichtes, der die Unterschrift des Angeklagten Rosenberg trägt, einzusehen. Die letzten beiden Sätze lauten wie folgt:

234

С началом войны задача отдела считалась законченной. Использование многих личных отношений в различных странах может продолжаться под различными видами».

With the outbreak of war it was entitled to consider its task as terminated. The exploitation of the many personal connections in many lands can be resumed under a different guise.

Avec le déclenchement de la guerre, le service pouvait considérer que sa tâche était achevée. L’exploitation de nombreuses relations personnelles dans beaucoup de pays pourra être réalisée maintenant d’une façon différente.

Mit dem Ausbruch des Krieges durfte es seine Aufgabe als erledigt betrachten. Die Auswertung der vielen persönlichen Beziehungen in vielen Ländern kann in anderer Form wieder aufgenommen werden.

235

Если Трибунал взглянет на приложение к документу, которое находится на следующей странице, то он оценит то, что означало «использование личных отношений».

If the Tribunal will turn to the annex to the document, which is on the next page, the Tribunal will appreciate what «exploitation of personal connections» involved.

Si le Tribunal veut bien passer à l’annexe du document qui se trouve à la page suivante, il pourra apprécier ce que signifiait «l’exploitation de relations personnelles».

Wenn sich der Gerichtshof nun der Anlage zu dem Dokument auf der nächsten Seite zuwendet, so wird er erkennen, was «Auswertung persönlicher Beziehungen» bedeutete.

236

Приложение № 1 к документу под заглавием «Краткий доклад о работе внешнеполитического отдела нацистской партии с 1933 до 1943 г.» озаглавлено: «Политическая подготовка военной оккупации Норвегии в военные годы 1939–1940» и гласит следующее:

Annex I to the document is headed, «Brief Report on Activities of the Foreign Affairs Bureau of the Nazi Party from 1933 to 1943.» It is headed, «The Political Preparation of the Military Occupation of Norway during the War Years 1939–40,» and it reads:

L’annexe I du document est intitulée «Annexe I au bref rapport sur l’activité du bureau des Affaires étrangères du parti nazi de 1933 à 1943». Elle porte en titre «Préparation politique de l’occupation militaire de la Norvège pendant les années de guerre 1939–1940». On y peut lire:

Das Dokument ist betitelt: «Anlage I zum kurzen Tätigkeitsbericht des Außenpolitischen Amtes der NSDAP von 1933–1943.» Die Überschrift lautet: «Die politische Vorbereitung der militärischen Besetzung Norwegens in den Kriegsjahren 1939/1940.» Darüber heißt es:

237

...Как было ранее упомянуто, из всех политических группировок в Скандинавии только руководимая в Норвегии бывшим военным министром и майором в запасе Видкуном Квислингом заслужила серьезное политическое внимание. Это была боевая политическая группа, одержимая идеей великогерманской общности. Само собой разумеется, все руководящие силы враждебно относились и делали попытки во что бы то ни стало препятствовать его популярности среди населения. Отдел поддерживал постоянный контакт с Квислингом и внимательно следил за атаками, которые он упорно и энергично вел против среднего класса, шедшего за англичанами. Сначала казалось, что нельзя было ожидать успеха «Национального собрания» без революционных событий, которые заставили бы население изменить свое прежнее отношение. Зимой 1938–39 г. один член внешнеполитического отдела частным образом посетил Квислинга. Когда политическое положение в Европе стало особенно напряженным, в 1939 году Квислинг появился в июне в Любеке на конференции Северного общества. Он высказывал свои мысли о существовавшем положении и в отношении Норвегии. Он подчеркнуто привлекал внимание к важности Норвегии на скандинавской территории в геополитическом отношении и к занимаемым ею выгодным позициям, которые увеличат значение норвежского побережья в случае конфликта между великогерманским рейхом и Великобританией.

