<Главная страница дня
53-й день
07 1946
Четверг
Утреннее заседание
Вечернее заседание
Мунье: Господин председатель, уважаемый суд, перед вчерашним отложением, я начал пояснять вам очень кратко взаимосвязь, которая, по нашему мнению существует между двумя главными темами обвинительного заключения, по сути, обвинение в заговоре против отдельных групп обозначенных в обвинительном заключении, которые я вчера перечислил, с одной стороны, и с другой стороны, различные акты, которые позволяют нам сформировать наши выводы о преступном характере деятельности национал-социалистических заговорщиков.

Я рассказал вам, начав с того, что то должно выглядеть для нас нижней частью преступной деятельности, окутывалось тайной, абсолютная тайна окружала их встречи, как официальные так и неофициальные, факт, который подтверждается заявлениями ряда подсудимых в их допросах из которых часто оказывалось, что некоторые из приказов исходивших из высших ведомств следовало отменять и аннулировать, для того, чтобы не оставалось никакого следа.

Также мы считаем, что доказательства преступного сговора, который существовал среди заговорщиков подтверждаются преступным характером решений принятых на секретных совещаниях, которые были направлены на завоевание соседних стран путём агрессивных войн.

Наконец доказательства этого преступного сговора, по нашему мнению, в котором, кстати, эти преступные планы осуществлялись с использованием всех видов средств, которые осуждаются и международной моралью и буквой закона, например в международной и дипломатической сферах наиболее циничные заговоры, использование в зарубежных странах того, что известно как «пятая колонна», финансовая маскировка, оказание чрезмерного давления путём демонстрации насилия, и наконец – когда эти методы уже оказывались неэффективными – развязывание агрессивной войны.

Что касается лиц, которые регулярно и по собственной воле принимали участие во встречах групп и организаций, таких которые обозначены в обвинительном заключении международно одиозными, их добровольное членство в этих группах или активное и умышленное участие, которое они принимали в их деятельности достаточно показывает, что они имели умысел оказывать своё содействие этим группам таким способом, который не оставляет сомнений. В виду целей, и выбранных средства, это умысел является виновным.

По мнению обвинения, стремясь найти элементы образующие преступление, следует, что достаточно того, что мы называем consilium fraudis105, что позволяет нам подтвердить прямую связь между волей творить зло, с одной стороны и преступным деянием с другой, и позволяет выявить преступный характер договоренности заговорщиков, что также является преступным характером их личных действий.

Мог ли начальник четырёхлетнего плана, приказывая уполномоченному по распределению рабочей силы завербовать 1 миллион иностранных рабочих в Рейх, забыть о том, что данное деяние противоречит международным соглашениям и закрыть глаза на трагические последствия, к которым могло привести осуществление этой акции, и фактически привело, для этих людей и их семей?

Мог ли министр вооружений и военной промышленности, который создал по согласованию или по приказу начальника воздушных сил, подземные фабрики в лагерях интернированных – мог ли он, я скажу, не знать о том, что в таких условиях использовать пленных которые уже истощены было равнозначно их умышленной смерти.

Мог ли дипломат, который под различными предлогами, использовал дипломатические инструменты, предназначенные для заверений в стабильности и мире как мусор – мог ли он потерять из вида тот факт, что эти деяния втянут цивилизованный мир в катастрофу?

Была ли их совесть в тот момент, чувством, более или менее блеклым, нарушают ли они человеческие и божественные законы является вопросом, который нужно задавать в юридическом плане, который вы рассматриваете. Но, даже предположив, что нам следует считать нашим долгом задать такой вопрос самим себе в психологическом плане в результате сомнений, мы должны помнить две существенных концепции. Первая заключается в том, что немец, как писал французский писатель, временами сочетает в себе противоположные сущности. Соответственно, возможно, что в отдельных случаях он может сознательно творить зло, оставаясь убеждённым в том, что его деяние безупречно с моральной точки зрения. Вторая концепция заключается в том, что согласно правилу национал-социалистической этики, иногда произносившемуся некоторыми национал-социалистическими лидерами, что то, что способствует интересам партии это благо, а то, что не способствует интересам это зло.

При этом, наше личное впечатление в связи с мастерской речью господина Франсуа де Ментона заключается в том, что его слова, поразительные в своём призыве к глубокому гуманизму, потрясают совесть. Даже сегодня, после стольких собранных доказательств, нас интересует, признают ли подсудимые свою ответственность в качестве руководителей, мужчин, представителей инкриминируемых организаций. Наверняка это станет понятно в ходе слушаний.

Господин председатель, господа судьи! С разрешения трибунала мы продолжим дело подсудимого Альфреда Розенберга.

Господа! Молодой французский студент, который в 1910 году весело проводил свои каникулы Баварии во времена, когда она была одним из самых счастливых уголков Германии, конечно, не подозревал, что 35 лет спустя ему придется применять нормы международного права против хозяев этой страны. Когда после небольшой остановки в Bratwurstglocklein106 он поднимался до крепостной стены, чтобы с вершины Бурга107 ее любоваться прекрасным заходом солнца, в то время как в памяти его звучали строфы баллады Уланда108, он, конечно, не думал, что горе-хозяева и лжепророки дважды за четверть века ниспошлют гром на Европу и на весь мир и что по их вине будет уничтожено столько сокровищ искусства и красоты, будет принесено в жертву столько человеческих жизней, принесено в мир столько страданий. Конечно, не может быть и речи о романтике при рассмотрении зарождения этой неслыханной драмы или, скорее, это была бы извращенная романтика, порочно искаженное понятие о величии. И разум останавливается в недоумении перед истинным смыслом идей теоретиков национал-социализма, идей, которые я затрагиваю лишь затем, чтобы показать, как они привели подсудимого Розенберга, так как я говорю именно о нем, а также остальных подсудимых к совершению преступлений, в которых они обвиняются.

Прежде всего, это понятие о расе, которое зародилось в стране, которая, впрочем, в остальных отношениях похожа на другие страны, в стране, в которой смешение самых различных этнических типов происходило в течение веков в гигантских масштабах. Это антинаучная путаница, которая смешивает физиологические черты человека и понятие о нации, это неоязычество, которое пытается уничтожить то, что за двадцать веков христианство принесло миру в области морали, справедливости и милосердия, это миф о крови, которым стараются оправдать расовые различия с его последствиями: порабощением, массовыми убийствами, грабежами, увечьем живых существ.

Я не буду останавливаться, господин председатель и господа судьи, на том, что мы рассматриваем как бессмысленный набор философических притязаний, в которых обнаруживается самая пестрая мишура всякого происхождения, начиная с мании величия Муссолини109, через индусские легенды и вплоть до идей самураев Японии, этой колыбели фашизма, волна которого захлестнула весь мир, подобно сильному приливу. В предыдущих разделах уже были разоблачены эти концепции. Сегодня я только укажу, что эти псевдофилософские концепции пытались увести за собой человечество на миллионы лет назад, возродив понятие о племени с его основными законами: царство силы, право обманывать других людей, право присваивать чужое имущество, право порабощать, убивать, мучить.

Но homo sapiens110 отказывается стать снова homo lupus111. Международное право не является нормой морали, которая не предусматривает и не налагает санкций. Устав от 8 августа напомнил и уточнил эти обязательства. Вам, господа судьи, надлежит установить санкции.

Одним из последствий теории превосходства расы, так называемой германской расы, является то, что некоторые из заговорщиков, в частности Розенберг, дело которого мы сейчас разбираем, стали грабителями. Именно эту сторону деятельности подсудимого Розенберга я и хотел бы подчеркнуть, так как она касается Франции и западных оккупированных стран и которая имела очень пагубные последствия для их художественных, интеллектуальных и материальных сокровищ.

