Председатель: Доктор Зейдль.

Зейдль: Господин председатель, я откажусь от заслушивания свидетеля Струве, начальника центрального управления сельского хозяйства и продовольствия Генерал-губернаторства. С разрешения трибунала я вызываю свидетеля доктора, Йозефа Бюлера.

Председатель: Вы назовёте своё полное имя, пожалуйста?

Бюлер: Йозеф Бюлер.

Председатель: Вы повторите за мной эту присягу: я клянусь господом – всемогущим и всевидящим, что я скажу чистую правду, и не утаю и не добавлю ничего.

Председатель: Вы можете сесть.

Зейдль: Свидетель, сколько вы знаете подсудимого Ганса Франка, и на каких должностях вы работали вместе с ним?

Бюлер: Я знаю господина Франка с 1 октября 1930. Я работал с ним в сфере правительственной службы с конца марта 1933. Я служил при нём, когда он был министром юстиции Баварии, позже, когда он был рейхскомиссаром юстиции, и ещё позже, когда он был министром. С конца сентября 1939 господин Франк задействовал меня в официальной должности в Генерал-губернаторстве.

Зейдль: В каком качестве вы служили в Генерал-губернаторстве в конце концов?

Бюлер: Со второй половины 1940 я был государственным секретарём в правительстве Генерал-губернаторства.

Зейдль: Вы сами были членом партии?

Бюлер: Я являюсь членом партии с 1 апреля 1933.

Зейдль: Вы осуществляли какие-либо функции в партии или любых других аффилированных организациях партии, включая СА или СС?

Бюлер: Я никогда не занимал должности в партии. Я никогда не был членом СА или СС.

Зейдль: Теперь я перехожу ко времени в течение которого вы были государственным секретарём начальника правительства Генерал-губернаторства. Вы будете любезны рассказать мне о том какими были отношения между генерал-губернатором с одной стороны и высшим руководителем СС и полиции с другой стороны?

Бюлер: Вероятно я могу заранее сказать, что моя сфера деятельности не касалась полицейских вопросов, вопросов относившихся к партии или военным вопросам в Генерал-губернаторстве.

Отношение генерал-губернатора к высшему руководителю СС и полиции, обергруппенфюреру Крюгеру, которого выделил для него рейхсфюрер СС и глава германской полиции, было с самого начала затруднительным ввиду сильной разницы во мнениях. Эти разногласия касались концепции задачу и положения полиции в целом в упорядоченной государственной системе, а в частности концепции положения и задач полиции в Генерал-губернаторстве. Генерал-губернатор считал, что полиция должна быть слугой и исполнительным органом государства и, что соответственно он и государственные власти должны отдавать приказы полиции и, такая постановка задач включала ограничение сферы деятельности полиции.

Высший руководитель СС и полиции Крюгер, с другой стороны считал, что полиция в целом, конечно же должна была выполнять задачи исходившие от государственной власти, но при выполнении этих задач она не была связана инструкциями административных властей, что это было вопросом технических полицейских вопросов, решений по которым административные власти не могли принимать и не в состоянии были принимать.

Относительно власти отдавать приказы полиции, Крюгер считал, что из-за эффективности и единства полицейской деятельности на всех оккупированных территориях, такая власть отдавать приказы должна была оставаться у центрального органа в Берлине и, что только он мог отдавать приказы.

Что касается обязанностей полиции, Крюгер считал, что взгляд генерал-губернатора на ограничение этих обязанностей был необоснованным по той самой причине, что он, как высший руководитель СС и полиции, одновременно являлся заместителем рейхсфюрера СС в качестве последнего как рейхскомиссара по сохраненению немецкой нации.

Что касается отношения полиции в вопросе польской политики, Крюгер считал, что в связи с работой на не немецкой территории, полицейские соображения играли бы преобладающую роль и что полицейскими методами можно было всего добиться и всё предотвратить. Такая переоценка полиции вела, например, к тому, что в течение последних споров полиции и администрации об их сферах работы, вопросы о не немецких группах приводились в числе тех которые были в компетенции полиции.

Зейдль: Вы знаете о том, что ещё в 1939 рейхсфюрер СС Гиммлер издал ограничивающий приказ, согласно которому руководство всеми полицейскими вопросами было его занятием или занятием его высшего руководителя СС и полиции.

Бюлер: То, что так обстояло дело стало ясно мне из акций проводимых полицией. Я не видел распоряжения об этом, но я могу сказать: полиция в Генерал-губернаторстве действовала именно так как было в директивах описанных выше.

Зейдль: Свидетель, в 1942 по указу фюрера, был учреждён государственный секретариат безопасности. По чьей инициативе он был учреждён и какую позицию занял генерал-губернатор в связи с этим?

Бюлер: Указу предшествовала кампания запугивания против генерал-губернатора. Учреждение государственного секретариата безопасности считали в полиции шагом, важным шагом, в борьбе за устранение генерал-губернатора. Вопросы обозначенные в этом указе, или по крайней мере большинство из них, впервые не передавали полиции, но фактическое положение дел – соответствовало этому указу до его издания.

Зейдль: Распоряжение о применении этого указа фюрера датировано 3 июня 1942, все полицейские сферы деятельности которые нужно было передать государственному секретарю приводились в двух списках: в приложении А, задачи полиции порядка, и в приложении B, задачи полиции безопасности. Эти полицейские вопросы в то время полностью передали государственному секретарю и таким образом полицейскому сектору?

Бюлер: Администрация не хотела отказываться от этих вопросов, так что там, где полиция еще не получила их, от них отказались только с неохотой.

Зейдль: Вы прежде всего думали о сферах так называемой административной политики, политике здравоохранения, и т.д., не так ли?

Бюлер: Да, то есть, политику ответственную за связь, здравоохранение, продовольствие и подобные вопросы.

Зейдль: Если я правильно понял ваши заявления, вы имеете в виду, что всей полицейской системой, полицией безопасности, а также СД и полицией порядка, руководило центральное ведомство, либо сам Гиммлер или главное управление безопасности Рейха через высшего руководителя СС и полиции?

Бюлер: В целом согласно моим наблюдениям, полиция безопасности могла получать приказы напрямую из Берлина без участия Крюгера.

Зейдль: И ещё один вопрос: верно, что переселения проводились в Генерал-губернаторстве, рейхсфюрером СС Гиммлером в качестве рейхскомиссара по сохранению немецкой нации?

Бюлер: Переселения, по мнению генерал-губернатора, даже проводимые достойно, всегда вызывали беспокойство среди населения. Нам не было пользы от этого в Генерал-губернаторстве. Также, эти переселения, всегда вызывали падение сельскохозяйственного производства. По этим причинам генерал-губернатор и правительство Генерал-губернаторства принципиально не проводили переселения во время войны. В той мере в какой проводились эти переселения, это делал исключительно рейхскомиссар по сохранению немецкой нации.

Зейдль: Верно, что генерал-губернатор, ввиду такой произвольной переселенческой политики, постоянно имел серьёзные споры с Гиммлером, Крюгером и группенфюрером СС Глобочником?

Бюлер: Правильно. Намерение предотвратить такие переселения всегда приводило к спорам и трению между высшим руководителем СС и полиции и генерал-губернатором.

Зейдль: Обвинение вменяет подсудимому, доктору Франку захват и конфискацию промышленного и частного имущества. В чём в основном заключалось отношение генерал-губернатора к данным вопросам?

Бюлер: Правовые нормы в данной сфере права исходили от делегата четырёхлетнего плана. Конфискация частной собственности и имущества на аннексированных восточных территориях и в Генерал-губернаторстве подлежала такому же регулированию.

Распоряжение делегата четырёхлетнего плана предусматривало создание треста – главного треста «Восток» - с его центральной администрацией в Берлине. Генерал-губернатор не хотел, чтобы дела Генерал-губернаторства решались в Берлине и поэтому он возражал управлению имуществом Генерал-губернаторства через главный трест «Восток». Без содействия делегата четырёхлетнего плана, он создал свои собственные правила о конфискациях в Генерал-губернаторстве и собственный трест. Этот трест возглавил опытный высокопоставленный чиновник из министерства экономики Саксонии.

Зейдль: Что случилось с фабриками и производствами которые находились в Генерал-губернаторстве и ранее являлись имуществом польского государства?

Бюлер: Фабрики, постольку поскольку они были включены в программу вооружения, изымал военный сектор, то есть, инспектор по вооружениям, который подчинялся ОКВ61 и позже министру Шпееру. Фабрики вне сектора вооружений, которые принадлежали бывшему польскому государству, генерал-губернатор пытался консолидировать в акционерную компанию и руководить ими по-отдельности как имуществом Генерал-губернаторства. Главным акционером этой компании было казначейство Генерал-губернаторства.

