Председатель: С глубочайшим сожалением трибунал услышал о смерти председателя Верховного суда Соединённых Штатов Америки Харлана Ф. Стоуна73. Его утрату сильнее всего почувствуют в Америке, где он зарекомендовал себя великим слугой общества. Но вполне уместно, чтобы этот трибунал, в котором заседают представители Соединенных Штатов, выразил свое сочувствие американскому народу в его огромной утрате.

После работы деканом школы права Колумбийского университета, в 1923 он был назначен генеральным прокурором Соединённых Штатов и два года спустя он стал судьей Верховного суда. В 1941 он стал председателем суда и исполнял обязанности на этой высокой должности с большим старанием и в соответствии с высочайшими традициями.

Трибунал желает, чтобы я выразил свою симпатию в признании огромной утраты которую понёс американский народ.

Господин судья Джексон, главный обвинитель от Соединённых Штатов, член Верховного суда во главе которого стоял председатель, и вероятно он хотел бы добавить несколько слов.

Джексон: С позволения трибунала: не только потому, что он был главой судебной системы Соединённых Штатов, новости об уходе председателя Стоуна вызывают горечь в каждом американском сердце в Нюрнберге, но и потому, что он был личным другом многих из нас. Он имел редкое качество личной дружбы. Не было такого доброго, думающего молодого человека который бы время от времени не приезжал в Вашингтон, и не находил в нём вожака, философа и друга.

Теперь я знаю, что не только я ощущаю утрату личного друга, но и американские представители, господин Биддл и судья Паркер, чувствуют тоже самое, и многие молодые люди в моём штате имели близкий контакт с председателем которого вы бы не могли ожидать если вы не знали Харлана Стоуна.

Генеральным прокурором он принял департамент юстиции в его сложнейший период и привнес в него свою честность, вклад который остаётся и был традиционным для департамента, как нам хорошо известно.

Будучи судьей он смотрел вперёд с широким кругозором, всегда с терпением выслушивал аргументы обеих сторон и приходил к своему решению с полной бескорыстностью и беспристрастностью которые характеризуют его судейство. Он был председателем с огромной честностью и добротой к своим судьям и тем кто приходил в суд.

Ушёл человек который был образцом тех важных качеств в общественной жизни к которым мы должны стремиться в Новой Англии.

Утешение его друзьям в этом: он умер именно так как бы он выбрал умереть, полностью владея свои способностями и при исполнении своих обязанностей.

Я выражаю большую благодарность за то, что данный трибунал посчитал уместным отметить его уход и позволил нам внести в стенограмму от имени американского права наше почтение его талантам и характеру.

Председатель: Полковник Смирнов.

Смирнов: Господин председатель, прежде чем приступить к дальнейшему допросу свидетеля, я должен сделать следующее заявление.

При допросе свидетеля защитником подсудимого Франка Зейдлем, он назвал фальшивкой документ являющийся официальным приложением к докладу правительства Польской республики, это сведения о потерях понесённых Польской республикой в области культурных ценностей. Советское обвинение не считает возможным полемизировать по этому поводу, но оно просит трибунал обратить внимание на то, что это официальное приложение к докладу правительства Польской республики и считает заявление свидетеля клеветническим.

Разрешите приступить к допросу, господин председатель.

Разрешите продолжать допрос, господин председатель?

Председатель:

[Свидетелю]

Вы, что-то тогда сказали?

Бюлер: Я собирался сказать, что это был документ который содержал список культурных ценностей.

Председатель: Полковник Смирнов, это этот документ, документ который содержит список культурных ценностей?

Бюлер: Нет, я не имею этого в виду.

Смирнов: Нет, господин председатель, это перечень потерь, понесённых в культурных ценностях, это список библиотек и потерь понесённых в этих библиотеках при немецком господстве в Польше.

Председатель: Это СССР-93, не так ли, документ на который вы ссылаетесь?

Смирнов: Так точно, это приложение к документу под номером СССР-93, к официальному докладу польского правительства.

Председатель: Да, он касается неких директив. Об этом давали показания этим утром.

Смирнов: Это перечень потерь, господин председатель. Это официальное приложение к докладу польского правительства, здесь нет директив, но есть сведения о суммах потерь которые понесены были библиотеками в Польше.

Председатель:

[Свидетелю]

Вы, что-нибудь хотите сказать об этом?

Бюлер: Да. Я не думаю, что описание которое дали относится к документу о котором я думал. Документ который я оспариваю содержит директивы о немецкой культурной политике в Генерал-губернаторстве. Это не касается культурных ценностей или характеристик библиотечного имущества.

Председатель: Да. Я записал, что вы сказали этим утром, что директивы о которых вы думали ссылались на документ которого не было, или во всяком случае вы не слышали о них, и вы думали, что они могли быть подделкой.

Бюлер: Я оспаривал документ.

Председатель: Трибунал рассмотрит документ.

Смирнов: Разрешите приступить к последующему допросу, господин председатель.

Вы утверждаете, что лично вы, и администрация Генерал-губернаторства не имела тесной связи с полицейскими действиями, я правильно вас понял?

Бюлер: Могу я пожалуйста снова услышать вопрос?

Смирнов: Вы утверждали, что лично вы, и администрация Генерал-губернаторства не были тесно связаны с полицейскими действиями, я правильно вас понял?

Бюлер: Мы имели ежедневный контакт с полицией, но у нас были разногласия. Более того, полиция не находилась в моей компетенции, начальник полиции не подчинялся моим приказам.

Смирнов: Значит полиция не относилась к вашим обязанностям, это правильно?

Бюлер: Нет, это не являлось одной из моих обязанностей.

Смирнов: Чем же объяснить, что никто иной, а именно вы, вели успешные переговоры с полицией об использовании движимого имущества евреев умерщвлённых в концлагерях? Вы помните эти переговоры?

Бюлер: Я не совсем вас понял.

Смирнов: Я спрашиваю: если вы не имели отношения к полиции то чем объяснить, что именно вы вели успешные переговоры с полицией об использовании движимого имущества евреев умерщвленных в концлагерях? Вы помните эти переговоры с полицией?

Бюлер: Я не помню никаких таких переговоров, и я не мог бы вести их. Во всяком случае администрация являлась ведомством которое по приказу четырёхлетнего плана, должна была оказывать влияние на конфискацию еврейского имущества.

Смирнов: Господин председатель, я прошу разрешения предъявить документ переданный нам американским обвинением, это документ PS-2819, документ этот представляет отношение управления Генерал-губернаторства, хозяйственного отдела губернатора, он адресован губернаторам Варшавы, Радома, Люблина, Галиции. Я прошу предъявить подсудимому этот документ.

Я оглашаю текст документа, заголовка, содержание:

«Содержание: передача движимого еврейского имущества эсэсовцами управлению.

Сообщаю для вашего сведения, что 21 февраля 1944 года, в присутствии статс-секретаря, доктора Бюлера и высших представителей СС и полицайфюрера, обергруппенфюрера Коппе и других представителей отделов, достигнуто соглашение о том, что движимое имущество евреев находящееся и пребывающее на складах поступает в распоряжение управления, достигнутое решение о передаче находящегося в разных складах имущества провести в кратчайший срок. Конфискованное и взятое на хранение движимое имущество начальником sicherheit74 полиции и СД должно быть направлено мне. Прошу войти в связь с местным СС и полицайфюрером и дать точные сведения».

Я прерываю на этом цитату. Станете ли вы и после этого утверждать, что не имели отношения к полиции?

Бюлер: Я ежедневно находился на связи с полицией в своей работе, я не хочу это сейчас отрицать, но я не имел никаких прав отдавать полиции приказы.

Смирнов: Во всяком случае имущество умерщвленных в концлагерях евреев в Польше на основании ваших переговоров с полицией поступало на склады Генерал-губернаторства?

Бюлер: Это неправильно. Поступавшее имущество было не от евреев которых убили, а просто из имущества которое поступило от евреев и которое вывезла полиция после преобразования через административное ведомство обычным образом.

Смирнов: А у sicherheit полиции и СД разве могло находится имущество не умерщвленных евреев?

Бюлер: Почему нет? С самого начала полиция занималась еврейскими проблемами и поэтому таже овладевала их имуществом подобным образом.

Смирнов: Разве на складах в Освенциме на улице Шопена находилось имущество не умерщвленных евреев, евреев оставшихся в живых?

Бюлер: Склады которые здесь упоминали не следует интерпретировать как сам концентрационный лагерь, а как склады где хранились товары.

Смирнов: Какие же были другие склады движимого имущества евреев кроме складов в концлагерях?

Бюлер: Я не знаю как это выглядело в концентрационных лагерях, так как я никогда не ступал и не видел ни одного, но то, что полиция овладевала движимым еврейским имуществом это именно то о чём мне конечно рассказывал директор моего управления доверительного управления.

Смирнов: Я вас спрашиваю, в 1944 году, когда работали комбинаты смерти в Освенциме и Майданеке, какие другие склады движимого имущества были, кроме складов движимого имущества евреев умерщвленных в концлагерях, какие вы другие знаете склады? Где они помещались?

Бюлер: Евреев лишали имущества на месте. Я никогда не считал, что еврейское имущество должно находится в концентрационных лагерях. Мне не ясно, куда полиция забирала движимое имущество, но должны были существовать склады.

Смирнов: Я прошу вас обратить внимание на дату, это 21 февраля 1944 года, разве в это время в Польше оставались ещё живые евреи, или еврейские гетто были уже пусты?

Бюлер: Еврейские гетто были пусты, но ещё было сколько-то евреев, я знаю об этом, потому что их использовали тем или иным образом в промышленности вооружений. Еврейское имущество не могли вывозить из страны, это должно было быть где-то в Генерал-губернаторстве, весьма вероятно рядом с гетто или где всякий раз, когда проводилась эвакуация евреев. И эта телеграмма, я повторяю, не касается складов которые были в концентрационных лагерях, они были повсюду. Каждый город имел на хранении имущество которое возникло в результате переселения евреев.

Смирнов: Еврейские гетто были уже пусты, куда же делись евреи из Польши?

Бюлер: Когда пустели еврейские гетто, я полагал, что их переселяли в северо-восточную Европу. Начальник главного управления безопасности Рейха чётко сказал мне на совещании в феврале 1942 о том, что в этом заключалось его намерение.

