«Следует отметить, что я вынужден был прекратить свою деятельность в Зарубежной организации НСДАП после отлета в Англию моего брата Рудольфа Гесса, заместителя фюрера. Таким образом, следующие заявления являются верными только для периода до 12 мая 1941.
Вопрос 1: В чём заключились задачи и смысл Зарубежной организации НСДАП?
Ответ: Смыслом Зарубежной организации была культурная, социальная и экономическая забота обо всех немецких гражданах в зарубежных странах, независимо от того были они членами партии или нет. Зарубежная организация в этом смысле должна была быть мостом между зарубежными немцами и родной страной. Её смысл заключался в том, чтобы поощрять и поддерживать любовь и узы с отдалённой родной страной и сохранять понимание отечества, а также побуждать немцев на родине к пониманию тяжкой битвы за существование их соотечественников по всему миру. Зарубежный немец, в результате своего достойного и честного поведения, должен был стать популярным в принявшей его стране, и таким образом выступать как лучший представитель своего отечества.
Вопрос 2: Кто мог стать членом Зарубежной организации?
Ответ: Вопрос непонятен. Не существовало такой вещи как членство в Зарубежной организации, подобного, например членству в рейхсминистерстве иностранных дел или гау НСДАП в Рейхе.
Вопрос 3: Правильно, что на членском билете каждого члена партии в Рейхе был напечатан следующий принцип как руководящий принцип Зарубежной организации: «Соблюдай законы страны в которой ты гость, пусть её народ занимается внутренней политикой этой страны, не вмешивайся в неё, даже в беседе»?
Ответ: Верно, что вышеуказанный принцип, помимо прочих, был напечатан на членском билете или на обложке. Если я не ошибаюсь, ниже этого принципа даже было предупреждение об исключении из НСДАП если принцип не соблюдали. Это можно установить без всякой трудности взяв обложку, которая находилась у каждого члена партии в зарубежной стране.
Вопрос 4: Зарубежная организация НСДАП вела какую-нибудь деятельность, которая может казаться пятой колонной?
Ответ: Пятая колонна не является четкой концепцией, использовавшейся единообразно. В целом, это бы означало тайную шпионскую или саботажную деятельность. Согласно своим руководящим принципам, Зарубежная организация не могла вести никакую такую деятельность.
Я помню, что ярлык пятая колонна от иностранной прессы считался в Зарубежной организации умным блефом антифашистской пропаганды, и вызывал настоящее веселье. Всерьез, ни одно государство не может допустить, чтобы такая широко известная, довольно подозрительная и уязвимая организация могла подходить к любой службе характерной пятой колонне. Я считаю естественным, что какие-то отдельные зарубежные немцы имели секретные миссии, услуги такие же как граждане выполняют для своего отечества, но Зарубежная организация разумеется не ставила никаких подобных задач и не являлась посредником для таких агентов.
Вопрос 5: Какого рода инструкции и директивы принимал заместитель фюрера по деятельности Зарубежной организации?
Ответ: Инструкции и директивы заместителя фюрера о деятельности Зарубежной организации являются такими как указаны в моих ответах на вопросы 1 и 3. Он вновь и вновь замечал, особо подчеркивая свои строгие инструкции о том, что зарубежные группы не должны делать ничего, что могло навредить странам предоставившим им гостеприимство или то, что можно было рассматривать вмешательством в дела этих стран. Основным принципом должно было быть то, что национал-социализм это чисто немецкое движение, не предмет экспорта который можно хотеть навязать другим странам как подходящий для них.
Вопрос 6: Заместитель фюрера давал Зарубежной организации какие-нибудь указания или приказы которые могли заставить её проводить деятельность схожую с деятельностью пятой колонны?
Ответ: Заместитель фюрера не только никогда не принимал таких указаний или приказов, но как сказано выше в ответе 5, изложил принципы которые абсолютно запрещали любую деятельность подобную проводимой так называемой пятой колонной.