Зейдль: То есть, этими фабриками управляли независимо от казначейства Рейха?

Бюлер: Да.

Зейдль: Обвинение представило фрагмент из дневника Франка в качестве доказательства под номером USA-2233(d). Это дискуссия о еврейских проблемах. В связи с этим Франк помимо прочего сказал:

«Моё отношение к евреям основано на ожидании, что они исчезнут, они должны уйти. Я начал переговоры об их депортации на Восток. Этот вопрос будет обсуждаться на большой встрече в Берлине в январе, на которую я направлю государственного секретаря, доктора Бюлера. Это совещание состоится в главном управлении безопасности Рейха в ведомстве обергруппенфюрера СС Гейдриха. В любом случае начинается крупномасштабная еврейская эмиграция».

Я спрашиваю вас, генерал-губернатор направил вас в Берлин на это совещание, и если так, в чём заключался предмет совещания?

Бюлер: Да, меня направили на совещании и предметом совещания была еврейская проблема. Я заранее могу сказать, что в начале еврейские вопросы в Генерал-губернаторстве считали находившимися в компетенции высшего руководителя СС и полиции и руководили ими соответственно. За руководством еврейскими вопросами государственной администрацией надзирала и допускала полиция.

В течение 1940 и 1941 невероятное количество людей, в основном евреев, доставили в Генерал-губернаторство несмотря на возражения и протесты генерал-губернатора и его администрации. Такая совершенно неожиданная, неподготовленная и нежелательная доставка еврейского населения с других территорий поставила администрацию Генерал-губернаторства в крайне трудное положение.

Обеспечение проживания этих масс, их пропитание и здравоохранение – например борьба с эпидемиями – почти, или даже, явно перегружали емкость территории. Особо угрожающим было распространение тифа, не только в гетто, но также среди польского населения и немцев в Генерал-губернаторстве. Казалось, как-будто эта эпидемия перекинется на Рейх и Восточный фронт.

В тот момент пришло приглашение Гейдриха генерал-губернатору. Совещание изначально предполагалось провести в ноябре 1941, но его постоянно откладывали и оно смогло состояться в феврале 1942.

Ввиду особых проблем Генерал-губернаторства я попросил личной беседы с Гейдрихом и он принял меня. По этому поводу, помимо прочих вещей, я особо описал катастрофические условия которые возникли в результате произвольной доставки евреев в Генерал-губернаторство. Он ответил, что это и была та самая причина почему он пригласил генерал-губернатора на совещание. Рейхсфюрер СС, как он сказал, получил от фюрера приказ собрать всех евреев Европы и поселить их на северо-востоке Европы, в России. Я спросил его означало ли это, что дальнейшее прибытие евреев в Генерал-губернаторство прекратится, и вывезут ли снова сотни тысяч евреев которых доставили в Генерал-губернаторство без согласия генерал-губернатора. Гейдрих, кроме того сказал, что фюрер отдал приказ о том, чтобы Терезиенштадт62, город в Протекторате стал бы резервацией, в которой старые и больные евреи, и слабые евреи которые не вынесут тягот переселения собирали в будущем. Эта информация оставила у меня определённое убеждение в том, что переселение евреев, если и не ради самих евреев, то ради репутации и престижа немецкого народа, проводилось бы более гуманным образом. Вывоз евреев из Генерал-губернаторства соответственно проводился исключительно полицией.

Я могу добавить, что Гейдрих требовал, в частности для себя, своего ведомства и его подразделений, исключительной и непоколебимой компетенции и контроля за данным делом.

Зейдль: О каких концентрационных лагерях в Генерал-губернаторстве вы узнали в период вашей деятельности в качестве государственного секретаря?

Бюлер: Публикации в прессе вышедшие летом 1944 впервые обратили моё внимание на лагерь Майданек. Я не знал о том, что этот лагерь, недалеко от Люблина был концентрационным лагерем. Он был создан как хозяйственное учреждение рейхсфюрера СС, думаю в 1941. Губернатор Цорнер тогда посетил меня и сказал о том, что он возражал созданию такого лагеря, когда он говорил с Глобочником, так как это угрожало обеспечению электричеством города Люблин, и также были возражения со стороны полиции об опасности эпидемий. Я проинформировал об этом генерал-губернатора и он в свою очередь послал за Глобочником. Глобочник заявил генерал-губернатору, что некие мастерские для нужд Ваффен-СС на фронте построены им на этом месте. Он упоминал мастерские по выделке мехов, а также лесопилку которые там находились.

В этих мастерских по выделке меха, как я слышал, меховые изделия из коллекций мехов переделывали для использования на фронте.. Во всяком случае, Глобочник заявил о том, что он создал эти мастерские в соответствии с командой Гиммлера.

Генерал-губернатор запретил строительство любых других сооружений до тех пор пока полиция ответственная за строительство не предоставит планы государственным ведомствам, другими словами до тех пор пока не будут выполнены все правила, которые требуются для строительства зданий. Глобочник так и не предоставил эти планы. В отношении событий внутри лагеря, снаружи не было никакой конкретной информации. Это настолько же удивило генерал-губернатора насколько и нас, когда мировая пресса выпустила новости о Майданеке.

Зейдль: Свидетель, обвинение представило документ, номер PS-437, экземпляр USA-610, который меморандум генерал-губернатора фюреру от 19 июня 1943. Думаю вы сами готовили этот меморандум. На странице 35 упоминается и частично дословно цитирован доклад командира полиции безопасности. Этот доклад полиции безопасности также указывает название Майданек.

Тогда вы понимали, что Майданек был идентичен или возможно идентичен этому лагерю рядом с Люблином?

Бюлер: Нет. Я полагал, что как и Аушвиц, это был лагерь вне территории Генерал-губернаторства, потому что генерал-губернатор постоянно говорил полиции и высшему руководителю СС полиции, что он не желал на территории Генерал-губернаторства концентрационных лагерей.

Зейдль: В чьей компетенции находилось управление концентрационными лагерями в Генерал-губернаторстве?

Бюлер: Не знаю, потому что я не знал о существовании лагерей. В августе, в связи с визитом в пересыльный лагерь Пруцков, я в целом услышал об управлении концентрационными лагерями. Тогда я доставил инструкции от Гиммлера коменданту лагеря, согласно которым перевозка жителей Варшавы которых вывозили из города в концентрационные лагеря должна была немедленно прекратиться.

Зейдль: Это было после восстания в Варшаве?

Бюлер: Во время него, должно быть это было приблизительно 18 или 19 августа 1944. Комендант лагеря, чьё имя я забыл, сказал мне тогда о том, что он не знал об этом приказе, и он он мог получать инструкции только от начальника концентрационных лагерей.

Зейдль: Вам известно, лично генерал-губернатор, когда-либо направил поляка, украинца или еврея в концентрационный лагерь?

Бюлер: Ничего подобного этому никогда не случалось, когда я присутствовал.

Зейдль: Это правда, что большое количество еврейских рабочих которые работали в замке Кракова забрала полиция безопасности вопреки пожеланиям генерал-губернатора и в его отсутствие?

Бюлер: Об этой еврейской колонии мне известно, потому что я жил в этом замке. Я также знаю о том, что генерал-губернатор всегда заботился о данной колонии. И начальник канцелярии Генерал-губернаторства, министериальрат Кейт, однажды сказал мне о том, что эту группу еврейских рабочих забрала полиции во время отсутствия генерал-губернатора.

Зейдль: Я перехожу к так называемой «акции АВ», чрезвычайной акции умиротворения. В каких обстоятельствах возникла эта акция?

Бюлер: Может быть, что в середине мая 1940, когда однажды утром меня вызвали в здание правительства, где я официально работал, для встречи с генерал-губернатором в замке. Там мы с генерал-губернатором встретились совместно с некоторыми сотрудниками полиции. Генерал-губернатор заявил о том, что по мнению полиции, был необходим крайний акт умиротворения. Насколько я помню, обстановка с безопасностью, была такой: какие-то остатки польских вооружённых сил всё ещё бродили по безлюдным лесным районам, вызывая беспокойство среди населения, и наверное предоставляя военную подготовку молодым полякам. Тогда, в мае 1940, польский народ отходил от шока который он испытал от внезапного поражения в 1939, и они начали открыто, с небольшой осторожностью и без опыта, начинать повсюду движение сопротивления. Такую картину я чётко помню, ввиду заявления полиции или по какому-то другому поводу.

Зейдль: Могу я прервать вас и процитировать из дневника Франка, запись от 16 мая 1940. Я цитирую:

«Военная обстановка в целом вынуждает нас очень серьёзно учитывать обстановку с безопасностью в Генерал-губернаторстве. Из ряда признаков и акций можно сделать вывод о том, что хорошо организованная волна сопротивления среди поляков имеется в наличии на случай начала крупных и жестоких событий. Сообщается о тысячах поляков тайно организованных и вооружённых, и настраиваемых на проведение разного рода актов жестокости».