As previously mentioned, of all political groupings in Scandinavia only Nasjonal Sampling, led in Norway by the former Minister of War and retired major, Vidkun Quisling, deserved serious political attention. This was a fighting political group possessed by the idea of a Greater Germanic community. Naturally all ruling powers were hostile and attempted to prevent by any means its success among the population. The bureau maintained constant relation with Quisling and attentively observed the attacks he conducted with tenacious energy on the middle class, which had been taken in tow by the English. From the beginning it appeared probable that without revolutionary events which would stir the population from their forms. attitude no successful progress of Nasjonal Samling was to be expected. During the winter1938–39 Quisling was privately visited by a member of the bureau. When the political situation in Europe came to ahead in 1939, Quisling made an appearance at the convention of the Nordic Society in Lubes in June. He expounded his conception of the situation and his apprehensions concerning Norway. He emphatically drew attention to the geopolitically decisive importance of Norway in the Scandinavian area and to the advantages that would accrue to the power dominating the Norwegian coast in case of a convict between the Greater German Reich and Great Britain.

Comme il a été mentionné plus haut, de tous les groupements politiques en Scandinavie, seul le «Nasjonal Samling», dirigé en Norvège par l’ancien ministre de la Guerre, commandant de réserve Vidkun Quisling, méritait qu’on lui portât attention au point de vue politique. C’était un groupe politique combatif, animé de l’idée d’une grande communauté germanique. Naturellement, toutes les puissances régnantes lui étaient hostiles, et essayaient de l’empêcher, par tous les moyens, de réussir auprès de la population. Le bureau maintenait une liaison constante avec Quisling et observait attentivement les attaques qu’il menait avec une énergie tenace contre la classe moyenne qui avait été prise en remorque par les Anglais. Depuis le début, il semblait probable que sans des événements révolutionnaires qui agiteraient la population et lui feraient modifier son attitude précédente, on ne pouvait espérer aucun progrès heureux du «Nasjonal Samling». Pendant l’hiver 1938–1939, Quisling reçut secrètement la visite d’un membre du Bureau. Quand la situation politique en Europe devint critique en 1939, Quisling parut en juin à la réunion de la Société nordique à Lubeck. Il exposa sa conception de la situation et ses appréhensions au sujet de la Norvège. Il insista beaucoup sur l’importance décisive de la Norvège dans la région Scandinave au point de vue géo-politique, et sur les avantages que détiendrait la puissance qui contrôlerait la côte norvégienne en cas de conflit entre le Reich Grand-Allemand et la Grande-Bretagne.

Wie schon erwähnt, erschien von allen politischen Gruppierungen in Skandinavien nur die in Norwegen vom ehemaligen Kriegsminister und Major a. D. Vidkun Quisling geführte ›Nasjonal Samling‹ einer ernsteren politischen Beachtung würdig. Sie war eine politische Kampfgruppe, getragen von der Idee einer großgermanischen Gemeinschaft und wurde natürlich von allen herrschenden Kräften angefeindet, die ihren Durchbruch in der Bevölkerung mit allen Mitteln zu verhindern trachteten. Das Amt hielt mit Quisling eine dauernde Verbindung aufrecht und verfolgte aufmerksam seine mit zäher Energie geführten Angriffe auf die im englischen Fahrwasser segelnde Bourgeoisie. Es erschien von vornherein wahrscheinlich, daß ohne umwälzende, die Bevölkerung aus ihrer bisherigen Einstellung aufwühlende Ereignisse ein erfolgreiches Fortschreiten der ›Nasjonal Samling‹ nicht zu erwarten war. Im Winter 1938/39 wurde Quisling durch ein Mit glied des Amtes privat besucht. Als sich die politische Lage in Europa 1939 zuspitzte, erschien Quisling auf der Tagung der Nordischen Gesellschaft im Juni in Lübeck und entwickelte seine Auffassung der Lage und seine Befürchtungen bezüglich Norwegens. Nachdrücklich machte er auf die geopolitisch entscheidende Bedeutung Norwegens im skandinavischen Raum aufmerksam und auf alle jene Vorteile, die im Falle eines Konfliktes zwischen dem Großdeutschen Reich und Großbritannien jener Macht erwachsen würde, die die norwegische Küste beherrsche.