Вопрос 7: Верно, что напротив заместитель фюрера тщательно заботился о том, чтобы при всех обстоятельствах следовало избегать вмешательства во внутренние дела страны пребывания?
Ответ: Я могу повторить, что это являлось основной заботой заместителя фюрера направлять работу Зарубежной организации за рубежом таким образом, чтобы не было никакого вмешательства во внутренние дела страны пребывания. Некоторые незначительные нарушения, которые неизбежны при таком большом количество немецких граждан за рубежом – уже насчитывающих семь миллионов – соответственно серьезно наказывались.
Вопрос 8: В чём заключались задачи и цели Союза зарубежных немцев?
Ответ: Союз зарубежных немцев занимался культурным обеспечением так называемых Volksdeutsche. Volksdeutsche это расовые немцы которые утратили своё немецкое гражданство как добровольно, так и в результате законов других стран, то есть, приобрели гражданство другой страны, например, Америки, Венгрии, Трансильвании, и т.д.
Вопрос 9: Союз зарубежных немцев, когда-нибудь, в частности до 10 мая 1941, развивал какую-нибудь деятельность которая могла выглядеть как пятая колонна?
Ответ: Я должен в связи с этим заявить о том, что деятельность Зарубежной организации не имела никакого отношения к Союзу зарубежных немцев, поэтому я не имею сведений о его работе. Но я считаю, что совершенно не обсуждается, что мой брат мог бы давать союзу задачи пятой колонны. Это бы не попадало в компетенцию заместителя фюрера, и не соответствовали его взглядам на задачу Союза зарубежных немцев.
Вопрос 10 и последний вопрос: Какого рода указания и инструкции заместитель фюрера принимал о деятельности этого бунда?
Ответ: Указания, и т.д., которые мой брат принимал о деятельности бунда мне неизвестны, так как, как я уже сказал, моя деятельность в Зарубежной организации никоим образом не была связана с союзом зарубежных немцев» - подписано – «Альфред Гесс. Дал присягу и подписал 19 марта 1946».
Свидетель Альфред Гесс затем был перекрёстно допрошен в связи с его допросом. Я полагаю, что обвинение само хочет предъявить этот перекрёстный допрос. Но если этот перекрёстный допрос и вопросы относящиеся к нему пока не перевели, наверное, будет практичнее если это будет сделано напрямую, в связи с этим.
С позволения трибунала, этот том документальной книги содержал, в сущности, заявления и цитаты взятые из книг и речей иностранных государственных деятелей, дипломатов и политэкономов, рассматривавших историю и происхождение Версальского договора, содержание Версальского договора, территориальные изменения созданные этим договором, такие как вопрос польского коридора72, и прежде всего разрушительные экономические последствия которые имел договор для Германии и остального мира.
Это мнения, высказанные многими господами, включая политиков, экономистов и журналистов. Это мнения которые выражались полемически и некоторые из них по-журналистки, и с большинством из них ознакомились и узнали, когда их выражали 15-25 лет назад.
Итак, пока я говорю, как я сказал трибуналу, вся эта тема слишком отдалённая, я вношу предложение которое трибунал сочтёт разумным, о том, что обвинение должно, как я предложил вчера, позволить этой книге быть приобщённой de bene esse и, чтобы, когда доктор Зейдль дойдет до своей заключительной речи, он сможет собрать аргументы которые выдвигались разными господами которых он цитирует, если он посчитает правильным. Он может использовать пункты в качестве иллюстраций, всегда предусматривая тезис, что он развивает то, что трибунал считает относящимся к делу. Это сохраняет для доктора Зейдля преимущество по использованию этих документов, как я скажу, в связи с относимостью номеров, но я предлагаю что было бы неправильным зачитывать их в качестве доказательств в настоящий момент. Это просто полемические и журналисткие мнения и направлены на вопрос, который как полагает обвинение, и я полагаю, слишком отдалённый.
