Председатель: Трибунал будет отложен этим вечером в половине четвертого.

Заутер: Свидетель, я бы хотел вернуться к вопросу, так называемого ограбления оккупированных стран, как рейхсминистр экономики, которым вы тогда являлись, вы точно можете проинформировать нас из вашего личного опыта и наблюдений о вкладе оккупированных территорий в немецкие военные усилия.

Функ: Достижения оккупированных территорий для общего ведения войны были без сомнения огромным значением. Я всегда относился к оккупированным территориям как синхронизированному с общей немецкой экономикой единому производительному организм для ведения войны, который приведет к новому порядку в Европе. Обычно в оккупированных странах применялись точно такие же основные экономические принципы как и в Германии. В 1944 я собрал статистику, чтобы показать, сколько оккупированные страны произвели для военных усилий за 3 года: 1941, 1942 и 1943, и мы вышли на цифру 90 миллиардов рейхсмарок. Это, конечно, чрезвычайно высокая цифра, но нельзя забывать, что валюты различных стран конвертировали в рейхсмарки. То есть, сниженная покупательная способность различных валют не выражена в этих цифрах. По правде, таким образом, производство ниже, чем могут показать эти рейхсмарки.

В то же время Германия использовала, по крайней мере, две трети всего своего производства, то есть, приблизительно 260 миллиардов марок, для европейских военных усилий, другими словами, почти в три раза больше чем оккупированные страны. Практически до момента вторжения у меня получалось, в случае Франции, регулировать финансовую и монетарную системы и таким образом также экономический и социальный порядок в такой степени, что, в конце немецкой оккупации, французские финансы на самом деле были более здоровыми, чем немецкие финансы, и если бы не было обстоятельств вытекающих из столкновения с войной, Франция смогла бы построить на такой основе здоровую монетарную систему.

Моя статистика в определенной степени подтверждается документом представленным здесь. Это экземпляр RF–22 (документ номер F–515), и касается французских поставок в Германию. Это официальный доклад французского правительства о принудительном труде во Франции. В этом докладе есть таблицы на страницах 38, 39 и 40 показывающие сумму французских поставок в Германию в пропорции к общему французскому производству. Эти цифры показывают, что из всей французской продукции которую мы рассматриваем, за эти три года в среднем от 30 до 35 процентов отправили в Германию для объединенных военных усилий. В некоторых областях, и особенно в тех которые необходимы для обеспечения французского населения, таких как текстиль, фармацевтические поставки, газ, электричество, и так далее, эти цифры значительно ниже и в некоторых случаях насчитывают только от 5-6 процентов. Но как экономист я без колебаний допускаю, что если к этим вопросам не относится с точки зрения совместного ведения войны и совместных экономических взаимоотношений, исключение 35 процентов означает много и естественно должно было иметь серьезные последствия для всей экономики.

У меня на руках нет отдельных цифр по русским территориям. Министерство экономики само по себе было совершенно исключено из военной экономики этих территорий; мы просто пытались позволять некоторым фирмам или компаниям действовать на этих территориях в качестве частных предприятий, то есть, они покупали и продавали на свой собственный риск. Я не принимал участия в управлении этими регионами помимо факта, что я был председателем Континентальной нефтяной компании, которая действовала в этих регионах в соответствии с указаниями четырёхлетнего плана и приказами Вермахта. Но я лично, как председатель наблюдательного совета, должен был заниматься только финансовыми делами этой компании.

Заутер: Свидетель, в конце этого утреннего заседания вы говорили о центральной плановой комиссии, органе, о котором мы много слышали. Вы заявляли, хотя и довольно кратко, что как министр экономики вы не были заинтересованы в том факте, что иностранных рабочих перевозили в Германию, независимо от того для вооружения или других целей. Я вас правильно понял?

Функ: Это относится ко времени, когда я стал членом центральной плановой комиссии.

Заутер: Когда это было?

Функ: Меня позвали в центральную плановую комиссию осенью 1943, когда я передал все производственные вопросы Шпееру и когда, впервые, 22 ноября 1943 я присутствовал на заседании комиссии. Тогда я не только не имел никакого интереса в доставке иностранных рабочих в Германию, но на самом деле, с экономического аспекта, я хотел оставлять рабочих за рубежом, для производства товаров широкого потребления, в большой степени, переведенных из Германии в оккупированные страны для того, чтобы другими словами это производство, то есть, французское производство или бельгийское производство, могло беспрепятственно работать на немецкое население, я не хотел, чтобы их забирали и в частности не хотел, чтобы их забирали силой, ибо при таком способе весь порядок и вся общественная жизнь были бы нарушены.

До этого времени, как министр экономики, я был естественно заинтересован в том, чтобы немецкая экономика имела рабочих. Однако, этими вопросами не занимались в министерстве экономике, а также в четырехлетнем плане, где генеральный уполномоченный по труду действовал с начала…

Председатель:

[Прерывая]

Конечно мы всё это слышали этим утром. Всё это приводили этим утром.

Заутер: Господин председатель, в связи с центральной плановой комиссией, вероятно, я могу сослаться на еще один документ.

[Обращаясь к подсудимому]

И это, свидетель – и пожалуйста, ограничьте себя только этим письмом – письмо которое вы однажды написали фельдмаршалу Мильху114 и которое приобщило, я думаю французское обвинение как экземпляр RF–675 (документ номер RF–675). В этом письме, господин Функ, вы извинялись за такое редкое участие в заседаниях центральной плановой комиссии. И тогда вы направили двух экспертов из вашего министерства на заседание, то есть двух экспертов в сфере администрирования гражданскими поставками, и по экспортной торговле. В качестве своего заместителя, государственного секретаря доктора Гайлера115, который будет позже вызван в качестве свидетеля, некий Олендорф116 участвовал в этой встрече центральной плановой комиссии. Вы уже видели этого человека, Олендорфа, в этом зале суда на месте свидетеля. Меня интересует знать, в чем заключались функции этого человека Олендорфа, который видимо, принадлежал к вашему министерству.

Функ: Что касалось переговоров о центральной плановой комиссии, я естественно был заинтересован только в том, чтобы на этом заседании необходимое сырье распределили для товаров широкого потребления и экспортной торговли. По этой причине Олендорф и два других эксперта по товарам широкого потребления были направлены на встречу. Олендорфа привёл в моё министерство государственный секретарь Гайлер. До этого я смутно знал Олендорфа по одному или двум встречам и имел о нём исключительно благоприятное впечатление, так как он имел чрезвычайно быстрый ум и всегда мог выражать свои мысли наиболее впечатляющим способом. До того времени я даже не знал, что Олендорф ранее занимал должность в главном управлении безопасности Рейха, так как его мне представили как управляющего главным управлением немецкой торговли. Гайлер был начальником этой организации, группы немецкой торговли, и Олендорф был его управляющим и как таковой мне представлен. Следовательно, у меня не имелось никаких возражений о вхождении Олендорфа в министерство и принятии области, которая соответствовала его личной деловой деятельности до сих пор – областью управления товарами широкого потребления.

Затем от Гайлера я выяснил, что Олендорф также служил в РСХА – или как бы это не называли – в качестве начальника управления в СД. Однако, я не делал исключения для такой деятельности, так как я не был полностью знаком с этими задачами, и в любом случае, я не был убежден в том, что будет что–нибудь неприемлемое для министерства. Олендорф был активен в основном как управляющий торговой группой. Насколько я знаю, он имел лишь вспомогательное занятие в РСХА, или как оно называлось. Естественно меня сильно задело и больно удивило, когда я услышал здесь о задачах которые Олендорф с его «айнзацштабом» имел в предыдущие годы в России. Я никогда не слышал ни одного слова об этой деятельности Олендорфа. Он сам никогда не упоминал мне этих вещей и до настоящего момента я не знал о том типе задач, какие имел «айнзацштаб»

Олендорф никогда не говорил о своей деятельности в СД. Гайлер, который знал его гораздо лучше и более близко чем я, лучше способен предоставить информацию. В любом случае я ничего не знал об этой деятельности Олендорфа, которую он в конце концов осуществлял в годы предшествующие этой дате, и меня сильно задело то, что этот человек делал такие вещи.

Заутер: Свидетель, я должен попросить вас заявить о своей позиции в отношении показаний данных здесь другим свидетелем, которого мы видели и слышали в этом зале суда. Этот свидетель доктор Блаха117, который сообщил в этом зале суда об условиях в концентрационном лагере Дахау118 и который свидетельствовал – как вы наверное вспомните – что внутри и вокруг Дахау шли общие разговоры, что рейхсминистр экономики, доктор Функ, также присутствовал на одном из официальных визитов в лагерь. Как вы вспоминаете, этот свидетель ответил на мой вопрос, что он сам вас не видел, но что ваше имя упоминалось в этой связи другими заключенными. Вы были когда–либо в Дахау или каких–либо других концентрационных лагерях?

Функ: Нет, я не был ни в Дахау ни в любом другом концентрационном лагере.

Заутер: Вы можете сказать об этом с чистой совестью под присягой?

Функ: Да.

Заутер: Свидетель, доктор Блаха, также свидетельствовал о том факте, что эта инспекция в Дахау состоялась после дискуссии, среди министров финансов состоявшейся в Берхтесгадене или Рейхенхалле, или где–то в окрестностях. Поэтому я спрашиваю вас: вы когда–либо участвовали во встрече министров финансов, или, по крайней мере, во время о котором заявляет Блаха?

Функ: Нет, я никогда не принимал участия во встрече министров финансов, потому что я сам никогда не был таким министром. И тогда я вообще не участвовал ни в каких международных дискуссиях. Нет.

Заутер: Доктор Функ, что касалось вашего здоровья, это неудачный день для вас. Вы жаловались на сильные боли, от которых вы страдаете сегодня. Соответственно, я не желаю ставить вам какие–либо иные вопросы, за исключением одного заключительного, на который, я уверен вы способны ответить кратко.

Почему вы оставались в должности рейхсминистра экономики и президента Рейхсбанка до самого конца?