Затем генерал-губернатор процитировал какие-то недавние примеры, как например, восстания в некоторых деревнях под руководством майора Хубаля63 в дистрикте Радом, убийство семей немецкой крови в Юзефове, убийство бургомистра Граченты, и т.д.

«Нелегальные брошюры, призывающие к восстанию распространяют и даже вывешивают повсюду и поэтому не может быть сомнения в том, что обстановка с безопасностью крайне серьёзная».

Генерал-губернатор так тогда выражался?

Бюлер: Когда я принял участие в этой встрече, генерал-губернатор говорил некоторое время об обстановке, но я не могу вспомнить детали.

Зейдль: Что случилось потом?

Бюлер: У меня сложилось единственное впечатление. В предыдущие месяцы генерал-губернатор добился, испытывая огромные трудности, организации с полицией процедуры военно-полевых судов которую следовало соблюдать при проведении арестов и обращении с подозреваемыми. Кроме того, полиция должна была уступить тому, что генерал-губернатор мог передавать приговоры военно-полевого суда в комиссию по помилованию, что исполнение приговоров могло происходить только после утверждения приговоров генерал-губернатором. Заявления генерал-губернатора во время этого совещания в середине мая 1940 заставили меня опасаться того, что полиция может увидеть в таких заявлениях возможность избегать военно-полевого суда и процедуры помилования которые были согласованы. По этой причине я попросил у генерал-губернатора разрешения выступить после того как он закончит своё выступление. Генерал-губернатор сначала оборвал меня и заявил о том, что он хотел что-то в спешке продиктовать своему секретарю, что последний затем должен был продиктовать стенографисту и затем изложить это как окончательную версию. Потом генерал-губернатор продиктовал какое-то разрешение или приказ, или какой-то документ, и абсолютно точно я помню, что потом он закончил диктовать, секретарь и я, думаю, совершенно ясно, бригадефюрер Штреккенбах, командир полиции порядка, вышли из комнаты. Я заранее говорю это, потому что это объясняет тот факт, что всё, что случилось потом, не записано в стенограмме. Секретаря уже не было в кабинете. Я высказал свои опасения, сказав о том, что порядок предусмотренный для военно-полевого суда следует соблюдать в любых обстоятельствах. Я не претендую на то, чтобы это была особая заслуга, потому что если бы это не сделал я, тогда бы возражение заявил бы, я точно уверен, рейхсминистр Зейсс-Инкварт или сам генерал-губернатор осознал бы опасность которую могло вызвать его заявление об этом. В любом случае, в ответ на моё возражение, и без каких-либо дебатов, генерал-губернатор сразу же заявил о том, что аресты и расстрелы можно проводить только в соответствии с военно-полевой процедурой, и что приговоры военно-полевых судов следовало бы изучать комиссии по помилованию.

В следующий период этому следовали. Я уверен в том, что комиссия по помилованию получила все приговоры вынесенные этими военно-полевыми судами и рассмотрела их.

Зейдль: Ещё одна запись в дневнике Франка, 12 июля 1940, может привести к выводу о том, что сначала таких лидеров сопротивления просто арестовывали. Я цитирую заявление генерал-губернатора:

«По вопросу о том, что следует делать с политическими преступниками пойманными в связи с «акцией АВ», в ближайшем будущем состоится дискуссия с государственным секретарём, доктором Бюлером, обергруппенфюрером Крюгером, бригадефюрером Штреккенбахом и министериальратом Вилле».

Кем был министериальрат Вилле и какую задачу он имел в связи с этим?

Бюлер: Я заранее могу сказать, что в моёй памяти есть провал который не позволяет мне уверенно сказать, когда генерал-губернатор сказал бригадефюреру Штреккенбаху о том, что во всех случаях он должен был соблюдать военно-полевую процедуру и уважать коммисию по помилованию. С другой стороны, думаю я точно помню, что такая дискуссия между Крюгером, Штреккенбахом и Вилле и мною, состоялась когда были только аресты, но не казни. Министериальрат Вилле был главой управления юстиции в правительстве и был компетентным чиновником во всех вопросах касавшихся помилований. Генерал-губернатор хотел, чтобы этими вопросами руководил юридически подготовленный, опытный человек.

Во время совещания с Крюгером, Штреккенбахом и Вилле распорядились о том, чтобы людей которых арестовали к этому времени, судили военно-полевым судом и что приговоры должна рассмотреть комиссия по помилованию. Полиция не сильно обрадовалась этому. Я помню, что Крюгер в частном порядке сказал после совещания о том, что генерал-губернатор был чертом в табакерке с которым нельзя было работать, и что в будущем он будет делать по-своему.

Председатель: Доктор Зейдль, трибунал считает, что это слишком сильно уходит в детали.

Зейдль: Да, я подхожу к концу своего вопроса.

Свидетель, в ходе полицейской встречи в 1940, 30 мая, подсудимый, доктор Франк, упоминал помимо прочего следующее: «Трудности которые мы имели с краковскими профессорами были ужасны. Если бы мы руководили там этим делом, то было бы по-другому». Кто арестовал этих профессоров и в какой мере генерал-губернатор связан с этим делом?

Бюлер: 7 или 8 ноября 1939, когда генерал-губернатор прибыл в Краков для начала своей работы, все профессора Краковского университета были арестованы полицией безопасности без его уведомления и увезены в концентрационные лагеря в Рейхе. Среди них были знакомые генерал-губернатора, с которыми незадолго до этого у него были общественные и академические связи по линии Академии германского права. Генерал-губернатор настойчиво и беспрерывно использовал своё влияние на обергруппенфюрера Крюгера пока не добился освобождения большинства этих профессоров из концентрационных лагерей.

Такое его заявление, которое противоречит этому, было сделано, по моему мнению, с целью успокоить полицию, так как полиция не хотела освобождать этих профессоров.

Зейдль: В чём в основном заключалось отношение генерал-губернатора к мобилизации рабочей силы?

Бюлер: Генерал-губернатор и правительство Генерал-губернаторства всегда пытались получить как можно больше рабочих для Рейха. Однако, нам было ясно, что использование силы при вербовке рабочих может дать временные преимущества, но подобная вербовка не обещала бы больших успехов в дологсрочной перспективе. Таким образом, генерал-губернатор дал мне указания вести обширную и широкую пропаганду в пользу работы в Рейхе и возражать всякому использованию силы при вербовке рабочих.

С другой стороны, генерал-губернатор хотел обеспечить успех вербовке рабочих для Рейха требуя достойного обращения с польскими рабочими в Рейхе. Он много лет вёл переговоры с рейхскомиссаром по распределению рабочей силы, гауляйтером Заукелем и фактически добился улучшений. Генерал-губернатор особо возражал обозначению евреев и поляков особой нашивкой в Рейхе. Я помню письмо рейхскомиссара Заукеля в котором он информировал генерал-губернатора о том, что он прилагал все усилия для того, чтобы обеспечить польским рабочим такое же обращение как и остальным зарубежным рабочим, но что его усилия не могли возоблодать всякий раз, когда им противостояло влияние рейхсфюрера СС.

Зейдль: Свидетель, сейчас я перехожу к другому положении. Под номером USA-275 обвинение представило документ PS-1061, который отчёт бригадефюрера Штропа о разрушении гетто в Варшаве. Вы, или генерал-губернатор, были заранее информированы о мерах планируемых полицией безопасности?

Бюлер: Разумеется нет. Что касается генерал-губернатора, я не знаю, чтобы его информировали о каких-то таких планах.

Зейдль: Что вы потом узнали о событиях в гетто Варшавы в 1943?

Бюлер: Я услышал то, что слышал практически каждый – что в гетто началось восстание, которое долго готовили, что евреи использовали строительные материалы предоставленные им для защиты от воздушных налётов для создания рубежей обороны, и что во время восстания германские войска столкнулись с ожесточённым сопротивлением.

Зейдль: Теперь я перехожу к Варшавскому восстанию 1944. В какой мере администрация Генерал-губернаторства принимала участие в подавлении этого восстания?

Бюлер: Так как наших товарищей в Варшаве окружили мятежники, мы попросили генерал-губернатора просить содействия фюрера для скорейшего подавления Варшавского восстания. Помимо этого администрация содействовала социальному обеспечению населения в связи с эвакуацией в зоне боевых действий из кварталов которые должны были разрушить. Но администрация не осуществяла там никаких полномочий.