Однако, я стремлюсь к тому, чтобы у доктора Зейдля были все преимущества в его заключительной речи. Поэтому, я предлагаю, что было бы удобно если бы их приобщили, не зачитывая в настоящий момент и подвергли ограничению по относимости к делу, что можно рассмотреть, когда все доказательства будут перед трибуналом, для использования им в заключительной речи.
Я уже приводил аргументы про это и не хочу долго это развивать. Я хочу дать понять, что вопросы которые затрагивают цитаты, конечно же, были предметами политических разногласий практически в каждой стране Европы, и выражались разные мнения о правильности и практичности норм, в особенности экономических норм Версальского договора. Я не оспариваю того, что это спорный вопрос, но я говорю о том, что этот не тот спорный вопрос, который следует ставить перед трибуналом. Лично я отвечал практически на все цитаты английских государственных деятелей как политик в прошлые годы, и я уверен в том, что многие люди в суде должно быть имеют тот или иной взгляд, но этот вопрос не относится к данному трибуналу и, конечно же, в особенности неправильно представлять доказательственный материал о мнениях одной из сторон разногласий. Каждой такой речи, поскольку они на английском языке, либо предшествовали вопросы, на которые отвечали или были ответы, и я склонен считать, что тоже самое относится к сенатору Бору73 в Соединённых Штатах.
Такие вопросы – это мой второй пункт – по сути недокументальные, и они являются пунктом аргументации, и нужно решать о том, когда трибуналу удобно рассматривать относимость к делу. И вот почему я выдвигаю это предложение о том, что лучше решить об этом, когда у трибунала будут все подлинные доказательства. Но я хочу, помимо своего предложения, дать понять, что касается относимости, обвинение единодушно полагает, что правильность или практичность норм Версальского договора не является вопросом относящимся к делу. Еще один аргумент – я хочу разграничить – ещё один аргумент который обозначил доктор Штамер о фактических условиях преамбулы о военных нормах. Это совершенно другой момент, который мы можем обсудить, когда, как я понимаю, один из защитников выскажет некие правовые основания от имени защиты. Но, как я говорю, правильность и практичность договора и в особенности экономические условия это предмет огромного спора в котором тысячи мнений затмевают одно другое, и я полагаю, что это не вопрос для суда, и во-вторых, я полагаю это не доказательства. Это не доказательственный материал, даже если бы это было вопросом.
Предъявляя этот документ, будет показано или даже будет обсуждаться:
Во-первых: была ли виновной со своей стороны противоположная сторона при заключении договора во время предварительных переговоров – я обращаю ваше внимание на Четырнадцать пунктов74 Вильсона75, в нарушении общих договорных обязательств, нет ли здесь culpa in contrahendo76.
Во-вторых, презентация документов должна показать, выполняла ли противоположная сторона обязательства возникшие из договора, для того, чтобы установить – то есть, предоставить трибуналу возможность установить – таким образом, правовые выводы Германии из этого.
В-третьих: Версальский договор и его нарушение подсудимыми образует ядро пункта первого обвинительного заключения, а именно, заговор вменяемый обвинением. Обвинение, отвечая на вопрос трибунала о том, когда можно говорить о начале заговора, сказало о том, что дата может быть установлена уже в 1921.
В-четвёртых: обвинение имело обширные…
В-четвёртых: Обвинение предъявило обширные доказательства о развитии НСДАП. Многочисленные документальные книги были предъявлены суду, чтобы показать суду рост членства, продемонстрировать рост мандатов Рейхстага. Итак, если эти доказательства относятся к делу, то я утверждаю, что также и обстоятельства и факты которые впервые повлияли на восхождение партии, должны относиться к делу, хотя бы только с точки зрения причинного звена.