Смирнов: 21 февраля 1944 фронт проходил по Генерал-губернаторству, куда же тогда было переселять евреев на северо-восток Европы?

Бюлер: Согласно совещанию это должны были предпринять в 1942.

Смирнов: Документ датирован 21 февраля 1944 года, обратите внимание на дату.

Бюлер: Да.

Смирнов: Так. Я перехожу к следующему вопросу, скажите не свидетельствует ли о теснейшей связи немецкой администрации в Генерал-губернаторстве с тайной полицией, факт участия руководителей полиции на каждом заседании у генерал-губернатора? И не устраивалось ли специальных заседаний у генерал-губернатора исключительно по полицейским вопросам.

Бюлер: В начале я уже упоминал, что взгляд генерал-губернатора заключался в том, что он должен был иметь компетенцию над полицией. По этой причине генерал-губернатор постоянно звал полицию на дискуссии за столом для совещаний. Но это не мешало полиции идти своим путём и использовать собственные методы.

Смирнов: Ясно. Но у генерал-губернатора устраивались заседания исключительно по полицейским вопросам, только по полицейским?

Бюлер: Да, время от времени.

Смирнов: Так. Скажите пожалуйста, когда Крюгер был смещен с должности начальника полиции, кто был назначен вместо Крюгера?

Бюлер: Насколько я могу вспомнить Крюгера убрали с должности в Кракове в ноябре 1943 и заменили обергруппенфюрером Коппе.

Смирнов: Каковы были ваши личные отношения с Коппе?

Бюлер: Отношения с полицией при Крюгере всегда были враждебными, и всякий раз, когда административное ведомство имело какое-нибудь пожелание которое включало компетенцию полиции, в таких пожеланиях Крюгер всегда отказывал, таким образом, после того как Крюгер покинул Краков, я попытался установить товарищеские отношения с новым высшим руководителем СС и полиции, чтобы таким образом я бы мог влиять на работу полиции и методы которые она использовала.

Смирнов: Может вы ответите коротко: какие были ваши личные отношения хорошие или худые, отношения с Коппе?

Бюлер: Отношения были товарищеские.

Смирнов: Я прошу предъявить подсудимому документ от 12 февраля. Место которое я хотел бы привести подсудимому, господин председатель, находится на странице 38 во втором абзаце перевода нашего документа. Покажите. Я оглашаю это место, это заявление Франка Гиммлеру при совещании с Гиммлером 12 февраля 1944 года в Познани. Начинаю цитату:

«Непосредственно после приветствия имперский руководитель СС Гиммлер начал разговор с обергруппенфюрером СС Коппе. С самого начала имперский руководитель спросил меня как я сотрудничаю с новым статс-секретарём по делам безопасности обергруппенфюрером СС Коппе, я сказал, что к моему глубокому удовлетворению, что между мной и Коппе, а также между ним и статс-секретарем, доктором Бюлером существует самое товарищеское сотрудничество».

«Самое товарищеское сотрудничество», это заявление Франка соответствует действительности?

Бюлер: Тогда Коппе находился в Генерал-губернаторстве всего несколько недель. Это заявление подтверждает то, что я здесь сказал в начале, а именно, что после замены Крюгера на Коппе я старался путём товарищеских отношений с Коппе получить влияние на полицейские полномочия в Генерал-губернаторстве. Таким образом, тогда не было трений.

Смирнов: Ясно. И между Коппе и Бюлером, то есть вами существовало самое товарищеское сотрудничество, это так?

Бюлер: Повторяю, мои отношения с Коппе были товарищескими. Помимо этого, проблема которую нам нужно было решить привела меня к ежедневному контакту с Коппе. Например, был этот вопрос еврейского имущества. Невозможно было обсуждать такой вопрос с Крюгером, так как он имел взгляд, что всё еврейское имущество принадлежит СС.

Смирнов: Однако с приходом Коппе на должность начальника полиции, изменилось ли, что-нибудь в отношении к польскому населению, смягчились ли полицейские меры?

Бюлер: Мне кажется они были мягче.

Смирнов: Я прошу вас проследить за одним правительственным заседанием в Кракове. За заседанием 16 декабря 1943 года, я прошу предъявить обвиняемому документ.

Предъявите 154 страницу.

Скажите, кстати, это ваша подпись в числе присутствующих, в списке?

Страница 154, список.

Бюлер: Заседание правительства, 16 декабря 1943? Так точно, я это подписал, правильно.

Смирнов: Скажите, вы помните кто такой был Оленбуш?

Бюлер: Оленбуш был председателем отдела пропаганды.

Смирнов: То есть он имел какое-нибудь отношение к полиции или имел отношение к администрации?

Бюлер: Оленбуш принимал участие в заседаниях правительства, на которых как правило присутствовала полиция.

Смирнов: Да. Но он сам по должности какое-нибудь отношение к полиции имел или нет?

Бюлер: Как государственный чиновник и глава отдела правительства он конечно имел связи с полицией, официальные связи.

Смирнов: Но он был чиновником гражданской администрации, вашей системы?

Бюлер: Да, конечно. Что касалось его официальной должности, он подчинялся мне.

Смирнов: Я оглашаю вам небольшое извлечение, на странице 176. Члены суда могут найти это место на странице 33 нашего документа, третий абзац, это выступление Оленбуша. Я начинаю цитату:

«Нужно обсудить, явиться ли целесообразным проводить казнь по возможности там, где было совершено покушение на какого-либо немца. Нужно также обсудить не является ли возможным организация особых мест для казни, так как установлено, что польское население стекается к доступным места казни и набирает в сосуды пропитанную кровью землю и несёт её в церкви»

Не считаете ли вы этот вопрос чисто полицейским вопросом?

Бюлер: В моём переводе на сказано вёдра крови. Сказано сосуды. Не думаю, что можно носить кровь в вёдрах.

Смирнов: Сосуды. Именно я это и говорю. Нет, нет. Здесь идёт речь именно о сосудах в которые набирали землю пропитанную кровью. Не считаете ли вы вопрос об организации тайных мест казни чисто полицейским вопросом?

Бюлер: У меня такое же мнение. По этой причине это дело никоим образом не одобряли. Но возможно, я могу добавить, что в это же время в немецких пешеходов в Кракове и Варшаве стреляли ежедневно, без всякого повода, и что это дело было из-за волнения ввиду…

Смирнов: Я спрашиваю вас о другом, свидетель. Я спрашиваю вас: не считаете ли вы, что этот вопрос был обсуждён по инициативе Оленбуша, доказательством того, что даже второстепенные чиновники гражданской администрации вмешивались в полицейские дела и имели к ним прямое касательство?

Бюлер: Нет, я бы так не сказал. Это не предлагали как полицейскую меру. Это вытекало из угрозы при которой жили все немцы на том этапе оккупации.

Смирнов: Этот вопрос о тайных местах казни был возбуждён по инициативе Оленбуша, надеюсь вы это не станете отрицать?

Бюлер: Что вы подразумеваете этим вопросом?

Смирнов: Был возбуждён, был обсуждён по инициативе Оленбуша, этого вы отрицать не будете?

Бюлер: Я не знаю обсуждалось ли это вообще. По моему мнению это не была…

Смирнов: Перед вами стенограмма. Перед вами стенограмма этого заседания и вы там присутствовали?

Бюлер: Да, заявления сделал Оленбуш, если я не ошибаюсь. Так точно, указано «председатель Оленбуш».

Смирнов: Я перехожу к следующему вопросу. Не докладывал ли на этом же заседании обергруппенфюрер СС Коппе следующее. Я привожу короткую цитату, которую члены суда могут найти на странице 34 во втором абзаце. Это страница 180 текста имеющегося у вас. Я начинаю цитату:

«За диверсию на железной дороге было расстреляно 150, и за обоих германских чиновников 50 польских террористов непосредственно на месте преступления или вблизи его, однако надо принимать во внимание, что при расстреле 200 человек, затрагиваются не менее чем 3000 человек, близкие родственники».

Не считаете ли вы это доказательством того, что с приходом Коппе применялись те же самые зверские меры подавления населения Польши, что и раньше?

Бюлер: Постольку поскольку это упоминает расстрел 150 и 50 человек, это очевидно касается расстрела заложников, который никогда не имел одобрения генерал-губернатора или моего одобрения. Если я при этом заявляю, что в целом режим Коппе казался мягче, тогда я должен настаивать на своём заявлении.

Смирнов: Значит заложничество не получало одобрения ни вашего, ни генерал-губернатора? Так?

Бюлер: Это не имело моего одобрения, и я не думаю, что это имело одобрение генерал-губернатора.

Смирнов: Я прошу вас перейти на страницу 185, имеющегося у вас документа. Я начинаю цитату:

«Генерал-губернатор выражает обергруппенфюреру СС Коппе благодарность и признательность за его плодотворную работу и с удовлетворением отмечает, что во главе полиции в Генерал-губернаторстве стоит крупнейший специалист. Он обещает обергруппенфюреру СС Коппе сотрудничество всех ведомств Генерал-губернаторства, желает ему успехов в его работе».

Как понимать это заявление? После вашего предыдущего ответа, как понимать это заявление?

Бюлер: Заявление генерал-губернатора не относится к этим 50-150 людям. Оно относится к его работе в целом, которую проводил Коппе в Генерал-губернаторстве. И один из принципов заключался в том, чему я помог – в том, чтобы расстрелы заложников прекратили. Вполне возможно, что в данном случае этот принцип ещё не применялся.

Смирнов: Минуточку. Я прошу вас остановиться на минутку. Ведь только перед этим вы прочли доклад Коппе где как раз говорилось о расстреле заложников. На странице 180. И после этого генерал-губернатор выразил ему одобрение. Значит генерал-губернатор одобрял именно эту деятельность Коппе?

Бюлер: Что же, это было не только заявление Коппе. Заявление генерал-губернатора было в связи со всеми заявлениями Коппе, а не об отдельных фрагментах.

Смирнов: Хорошо, но тогда в том числе и к этому докладу?

Бюлер: Но, я знаю о том, что генерал-губернатор, вместе со мной, оказывал влияние на Коппе для того, чтобы прекратить расстрел заложников.