Зейдль: 4 ноября 1945 вы дали письменные показания. Письменные показания имеют номер PS-2476. Я прочитаю вам эти письменные показания, которые очень короткие, и попрошу вас сказать мне правильное ли содержание. Я цитирую:

«В ходе подавлении Варшавского восстания в августе 1944, приблизительно 50000-60000 жителей Варшавы (польская оценка) забрали в немецкие концентрационные лагеря. В результате dеmarche64 генерал-губернатора, доктора Франка ведомству рейхсфюрера СС Гиммлера, последний запретил дальнейшие депортации. Генерал-губернатор попытался обеспечить освобождение 50000-60000 жителей Варшавы которых уже забрали в концентрационные лагеря Рейха. Начальник главного управления безопасности Рейха, обергруппенфюрер Кальтенбруннер, отказал в этой просьбе, заявленной письменно и устно в связи с моим визитом в Берлин в сентябре или октябре 1944, на том основании, что этих жителей Варшавы использовали в секретном производстве вооружений, и что таким образом не обсуждалось освобождение. Однако, он был готов благоприятно рассмотреть отдельные прошения. Отдельные прошения об освобождении из концентрационных лагерей Кальтенбруннер удовлетворлял в течение следующих месяцев.

Вопреки польской оценке, Кальтенбруннер меньше оценивал количество людей которых забрали из Варшавы. Лично я сообщил своему ведомству заявление Кальтенбруннера о количестве заключённых, и после повторного изучения я выяснил, что вышеуказанная цифра 50000-60000 была правильной. Это были те люди которых забрали в концентрационные лагеря Германии».

Я спрашиваю вас, содержание этих письменных показаний, данных американскому офицеру правильное?

Бюлер: Я могу их дополнить.

Председатель: Перед тем как он их дополнит, они приобщены в качестве доказательства? Их уже приобщили в качестве доказательства?

Зейдль: У них номер PS-2476.

Председатель: Это не доказывает того, что их приобщили в качестве доказательства. Их приобщили в качестве доказательства? Доктор Зейдль вам хорошо известно, что означает «приобщить в качестве доказательства». Их приобщили в качестве доказательства? У них есть номер экземпляра USA?

Зейдль: Нет, у них нет номера экземпляра USA.

Председатель: Значит вы их приобщаете в качестве доказательства, не так ли?

Зейдль: Я не хочу их формально приобщать, но я хочу спросить свидетеля о содержании этих письменных показаний.

Председатель: Но это документ, и если вы предъявляете его свидетелю, вы должны приобщить его в качестве доказательства и должны присвоить ему номер экземпляра. Вы не можете предъявлять свидетелю документы которые не приобщили в качестве доказательств.

Зейдль: В таком случае я представляю этот документ как документ номер Франк-1.

Свидетель, теперь я спрашиваю вас о том правильное ли содержание этих письменных показаний, и если так, можете ли вы дополнить эти письменные показания.

Бюлер: Да, я хотел бы кратко их дополнить. Возможно, что я ездил к Кальтенбруннеру дважды по этому вопросу – не один раз – и после отказа Кальтенбруннера в освобождении этих людей во второй раз, в силу моего опыта с комендантом лагеря в Пруцкове, у меня сложилось впечатление о том, что не во власти Кальтенбруннера было приказать о таком освобождении. Он не говорил со мной об этом.

Зейдль: Из его впечатлений у вас сложилось впечатление о том, что у него тоже не было власти освободить этих людей?

Бюлер: Во время этих совещаний я поднимал вопросы о польской политике и из совещаний которые были у меня, у меня сложилось впечатление о том, что возможно заинтересовать Кальтенбруннера в польской политике и призвать его в качестве союзника в переговорах с Гиммлером. В любом случае, поговорив со мной, он осудил силовые методы использованные Крюгером. Я понял из этих заявлений, что Кальтенбруннер не хотел применять силовые методы против поляков и что он помог бы мне если бы мог.

Зейдль: Советское обвинение представило документ имеющий номер экземпляра СССР-128 (документ номер PS-3305). Это сообщение по телетайпу от отдела разведки высшего руководителя СС и полиции генерал-губернатору и подписано доктором Фишером65, тогдашним губернатором Варшавы. Под цифрой 2 сказано следующее:

«Обергруппенфюреру фон дем Баху поручили новую задачу умиротворения Варшавы, то есть, сравнять Варшаву с землей во время войны, за исключением соображений о ней как о крепости. Перед разрушением, всё сырьё, все ткани и вся мебель должны быть вывезены из Варшавы. Основная задача у гражданской администрации.

Настояшим информирую вас о том, что это новое распоряжение фюрера о разрушении Варшавы имеет сильное значение для дальнейшей новой политики в отношении поляков».

Насколько вы можете вспомнить, как генерал-губернатор принял и понял эту телеграмму? И в чём заключалось его основное отношение в силу этого сообщения?

Бюлер: Эта телеграмма ссылалась на инструкции которые обергруппенфюрер фон дем Бах получил от рейхсфюрера СС. Администрация Генерал-губернаторства не приветствовала разрушение Варшавы. Напротив, я помню о том, что совместно с генерал-губернатором обсуждались способы которыми можно было избежать разрушения Варшавы. Что на самом деле пытались сделать я не могу вспомнить. Может быть, что дальнейшие шаги не предприняли ввиду невозможности, что-то сделать.

Зейдль: Я перехожу к другому предмету.

Председатель: Мы можем прерваться на 10 минут.

Зейдль: Господин председатель, уважаемый суд, перед тем как я продолжу допрос свидетеля, доктора Бюлера, я бы хотел проинформировать вас о том, что я отказываюсь от допроса свидетельницы Елены Кравчук, следовательно этот свидетель будет последним.

Председатель: Спасибо.

Зейдль: Свидетель, подсудимому, доктору Франку обвинение вменяет то, что он не сделал всё возможное в его власти, чтобы гарантировать питание населения Генерал-губернаторства. Что вы можете на это сказать?

Бюлер: Решающая причина, реальная причина, почему население в Генерал-губернаторстве нельзя было эффективно и удовлетворительно обеспечить как в Германии, заключалась в отсутствие сотрудничества со стороны польского населения в мерах предпринимаемых немцами для достижения справедливого и равного распределения продовольственных квот. Такое отсутствие содействия было вызвано патриотическими соображениями, отвращением к германскому владычеству, и постоянной, эффективной пропагандой извне. Мне не кажется, что была хоть одна страна в Европе настолька разграбленная и превратившаяся в чёрный рынок, где столько было уничтожено и столько разрушено для того, чтобы саботировать продовольственную программу, как в Генерал-губернаторстве.

Один пример: всю организацию производства молока, которая доставляла много забот и линии молочных производств, которые с трудом создали, снова и снова уничтожали, поэтому более-менее внятный контроль за поставками молока и жиров нельзя было осуществлять. Я оцениваю продажу жиров на свободном рынке и чёрном рынке Генерал-губернаторства в несколько раз от количества которое официально контролировалось и распределялось.

Ещё одну решающую причину можно увидеть в том, что Генерал-губернаторство выделили из самостоятельной правительственной и экономической структуры и никакого внимания не уделили самому экономическому балансу.

Крупные центры потребления в Генерал-губернаторстве, то есть, города такие как Варшава, Краков, позже Львов и также промышленный район в центре Польши ранее получали свои поставки в очень большой мере напрямую из деревни через действующий рынок. В этих районах Генерал-губернаторства не хватало зернохранилищ, не хватало холодильников, не было никакой системной цепочки молочных производств, не хватало разного рода складов – всего необходимого для руководства или контроля за снабжением экономики государства.

Генерал-губернаторству приходилось шаг за шагом создавать эти вещи, и поэтому снабжение населения соответственно затруднялось. С самого начала не планировали полностью обеспечивать население, поставки нужно было улучшать постепенно. Я всегда следил за тем, чтобы директивы по борьбе с черным рынком допускали наценку на приобретение продуктов питания и, чтобы жителям городов давали возможность контактировать с производителями. В 1942 должны были увеличить пайки, затем пришёл приказ делегата четырёхлетнего плана о том, чтобы пайки не увеличивали и чтобы определённые продовольственные квоты перераспределили в пользу Рейха. Большую часть этих продуктов питания не забрали с этой территории, но употребили вооружённые силы на месте. Генерал-губернатор постоянно боролся против властей четырёхлетнего плана, для того, чтобы добиться увеличения и улучшения снабжения продовольствием польского населения. Эта борьба не была безуспешной. Во многих случаях было возможно значительно увеличить пайки, в особенности у таких рабочих в промышленности вооружений, и у других привилегированных групп работающего населения.