Если, например, один из подсудимых совершил деяние которое являлось, рассматривая чисто объективно, нарушением Версальского договора, тогда, что касается уголовного права и взгляда с субъективной точки зрения, имеет большое значение по разумному мнению, справедливых и образованных людей всех наций, действовал ли он, имея точку зрения которая не просто была его конкретной точкой зрения, а точкой зрения самых серьёзных мужчин различных наций, а также наций которые сражались против Германии в 1914-1918. Для того, чтобы не быть слишком абстрактным, я хочу привести конкретный пример:
Подсудимый высказывал мнение о том, что он имеет право на перевооружение – не агрессивную войну. Я не касаюсь этого вопроса. Он считал перевооружение обоснованным, как из-за того, что договор не соблюдала другая сторона или ввиду expressis verbis82, или какого-то действия, считая его устаревшим. По моему мнению, решающим является то был ли подсудимый с такой точкой зрения один во всем мире или же мнения которым он руководствовался придерживались люди которых следует воспринимать серьезно, и которые принадлежали к другим нациям, даже тем кто в 1914-1918 находились на другой стороне и были его противниками.
Перевооружение согласно обвинению, как я понимаю, это не преступление как таковое, но просто используется обвинением в качестве обвинения для доказательства преступления агрессивной войны. Если теперь, подсудимый может подтвердить, что он действовал с чистыми и достойными взглядами, взглядами которых, как сказано, придерживались такие люди других наций как я описывал, и действовал сознательно и с чистой совестью как в отношении международного права и международной морали, а также в отношении нужд своей страны, тогда такой материал, который содержит мнения, письменные заявления, речи, которые совпадают со взглядами подсудимого по вопросу, не только относится к делу, но и имеет решающее значение. Эту точку зрения я прошу трибунал иметь в виду, если он желает решить о принципиальном вопросе который затронул сэр Дэвид и который ему пришлось затронуть, как я понимаю. Более того я соглашаюсь с тем как рассматривает вопрос сэр Дэвид. Я тоже – и я говорю только за себя – предпочёл бы, чтобы решение по данному вопросу было отложено до времени предложенного сэром Дэвидом. Что касается меня, я приму недостатки, которые обоснованно видит доктор Зейдль, потому что возникает преимущество в том, если трибунал решит об этом вопросе в то время, когда у него будет более широкий взгляд на все вопросы и оттенки, которые важны для решения. И сейчас я не совсем могу подробно говорить о них, так как я не хочу делать никакую суммирующую речь, а рассмотреть один из аспектов доказательств.
Из этого ясно, что только доктор Хорн выступит с короткой аргументацией для трибунала. Если нет, трибунал решит о том будет ли он заслушивать ещё аргументацию по предмету.
[Была пауза в слушаниях на время совещания защиты]
Лично я хочу заметить следующее: обвинение…
[Была пауза в слушаниях во время совещания защиты]
Я не хочу развивать эту тему в дальнейшем, но я хочу попросить удовлетворить свою первую просьбу, о том, чтобы допускались юридические документальные факты, которые позволят судить о юридической ценности Версальского договора.
С большим уважением к доктору Диксу, я полагаю, это необоснованно и неубедительно как с точки зрения любого правового принципа, так и материальности. Допустим, есть договор и допускается нарушение, и следует пример который рассматривал доктор Дикс, эти факты совпали. Это не ответ, говорить о том, что восхитительные люди в странах которые были сторонами договора верили в то, что его условия были плохими. Есть договор и человек который осознанно совершил нарушение, нарушив договор, однако имея сильную поддержку.
В своём втором положении доктор Дикс перешёл к совершенно другим основаниям. Он сказал о том, что эти доказательства могут относиться к делу в связи с особой ссылкой на перевооружение, потому что они могут показать, что договор считался устаревшим. Итак, есть частная, но несмотря на это существующая доктрина международного права о том, что договоры, обычно малозначительные договоры, могут отменяться поведением договорившихся сторон. Я не оспариваю того, что вы не можете приводить такие примеры, хотя они очень редкие и в целом касаются незначительных вопросов. Но доказательства которые есть у трибунала вообще не направлены на это. Это, в целом, сравнительно полемическое доказательство, говорящее о том, что отдельные аспекты договора были плохими, как в отношении политических стандартов либо экономических стандартов. Такая аргументация полностью отличается от той которую восхитительно описал доктор Дикс – которая заключается, которая если её рассматривать – о том, что договор устарел или о том, что нарушениям попустительствовали, и потому на самом деле условия прекратили существование.