Я имею в виду все мероприятия, предпринятые или предписанные Розенбергом для изъятия во Франции и других западных странах художественных ценностей, произведений искусств и имущества, принадлежащих обществу или отдельным лицам, и для перевозки всех этих сокровищ в Германию.

Господа судьи! Принимая во внимание ограниченное время, которым я располагаю, я лишь напомню, как посредством приказов свыше некоторые организации были привлечены к сотрудничеству в этом грабеже. Я, прежде всего, расскажу о действиях Гестапо, производившихся, согласно приказу Кейтеля от 5 июля 1940 года, документ PS-137, USA-379, который был представлен американской делегацией 18 декабря 1945 года. Я привожу также второй приказ от 30 октября 1940 года, который уточнял, усугубляя их, распоряжения, изданные в связи с грабительской деятельностью специального штаба Розенберга. Речь идет о документе RF-1304, который упоминался французским обвинением.

Розенберг и Кейтель, таким образом, допускали версию о трофеях, которые германский народ захватил у еврейского народа, с которым он не был связан условиями Компьенского перемирия. Этого вмешательства командующего армией, выражающегося в издании этих двух приказов, о которых я сейчас говорил, достаточно, на мой взгляд, для того, чтобы доказать значительное участие германской армии в этом разграблении, и пусть трибунал, когда он будет выносить решение о виновности подсудимого Кейтеля и подсудимого Геринга, вспомнит об этом обстоятельстве.

Я упомянул о подсудимом Геринге потому, что третий документ доказывает, что этот подсудимый помогал мероприятиям специального штаба, употребляя свое влияние, призывая все партийные организации, все государственные организации и армию оказывать всяческую поддержку, всевозможное содействие рейхсляйтеру Розенбергу и его сотруднику Утикалю, который был назначен самим Розенбергом с 1 апреля 1941 года начальником специального штаба. Речь идет о приказе от 1 мая 1941 года, который был уже представлен нами под номером RF-1406, PS-1015(1). Если внимательно ознакомиться с текстом этого приказа, нельзя не остановиться на первом абзаце. Трибунал разрешит мне очень быстро зачитать его:

«Борьба против евреев, масонов и других связанных с ними групп, придерживающихся мировоззрения, отличного от нашего или противоположного нашему, является неотложной задачей национал-социализма во время войны».

Таким образом, человеку было достаточно иметь мировоззрение, отличное от нацистского мировоззрения, чтобы подвергнуться угрозе захвата его культурных ценностей и вывоза их в Германию. Но трибунал, наверное, помнит, что в документах, которые были ему представлены, речь шла не только об увозе культурных ценностей, но и всякого материального имущества, имеющего какую-либо цену.

Подсудимый Розенберг во время предварительного следствия, которое велось высшими офицерами, попытался без особой убедительности, как мне показалось, уверять, что культурные ценности, о которых идет речь, были предназначены исключительно для коллекции «Hohe Schule». Мы вскоре узнаем, по ознакомлении с самим текстом допроса, как следует относиться к такому заявлению. Но фактом является то, что уже сейчас можно утверждать на основании документов, имеющихся в нашем распоряжении: как мне кажется, подсудимый Розенберг не присваивал себе произведения искусства, драгоценные камни или другие ценности. Таким образом, в отношении этого подсудимого следует отклонить обвинение такого рода. Мы, однако, не можем сказать того же о Геринге, о котором мы будем говорить позже и которому, согласно находящимся в нашем распоряжении документам, можно вменить в вину то, что он присвоил часть произведений искусства, захваченных в западных и восточных странах.

Господа судьи, я не буду останавливаться на обсуждении этих захватов, я перехожу непосредственно к оглашению допроса подсудимого Розенберга. Речь идет о документе, который был вчера представлен экономическим отделом французского обвинения за номером RF-1331, ЕС-25. Мне кажется, что будет целесообразно, если трибунал ознакомится с текстом этого допроса.

Сейчас я хочу очень кратко подчеркнуть его главные положения.

Итак, полковник Хинкель, допрашивая подсудимого Розенберга, спросил его, каковы были законные основания, которыми можно объяснить такие изъятия. Подсудимый Розенберг ответил сначала, что эти изъятия оправдывались враждебностью некоторых группировок по отношению к национал-социалистической идеологии, но немного дальше, на 4-й странице допроса, подсудимый Розенберг заявил буквально следующее:

«Я рассматривал их — речь идет о мерах, которые он предпринимал — как военную необходимость и в соответствии с причинами, вызвавшими войну».

Немного далее в ответ на настоятельные вопросы полковника Хинкеля подсудимый Розенберг сослался на необходимость — это определенно составит один из главных документов защиты подсудимого Розенберга — сохранить имущество, захваченное таким образом. Но полковник Хинкель возразил подсудимому Розенбергу:

«Если вы имели намерение сохранить эти произведения искусств, то почему же вы поместили в места хранения не все, а только то, что, как вам казалось, должно быть вами удержано?

С другой стороны, что касается обеспечения сохранности этих предметов, то имелись предметы не менее ценные, чем те, которые были изъяты, но ими никто не занимался».

Наконец, подсудимый Розенберг признал, что заинтересованным лицам в большинстве случаев не выдавали никаких квитанций, и поэтому законные владельцы не могли рассчитывать на возвращение этих предметов.

В действительности же — и это абсолютная правда — речь шла об очень значительных ценностях. Подсудимый Розенберг признал в конце концов что он рассматривал эти приобретения как совершившийся факт. Что же касается нас, то мы рассматриваем изъятие этих ценностей как факт, который в частном праве называется просто-напросто незаконным присвоением. Это незаконное присвоение производилось в больших масштабах, при использовании широких средств, которыми располагал Третий Рейх. Сюда надо еще прибавить содействие сухопутных войск и военно-воздушных сил. Также справедливо и то, что преступный характер этих действий очевиден, и мы просим трибунал при вынесении приговора отметить, что подсудимый Розенберг и другие подсудимые мошенническим путем изъяли из Франции и из западных стран все культурные ценности, все произведения искусств и ценные предметы, которые были увезены ими.

Господин председатель, господа судьи, что касается перечня изъятых предметов, я почтительно прошу трибунал обратиться к отчету, который был представлен экономическим отделом вчера, отчету доктора Шольца, сотрудника специального штаба Розенберга. Этот отчет был передан экономическим отделом под номером RF-1232, PS-1015, и трибунал найдет в нем перечисление всего того, что специальный штаб вывез из Франции. В этой связи я хотел бы, между прочим, ответить на вопрос, который господин председатель задал вчера моему коллеге в отношении коллекции Ротшильда. Господин председатель спросил вчера моего коллегу: «Имеются ли доказательства конфискации ценностей из коллекций, принадлежащих семье Ротшильда!»

Я осмелюсь сказать вам, господин председатель, что существуют два доказательства этого. Первое явствует из допроса Розенберга от 23 сентября 1945 года, о котором я только что говорил Трибуналу, из основных вопросов, поставленных Розенбергу, в отношении законного обоснования этих захватов. Я прошу Трибунал обратиться к странице 5-й этого протокола. Я зачитаю вопрос, поставленный американским офицером, производившим допрос, моим другом, уважаемым полковником Хинкелем:

«Вопрос: Как вы обосновываете конфискацию ценностей, принадлежащих семье Ротшильда?» Это вопрос очень ясный. Речь идет о ценностях, которые были изъяты у семьи Ротшильда специальным штабом Розенберга.

«Ответ: На основании все той же общей точки зрения».

Это значит, что подсудимый Розенберг пытался дать законное обоснование изъятию ценностей у Ротшильдов, объясняя это мотивами, которые я имел честь подробно разобрать перед трибуналом несколько минут тому назад.