Суммируя я хотел бы сказать, что населению было непросто удовлетворять свои ежедненвые потребности в продовольствии. С другой стороны в Генерал-губернаторстве не было голода и голодных эпидемий. Польский и украинский вспомогательный комитеты, которые имели делегации во всех дистриктах Генерал-губернаторства, следили за снабжением продуктами питания тех групп населения которые находились в сильнейшей нужде. Я использовал своё влияние для того, чтобы этот комитет был обеспечен максимально возможным количеством продуктов питания, для того, чтобы он мог успешно вести свою работу по социальному обеспечению, и мне известно, что этот комитет особо заботился о детях из крупных городов.

Зейдль: Свидетель, в чём заключались меры которые предпринимал генерал-губернатор по охране культурных ценностей в районах находившихся под его управлением?

Бюлер: Распоряжением от 16 декабря 1939 рейхсфюрер СС, в качестве рейхскомиссара по сохранению немецкой нации, уже приказал, не информируя генерал-губернатора, о том, что все культурные ценности из Генерал-губернаторства следовало конфисковать и вывезти в Рейх. Генерал-губернаторство успешно смогло предотвратить этот вывоз в большой степени.

Затем в Генерал-губернаторство прибыл человек от делегата четырёхлетнего плана, государственный секретарь Мюльман, который заявил о широких полномочиях от делегата четырёхлетнего плана. Я попросил посмотреть на такое разрешение. Оно было подписано, не самим Герингом, а кем-то из его окружения Грицбахом66. Ему поручили задачу сохранения культурных ценностей из Генерал-губернаторства в интересах Рейха. Для того, чтобы встроить такого комиссара – с учётом того, что он имел полномочия от Рейха – в Генерал-губернаторство, генерал-губернатор доверил ему, в дополнение, задачу сбора культурных ценностей Генерал-губернаторства. Он собирал эти культурные ценности, а также печатал каталоги, и я знаю, по совещаниям которые проходили у генерал-губернатора о том, что губернатор всегда придавал величайшее значении сохранению этих культурных ценностей в районе Генерал-губернаторства.

Зейдль: Обвинение, под номером USA-378, то есть документом PS-1709, представило доклад о расследовании деятельности специального уполномоченного по сбору и охране сокровищ искусства и культуры в Генерал-губернаторстве. На странице 6 этого доклада, я цитирую:

«Повод расследования: приказ государственного секретаря правительства Генерал-губернаторства от 30 июня 1942 расследовать, деятельность специального уполномоченного, назначенного для сбора и охраны сокровищ культуры и искусства в Генерал-губернаторстве, согласно распоряжению генерал-губернатора от 16 декабря 1939».

Я спрашиваю вас, что заставило вас в 1942 отдать такой приказ о расследовании и привел ли этот доклад к серьёзным обвинениям?

Бюлер: Расследование оказалось необходимым ввиду возможности столкновения обязанностей в случае государственного секретаря Мюльмана, между приказом отданным Рейхом и приказом отданным генерал-губернатором. Я также слышал о том, что в каком-то музее за предметами не следили как положено. Расследование показало, что государственного секретаря Мюльмана ни в чём нельзя было упрекнуть.

Зейдль: Обвинение представило ещё один документ, PS-3042, экземпляр USA-375. Это письменные показания доктора Мюльмана и я цитирую:

«С октября 1939 по сентябрь 1943 я являлся специальным заместителем генерал-губернатора Польши Ганса Франка по сохранению культурных ценностей в Генерал-губернаторстве. Данная задача была поставлена мне Герингом, в качестве председателя комитета обороны Рейха. Я подтверждаю, что официальная политика генерал-губернатора Ганса Франка заключалась в сборе на хранение всех важных предметов искусства, которые относились к польским общественным учреждениям, частным коллекциям и церкви. Я подтверждаю, что указанные предметы искусства действительно были конфискованы, и я осведомлен, что в случае немецкой победы, они бы не остались в Польше, а использовались бы для пополнения немецких коллекций искусства».

Я спрашиваю: верно, что генерал-губернатор с самого начала считал все культурные ценности которые охраняли, имуществом Генерал-губернаторства.

Бюлер: Постольку поскольку они являлись государственным имуществом, да, постольку поскольку они были частной собственностью, их временно конфисковали и брали под охрану, но генерал-губернатор никогда не думал об их передаче Рейху. Если бы он хотел это сделать, он бы мог воспользоваться преимуществом военной обстановки для того, чтобы направить эти культурные ценности в Германию. Но где свидетель получил свою информацию, как она содержится в последней фразе своих письменных показаний, я не знаю

Зейдль: Обвинение представило документ L-37, как экземпляр номер USA-506. Это письмо от 19 июля 1944 от командира полиции безопасности и СД дистрикта Радом в отдел Томашува. Там сказано, помимо прочего, и я цитирую:

«Высший руководитель СС и полиции Востока издал следующий приказ от 28 июня 1944:»

Я пропускаю несколько фраз и цитирую:

«Рейхсфюрер СС, с одобрения генерал-губернатора приказал о том, что во всех случаях убийств немцев или покушений на такие убийства, или в тех случаях где саботажники уничтожали жизненно важные сооружения, следует расстреливать не только исполнителей, но и всех родных, а женщин старше 16 лет помещать в концентрационные лагеря».

Вам известно, чтобы генерал-губернатор, когда-либо говорил об этом вопросе с рейхсфюрером СС и давал ли он такое одобрение?

Бюлер: Я ничего не знаю об издании подобного приказа. Однажды во второй половине 1944, через мои руки прошёл приказ об общей ответственности рода, но я не могу сказать касалось ли это Рейха или Генерал-губернаторства, это был полицейский приказ, должен сказать. Если он имел такую формулу: «С одобрения Генерал-губернаторства», я бы хотел, чтобы об этом спросили генерал-губернатора.

Зейдль: Такое одобрение согласовывалось бы с фундаментальным отношением генерал-губернатора к данному вопросу как вы это знали?

Бюлер: Фундаментальное отношение генерал-губернатора заключалось в прямо противоположном всем казням без суда и без правовых оснований.

Зейдль: Верно, что с 1940 генерал-губернатор постоянно жаловался фюреру на меры предпринимаемые полицией и СД?

Бюлер: Да, я лично подготовил по крайней мере дюжину меморандумов такой длины как представили, адресованных напрямую фюреру или ему через начальника рейхсканцелярии. Они содержали постоянные жалобы на казни, упреки в связи с вербовкой рабочих, завозом жителей из других регионов без разрешения генерал-губернатора, продовольственную обстановку, события в целом, которые противоречили принципам нормальной администрации.

Зейдль: Обвинение представило один из таких меморандумов под номером USA-610. Это меморандум фюреру от 19 июня 1943. Данный меморандум по сути отличается от каких-нибудь предыдущих или последующих меморандумов и каким, в целом, было отношение фюрера к таким жалобам и предложениям?

Бюлер: Этот меморандум, который представили, немного отличается от предыдущих. Предыдущие меморандумы содержали прямые обвинения в отношении событий и упреки полиции. Когда эти меморандумы остались безуспешными, действуя по приказу генерал-губернатора я подготовил жалобы находящиеся в этом меморандуме от июня в форме политического предложения. Поводы для недовольства перечисленные здесь не были вызваны правительством Генерал-губернаторства, скорее это были жалобы на вмешательство властей извне.

Зейдль: В дневнике за 26 октября 1943 мы находим длинный доклад о приблизительно четырёх годах немецкой созидательной работы в Генерал-губернаторстве который вы лично подготовили. На основе каких документов вы составили этот доклад?

Бюлер: Я составил доклад на основе материала который мне предоставили 13 главных управлений.

Зейдль: И принципиальный вопрос: каким, в целом было отношение генерал-губернатора к польскому и украинскому народу, как вы знаете по своим пяти годам деятельности, как главы правительства?

Бюлер: Самым первым принципом было сохранение мира в данном районе и увеличение пользы от района, насколько возможно улучшая его ресурсы, экономически говоря. Для того, чтобы добиться этого, было необходимо достойное обращение с населением, на свободу и имущество не следовало посягать. Такими были принципы политики согласно которым, действуя по приказу генерал-губернатора я всегда выполнял свои функции как государственный секретарь правительства.

Зейдль: Верно, что генерал-губернатор также пытался на работе в военных условиях обеспечить населению некий минимум культурного развития?

Бюлер: В этом заключалось желание генерал-губернатора, но реализация такого желания очень часто встречала сопротивление со стороны полиции безопасности или рейхсминистерства пропаганды, или было невозможным ввиду самих условий. Но в принципе генерал-губернатор не желал запрещать культурную деятельность среди польского и украинского населения.

Зейдль: Верно, что он особо пытался возродить высшее образование и, что избегая указаний Рейха, он учредил так называемые технические курсы при техникумах?