Функ: Я считал себя обязанным оставаться в этой должности столько сколько мог, для того, чтобы служить и приносить пользу своему народу. Именно в течение последних нескольких лет войны моё положение было самым трудным. Управление стало сильно дезорганизовано и мне приходилось предпринимать исключительные усилия с целью обеспечить поставки для населения, в особенности тем кого разбомбили. Мне постоянно приходилось оберегать припасы и склады от произвольных захватов гауляйтерами. В случае с одним гауляйтером, мне пришлось вызывать полицию. Я не следовал политике «выжженной земли» о которой распорядился фюрер, так что даже после оккупации вражескими державами запасы которые остались, могут быть использованы немецким народом.

У меня были указания от фюрера принять распоряжение согласно которому принятие союзной валюты вторжения было бы изменой и наказывалось смертью. Я не принял такого распоряжения. Я прилагал все усилия, чтобы предотвратить разбазаривание и уничтожение государственного имущества и государственных денег. Я сохранил золотые депозиты и валютные депозиты Рейхсбанка, которые были в огромной опасности. Короче, до последней минуты я верил в то, что моим долгом и ответственностью было сохранять должность и быть на ней до самого конца. В особенности, когда мы, немцы узнали о том, что согласно плану Моргентау119, статус немецкого народа нужно было низвести до овцеводов и козлятников; о том, что вся промышленность была бы уничтожена, что означало бы уничтожение 30 миллионов немцев. И в особенности после личного заявления Черчилля120 о том, что немецкий народ пострадает от голода и возникнут эпидемии, для меня и каждого достойного немца оставалась единственная вещь, оставаться на своём посту и делать всё в своей власти, чтобы предотвратить хаос.

У меня не было таланта ни предателя ни заговорщика, но я всегда страстно любил своё отечество, а также мой народ, и до самого конца я пытался делать всё возможное служа своей стране и своему народу и принося им пользу.

Заутер: Господин председатель, вероятно в связи с предполагаемым визитом в концентрационный лагерь я могу сослаться на опросный лист, который мы получили от свидетеля, доктора Швидлера, и который находится в дополнительном томе дела Функа как номер 14. Эти письменные показания, о содержании которых я хочу получить ваше официальное уведомление, в сущности подтверждают, что с 1 февраля 1938, свидетель доктор Швидлер, был ежедневным компаньоном подсудимого Функа; что доктор Функ никогда не посещал концентрационный лагерь; и что свидетель узнал бы об этом если бы это имело место.

На этих словах, господин председатель, я завершаю свой допрос подсудимого Функа. Благодарю вас.

Председатель: Кто–нибудь из защитников желает задать вопросы?

Доктор Заутер, вы сказали, что ссылаетесь на письменные показания доктора Швидлера? У которых номер 14? Вы сказали, что ссылаетесь на письменные показания доктора Швидлера у которых вы сказали, был номер 14 в вашей дополнительной книге. Их не видно в нашей.

Заутер: Господин председатель, прошу прощения, это номер 13. Я ошибся. Это номер 13; в дополнительном томе, номер 13, доктор Август Швидлер. Это опросный лист.

Нельте: Свидетель, у меня есть один вопрос, который я хочу вам задать, обвинение обвиняет подсудимого Кейтеля, как начальника ОКВ, вас как уполномоченного по экономике и министра Фрика как уполномоченного по администрации, по одинаковым основаниям. Люди на этих трёх должностях названы в законе об обороне Рейха от 1938. Несомненно, они вероятно исполняли определенные функции, которые могли быть существенными. Обвинение в этой связи говорит о коллегии трёх человек и придаёт много полномочий и значения этой коллегии трёх человек в связи с пунктом обвинения о планировании и подготовке агрессивных войн.

Итак, я спрашиваю вас: существовала такая коллегия трёх человек и в чём заключались функции этих трёх должностей, которые здесь называли, согласно закону об обороне Рейха?

Функ: Из–за путаницы царившей в немецкой администрации мы сами едва ли строго придерживались таких вещей; таким образом неудивительно, если обвинение ошиблось в этом пункте. Я сам никогда не слышал об этом комитете трёх человек или коллегии трёх человек до настоящих слушаний. Я не знал, что я принадлежал к такому комитету трёх человек или коллегии трёх человек или триумвирату или чему–либо ещё. На основании закона об обороне Рейха похожие полномочия были предоставлены начальнику ОКВ, уполномоченному по администрации, и уполномоченному по экономике. Эти трое, в отклонение от существовавших законов, могли принимать директивы, в которых им нужно было взаимно принимать участие.

Но смысл этого приказа заключался в том, чтобы эти директивы могли быть только подчиненного характера, что в целом применялось единственно в сфере деятельности заинтересованных ведомств. Законодательство по наиболее важным вопросам либо принималось советом министров по обороне Рейха – позже только путём рассмотрения законопроекта от одного министра к другому – или указами фюрера. Насколько я знаю, было только три, четыре или пять встреч этого органа. Позже, указы фюрера были реально, важным способом издавать законы. Их принимал лично фюрер, и заинтересованные ведомства часто лишь информировали о том же самом. Следовательно, комитет трёх человек только фикция.

Нельте: Спасибо. У меня нет дальнейших вопросов.

Дикс: Доктор Функ, вы говорили о законе по регулированию труда, и вы сказали о том, что этот закон был принят при вашем предшественнике. Вы сказали: «Мой предшественник»

Функ: Нет, вы ошибаетесь; я сказал: «Предшественниках».

Дикс: Предшественниках. Вы можете сказать трибуналу при каком рейхсминистре экономики он был принят?

Функ: Этот закон был принят при рейхсминистре экономики докторе Шмитте121, насколько я помню. И последующее соглашение с Германским трудовым фронтом, наверное, состоялось при Шахте. Я в частности вспоминаю лейпцигские резолюции.

Дикс: Затем вы также упоминали, что в подчинении Шахта находилась должность уполномоченного по военной экономике. Вы вспомните, что свидетель Фокке отрицал существование такой должности Шахта как уполномоченный по военной экономике, и Шахт делал то же самое. Какую должность вы имели в виду? Опишите должность, которую вы имеете в виду.

Функ: Это не была должность в смысле, в котором это здесь интерпретируют. Это был комитет экспертов из различных ведомств, который возглавлял представитель уполномоченного по военной экономике, которым являлся Шахт, и позже мой представитель как уполномоченный по военной экономике. При Шахте это был регинрунгсрат Вольтат, а при мне это был бывший государственный секретарь Шахта Поссе.

Дикс: Разумеетсч. Итак, он идентична рабочему комитету, который возник на основе старого закона об обороне Рейха существовавшего до 1933?

Функ: С этим я не знаком.

Дикс: В любом случае, этот рабочий комитет состоял из различных ведомств?

Функ: Да.

Дикс: Совместно с ОКВ?

Функ: С ОКВ, с министерством внутренних дел и позже, с решающим участием четырёхлетнего плана.

Дикс: И экспертом Шахта во время работы Шахта был доктор Вольтат?

Функ: Насколько я знаю, да.

Дикс: Тогда еще один вопрос. Вы говорили о так называемом триумвирате со ссылкой на вопрос моего коллеги о подсудимом Кейтеле. Создание триумвирата, деятельность которую вы описали, мне кажется, была после времени Шахта.

Функ: Да, кажется так. Но никакой деятельности не было.

Дикс: Нет.

Функ: Я никогда не участвовал ни в одном заседании так называемой коллегии трёх человек.

Дикс: Нет. Вы сказали, это была фикция.

Функ: Кроме того, ни одной встречи этих трёх человек так и не состоялось.

Дикс: Нет; вы сказали это была фикция.

Серватиус: У меня есть вопрос относительно заработной платы иностранных рабочих. Заукель предпринимал какие–либо особые усилия в связи с переводом заработной платы? Вам, что–нибудь об этом известно?

Функ: Да. Заукель непрерывно настаивал перед Рейхсбанком и рейхсминистерством экономики, что должен быть крупномасштабный перевод заработной платы в зарубежные государства и на оккупированные территории. Естественно мы находились здесь в очень сложном положении, потому что в особенности в юго–восточных европейских странах валюты сильно девальвировались, и покупательная способность немецких денег значительно упала, в то время как я поддерживал стабильный обменный курс для того, чтобы инфляционные тенденции в этих странах не усиливались бы и не привели к полному экономическому хаосу в результате неспособности контролировать валюту. Таким образом нам приходилось вводить надбавки к выплатам немного компенсируя девальвацию денег в оккупированных и других странах. Всего, переводили значительные суммы. Я оцениваю эти суммы по крайней мере в 2 миллиарда рейхсмарок.

Серватиус: Вам известно пытался ли Заукель делать что–нибудь по поводу одежды иностранных рабочих? Что–нибудь делали?

Функ: Он прилагал значительные усилия, и это было в особенности трудным для министра экономики, из-за небольшого количества сырья которое центральная плановая комиссия предоставляла министерству для заботы о населении и в результате растущего количества разбомбленных людей, мы получали все большие запросы на поставки. При этом, несмотря на это, мы пытались выполнять эти требования Заукеля насколько было возможно, но конечно мы полностью не могли этого сделать.

Серватиус: В какой степени поставляли материал для одежды? Вы можете привести какие–либо цифры?

Функ: Нет.

Серватиус: Вам что–либо известно об отношении Заукеля к Гиммлеру, поскольку согласно обвинению, он с ним сотрудничал?

Функ: Я помню один конкретный инцидент. Когда мне нужно было бежать в Тюрингию со своим золотым запасом и оставшейся иностранной валютой, я позвонил однажды вечером Заукелю; государственный секретарь Кепплер, который постоянно здесь упоминался, также присутствовал.

В ходе беседы Заукель и Кепплер стали страшно спорить с Гиммлером. Заукель довольно прямо сказал Гиммлеру о том, что он уничтожил административное единство Германии; что он был главным ответственным за дезорганизацию немецкой администрации, так как с помощью СС он создал государство в государстве. Заукель сказал далее: «Как люди могут сохранять дисциплину, если высшие люди Рейха сами не соблюдают эту дисциплину»?

Серватиус: У меня больше нет вопросов.