Мой ответ заключается в том, что это доказательство вообще не направлено на это.
Итак, если доктор Дикс меня простит, и я уверен в этом моя вина, я не совсем понял, что он обозначил как его субъективную аргументацию. Но насколько я это понял, кажется есть хороший ответ: что если он стремится предложить, что вина подсудимого может быть меньше, потому что, он, подсудимый верит в то, что договор был плохим, это тот самый вопрос о котором может судить трибунал, который выслушает подсудимого и отметит и оценит его точку зрения. На самом деле не поможет решению о том действовал ли подсудимый Гесс, потому что он думал о том, что Версальский договор был плохим, сведения о том как редактор «Observer83», что воскресная газета в Англии выражал свои взгляды спустя 20 лет, или «Manchester Guardian84» или на самом деле, при всем уважении к ним, какие выдающиеся государственные деятели не говорили в своих сочинениях о воспоминаниях спустя годы после события. Субъективная точка заключается – это моё соображение – важность при решении о доказательствах. О субъективной точке может ответить сам подсудимый, и взгляд подсудимого узнает трибунал.
Итак, доктор Хорн раскрыл гораздо более широкий вопрос, тот который, как я считаю совершенно не относится к делу и за рамками данного разбирательства.
Он пожелал, чтобы трибунал исследовал, был ли Версальский договор подписан под давлением. Что же, это конечно включает полное изучение правительства Германской республики, положение уполномоченных и юридическое положение лиц которые вели переговоры о договоре.
Ответ на это заключается в том, что трибунала касаются некие довольно четкие, индивидуально определенные государственные правонарушения, которые случились во время указанное в обвинительном заключении, и все доказательства которые приводятся о действиях донацистского германского правительства и на самом деле нацистского правительства, показывают, что на протяжении лет Версаль воспринимался как законная и настоящая основа с которой они должны работать и предпринимались разные методы для того, чтобы попытаться обеспечить изменения договора, и мне не нужно вдаваться в них в трибунале, вся система Локарнских договоров85 которые были подписаны в 1925, признавала Версаль, и они рассматривались как существующие и действующие самим нацистским правительством.
С учетом таких действительных фактов, это, по моему мнению, будет совершенно далёким, не относящимся к делу и противоречить нормам устава, чтобы этот трибунал исследовал то был ли подписан Версальский договор под давлением.
Как я понял, доктор Хорн не так заинтересован в экономических условиях и их правильности или ошибочности, но я хочу покорно напомнить трибуналу о том, что сейчас перед ним стоит вопрос – который есть у нас, как я отмечал – и я не хочу повторяться – ряд мнений высказанных людьми разной значимости и разной степени ответственности высказанные ими тогда. В то же время решительно придерживаясь позиции которую я стремлюсь выразить в отношении договора, и равным образом подчеркиваю свой второй пункт: то, что принятие в качестве доказательств заявлений в которых в основном следуют полемической точки зрения, как в ответ на атаку или в атаке на обоснование политики государства в рамках которой они произносились, это просто злоупотребление термином «доказательства». Это не доказательство никакого вида, и я равным образом – не равным образом, потому что первый пункт имеет первостепенную важность, к чему я покорно призываю трибунал, но я также предлагаю, что предъявление доказательств такого рода это злоупотребление термином «доказательства», что это вопросы аргументации которую может использовать адвокат если аргументация относится к делу, но их не следует приобщать к доказательствам по данной причине.
Сейчас я пытаюсь быть полностью объективным. Я не хочу навязывать защите взгляд обвинения, но положение такое.