Смирнов: Я прошу вас сообщить, кто персонально, ещё в бытность Крюгера начальником полиции, отдал распоряжение расстреливать по одному жителю мужского пола, по одному мужчине из каждого дома, на котором будет висеть плакат извещавший о польском национальном празднике?

Бюлер: Мне об этом неизвестно.

Смирнов: Неизвестно. Я прошу предъявить соответствующий том. Я начинаю цитату. Это цитата имеется в книге документов суда, в нашем документе на первой странице, седьмой абзац:

«Господин генерал-губернатор принял начальника дистрикта доктора Вехтера75, который сообщил о расклеивании плакатов с целью подстрекательства 11.11, день польской независимости в некоторых местностях. Господин генерал-губернатор распорядился о том, чтобы из каждого дома на котором остаётся висеть такой плакат расстреливали одного жителя мужского пола. Это распоряжение должно проводиться начальником полиции, доктор Вехтер предусмотрительно задержал в Кракове 150 заложников».

Вы помните это? Кто ввёл таким образом эту преступную практику заложничества?

Бюлер: Вы пытаетесь сказать, что я присутствовал на этом совещании?

Смирнов: Я хочу вас спросить о другом, ваша резиденция…?

Бюлер: Пожалуйста ответьте на мой вопрос? Я там был или не был?

Смирнов: Нет я не должен отвечать на ваш вопрос, свидетель. Это вы должны отвечать на мои вопросы. Я вас допрашиваю, а не вы меня. Я прошу вас ответить на следующий вопрос. Ваша резиденция помещалась в Кракове. По приказу Франка доктор Вехтер, краковский губернатор предусмотрительно задержал 120 заложников. Не хотите ли вы сказать, что вы и об этом ничего не знали?

Бюлер: Я ничего не знаю об этой мере, мне также неизвестно о том, что заложников расстреляли.

Смирнов: Я прошу вас, ответить на следующий вопрос. Правильно ли я вас понял, когда вы сегодня говорили о том, что в Польше не было голода?

Бюлер: Да, в Польше не было голода.

Смирнов: Я прошу предъявить вам выступление доктора Бюлера, статс-секретаря, очевидно вас, на рабочем заседании 31 мая 1943 года в Кракове. Покажите, что это именно Бюлер выступает. Я начинаю эту цитату:

«Правительству генерал-губернатора уже давно ясно, что нормы продовольственных продуктов установленные для лиц негерманской национальности ни при каких обстоятельствах не могут быть в дальнейшем сохранены без того, чтобы не допустить самодеятельности населения или толкнуть его на восстание. Трудности в деле продовольственного снабжения, которые конечно плохо влияют на настроение населения, огромный рост цен, частично вызываемый необдуманной политикой заработной платы ведут к тому, что часть польского населения привидена в отчаяние».

Это вы говорили?

Бюлер: Я смог понять первую часть, но не понял последнюю фразу.

Смирнов: Я прошу вас идти по тексту. Это в тексте. И первая и последняя часть. «Часть польского населения привидена в отчаяние». Проследите за текстом.

Бюлер: Где это сказано, пожалуйста? Вы мне покажите?

Бюлер: Я сделал эти заявления и…

Смирнов: Тогда у меня имеется следующий вопрос к вам. Не считаете ли вы, что это ваше заявление сделанное в 1943 году, свидетельствует о том, что сегодня вы дали ложные показания на суде?

Бюлер: Нет, нет. Смысл моего заявления заключался в том, что население возьмет дела в свои руки. Когда, например, рабочий уходил со своего рабочего места на 3 дня в поисках еды, это рассматривалось мной как отчаянный шаг со стороны рабочего.

Однако, этим утром я сказал о том, что населению было очень сложно получать необходимое продовольствие, но что это не было невозможно, поэтому я вообще не замечал голода в Генерал-губернаторстве.

И пожалуйста, могу я попросить вас учитывать, что 80 процентов населения Генерал-губернаторства были сельскими людьми, поэтому не могло быть масштабного голода если не была полностью опустошена сельская местность, и такого не было.

Смирнов: Вы говорили, что в результате норм продовольствия установленного в Генерал-губернаторстве может произойти восстание, и говорили, что население привидено в отчаяние голодом. Не является ли это доказательством того, что в стране свирепствовал голод?

Бюлер: Под «восстанием» и имел в виду «беспокойство», а не вооружённое восстание. Совершенно ясно, что мораль и готовность работать страдали по причине недостаточных пайков. Этим утром я заявил о том как получилось, что нельзя было адекватно снабжать население. Однако, с другой стороны, был настолько распространён свободный рынок и чёрный рынок, что даже рабочий, если у него было достаточно времени, мог найти еду, и если у него не было времени, он находил его. Вот, что я имел в виду говоря, что рабочие брали дело в свои руки.

Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос: не были ли полякам оставлены лишь такие возможности образования которые по замыслу Франка и Геббельса76 лишь подчеркивали бы безнадёжность судьбы их народа?

Бюлер: Усилия понизить уровень образования польского населения были заметными. Эти тенденции исходили от Гиммлера в Берлине.

Смирнов: Я прошу вас ответить, как было поступлено с польскими университетами?

Бюлер: Их закрыли и снова не открыли. Однако, технические курсы были организованы в Варшаве и Лемберге, на которых люди получали университетское образование, но, если быть точным, эти курсы пришлось закрыть по требованию Рейха.

Смирнов: Может быть вспомните, приказом за чьей подписью были закрыты университеты? Может вы узнаете эту подпись. Я прошу предъявить «Право Генерал-губернаторства». Это официальное издание.

Бюлер: Распоряжение о назначении доверительных управляющих университетами было подписано генерал-губернатором в ноябре 1940.

Смирнов: Я прошу вас сообщить, не было ли в Польше оставлено только ремесленных школ?

Бюлер: Остались открытыми не только технические училища, например были торговые училища, и посещение было очень большим. Кроме этого, были ремесленные училища и начальные школы, которые создавали в большом масштабе.

Смирнов: Иначе говоря были оставлены только школы которые готовили ремесленников или мелких торговых служащих, продавцов?

Бюлер: Посещали ли их только мелкие или более крупные продавцы я не знаю. Во всяком случае были разрешены торговые училища.

Смирнов: Я прошу вас сообщить, по чьей инициативе был разрушен королевский дворец в Варшаве?

Бюлер: Точно не знаю. Однажды я слышал о том, что это было желание фюрера, чтобы замок Варшавы, который был сильно повреждён, был снесён до основания.

Смирнов: И по чьему персональному приказу был разрушен этот замок, королевский дворец в Варшаве?

Бюлер: Я не знаю был ли он взорван, этого я не знаю.

Смирнов: Да, но он был разрушен, по чьему распоряжению он был разрушен?

Бюлер: Я не знаю.

Смирнов: Неизвестно? Предъявите том.

Бюлер: Нет.

Смирнов: То место которое я хотел бы огласить находится на странице первой имеющейся у суда перевода нашего документа. Это очень короткая цитата, я оглашаю её:

«Фюрер обсуждал с генерал-губернатором общее положение, одобрил деятельность генерал-губернатора в Польше, особенно разрушение дворца в Варшаве и не восстановление этого города».

Не по приказу ли Франка, таким образом, был разрушен дворец в Варшаве?

Бюлер: Мне неизвестно о том, что замок был разрушен. Насколько мне известно одно время был проект взорвать здание, но от плана отказались.

Смирнов: Я прошу вас ответить, не в вашем ли присутствии Франк 21 апреля 1940 года отдал распоряжение применять полицейские меры при так называемой вербовке рабочих?

Бюлер: Мне нужно посмотреть на запись. Я не могу вспомнить навскидку.

Смирнов: Пожалуйста покажите этот протокол.

То место, которое я хотел бы процитировать члены суда найдут на странице 46 документов последнего абзаца.

«Совещание со статс-секретарём, доктором Бюлером, обергруппенфюрером СС Крюгером, и доктором Фрауэндорфером77 в присутствии господина рейхсминистра, доктора Зейсс-Инкварта.

Тема совещания: высылка рабочих, главным образом сельскохозяйственных рабочих в империю.

Господин генерал-губернатор констатирует, что после того как все средства в виде воззваний и т.д. не имели успеха, следует прийти к выводу, что поляки уклоняются от этой трудовой повинности злоумышленно, из-за нежелания предоставить себя в распоряжение Германии, чтобы этим косвенно нанести ей вред. Он поэтому обращается с вопросом к доктору Фрауэндорферу, существуют ли ещё какие-нибудь меры которые ещё не были применены для того, чтобы побудить поляков к добровольности. Начальник главного имперского управления доктор Фрауэндорфер отвечает на это отрицательно, в заключение господин генерал-губернатор констатирует, что отныне путь открыт. Там где отдел труда не мог ничего достигнуть должна вступить в действие полиция».

Не было ли это приказом о принудительных мерах при вербовке?

Бюлер: Я не буду возражать заявлению, так как я посмотрел протокол. Это одно из высказываний генерал-губернатора, которые, как мне кажется, не были сделаны добровольно, но которые никак не меняют курс который я проводил в данном вопросе.

Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос, не присутствовали ли вы 18 августа 1942 года при беседе Франка с Заукелем, и не в вашем ли присутствии, Франк известил Заукеля, как он сказал, с радостью известил его, о посылке новых контингентов рабочих в Рейх, так как он для этой цели использует полицию.

Бюлер: Совместно со своими начальниками отделов которые занимались вербовкой рабочих у меня было совещание с рейхскомиссаром Заукелем до того как состоялся визит к генерал-губернатору. Сейчас я не могу вспомнить присутствовал ли я, когда рейхскомиссар Заукель посещал генерал-губернатора. Я прошу посмотреть протокол.

Смирнов: Я прошу предъявить подсудимому это место, то есть, я прошу извинить меня, свидетелю я прошу предъявить это место.

Смирнов: Я оглашаю две коротких цитаты, на странице 918 и странице 920:

«Доктор Франк: Очень рад, что могу официально сообщить вам, что по сей день, мы отправили в Германию свыше 800 000 рабочих, недавно вы ходатайствовали о посылке ещё 140 000 рабочих. Счастлив официально сообщить вам, что в соответствии с нашим вчерашним соглашением, 60 процентов этих новых поляков, мы дадим до конца октября, а остальные 40 процентов до конца года».