И второе: подсудимый Розенберг признал, таким образом, сам лично, что семья Ротшильда фигурировала среди людей, которые были ограблены. Такое признание, господин председатель и господа судьи, должно рассматриваться как одно из главнейших доказательств. Таким образом, это первый ответ на вопрос, который господин председатель задал вчера.

Второе доказательство, которое я осмелюсь представить трибуналу — это отчет доктора Шольца, о котором я говорил только что и который находится в книге документов, представленной вчера экономическим отделом. Речь идет о документе RF-1323, PS-1015.

Если трибунал обратится к этому документу, то есть к отчету доктора Шольца, он найдет во втором абзаце 1-й страницы следующее указание:

Председатель: [Прерывая] Как я ранее говорил, мы не можем иметь перед собой все эти книги, но мне кажется, что, так как вы показали, что подсудимый Розенберг согласовал изъятие этой коллекции, этого вполне достаточно.

Мунье: Господин председатель, я прекрасно понимаю вашу точку зрения. Я всё же хочу почтительно отметить вам, что я должен был выступать сразу же после своего коллеги, и если бы я так сделал, то у вас бы была эта документальная книга. Пришлось прерваться на один день, и я извиняюсь за то, что не подумал о том, чтобы попросить, чтобы эти книги доставили этим утром.

Однако, я почтительно прошу трибунал быть достаточно любезным, чтобы отметить эту ссылку, которую легко найти. Это очень короткий отрывок, который я хочу зачитать трибуналу. Он не займёт много времени.

Председатель: Разумеется.

Мунье: Заявление следующее:

«Специальный штаб Розенберга не только захватил значительную часть коллекции, которую Ротшильды оставили в своем особняке в Париже...»

Остальное я зачитывать не буду.

Здесь господа, находится официальный отчёт, который не может быть оспорен и который демонстрирует, также как предыдущие доказательства, то, что коллекция Ротшильда была в числе разграбленного.

Я не буду особо останавливаться, господа судьи, на этих фактах, которые вам уже известны. Мне кажется, что оба пункта, которые я осветил, достаточны для того, чтобы подчеркнуть реальный незаконный характер изъятий, произведенных подсудимым Розенбергом в ущерб Франции, а также в ущерб западным странам. Что касается их масштабов, я не буду занимать драгоценное время трибунала приведением статистических данных, а просто почтительно попрошу трибунал обратиться к отчету Шольца, о котором я упоминал два раза во время предшествующих объяснений.

Я не хотел бы, однако, закончить обвинение подсудимого Розенберга, не огласив трибуналу выдержку из статьи французского писателя Франсуа Мориака112, члена французской академии. Франсуа Мориак присутствовал 7 ноября 1945 года на первом заседании Национального учредительного собрания во дворце Бурбонов113. В то время в мыслях Франсуа Мориака всплыли воспоминания, о которых он писал следующее в газете «Le Figaro114» от 6 ноября 1945 года:

«Почти пять лет назад с этой трибуны, самой знаменитой в Европе, один человек обратился к людям, одетым в серо-зеленую форму. Этого человека звали Альфред Розенберг. Я могу назвать точное число. Это было 25 ноября 1940 года.

На этой трибуне, с которой раздавались голоса Жореса115 и Альбера де Мена116 и на которой 11 ноября 1918 года старик Клемансо чуть не умер от радости, небрежно стоял Розенберг. Вот слова, которые он произнес:

В гигантском революционном порыве германский народ добился такой жатвы, которой он еще никогда не имел в своей истории. Французы когда-нибудь признают, если они честны, что Германия освободила их от паразитов, от которых они не могли отделаться своими собственными средствами.

И нацистский философ, продолжает Мориак, провозгласил тогда «победу крови». Он хотел сказать, пишет Мориак, — «победу расы». Но случается, что человек становится пророком, сам того не ведая. Он и не сознает значения слов, которые бог вкладывает в его уста. Как это было предсказано Розенбергом во дворце Бурбонов 28 ноября 1940 года, победила именно кровь, кровь мучеников задушила палачей...»

Господин председатель, с разрешения суда, и с такой же краткостью как это – я надеюсь, трибунал оценит моё стремление не покушаться на его терпение, я хочу сказать несколько слов об индивидуальном обвинении против подсудимого Фрица Заукеля.

Господа судьи! Трибунал уже оценил поистине замечательную работу, которая была проделана некоторое время тому назад моим коллегой и другом судьей Жаком-Бернаром Герцогом. Поэтому, с вашего разрешения, я перейду к самим фактам, которые вам известны, и я начну с 3-й страницы моего досье, где мы рассмотрим в общих чертах, с разрешения трибунала, оправдания, приводимые в свою защиту подсудимым Фрицем Заукелем.

Вначале нужно поставить следующий вопрос: действовал ли Фриц Заукель по приказу, когда он производил набор, частью якобы «добровольно», в большинстве же случаев — принудительно, рабочих, предназначавшихся в качестве рабочей силы для Рейха.

Как утверждает Заукель, когда он был назначен уполномоченным по распределению рабочей силы 27 марта 1942 года, в его первоначальной программе не предусматривался набор иностранных рабочих, и будто бы затем об этом издал распоряжение сам Гитлер. Поражает то, что подсудимые в большинстве случаев будут скрываться за двумя великими тенями — тенью бывшего фюрера и его проклинаемого подчиненного Гиммлера. Здесь мы как раз видим тень Гитлера. Гитлер, по словам Заукеля, заявил ему, что использование иностранной рабочей силы в пределах оккупированных стран не нарушает Гаагской конвенции по двум причинам: во-первых, потому, что страны, о которых идет речь, безоговорочно капитулировали и, таким образом, им можно навязать любые условия труда; во-вторых, потому, что Союз Советских Социалистических Республик не подписал этой конвенции. Таким образом, по отношению к России, производя принудительный набор рабочей силы и эксплуатируя рабочих до изнеможения, мы не нарушаем Гаагской конвенции.

Вот, господа судьи, рассуждения подсудимого Заукеля по этому вопросу. Мы ничего сюда не прибавили. Итак, якобы Гитлер дал ему приказ произвести мобилизацию рабочей силы, применяя сначала убеждение, а потом все средства принуждения, о которых вы уже знаете, в частности лишение продовольственных карточек с тем, чтобы, видя, как их жены и дети страдают от голода, люди были вынуждены «добровольно» выполнять работу, которая была направлена против их собственных соотечественников и против солдат союзных армий, которым принадлежали все их симпатии.

Трибунал по справедливости расценит подобные аргументы, так как, во-первых, Заукель, в силу занимаемой должности, пользовался полной властью в отношении всего, что касается рабочей силы, необходимой для выполнения четырехлетнего плана. С другой стороны, принимая функции уполномоченного по распределению рабочей силы, Заукель знал, что он не сможет выполнить свою задачу, если рано или позно не обратится к использованию средств принуждения. Заукель, как, кстати, большинство сидящих на скамье подсудимых, имел самые неограниченные, практически автономные полномочия, следовательно, он не может прятаться за приказами, которые он получал.

Председатель: Господин Мунье, вы должны меня простить за то, что я вас прерываю, но, как я подчеркнул, кажется, вчера, мы уже слышали вступительные речи, которые содержали все соображения правового характера, от имени Соединенных Штатов, Великобритании и от господина Ментона, представлявшего Францию.

Вы меня слышите? Я сказал о том, что после заслушивания вступительной речи Соединённых Штатов, Великобритании и Франции, ранее мы ограничили других выступающих обвинителей лишь представлением доказательств и не разрешали им представлять свои доводы общего характера.