Бюлер: Точно была принята инструкция польским профессорам в техникумах Варшавы и Львова которая соответствовала приблизительно университетскому образованию. Принципиально, генерал-губернатор также хотел открыть средние школы и семинарии для священников, но это всегда не удавалось из-за возражений полиции безопасности. Так как договориться не получалось, и действуя на основании приказа генерал-губернатора в октбяре 1941 в рамках собственных полномочий я пообещал открыть средние школы и, как мне кажется, семинарии для священников с определённой консультативной автономией для поляков. Два дня спустя после этого объявления до меня довели мнение фюрера о том, что я не имел полномочий объявлять о таких мерах.

Зейдль: Дневник доктора Франка часто упоминает принцип единства администрации и тот факт, что генерал-губернатор был заместителем фюрера для данной территории и представителем власти Рейха. Такая концепция согласуется с фактами? Какие другие ведомства Рейха и партии вмешивались в управление Генерал-губернаторством?

Бюлер: Полномочия генерал-губернатора ограничивались с самого начала в самых важных вещах. Таким образом, например, до создания Генерал-губернаторства, на рейхсфюрера СС возложили всю власть в вопросе сохранения немецкой нации на всех оккупированных территориях. Делегат четырёхлетнего плана имел равную власть и полномочия издавать распоряжения в Генерал-губернаторстве. Но многие другие ведомства тоже, такие как по вооружениям, почте, железным дорогам, строительству и другие ведомства пытались и успешно, отнимать управление у Генерал-губернаторства или получать на это какое-то влияние. После того как Генерал-губернатор утратил свои должности как рейхсляйтера в 1942, была особая гонка в таком направлении. Я могу сказать, что это стало своего рода спортом, ослаблять престиж короля Польши.

Зейдль: Кто назначал, увольнял и оплачивал сотрудников полиции в Генерал-губернаторстве и иным обрзом следил за их интересами с точки зрения гражданской службы?

Бюлер: Это делалось исключительно административным ведомством Гиммлера в Берлине.

Зейдль: Верно, что даже чиновников администрации Генерал-губернаторства Крюгер арестовывал и даже генерал-губернатор не мог добиться их освобождения? Я напоминаю вам дело Скипесси.

Бюлер: Да. Я могу подтвердить это по собственному опыту. Даже из моего круга людей арестовывали без моего уведомления. В одном таком случае я проинструктировал командира полиции безопасности о том, чтобы чиновника освободили за некий промежуток времени. Его не освободили, и я потребовал отзыва командира полиции безопасности. Результатом было то, что Гиммлер выразил своё особое доверие к этому командиру полиции безопасности и отказал в отзыве.

Зейдль: Свидетель, сколько Генерал-губернаторство могло работать в нормальных условиях?

Бюлер: Могу сказать, никогда. Первый год заняло восстановление разрушенного войной. Там были разрушенные деревни, разрушенные города, разрушенные средства транспорта, мосты были взорваны в большом количестве. После ремонта разрушенного, насколько возможно в условиях войны, Генерал-губернаторство снова стало районом развёртывания для войны против Востока, против русских, и затем транзитным районом фронта и линий коммуникаций. Это была большая мастерская фронта.

Зейдль: Ещё один вопрос: во время войны Гиммлер представил правительству Рейха проект закона об обращении с асоциальными элементами. Каким было отношение доктора Франка к данному проекту?

Бюлер: Насколько я могу вспомнить…

Председатель: Доктор Зейдль, трибунал считает, что вопросы которые проходит свидетель на самом деле общеизвестные вопросы. Думаю вы можете быстрее пройти с этим свидетелем данный довод.

Зейдль: Да, сэр. Он уже дал свой ответ.

Свидетель, во время войны правительство Рейха…

Председатель: Но я говорю на будущее, доктор Зейдль.

Зейдль: Да, сэр.

[Обращаясь к свидетелю]

Во время войны, Гиммлер представил правительству Рейха, проект закона об обращении с асоциальными элементами.

Бюлер: Да.

Зейдль: Каким было отношение генерал-губернатора к этому?

Бюлер: Генерал-губерантор возражал этому. На совещании которое у меня было с Гейдрихом в феврале 1942 последний попросил меня особо просить генерал-губернатора отозвать свой протест этому закону. Генерал-губернатор отказался это сделать.

Зейдль: Обвинение представило проект схемы которая показывает доктора Франка как имевшего полномочия над рейхсминистром юстиции, доктором Тираком67. Такое положение существовало?

Бюлер: Это должно быть ошибка, такой ситуации никогда не существовало.

Зейдль: Какими, по вашим наблюдениям были отношения между генерал-губернатором и рейхсфюрером СС Гиммлером?

Бюлер: Генерал-губернатор и рейхсфюрер СС Гиммлер были людьми настолько разными…

Председатель: Доктор Зейдль, я думаю мы все утро слушали про то какими были отношения между генерал-губернатором и рейхсфюрером.

Зейдль: Тогда я не ставлю этот вопрос.

Свидетель, советское обвинение как экземпляр номер СССР-93 представило приложение к отчёту польского правительства. Приложение названо «Культурная жизнь в Польше68». Я раньше вам его показывал, и вы хотите сказать мне действительно ли генерал-губернатор или его правительство издавали такие директивы?

Бюлер: Я не помню, чтобы подписывал такие директивы или видел какие-нибудь такие директивы подписанные генерал-губернатором. Этот документ представленный мне кажется подделкой или ложью. Это можно понять из содержания.

Зейдль: В дневнике мы находим большое количество записей относящихся к генерал-губернатору которые кажется противоречат тому, что вы сказали как свидетель. Как вы можете объяснить такие противоречия?

Бюлер: Такие заявления генерал-губернатора, на которые обращали моё внимание на предыдущих допросах, не просто кажется противоречат тому, что я сказал, они очень явно противоречат тому, что я должен был сказать как свидетель. Так как лично, я часто слышал такие заявления, я могу только сказать о том, что Франк вероятно принимал слишком большое участие чем было нужно в совещаниях и делах правительственных чиновников. Вряд ли было совещание в котором он не принимал участия. Таким образом получалось, что он должен был говорить много раз на день в течение одного дня, и я могу сказать, что в 99 из 100 случаев, он говорил в разгаре спора, не задумываясь, и часто был свидетелем тому как после таких гротескных заявлений он пытался в нескольких следующих фразах или при следующей возможности, отказаться от них и сгладить их. Я также был очевидцем того как он отказывал в компетенции которую он передал в виду момента. Я уверен в том, что если бы я мог пройти дневник по каждому такому заявлению, я бы смог привести вам дюжину, дюжину других заявлений о противоположном.

Зейдль: Дневник Франка включает…

Бюлер: Я хочу сказать следующее: когда генерал-губернатор работал с сотрудниками своей администрации, он никогда не делал таких заявлений, по крайней мере, я о таких не помню. Эти заявления всегда делали, когда высший руководитель СС и полиции сидел рядом с ним, поэтому у меня складывалось впечатление о том, что он был не свободен в такие моменты.

Зейдль: Дневник подсудимого Франка занимает около 10000-12000 печатных страниц. Кто вёл дневник – он сам или кто-то ещё?

Бюлер: По моим воспоминаниям, дневник вёли стенографисты. Сначала один стенографист, доктор Мейдингер, позднее два стенографиста, Наук и Мур. Процедуру была такой, что эти стенографисты были в комнате во время совещаний и вели запись.

Зейдль: Верно, что в определённой мере эти стенографисты получали сообщения от третьего лица о том, что говорили на совещании?

Бюлер: Я часто замечал, что эти стенографисты не затрудняли себя дословной записью всего, а просто записывали смысл. Меня тоже иногда спрашивали о том, что сказали тот или другой человек или генерал-губернатор в конкретном случае.

Зейдль: Генерал-губернатор видел эти записи в дневнике или читал их позднее?

Бюлер: Из того, что я знаю о генерал-губернаторе мне не кажется, что он читал.

Председатель: Как свидетель может сказать о том читал ли он потом записи?

Зейдль: Господин председатель, свидетель, доктор Бюлер, был ближайшим сотрудником генерал-губернатора.

Председатель: Если вы хотели поставить подобный вопрос, нужно было спросить подсудимого Франка.

Зейдль: Дальнейший вопрос. Свидетель. По вашим наблюдениям, что заставило генерал-губернатора не уничтожить этот дневник, а передать его при аресте?

Бюлер: 15 марта я последний раз был..

Председатель: И снова это вопрос который относится к разуму доктора Франка, а не его свидетеля, почему он не уничтожил его.

Зейдль: Он уже ответил на этот вопрос, и я опускаю ответ свидетеля.

[Обращаясь к свидетелю]

Итак, последний вопрос. В 1942, после речей доктора Франка, он был лишён всех своих партийных должностей. Как это повлияло на его положение как генерал-губернатора?