238

Полагая, что его заявление будет представлять особый интерес для рейхсмаршала Геринга с точки зрения авиации, Квислинг был направлен к статс-секретарю Кернеру. Директор отдела передал начальнику рейхсканцелярии меморандум для передачи его фюреру…».

Assuming that his statements would be of special interest to the Marshal of the Reich, Goering, for aero-strategical reasons, Quisling was referred to State Secretary Korner by the bureau. The Staff Director of the bureau handed the (Chief of the Reich Chancellery a memorandum for transmission to the Fuehrer ....

Présumant que ces déclarations intéresseraient particulièrement le Reichsmarschall Göring, pour des raisons de stratégie aérienne, le Bureau mit Quisling en relation avec le secrétaire d’État Körner. Le Directeur de cabinet du bureau remit au chef de la Chancellerie du Reich un mémorandum à transmettre au Führer…

In der Annahme, daß die Ausführungen Quislings aus fliegerstrategischen Gründen Reichsmarschall Göring besonders interessieren würden, wurde Quisling vom Amt an Staatssekretär Körner verwiesen. Dem Chef der Reichskanzlei übergab der Stabsleiter des Amtes zwecks Überreichung an den Führer eine Denkschrift...

239

Из следующей части документа, которую я оглашу во время дальнейшего представления доказательств, суд увидит, как Квислинг вошел в контакт с Редером. Обвинение в отношении этого документа считает, что он является еще одной иллюстрацией тесного контакта между политическим и военным руководством нацистского государства и тесных уз между профессиональными солдатами и профессиональными политиками.

In a later part of the document, which I shall read at a later stage of my presentation of the evidence, if I may, the Court will see how Quisling came into contact with Raeder. The Prosecution's submission with regard to this document is that it is another illustration of the close interweaving between the political and the military leadership of the Nazi State, of the close link between the professional soldiers and the professional thugs.

Dans la dernière partie de ce document, que je lirai à un stade ultérieur de mon exposé, le Tribunal verra comment Quisling entra en contact avec Raeder. Le Ministère Public est d’avis que ce document constitue un autre exemple de l’interpénétration des commandements politique et militaire de l’État nazi, et de l’union étroite existant entre les militaires de profession et les bandits de profession.

In einem weiteren Teil des Dokuments, den ich in einem späteren Stadium meiner Beweisvorlage verlesen darf, wird der Gerichtshof sehen, wie Quisling mit Raeder in Berührung kam. Die Anklagebehörde macht geltend, daß dieses Dokument eine weitere Illustration dafür ist, wie eng die politische und militärische Führung im Nazi-Staate verwoben war, wie eng das Band zwischen den Berufssoldaten und den berufsmäßigen Verbrechern war.

240

Подсудимый Редер в своем докладе для адмирала Асмана сообщил о своем сотрудничестве с Розенбергом, и я прошу суд обратить внимание на документ С-66, который экземпляр ВБ-81. На странице, озаглавленной «Везерюбунг» сказано следующее:

The Defendant Raeder, in his report to Admiral Assmann, admitted his collaboration with Rosenberg; and I will invite The Court's attention once more to Document C-66, which is Exhibit GB-81. In the page headed «Weserubung,» the second paragraph of the Raeder report reads as follows:

L’accusé Raeder, dans son rapport à l’amiral Assmann, a reconnu sa collaboration avec Rosenberg et j’invite le Tribunal à porter une fois de plus son attention sur le document C-66, qui est la pièce GB-81. Dans la page qui porte le titre «Weser-Übung», second paragraphe du rapport de Raeder, on lit:

Der Angeklagte Raeder gab in seinem Bericht an Admiral Aßmann seine Zusammenarbeit mit Rosenberg zu. Ich bitte den Gerichtshof, seine Aufmerksamkeit nochmals dem Beweisstück C-66 zuzuwenden; es ist GB-81. Auf der Seite mit der Überschrift «Weserübung» heißt es im zweiten Absatz des Raeder-Berichtes:

241

В дальнейшем меня поддерживал командор Шрейбер, морской атташе в Осло и лично начальник штаба руководства войной на море вместе с организацией Розенберга. Таким образом, мы вошли в контакт с Квислингом и Хагелином, которые приехали в Берлин в начале декабря и которых я привел к фюреру с одобрения рейхслейтера Розенберга…».

