Председатель1: Доктор Зейдль.

Зейдль: Господин председатель, члены трибунала, 9 апреля этого года, в отступление от распоряжения трибунала, я заявил ходатайство о том, что мне сначала должны позволить представить документы, затем вызвать свидетелей и в конце допросить подсудимого в качестве свидетеля. Я не знаю имеются ли у трибунала документальные книги. Я установил, что том I документальной книги перевели к 8 апреля, тома II и III к 11 апреля, и тома IV и V несколькими днями позже. Во всяком случае, лично я не получил ни одной документальной книги, по той причине, что соответствующий отдел не получил разрешения сшить книги.

Председатель: Что же, я думаю я спрашивал об этом не вчера, а позавчера – да; и вы сказали, что вы полностью готовы.

Зейдль: Мне сказали, что книги перевели, и естественно я полагал, что эти книги были сшиты. Вчера я обнаружил, что это не так. Во всяком случае, это не моя вина.

Председатель: Я не предлагал, что эта какая-то ваша вина.

Додд: В первую очередь, нам не очень много проходить с доктором Зейдлем. Договорится с ним получилась позапрошлым вечером около шести с чем-то часов. Соответственно материалы пошли в работу и там 500 страниц. Пока они не готовы, и не из-за того, что людям не дали продолжать. Они не смогли сделать свою работу и будет кое-какая задержка.

Председатель: Доктор Зейдль вы можете продолжить со своими свидетелями. Вы вызвали самого подсудимого и несколько других свидетелей.

Зейдль: Да.

Председатель: И документы без сомнения будут готовы. Мы закроемся в половине четвёртого и ко времени пока трибунал не возобновится, к утру вторника, без сомнения все документы будут готовы. Что касается вашего ходатайства, трибунал рассмотрел ходатайство и не видет никакой причины отступать от своего обычного порядка о том, что подсудимого следует вызывать первым, то есть, если вы намерены вызвать подсудимого.

Зейдль: О, да. Я намерен допросить подсудимого, но в интересах ускорения разбирательства, я предложил, что сначала нужно заслушать остальных свидетелей для того, чтобы допрос подсудимого был как можно короче. Возможно, что он затем сможет ответить на ряд вопросов просто говоря «да» или «нет». Ещё одна причина почему я считаю такую процедуру самой удобной, потому как сам допрос подсудимого возможен если у меня одновременно есть на руках документальные книги. Эта необходимость не относится к другим свидетелям, и поэтому я прошу трибунал дать мне разрешение о том, чтобы я мог сначала допросить свидетелей которые уже находятся в комнате ожидания.

Председатель: Все документы, или почти все, как я представляю на немецком языке и могут быть предъявлены подсудимому в ходе допроса, и трибунал считает, как он уже сказал, что вызов свидетеля первым в интересах ускорения и он, поэтому, считает, что он должен придерживаться такого распоряжения.

Зейдль: Очень хорошо. В таком случае, с разрешения трибунала, я вызываю подсудимого Франка для дачи показаний.

Председатель: Вы назовёте своё полное имя?

Франк: Ганс Франк.

Председатель: Повторите за мной эту присягу: «Я клянусь господом – всемогущим и всевидящим, что я говорю чистую правду – и не утаю и не добавлю ничего».

Председатель: Пожалуйста, присядьте.

Зейдль: Свидетель, когда и где вы родились?

Франк: Я родился 23 мая 1900 в Карлсруэ, в Бадене.

Зейдль: Пожалуйста, дайте трибуналу краткое описание своего образования.

Франк: В 1919 я закончил своё обучение гимназии, и в 1926 я сдал итоговый государственный экзамен по праву, которым завершилось моё правовое обучение.

Зейдль: И какими профессиями вы занимались далее.

Франк: У меня было несколько правовых должностей. Я работал как адвокат; как педагогический сотрудник в техническом училище; и затем я в основном работал как правовой советник Адольфа Гитлера2 и Немецкой национал–социалистической рабочей партии.

Зейдль: С какого времени вы стали членом НСДАП?

Франк: Я вступил в Немецкую рабочую партию3, которая являлась предшественницей Немецкой национал–социалистической рабочей партии, в 1919, но затем не вступил, в заново созданную Национал–социалистическую рабочую партию. В 1923 я вступил в движение в Мюнхене в качестве члена СА; и в итоге, так сказать, я впервые вступил в НСДАП в 1927.

Зейдль: Вы когда-либо являлись членом СС?

Франк: Я никогда не был членом СС.

Зейдль: Это означает, что у вас никогда не было звания обергруппенфюрера или генерала СС?

Франк: У меня не было звания обергруппенфюрера СС или генерала СС.

Зейдль: Даже почетных?

Франк: Даже почетных.

Зейдль: Вы являлись членом СА. Какую последнюю должность вы в них занимали?

Франк: В конце я был обергруппенфюрером в СА, и это была почетная должность.

Зейдль: Какие посты вы занимали в НСДАП в течение различных периодов, и какие функции вы осуществляли?

Франк: В 1929 я стал руководителем правового управления рейхсляйтунга4 НСДАП. В этом качестве, в 1931 я был назначен Адольфом Гитлером рейхсляйтером НСДАП. Я занимал эту должность до того как был отозван 1942. Это принципиальные должности, что я занимал в партии.

Зейдль: До захвата власти вы в основном занимались правовыми вопросами внутри партии, не так ли?

Франк: Я занимался правовыми вопросами в интересах Адольфа Гитлера и НСДАП, и её членов во время тяжелых лет борьбы за победу движения.

Зейдль: Какими были ваши основные идеи относительно концепции государства под контролем правовой системы?

Франк: Эта идея, что касалось меня, содержалась в пункте 19 партийной программы, который говорил о необходимости создания германского общего права. В интересах ускорения слушаний, я не желаю подробно представлять свои идеи. Моим первым стремлением было сохранить ядро немецкой системы правосудия; независимое судейство.