Бюлер: Я уже ссылался на это. Это значительно ослабило его авторитет, и управление в Генерал-губернаторстве значительно осложнилось.

Зейдль: Верно, что генерал-губернатор постоянно в письменном виде и устно просил отставку?

Бюлер: Да, письменные прошения об отставке я часто формулировал лично, и я знаю, что он также устно много раз просил позволить уйти в отставку, но это никогда не одобрили.

Зейдль: У меня больше нет вопросов к свидетелю.

Бюлер: Кто-нибудь из защитников хочет задать какие-либо вопросы?

Серватиус: Свидетель, верно, что большинство польских рабочих которые прибыли в Германию, прибыли в Рейх до апреля 1942, то есть, до прихода Заукеля на должность?

Бюлер: Я не могу сделать об этом никакого точного заявления, но я знаю о том, что вербовка рабочей силы приносила всё меньше и меньше результатов и что основные квоты были выбраны в течение первых лет.

Серватиус: Рабочие квоты которые требовали от генерал-губернатора, Заукель снижал в виду того факта, что много поляков уже работало в Рейхе?

Бюлер: Я знаю об одном случае; заместитель Заукеля, председатель Струве, говорил со мной об этом.

Серватиус: Это правда, что Гиммлер для собственных целей вербовал рабочих в польском районе, не уведомляя Заукеля и не соблюдая условий которые устанавливал Заукель?

Бюлер: Полагаю, что это случалось. Всякий раз, мне говорили про облавы на рабочих. Я пытался выяснить вопросы. Полиция всегда говорила: «Это управление рабочей силой», а трудовая администрация говорила – «это полиция». Но я знаю, что однажды, при визите в Варшаву, Гиммлера сильно раздражали попрошайки на углах улиц, и я считаю совершенно возможным, что эти рейды по рабочей силе произвольно проводили в Варшаве без участия администрации.

Серватиус: Вы знаете о директивах Заукеля в отношении проведения вербовки рабочей силы?

Бюлер: Я их подробно не смотрел, и я не помню их. Я знаю только о том, что Заукель заявил, в связи с визитом в Краков, что он не приказывал использовать насилие.

Серватиус: О чём была речь Заукеля?

Бюлер: Нет, это было совещание.

Серватиус: Вы вспомните выступление Заукеля в Кракове к различным властям?

Бюлер: Он выступал как партийный деятель.

Серватиус: Он делал какие-то заявления про обращение с рабочими?

Бюлер: Эти заявления были сделаны на совещании которое предшествовало визиту к генерал-губернатору.

Серватиус: И в чём заключался характер его замечаний?

Бюлер: Мои люди сказали ему и его людям о том, что были злоупотребления, и он ответил, что он не приказывал об использовании насилия и отрицал, что эти события – арест людей в кинотеатрах или других местах собраний – когда-либо был им приказан или введен.

Серватиус: Вы знаете о структуре трудовой администрации в Генерал-губернаторстве?

Бюлер: Трудовое управление находилось в моей компетенции.

Серватиус: Заукель имел какое-нибудь непосредственное влияние на проведение вербовки рабочей силы?

Бюлер: Он не только оказывал влияние, но также направил заместителя который мне не подчинялся.

Серватиус: Было возможно, что заместитель осуществлял вербовку рабочей силы напрямую?

Бюлер: Если он хотел, да.

Серватиус: Каким образом? Он мог давать какие-либо указания или прямые приказы?

Бюлер: Вербовочные команды созданные Заукелем не находились в моей компетенции. Я по нескольким поводам пытался включить этих людей в свою организацию, но этим попыткам всегда противостояли аргументом о том, что вербовочные команды нужно использовать на всех оккупированных территориях и что их нельзя передать только одной территории.

Другими словами, заместитель Заукеля в Генерал-губернаторстве, председатель Струве, который был ответственным за трудовое управление, с одной стороны зависел от указаний Заукеля и мог не обращать на меня внимания, а с другой стороны был ответственным передо мною в той мере в которой действовал как председатель трудового управления.

Серватиус: Какие отделы руководили принудительной вербовкой по мере необходимости? Вербовочные команды могли это делать?

Бюлер: Я не знаю. Заместитель всегда отрицал факт принудительной вербовки.

Серватиус: Больше нет вопросов.

Председатель: Кто-нибудь из защитников желает задать какие-либо вопросы? Обвинение желает перекрёстно допросить?

Смирнов: Свидетель, мне хотелось бы уточнить ваше служебное положение с 1940 до момента освобождения Польши, вы были первым заместителем Франка?

Бюлер: С конца сентября по ноябрь 1939 я служил генерал-губернатору на руководящей должности в его рабочем штабе. В ноябре 1939 я стал начальником администрации генерал-губернатора, это было центральное административное ведомство генерал-губернатора в Кракове. В течение второй половины 1940 года обозначение данной функции изменилось на «государственный секретарь правительства» и я был государственным секретарём правительства пока не покинул Краков 18 января 1945.

Смирнов: Следовательно вы были первым заместителем подсудимого Ганса Франка?

Бюлер: Моя область деятельности была чётко определена. Я должен был руководить административными делами. Ни полиция, ни партия, ни Вермахт, ни различные ведомства Рейха которые непосредственно вели деятельность в районе Генерал-губернаторства, не находились в моей компетенции.

Смирнов: Когда Франк уезжал?

Бюлер: Заместителем генерал-губернатора был Зейсс-Инкварт, рейхсминистр Зейсс-Инкварт.

Смирнов: А после отъезда Зейсс-Инкварта?

Бюлер: После отъезда Зейсс-Инкварта был вакуум. Я не могу вспомнить месяц, но я думаю, это было в 1941, что меня назначили в качестве заместителя генерал-губернатора. Но это назначение одобрили с некоторыми изменениями. Я предназначался представлять генерал-губернатора только, когда он ни присутствовал в районе, ни…

Смирнов: Я прошу вас не давать столь пространных ответов, ответьте мне коротко. Когда Франк уезжал, кто исполнял его обязанности?

Бюлер: Я отвечаю так как диктует моя совесть…

Смирнов: Я не знаю причём здесь совесть.

Бюлер: Всякий раз, когда Франк не присутствовал в районе, и не мог быть доступен за границами района, я предполагался, чтобы представлять его.

Смирнов: Понятно. Значит вы его замещали во время отъездов Франка? Правильно?

Бюлер: Так точно. Также всякий раз, когда он был недоступен за границами района

Смирнов: Да, да. Я именно об этом вас и спрашиваю.

Я прошу показать подсудимому, стенограмму совещания с полицией от 25 января 1943 года. Покажите сначала список присутствующих. Суд найдёт то место, которое я хотел бы процитировать…

Председатель: Какой год? Вы сказали 25 января.

Смирнов: Это 1943 год, господин председатель. Суд найдет это место на странице 27, СССР-223, шестой абзац.

Это ваша подпись в списке присутствующих?

Бюлер: Да, моя подпись.

Смирнов: Значит вы присутствовали на этом совещании?

Бюлер: 1943, так точно.

Смирнов: Я цитирую вам три фразы из стенограммы этого совещания. Пожалуйста передайте подлинник.

Я цитирую вам три фразы из этого документа. Это речь доктора Франка:

«Я хотел бы подчеркнуть одно, жеманничать мы не должны, когда мы слышим о 17000 расстреляных, эти расстрелянные тоже являются жертвами войны. Давайте вспомним сейчас о том, что все мы собравшиеся здесь фигурируем в списке преступников господина Рузвельта69. Я имею честь быть номером первым. Мы стали, так сказать сообщниками в масштабах мировой истории».

Ваша фамилия значится второй в списке участвующих на совещании. Не считаете ли вы, что у Франка были достаточные основания считать именно вас одним из активнейших его соучастников в преступлениях?

Бюлер: О подобных заявлениях генерал-губернатора я уже сказал всё, что нужно.

Смирнов: Значит вы объясняете это темпераментом генерал-губернатора?

Председатель: Свидетель, это не ответ вопрос. Вопросом было, считаете ли вы себя одним из таких преступников?

Бюлер: Я не считаю себя преступником.

Смирнов: Так. Если вы не считаете себя преступником, то не припомните ли вы, кто персонально, я подчеркиваю «персонально», весьма активно участвовал в составлении и введении в действие одного из самых жестоких по отношению к польскому населению приказов Франка? Я говорю о приказе от 2 октября 1943 года. Вы не участвовали?

Бюлер: Какие меры? Какое распоряжение? Я хочу, чтобы мне его показали.

Смирнов: Я прошу передать подсудимому. Я говорю о приказе подписанном 2 октября 1943, опубликованном 9 октября 1943, это СССР номер 335, приказ об учреждении так называемых судов тайной полиции.

Бюлер: Проект приказа не исходил из моего ведомства.