In the further developments, I was supported by Commander Schreiber, Naval Attache in Oslo, and the M-Chief personally—in conjunction with the Rosenberg organization. Thus we got in touch with Quisling and Hagelin, who came to Berlin in the beginning of December and were taken to the Three by me—with the approval of Reichsleiter Rosenberg... ,

Au cours de développements ultérieurs, j’eus le soutien du capitaine de corvette Schreiber, attaché naval à Oslo et directeur des équipages, en liaison avec l’organisation Rosenberg. Nous sommes ainsi entrés en contact avec Quisling et Hagelin qui vinrent à Berlin au commencement de décembre, et furent présentés au Führer par moi-même, avec l’approbation du Reichsleiter Rosenberg…

Bei der weiteren Entwicklung unterstützte mich Korvettenkapitän Schreiber, Marine-Attachй in Oslo, und der M-Chef persönlich – in Verbindung mit der Organisation Rosenberg –, so daß wir Verbindung mit Quisling und Hagelin erhielten, die Anfang Dezember in Berlin eintrafen und von mir im Einvernehmen mit Reichsleiter Rosenberg... beim Führer eingeführt wurden.

242

Я хочу обратить внимание Трибунала на развитие событий в декабре.

I will later draw the attention of the Tribunal to the developments in December.

J’attirerai plus tard l’attention du Tribunal sur les événements de décembre.

Später werde ich die Aufmerksamkeit des Gerichtshofs auf die Entwicklung im Dezember lenken.

243

Метод, которым пользовался подсудимый Редер для осуществления личного контакта с Квислингом, не совсем ясен. Но я обращаю внимание суда на документ С-65, который предшествует…

The details of the manner in which the Defendant Raeder did make contact personally with Quisling are not very clear. But I would draw the Court's attention to the Document C-65, which precedes . . .

Les détails sur la manière dont l’accusé Raeder entra personnellement en contact avec Quisling ne sont pas très clairs. Mais j’attire l’attention du Tribunal sur le document C-65, qui précède…

Die Einzelheiten über die Art, in welcher der Angeklagte Raeder persönlich in Verbindung mit Quisling trat, sind nicht sehr klar. Ich möchte zu dem vorangehenden Dokument C-65 übergehen...

41244

Председатель Вы зачитаете конец абзаца?

THE PRESIDENT Would you read the end of that paragraph?

LE PRÉSIDENT Voudriez-vous lire la fin de ce paragraphe?

VORSITZENDER Würden Sie das Ende dieses Absatzes verlesen?

42245

Джонс С разрешения вашей светлости, я хочу обратиться к этому в завершающей стадии представления доказательств.

MAJOR JONES With your Lordship's permission, I would like to revert to that in a later stage in my unfolding of the evidence.

COMMANDANT JONES Avec votre permission, j’aimerais y revenir à un stade ultérieur de mon exposé.

MAJOR JONES Mit Eurer Lordschaft Erlaubnis möchte ich in einem späteren Stadium meines Beweisvortrages darauf zurückkommen.

246

Хочу обратить внимание суда на документ С-65, который будет ВБ-85. Это доклад Розенберга Редеру, в котором полностью разоблачается готовность Квислинга к предательству и его потенциальная пригодность для нацистских агрессоров.