Моя идея заключалась в том, что даже в высокоразвитом государстве фюрера, даже при диктатуре, опасность сообществам и юридическим правам индивидуумов, по крайней мере, сокращалась, если судьи, не зависящие от руководства государства, всё же могли отправлять правосудие в обществе. Это означает, на мой взгляд, что вопрос государства управляемого во всех смыслах законом равнозначен вопросу существования независимого отправления правосудия. Моя самая большая борьба и дискуссии с Гитлером, Гиммлером5 и Борманом в течение этих лет всё больше и больше фокусировалась на этом конкретном предмете. Только после того как от независимого судейства в национал–социалистическом Рейхе явно избавились, я отказался от своей работы и своих усилий как бесполезных.

Зейдль: Вы также были членом Рейхстага6?

Франк: В 1930 я стал членом Рейхстага.

Зейдль: Какие посты вы занимали после 1933?

Франк: Сначала, я был баварским министром юстиции, и после роспуска министерств юстиции различных земель, я стал рейхсминистром без портфеля. В 1933 я стал президентом Академии германского права7, которую я основал. Я был руководителем Национал–социалистической ассоциации юристов8, которая позже называлась «Союзом юристов9». В 1933 и 1934 я был рейхскомиссаром юстиции, и в 1939 я стал генерал–губернатором Генерал–губернаторства10 в Кракове.

Зейдль: Какими являлись цели Академии германского права, которую вы основали?

Франк: Эти цели были изложены в законе Рейха об Академии германского права. Основная задача, центральная задача заключалась, в том, чтобы академия осуществила пункт 19 партийной программы по приведению германского общего права в соответствии с нашей национальной культурой.

Зейдль: Академия германского права имела четкие функции, или могла действовать только в совещательном качестве.

Франк: Академия германского права была местом встреч самых видных правовых умов в Германии в теоретической и практической областях. С самого начала я не придавал никакого значения тому являлись члены, членами партии или нет. Девяносто процентов членов Академии германского права не были членами партии. Их задача заключалась в том, чтобы готовить законы, и они работали чем-то вроде совещательного комитета в хорошо организованном парламенте. Также моя мысль заключалась в том, что консультативные комитеты академии должны были заменить правовые комитеты германского Рейхстага, который в Рейхе постепенно отходил на задний план.

В основном академия помогала создавать законы экономического или социального характера, поскольку с развитием тоталитарного режима становилось всё более и более невозможно взаимодействовать в других областях.

Зейдль: Если я правильно вас понимаю, тогда правительственное руководство правом находилось только в руках рейхсминистра юстиции, а не в ваших.

Франк: Нет, я не был рейхсминистром юстиции. Однако рейхсминистр юстиции доктор Гюртнер11, не был компетентен за всю область законодательства, но лишь за те законы, которые попадали в поле зрения его министерства. Законодательство в Рейхе, согласно закону о чрезвычайных полномочиях, находилось в руках фюрера и рейхсканцлера и правительства Рейха как органа. Соответственно моё имя появилось в «Reichsgesetzblatt12» под единственным законом, и это был закон относительно восстановления всеобщей воинской обязанности. Однако, я горжусь, что моё имя стоит под этим законом.

Зейдль: Вы ранее заявили, что в течение 1933 и 1934 вы являлись баварским министром юстиции.

Франк: Да.

Зейдль: В этом качестве у вас была возможность озвучивать своё мнение по вопросу концентрационных лагерей, и при каких обстоятельствах.

Франк: Я узнал, о том, что был создан концентрационный лагерь Дахау13 в связи с докладом, который поступил мне от ведомства главного прокурора Мюнхена по поводу убийства мюнхенского адвоката, доктора Штрауса14. Эта прокуратура пожаловалась мне на то, что СС отказались допустить их в концентрационный лагерь Дахау. Потом я присутствовал на совещании созванном рейхсштатгальтером, генералом фон Эппом15, где я представил материалы относительно этого убийства и отметил незаконность таких действий со стороны СС и заявил о том, что постольку поскольку представители германской прокуратуры всегда могут расследовать любую смерть, которая вызывала подозрения в совершении преступления, что я не был осведомлен о каком–нибудь отступлении от данного принципа в Рейхе. После этого я продолжил протестовать о таком методе доктору Гюртнеру, рейхсминистру юстиции, одновременно генеральному прокурору. Я указывал на то, что это означало начало развития, которое угрожало правовой системе угрожающим образом.

По просьбе Генриха Гиммлера, Адольф Гитлер лично вмешался в это дело, и он использовал свою власть, чтобы отменить любые юридические разбирательства. Было приказано прекратить правовые процедуры. Я вручил заявление об отставке с поста министра юстиции, но её не приняли.

Зейдль: Когда вы стали генерал–губернатором оккупированных польских территорий, где и когда вас проинформировали об этом назначении?

Франк: К 24 августа 1939, как офицер запаса, я должен был присоединиться к своему полку в Потсдаме. Я был занят подготовкой своей роты; и к 17 сентября, или это могло быть 16, я проводил последние приготовления перед отправкой на фронт, когда поступил звонок из специального поезда фюрера, приказавший мне немедленно явиться к фюреру.

На следующий день я поехал в Верхнюю Силезию, где тогда размещался специальный поезд фюрера; и в очень короткой беседе, длившейся меньше десяти минут, он дал мне задачу, как он представил это, принять функции гражданского губернатора оккупированных польских территорий.

Тогда вся завоёванная польская территория находилась под верховным административным командованием военного командующего, генерала фон Рундштедта16. В конце сентября я был прикреплён к штабу генерала фон Рундштедта в качестве начальника администрации, и моей задачей было делать административную работу в военном правительстве. Однако, за короткое время, выяснялось, что такой метод не работает; и когда польские территории разделили на часть, которую присоединили к Германскому Рейху и часть ставшую Генерал–губернаторством, я был назначен генерал–губернатором с 26 октября.