Потом прошу вас перейти на страницу 920, оттуда я цитирую только одну фразу:

«Кроме этих 140 000 вы, однако, в следующем году можете рассчитывать на новые партии рабочих из Генерал-губернаторства, ибо для вербовки мы используем полицию».

Не свидетельствовало ли это о применении драконовских, полицейских мер, для так называемой вербовки рабочих?

Бюлер: Я не вспоминаю, чтобы присутствовал по этому поводу, поэтому я никак не могу подтвердить говорилось ли так об этом.

Смирнов: Господин председатель, я не имею больше вопросов к свидетелю.

Председатель:

[Доктору Зейдлю]

Вы хотите допросить повторно?

Зейдль: У меня немного вопросов к свидетелю.

Прежде всего, я хочу разъяснить недопонимание, которое как кажется возникло. Вопрос который я задал свидетелю в связи с документом номер СССР-93 относился только к приложению 1, которое имеет заголовок «Культурная жизнь в Польше». Это приложение касается директив относительно культурной политики которые администрация Генерал-губернаторства предположительно издала, и я понял так, что свидетель сказал только о том, что он хотел ответить на конкретный вопрос, не ссылаясь на другие приложения, такие как например, те, что касаются конфискованных культурных ценностей.

Наверное было бы лучше не использовать слово «подделка». Во всяком случае, он хотел сказать, что он не знал о спорных директивах.

[Обращаясь к свидетелю]

Свидетель, правильно, что довольно большое количество польских рабочих которых доставили в Рейх были добровольцами?

Бюлер: Могу я прежде всего, сказать, что я никоим образом не хотел обвинять обвинение в подделке. Я просто хотел сказать, что возможно оно использует поддельный документ. Я не хотел обвинять само обвинение в подделке.

Итак, относительно вопроса заданного защитником, я хочу сказать, что по моим наблюдениям довольно большое количество из всех рабочих из Генерал-губернаторства поехало в Рейх добровольно.

Зейдль: Чтобы содействовать вашей памяти, я собираюсь прочитать короткую цитату из дневника, которая касается вербовки рабочих.

4 марта 1940 генерал-губернатор выступил на встрече бургомистров дистрикта Люблина и заявил следующее о вербовке рабочих:

«Он отказал в издании нового распоряжения, как того требовал Берлин, содержавшего особые принудительные меры и угрозы наказания. Мер которые привлекают внимание заграницы следует избегать. Принудительная перевозка людей имеет в отношении себя всяческие возражения».

Такая концепция отражает подлинные взгляды генерал-губернатора?

Бюлер: Я не присутствовал во время этого совещания, поэтому я не слышал высказывание генерал-губернатора, но это согласуется с теми указаниями и принципами которые дал мне генерал-губернатор и которые я решительно соблюдал и исполнял.

Зейдль: Вы присутствовали во время совещания 14 января 1944 – вижу вы там были – это было совещание с государственным секретарём, доктором Бюлером, доктором Коппе и несколькими другими, я цитирую из этого:

«Генерал-губернатор решительно возражает использованию полиции при осуществлении таких мероприятий. Подобная задача это не вопрос полиции».

Правильно, что генерал-губернатор постоянно возражал использованию полиции в связи с вербовкой рабочих?

Бюлер: Это было не только по этому поводу. Рейхскомиссар Заукель часто нападал на него на общественных собраниях, когда он говорил о рейдах для вербовки рабочих, но я должен заявить, что заместитель Заукеля всегда заявлял о том, что это не он давал указания о таких рейдах.

Зейдль: Первая цитата которую представил вам обвинитель, была записью от 25 января 1943. Он спросил, считали ли вы себя военным преступником. Я предъявлю вам ещё один фрагмент из этого совещания, на котором вы лично присутствовали. Я цитирую со страницы 7 этой записи в дневнике. Генерал-губернатор заявил:

«Государственный секретарь Крюгер, вам известно, что приказы от рейхсфюрера СС можно выполнять только после того как вы поговорите со мной. В данном случае от этого воздержались. Я выражаю своё сожаление тому, что вы выполнили приказ рейхсфюрера не уведомив меня, в соответствии с приказами фюрера. Согласно этому приказу, указания рейхсфюрера СС можно выполнять в Генерал-губернаторстве только после того как я ранее дал своё одобрение. Надеюсь, это последний раз, когда этим пренебрегли, потому что я не хочу затруднять фюрера каждым подобным случаем».

Я пропускаю фразу и продолжаю цитировать:

«Невозможно, чтобы мы пренебрегали приказами фюрера, и не обсуждается, что в сфере полиции и безопасности прямые приказы рейхсфюрера следует исполнять через голову человека который назначен сюда фюрером, в противном случае я совершенно ненужен».

Я спрашиваю вас, верно, что такие споры были очень частыми между генерал-губернатором и высшим руководителем СС и полиции Крюгером, и что генерал-губернатор прекратил эти споры попросив содействия, для того, чтобы хотя бы какая то администрация могла работать на этой территории?

Бюлер: Да, это правильно, мы были сыты от таких ежедневных споров.

Зейдль: Обвинение также представило вам ещё один экземпляр, СССР-335, распоряжение о военно-полевых судах от октября 1943. Я спрашиваю вас, какой тогда была обстановка с безопасностью в Генерал-губернаторстве, было ли возможно в то время контролировать ситуацию обычным уголовным процессом?

Председатель: Доктор Зейдль, разве это уже полностью не рассмотрено в ходе основного допроса?

Зейдль: Я отказываюсь от повторного ответа на данный вопрос. Теперь самый последний вопрос, который относится к культурным ценностям.

Верно, что часть культурных ценностей которую нашли в районе Верхней Силезии забрали в последнюю официальную резиденцию генерал-губернатора в Нойхаузе для сохранения, и что генерал-губернатор дал вам указания подготовить список этих вещей и направить его рейхсминистру Ламмерсу?

Бюлер: Генерал-губернатор продиктовал доклад рейхсминистру Ламмерсу о переводе 20 самых видных предметов культуры из имущества польского государства. Я присутствовал, когда это диктовали и я вручил этот доклад лично государственному секретраю Критцингеру78 в Берлине. В нём говорилось о том, что эти культурные ценности, для того, чтобы спасти их от русских нужно вывезти из Сейшау, или как бы ни называлось это место, в Шлиерзее. Эти культурные ценности оставались без охраны в резиденции генерал-губернатора.

Зейдль: У меня больше нет вопрос к свидетелю.

Председатель: Я закончил допросы свидетелей, но так как документальные книги пока не сшиты, я хочу предложить, о том, чтобы позднее, наверное после дела Фрика, я мог бы представить эти книги.

Председатель: Доктор Зейдль, сколько книг вы представили?

Зейдль: Всего пять томов, но лично я их пока не получил.

Председатель: Трибунал одобрил документы в пяти томах?

Зейдль: Это почти полностью документы которые уже представило обвинение, и с обвинением достигнута договорённость о документах.

Председатель: Что же, тогда нам не нужно ждать документальные книги. Документальные книгу будут рассмотрены трибуналом, когда их предъявят и затем, если вы хотите сказать, что-то конкретное в пояснение к ним, вы сможете это сделать.

Зейдль: Очень хорошо.

Председатель: Несомненно, вы прокомментируете их в своей заключительной речи. Вы говорите, что они по большей части документы которые уже приобщили, и поэтому не нужно делать о них какие-то предварительные комментарии. Вы сможете рассмотреть их в своей заключительной речи.

Зейдль: Но я бы хотел процитировать несколько фрагментов в ходе предъявления доказательств, так как нужно установить связь, и это вообще будет невозможно во время моей заключительной речи, но я не думаю, что в результате будет потеряно очень много времени.

Председатель: Очень хорошо, доктор Зейдль, трибуналу не будет много пользы от вашего комментирования документов на последующей стадии, когда с вашими свидетелями закончат, и чьи-то ещё свидетели – каких-то других подсудимых – свидетели будут ссылаться, поэтому трибунал считает, что будет лучше и удобнее для трибунала если вы оставите свои комментарии для своей заключительной речи.

Что же, доктор Зейдль, как я понимаю, у вас есть две книги, которые перед нами. Три?

Зейдль: Всего пять книг. Ещё три пока не сшиты.

Председатель: Да, но вы говорите, что большая часть документов, это документы которые уже приобщили в качестве доказательств.

Зейдль: Дневник подсудимого, доктора Франка который содержит 42 тома, представлен, однако обвинение использовало только те части, которые показались ему благоприятными. Поэтому, я считаю, что следует в некоторой степени воссоздать связь в ходе представления доказательств. Также, в документальной книге есть другие документы, которые как мне кажется я должен прочитать, по крайней мере фрагменты, перед трибуналом, но я конечно же, ограничу себя абсолютно необходимыми отрывками, когда я прочту документы. Я хочу предложить трибуналу, чтобы вопрос решили также как с делом подсудимого фон Риббентропа, таким образом я представлю отдельные документы трибуналу как экземпляры. Есть несколько речей подсудимого Франка, есть распоряжения и нормы, есть два письменных показания, и я на самом деле думаю, что какое-нибудь мнение о них следует представить в ходе предъявления доказательств, и кроме того, отдельным документам следует присвоить номера экземпляров. До настоящего времени от имени подсудимого Франка был представлен один документ, и это письменные показания свидетеля, доктора Бюлера, но я намерен довести всю серию документов для формального уведомления трибунала и хочу отложить это лишь потому, что трибунал пока не получил сшитые документальные книги.

Председатель: Доктор Зейдль, когда будут готовы эти книги?

Зейдль: Мне сказали, что их закончат этим вечером.

Председатель: Сколько вы считаете, вы займете этими книгами?

Зейдль: Думаю двух часов будет достаточно.

Председатель: Что же, трибунал прервётся.