Я не уверен, что это правило с точностью выполнялось во всех случаях, потому что, возможно, было трудно придерживаться такого порядка ограничения, но я неоднократно говорил обвинителям, выступавшим вслед за обвинителями, оглашавшими вступительные речи, что они должны ограничиться представлением доказательств. Трибунал хотел бы, если это возможно, чтобы вы также придерживались этого порядка. Поэтому вы не должны по поводу данного дела представлять общие доводы, а только представлять доказательства. Другими словами, вам следует обращать наше внимание на доказательства, которые уже представлялись в качестве документальных доказательств, просто ссылаясь на их номер и, быть может, коротко суммировать сущность этих доказательств. Если же речь идет о документах, которые еще не представлялись в качестве документального доказательства, вы должны зачитывать те части документа, которые вы считаете необходимыми.

Мунье: Господин председатель, в соответствии с пожеланиями трибунала, я ограничусь в отношении подсудимого Заукеля тем, что сошлюсь на цифры, которые, как мне кажется, не могут подвергаться обсуждению, так как эти цифры указаны самим подсудимым Заукелем во время допроса на следствии. Мне кажется, что это не нарушает правила, о котором господин председатель мне только что напомнил.

Указанные цифры следующие: в 1942 году в Германии уже имелся один миллион иностранных рабочих. За год подсудимый Заукель включил в экономику Рейха приблизительно 1 600 000 военнопленных для того, чтобы удовлетворить нужды военной экономики.

Я также осмелюсь обратить внимание трибунала на документ RF-1411 в книге документов. Речь идет о допросе подсудимого Заукеля от 18 октября 1945 года, который был уже представлен американским обвинением 12 декабря 1945 года под номером USA-220, PS-3720. На этом допросе подсудимый Заукель признал, что 40 процентов всех военнопленных были использованы на производстве оружия, боеприпасов и во вспомогательных отраслях военной промышленности.

Я также хочу сослаться на документ RF-1412, USA-225, от 13 декабря 1945 года. Он представляет собой меморандум, подписанный начальником рейхсканцелярии Ламмерсом117, где содержится отчет о совещании, которое имело место 4 января 1944 года. На совещании 4 января 1944 года, на котором присутствовали, кроме подсудимого Заукеля, сам фюрер, Гиммлер, Шпеер, Кейтель, фельдмаршал Мильх118 и другие, было установлено, что 4 миллиона рабочих должны быть предоставлены дополнительно подсудимым Заукелем.

Я должен в этой связи заметить, что на этом совещании подсудимый Заукель усомнился в возможности обеспечить такое количество рабочих, если ему не будет предоставлено достаточное количество полицейских сил. Гиммлер на это ответил, что он постарается путем более сильного давления помочь Заукелю в достижении этой цели.

Следовательно, когда подсудимый Заукель, возможно, будет утверждать, что он не имел ничего общего с этим сегодня заклейменным всеми учреждением, которое называется Гестапо, ему можно будет ответить: официальные германские документы доказывают, что для того, чтобы мобилизовать рабочую силу, он использовал полицию со всеми ее осуждаемыми средствами, которые вам уже были описаны.

Что касается Франции, то в начале 1944 года отсюда потребовали рабочей силы в количестве одного миллиона человек. Эти рабочие должны были присоединиться к тем, которые уже находились на работе в Германии, следовательно, к июню 1944 года число французских рабочих достигло от 1 до 1,5 миллиона мужчин и женщин.

Подсудимый Заукель, таким образом, совершал преступления, уже известные суду. У нас есть старая пословица, которая гласит: «Суд есть право». Так как следует упоминать лишь факты, я воздержусь от оглашения той части моего выступления, которая находится на странице 9, где рассматриваются статьи законов, согласно которым действия подсудимого Заукеля подлежат осуждению.

Господин председатель, господа судьи, сейчас я бы хотел кратко осветить деятельность подсудимого Шпеера, ибо в отношении Франции и западных стран подсудимый Шпеер несет ответственность того же порядка, как и подсудимый Заукель. Так же, как и подсудимый, о котором я только что говорил, Шпеер путем содействия составлению и осуществлению широкой программы принудительного угона и порабощения граждан оккупированных стран совершил нарушения законов ведения войны, законов человечности.

Подсудимый Шпеер прежде всего участвовал в выработке программы использования принудительного труда и содействовал ее принятию. Так, на следствии под присягой он признал, что участвовал в совещаниях, на которых было принято решение использовать принудительный труд, что содействовал выполнению программы применения принудительного труда, что эта программа в основном предусматривала принудительные перевозки в Германию иностранных рабочих для того, чтобы предоставить их в распоряжение подсудимого Заукеля — уполномоченного по использованию рабочей силы в рамках четырехлетнего плана. Я попрошу трибунал обратиться к документу USA-220, RF-1411, представленному американским обвинением 12 декабря 1945 года.

Что касается Франции, Гитлер и подсудимый Шпеер совещались 4 января 1943 года. На этом совещании было решено принять более строгие меры для того, чтобы ускорить набор гражданских французских рабочих, не делая различия между квалифицированными и неквалифицированными рабочими. Это явствует из письма, к которому я позволю себе привлечь внимание трибунала. Оно подписано самим подсудимым Фрицем Заукелем и было уже представлено американским обвинением как документ PS-556, RF-67.

Подсудимый Шпеер знал, что принудительный набор на оккупированных территориях осуществлялся с применением силы и террора. Он одобрил эти методы в сентябре 1942 года. Шпеер знал, что рабочие из Украины угонялись по принуждению для работы в Германии. Он знал также, что большинство рабочих оккупированных стран Запада посылались в Германию против своей воли. Подсудимый даже заявил американскому следователю, который его допрашивал, что он считает эти методы законными и правильными.

Наконец, Шпеер, зная, что иностранные рабочие набирались и угонялись на принудительные работы в Германию, представлял свои требования на получение иностранных рабочих и обеспечивал их использование в различных областях производства, находившихся под его руководством.

Предыдущие абзацы суммируют все заявления, сделанные подсудимым на допросе, который уже оглашался и на который я только что сослался.

Кроме того, я осмелюсь напомнить, что Шпеер являлся членом центрального комитета по четырехлетнему плану. В отношении прав на затребование рабочей силы выше него и маршала Мильха стояли только Гитлер и Геринг. В этом качестве Шпеер также участвовал в совещаниях с Гитлером по установлению количества ввозившихся иностранных рабочих. Таким образом, он знал, что большое количество рабочих набиралось путем депортации, принуждения и в результате порабощения оккупированных стран. Доказательством этому служат различные выдержки из протоколов центрального комитета планирования и совещаний Шпеера с Гитлером. Речь идет о документе RF-1414, USA-179, уже представленном 12 декабря 1945 года.

Наконец, Шпеер не остановился перед внедрением методов террора и жестокостей для достижения наивысшей производительности труда рабочих, оправдывая действия СС и полиции в отношении сопротивлявшихся, а также их заключение в концлагеря.

Я осмелюсь напомнить трибуналу документ, относящийся к протоколам 21-го совещания центрального комитета по четырехлетнему плану от 30 октября 1942 года, страница 1059. Это документ USA-179, R-123 и -124, от 12 декабря 1945 года.

Подсудимый Шпеер также ответствен за использование военнопленных в военных операциях, направленных против их стран, так как в качестве руководителя организации Тодта119 он вынуждал граждан союзных стран работать в этой организации, а именно на строительстве укреплений, в частности на строительстве знаменитого Западного вала120. Он также вынуждал французов, бельгийцев, люксембуржцев, голландцев, норвежцев и датчан производить оружие, которое должно было быть использовано против их собственных стран.