Зейдль: Вы назвали различные должности, которые вы занимали ряд лет. Вы, на любых должностях в партии и государстве, играли какую–нибудь жизненно важную роль в политических событиях прошедших 20 лет?

Франк: В своей собственной области я делал всё возможное, что можно было ожидать от человека, который верил в величие своего народа и который был наполнен фанатизмом ради величия своей страны, для того, чтобы привести к победе Адольфа Гитлера и национал–социалистическое движение.

Я никогда не принимал участия в далеко идущих политических решениях, я никогда не принадлежал к кругу ближайших соратников Адольфа Гитлера, ни консультировал Адольфа Гитлера по главным политическим вопросам, ни принимал участия в совещаниях о таких проблемах. Подтверждение этого в том, что за период с 1933 по 1945 меня только шесть раз лично принял Адольф Гитлер, для доклада ему о своей сфере деятельности.

Зейдль: Какой вклад вы внесли в законодательство Рейха?

Франк: Я уже сказал вам об этом, и нет необходимости в дальнейшем ответе.

Зейдль: Вы, как рейхсминистр или на любом другом государственном или партийном посту хотели этой войны, или вы желали войны в нарушение заключенных договоров?

Франк: Война это не то чего хочет кто-то. Война ужасна. Мы её пережили, мы не хотели войны. Мы хотели великой Германии и восстановления свободы и благополучия, здоровья и счастья своего народа. Это было моей мечтой, и вероятно мечтой каждого из нас, прийти к пересмотру Версальского договора17 мирными средствами, которые предусматривались самим договором. Но также как и в договорном мире, между нациями тоже, слушают только сильного, Германия, прежде чем вести переговоры должна была стать сильной. Вот как я в целом видел развитие: укрепление Рейха, восстановление суверенитета во всех областях, и такими средствами освободить себя от нетерпимых оков, наложенных на наш народ. Поэтому я был рад, когда Адольф Гитлер, чудесным образом придя к власти, беспримерно в истории человечества, успешно достиг к концу 1938 большинство этих целей, и я был одинаково опечален, когда в 1939, к моему ужасу, я больше и больше сознавал, что Адольф Гитлер, казалось, отступал от этого курса и следовал иным методам.

Председатель: Кажется об этом нам рассказывал подсудимый Геринг и рассказывал подсудимый Риббентроп.

Зейдль: Свидетель уже закончил своё заявление по данному положению.

Свидетель, в чём заключается ваш вклад в события в Польше после 1939?

Франк: Я несу ответственность, и когда, 30 апреля 1945 Адольф Гитлер закончил свою жизнь, я насколько возможно решился раскрыть такую свою ответственность миру.

Я не уничтожил 43 тома своего дневника, который сообщает об этих событиях и о моём участии в них, но я добровольно вручил их офицерам американской армии, которые меня арестовали.

Зейдль: Свидетель, вы чувствуете вину за совершение преступлений в нарушение международных конвенций или преступлениях против человечности?

Председатель: Об этом вопросе решать трибуналу.

Зейдль: Тогда я снимаю вопрос.

Свидетель, что вы скажете относительно обвинений, которые предъявлены вам в обвинительном заключении?

Франк: На эти обвинения я могу лишь сказать, что я прошу трибунал решить о степени моей вины в конце моего дела.

Лично я, говоря исходя из самых глубин своих чувств и живя этим процессом 5 месяцев, хочу сказать, что после того как я полностью вник в ужасные жестокости, которые совершали, мною овладело глубокое чувство вины.

Зейдль: В чём заключались ваши цели, когда вы приняли пост генерал–губернатора?

Франк: Меня ни о чём не информировали. Во время этого процесса я услышал об айнзацкомандах СС. В связи с моим назначением и сразу после него, Гиммлеру передали специальные полномочия, и меня лишили компетенции по многим существенным вопросам. Ряд ведомств Рейха напрямую руководили вопросами экономики, социальной политикой, валютной политикой, продовольственной политикой, и поэтому, все, что я мог сделать, это возложить на себя задачу следить за тем, чтобы в разгар этой войны, создать там некого рода порядок, который бы позволил жить людям. О работе, которую я там выполнял, поэтому, нельзя судить в свете момента, но следует судить во всей полноте и нам нужно потом перейти к этому. Моя цель заключалась в том, чтобы оберегать законность, не причиняя вреда нашим военным усилиям.

Зейдль: Свидетель, полиция, и в особенности полиция безопасности и СД, находились в Генерал–губернаторстве в вашей компетенции?

Франк: Высшие руководители СС и полиции принципиально подчинялись рейхсфюреру СС Гиммлеру. СС не перешли под моё командование, и любые команды которые я бы мог дать не соблюдали бы. Свидетель Бюлер18 подробно рассмотрит вопрос.

Общим порядком было то, чтобы высший руководитель СС и полиции был формально прикреплен к моему ведомству, но фактически, по причине своих занятий, он являлся чисто агентом рейхсфюрера СС Гиммлера. Такое положение дел, даже уже в ноябре 1939, было причиной моего первого предложения об отставке, которое я сделал Адольфу Гитлеру. Такое положение дел чрезвычайно усложняло задачу с течением времени. Несмотря на все мои попытки получить контроль над этими вопросами, дрейф продолжался. Администрация без полицейской власти беспомощна и было много доказательств этого. Офицеры полиции, что касалось дисциплины, организации, оплаты и приказов, приходили исключительно из полицейской системы Германского Рейха и никак не были связаны с администрацией Генерал–губернаторства. Сотрудники СС и полиции, следовательно, не считали, что они относились к Генерал–губернаторству в вопросах исполнения их обязанностей, как и не было полицейского района Генерал-губернаторства. Более того высший руководитель СС и полиции не называл себя «руководителем СС и полиции в Генерал–губернаторстве», а «высшим руководителем СС и полиции Востока». Однако, я не предлагаю вдаваться в эти подробности.