Председатель: Доктор Зейдль, трибунал хочет, чтобы вы рассмотрели свои документы сейчас, и постольку поскольку это документы которые уже приобщили в качестве доказательств, если только вы считаете, что желаете сослаться на другие фрагменты из них, он считает, что вам нужно только говорить нам, в чём заключаются документы, и приобщить их в качестве доказательства, если только для вас не очень важно ссылаться на конкретный документ. Насколько они являются новыми документами, вы без сомнения приобщите их в качестве доказательств и сделаете такие короткие комментарии какие считаете нужными. Но трибунал надеется, что вы сможете закончить этим вечером. С учётом других книг которые есть у вас, мы понимаем, что вы имеете все документы на немецком языке, и поэтому вы можете сейчас ссылаться для нас на эти документы.

Зейдль: Господин председатель, по желанию обвинения и также, как мне кажется, трибунала, я значительно сократил изначальный состав моей документальной книги. Первые пять документальных книг, как я их подготовил, содержали больше чем восемьсот страниц. Новая форма значительно короче, но я не получил немецкий текст в новом виде, поэтому я не могу прямо сейчас называть трибуналу номера страниц или согласовывать мои номера страниц с номерами страниц переводов. Если я могу выразить пожелание, это, чтобы мы могли сначала подождать пока будут доступны пять документальных книг в новом виде, потому что в противном случае весьма вероятно, что нумерация страниц не будет соответствовать нумерации отдельных документов как можно того желать.

Председатель: Трибунал считает, что будет лучше если вы сейчас рассмотрите первые три тома. У нас они есть.

Зейдль: Если трибунал имеет три первых тома, тогда я начну. Я начинаю с тома I. Первый документ на странице 1, указ фюрера и рейхсканцлера от 12 октября 1939, об управлении оккупированными польскими территориями. Данный указ подробно определяет полномочия генерал-губернатора. В параграфах 5 и 6, включены кое-какие ограничения полномочий генерал-губернатора, которые уже отмечали свидетели, доктор Ламмерс и доктор Бюлер. Этот документ содержит номер PS-2537 и это будет экземпляром Франк-2.

Я перехожу к странице 3 документальной книги. Этот документ - указ фюрера от 7 мая 1942 о создании государственного секретариата по безопасности в Генерал-губернаторстве. Я цитирую параграф 2:

«Государственный секретарь по безопасности одновременно служит заместителем рейхсфюрера СС в его качестве рейхскомиссара по сохранению немецкой нации».

На странице 14, я цитирую параграф IV:

«Рейхсфюрер СС и глава германской полиции уполномочен давать государственному секретарю по безопасности непосредственные указания в области безопасности и сохранения немецкой нации».

Этот документ будет экземпляром Франк-3.

Следом за указом фюрера от 7 мая 1942 идёт указ от 23 июня 1942 о передаче полномочий государственному секретарю по безопасности. Я не знаю, сшит ли уже этот том. Видимо этот указ, который добавили позже, ещё не перевели.

Председатель: Какая дата?

Зейдль: 23 июня 1942.

Председатель: У нас есть от 27 мая 1942.

Зейдль: Этот указ видимо ещё не перевели, потому что его добавили позднее, и я приобщу его в документальной книге позднее. Это будет документ Франк-4. В параграфе 1 этого указа, мы находим: «Компетенция административных и оперативных органов полиции указанная в приложениях А и B подлежит передаче государственному секретарю по безопасности». В приложении 1 указаны сферы полномочий полиции порядка в 15 пунктах – нет, я должен это поправить – 26 пунктов; в приложении B полномочия полиции порядка идут в 21 пункте.

Сейчас я перехожу к документальной книге I, страница 5. Это указ фюрера от 20 мая 1942 о назначении чиновников и прекращении статуса чиновников в области Генерал-губернаторства. Я цитирую из цифры 3, параграф 2:

«Область деятельности генерал-губернатора не включает в смысле данного указа сотрудников относящихся к области рейхсфюрера СС и главы германской полиции в рейхсминистерстве внутренних дел, или относящихся к пограничной таможенной службе» (Документ номер Франк-4(e).

Я перехожу к странице 6 документальной книги, указу фюрера и рейхсканцлера от 7 октября 1939 о сохранении немецкой нации, который уже экземпляр USA-305 (документ номер PS-686).

Следующий документ, письмо рейхсмаршала Геринга от июля 1941 начальнику полиции безопасности и СД.

Додд: Господин председатель, я предлагаю, чтобы был присвоен регистрационный номер, чтобы мы могли лучше понимать, и потом иметь какое-нибудь понимание об экземплярах. Последнему и этому не присвоили никакого регистрационного номера.

Председатель: Нет. Франк-5 был тем, что от 27 мая 1942.

Додд: Мы это не знали, мы не поняли номер от выступающего. Извиняюсь.

Председатель: Может быть это и не сказали, но я сам это записал. Доктор Зейдль, вы позаботитесь о том, чтобы каждый раз вы называли регистрационный номер который присвоили. Сейчас вы рассматриваете письмо от 31 июля 1941.

Зейдль: Да. Это письмо имеет номер USA, а именно, 509.

Председатель: Очень хорошо. Минуточку, вероятно я допустил ошибку. Да, господин Додд, думаю я допустил ошибку. Причина почему доктор Зейдль не привёл номер заключалась в том, что это уже приобщили в качестве доказательства как USA-305. Я допустил ошибку. Это не был Франк-5. У него есть только Франк-4. Следующий USA-509.

Зейдль: 509 (документ номер PS-710). Я перехожу к странице 10 документальной книги. Это приказ, даже директива, высшего командования вооружённых сил о плане Барбаросса, USA-135 (документ номер PS-447), и я цитирую параграф 2:

«Не имеется намерения объявлять Восточную Пруссию и Генерал-губернаторство оперативным районом армии. С другой стороны, на основе неопубликованных указов фюрера от 19 и 21 октября, главнокомандующий армией уполномочен вводить меры необходимые для выполнения своих военных задач и в целях безопасности своих войск».

Я перехожу к странице 11 документальной книги, директиве от 27 марта 1942 об исполнении указа фюрера об уполномоченном по распределению рабочей силы. Я цитирую параграф 4:

«Генеральный уполномоченный по распределению рабочей силы будет иметь в своём распоряжении для выполнения своих задач, полномочие делегированное мне фюрером издавать инструкции высшим властям Рейха, подчинённым им ведомствам, а также партийным организациям и её подразделениям и аффилированным организациям; рейхспротектору; генерал-губернатору; всем военным командирам и начальникам гражданских администраций».

Данный документ станет экземпляром номер Франк-5.

Следующий документ на странице 12 – указ фюрера от 21 марта 1942 о генеральном уполномоченном по распределению рабочей силы из которого можно видеть, что его полномочия издавать инструкции включали Генерал-губернаторство. Это будет экземпляром номер Франк-6.

Документ на странице 13 документальной книги также касается полномочия генерального уполномоченного по распределению рабочей силы издавать инструкции. Это уже экземпляр USA-206 (документ номер PS-3352).

Документ на странице 15, письмо профессора, доктора Кубийовича, председателя украинского контрольного комитета, подсудимому, доктору Франку. Это уже экземпляр номер USA-178 (документ номер PS-1526), и я прочту только первую фразу из этого документа, для того, чтобы показать, какие отношения существовали между подсудимым, доктором Франком и автором письма. Я цитирую:

«В соответствии с вашим пожеланием, направил вам это письмо, в котором я хочу заявить о злоупотреблениях и болезненных инцидентах которые создают особо трудное положение для украинского населения в Генерал-губернаторстве».

Затем я перехожу к странице 16 документальной книги. Это фрагмент из экземпляра USA-275 (документ номер PS-1061), а именно, доклад бригадефюрера СС Штропа о разрушении Варшавского гетто. Я цитирую второй абзац из раздела II из которого можно понять, что приказ пришёл напрямую от рейхсфюрера СС Гиммлера:

«Когда рейхсфюрер СС посетил Варшаву в январе 1943, он приказал руководителю СС и полиции дистрикта Варшава перевести в Люблин фабрики вооружений и другие предприятия военного значения, которые был построены в гетто, включая рабочих и машины».

Письменные показания, которые обвинение представило в перекрёстном допросе подсудимого Кальтенбруннера тогда должны следовать после страницы 16 документальной книги.

Покровский: Насколько я понимаю, здесь произошла какая-то ошибка, под тем номером который был назван доктором Зейдлем, в его книге документов имеется вовсе не документ относящийся к Варшавскому гетто, а документ руководителя полиции и СС галицийского округа по вопросу о решении еврейского вопроса в Галиции. Я просил бы уточнить это обстоятельство.

Зейдль: Документ на странице 16, доклад бригадефюрера СС Штропа, который уже представили как экземпляр USA-275. Доклад фюрера СС Кацмана79, который видимо имеет в виду русский обвинитель, касался решения еврейского вопроса в Галиции, на странице 17 документальной книги, то есть, на следующей странице. Видимо пропустили вставку страницы 16 в документальной книге которую готовили для русской делегации.

После этого доклада бригадефюрера Штропа, экземпляра USA-275, следует вставить страницу 16а, письменные показания бригадефюрера Штропа, которые были представлены в перекрёстном допросе подсудимого, доктора Кальтенбруннера как экземпляр номер USA-804. Эти письменные показания содержат документальный номер PS-3841. Я не смог включить эти письменные показания в документальную книгу, потому что обвинение представило их только после того я направил документальную книгу на перевод.

Как страницу 16b следует вставить ещё один документ который также представили во время перекрёстного допроса доктора Кальтенбруннера. Это письменные показания Карла Калеске80. Эти письменные показания содержат номер экземпляра USA-803, документ номер PS-3840. Это будет страница 16b документальной книги.

Теперь я перехожу к докладу, о котором подумало советское обвинение и который касается решения еврейского вопроса в Галиции. Это на странице 17 документальной книги. Это мероприятие имеет номер экземпляра USA-277 и номер документа L-18. Я цитирую страницы 4 и 5, слово в слово:

«После того как всё сильнее и сильнее стало ясно, что у евреев получается делать себя незаменимыми для своих работодателей предоставляя им дефицитные товары, и т.д., оказались необходимы драконовские меры».