Кубушок: Это правда, что после речи фон Папена в Марбурге в июне 1934 Гитлер попросил вас поехать к рейхспрезиденту фон Гинденбургу в его деревенское поместье в Нойдоке и сказать ему следующее:

Вице–канцлер фон Папен, из–за запрета произносить публично свою речь, попросил отставку. Эту отставку нужно было одобрить, потому что фон Папен из-за своей речи в Марбурге был виновен в серьезном нарушении дисциплины рейхскабинета.

Функ: Когда рейхспрезидент фон Гинденбург находился в своём поместье в Нойдоке, он часто приглашал меня. Я уже упоминал, что я дружил с ним. Визит, похоже состоялся, когда возник вопрос речи фон Папена в Марбурге, и рейхсмаршал предложил фюреру, насколько я вспоминаю, чтобы я сообщил рейхспрезиденту об этом инциденте. Фюрер поручил это мне, и я рассказал рейхспрезиденту, что между фюрером и фон Папеном возник конфликт из–за какой-то речи. Я не знал содержания речи, поскольку в то же время её публикация была запрещена. Тогда рейхспрезидент просто ответил: «Если он не придерживается дисциплины, тогда он должен быть готов принять последствия».

Кубушок: Спасибо.

Фриц: Свидетель, когда и где вы встретили вашего со–подсудимого Фриче?

Функ: Когда он работал в отделе прессы министерства пропаганды. Однажды он явился ко мне и хотел денег для «Трансокеанского122» и я дал ему эти деньги.

Фриц: Вы тогда были государственным секретарём в министерстве пропаганды?

Функ: Да.

Фриц: Какой это был год?

Функ: Должно быть, это было в 1933 или 1934.

Фриц: Когда он пришел к вам, вы знали, какое положение было у Фриче в министерстве пропаганды?

Функ: Я знал, что он был в отделе прессы.

Фриц: У него было ведущее положение? Он, вероятно, был главой управления?

Функ: Нет. Тогда, насколько я помню главой управления был доктор Ханке. Позже Берндт123.

Фриц: По вашим наблюдениям находился ли Фриче в каком–либо близком контакте с доктором Геббельсом?

Функ: Меня никогда не вызывался ни на какие дискуссии, которые доктор Геббельс ежедневно проводил со своими экспертами. Это делалось с помощью его личного помощника доктора Ханке, который позже стал государственным секретарем. Но поскольку Фриче не был главой департамента, я полагаю, что его также не вызывали на такие дискуссии. Насколько я знаю, большинство глав департаментов вызывали на дискуссии, но точно не Фриче.

Фриц: Значит согласно вашим сведениям, как государственного секретаря в то время, он не был одним из ближайших сотрудников доктора Геббельса, если я вас правильно понял.

Функ: В то время мне так не казалось. Конечно, я не знаю, как было позже.

Председатель: Обвинение?

Додд: Свидетель, вы меня слышите?

Функ: Да.

Додд: Мы слышали из ваших показаний с вечера пятницы, и как мы понимаем из ваших заявлений, вы не признаёте ни в какой степени никакие обвинения вменяемые вам в обвинительном заключении, возможно при одном исключении. Мне не ясно сделали вы или нет признание этим утром в отношении вашего участия в преследовании евреев. Вы теперь скажите нам, намерены вы либо нет признать свою вину или участие в преследовании евреев?

Функ: Этим утром я сказал, что у меня есть глубокое чувство вины и глубокое чувство стыда за вещи, которые происходили с евреями в Германии, и что во время, когда начались террор и насилие я был вовлечен в сильный конфликт со своей совестью. Я чувствовал, я почти могу сказать, что происходит величайшая несправедливость. Однако, я не чувствую вины в отношении обвинительного заключения против меня, то есть, что согласно обвинительному заключению я виновен в преступлениях против человечности, потому что я подписывал директивы по исполнению законов которые принимались вышестоящими ведомствами – законов созданных для того, чтобы евреи не были полностью лишены своих прав, и для того, чтобы они получили какую-то правовую охрану по крайней мере относительно компенсации и расчётов. Я признаю свою вину, моральную вину, но не вину из-за того, что я подписывал эти директивы по исполнению законов; в любом случае не вину против человечности.

Додд: Хорошо. Это то, что я хотел понять. Вы также сказали трибуналу, что вы – думаю, вы использовали выражение «часто был перед дверью, но никогда не входил», и я понимаю, что это означает, что вы по вашему собственному суждению, вы были на самом деле маленьким человеком в нацистской организации. Это так?

Функ: Да…

Додд: Хорошо. Это ответ. Вы можете объяснить его позже, но для настоящих целей этого достаточно.

Функ: Могу я дать этому объяснение. Я хотел заявить, что при занимаемом мной положении, всегда были вышестоящие власти, которые принимали окончательное решение. Так было дело в отношении всех должностей, что я занимал в государстве.

Додд: Что же, давайте вместе проверим некоторые доказательства, и посмотрим, были вы или нет, всегда фактически подчинённым и были ли вы всегда маленьким человеком, который не попадал внутрь.

Прежде всего, есть один вопрос, который я хочу прояснить перед тем как в целом начать с допросом. Вы вспоминаете, когда подсудимый Шахт давал показания, он сказал трибуналу, что после его ухода из Рейхсбанка у него был кабинет в его квартире, это так?

Функ: Да, он так говорил.

Додд: Итак, вы, конечно, скажите нам, что по другому случаю, он продолжал иметь кабинет в Рейхсбанке. Не так ли?

Функ: Я не знаю, говорил ли я и где я это говорил, но так могло быть. Я был проинформирован, с момента, когда он ушёл, что он всё еще довольно часто приходил в Рейхсбанк, и что за ним сохранялся кабинет. В дополнение у него также был какой-то персонал, секретарь, которого он забрал с собой из Рейхсбанка – и это всё, что я знаю.

Додд: Ещё один вопрос. Вы говорили нам, по другому случаю, что у него был офис в Рейхсбанке, где он работал с какой-то банковской информацией и где он всё еще контактировал с вами время от времени. Это не так? Вы помните, что говорили нам это или нет?

Функ: Нет, такого не было. Шахт редко…

Додд: Если вы не помните, тогда я, вероятно, могу вам немного помочь. Вы помните допрос майором Хирамом Гансом из армии Соединенных Штатов 2 июня, 3 и 4, 1945? Вы его помните? Вы знаете, кто там был – Геринг там был, фон Крозиг124 там был, Ламмерс там был…

Функ: Да.

Додд: Хорошо. Вам задавали этот вопрос, не так ли, или скорее, перед этим ответом были какие-то другие вопросы?

Вопрос: «Шахт сохранял какую-либо правительственную должность после его увольнения с президента Рейхсбанка?» Затем Геринг дал ответ: «Рейхсминистра». Затем другой вопрос: «У него были какие-либо функции?» Геринг снова ответил: «Он оставался министром без портфеля». Затем ещё вопрос: «Присутствовал он на каких-нибудь заседаниях кабинета?» Геринг снова ответил: «Тогда не было заседаний кабинета». Вопрос: «Тогда она была чисто почетной?» Геринг сказал: «Практически».

Затем вы прервали таким заявлением (говорит Функ): «Шахт, после своего увольнения, сохранял кабинет в Рейхсбанке, где он работал со статистическими данными Рейхсбанка и где он всё еще контактировал со мной время от времени». Вопрос: «Как долго это длилось?» Ответ: «Это длилось до увольнения Шахта с министра, вероятно в 1943».

Вы давали такие ответы, не так ли?

Функ: Это неправильно. Я так не выразился. Я лишь сказал, что меня проинформировали о том, что он часто приходит в Рейхсбанк, что за ним сохранялся кабинет и что он очень редко говорил со мной. Он редко звонил мне. Это неправильно перевели.

Додд: Вам известно, что я читаю, не так ли? Вам известен этот документ, номер PS-2828?

Функ: Нет.

Додд: Его часть уже в качестве доказательств как экземпляр USA-654. И позже, в другой форме, я приобщу ту часть, которую только что зачитал.

Защитник Заутер, для вас этим утром ссылался на письмо, которое вы написали Гитлеру, я думаю, это было в 1939, очень громоздкое письмо, которое вы говорили было чем–то в чертах времени и также фактически оно было о вашем пятидесятом дне рождения. Это так? У вас была ещё одна причина написать это письмо в связи с вашим днём рождения, не так ли? Вам известно на что я ссылаюсь?

Функ: Да.

Додд: Вы получили 520 000 рейхсмарок от Гитлера в качестве подарка на день рождения?

Функ: Нет, это не правильно.

Додд: Вы не получали подарка от Геринга и Геббельса…

Функ: Да…

Додд: Подождите минуту пока я вникну – вы, кажется, не помните – вы в первую очередь получили подарок от Геринга и Геббельса который составлял 250 000 рейхсмарок от ведущих деловых людей Германии и 270 000 рейхсмарок поступило со специального счета управляемого Герингом и Геббельсом. Затем Гитлер услышал об этом и приказал вам вернуть эти деньги, потому что они по факту пришли из промышленности, и он сам дал вам так называемое пожертвование в сумме 520 000 рейхсмарок, не так ли?

Функ: Первое неправильно, но последующее верно. Но могу я пояснить подробности; у них совершенно иной характер.

Додд: Начинайте.

Функ: На мой пятидесятый день рождения президент и дирекция Палаты экономики Рейха, главной организации во всей немецкой экономики, вызвали меня и объявили, что за мои более чем 20 лет службы немецкой экономике они хотели, с одобрения фюрера, преподнести мне в подарок поместье в Баварии. Это был сомнительный подарок, позднее я сильно волновался и переживал за него. Там был построен большой дом, потому что, как мне было сказано, фюрер сказал, что он также хотел, чтобы я там работал. Однако, налоги были настолько высокими, что я не мог их платить, ни также заплатить за оставшиеся строительные работы. Соответственно я не обращался к Герингу, но Геринг услышал об этом и дал мне 300 000 рейхсмарок с целью помочь мне в моих финансовых проблемах. Я не получал каких-либо денег от Геббельса, но с одобрения Геббельса кинокомпания в составе Палаты экономики дала мне деньги. Когда фюрер услышал о сложностях в оплате мной налогов и внесению других платежей, он предоставил сумму в 500 000 рейхсмарок в моё распоряжение. С остальными деньгами я получил два пожертвования, одно в 500 000 рейхсмарок Рейхсбанку для семей сотрудников Рейхсбанка убитых на войне и другие 200 000 рейхсмарок рейхсминистерству экономики для семей сотрудников этого ведомства, погибших на войне. Я был способен жить, и платить за содержание этого большого домовладения только, потому, что я имел относительно большой доход. Однако, с самого начала, когда я увидел огромные суммы и расходы связанные в особенности с налогами и т.д., я решил, по договоренности со своей женой, что после моей смерти это поместье должно снова быть пожертвовано Рейхсбанку или моей восточнопрусской родине. Я также обсуждал это несколько раз с дирекцией Рейхсбанка.