Наконец, — и это очень важный вопрос, господа судьи, в отношении ответственности подсудимого Шпеера — он непосредственно участвовал в использовании труда заключенных концлагерей. Он предложил использовать труд заключенных концлагерей на военных заводах. Принимая во внимание ужасное физическое состояние заключенных, от этой меры нельзя было ожидать никакого результата, кроме уничтожения самих заключенных. Использование заключенных концлагерей на заводах вызвало увеличение запросов на эту рабочую силу, и такие требования удовлетворялись, по крайней мере частично, путем отправки в концлагеря людей, которые в обычное время там не должны были находиться.

Шпеер дошел до того, что стал строить концлагеря, которые являлись исключительно поставщиками рабочих на заводы, в непосредственной близости от этих заводов.

Он знал лагерь Маутхаузен121. Свидетель — испанец Буа122, которого трибунал заслушал несколько дней тому назад, подтвердил под присягой, что он собственными глазами видел подсудимого Шпеера, когда тот посетил лагерь в Маутхаузене и поздравлял руководителей лагеря. Он даже показал, что принимал участие в изготовлении фотографий этой сцены. Следовательно, факт посещения концлагеря нужно рассматривать как неоспоримый. Таким образом, Шпеер мог своими глазами видеть варварские условия, в которых находились заключенные. Он, однако, продолжал использовать рабочую силу из лагеря Маутхаузена на заводах, которые находились в его ведении.

Я закончил, господин председатель и господа судьи, представление материала по обвинению Шпеера.

Председатель: Мы прервёмся на 10 минут.

[Объявлен перерыв]

Мунье: Господин председатель, господа судьи. В связи с ограниченным временем, которое имеется в моем распоряжении, я буду вынужден, имея честь излагать обвинение против подсудимого Геринга, пропустить 1-ю и 2-ю страницы в тексте моего выступления и обратиться сразу к 3-й странице.

Я хотел бы изложить перед трибуналом вопрос об ответственности подсудимого Геринга за те меры, которые были приняты против отрядов коммандос123 и союзных летчиков, которые попадали в руки немцев в ходе проводимых ими операций.

Во время судебного разбирательства уже неоднократно говорилось о приказе, который был отдан Гитлером 18 октября 1942 года. Этот документ, PS-498, RF-1417, был предъявлен впервые американским обвинением 2 января 1946 года. В этом приказе уточняются те меры, которые надлежало принять в отношении коммандос в ходе операции в Европе и Африке. Коммандос должны были быть уничтожены вплоть до последнего человека, даже если они были одеты в военную форму, и вне зависимости от того, каким образом они были доставлены: на судне, на самолете или сброшены с парашютом. Был отдан приказ никого в плен не брать. Отдельные коммандос, которые попадали в руки германских вооруженных сил на оккупированных территориях, должны были быть немедленно переданы СД — организации, входившей в состав РСХА. Этот приказ не распространялся на солдат противника, которые попадали в плен или сдавались в ходе сражения в период военных операций.

Наряду с другими организациями этот приказ предназначался и для высшего командования германских военно-воздушных сил. В связи с этим подсудимому Герингу как главнокомандующему ВВС было известно об этом приказе. Кроме того, он как командующий соединениями одного из трех видов вооруженных сил разделяет в полной мере ответственность руководителей других видов вооруженных сил.

Нам известно также, что в тот же день, 18 октября 1942 года, Гитлер разослал пояснительную записку к вышеизложенным инструкциям. В ней было дано следующее уточнение: в том случае, если для получения от них сведений будет временно сохранена жизнь одного или двух пленных, их следует предать смерти немедленно после допроса.

Я ссылаюсь на документ PS-503, RF-1418, от 9 января 1946 года. Делегация США, которая предъявляла этот документ, уже огласила его перед трибуналом. Я не буду возвращаться к нему, так как целый ряд аналогичных документов доказывает, что в большинстве случаев этот приказ строго выполнялся.

С другой стороны трибуналу уже известно, что многочисленные союзные лётчики, которые оказывались на немецкой территории после потери своих самолётов, подвергались издевательствам и линчеванию немцами с согласия властей. Мы хотим представить в качестве доказательства сказанного лишь приказ от 10 августа 1943 года, которым Гиммлер запрещал полиции принимать участие в случаях самосуда и одновременно запрещал препятствовать ему. Я ссылаюсь на документ R-110, RF-1419, представленный 19 декабря 1945 года.

В своей статье в «Volkischer Beobachter124» Геббельс125 высказывался аналогичным образом. Меморандумом от 30 мая 1944 года Борман подтвердил эти инструкции и предписал делать сообщения по этому вопросу административным органам не в письменной, а лишь в устной форме. Я ссылаюсь на документ PS-057, RF-1420, который был оглашен членом делегации Соединенных Штатов 17 декабря 1945 года.

Эти инструкции выполнялись пунктуально, и доказательством этого служит то, что после капитуляции американские вооруженные силы привлекли к суду значительное число немецких гражданских лиц, которые убивали безоружных союзных летчиков.

Но подсудимый Геринг не был удовлетворен лишь этим попустительством происходящему. Во время совещания, которое состоялось 15 и 16 мая 1944 года, он заявил, что предложит фюреру, чтобы отныне убивали на месте немедленно не только тех, кто выбросился с парашютом, но и американские и английские экипажи самолетов, которые принимали участие в налетах на города или на пассажирские поезда во время их следования. Имеется в виду документ L-166, RF-1421, уже представленный 31 января 1946 года представителем американского обвинения.

Действительно, Геринг встретился с Гитлером между 20 и 22 мая 1944 года. Генерал авиации Кортен126 направил подсудимому Кейтелю записку, в которой указывалось, что Гитлер принял решение, в соответствии с которым летчики противника со сбитых самолетов должны быть преданы смерти без суда, если они принимали участие в действиях, которые квалифицируются как террористические. Имеется в виду документ PS-731, RF-1407, который мы предъявляем трибуналу в виде фотокопии...

Председатель: Нет, это уже приобщали, не так ли?

Мунье: Да, господин председатель.

В связи с этим было согласовано с ОКВ, что Гиммлеру, Герингу и Риббентропу будет предложено высказать свое мнение относительно мер по этому вопросу. Риббентроп предлагал, чтобы любой налет на германские города рассматривался как террористический акт. Со своей стороны генерал Варлимонт127, выступив от имени ОКВ, предложил следующие две меры: самосуд и то, что он называл «особым обращением», которое заключалось в передаче захваченных лиц органам безопасности, где бы их подвергали особым формам обращения. Одна из этих форм пользуется особой известностью, это известная в своем роде акция «Kugel128», о которой уже было сообщено трибуналу. Она заключалась в том, что захваченные лица уничтожались. Я ссылаюсь в связи с этим на документ PS-735, RF-1452, от 9 января 1946 года.

17 июня 1944 года Кейтель написал Герингу письмо, прося его одобрить квалификацию определенных действий как террористических актов в той форме, какая была дана Варлимонтом. 19 июня 1944 года Геринг ответил через своего адъютанта, что следует запретить населению действовать так, как оно действовало до этого по отношению к летчикам противника, и что последних следует предавать суду, учитывая, что этим летчикам было запрещено совершение террористических актов союзными правительствами. Я ссылаюсь в данном случае на документ PS-732, RF-1405, который я вручаю трибуналу.

В связи со сказанным обращаю внимание трибунала на документ, датированный 19 июня 1944 года. Рейхсмаршал Геринг заявил о том, что он является сторонником судебного преследования летчиков, о которых здесь говорится. Сохраним в памяти, господа судьи, эту дату — 19 июня 1944 года, так как она важна.