Зейдль: Свидетель, вам передавали концентрационные лагеря в Генерал–губернаторстве, и вы имели какое-либо отношение к их управлению?

Франк: Концентрационные лагеря полностью являлись вопросом полиции и не имели никакого отношения к администрации. Сотрудникам гражданской администрации официально запрещалось входить в лагеря.

Зейдль: Вы сами когда–либо были в концентрационном лагере?

Франк: В 1935 я участвовал в визите который организовали для гауляйтеров в концентрационный лагерь Дахау. Это был единственный раз, что я ступал в концентрационный лагерь.

Зейдль: Свидетель, в 1942, по распоряжению фюрера, в Генерал–губернаторстве был создан государственный секретариат по безопасности. Дата - 7 мая 1942. В чём заключалась причина создания этого государственного секретариата?

Франк: Создание этого государственного секретариата было одной из многих попыток решить проблему полиции в Генерал–губернаторстве. Тогда я был очень рад этому, потому что я думал, что теперь найдено решение проблемы. Я убежден, это бы сработало, если бы Гиммлер и Крюгер19 принципиально придерживались этого распоряжение, которое было о сотрудничестве, а не работе друг против друга. Но вскоре раскрылось, что эта новая попытка, была просто маскировкой и сохранились старые условия.

Зейдль: 3 июня 1942, на основании указа фюрера, было принято ещё одно распоряжение относительно передачи официальных дел государственному секретарю по безопасности. Это правда?

Франк: Я полагаю так, если у вас есть документ. Я не могу, конечно, вспомнить все подробности.

Зейдль: В таком случае, я спрошу об этом свидетеля Бильфингера20.

Франк: Но я хочу кое–что добавить. Всякий раз обсуждая здесь СС, СС и полицию рассматривали как составлявшие единый орган. Будет неправильно, если бы я не поправил такую ошибочную концепцию. Я познакомился в течение этих лет, со столькими честными, чистыми, и верными солдатами среди СС, и в особенности среди Ваффен–СС21 и полиции, что, когда здесь судят о проблеме СС в отношении преступного характера их деятельности, можно провести такое же чёткое разграничение как и в отношении любых других социальных групп. СС, как таковые, не вели себя более преступно, чем вели бы себя любые другие социальные группы, принимающие участие в политических событиях. Кошмарной вещью было то, что ответственный начальник, и ряд остальных эсэсовцев, которым к сожалению дали, значительные полномочия, смогли злоупотреблять верностью которая типична для немецкого солдата.

Зейдль: Свидетель, ещё один вопрос. В распоряжении о создании государственного секретариата по безопасности, приказано о том, что государственный секретарь – который в данном случае был высшим руководителем СС и полиции – до принятия основных решений, должен был запрашивать ваше одобрение. Это делалось?

Франк: Нет, меня никогда не призывали давать своё одобрение, и в этом заключалась причина, почему задолго до этого, моя последняя попытка оказалась неудачной.

Зейдль: Высший руководитель СС и полиции, в частности обергруппенфюрер Крюгер, соблюдал приказы, которые вы ему давали?

Франк: Пожалуйста, вы могли бы повторить вопрос? Он не прошел. И пожалуйста, доктор Зейдль, не говорите так громко.

Зейдль: Высший руководитель СС и полиции Крюгер, который одновременно был государственным секретарем по безопасности, соблюдал приказы, которые вы давали ему в качестве генерал–губернатора?

Франк: Ни одного приказа. В силу этого нового распоряжения я непрерывно отдавал приказы. Эти приказы якобы передавались Генриху Гиммлеру, и так как было необходимо его согласие, эти приказы никогда не исполняли. Некоторые отдельные случаи может подтвердить государственный секретарь Бюлер, когда он будет здесь в качестве свидетеля.

Зейдль: Рейхсфюрер СС и глава германской полиции, перед тем проводить меры полицейской безопасности в Генерал–губернаторстве, когда–либо получал ваше одобрение?

Франк: Нет, ни в одном случае.

Зейдль: Обвинение представило документ L–37, как экземпляр номер USA–506. Это письмо командира полиции безопасности и СД округа Радом, адресованное в отдел Томашува. Этот документ содержит следующее:

«28 июня 1944 высший руководитель СС и полиции Востока отдал следующий приказ:

Ситуация с безопасностью в Генерал–губернаторстве в последние месяцы ухудшилась настолько, что требуются самые радикальные средства и самые суровые меры в отношение вражеских убийц и саботажников. Рейхсфюрер СС по согласованию с генерал–губернатором, отдал приказ о том, что в каждом отдельном случае убийства или покушения на немцев, следует расстреливать при поимке не только исполнителей, но кроме того, всех их взрослых родственников, а родственниц старше шестнадцати лет направлять в концентрационный лагерь».

Франк: Как я сказал, рейхсфюрер СС Гиммлер никогда не просил у меня одобрения таких приказов, на ваш вопрос уже дан ответ. В этом случае, меня также не спрашивали.

Зейдль: Свидетель, по крайней мере, вы были заранее информированы рейхсфюрером СС или высшим руководителем СС и полиции Востока об их проведении.

Франк: Причина, почему этого не делали, всегда была одинаковой. Мне говорили о том, что, так как поляки, жили не только в Генерал–губернаторстве, но также на тех территориях, которые присоединили к Рейху, борьбу против польского движения сопротивления нужно было вести под контролем центрального ведомства, и этим центральным ведомством был Генрих Гиммлер.

Зейдль: Свидетель, какую компетенцию вы имели в общей администрации?