Смирнов: Значит вы отрицаете своё участие в введении в действие этого жестокого приказа?

Бюлер: Так точно, распоряжение пришло из полиции.

Смирнов: Я прошу предъявить свидетелю. То место, которое я бы хотел процитировать, господин председатель, вы найдете в нашем документе на странице 35 английского перевода, четвёртый абзац.

[Обращаясь к свидетелю]

Не вы ли, совместно с доктором Вэе70, когда даже Франк стал колебаться подписывать этот приказ, всё же уговорили его подписать и ввести в действие это постановление, носящее откровенно террористический характер и легализирующее полицейский произвол.

Я цитирую вам это место, страница 1012 совещания со статс-секретарём доктором Бюлером, это очевидно вы, и советником доктором Вэе. Относительно составленного доктором Вэе проекта приказа о борьбе с нападениями на германское строительство в Генерал-губернаторстве:

«После кратких высказываний статс-секретаря, доктора Бюлера и доктора Вэе, генерал-губернатор отказывается от своих соображений и подписывает проект приказа».

Не вы ли это были?

Бюлер: Я прошу переводчика повторить вопрос.

Смирнов: Я спрашиваю не вы ли уговаривали Франка скорейшим образом подписать этот приказ?

Бюлер: Нет.

Смирнов: Значит эта запись является ложной?

Бюлер: Нет.

Смирнов: Нет? Как тогда прикажете понимать вас если и то «нет» и это «нет»?

Бюлер: Я могу конкретно вам это объяснить. Проект этого распоряжения представил генерал-губернатору обергруппенфюрер Биркамп71, который недавно был назначен в Генерал-губернаторство. Генерал-губернатор…

Смирнов: Я прошу извинить меня за то, что я вас прерываю…

Председатель:

[Прерывая]

Он в середине своего ответа. Вы должны дать человеку ответить. Что вы сказали? Вы сказали, что проект подготовил кто-то?

Бюлер: Данный проект представил генерал-губернатору Биркамп который недавно прибыл в Генерал-губернаторство. Генерал-губернатор вернул этот проект и добился его пересмотра юридическим отделом. Когда его представили генерал-губернатору, сомнения генерал-губернатора были в том пересмотрел ли его юридический отдел или нет. Я не принимаю материальной ответственности за данный проект, и не должен иметь её.

Смирнов: Значит, вы просто разъяснили Франку, о том, что этот проект подвергался соответствующей технической обработке?

Бюлер: Да, юридическим отделом.

Смирнов: И после этого генерал-губернатор подписал этот приказ?

Бюлер: Очевидно.

Смирнов: Не вы ли на совещании 23 октября 1943 года, при обсуждении письма, известного очевидно вам графа Роникера72, говорили о практической интерпретации этого жестокого постановления от 2 октября, и считали, что применение этого приказа позволит в дальнейшем маскировать расстрел заложников придавая ему видимость судебного приговора. Не вы ли это были?

Бюлер: Я прошу повторить вопрос. Я понял только его часть.

Смирнов: Не вы ли на совещании от 23 октября 1943 года говорили, что применение приказа от 2 октября позволит в дальнейшем маскировать расстрел заложников, ибо ему будет придана видимость судебного приговора?

Бюлер: Мне не совсем ясно. Могу я повторить, что я понял?

Смирнов: Пожалуйста.

Бюлер: Вы хотите спросить меня был ли я тем, кто в связи с совещанием от 23 октября 1944…

Смирнов: 1943 года.

Бюлер: 1943 – кто, в связи с совещанием от 23 октября 1943 заявил – заявил что?

Смирнов: Заявили, что применение приказа от 2 октября позволит маскировать расстрел заложников?

Бюлер: Нет.

Смирнов: Нет? То место которое я хотел бы привести, члены суда, могут найти на странице 36 перевода документа номер 223 в четвёртом абзаце текста, я цитирую вам ваши слова:

«Статс-секретарь, доктор Бюлер считает необходимым подлежащих расстрелу поляков предварительно судить военно-полевым судом. Нужно в дальнейшем избегать обозначения этих поляков как заложников ибо расстрел заложников является прискорбным примером и вооружает заграницу лишними аргументами против поведения немцев в Генерал-губернаторстве».

Не считали ли вы…

Бюлер: Я это сказал, и таким образом я возражал, и хотел возразить расстрелу заложников и казням без военно-полевого разбирательства.

Смирнов: Вы, что же считаете, что суд состоящий из чинов тайной полиции является судом, а не издевательством над самой идеей суда?

Бюлер: На какой суд вы ссылаетесь? Я выступал за военно-полевые суды.

Смирнов: Вот этот самый «Standgeriecht» из чинов тайной полиции сконструированный в Генерал-губернаторстве на основании постановления от 2 октября.

Бюлер: Я могу дать вам информацию о причинах которых могли привести к такому ужесточению приказа о военно-полевых судах от 2 октября, чтобы вы могли понять психологически, как возникло такое распоряжение.

Смирнов: Я просил бы вас, меня в данном случае мало интересует психология. Меня интересует, мог ли суд состоящий из чиновников тайной полиции считаться судом, не было ли это издевательством над самой идеей суда.

Бюлер: Военно-полевой суд нужно было вводить именно в соответствии с данным распоряжением. Я не считаю, что военно-полевой суд просто потому, что он состоит исключительно из полиции, не следует считать судом. Но я не делал такие заявления которые вы мне предъявляете, в связи с этим распоряжением от 2 октября, скорее я требовал, в целом, военно-полевых приговоров и обозначил расстрел заложников печальным фактом.

Смирнов: Вы ушли от прямого ответа на мой вопрос. Может бы вы поглядите параграф 3 этого приказа. Из кого состоял суд. Покажите. Параграф 3 и параграф 4. Я оглашаю параграф 4:

«Военно-полевые суды полиции безопасности составляются из одного фюрера СС принадлежащего к составу управления начальника полиции безопасности и СД и из двух сотрудников этого же учреждения».

Вот такой состав суда, не свидетельствовал уже о вполне определённых приговорах которые будет выносить этот суд?

Бюлер: Вы меня спрашиваете?

Смирнов: Да.

Бюлер: Считаю ли я правильным военно-полевой суд?

Смирнов: Да, да.

Бюлер: Я думаю, вы спросили меня о вещах которые не имеют никакого отношения к моей области деятельности. Я не знаю о причинах которые привели для образования этих судов подобным образом. Поэтому я ничего не могу об этом сказать.

Смирнов: Может вы обратите внимание на подпись под этим приказом. Он подписан Франком и ведь именно вы уговаривали Франка подписать этот приказ.

Бюлер: Я думал, что уже поправил эту ошибку. Я не убеждал Франка подписать этот приказ. Скорее, я сказал ему о том, что приказ проработали в юридическом отделе. Как и раньше, я должен отрицать ответственность за данный приказ, потому что он не относится к моей сфере деятельности.

Смирнов: Так. Я перехожу к следующим вопросам. Не припоминаете ли вы первых результатов этого приказа? В частности не припоминаете ли вы доклада обергруппенфюрера Биркампа на совещании губернатора 27 октября 1943 года в Кракове?

Бюлер: Я не могу вспомнить об этом без записей.

Смирнов: Не помните? Я прошу показать. То место которое я хотел бы процитировать, члены суда могут найти на странице 36 нашего документа в последнем абзаце текста. Я цитирую это место:

«Полиция безопасности задержала много лиц которые с 10 октября совершили предусмотренные обязательным постановлением от того же числа преступные действия. Они приговорены к смертной казне и будут расстреляны для искупления их вины. Их имена будут написаны на плакатах, чтобы население их знало и будет сообщено, что они могли бы ждать помилования, если бы только можно было доказать что не будут совершены дальнейшие убийства немцев. За каждого убитого немца будет казнено 10 поляков»

Не свидетельствует ли это, что уже с первых дней введения в действие постановления Франка оно лишь маскировало массовые убийства заложников?

Бюлер: Нет.

Смирнов: Нет? О чём же это свидетельствует, если за каждого убитого немца казнится 10 не имеющих отношения к преступлению поляков? На основании этих с позволения сказать приговоров.

Бюлер: По моему мнению это свидетельствует о том, что были бы расстреляны 10 поляков которые совершили преступления наказуемые смертью, и которых приговорили к смерти.

Смирнов: За каждого убитого немца.

Бюлер: Возможно, что этих поляков называли заложники. Возможно.

Смирнов: Значит это постановление маскировало заложничество?

Бюлер: Нет, скорее было так, что сами расстрелы заложников уже не производились. Сами расстрелы заложников случаются, когда людей которые не преступники, которые не виновны, расстреливают из-за деяния совершенного кем-то другим.

Председатель: Вы не думаете, что сейчас удобно прерваться.