Додд: Меня не сильно волнует, что вы с ними делали, я лишь хочу знать получили ли вы их. И вы получили их, не так ли? Вы получили 520 000 рейхсмарок.

Функ: Да.

Додд: Вы также сделали подарок из общественных фондов с вашего собственного счета подсудимому Фрику по одному случаю, не так ли? Вы не давали Фрику на день рождения 12 марта 1942 подарок в 250 000 рейхсмарок?

Функ: Это мне не известно.

Додд: Вы не помните? Вы этого не помните? Вам, что-нибудь известно об остальных подарках, которые давались каким-либо из подсудимых из общественных фондов, также посредством вашего положения как президента Рейхсбанка или как важного функционера нацистской партии? Вам что-нибудь известно об остальных людях и то, что они получали из казны?

Функ: Эти деньги мной не давались. Они давались из фонда фюрера Ламмерсом. Я не распоряжался такими деньгами.

Додд: Это были общественные фонды, не так ли? Они не поступали откуда-нибудь ещё кроме общества? Вам не известно, что Розенберг получил 250 000 рейхсмарок? Вам это не известно?

Функ: Нет.

Додд: В январе 1944; вы тогда были президентом Рейхсбанка?

Функ: Да, но эти деньги никогда не поступали из Рейхсбанка. Это были деньги из фондов, которые администрировались Ламмерсом и я полагаю, что деньги поступали от пожертвований Адольфа Гитлера или иных фондов. Но Рейхсбанк не имел никакого отношения к этим фондам.

Додд: Вам известно, что фон Нейрат получил 250 000 рейхсмарок 2 февраля 1943? Вам что-нибудь об этом известно? Вы тогда были президентом Рейхбанка.

Функ: Мне об этом ничего не известно.

Додд: Вы слышали о Ламмерсе и его 600 000 рейхсмарок. Вам известно, что Кейтель получил 250 000 рейхсмарок 22 сентября 1942. Вы об этом никогда не слышали?

Функ: Рейхсбанк ни имел никакого отношения ко всем этим вещам.

Додд: Вам известно, что фон Риббентроп получил 500 000 рейхсмарок 30 апреля 1943. Вы никогда об этом не слышали? Генерал Мильх получил 500 000 рейхсмарок в 1941; ни одна из этих вещей не привлекла вашего внимания?

Функ: Я никогда не имел никакого отношения к этим вопросам. Они были заботой Ламмерса и деньги не шли из Рейхсбанка.

Додд: Итак, я понял, что вы говорили, что вы в ранние дни фактически не были экономическим советником Гитлера или нацистской партии. Это ваше собственное суждение, что вы им не были. Однако, факт в том, что вы в целом считались таковым обществом, промышленниками, членами партии и высшими партийными чиновниками. Это не так?

Функ: Меня так называли, как я здесь сказал, на основании моей деятельности в 1932. Я действовал как посредник между фюрером и некоторыми ведущими экономистами и недолго осуществлял деятельность в партии, которая здесь описывалась.

Додд: Вы сами по случаю назвали себя экономическим советником, не так ли? По крайней мере, одному случаю, в ходе допроса, вы не ссылались на себя как на экономического советника партии? Вы это помните?

Функ: Нет.

Додд: Я думаю, вы согласитесь, что вы в целом воспринимались таковым, но в действительности важна вещь, что об этом думало общество.

Функ: Я здесь свидетельствовал, что так меня называла пресса и из прессы это обозначение видимо попало в протокол. Я сам не использовал такого термина.

Додд: Вы являлись принципиальным контактёром между нацистской партией и промышленностью в самые ранние дни?

Функ: В 1932, и это единственный год, который нам нужно учитывать в связи с деятельностью с партией с моей стороны, потому что я не действовал в партии до или после этого года. Я готовил дискуссии между Гитлером и ведущими людьми промышленности, кого я могу назвать. Но в таком же качестве действовали и другие люди; например, государственный секретарь Кепплер.

Додд: Я не спрашиваю вас о других людях, я спрашиваю вас, являлись ли вы принципиальным контактёром. Действительно вас поощряла промышленность, не так ли, стать активным в партии?

Функ: Да.

Додд: Вы действовали как связной между нацистами и крупной промышленностью в Германии.

Функ: Это не занимало много времени, но я так делал.

Додд: Занимало это много времени или нет, нас это не интересует. Это заняло немного вашего времени. Вы это делали?

Функ: Да.

Додд: Вероятно, вы помните документ номер ЕС-440. В действительности это сделанное вами заявление о подготовке связи немецкой промышленности с партией, с национал-социалистическим руководством государства. Вы помните, что 28 июня 1945 вы подготовили бумагу? Вы можете вспомните, что вы сами говорили: «Кепплер, который позже стал государственным секретарём, и который служил в качестве экономического советника Гитлера до меня…». Вы использовали такую терминологию. Вы вспоминаете это?

Функ: Кепплер?

Додд: Да, он был советником до вас. Вы это помните?

Функ: Да.

Додд: Итак, в министерстве пропаганды, если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы трибунал поверил, что вы были чем-то вроде административного функционера, а не очень важным человеком, и вы действительно не знали, что происходит. Такова ваша позиция?

Функ: Нет. У меня имелась достаточно обширная задача, и она была управлением обширной культурной и экономической работой. Я здесь об этом заявлял. Она включала кинокомпании, театры, оркестры, Немецкий совет по рекламе и управление всем немецким радио, стоящие сотни миллионов, то есть, очень широкую деятельность, организационную, экономическую и финансовую деятельность. Но пропаганда была исключительно заботой Геббельса.

Додд: Да. Вам известны политика и задачи министерства пропаганды; у вас не было сомнений о них?

Функ: Да.

Додд: Вам они известны, не так ли?

Функ: Да.

Додд: Хорошо. Итак, мы можем перейти к одному из вопросов, на который я сослался раньше, разъясняя другой вопрос. Вы вспоминаете, что подсудимый Шахт, когда давал показания, сказал, я думаю, что на известной встрече был ряд промышленников собравшихся приветствовать Гитлера, что он не собирал пожертвования? Шахт сказал, что он этого не делал. Я думаю, он сказал, что Геринг или кто-то другой это делал. Вы вспомнили показания Шахта? Вы вспомнили свой допрос по этому предмету?

Функ: Да.

Додд: Вы вспоминаете, что вы тогда нам говорили.

Функ: Да.

Додд: Что вы нам говорили?

Функ: Я сказал, что Шахт после обращений Геринга и Гитлера произнёс короткую речь, и что он попросил присутствовавших, так сказать, пойти в кассу и подписаться, то есть, внести деньги в избирательный фонд. Он собирал пожертвования и говорил, что угольная промышленность…

Додд: Кто?

Функ: Он сказал…

Додд: Кто собирал пожертвования? Я не понял, кого вы подразумевали, говоря «он».

Функ: Шахта.

Додд: Это всё, что я хотел об этом знать. Когда вы впервые узнали, что беспорядки ноября 1938 не были спонтанными?

Функ: Утром 9 ноября, по пути из моего дома в министерство, я впервые увидел, что случилось ночью. До того у меня не имелось ни малейшего намёка на то, что планировались такие эксцессы и террористические меры.

Додд: Я думаю, вы меня недопоняли. Я не спрашиваю вас, когда вы впервые узнали о беспорядках; я спросил вас, когда вы впервые узнали, что они не были спонтанными; когда вы впервые узнали, что они были инспирированы и запланированы кем-то ещё.

Функ: Я обнаружил это позже.

Додд: Насколько позже?

Функ: Я думаю сильно позже. Позже было много дискуссий по этому вопросу и никогда не было ясно, кто являлся зачинщиком этих мер террора и насилия и откуда исходил приказ. Мы знали, что он пришёл из Мюнхена. Мы знали, что в то же время 9 ноября; но, был ли это Геббельс или Гиммлер, и в какой степени фюрер сам участвовал в этих мерах, я никогда ясно не знал. Из телефонного разговора с Геббельсом, который я сегодня упоминал, было ясно одно: фюрер должен был знать об этом, так как он рассказал мне, что фюрер распорядился, и Геринг также это говорил, чтобы евреев полностью устранили из экономической жизни. Из этого я заключаю, что фюрер сам знал об этом вопросе.

Додд: Итак, из телефонного разговора мы также видим ещё одну вещь. Вы знали, что Геббельс затеял это дело, не так ли, и что это было через день после случившегося? Вы знали, что это не было спонтанным и вот почему вы позвонили Геббельсу и получили от него; не так ли?

Функ: Да.

Додд: Как много дней спустя вы произнесли подстрекательскую речь о том, что следовало делать с евреями? Спустя около шести дней, не так ли? Я ссылаюсь на ту, что опубликована во «Frankfurter Zeitung»; ваш защитник ссылался на неё этим утром.

Функ: Да, начиная с…

Додд: И этой речью вы попытались создать у публики впечатление, что это были спонтанные беспорядки, не так ли?

Функ: Да.

Додд: Это не было правдой, не так ли?

Функ: Тогда я этого не знал. Тогда я всё еще верил, что они действительно одобрялись большинством населения. Гораздо позже я обнаружил, что был привёден в движение обычный механизм.

Додд: Вы сейчас говорите трибуналу, что утром вы позвонили Геббельсу, когда вы были под эффектом от этих беспорядков, вы не были осведомлены о том, что он их начал? Такова ваша позиция?

Функ: В то время я не знал, о том, кто начал этот режим террора и как он осуществлялся; для меня это было совершенной новостью.