Франк: Я думаю это ускорит разбирательство, если свидетель Бюлер сможет свидетельствовать об этих подробностях. Если трибунал так желает, я конечно отвечу на вопрос сейчас. В основном я был занят созданием обычных административных ведомств, таких как продовольствие, культура, финансы, наука и т. д.

Зейдль: Представители польского и украинского населения были в Генерал–губернаторстве?

Франк: Да. Представление польского и украинского населения базировалось на региональной основе, и я объединил глав представительных органов из различных округов в так называемые вспомогательные комитеты. Существовал польский и украинский вспомогательный комитет. Граф Роники22 ряд лет являлся главой польского комитета, и главой украинского комитета был профессор Кубийович23. Я сделал обязательным для всех своих ведомств контактировать с этими вспомогательными комитетами по всем вопросам общего характера, и они так делали. Я сам находился с ними обоими в постоянном контакте. Мне направляли жалобы и у нас были свободные дискуссии. Мои жалобы и меморандумы фюреру в основном базировались на докладах этих вспомогательных комитетов.

Вторая форма которой население участвовало в администрации Генерал–губернаторства была средством низовых административных подразделений, которые во всём Генерал–губернаторстве находились в руках местного населения. Каждые от десяти до двадцати деревень имели в качестве своих глав так называемых Wojt24. Это польское слово Wojt, такое же как немецкое слово «Vogt» - V–o–g–t. Он был, так сказать, низшим административным подразделением.

Третьей формой участия населения в администрации было использование около 280 000 поляков и украинцев в качестве правительственных чиновников или гражданских служащих в публичных службах Генерал–губернаторства, включая почтовые и железнодорожные службы.

Зейдль: В какой цифровой пропорции немецкие гражданские служащие составляли отношение к польским и украинским гражданским служащим?

Франк: Пропорция отличалась. Количество немецких гражданских служащих было очень небольшим. Было время, когда, во всём Генерал–губернаторстве, территория которого 150 000 квадратных километров – что значило пол–Италии – там было не более чем 40 000 немецких гражданских служащих. Это означало одного немецкого гражданского служащего на, по крайней мере, шесть не немецких гражданских служащих и работников.

Зейдль: Какими территориями вы управляли в качестве генерал–губернатора?

Франк: Польшей, которая была совместно покорена Германией и Советским Союзом, прежде всего была поделена между Советским Союзом и Германским Рейхом. Из 380 000 квадратных километров, которые приблизительно составляли польское государство, приблизительно 200 000 квадратных километров отошли Советскому Союзу и приблизительно 170 000-180 000 квадратных километров Германскому Рейху. Пожалуйста, не просите от меня точных цифр, это грубая пропорция.

С той частью Польши, которую забрали в советско–русскую территорию обращались как с неотъемлемой частью Советского Союза. Пограничные знаки на востоке Генерал–губернаторства были обычными пограничными знаками Рейха с Советским Союзом, с 1939. Та часть, которая перешла к Германии была разделена так: 90 000 квадратных километров остались у Генерал–губернаторства и оставшиеся были включены в состав Германского Рейха.

Председатель: Я не думаю, что есть какие–либо обвинения против подсудимого на том основании, что гражданская администрация была плохой. Обвинение в том, что совершались преступления, и подробности администрирования между Генерал–губернаторством и ведомством в Рейхе на самом деле не являются вопросом.

Зейдль: Единственная причина, господин председатель, почему я поставил данный вопрос заключалась в демонстрации сложностей, с которыми с самого начала пришлось столкнуться администрации на данной территории, так как территория, которая изначально представляла собой единую экономическую структуру теперь была разделена на три различных части.

[Обращаясь к подсудимому]

Теперь я перехожу к следующему вопросу. Вы, когда-либо проводили расстрелы заложников?

Франк: Мой дневник содержит факты. Я сам никогда не проводил расстрелы заложников.

Зейдль: Вы когда–либо принимали участие в уничтожении евреев?

Франк: Я говорю «да» и причина, почему я говорю «да», потому что, живя этим процессом 5 месяцев, и в особенности после заслушивания показаний свидетеля Хёсса25, моя совесть не позволяет мне сбрасывать ответственность лишь на этих маленьких людей. Я сам никогда не создавал лагерь уничтожения для евреев, или способствовал существованию таких лагерей, но если Адольф Гитлер лично возложил такую ужасную ответственность на свой народ, значит и на меня тоже, так как мы годами боролись с еврейством, и мы оправдывали самые ужасные высказывания – мой собственный дневник свидетельствует против меня. Таким образом, это не более чем моя обязанность ответить на ваш вопрос в этой связи «да». Тысячи лет пройдут, и эта вина Германии не будет стерта.

Зейдль: Свидетель, в чём заключалась ваша политика по вербовке рабочих для Рейха, когда вы были генерал–губернатором?

Франк: Прошу прощения?

Зейдль: Какую политику вы преследовали при вербовке рабочих для Рейха в качестве генерал–губернатора?

Франк: Политика излагалась в моих распоряжениях. Без сомнения они будут предъявлены против меня обвинением, и я считаю это сэкономит время если я отвечу на этот вопрос позже, с разрешения трибунала.

Зейдль: Свидетель, Гитлер давал вам какие–нибудь указания о том, как вы должны осуществлять ваше управление в качестве генерал–губернатора?

Франк: В течение первых 10 минут аудиенции в своём специальном поезде, Адольф Гитлер проинструктировал меня проследить за тем, чтобы эта территория, которая была опустошена – все мосты были взорваны; железные дороги больше не функционировали и население было в полном хаосе – каким-то образом была приведена в порядок, и что я должен был следить за тем, чтобы эта территория стала фактором, который внесет вклад в ужасно сложную экономическую и военную ситуацию в Германском Рейхе.

Зейдль: Адольф Гитлер поддерживал вас в вашей работе в качестве генерал–губернатора?