Я перехожу к параграфу 2 и цитирую:

«Так как администрация не в состоянии и зарекомендовала себя слишком слабой, чтобы справиться с таким хаосом, руководитель СС и полиции занялся вопросом трудоустройства еврейской рабочей силы. Еврейские трудовые службы, которые укомплектованы сотнями евреев, распущены. Все трудовые книжки выданные фирмами или административными учреждениями были аннулированы, и книжки выданные евреям трудовыми службами снова стали действительными со штампами отделов полиции».

Я перехожу к странице 19 документальной книги. Это касается письма от 17 апреля 1943, рейхсминистра и начальника рейхсканцелярии рейхсфюреру СС и главе германской полиции. Это документ номер PS-2220 и экземпляр номер USA-175. Я цитирую:

«На нашем совещании 27 марта сего года мы согласовали, что необходимо подготовить письменный материал по обстановке в Генерал-губернаторстве на основе которого можно подготовить совместный доклад фюреру.

Материал составленный с этой целью обергруппенфюрером СС Крюгером уже направлен вам напрямую. На основании данного материала мне поручили подготовить доклад который суммирует большинство важных пунктов находящихся в нём, чётко их разделяет и делает вывод с объяснением мер которые необходимо принять.

Доклад проверен с обергруппенфюрером СС Крюгером и имеет его полное согласие. Настоящим представляю вам его часть» - подписано – «доктор Ламмерс».

Я перехожу к странице 20 документальной книги и я цитирую:

«Секретно. Об условиях в Генерал-губернаторстве…

Германская администрация в Генерал-губернаторстве должна выполнять следующие задачи:

1. С целью гарантирования поставок продовольствия для немецкого народа, увеличивать сельскохозяйственное производство и уборку настолько насколько возможно, предоставлять достаточные пайки местному населению занятому работой важной для военных усилий и поставлять излишек вооружённым силам и родине».

Я оставляю следующие пункты и перехожу к букве «B» где Крюгер или его помощник критикуют мероприятия генерал-губернатора. Я цитирую:

«Германской администрации в Генерал-губернаторстве не удалось выполнить задачи указанные в «А». При том, что сравнительно высокий процент, а именно, более 90 процентов из квоты поставок сельскохозяйственной продукции для вооружённых сил и родины успешно выполнен в 1942 году и если в целом удовлетворены потребности в рабочей силе, несмотря на это, с другой стороны, следует выяснить две вещи: Первое, подобных достижений не было достигнуто до 1942 года. Например, до этого, Вермахту было поставлено только 40000 тонн хлебной пшеницы.Во-вторых, и прежде всего, было упущение в создании таких предпосылок организационного, экономического и политического характера которые незаменимы если такое выполнение обязанностей не ведёт к провалу ситуации в целом, при котором во всех смыслах возникают хаотические условия. Такую неудачу германской администрации можно объяснить в первую очередь системой германской административной и правительственной деятельности в Генерал-губернаторстве воплощенной в самом генерал-губернаторе, и во-вторых, ошибочными принципами политики во всех решающих вопросах для политических условий в Генерал-губернаторстве.

I) Дух германской администрации в Генерал-губернаторстве.

С самого начала стремление генерал-губернатора заключалось в создании государственной администрации из Генерал-губернаторства, которая бы существовала полностью независимо от Рейха.

Затем я перехожу к странице 22 доклада, параграф 3 и я цитирую:

«3) Обращение с местным населением можно проводить в правильном направлении на основе ясного и правильного административного и экономического руководства. Только такой фундамент позволяет твёрдо руководить местным населением и при необходимости даже сурово, с одной стороны, и, с другой стороны, действовать в их отношении великодушно и вызывать определённое количество удовлетворения среди населения позволяя определённые свободы, в особенности в культурной области. При отсутствии такого фундамента суровость укрепляет движение сопротивления и удовлетворение людей наполовину только подрывает отношение к немцам. Вышеуказанные факты доказывают, что такой фундамент отсутствует. Вместо попытки создания такого фундамента, генерал-губернатор вводит политику поощрения культурной жизни польского населения, что само по себе уже выходит за рамки, но в существующих условиях и в связи с нашей военной обстановкой в течение прошлой зимы, можно интерпретировать только как слабость, и тому, что приведёт к цели противоположной планируемой.

4) Взаимоотношения между расовыми немцами и польско-украинским населением в Генерал-губернаторстве.

Многочисленны случаи в которых германская администрация допускает удаление в Генерал-губернаторстве на задний план потребностей расовых немцев в пользу интересов поляков и рутенцев, в своём стремлении склонить последних на свою сторону. Выражалось мнение о том, расовых немцев переселённых откуда-то ещё не следует сразу объявлять поселенцами, но на период войны использовать только как сельскохозяйственных работников. Юридическое основание для экспроприации польского имущества до сих пор не создано. Плохое обращение с расовыми немцами со стороны их польских работодателей до сих пор не прекратилось. Германских граждан и расовых немцев позволяют лечить в польских больницах польскими врачами, плохо и за большую цену. На германских курортах в Генерал-губернаторстве мешали укрытию детей немецкого гражданства с территорий которым угрожают бомбардировки и ветеранам Сталинграда, в то время как иностранцы проводят там отпуска и так далее.

Большие планы по переселению в дистрикте Люблин в интересах расовых немцев можно было бы реализовать с меньшим трением если бы рейхскомиссар по сохранению немецкой нации обнаружил администрацию готовую сотрудничать и содействовать подобающим образом».

Я перехожу к странице 24 и цитирую, в «С»:

«Административная система, воплощенная лично в генерал-губернаторе и материальная неудача всей германской администрации в самых разнообразных решающих областях не только поколебали доверие и волю к работе местного населения, но также привели к такому результату, что поляки, которые являются социально разобщёнными и постоянно разобщались в течение всей своей истории, объединились в единый национальный орган в результате своей враждебности к немцам. В мире притворства отсутствуют реальные основы, на которых только те достижения, которые Рейх требует от Генерал-губернаторства, и цели, которые он должен видеть реализованными в последнем, могут быть достигнуты и реализованы в долгосрочной перспективе.. Невыполнение задач которые даются администрации, как случилось, например, в области сохранения немецкой нации – привели к положению которое требует от других административных органов (рейхскомиссара по сохраненению немецкой нации…и полиции) принимать такие задачи».

Теперь я перехожу к странице 27 документальной книги. Это постоянно повторяемый доклад генерал-губернатора фюреру от 19 июня 1943. Документ номер PS-437, экземпляр USA-410. Из этого документа обвинение до сих процитировало только страницы 10 и 11. Это те самые пункты данного меморандума которые решительно критиковал генерал-губернатор.

Председатель: Сейчас вы говорите о докладе который начинается на странице 20?

Зейдль: Я говорю о докладе который начинается на странице 27. Я уже закончил с докладом на странице 20.

Председатель: Что же, какой номер вы присвоили тому, что на странице 20?

Зейдль: Доклад на странице 20 составная часть письма которое начинается на странице 19, которое уже имеет номер USA-175.

Председатель: О, да, вижу.

Зейдль: Теперь я перехожу к документу на странице 27. Это меморандум который уже упоминали разные свидетели и предъявленный обвинением как экземпляр номер USA-610 (документ номер PS-437). Из этого доклада обвинение прочитало только страницы 10 и 11, что страницы 36 и 37 из документальной книги, то есть, только те фрагменты доклада которые осуждались как эксцессы полиции, и на которые генерал-губернатор жаловался фюреру.

Я не намерен читать весь меморандум, а перейду к странице 27 доклада, что страница 53 документальной книги, и цитирую в разделе 2:

«Почти полное прекращение возможностей для участия в культурной области привело среди низших классов польского народа к значительному недовольству. Польские средние и высшие классы имеют большую потребность к самовыражению. Опыт показывает, что возможность культурной деятельности одновременно означает отдушину от насущных политических вопросов. Германская пропаганда часто вызывает возражения со стороны поляков, в том, что ограничение культурной деятельности введённое германскими властями не только препятствует контрасту с большевистским бескультурием, но также показывает, что польская культурная деятельность упала ниже уровня культуры позволенной советским гражданам…

3. Закрытие училищ, высших учебных заведений и средних школ имеет такой же характер. Хорошо понятная цель этого - снижение польского образовательного стандарта. Реализация данной цели, с точки зрения потребностей войны, не всегда приносит пользу немецким интересам. По мере продолжения войны, растут германские интересы в мобилизации пригодных зарубежных пополнений в разных областях знания. Однако более важно то, что вред школьной системе и сильные препятствия культурной деятельности способствуют росту польского национального органа, ведомого интеллигенцией, для заговора против Германии. То, что было невозможно в ходе польской национальной истории, чего не могли достичь даже первые годы немецкого владычества, а именно достижение национального единства в общей цели, чтобы стоять плечом к плечу, несмотря на все препятствия, теперь в результате немецких мер грозит стать медленно, но верно реальностью. Немецкое руководство не может допустить, чтобы этот процесс объединения отдельных классов польского населения прошел незамеченным перед лицом растущей силы сопротивления поляков. Германское руководство должно продвигать классовую рознь путём отдельных культурных уступок и должно настраивать один класс против другого.

4. Вербовка рабочей силы и применяемые методы, даже если они часто осуществлялись под неизбежным давлением обстоятельств, с помощью умной большевистской агитации вызвали сильное чувство ненависти среди всех классов. Таким образом полученные рабочие приходят на работу с твёрдой решимостью участвовать в активном сопротивлении, даже путём активного саботажа. Совершенствование методов найма вместе с продолжающимися усилиями по пресечению злоупотреблений, которые все еще практикуются в обращении с польскими рабочими в Рейхе, и, наконец, некоторые меры, какими бы скудными они ни были, для оставшихся семей, вызовут подъем морального духа и результатом было бы повышенное желание работать и увеличение производства в интересах Германии.

5. Когда в начале войны создавалась германская администрация, польский элемент был удалён со всех важных позиций. Доступный германский персонал всегда неадекватен ни по количеству ни по качеству. Кроме этого, в течение прошлого года, значительное количество немецкого личного состава пришлось передать для удовлетворения потребностей в пополнении для вооруженных сил. Значительно больше не немецкой рабочей силы потребовалось получать принудительно. Значительное изменение в обращение с поляками позволит администрации, с учётом необходимой предосторожности, заставить сотрудничать большее количество поляков. Без этого, администрация, в виду нынешнего количества личного состава – не говоря о будущих переводах – не может продолжать функционировать. Усиление участия поляков могло бы способствовать улучшению морального состояния.