Додд: Если вы не знали, кто его начал, вы знали, что кто-то ещё начал его и это не было спонтанным?

Функ: Да.

Додд: И все же в своей речи 15 ноября вы попытались создать у публики впечатление, что это были лишь беспорядки со стороны немецкого народа, не так ли?

Функ: Я основывался на том, что покушение – я не знаю, кем он был; неким атташе в Париже – и в действительности покушение вызвало сильное волнение. В этом нет сомнения.

Додд: Итак, свидетель я думаю, вы поняли мой вопрос. Вы сказали, по случаю, вы использовали такие слова: «Факт в том, что последовал взрыв возмущения немецкого народа из-за имевшей место преступной еврейской атаки против немецкого народа» и тому подобное, и вы продолжали. Вы пытались тем самым создать впечатление, что это была спонтанная реакция немецкого народа, и я настаиваю, что вы хорошо знали и знали об этом несколько дней, не так ли?

Функ: Но я не знал, как это происходило. Я признаю, что я знал о том, что импульс шёл из того или иного кабинета.

Додд: Что же, верно. Когда вы придумали выражение «хрустальная неделя»? Вам известно, о чём это выражение; откуда оно пришло?

Функ: «Хрустальная неделя?»

Додд: Да.

Функ: Да, я однажды использовал эти слова в связи с этой акцией.

Додд: Вы придумали фразу.

Функ: Потому что многое было разбито вдребезги.

Додд: Вы тот парень, кто начал так выражаться. Вы этот человек, не так ли? Это было ваше выражение?

Функ: Да, я его использовал.

Додд: И вы использовали его – потому что вы произнесли это в речи во

«Frankfurter Zeitung»?

Функ: Однажды я охарактеризовал эту акцию таким термином, это, правда, потому что многое было разбито.

Додд: Итак, позвольте нам ненадолго перейти к известному заседанию 12 ноября, когда Геринг и Геббельс и все остальные люди делали свои замечания о евреях и вы сказали, что вы присутствовали. Вы не заявляли своих возражений, чему-либо сказанному в тот день, не так ли?

Функ: Нет. Я просто пытался провести некоторые вещи упорядоченным способом, с целью что-нибудь сохранить, для евреев, например, их вклады и акции. Затем я занимался открытием магазинов, для того, чтобы вещи быстрее сходили на нет, и также делал большее.

Додд: Я это понимаю, но я думал этим утром вы были более чувствительны к этим ужасным вещам случавшимся с евреями, и вы вспоминаете некоторые из предложений сделанных в тот день Герингом и Геббельсом; они это совершенно отвратительные вещи, не так ли?

Функ: Да, я открыто признавал, что я был сильно потрясен…

Додд: Вы были? Что же…

Функ: Меня мучила моя совесть.

Додд: Хорошо. Вы продолжили после этого и произнесли вашу речь во

«Frankfurter Zeitung» и вы исполняли данные распоряжения, хотя даже ваша совесть вас мучила; это так?

Функ: Но эти распоряжения были приняты. Я уже подчеркивал это здесь несколько раз. У меня не было угрызений совести, потому что были приняты распоряжения. У меня не было угрызений совести по этой причине. Но сами распоряжения –

Додд: Вот о чём я спрашиваю.

Функ: Но распоряжения были приняты. Причины для них – да; я это признаю.

Додд: Вам известно, что Шахт сказал во время дачи показаний, что если бы он был министром экономики, он не думал, что такие вещи могли случиться? Вы помните, что он это ранее говорил, не так ли?

Функ: Да. У него должны были быть очень сильные и влиятельные связи в партии, иначе он бы не смог быть успешным.

Додд: У вас не было таких связей в партии, не так ли? Вы не состояли в партии, вы были министром?

Функ: Нет, у меня не было таких связей, и я не мог предотвратить эти террористические действия.

Додд: Что же, мы на это посмотрим. Ваш защитник приобщил от вашего имени письменные показания от некого Озера, О–з– е –р–а; вы помните этого человека? О–з–е–р, вы его вспоминаете?

Функ: Да.

Додд: Вы его вспомнили?

Функ: Да.

Додд: И его письменные показания – допрос, я думаю были…

Председатель: Господин Додд, мы прервёмся на 10 минут.

Додд: Свидетель, когда нас прервали я интересовался об Озере, О–з–е –р– е; вы его вспомнили? Он был одним из ваших сотрудников во «Frankfurter Zeitung», не так ли?

Функ: Да, он был руководителем берлинского отделения «Frankfurter Zeitung», уважаемым журналистом.

Додд: Да. Вам известно, не так ли, что у вас есть допрос или его письменные показания, которые вы приобщили этому суду; они в вашей документальной книге?

Функ: Он дал их добровольно.

Додд: Что же, я не спрашиваю вас об этом – это правильно – давал он или нет; я только хотел установить, что он так сделал.

Функ: Да.

Додд: Итак, в этих письменных показаниях, как я их прочёл, Озер придерживается того, что вы реально были достаточно любезны к евреям этой газеты. Это не так? Не в этом их смысл; что вы спасали их от увольнения и тому подобное, вы предоставили им исключение из распоряжений?

Функ: Да.

Додд: Хорошо.

Функ: Я позволил ряду редакторов попасть в эти исключения.

Додд: Да, я знаю. Теперь я хочу спросить вас об этом: была реальная причина, иная, чем любезность к евреям, для вашего поведения к этой отдельно взятой газете, не так ли?

Функ: Нет.

Додд: Что же, минуту.

Функ: Я лично не знал этих людей.

Додд: Я не сказал, что вы лично знали этих людей. Я сказал, что была причина, иная, чем ваши чувства к евреям как людям, но о которой вы ещё не говорили трибуналу, как может быть об иной причине.

Функ: В случае с редакторами «Frankfurter Zeitung»?

Додд: Да.

Функ: Нет.

Додд: Итак, это не факт, что вы и вероятно Гитлер и точно Геббельс, и некоторые высокопоставленные в нацистской партии, решили, что газета должна сохранять статус кво, для влияния за рубежом? Это неправда?

Функ: Мы об этом тогда не говорили. Этот вопрос появился позже. Он появился, когда фюрер потребовал, чтобы почти все ежедневные газеты должны были быть приняты партией или слиты с партийными газетами. И по этому поводу я добился исключения для «Frankfurter Zeitung», и «Frankfurter Zeitung» продолжала существовать долгое время. Но это было гораздо позже. Тут, фактически, единственной причиной была помощь нескольким еврейским редакторам.

Додд: Что же…

Функ: Чисто гуманная причина.

Додд: Вы можете так ответить. Я только хотел, получить ваш ответ под протокол, потому что я скажу больше об этом позднее. Я понял, что вы отрицаете, что вы создали политику сохранения статуса кво «Frankfurter Zeitung», потому что она влияла за рубежом?

Функ: Нет, я всегда считал, чтобы «Frankfurter Zeitung» оставалась такой как есть.

Додд: Что же, это было по той причине, что я предполагаю, потому что эти люди были известны в зарубежном финансовом мире, и вы не хотели отказываться от пользы газеты за рубежом? Вот то, что я понимаю, и я скажу, вот почему вы их сохранили, а не потому что вы переживали о плохом положении евреев.

Функ: Нет, не в этом случае. В этом случае не это было причиной.

Додд: Очень хорошо; итак, в отношении ваших занятий в качестве уполномоченного по экономике и их соотношения с войнами, ведущимися против Польши и других держав, у меня есть некоторые вопросы, которые я хочу вам задать. Итак, я сначала скажу вам, о чем они будут, чтобы вы были в курсе. Вы не придерживаетесь того, не так ли, что ваше положение в качестве уполномоченного по экономике не имело сильного отношения к делам Вермахта?

Функ: Да, я это утверждаю. С Вермахтом…

Додд: Итак, у меня в руке есть письмо, которое фон Бломберг написал Герингу. Вы вспоминаете это письмо? Это новый документ и вы его не видели в суде, но вы вспомнили какое-нибудь такое письмо?

Функ: Нет.

Додд: Что же, я прошу вручить вам документ номер ЕС-255.

[Документ вручили подсудимому]

Господин председатель, он станет экземпляром USA– 839.

[Обращаясь к подсудимому]

Итак, это письмо от фон Бломберга, на самом деле, сейчас меня касается лишь последняя фраза. Вы заметите, что фон Бломберг, в этом письме, ссылается на факт, что был назначен Шахт, но последняя фраза говорит, или в предпоследнем абзаце, он сначала призывает, чтобы вас немедленно назначили, и это подчеркнуто в его письме и в последнем абзаце он говорит:

«Неотложность единообразной дальнейшей работы по всем приготовлениям для ведения войны не допускает паралича этого ведомства до 15 января 1938».

Кстати это письмо, было написано 29 ноября 1937. Разумеется, фон Бломберг думал о том, что работа, которую он предлагал вам, имела бы очень большое влияние на ведение войны, не так ли?

Функ: Может быть, но в первую очередь, мне не известно об этом письме, и во-вторых, я не был сразу же назначен уполномоченным по экономике, а только в течение 1938. Спустя некоторое время после моего назначения министром экономики, я спросил Ламмерса, почему моё назначение уполномоченным по экономике заняло так долго, он ответил, что сначала следует выяснить мои отношения с делегатом четырёхлетнего плана. В этом заключалась причина, почему прошло несколько месяцев, прежде чем я стал уполномоченным по экономике, потому что нужно было удостовериться в том, что Геринг имеет решающие полномочия в военной экономике…

Додд: Вам действительно не нужно во всё это вдаваться.

Функ: Я не знаю об этом письме, и я никогда не говорил с фон Бломбергом об этом деле.

Додд: Хорошо. Вероятно, вы вспомните, что ОКВ, после вашего назначения, заявило некие возражения вашим полномочиям. Вы это помните?

Функ: Нет.

Додд: Итак, здесь я держу ещё один новый документ, номер ЕС-270, который я прошу показать вам, который станет экземпляром USA-840. Пока вы его ожидаете, я скажу вам, что это письмо, написанное 27 апреля 1938. Вы заметите, что в первом абзаце этого письма из ОКВ сказано, что интерпретация, которую придают указу фюрера – указу от 4 февраля 1938 – не отвечает нуждам тотальной войны.