26 июня 1944 года помощник подсудимого Геринга по делам военнопленных позвонил по телефону в штаб оперативного руководства ОКВ, который настаивал на получении вполне определенного ответа, и сообщил о согласии своего начальника, рейхсмаршала Геринга с квалификацией, которая была дана в отношении террористических актов, а также с предложенной процедурой, которая, как я напоминаю, предусматривала две возможности: либо применение к данным лицам «особого обращения», либо предание их немедленной казни. Я ссылаюсь на документы PS-733 и -740, RF-1423 и -1424, которые были приведены 30 января 1946 года представителями французского обвинения.

Наконец, Гитлер в памятной записке от 4 июля 1944 года сообщил, что, поскольку англичане и американцы совершали не вызванные военной необходимостью воздушные налеты на небольшие города в качестве ответной меры против V-1129, он предложил сделать сообщение в печати и по радио, что любой неприятельский летчик, чей самолет будет сбит в ходе такого рода налета, будет после того, как его захватят в плен, немедленно предан смерти. Таковы факты, которые явствуют из совершенно неоспоримых документов. Если я и привел, например, ответ, данный 19 июня 1944 года подсудимым Герингом или, точнее, его адъютантом, то я это сделал из-за того, что стремился представить для судебного разбирательства во всей полноте документы, представляющие важность для этого вопроса.

Но, несмотря на наличие приказа от 19 июня 1944 года, я считаю себя обязанным заключить, что подсудимый Герман Геринг несет за это ответственность целиком и полностью.

Действительно, подсудимый Герман Геринг оспаривает, что он когда-либо давал свое согласие на проведение этих мер и, по его словам, капитан Бройер130, который имел телефонный разговор с генеральным штабом ОКВ, действовал, не уведомив его предварительно. К своим заявлениям Геринг добавил, что не может нести ответственность за все бессмысленные или незначительные действия, которые были совершены его подчиненными.

Но, господа судьи, даже не ссылаясь на известный принцип фюрерства, я считаю, что здесь не место применять по отношению к заинтересованной стороне какие-либо положения германских законов — при любых обстоятельствах подсудимый Геринг несет ответственность как начальник. Там, где существует власть, существует и ответственность. К тому же, что предпринял он для того, чтобы остановить массовые расправы над летчиками, которые производились людьми, которым он предписывал обратное, в соответствии с приказами, которые не разрешалось передавать в письменной форме?

Но даже если мы и рассмотрим занятую им позицию в приказе от 19 июня 1944 года, к которому я обращался, как позицию, свидетельствующую о его действительном отношении в то время к расправам над летчиками и парашютистами, то нам необходимо учесть, что 19 июня 1944 года даже самые недальновидные люди Германии видели, что силы Рейха будут в скором времени сокрушены под нажимом союзных армий.

В течение же всей войны в Германии истребляли союзных летчиков. Более того, если подсудимый Герман Геринг утверждает, что письмо от 19 июня 1944 года написано его помощником по делам военнопленных, он вынужден признать, что письмо от 26 июня 1944 года, также написанное его помощником по делам военнопленных, может быть вменено ему в вину, хотя и подписано его подчиненным. В связи со сказанным мы считаем, что, хотя этот документ и подписан помощником подсудимого Геринга по делам военнопленных, он должен быть инкриминирован подсудимому.

Господин председатель, господа судьи, я не буду пространно излагать вопрос об ответственности подсудимого Германа Геринга за насильственный угон на работы, но я почтительно прошу трибунал учесть те моменты, на которые я пытался указать в этом досье с тем, чтобы внести ясность в отношении позиции, которую занимал в этом вопросе подсудимый.

Я более не буду говорить об использовании военнопленных и узников концлагерей, на что указано на 10-й странице моего выступления. Я хотел бы лишь сказать несколько слов по вопросу об экономическом разграблении и о разграблении произведений искусств.

Господа судьи, говоря об экономическом разграблении, я не буду особо останавливаться на том, что подсудимый Геринг в качестве уполномоченного по четырехлетнему плану играл значительную роль в проведении мероприятий, которые были направлены на то, чтобы лишить все страны Запада буквально всех средств к существованию. Я укажу лишь на один факт, который, как я полагаю, не был вам еще сообщен. После подписания перемирия в 1940 году подсудимый Геринг произвел с помощью Рёхлинга131, официально производящего конфискацию и передачу всех конфискованных предприятий, принадлежащих семье Вендель132, в Лотарингии, передачу всех этих заводов компании «Hermann Goring Werke133».

Подобные акции нужно рассматривать наряду с другими мероприятиями по экономическому разграблению, относительно которых экономический отдел французского обвинения уже предъявил трибуналу все необходимые данные. В связи с этим трибунал, конечно, будет считать, что подсудимый Геринг разделяет ответственность за это ограбление с подсудимыми Розенбергом, Риббентропом, а

также Зейсс-Инквартом в отношении Голландии.

Господа судьи, относительно разграбления произведений искусств в нашем распоряжении имеются документы, позволяющие нам сделать заключение, которое будет в высшей степени неприятно для человека, занимавшего такое высокое положение, как Геринг, а именно: что часть произведений искусств и ценностей, которые были награблены в странах Запада, были предназначены для него, причем без какой бы то ни было компенсации с его стороны. Я не буду останавливаться на том, что такие действия совершенно определенно квалифицируются во внутреннем законодательстве. Я предоставляю трибуналу, когда он будет выносить приговор, употребить в связи с этим соответствующие юридические термины. Но сегодня я хотел бы сказать, что присвоение подсудимым Германом Герингом произведений искусств в личных целях явствует из совершенно неоспоримых документов, которые уже были предъявлены трибуналу. Я, в частности, сошлюсь на документ PS-141, USA-368, предъявленный 18 декабря 1945 года. Этот документ, RF-1309, был предъявлен экономическим отделом французского обвинения.

Я вкратце напомню, что этот документ предписывал подвергнуть собранные в Лувре произведения искусств классификации:

«прежде всего, произведения искусств, относительно предназначения которых будут сделаны указания лично фюрером. Во-вторых, произведения искусств, предназначенные для пополнения коллекции рейхсмаршала...»

И так далее, я не буду далее оглашать этот документ

Каковы были последствия этих захватов, этих присвоений для личных нужд? Становится ясным обратное, так как в протоколе допроса подсудимого Розенберга, который был нами предъявлен под номером RF-1332 и к которому я уже обращался на этом заседании, указывается, что подсудимый Геринг отбирал произведения искусств из числа тех, которые были собраны штабом Розенберга, и не вносил за них соответствующие суммы в казну Рейха.

Для того чтобы не злоупотреблять временем трибунала, я почтительно прошу обратиться к 10-й странице протокола допроса, на который я сослался, из которого можно установить, что подсудимый Геринг участвовал в захвате произведений искусств и что никакая сумма за них не была уплачена.

Я лишь замечу попутно, что это заявление, сделанное в ответ на вопрос, заданный полковником Хинкелем, находится на 11-й странице, наверху. Полковник Хинкель спросил следующее:

Председатель: Вы ссылаетесь на страницы 10 и 11 какого документа?

Мунье: Страница 11, господин председатель, документа ЕСН-25, который был вчера представлен как экземпляр номер RF-1331, моим коллегой, господином Жертоффером. Его нет, по причинам которые я уже отмечал трибуналу.

Полковник Хинкель, внизу страницы 10, задал следующий вопрос:

«Разве не было сказано в последнем абзаце этого письма, что вы не думаете, что Геринг должен будет оплатить эти предметы, которые он отобрал, поскольку намеревался поместить в картинную галерею?»

Ответ подсудимого Розенберга:

«Это не совсем так».