Франк: Все мои жалобы, всё о чём я ему сообщал, к сожалению он выбрасывал в мусорную корзину. Просто так я не просил бы своей отставки 14 раз. Просто так я не пытался бы присоединиться к нашим храбрым войскам в качестве офицера. В своей душе он всегда противостоял адвокатам, и это был один из наиболее серьезных недостатков этого выдающегося великого человека. Он не хотел признавать формальную ответственность и это, к сожалению, применялось и к его политике, как я понял сейчас. Каждый адвокат был для него беспокойным элементом, работавшим против его власти. Поэтому, все, что я могу сказать, это то что, при сильнейшей поддержке целей Гиммлера и Бормана, он постоянно угрожал любой попытке найти форму правления достойную немецкого названия.

Зейдль: Какие ведомства Рейха давали вам указания относительно управления в Генерал–губернаторстве?

Франк: С целью ускорить слушания, я хочу предложить, чтобы свидетель Бюлер представил полный список.

Зейдль: Вы когда–либо похищали предметы искусства?

Франк: Такое обвинение, которое затрагивает мою личную жизнь и сильней всего волнует меня, это то, что предположительно я сам обогащался культурными ценностями страны вверенной мне. Я не собирал картин и во время войны не находил времени для приобретения культурных ценностей. Я заботился о том, чтобы все культурные ценности страны вверенной мне, официально регистрировали, и добился того, чтобы официальный реестр включили в документ который получил широкое распространение, и прежде всего, я следил за тем, чтобы эти культурные ценности оставались в стране до самого конца. Несмотря на это, культурные ценности вывозили из Генерал–губернаторства. Часть вывезли до создания моей администрации. Опыт показывает, что нельзя говорить об ответственности за администрацию до некоторого времени после её функционирования, а именно, когда администрация выстроена снизу. Таким образом, с начала войны, 1 сентября 1939, до той точки, которая была приблизительно концом 1939, я уверен в том, что культурные ценности похищали в неизмеримой степени либо как военные трофеи или под каким-то другим предлогом. Во время регистрации культурных ценностей, Адольф Гитлер отдал приказ о том, чтобы алтарь Вита Ствоша26 вывезли из церкви Святой Марии в Кракове, и забрали в Рейх. В сентябре 1939 бургомистр Либель27 прибыл из Нюрнберга в Краков с группой людей из СС для этой цели и вывез алтарь. Третьим примером был вывоз этюдов Дюрера28 во Львов специальным заместителем до создания там моей администрации. В 1944, незадолго до краха, культурные ценности, вывезли в Рейх на хранение. В замке Сейшау в Силезии, находилась коллекция культурных ценностей, которую доставил туда профессор Кнайсль для этой цели. Последнюю группу культурных ценностей я лично передал американцам.

Зейдль: Свидетель, вы вводили гетто, то есть, еврейские кварталы в Генерал–губернаторстве?

Франк: Я издал инструкцию относительно создания еврейских кварталов. Я не помню даты. Что касается причин и необходимости этого, я должен дать ответ на вопросы обвинителей.

Зейдль: Вы вводили нашивки для евреев?

Франк: Да.

Зейдль: Вы лично вводили обязательный труд в Генерал–губернаторстве?

Франк: Принудительная и обязательная трудовая служба были введены мною одним из первых распоряжений, но из всех этих распоряжений и их формулировок совершенно ясно, что я мыслил только о работах внутри страны для компенсации урона причиненного войной, и выполнения работ необходимых для самой страны, как было сделано для трудовой повинности в Рейхе.

Зейдль: Вы, как заявило обвинение, грабили библиотеки в Генерал–губернаторстве?

Франк: Я могу ответить на этот вопрос простым «нет». Крупнейшая и самая ценная библиотека, которую мы обнаружили, библиотека университета Ягеллона в Кракове, которая, слава богу, не была уничтожена, была перевезена в новое здание библиотеки по моим личным приказам, и за всей коллекцией, включая самые древние документы, следили с большой заботой.

Зейдль: Свидетель, вы как генерал–губернатор закрывали в Генерал–губернаторстве университеты?

Франк: Университеты в Генерал–губернаторстве были закрыты из–за войны, когда мы прибыли. Открытие университетов запретили приказом Адольфа Гитлера. Я обеспечивал нужды польского и украинского населения введением университетских курсов готовящих польских и украинских студентов, – которые в действительности находились на университетском уровне – таким образом, чтобы власти Рейха не могли критиковать это. Тот факт, что существовала острая потребность в людях с университетским образованием из числа коренного населения, особенно в докторах, техниках, юристах, учителях и т. д., Был лучшей гарантией того, что полякам и украинцам будет разрешено продолжать преподавание в университетах в той мере, в какой позволила бы война.

Председатель: Трибунал прервется на 10 минут.

Зейдль: Свидетель, напоследок мы говорили об университетах. Вы лично, как генерал–губернатор, закрывали средние школы?

Франк: В моём предложении об открытии гимназий и средних школ было отказано Адольфом Гитлером. Мы помогали решать проблемы, разрешая среднее школьное образование в большом количестве частных школ.

Зейдль: Итак, основной вопрос. Обвинение вменяет вам разграбление страны управляемой вами в качестве генерал–губернатора. Что вы на это скажете?

Франк: Что же, очевидно это обвинение означает всё, что случалось в экономической сфере этой страны в результате мероприятий между Германским Рейхом и Генерал–губернаторством. Первое, я хочу подчеркнуть, что Генерал–губернаторство вынуждено было начать с балансового счёта, который открывал пугающую экономическую ситуацию. Страна имела приблизительно двенадцать миллионов жителей. Территория Генерал–губернаторства была, по крайней мере, плодородной частью бывшей Польши. Более того, граница между Советским Союзом, как и граница между Германским Рейхом, проходила таким образом, что самые значимые элементы, незаменимые для экономики, остались извне. Границы между Советским Союзом и Германским Рейхом были немедленно закрыты; и таким образом, прямо с начала, нам было нужно сделать, что-то из ничего.