In the Document C-65, which will be Exhibit GB-85, we have a report of Rosenberg to Raeder in which the full extent of Quisling's preparedness for treachery and his potential usefulness to the Nazi aggressors was reported and disclosed to the Defendant Raeder.

Le document C-65, qui portera le nº GB-85, contient un rapport de Rosenberg à Raeder, qui montre toute l’étendue des préparatifs de trahison de Quisling et les incomparables services qu’il rendit aux agresseurs nazis, tels qu’ils furent indiqués et dévoilés à l’accusé Raeder.

In Dokument C-65, das Beweisstück GB-85 wird, haben wir hier einen Bericht Rosenbergs an Raeder; in ihm wird das volle Ausmaß der Bereitschaft Quislings, Verrat zu üben, und seine eventuelle Nützlichkeit für die Nazi-Angreifer dem Angeklagten Raeder dargelegt und enthüllt.

247

В абзаце первом этого доклада имеются материалы, о которых я уже упоминал при чтении заявления Розенберга, 007-ПС. Предлагаю вниманию суда второй абзац экземпляра ВБ-85, С-65 он гласит следующее:

Paragraph 1 of that report deals with matters which I have already dealt with in reading Rosenberg's statement, 007-PS. But if the Court win look at the second paragraph of Exhibit GB-85, C-65, it reads as follows:

Le paragraphe 1 de ce rapport est relatif aux questions que j’ai déjà traitées en lisant la déclaration de Rosenberg (document PS-007). Le Tribunal voudra bien se reporter au second paragraphe du document GB-85 (C-65); en voici le texte:

Absatz 1 dieses Berichtes befaßt sich mit Angelegenheiten, die ich schon behandelt habe, als ich Rosenbergs Erklärungen, 007-PS, verlas. Ich ersuche den Gerichtshof, sich dem zweiten Absatz des Beweisstückes GB-85, C-65, zuzuwenden, der wie folgt lautet:

248

Причины государственного переворота, о которых Квислинг делал доклад, видны из того, что стортинг, то есть норвежский парламент, как вызов конституции провел решение о продлении своих полномочий, которое должно было войти в силу 12 января. Квислинг в качестве офицера с большим стажем и бывшего военного министра сохраняет очень тесную связь с норвежской армией. Он показал мне подлинник письма, которое он недавно получил от коменданта Нарвика полковника Сунло. В этом письме полковник Сунло откровенно подчеркивает свою мысль, что если дела будут идти так, как они шли до сих пор, то с Норвегией все будет покончено».

The reasons for a coup, on which Quisling made a report, would be provided by the fact that the Storthing»—that is to say the Norwegian parliament—»had, in defiance of the constitution, passed a resolution prolonging its own life which is to become operative on January 12th. Quisling still retains in his capacity as a long-standing officer and a former Minister of War the closest relations with the Norwegian Army. He showed me the original of a letter which he had received only a short time previously from the commanding officer in Narvik, Colonel Sunlo. In this letter Colonel Sunlo frankly lays emphasis on the fact that if things went on as they were going at present, Norway was finished.

Les raisons d’un coup de main, exposées dans un rapport de Quisling, sont que le «Storthing», c’est-à-dire le Parlement norvégien, en violation de la Constitution, a pris une résolution prolongeant son existence, à dater du 12 janvier. Quisling entretient encore, à titre de vieil officier et d’ex-ministre de la Guerre, des relations très étroites avec l’armée norvégienne. Il m’a montré l’original d’une lettre qu’il avait reçue peu de temps auparavant du Commandant en chef de Narvik, le colonel Sunlo. Dans cette lettre, le colonel Sunlo déclare avec énergie: «Si les choses continuent au même rythme, c’en est fait de la Norvège.