Я хотел бы добавить, господа судьи. То, что следует далее, по-моему, представляет интерес. «Я почувствовал себя несколько в затруднительном положении, когда узнал, что Геринг взял лично для себя некоторую часть художественных ценностей, отправленных в Германию айнзацштабом».

Это все, господа судьи. Я не буду более говорить по этому вопросу. Я хотел лишь указать, что даже сам начальник специального штаба почувствовал себя в затруднительном положении, узнав об этом.

Господин председатель, господа судьи! Я не буду останавливаться и на вопросе об участии подсудимого Геринга в преступлениях против человечности и, в частности, на вопросе о концентрационных лагерях. Я попрошу лишь трибунал, если он располагает для этого временем, обратиться к тем абзацам, где я вкратце освещаю этот вопрос. Но имеется один документ, который, по-моему, не был еще представлен трибуналу, и я хотел бы сегодня его предъявить. Это документ, в котором говорится о так называемых «медицинских экспериментах», о которых еще ранее не упоминалось.

Вам уже было многое сказано относительно экспериментов доктора Рашера134, заключавшихся в помещении людей попеременно в условия низкой и высокой температуры, но в данном случае имеется в виду вопрос, который касается документа RF-1427, предъявляемого сегодня. Это документ L-170, являющийся отчетом, составленным майором британской армии Лео Александером135 относительно Института кайзера Вильгельма. Майор Лео Александер занимался расследованием после победы союзных армий над Германией. Им было проведено расследование в связи с экспериментами доктора Рашера, он же занимался расследованием экспериментов, которые производились в Институте кайзера Вильгельма. Предъявляемый Трибуналу отчет озаглавлен: «Невропатология в Германии во время войны». В Институте кайзера Вильгельма производились эксперименты в области мозга. Раньше институт находился в Берлине. Он был разделен на три учреждения: первое — в Мюнхене, третье — в Геттингене и второе, которое представляет для меня интерес, находилось в Дилленбурге в Гессен-Нассау. Работой в области специальной патологии там руководил доктор Халлерфорден136. Здесь представляет интерес, господин председатель...

Председатель: Можем ли мы ознакомиться с подлинником?

Мунье: Прошу вас, господин председатель.

Председатель: Имеется ли ссылка на серию «L» в письменном показании майора Кугана?

Мунье: Господин председатель, я хочу сообщить Вам, что документ L-170 совпадает с тем, который упоминается в книге документов Лео Александера относительно экспериментов доктора Рашера. Здесь тот же номер...

Председатель: Так как документ уже был приобщён в качестве доказательства в серии «L» - это L-170, я думаю, трибунал рассмотрит его как доказательство и в дальнейшем рассмотрит его допустимость.

Мунье: Да, сэр. В любом случае, я хочу напомнить председателю, который разумеется это заметил, что я воспроизовжу в этом обзоре, который уже был доведён до защиты, отрывок который я считаю относящимся к моему обзору. Отрывок полностью процитирован в моём обзоре.

Председатель: [Обращаясь к доктору Штамеру] Да, мы выслушаем вас через несколько минут.

[Обращаясь к господину Мунье] На какой отрывок вы желаете сослаться?

Мунье: Страницы 20 и 21 моего обзора.

Председатель: Да, вы желаете их зачитать?

Мунье: Я принимаю решение трибунала. Если суд считает оглашение излишним, я ограничусь тем, что воспроизведу трибуналу лишь то, что я считаю наиболее разительным в этом документе, а именно, каким образом доктор Халлерфорден приказывал, чтобы ему поставляли головной мозг для исследования. Он показал следующее:

«Я слышал, что они собираются «это делать», то есть убивать содержащихся в различных учреждениях людей с помощью окиси углерода. Это показывает доктор Халлерфорден американскому следователю майору Александеру.

«Тогда я подошел к ним и сказал: «Послушайте, друзья мои, поскольку вы все равно убьете этих людей, сохраните хотя бы мозг, чтобы его можно было использовать».

Тогда они спросили меня: «Над сколькими вы можете провести исследования?» Я ответил: «Над неограниченным числом. Чем больше, тем лучше». Я оставил им фиксаторы, банки, коробки и дал необходимые инструкции, как надо извлекать мозг...»

Я обращаю внимание трибунала на поистине зверский характер мер, принимавшихся в отношении людей, которых убивали только для того, чтобы подвергнуть исследованию их мозг.Так как для проведения этих опытов они были:

«Отобраны из различных отделений медицинских учреждений с помощью чрезвычайно быстрого и простого способа. В большой части этих учреждений из-за нехватки медперсонала, а также из-за перегруженности или безразличия к этому вопросу, врачи перепоручали отбирать больных, которых должны были убить, медсестрам и санитарам. Тех, кто казался слабым или, с точки зрения санитаров, требовал много хлопот, включали в список и направляли в то место, где производилось умерщвление. Самое скверное в этом — жестокость, развивавшаяся у медперсонала. Каждый отбирал тех, кто ему не нравился, а у врачей было столько пациентов, что они их даже не знали и включали их в список».

На этом я заканчиваю цитату, господин председатель. Далее я хотел бы сказать... Или, возможно, трибунал предоставит слово доктору Штамеру...

Председатель: Хорошо, теперь мы выслушаем то, что желает сказать доктор Штамер.

Штамер: Я хочу возразить против оглашения, которое только что было сделано, так как нет никакой связи между тем, что происходило, и подсудимым Герингом. Я хочу сказать, что то, что написано в документе, совершенно неизвестно подсудимому Герингу. Геринг не имел ничего общего с такими вещами и, насколько мне известно, само обвинение...

Председатель: Мне придется прервать вас, доктор Штамер. Вы будете иметь полнейшую возможность представить нам ваши доводы для того, чтобы показать, что доказательства, которые представляются сейчас против подсудимого Геринга, в действительности не имеют к нему отношения. Вы будете иметь возможность сделать это на соответствующей стадии процесса, когда вы будете осуществлять защиту. Единственный вопрос, который мы рассматриваем сейчас, — правовой вопрос. Он состоит в следующем: является ли этот документ допустимым как доказательство. Мы, конечно, это рассматриваем, но сейчас не время вам представлять свои доводы о том, что этот документ не относится к Герингу, и о том, что Герингу не было известно об этом документе. В этом будет состоять ваша защита. Вы ведь не высказываете возражения относительно допустимости этого документа, а приводите доводы о том, что Геринг ничего не знал об этом документе и ничего не знал об экспериментах.

Вы понимаете, что я хотел сказать?

Штамер: Да, сэр...

Мунье: Господин председатель, я лишь хотел представив…

Председатель: Да, господин Мунье, продолжайте.

Мунье: Господин председатель, я позволю себе сказать, что мой коллега господин Элвин Джонс напомнил мне, что этот документ был принят как доказательство. Имеется в виду документ под названием «Невропатология и нейрофизиология, в том числе и электроэнцефалография в Германии во время войны». Выдержки из него имеются в копии на английском языке, которые я имею честь представить в книге документов, только что мной предъявленной...

Председатель: Наверное, трибуналу лучше сейчас иметь подлинник.

Мунье: Господин председатель, процитировав эту короткую выдержку, я хотел показать те истинно зверские методы обращения, которым подвергали людей для того, чтобы получить необходимый материал для так называемых «экспериментов». Это касается, по мнению обвинения, Германа Геринга, потому что, как трибуналу известно, эти эксперименты производили в целях получения научных или псевдонаучных сведений по вопросу о влиянии, которое бывает оказано на мозг летчиков во время несчастных случаев, которые с ними могут произойти.