Галиция, важнейший район в республике Польша с точки зрения поставок продовольствия, был отдан Советскому Союзу. Провинция Позен принадлежала Германскому Рейху. Угольные и промышленные районы Верхней Силезии находились в Германском Рейхе. Границу с Германией провели таким образом, что металлургическое производство в Ченстохове осталось в Генерал–губернаторстве, в то время как железорудные бассейны, которые находились в 10 километрах от Ченстохова присоединили к Германскому Рейху.

Город Лодзь, текстильный центр Польши, отошёл Германскому Рейху. Город Варшава с населением в несколько миллионов, стал приграничным городом, потому что немецкая граница проходила в 15 километрах от Варшавы, и результатом было то, что все сельскохозяйственные окрестности больше не находились в распоряжении этого города. Можно назвать много фактов, но это бы, наверное, увело нас слишком далеко. Первая вещь которую мы должны были сделать это как-то заставить идти дела. В течение первых недель население Варшавы могло питаться только с помощью немецкого оборудования по массовому питанию. Германский Рейх тогда отправил 600 000 тонн зерна, в кредит конечно, и создал для меня крупный долг.

Я начал финансовую экономику с 20 миллионами злотых которые авансировал мне Рейх. Мы начали с совершенно обнищавшей экономикой из–за опустошения вызванного войной, и первого января 1944 с остатками на счетах местного населения достигшими 11 500 000 злотых, и мы добились успеха в улучшении пропитания населения. Кроме того, в то время восстанавливались фабрики и промышленные центры, в восстановление которых власти Рейха внесли выдающийся вклад; рейхсмаршал Геринг и министр Шпеер в особенности заслуживают благодарности за помощь в возрождении промышленности страны. Трудилось более чем два миллиона полностью оплачиваемых рабочих; урожай вырос до 1,6 миллиона тонн в год, годовой бюджет возрос с 20 миллионов злотых в 1939 году, до миллиарда семисот миллионов злотых. Всё это только зарисовка, которую я представляю здесь для описания общего развития.

Зейдль: Свидетель, в качестве генерал–губернатора вы преследовали церкви и религию в районах находящихся под вашим управлением?

Франк: Я находился в постоянном личном контакте с архиепископом, а ныне кардиналом Сапегой29 в Кракове. Он говорил мне обо всех своих страданиях и беспокойствах, и их было немало. Мне лично пришлось спасать епископа Люблина из рук господина Глобочника30 для того, чтобы спасти его жизнь.

Зейдль: Вы имеете в виду группенфюрера СС Глобочника?

Франк: Да, это тот, кого я имею в виду.

Но я могу подытожить ситуацию процитировав письмо, которое архиепископ Сапега направил мне в 1942, в котором, используя свои собственные слова, он благодарил меня за мои безустанные усилия по защите церковной жизни. Мы восстановили семинарии для священников, и мы расследовали каждый случай ареста священника, насколько это было по-человечески возможно. Трагический инцидент, когда два помощника архиепископа Сапеги были расстреляны, который упоминался здесь обвинением, глубоко затронул мои эмоции. Я не могу сказать чего–либо еще. Церкви были открыты, семинарии обучали священников; священникам никак не мешали исполнять свои функции. Монастырь в Ченстохове находился под моей личной защитой. Краковский монастырь камальдульцев31, который религиозный орден, также находился под моей личной защитой. Вокруг монастырей были большие плакаты, указывающие на то, что эти монастыри охранялись лично мною.

Зейдль: Свидетель, когда вы впервые услышали о концентрационном лагере Майданек32?

Франк: Впервые я услышал имя Майданек в 1944 из иностранных сообщений. Но годами там ходили противоречивые слухи о лагере возле Люблина, или в округе Люблин, если я могу высказаться такой общей фразой. Губернатор Цорнер33 однажды сказал мне, мне кажется, уже в 1941, что СС намеревались построить крупный концентрационный лагерь возле Люблина и запросили большое количество строительных материалов, и т. д. Тогда я проинструктировал государственного секретаря Бюлера незамедлительно изучить вопрос, и мне было сказано, и я также получил письменный доклад от рейхсфюрера СС Гиммлера о том, что ему нужно построить крупный лагерь необходимый Ваффен–СС для изготовления одежды, обуви, и белья в крупных эсэсовских мастерских. Этот лагерь был под названием «Производство СС», или что–то похожее.

Итак, я должен сказать, что я был в состоянии получить информацию, в то время как свидетели, дававшие здесь показания под присягой, говорили, что в окружении фюрера ничего не знали обо всех этих вещах. Мы там были более независимы и я слышал достаточно много из вражеских передач и вражеских и нейтральных газет. В ответ на мои повторявшиеся вопросы о том, что происходило с депортированными евреями, мне всегда говорили, что их должны были отправлять на Восток, для сбора и работы. Но, зловоние казалось, проникало за стены, и поэтому я упорствовал в своих расследованиях о происходившем. Однажды ко мне пришел доклад, о чем–то происходящем возле Белжеца34. На следующий день я поехал в Белжец. Глобочник показал мне огромный котлован, который он готовил как защитную стену и для которой многие тысячи рабочих, видимо евреев, были привлечены. Я поговорил с некоторыми из них, спрашивал их откуда они, как долго они здесь были, и он сказал мне, то есть, Глобочник: «Сейчас они работают здесь, и когда они закончат – они прибыли из Рейха, или откуда–то из Франции – их отправят дальше на Восток». Я не делал дальнейших запросов об этой территории.

Однако, слух о том, что евреев убивали способом который теперь известен всему миру не утихал. Когда я выразил желание посетить мастерскую СС возле Люблина, для того, чтобы понимать, что там делали, мне сказали, что требовалось специальное разрешение Генриха Гиммлера.