Der Anlaß einer Aktion, die Quisling vortrug, wäre gegeben durch die Tatsache, daß der Storthing» – das ist das norwegische Parlament – «gegen die Verfassung seine eigene Verlängerung beschlossen hat, die am 12. Januar in Kraft treten soll. Quisling hat als alter Offizier und ehemaliger Kriegsminister auch jetzt noch engste Beziehungen zur norwegischen Armee. Er zeigte mir das Original eines Briefes, den er erst kürzlich vom Kommandanten in Narvik, Oberst Sunlo, erhalten hatte. In diesem Brief betont Oberst Sunlo offen: unter den jetzigen Umständen, wenn sie so weiter gingen, sei Norwegen erledigt.

249

Если вы перевернете следующую страницу документа и прочтете последние два абзаца, то вы познакомитесь с деталями предательского плана Квислинга о свержении правительства его собственной страны, разработанного совместно с Розенбергом.

If the Court will turn to the next page of that document, The last two paragraphs, the details of a treacherous plot to overthrow the government of his own country, by the traitor Quisling in collaboration with the Defendant Rosenberg, will be indicated to the Court.

Si le Tribunal veut bien passer à la page suivante de ce document, les deux derniers paragraphes lui donneront les détails du complot de trahison fomenté par le traître Quisling en vue de renverser le Gouvernement de son propre pays, en collaboration avec l’accusé Rosenberg.

Ich bitte den Gerichtshof, sich den letzten zwei Absätzen auf der nächsten Seite zuzuwenden, die die Einzelheiten des verräterischen Anschlages zum Sturz der Regierung seines eigenen Landes darlegen, den der Verräter Quisling mit Hilfe des Angeklagten Rosenberg ausarbeitete.

250

Был предложен план государственного переворота, в который входили инструктаж отобранных в Германии норвежцев опытными в делах подобного рода нацистами, распределение между ними заданий. Эти подготовленные люди должны были очень быстро направиться в Норвегию, где все детали должны были подвергнуться обсуждению. Должны были быть немедленно захвачены некоторые важные центры в Осло и в то же время германский флот вместе с соответствующим количеством германских войск начнет действовать в определенной бухте, на подступах к Осло, когда его призовет новое норвежское правительство. Квислинг не сомневался в том, что такой переворот, который будет проведен успешно, немедленно будет одобрен теми кругами армии, с которыми он был связан в то время, и король принял бы это, как думал Квислинг, как свершившийся факт».

A plan has been put forward which deals with the possibility of a coup and which provides for a number of selected Norwegians to be trained in Germany with all possible speed for such a purpose, being allotted their exact tasks and provided with experienced and die-hard National Socialists who are practiced in such operations. These trained men should then proceed with all speed to Norway where details would then require to be further discussed. Some important centers in Oslo would have to be taken over forthwith, and at the same time, the German Fleet together with suitable contingents of the German Army would go into operation when summoned specially by the new Norwegian Government in a specified bay at the approaches to Oslo. Quisling has no o doubts that such acoup,having teem carried out with instantaneous success, would immediately bring him the approval of those sections of the army with which he at present has connections; and thus it goes without saying that he has never discussed a political fight with them. As far as the King is concerned, he believes that he would respect it as an accomplished fact.

On a établi un projet relatif aux possibilités d’un coup de main et prévoyant la sélection d’un certain nombre de Norvégiens pour subir en Allemagne un entraînement aussi rapide que possible dans ce but. Ils se verront assigner des buts précis et adjoindre des nationaux-socialistes pleins d’expérience, des hommes endurcis et habitués à de telles opérations. Ces hommes ainsi entraînés se rendront ensuite le plus rapidement possible en Norvège où il serait alors nécessaire de mettre au point les détails. Quelques quartiers importants d’Oslo devront être occupés immédiatement, et en même temps, la flotte allemande ainsi que des contingents appropriés de l’armée allemande, entreront en action, dans une baie désignée à l’avance à proximité d’Oslo, sur un appel spécial du nouveau Gouvernement norvégien. Quisling est persuadé qu’un tel coup de main, exécuté immédiatement, lui vaudrait l’approbation instantanée des unités de l’Armée avec lesquelles il est resté en liaison. Il va sans dire qu’il n’a jamais discuté avec eux la question d’une lutte politique. Quant au Roi, il s’inclinerait, de l’avis de Quisling, devant le fait accompli.