И затем спуститесь к третьему абзацу на этой первой странице, и вы найдете другие возражения в отношении ваших полномочий. Видимо тогда ОКВ думало, что вы имеете слишком большое отношение к тому, что являлось бы военными усилиями, и наконец, господин свидетель, на последней странице, если вы посмотрите на этот абзац, вы всё равно увидите эту фразу – на последней странице английского языка; почти в конце письма появляется фраза:

«Военная экономика, которая подчинена уполномоченному, представляет собой экономический тыл промышленности вооружений».

И я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели на слова «промышленности вооружений».

И затем оно продолжается:

«Если данный этап окажется неудачным, ударная сила вооруженных сил окажется под вопросом».

Я прошу, чтобы вы уделили внимание словам «промышленности вооружений», потому что я вспомнил как этим утром вы говорили о том, что не имели абсолютно никакого отношения к промышленности вооружений, но видимо ОКВ 27 апреля 1938 думало, что имели. Это не так?

Функ: Я также не знаю и это письмо. Я не знаю об отношении ОКВ, но я знаю это: ОКВ, в особенности со-подсудимый фельдмаршал Кейтель, считал, что в то время я, как генеральный уполномоченный по военной экономике, должен был принять полномочия и компетенцию Шахта, но между рейсхмаршалом и фельдмаршалом Кейтелем был разговор – Кейтель мне это подтвердил – в котором рейхсмаршал ясно объявил: «Военная экономика не будет передана Функу». Я могу честно и искренне сказать, что я не имел ни малейшей идеи обо всех этих вещах. Я не знал, какое положение планировало для меня ОКВ. Я никогда не имел такой функции, потому что управление промышленностью вооружений никогда не включали в министерство экономики. Я не помню вопроса.

Додд: Хорошо. Это ваш ответ. Я полагаю, в то время вы также были осведомлены, как вы сказали трибуналу, что вы в действительности подчинялись Герингу и имели низкое положение во всех таких вещах. Это так?

Функ: Да.

Додд: Я собираюсь попросить вас посмотреть на ещё один документ, номер ЕС-271, который станет экземпляром USA-841, и этот документ соcтоит из письма, которое вы написали Ламмерсу, письма которое Ламмерс написал начальнику высшего командования, фельдмаршалу Кейтелю, и одно или два письма не важных для целей настоящего опроса. Оно было написано 31 марта 1938, и я хочу, чтобы вы перевернули на вторую страницу, потому что там появится ваше письмо. Первая страница это просто сопроводительное письмо от Ламмерса Кейтелю, но давайте посмотрим на вторую страницу. У вас это есть?

Функ: Да.

Додд: Вы писали Ламмерсу и вы говорите – я не собираюсь зачитывать всё письмо, а только второй абзац. Вы писали Ламмерсу и говорили помимо прочего:

«По случаю поездки в Австрию я, помимо прочих дел, также побеседовал с фельдмаршалом Герингом о положении уполномоченного по военной экономике. В этой беседе я отметил, что вопреки отношению ОКВ, о котором меня проинформировали, указ от 4 февраля 1938 касательно руководства Вермахтом не изменил положение уполномоченного по военной экономике».

И вы продолжаете – помимо того факта, что указ относился исключительно к командованию вооруженных сил, и тому подобное, и что в особенности последний абзац того указа заявлял, что вы зависели от указаний фюрера – сказано:

«Более того, помимо указаний фюрера включая решение правительства Рейха от 21 мая 1935, согласно которому уполномоченный по военной экономике, в своей сфере обязанностей как высший орган Рейха, непосредственно подчиняется фюреру.

Генерал-фельдмаршал Геринг заверил меня в том, что моя вышеуказанная интерпретация, была правильной в каждом отношении и также соответствует мнению фюрера. Соответственно я попросил его предоставить мне короткое письменное подтверждение. Фельдмаршал Геринг пообещал одобрить эту просьбу».

Итак, вы написали это письмо Ламмерсу, не так ли, 31 марта 1938, «да» или «нет»?

Функ: Конечно.

Додд: Хорошо. Вы попытались получить верховные полномочия и сделать себя ответственным только перед фюрером и это то, чем было это состязание, и вот о чём документ номер ЕС-271 ссылающийся на это и это ваш ответ на возражение ОКВ о том, что у вас слишком много власти. Господин свидетель, это не выглядит так, будто вы были маленьким человеком?

Функ: Да. Я хотел разъяснить положение, но позднее его разъяснили не в таком смысле, а в том смысле, что я зависел от указаний рейхсмаршала. Я написал это письмо для того, чтобы попытаться добиться разъяснения, но я не помню подробностей этого письма.

Додд: Вы сказали Ламмерсу…

Председатель: Господин Додд, это не то письмо, которое вы только, что зачитали, а письмо, которое ссылается на письмо, которое вы сразу же предъявили ему?

Додд: Да, сэр, это. Оно ссылается на ЕС-271. Я извиняюсь, я сказал 271, я имел в виду 270.

Председатель: Это письмо номер GB 649/38, которое вы только что зачитали. Вы посмотрите на первый абзац ЕС-270; письмо ссылается сюда, с критикой, письмо подсудимого Функа которое вы только что зачитали.

Додд: Да это, ваша честь.

[Обращаясь к свидетелю]

Господин свидетель, смысл в том, поймите, вы сказали трибуналу, что вы в на самом деле просто работали на Геринга, что вы немного можете сказать об этих вещах, но теперь мы выяснили, что вы написали письмо с утверждением о ваших верховных полномочиях и теперь говорите: «Это факт, что, я в действительности отвечал только перед Гитлером», и, поймите, это несовместимо. Что вы об этом скажете?

Функ: Да, фактически, я никогда так и не добился успеха.

Додд: Итак, позвольте нам понять, получилось ли у вас. Итак, переверните ещё одну страницу этого документа и вы найдете ещё одно письмо от Ламмерса, написанное 6 апреля 1938, и оно написано вам, и он говорит вам, что вы совершенно правы в понимании своего положения, что вы на самом деле подчиняетесь фюреру и что он направил копию вашего письма фельдмаршалу Герингу и командующему ОКВ. Итак, что вы об этом скажете?

Функ: Из этого я понимаю, что я пытался тогда получить этот пост, но фактически никогда этого так и не добился, потому что рейхсмаршал сам позднее заявил о том, что он никогда не передаст мне военную экономику. Формальные полномочия уполномоченного по экономике были переданы четырёхлетнему плану указом фюрера от декабря 1939.

Додд: Что же, это ваш ответ? Итак, насколько я понял, вы также по крайней мере сказали трибуналу, что вы в действительности не имели большого отношения к планированию каких-либо агрессивных войн, и что ваши занятия ограничивались регулированием и, так сказать, контролем за внутренней экономикой. Итак, на самом деле 28 января 1939, которое было за несколько месяцев до вторжения в Польшу, вы рассматривали использование военнопленных, не так ли?

Функ: Этого я не знаю.

Додд: Вы в этом уверены? Теперь я попрошу показать вам ещё один документ, номер ЕС-488, который станет экземпляром USA-842. Это неподписанное письмо, захваченный документ из ваших материалов. Кстати это письмо, было передано за подписью Сарнова. Вы знаете, кем он был, он был вашим заместителем. Итак, это письмо, датированное 28 января 1939, говорит, что его предмет это «На: Использование военнопленных». Затем оно говорит: «По закону об обороне Рейха от 4 сентября 1939 я руковожу

экономическими приготовлениями обороны Рейха,

за исключением промышленности вооружений».

Затем оно продолжает: «Для использования рабочей силы…» - и тому подобное. Но, я в особенности хотел обратить ваше внимание на предложение во втором абзаце, которое говорит:

«Дефицит рабочей силы может вынудить меня задействовать военнопленных насколько возможно и практичнее. Следовательно, необходимо провести приготовления в тесном взаимодействии с ОКВ и ГБВ125. Ведомства в моём подчинении соответствующим образом примут в этом участие».

Функ: Нет, я никогда не видел этого письма, и никогда его не подписывал. Но это письмо относится к вопросам, о которых я говорил этим утром. Ведомство уполномоченного по экономике – более того, я вижу, «уполномоченный по военной экономике» перечеркнуто – постоянно занималось этими вещами. Я лично не имел никакого отношения к этому.

Додд: Теперь, это скорее игра слов. Это ваше министерство вносило такие предложения, и ваш постоянный заместитель передал это письмо, это не так?

Функ: Нет, это было…

Додд: Итак, вы посмотрите на правый угол этого письма и увидите, не сказано ли: «Уполномоченный по экономике» - и затем приводится адрес и дата.

Функ: Да, и оно подписано «По приказу: Сарнов».

Додд: Это правильно, и он был вашим постоянным заместителем, не так ли?

Функ: Нет.

Додд: Кем он был?

Функ: Он работал только в ведомстве генерального уполномоченного. Моим основным заместителем, ответственным за такие вещи был доктор Поссе.

Додд: Теперь, в любом случае…

Функ: Как я уже сказал, лично я вообще не имел отношения к этим вещам.

Додд: Только что моё внимание обратили, на то, что если вы говорите, что человеком был Поссе, тогда во втором абзаце этого письма вы найдете его имя: «Я могу сослаться на заявления генерал-полковника Кейтеля, государственного секретаря доктора Поссе…». В любом случае, важные люди в вашей организации были вовлечены в эту вещь, не так ли?

Функ: Конечно.

Додд: Хорошо. Итак, вы помните документ номер PS-3562. Это здесь представили как экземпляр USA-662. Это протокол заседания организованного доктором Поссе, вашим заместителем, на котором обсуждали меморандум о финансировании войны, и вы говорили об этом этим утром и вы сказали, что, несмотря на тот факт, что на нём есть пометка «показать министру», вы его никогда не видели.

Функ: Если бы я это видел, здесь были бы мои инициалы.

Додд: Что же, так это было или нет, сейчас меня это не касается. Вместо этого, я хочу, чтобы вы послушали, пока я зачитаю из него выдержку. Если вы хотите посмотреть на документ, у вас он есть, но я думаю это вряд ли потребуется. Вы вспомнили, что в этом документе ссылаются на один из ваших меморандумов? Вы помните? Вы помните, что Поссе сказал:

«Отмечалось, что уполномоченный по экономике преимущественно занимается введением законодательства для военных финансов, идею финансирования военных расходов в результате прогнозирования будущих доходов, ожидается после войны».