Я попросил у Гиммлера такое специальное разрешение. Он сказал, что он был призвал меня не ехать в лагерь. Прошло некоторое время. 7 февраля 1944 я смог добиться личного приёма Адольфом Гитлером – я могу добавить, что за войну он принял меня три раза. В присутствии Бормана я задал ему вопрос: «Мой фюрер, слухи об уничтожении евреев не утихают. Они слышны повсюду. Никому не позволяют нигде побывать. Однажды я нанес неожиданный визит в Аушвиц35 для того, чтобы посмотреть на лагерь, но мне сказали, что там в лагере эпидемия и мою машину развернули до того как я туда добрался. Скажите мне, мой фюрер, там что–то есть?». Фюрер сказал: «Вы можете очень хорошо представить, что там проводят казни – мятежников. Помимо этого я не знаю чего–либо еще. Почему бы вам не поговорить об этом с Генрихом Гиммлером?» И я сказал: «Что же, Гиммлер произнес нам в Кракове речь и объявил перед людьми, которых я официально собрал на встречу, что эти слухи о систематическом уничтожении евреев ложные, евреев просто доставляли на Восток». Тогда фюрер сказал: «Вы должны этому верить»

Когда в 1944, из зарубежной прессы я узнал первые подробности о вещах, происходивших там, моим первым вопросом обергруппенфюреру СС Коппе36, который заменил Крюгера, был: «Итак, мы знаем» - я сказал - «вы не можете этого отрицать». И он сказал, что ему ничего неизвестно о таких вещах, и что видимо это был прямой вопрос между Генрихом Гиммлером и властями лагеря. «Но» - сказал я - «уже в 1941 я слышал о таких планах, и я говорил о них». Тогда он сказал, что это моё дело и его это не волнует.

Лагерь Майданек должен был управляться только СС, способом который я назвал, и видимо, таким же способом как заявил свидетель Хёсс.

Это единственное объяснение, что я могу дать.

Зейдль: Таким образом, вы не знали об условиях в Треблинке37, Аушвице, и остальных лагерях? Треблинка относился к Майданеку, или был отдельным лагерем?

Франк: Я не знаю, похоже, это был отдельный лагерь. Аушвиц не находился на территории Генерал–губернаторства. Я никогда не был в Майданеке, ни в Треблинке ни в Аушвице.

Зейдль: Свидетель, обвинение представило под номером USA–275 доклад бригадефюрера СС Штропа38 об уничтожении Варшавского гетто39. До начала акции, вы знали что–либо и сталкивались когда–либо с этим докладом?

Франк: Я был удивлен, когда американский главный обвинитель сказал в своей вступительной речи, представляя здесь документ с фотографиями об уничтожении Варшавского гетто, что этот доклад подготовили мне. Но это выяснили. Доклад никогда не готовили для меня, и никогда не направляли мне в такой форме. И, хвала небесам, в течение последних нескольких дней, от нескольких свидетелей и из письменных показаний стало ясно, что это уничтожение Варшавского гетто проводилось по прямым приказам Гиммлера, и через голову всех компетентных властей Генерал–губернаторства. Когда на наших встречах, кто–нибудь говорил об этом гетто, всегда говорили, что там, в Варшавском гетто был бунт который мы вынуждены были подавить артиллерией, доклады которые делали об этом никогда не казались аутентичными.

Зейдль: Какие меры вы предпринимали, для того, чтобы следить за тем, чтобы население Генерал-губернаторства было накормлено?

Франк: Нужно было предпринять много мер для того, чтобы сельское хозяйство снова вели, импортировать технику, обучать фермеров улучшенным способам фермерства, строить кооперативные союзы, распространять семена обычным образом.

Зейдль: Свидетель Бюлер выскажется об этом позже.

Франк: Более того Рейх сильно помогал в этом. Рейх отправил семян ценностью на много миллионов марок, сельскохозяйственных экспертов, племенной скот, машины и т. д.

Зейдль: Свидетель, вы рассказали нам о том, что вы делали для социального обеспечения населения Генерал–губернаторства. Однако, обвинение, вменяет вам ряд заявлений, которые оно обнаружило в вашем собственном дневнике, и которые кажется, противоречат этому. Как вы можете объяснить это противоречие?

Франк: Нужно рассматривать дневник в целом. Вы не можете пролистать 43 тома и взяв одну фразу, вырвать её из контекста. Я хочу здесь сказать, что я не хочу спорить или играть с отдельными фразами. Это был дикий и бурный период, наполненный ужасными страстями, и когда вся страна в огне и идет борьба не на жизнь, а на смерть, такие слова могли запросто использоваться.

Зейдль: Свидетель…

Франк: Некоторые из слов ужасны. Я сам должен признать, что я был шокирован многими словами, которые я сам использовал.

Зейдль: Свидетель, под номером USA–297, обвинение представило документ, который касается совещания, которое видимо, состоялось в 1939 или 1940 с ведомством начальника администрации Обер–ост. Я должен передать вам документ, и прошу сказать мне согласуется ли данный доклад с тем, что вы говорили. Это на странице 1, внизу, второй параграф.

Франк: Это краткий итог речи, которая вероятно в адрес…

Председатель: Что у него за номер PS?

Зейдль: Доктор Франк, что у него за номер?

Франк: 297, кажется.

Зейдль: Нет, на обложке, пожалуйста.

Франк: На обложке сказано 344. Я верну вам документ. Будьте любезны спрашивать меня об отдельных фразах. Для меня невозможно прочитать всё его содержание.

Зейдль: Номер 297, господин председатель.

Председатель: Да, это USA–297. Это ЕС–344 (16) и (17), правильно?

Зейдль: Да.

[Обращаясь к подсудимом]

. Здесь сказано, что во время первой беседы которую начальник центрального управления имел с рейхсминистром, доктором

[Книгу представили подсудимому]

[Объявлен перерыв до 14 часов]