Помимо положительных перемен изложенных в этих предложениях, следует изменить или даже полностью отказаться от ряда методов используемых до сих пор в обращении с поляками, по крайней мере на период борьбы в Европе.

1) В особых докладах я уже продемонстрировал, что конфискация и эвакуация сельскохозяйственной земли привели к большому и непоправимому урону морали вызванному подобными акциями. Захват большой части крупных польских поместий понятно ожесточил тех кого это затронуло, кто естественно представляет такую страту которая всегда антибольшевистская. Но ввиду их малой численности и полной изоляции от народных масс, их оппозиция почти не принимается во внимание, настолько же как и отношение масс населения которые в основном состоят из небольших фермеров. Эвакуация польских крестьян из оборонительной зоны, без сомнения необходимая по военно-политическим причинам, уже оказала неблагоприятный эффект на мнение и отношение многих фермеров. В любом случае, подобная эвакуация находилась в неких территориальных рамках. Она проводилась с аккуратной подготовкой со стороны правительственных ведомств для того, чтобы избежать ненужных затруднений. Эвакуация польских фермеров из дистрикта Люблин, о необходимости которой решил рейхскомиссар по сохранению немецкой нации, с целью расселения там расовых немцев, была гораздо более серьёзной. Более того – как я уже в частности сообщал – темп с которым она проводилась и применённые методы вызвали неизмерумую ожесточённость у населения. В срочном порядке разрывали семьи, тех кто пригоден к работе направили в Рейх, в то время как старикам и детям приказали эвакуироваться в еврейские гетто. Это происходило в середине зимы 1942-1943 и привело к значительным смертям, в особенности среди членов последней группы. Лишение владения означало полную экспроприацию движимого и недвижимого имущества фермеров. Всё население склонно верить тому, что эти депортации означали начало массовой депортации поляков из района Генерал-губернаторства. Общеё впечатление заключалось в том, что поляков ждала судьба похожая на судьбу евреев. Эвакуация из дистрикта Люблин оказала услугу коммунистической агитации, с её обычным умением, за долгое время отравив чувства во всём Генерал-губернаторстве, и даже на аннексированных восточных территориях. Таким образом получилось, что значительные группы населения на территориях подлежащих, а также не подлежащих эвакуации, сбежали в леса и значительно увеличили силу повстанцев. Следствием было сильнейшее ухудшение обстановки с безопасностью. Эти отчаянные люди были настроены умелыми агентами срывать сельскохозяйственное и промышленное производство согласно чёткому плану.

2) Стоит только напомнить о Катынском преступлении для того, чтобы стало очевидно, что обеспечение личной безопасности это абсолютное условие, чтобы склонить польское население к борьбе с большевизмом. Отсутствие защиты от по виду произвольных арестов и казней создаёт хороший повод для лозунгов коммунистической пропаганды. Публичные расстрелы женщин, детей и стариков, которые снова и снова происходят без ведома правительства, следует предотвращать в любых обстоятельствах. Само собой это не относится к публичным казням бандитов и партизан. В случаях коллективных наказаний, которые почти всегда задевают невиновных лиц и применяются в отношении определённо политически индифферентных людей, нельзя переоценить неблагоприятный психологический эффект. Серьёзные карательные меры и казни следует проводить только после процесса основанного хотя бы на элементарных концепциях справедливости и при сопровождении обнародования приговора. Даже если проводимая процедура будет самой простой, несовершенной и импровизированной, это позволит избежать или уменьшить неблагоприятный эффект карательного мероприятия которое население считает чисто произвольным, и разоружит большевистскую агитацию которая заявляет о том, что такие немецкие меры лишь прелюдия к будущим событиям: Более того, коллективное наказание, которое по своей природе направлено в первую очередь против невиновных, в худшем случае – против вынужденных или отчаявшихся людей, не совсем рассматривается как признак силы правящей власти, на которую население рассчитывает как наносящую удар по самим террористам и тем самым освобождающую его от обременяющей опасности».

Я перехожу к странице 37 доклада и цитирую в разделе 3:

«Помимо самых важных предпосылок указанных в 1) и 2) восстановить спокойствие в Генерал-губернаторстве, следует также гарантировать безопасность имущества среди несельских людей, постольку поскольку это не противоречит неотложным военным потребностям. Экспроприация или конфискация без компенсации в промышленном секторе, в коммерции и ремёслах и другой частной собственности, не должна происходить если владелец или хранитель не совершал правонарушения против германских властей. Если изъятие промышленных предприятий, коммерческих концернов или недвижимости необходимо по причинам связанным с войной, в каждом случае следует действовать таким образом, чтобы избежать трудностей и при гарантии соответствующей компенсации. Подобный порядок, с одной стороны способствует инициативе польских предпринимателей и с другой стороны предотвратит ущерб интересам германской военной экономики.

4) В любой попытке повлиять на отношение поляков следует уделять внимание католической церкви которую нельзя не переоценивать. Я не отрицаю, что католическая церковь всегда на стороне ведущих борцов за независимость национальной Польши. Многочисленные священники заставляют ощущать своё влияние в этом даже после германской оккупации. Среди них провели сотни арестов. Ряд священников забрали в концентрационные лагеря и расстреляли. Однако, для того, чтобы добиться расположения польского населения, церкви следует предоставить хотя бы законный статус несмотря на то, что это не приведет к сотрудничеству с ней. Без сомнения можно добиться этого усилив борьбу польского народа против большевизма, в особенности сегодня под влиянием катынского преступления, так как церковь всегда противостоит большевистскому режиму в районе Вислы, хотя бы только из инстинкта самосохранения. Однако, для достижения этой цели в будущем необходимо воздержаться от всех мер против её деятельности и её имущества, постольку поскольку это прямо не противоречит военным потребностям».

Много вреда причинило недавнее закрытие монастырей, благотворительных учреждений и церковных организаций».

Председатель: Я думал, что ваши фрагменты будут короткими. Но вы читали со страницы 53 по страницу 65.

Зейдль: Господин председатель, данный документ единственный подобного рода который мне доступен и ввиду того факта, что обвинение полностью процитировало только те параграфы которые сам подсудимый, доктор Франк очен резко критиковал, я считаю своим долгом прочитать ряд фрагментов, цитировать их, для того, чтобы правильно представить всю картину и показать, чего, подсудимый, доктор Франк на самом деле планировал добиться этим документом. Я процитирую ещё несколько строк и затем перейду к другому документу.

Председатель: Я надеялся на то, что эти один или два фрагмента из этого документа продемонстрируют, то, что предлагал подсудимый Франк– один или два абзаца.

Зейдль: Господин председатель, я продолжу со следующим документом, он на странице 68, письменные показания свидетеля, доктора Бюлера, которые я предъявил сегодня свидетелю и которым присвоен документальный номер Франк-1, страница 68 документальной книги.

На странице 70 есть экземпляр USA-473 (документ номер L-49). Если я правильно помню данный документ обвинение читало целиком, и я хочу попросить суд только вынести судебное уведомление об этом также в защиту доктора Франка.

На странице 72 документальной книги, письменные показания бывшего крейсгауптмана, доктора Альбрехта81. Точнее я скажу, что это на самом деле не письменные показания в подлинном смысле слова. Это письмо которое крейсгауптман доктор Альбрехт направил мне через генерального секретаря трибунала. Затем я вернул письмо для того, чтобы получить присягу свидетеля, но я должен сказать, что до сих пор это заявление под присягой не вернулось, поэтому в настоящее время данный экземпляр будет иметь материальную ценность письма. Поэтому я прошу трибунал решить может ли этот документ быть принят трибуналом как экземпляр в форме письма.

Председатель: Думаю трибунал рассмотрит вопрос, когда будет иметь ходатайство. Он примет документ за то, что он есть. Если вы получите документ в форме письменных показаний вы несомненно предъявите его.

Зейдль: Это будет документ номер Франк-7. Я отказываюсь от цитирования первых пунктов и приступаю к странице 74 документальной книги и цитирую в разделе 4:

«Борьба доктора Франка против эксплуатации и пренебрежения Генералом-губернаторством в пользу Рейха. Конфликт с Берлином.

Первая встреча с доктором Франком состоялась вскоре после создания Генерал-губернаторства осенью 1939, в столице польского дистрикта Радом, где 10 районных начальников этого дистрикта должны были доложить об условиях населения в своих административных районах и проблеме восстановления, настолько быстрого и эффективного насколько возможно, общей, а также административной и экономической жизни. Самым поразительным была сильная осведомлённость доктора Франка и его глубокая озабоченность вверенным ему районом. Это нашло выражение в его указаниях не рассматривать и не позволять обращаться с Генерал-губернаторством как с объектом эксплуатации или мусорной свалкой, а скорее считать его центром публичного порядка и районом концентрации поддержки сражавшегося германского фронта и вратами германской родины, являясь связующим звеном между этими двумя. Таким образом, лояльным местным жителям данной страны следовало обеспечить полную защиту германской администрации как гражданам Генерал-губернаторства. Для этого требовались постоянные усилия всех властей и экономических ведомств с его стороны, также постоянный контроль надзорных органов, за которыми он лично надзирал в периодических инспекционных поездках при участии специализированных центральных ведомств. Таким образом, например, два района которые находились под моим руководством инспектировались им три раза за четыре года.

Сталкиваясь с требованиями берлинских центральных ведомств, которые считали возможным импортировать в Рейх из Генерал-губернаторства больше чем оно могло предоставить, доктор Франк решительно поддерживал политическую самостоятельность Генерал-губернаторства как «придатка Рейха» и свою собственную самостоятельность прямого подчинения только верховному главе государства, но не правительству Рейха. Он также инструктировал нас не брать в расчёт требования которые могли поступать к нам на основе личных отношений с властями которые нас направили, или с заинтересованными министерствами, и если это приводило к конфликту с нашей верностью Рейху, которой от нас равным образом ждали, сообщать ему об этом. Такое твёрдое отношение доктора Франка вызывало неудовольствие в берлинских правительственных кругах и Генерал-губернаторство пародировали как «Frankreich82». В Рейхе против него и против всей администрации Генерал-губернаторства началась кампания клеветы систематически обобщающая и преувеличивавшая достойные сожаления глупости и человеческие слабости отдельных людей, при этом пытаясь умалить собственно конструктивные достижения».