Функ: Да.

Додд: Хорошо. Это всё о чем я хотел спросить по этому документу. Мы можем вместе продолжить.

Снова ссылаясь на ваши собственные прямые показания, я понял, что вы рассказали трибуналу, что касалось войны против Польши, вы действительно не знали до определенного времени в августе, что есть даже нечто похожее на войну с Польшей; в какое-то время августа вы думали о том, что это будет разрешено дипломатическими средствами. Это не так?

Функ: При всей вероятности нет. Ибо месяцы была скрытая угроза войны, но даже в августе можно было понять, что война неминуема.

Додд: Вы планировали или готовили экономические планы для войны с Польшей более чем за год до нападения на Польшу? Вы можете ответить на это «да» или «нет».

Функ: Я не знаю.

Додд: Вы имеете в виду, что вы не знали, делали это или нет? Что вы подразумеваете таким ответом? Вы не помните?

Функ: Я не помню.

Додд: Хорошо. Тогда я могу вам помочь. Есть документ, номер PS-3324, который уже в доказательствах. Вы должны его помнить, это экземпляр USA-661. Это речь, что вы произнесли. Не так ли? Вы не помните, что говорили в ней о том, что вы тайно планировали более чем за год войну с Польшей? Вы это помните? Вы хотите посмотреть на документ?

Функ: Да, пожалуйста.

Додд: Здесь фраза:

«При том, что все экономические и финансовые ведомства использовались в задачах и работе четырёхлетнего плана под руководством фельдмаршала Геринга, военно-экономическая подготовка Германии в другой отрасли также годами хранились в секрете…».

Вы это помните?

Функ: Да, теперь я знаю.

Додд: Вы заметите здесь сказано: «Более чем за год», и вы продолжаете говорить, что это сделали при вас. Это правда?

Функ: Да, в этом заключалась деятельность уполномоченного по гражданской экономике. Я уже объяснял это этим утром.

Додд: Хорошо. Что же, хорошо. Я просто хотел понять ваш ответ…

Функ: Я не говорил о Польше.

Додд: Что же, это была единственная война, когда вы произнесли эту речь. Это был октябрь 1939.

Функ: Подготовку проводили не для конкретной войны, это была…

Додд: Хорошо.

Функ: Это была общая подготовка.

Додд: Итак, в действительности вы и Геринг даже в какой-то мере соревновались за власть, не так ли? Дверь Геринга была одной из тех в которую вы пытались попасть? Вы можете ответить на это очень просто. Вы сказали нам, что вы пытались попасть в эти различные двери, но там останавливались и никогда не входили. Теперь я спрашиваю вас, дверь Геринга была одной из таких?

Функ: Мне так не кажется, это было бы слишком самонадеянно хотеть поста Геринга. Это было далеко от моего намерения. У меня вообще было очень мало амбиций.

Додд: Я не говорю, что вы хотели его пост, но вы хотели кое-какие его полномочия, не так ли? Или вы не помните? Может это решение.

Функ: Нет.

Додд: Что же, ваш человек Поссе был здесь допрошен представителями обвинения и у документа номер PS-3894. Ему задали такие вопросы:

«Вопрос: В чем заключался характер конфликта между уполномоченным по экономике и четырёхлетним планом?

Ответ: Борьба за власть.

Вопрос: Борьба за власть между Функом и Герингом?

Ответ: Борьба за власть между Функом и Герингом, между Функом и министерством сельского хозяйства и министерством связи.

Вопрос: Как эта борьба разрешилась?

Ответ: Никак. Эта борьба всегда продолжалась под ковром».

Затем мы переходим к:

«Вопрос: Функ, который имел очень важные полномочия как министр экономики и позднее президент Рейхсбанка и как главный уполномоченный по экономике, на самом деле осуществлял эти полномочия?

Ответ: Да. Но полномочия Геринга были сильнее.

Вопрос: Несмотря на это, Функ исполнял важные полномочия?

Ответ: Да, как президент Рейхсбанка, министр экономики и уполномоченный по экономике.

Поссе был вашим главным заместителем, не так ли?

Функ: Да, но положение Поссе было немного иным. Моим заместителем был Ландфрид, и в Рейхсбанке Пуль. Они знали эти вещи лучше, чем господин Поссе.

Додд: Что же, хорошо.

Функ: Они должны знать об этом больше чем Поссе.

Додд: Вы не думаете, что он действительно знал, о чём он говорит, когда он сказал о вашей борьбе за власть? Таков ваш ответ?

Функ: Нет.

Додд:

[Обращаясь к трибуналу]

Это станет экземпляром USA-843. Мы его до сих пор не приобщали.

Итак, господин свидетель, я хочу спросить вас, о том, когда вы впервые услышали о неминуемом нападении на Россию. Я понимаю, что вы рассказали трибуналу о том, что услышали это в какое-то время – я думаю вы сказали – в мае. Правильно? Или июне?

Функ: Когда назначили Розенберга.

Додд: Что же, это то, что я хочу знать. Когда Розенберг, в апреле 1941, был назначен, вы тогда узнали, что должно было быть нападение на Россию, не так ли? Но этим утром я не думаю, что вы это прояснили. Доктор Функ, это правильно?

Функ: Да, я сказал о том, что была приведена как причина для этого назначения то, что фюрер рассматривал возможной войну с Россией.

Додд: Да, но вам известно, что вы говорили трибуналу этим утром. Вы сказали, что Ламмерс направил вам уведомление о назначении Розенберга из-за вашей заинтересованности в развитии торговых отношений с Россией. Такой ответ вы дали этим утром. Итак, это было не так, не так ли?

Функ: Да, Ламмерс также здесь это говорил.

Додд: Меня не волнует, что говорил Ламмерс. Я сейчас вас спрашиваю, это не факт, что Ламмерс сказал вам, потому что вы должны были взаимодействовать с Розенбергом в подготовке оккупации этих территорий после начала нападения. Сейчас вы можете очень просто на это ответить. Это неправда?

Функ: Нет.

Додд: Сейчас мы посмотрим. Кстати вы знаете, по другому поводу вы дали другой ответ, могу сказать, в кавычках. Вы помните, что говорили дознавателю, что впервые услышали о предстоящем нападении на Россию от Гесса? Вы помните, что давали такой ответ об источнике ваших первоначальных сведений? Вы помните, что говорили это нам?

Функ: Нет.

Додд: Я вам сейчас расскажу об этом. Мы сейчас остановимся на деле Розенберга.

Есть документ номер PS-1031 и он датирован 28 мая 1941, что немногим больше месяца после назначения Розенберга: «Совершенно секретные записи; встреча с рейхсминистром Функом». Вам известно, что в тот день вы говорили о подделке денег для использования в России и в Украине и на Кавказе? Вы это помните?

Функ: Нет.

Додд: Вы это не помните? Что же, нам лучше взглянуть на документ. У него номер PS-1031, который станет экземпляром USA-844. Вы не помните тот день, когда ваш директор Рейхсбанка Вильгельм сказал, о том, что не должно показаться, что вы подделывали так называемые рублевые банкноты для использования в оккупированных странах? Розенберг был на этой встрече. Это очень короткий меморандум. Вы его читали? Ох, он на странице 4, я думаю, документа, что есть у вас; я извиняюсь. Вы нашли его? Он начинается: «Однако в Украине и на Кавказе, будет необходимо поддерживать нынешнюю валюту, рубль…» - и тому подобное. Вы говорили о денежных проблемах на территории которую ожидали оккупировать, и это было, почти за месяц до нападения и почти через месяц после назначения Розенберга, не так ли? Вы не сможете дать мне ответ?

Функ: Я пока не нашел отрывок. Да, если бы эти страны были завоеваны, было необходимо заниматься этими вопросами.

Додд: Смысл в том, что тогда вы разумеется знали о готовившемся нападении на страны, которые должны были завоевать, не так ли?

Функ: Я ничего не знал о нападении. Я лишь знал о неминуемой опасности войны.

Додд: Что же, хорошо, вы говорите по своему. Важно то, что вы говорили об использовании денег в Украине и на Кавказе, и это случилось месяцем позже.

Функ: Да.

Додд: Хорошо. Есть ещё немного вопросов, которые я хочу задать. Я хочу завершить допрос до отложения. У вас есть, что-нибудь на это сказать? Я всего лишь предложил показать вам, что у вас были сведения о запланированном нападении. Вы знали о том, что нечто случиться на Востоке. Это всё о чем я хотел спросить. Я думаю, что вы согласитесь с этим, не так ли?

Функ: Да.

Додд: Хорошо.

Функ: С назначения Розенберга – и я объяснял это достаточно ясно этим утром – я знал, что угрожала война с Россией.

Додд: Мы полностью согласны. Нам не нужно дальше продолжать. Я понял, что этим утром вы не знали. Всё хорошо. Значит, я неправильно понял. Теперь я понимаю, вы говорите, что вы это знали.

Функ: Этим утром я сказал достаточно ясно, что я был проинформирован о том, что фюрер ожидал войны с Россией, но я не уверен в этом документе, что касается того кто его написал.

Додд: Что же, я тоже не знаю. Я могу просто сказать вам, что он был захвачен среди остальных документов в материалах Розенберга. Я не могу сказать о нём ничего больше. Я думаю, мы можем поговорить о чем-то ещё, если вы мне позволите. Я действительно не думаю, что есть какая-либо необходимость продолжать с этим.

Функ: Да, но он важен, поскольку эти вещи о рубле приписали мне.

Додд: Я тоже так скажу.

Функ: Здесь сказано, что я сказал, что использование рейхскредиткассы126 и установление обменного курса представляло значительную опасность. Другими словами, у меня были сомнения относительно предложений сделанных об этом.

Додд: Хорошо. Я рад иметь ваши наблюдения об этом. Итак, я хочу немного поговорить с вами о том, когда вы приняли Рейхсбанк. Поссе был вашим основным заместителем в вашем министерстве экономики, не так ли?