Über die Möglichkeit einer Aktion ist dahingehend ein Plan vorgetragen worden, wonach eine Anzahl ausgesuchter Norweger möglichst schnell in Deutschland für eine entsprechende Tat nebst genauer Arbeitsteilung ausgebildet werden sollen, ihr beigegeben erfahrene nationalsozialistische Kämpfer, die Übungen in derartigen Aktionen besitzen. Diese Ausgebildeten müßten dann möglichst schnell nach Norwegen, wobei über die Einzelheiten noch zu reden wäre. Die Besetzung einiger wichtiger Zentralen in Oslo müßte schlagartig erfolgen, und zu gleicher Zeit müßte die deutsche Flotte nebst entsprechenden Kontingenten der deutschen Armee an einer vorgesehenen Bucht vor der Einfahrt von Oslo auf besonderen Ruf der neuen norwegischen Regierung eingesetzt werden. Quisling zweifelt nicht, daß eine solche Tat – im Augenblick gelungen – ihm sofort die Zustimmung jener Teile der Armee bringen wird, mit denen er jetzt Verbindung hat, wobei es sich von selbst versteht, daß er über einen politischen Kampf nie mit ihnen gesprochen hat. Vom König glaubt er, daß er einer solchen vollzogenen Tatsache Rechnung tragen würde.

251

Насколько ошибался в этом Квислинг, показали последующие события. Последнее предложение гласит:

How wrong Quisling was in that anticipation was shown, of course, by subsequent developments. The last sentence reads:

Les événements ont montré combien Quisling pouvait se tromper dans cette anticipation. Et voici la dernière phrase:

Wie sehr sich Quisling in dieser Erwartung täuschte, zeigt die spätere Entwicklung. Der letzte Satz lautet:

252

Квислинг дает цифры о количестве требуемых германских войск, которые соответствуют германским вычислениям».

Quisling gives figures of the number of German troops required which accord with German calculations.

Quisling indique le chiffre des effectifs allemands nécessaires, en accord avec les prévisions allemandes.

Die Zahl der notwendigen deutschen Truppen beziffert Quisling in Übereinstimmung mit den deutschen Ausrechnungen.

253

Трибуналу покажется, что нет достаточно сильных выражений в словаре для того, чтобы описать степень предательства.

The Tribunal may think that there are no words in the whole vocabulary of abuse sufficiently strong to describe that degree of treachery.

Le Tribunal admettra qu’il n’y a pas de mot assez fort dans tout le vocabulaire des injures pour qualifier un tel degré de traîtrise.

Der Gerichtshof wird der Ansicht sein, daß im ganzen Wortschatz keine genügend starken Schimpfworte vorhanden sind, um dieses Ausmaß von Verrat zu kennzeichnen.

43254

Председатель Документ датирован?

THE PRESIDENT Is that document dated?

LE PRÉSIDENT Ce document est-il daté?

VORSITZENDER Trägt das Dokument ein Datum?

44255

Джонс Документ без даты.

MAJOR JONES That document does not bear a date.

COMMANDANT JONES Ce document ne porte pas de date.

MAJOR JONES Nein, es hat kein Datum.

45256

Председатель Мы прервёмся.

THE PRESIDENT We will break off now.

LE PRÉSIDENT L’audience est levée.

VORSITZENDER Wir wollen jetzt abbrechen.

(Объявлен перерыв)

(Объявлен перерыв до 14 часов)

Объявлен перерыв

A recess was taken.

L’audience est suspendue.

Pause von 10 Minuten.

Судебное разбирательство отложено до 10 часов 7 декабря 1945

The Tribunal adjourned until 7 December 1945 at 1000 o'clock.7

L’audience sera reprise le 7 décembre 1945 à 10 heures.

Der Gerichtshof vertagt sich bis 7. Dezember 1945, 10.00 Uhr.