Я хочу попросить трибунал просто принять уведомление о разделе 5, также разделе 6 и я процитирую только из раздела 7.

«Доктор Франк как оппонент насильственных актов против местного населения, в особенности оппонент СС.

Кроме эксплуатации и пауперизации Генерал-губернаторства, в газетных сообщениях о нюрнбергском процессе военных преступников обвинения о порабощении местного населения, а также депортации в Рейх и многих жестокостях разного рода интерпретируют как доказательства против доктора Франка. Что касается жестокостей, вина лежит не только на докторе Франке, но также в какой-то мере на многочисленных не немецких агитаторах- провокаторах которые с ростом давления на германские фронты, усилили свою подпольную деятельность, а в особенности на государственном секретаре Генерал-губернаторства, обергруппенфюрере СС Крюгере и его ведомствах. Мои наблюдения об этом обрывочные, ввиду строжайшей секретности данных ведомств.

С другой стороны, доктор Франк заходил настолько далеко идя навстречу польскому населению, что часто подвергался упрекам от его немецких соотечественников. То, что он делал правильно, выступая за справедливые интересы польского народа, подтверждается, например, впечатляющим фактом, что почти спустя полтора года после поражения польского народа в восемнадцатидневной кампании, концентрация масс германской армии против России в польском районе была произведена без какого-либо заслуживающего упоминания волнения, и что восточная железная дорога, смогла с польским личным составом, перевозить войсковые транспорты до самых передовых пунктов разгрузки без задержки из-за актов саботажа».

Я цитирую последний абзац на странице 79:

«Такое гуманное отношение доктора Франка, которое заслужило ему уважение и симпатию среди значительных групп местного населения, привело, с другой стороны к ожесточённым конфликтам с СС, в чьих рядах заявление Гиммлера: «Пусть они нас не любят, а боятся», применялось как руководящий принцип в их мыслях и поступках.

Временами наступал полный разрыв. Я всё ещё четко помню, что во время правительственного визита в район Карпат летом 1943, в центр дистрикта Станислав, когда он гулял со мной и моей женой в Заречье на Пруте, доктор Франк очень горько жаловался на произвольные акции СС которые часто шли вразрез с его политической линией, затем он назвал СС «чёрной чумой», и когда он заметил наше удивление услышав такую критику из его уст, он заметил что, если бы, например, мою жену однажды ошибочно арестовали ведомства Гестапо и она исчезла не имея возможности защиты на судебном процессе, с этим абсолютно ничего нельзя сделать. Некоторое время спустя, он выступил перед студентами в Гейдельберге, что привлекло большое внимание и чему громко аплодировали, про необходимость воссоздания германского конституционного государства такого которое всегда удовлетворяло реальным потребностям немецкого народа. Когда он захотел повторить эту речь в Берлине, говорили о том, что по предложению Гиммлера фюрер и рейхсканцлер, запретил произносить речи на три месяца, как сообщил достоверный, но к сожалению забытый источник. Борьба против насительственных методов используемых СС привела к серьёзному нервному срыву доктора Франка, и он был вынужден взять довольно длинный отпуск по болезни. Насколько я помню это было зимой 1943-1944».

Я прошу суд вынести судебное уведомление о разделе 8, и перехожу к странице 84 документальной книги. Это письменные показания обергруппенфюрера СС Эриха фон дем Бах-Зелевски от 21 февраля 1946. Эти письменные показания станут документом Франк-8.

Председатель: Разве этот свидетель не давал показания?

Зейдль: Обвинение допрашивало здесь свидетеля, и я заявил ходатайство о том, чтобы мне позволили либо снова допросить свидетеля или позволили использовать письменные показания. 8 марта 1946 трибунал вынес решение, если я правильно помню, что я могу использовать письменные показания свидетеля, но обвинение сможет снова спросить свидетеля.

Председатель: Очень хорошо.

Зейдль: Я читаю заявления свидетеля по данному вопросу, и я цитирую:

«1) В 1943 ввиду проникновения в Генерал-губернаторство русских партизанских групп через линию Буга, Гиммлер объявил Генерал-губернаторство «районом борьбы с повстанцами». Таким образом моя обязанность как начальника антипартизанских подразделений заключалась в том, чтобы ездить по Генерал-губернаторству собирая информацию и получая опыт, и представляя доклады и предложения по борьбе с партизанами.

В общей сводке которую предоставил мне Гиммлер, он назвал генерал-губернатора, доктора Франка, предателем своей страны, который сговорился с поляками и которого он очень скоро раскроет фюреру. Я помню два упрека Гиммлера в отношении Франка:

а) На встрече юристов в Альтрейхе, говорилось о том, что Франк заявил о том, что «он предпочитал плохое конституционное государство хорошо управляемому полицейскому государству» и

b) В ходе речи к польской делегации Франк развенчал некоторые меры Гиммлера и перед поляками пренебрежительно высказался о тех кто их проводил, назвав их «вояками».

После личного объезда и получения на месте информации об обстановке в Генерал-губернаторстве, я посетил высшего руководителя СС и полиции Крюгера и генерал-губернатора, доктора Франка в Кракове.

Крюгер говорил о докторе Франке очень неодобрительно и винил Франка в нерешительной и нестабильной политике в отношении поляков за условия в Генерал-губернаторстве. Он выступал за более жесткие и более беспощадные меры и говорил о том, что он не успокоится пока не свергнет предателя Франка. Из заявлений Крюгера у меня сложилось впечатление о том, что личные мотивы также влияли на такое отношение, и что он сам хотел бы стать генерал-губернатором.

После этого у меня была долгая дискуссия с доктором Франком. Я рассказал ему о своих впечатлениях, и он подробно рассказал о новой политике для Польши, которая была направлена на умиротворение поляков путём уступок. Согласно моим личным наблюдениям, доктор Франк считал следующие факторы ответственными за кризис в Генерал-губернаторстве:

а) Беспощадная акция переселения проводимая в разгар войны, в особенности бессмысленное и бесцельное переселение проводимое руководителем СС и полиции Глобочником в Люблин.

b) Недостаточная продовольственная квота выделенная генерал-губернатору.

Доктор Франк называл Крюгера и Глобочника явными врагами любой примирительной политики и говорил о том, что было абсолютно важно, чтобы их отозвали.

Будучи убеждённым в том, что если у доктора Франка не получится, и его преемником стал бы более беспощадный и бескомпромиссный человек, я пообещал ему поддержку. Убедившись в строжайшей секретности я сказал Франку, что разделял его мнение о том, что Крюгер и Глобочник должны исчезнуть. Он, доктор Франк, однако, знал, что Гиммлер ненавидел его и что он призывал Гитлера снять его. При таком положении дел в любой просьбе со стороны Франка об отзыве Крюгера и Глобочника не только бы отказали, но это бы усилило позицию Гиммлера. Франк должен был положиться на меня, тогда бы я смог обещать ему, что обоих скоро освободят от постов. Доктор Франк согласился с этим, и затем я использовал военные ошибки которые допустили Крюгер и Глобочник для того, чтобы их отозвал Гиммлер.

3) Варшавское восстание 1944…»

Председатель: Должен вам заметить, что вы сказали, что собирались пройти пять томов за два часа. Сейчас вы заняли одним томом час и вы прочитали почти всё в этих документах. Это совсем не то, что планировал трибунал. Вам сказали делать короткие комментарии показывающие то насколько документы связаны друг с другом и как они связаны с доказательствами. Вы этого вообще не делаете.

Зейдль: В таком случае, я прошу трибунал вынести судебное уведомление о параграфе 3 письменных показаний фон дем Бах-Зелевски.

Параграф 3 касается Варшавского восстания в 1944 году и вопроса о том имел ли какое-нибудь отношение генерал-губернатор к подавлению данного восстания.

Затем я перехожу к странице 92.

Председатель: Фактически, обвинительное заключение вменяет, что-то в связи с подавлением Варшавского восстания в 1944?

Зейдль: В самом по себе обвинительном заключении нет ничего о роли которую играл генерал-губернатор в подавлении этого восстания. Однако, советское обвинение представило телеграмму которая, впрочем не ясно отправлена ли, вместе с тем неким образом связывает подсудимого, доктора Франка с Варшавским восстанием. Но я не вдаюсь в подробности этого сейчас.

Я перехожу к странице 92 документальной книги.

Это письменные показания свидетеля Вильгельма Эрнста фон Палециуса83, в случае которого трибунал одобрил опросный лист. Но трибунал сказала мне о том, что вместо опросного листа, я могу приобщить письменные показания. Я цитирую только следующие два основных параграфа:

«Культурные ценности находящиеся на хранении в замке Кракова, с весны 1943, находились там под официальным и правовым надзором. Говоря со мной доктор Франк всегда ссылался на эти культурные ценности как на государственное имущество Генерал-губернаторства. Каталоги существовавших культурных ценностей подготовили до того как я прибыл в Польшу. Перечень первого отбора напечатали в книге в форме каталога с описанием и указанием происхождения по приказу генерал-губернатора».

Председатель: Сейчас вы снова полностью читаете письменные показания. Мы не хотим подобное…

Зейдль: Господин председатель, я полагал, что в таких случаях где свидетель лично не является в трибунал, допустимо оглашение либо опросного листа или письменных показаний, потому что в противном случае содержание его показаний не станет частью материалов дела, частью процесса.

Председатель: Такое правило было для того, чтобы подсудимые и их защитники имели у себя документы на немецком языке, в этом причина оглашения документов по наушникам. Трибунал сейчас будет отложен, но я хочу сказать вам, что вы должны сократить презентацию своих документальных доказательств. Мы уже потратили больше часа на одну книгу и у нас есть на рассмотрения ещё четыре книги, и нет никакой пользы от вашего чтения всех этих длинных отрывков, потому что у нас есть несколько недель процесса. Вам нужно только приводить такие связывающие заявления, чтобы документы были понятны, и соотносить их с данными устными показаниями.