Функ: Моим основным заместителем был Ландфрид.

Додд: И кстати, он был на той же встрече, о которой мы только что говорили. Кто был вашим основным помощником в Рейхсбанке?

Функ: Пуль.

Додд: Он был пережитком дней Шахта, не так ли?

Функ: Да.

Додд: Вы побудили его остаться? Вы просили его остаться?

Функ: Нет.

Додд: Вы говорили, что вы отбирали свой персонал. Это то, что вы говорили этим утром трибуналу.

Функ: Нет. Пуль остался и также Кретшман127 и Вильгельм.

Додд: Меня не интересует ваше штатное расписание. Я только спрашиваю – и я расскажу вам о смысле. Пуль был надёжным банковским человеком, не так ли? Он был известен в международных банковских кругах. Ему предлагали должность в Чейз банке128 Нью-Йорка, вам это известно?

Функ: Нет, это мне не известно.

Додд: Что же это правда. В любом случае он был настоящим мужчиной, надежным мужчиной, не так ли?

Функ: Да.

Додд: Вы попросили его в качестве свидетеля, не так ли?

Функ: Да.

Додд: И вы хотели, чтобы он пришёл сюда, потому что вы верите ему и вы знаете, что он…

Функ: Да.

Додд: Итак, я хочу немного поговорить о золоте Рейхсбанка. Как много золота у вас было у вас в запасе, грубо говоря, в конце 1941. Не рассказывайте мне длинную историю об этом, потому что я не сильно в ней заинтересован. Я просто пытаюсь понять была ли у вас нехватка золота в 1941.

Функ: Когда я получил пост Шахта золотой запас, который я принял, насчитывал около 500 миллионов рейхсмарок.

Додд: Что же, хорошо.

Функ: Насколько мне известно он возрос в сколько-нибудь существенной манере только от бельгийского золота.

Додд: На самом деле – интересно слушать про всё это, но я думаю о другом. Откуда вы получали золото после вашего прихода? Откуда вы получали новые золотые запасы?

Функ: Только обменивая иностранную валюту на золото, и затем, после принятия мной должности, мы получили дополнительно золотой запас чешского национального банка. Но в основном мы увеличили наш запас бельгийским золотом.

Додд: Хорошо. Итак, конечно, золото стало для вас очень важным как вопрос платежа в иностранной валюте. Вы платили золотом дальше с 1942 и 1943, не так ли? Это так?

Функ: Было очень сложно платить золотом.

Додд: Я знаю.

Функ: Потому что страны, с которыми мы всё еще вели деловые отношения, ввели золотое эмбарго. Швеция вообще отказалась принимать золото. Только в Швейцарии мы всё еще могли вести дела обменивая золото на иностранную валюту.

Додд: Я думаю, вы установили, что вам приходилось использовать золото в качестве иностранной валюты в 1942 и 1943 и это всё, что я хотел узнать. Господин Функ, когда вы начали вести дела с СС?

Функ: Дела с СС? Я никогда этого не делал.

Додд: Да, сэр, дела с СС. Вы в этом уверены? Я хочу, чтобы вы серьезно это рассмотрели. Почти конец вашего допроса, и это очень важно для вас. Я снова вас спрашиваю, когда вы начали вести дела с СС?

Функ: Я никогда не начинал дел с СС. Я лишь могу повторить, то что я говорил на предварительном допросе. Пуль однажды проинформировал меня о том, что получен депозит от СС. Сначала я предположил, что это был обычный депозит, то есть, депозит который оставался закрытым и который нас больше не касался, но затем Пуль мне позднее рассказал, что эти депозиты СС должны быть использованы Рейхсбанком. Я предполагал, что они включали золотые монеты и иностранную валюту, но в основном золотые монеты, которые каждый немецкий гражданин должен был сдать, и которые забирали у заключенных концентрационных лагерей и передавали в Рейхсбанк. Ценности, которые забирали у заключенных в концентрационных лагерях не поступали в Рейхсбанк, но как мы здесь несколько раз слышали, рейхсминистру финансов, то есть…

Додд: Минуточку. У вас была привычка хранить в Рейхсбанке золотые зубы?

Функ: Нет.

Додд: Но они у вас были от СС, не так ли?

Функ: Я не знаю.

Додд: Вы не знаете?

Что же, если угодно вашей чести, у нас есть очень короткий фильм, и я думаю мы сможем показать его до отложения, и я бы хотел показать его свидетелю прежде чем я его допрошу об этом золотом бизнесе в Рейхсбанке. Эта картина была снята союзными силами, когда они вошли в Рейхсбанк, и она покажет золотые зубы и коронки и тому подобное в его хранилищах.

Функ: Я об этом ничего не знаю.

Додд: Думаю, наверное, прежде чем я покажу фильм, я бы хотел – я думаю я смогу это сделать сейчас, я хочу завершить этим вечером – зачитать вам письменные показания этого человека Пуля, который, как вы мне сказали несколько минут назад, был достойным доверия, хорошо информированным человеком и которого вы вызвали в качестве свидетеля. Эти письменные показания датированы 3 мая 1946.

Заутер: Господин председатель, я протестую оглашению письменных показаний господина Пуля. Эти письменные показания наиболее вероятно – я не уверен – взяли здесь в Нюрнберге. Мы не знаем об их содержании. Обвинение сегодня удивляет нас письменными показаниями о которых мы ничего не знали, и в течение десяти минут нам бросили дюжину документов, о которых обвинение утверждает, что они краткие, в то время как, например, среди прочего, я думаю одни письменные показания, составляют двенадцать страниц. Для нас совершенно невозможно, при такой скорости допроса следовать за этими заявлениями и документами. Таким образом я вынужден протестовать использованию сейчас подобных письменных показаний.

Додд: Что же, эти письменные показания взяли 3 мая в Баден-Бадене, Германия. Мы долго пытались соединить воедино эти части дела, и наконец, у нас получилось. Конечно, мы не вручали их доктору Заутеру, потому что мы хотели использовать их для той цели, которую я сейчас хочу достичь. И это письменные показания его помощника Пуля, которого он вызвал в качестве свидетеля и от которого он ожидает опросный лист. Они имеют отношение к очень важной части дела. Я могу сказать, что если нам позволят их использовать, конечно, доктор Заутер будет иметь возможность повторно допросить о них и у него будет вся ночь, если он захочет их изучить.

Председатель: Господин Додд, вы хотите провести перекрестный допрос свидетеля по данному документу?

Додд: Да, я хочу зачитать их ему и хочу задать ему пару вопросов о них. Я хочу, чтобы он знал, потому что на них основываются два или три вопроса перекрестного допроса и этим опровергаются его заявления сделанные о золоте.

Председатель: Вы можете так сделать. Но доктор Заутер, конечно, сможет, если пожелает, ходатайствовать о вызове данного свидетеля для перекрёстного допроса. И у него будет время, за которое он сможет изучить письменные показания и сделать любые комментарии, которые посчитает нужными.

Додд: Очень хорошо, ваша честь.

Заутер: Господин председатель, могу я сделать всего одно заявление? Сегодня произошёл случай, когда обвинение протестовало тому факту, чтобы был использован документ который обвинение заранее не получило на английском языке. Представитель обвинения сказал мне, что он не понимает по-немецки, и следовательно документ нужно перевести. Я считаю, что защита должна иметь такое же право, как и обвинение.

Если английские документы один за одним бросают мне при отсутствии у меня малейшей идеи об их содержании, тогда я не могу отвечать на них. Постоянно возрастают сложности. Например, я получил документ, содержащий 12 страниц. Прочитали одну фразу из этого документа. Подсудимому не дали времени прочитать хотя бы следующий абзац. Мне самому не дали времени. И, несмотря на это ожидается, что подсудимый немедленно объяснит одну единственную фразу вырванную из контекста, не имея возможности проверить документ. Требовать такого это чересчур.

Председатель: Доктор Заутер, у вас имелся перевод на немецкий язык почти всех документов, если не каждого. И вам также предоставлена возможность изучать документы, когда их переводят на немецкий язык. И эта возможность представиться вам в дальнейшем и если есть какие-нибудь документы, которые использованы в перекрестном допросе и сейчас они не на немецком языке, они будут переведены на немецкий язык и вы их получите. Но раз уж свидетель на перекрестном допросе, документы можно использовать. Если вы захотите повторно допросих о документах после их получения на немецком языке, вы сможете так сделать.

Заутер: Господин председатель, мы защитники также желаем продолжать, а не затягивать слушания. Но мне это совсем не поможет если, за неделю или две, когда я должен, наконец, проверить документы, брошенные сегодня на стол, я должен обратиться к вам, господин председатель, с просьбой снова опросить свидетеля. Мы рады сразу завершить с допросом свидетелей. Но мы просто не можем понять метод господина Додда. Ни я, ни подсудимый не можем понять. Нельзя ожидать от подсудимого объяснений изолированной фразы вырванной из контекста, если у него нет шанса изучить документ целиком.

Председатель: Господин Додд.

Додд: Могу я приступить к исследованию документа?

Председатель: Господин Додд, у вас есть какое-нибудь возражение просмотру доктором Заутером документа?

Додд: Да, на самом деле есть. Я думаю это могло бы быть новым правилом. Как только началась защита, мы представляли и возражали документами с целью опровержения достоверности различных свидетелей, и использовали эти документы, и на этом основан перекрёстный допрос. Если бы мы передавали такие документы защите до перекрестного допроса, у перекрестного допроса не было бы никакого смысла.

Председатель: Господин Додд, если вы приобщаете документ и предъявляете его в качестве документа свидетелю, тогда его защитник, вправе, должен так считать, получить его в тот же момент.

Додд: Мы совершенно готовы прямо сейчас вручить ему немецкую копию. Она здесь для него, если он хочет получить её, и мы были к этому готовы, когда пришли в зал суда.

Председатель: На немецком языке?

Додд: Да, господин председатель.

Председатель: Я думаю, для нас лучше всего будет отложиться, и затем вы вручите доктору Заутеру, когда вы используете документ, перевод на немецком языке.

Додд: Да, завтра утром, мы его используем.

Председатель: Когда используете его.

Додд: Очень хорошо, сэр.