Эти эксперименты были связаны с экспериментами доктора Рашера, по вопросу о которых велась переписка, которая не могла остаться неизвестной Герингу, так как она затрагивала непосредственно интересы военно-воздушных сил, командующим которыми он являлся. Я привожу в качестве примера письмо от 24 октября 1942 года, адресованное Гиммлером доктору Рашеру. Я предъявляю сегодня это письмо трибуналу под номером PS-1609, RF-1409.

Для того чтобы сберечь время трибунала, я не буду оглашать это письмо, а лишь сошлюсь на другой документ, который уже был процитирован. Это документ PS-343, USA-463, который был уже предъявлен обвинением США 20 декабря 1945 года. Этот документ является письмом, из которого явствует, что еще 20 мая 1942 года фельдмаршалу Мильху было поручено подсудимым Герингом передать специальную благодарность СС за ту помощь, которую СС оказало военно-воздушным силам в области псевдомедицинских экспериментов. В связи с этим мы считаем, что ответственность подсудимого Германа Геринга в этом пункте полностью установлена.

Господин председатель, господа судьи! На этом я закончу свои замечания касательно подсудимого Геринга, к которым я хотел привлечь внимание суда. В моем досье по делу подсудимого Геринга имеется заключение, я не буду его оглашать, с разрешения трибунала. Это заключение является выдержкой из старинной книги от 1669 года, которая, конечно, общеизвестна или, по крайней мере, известна в Германии. Она называется «Simplizius Simplizissimus» Гриммельсгаузена137. Персонажи этого произведения строят эфемерные планы. К несчастью, эти планы были претворены в действительность при национал-социалистическом режиме.

Сейчас я перехожу к подсудимому Зе йсс-Инкварту, чьё дело в основном касается наших друзей в Нидерландах, от имени которых Франция выступает в качестве представителя.

Господин председатель, господа судьи! Выступая в деле подсудимого Зейсс-Инкварта от имени голландского правительства и от имени своего правительства, французское обвинение изложит как можно более кратко вопрос об индивидуальной ответственности этого подсудимого. Роль, которую играл Зейсс-Инкварт, его участие в аннексии Австрии были подробно рассмотрены в ходе настоящего судебного разбирательства. Но его деятельность в Голландии заслуживает того, чтобы сегодня она была освещена особо.

13 мая 1940 года голландское правительство покинуло территорию Голландии для того, чтобы переехать в дружественное союзное государство и своим присутствием там показать свою твердую волю оставить за собой все прерогативы своего суверенитета.

29 мая 1940 года подсудимый Зейсс-Инкварт, который имел ранг рейхсминистра без портфеля, был назначен рейхскомиссаром оккупированных Нидерландов, следовательно, начиная с этого числа и до дня капитуляции германской армии, подсудимый Зейсс-Инкварт в силу выполняемых им функций был ответственным за все действия так называемой гражданской администрации в Голландии.

Действительно, из речей, которые он произносил, явствует со всей очевидностью, что он не только должен был выполнять чисто административные функции, но и был облечен политической властью. Следовательно, он тщетно будет пытаться утверждать, как он это делал на допросе, которому его подверг мой коллега господин Томас Додд, что в Голландии он якобы был лишь своего рода чиновником, которому было поручено ставить печать на приказах, так же как до этого в Австрии он якобы был только телеграфистом. Этот допрос был произведен 18 сентября 1945 года, страницы с 20 по 22. Я не буду более останавливаться на этом, поскольку я не хотел бы представлять эти многочисленные протоколы допросов, так как при представлении их в качестве доказательств на них будут ссылаться в ходе перекрестных допросов. Эти документы весьма показательны.

Председатель: Господин Мунье, этот протокол допроса уже представлялся?

Мунье: Нет, господин председатель.

Председатель: Итак, что касается техники процедуры...

Мунье: Господин председатель, я прошу меня извинить. Я заранее знал, что этот документ вы не могли принять в качестве доказательства.

Председатель: Нет, почему же, он может быть представлен в качестве доказательства, если не нарушается правило.

Мунье: Мое намерение, господин председатель, было следующим...

Председатель: Господин Мунье, я боюсь, что вы меня не поняли. Согласно статье устава, обвинитель имеет право допрашивать любого из подсудимых, а это как раз и был допрос одного из подсудимых, не так ли?

Если обвинение хочет представить такой протокол допроса в качестве доказательства, оно может это сделать. Если оно не считает этого нужным делать, то оно может этого не делать. В таком случае протокол допроса не принимается в качестве доказательства и его не следует предъявлять подсудимому до тех пор, пока он не будет представлен в качестве документального доказательства.

Мунье: Так. Господин председатель, я не делал ссылки на эти показания подсудимого. Я хотел лишь сказать, что во время перекрестного допроса мы сможем, по крайней мере, я на это надеюсь, использовать их в отношении подсудимого, о котором я сейчас говорю.

С разрешения суда я, прежде всего, остановлюсь на вопросе о террористической деятельности подсудимого Зейсс-Инкварта. Она выражалась в следующих акциях.

Прежде всего, в целой системе коллективных штрафов. В марте 1941 года он установил систему коллективных штрафов, которые налагались на голландские города, где были особенно сильны, по его мнению, элементы сопротивления. Так, на город Амстердам был наложен штраф в два с половиной миллиона гульденов.

Подсудимый Зейсс-Инкварт ввел также систему взятия заложников. 18 мая 1942 года он опубликовал объявление, в котором сообщал об аресте 450 человек, занимавших важнейшие посты, которых лишь подозревали в связи с движением Сопротивления...

Фактически, подсудимый признал господину Додду…Нет, господин председатель, я остановлюсь, я не представил эти допросы. Я вынужден пропустить этот отрывок и только отметить в целом, и я прошу суд не рассматривать этот факт как нарушение устава. Я просто отмечаю суду, что также и в этом случае, подсудимый Зейсс-Инкварт пытался спрятаться в тени рейхсканцлера, тени фюрера, Гитлера.

Декретом от 7 июля 1942 года подсудимый приказал немецким судам, причем судей назначил он сам, рассматривать важнейшие дела не только немецких граждан в Голландии, но и голландских граждан, подозреваемых во враждебных действиях против Рейха, против партии или против германских граждан.

В то же время подсудимый Зейсс-Инкварт ввел смертную казнь для тех, кто не выполнил должным образом задач по обеспечению безопасности, предписанных германскими вооруженными силами и полицией безопасности, и для тех, кто, будучи осведомленным относительно преступных планов, направленных против оккупационных сил, не сообщил об этом на германские командные пункты.

Председатель: Господин Мунье, вы только что цитировали заявление от 18 мая 1942 года. Но пока вы не дали нам никакого номера документа.

Мунье: Господин председатель, я должен вам указать, что я обращался в общих чертах к официальному докладу голландского правительства, RF-1429. Оно представило доклад...

Председатель: Здесь это сказано.

Мунье: Да, господин председатель.

Председатель: Вы сказали, что это относится также к документу от 7 июля 1942, о котором вы только что говорили.

Мунье: Да, господин председатель. Подсудимый Зейсс-Инкварт также назначил обергруппенфюрера Раутера138 генеральным комиссаром по вопросам безопасности. Последний несет ответственность за все исчисляемые тысячами убийства голландцев, которые были совершены с молчаливого согласия Зейсс-Инкварта, так как назначение Раутера всегда оставалось в силе, так и не было отменено.

С другой стороны, правительство Голландии предъявляет Зейсс-Инкварту обвинение в том, что он создал сеть чрезвычайных судов. В мае 1943 года он ввел военно-полевую полицейскую юрисдикцию, и на основании приказа Гитлера были вновь взяты под стражу освобожденные после окончания военных действий голландские военнопленные. В тот период на голландских заводах возникла волна решительного сопротивления и многие голландские граждане были казнены после того, как была введена вновь созданная военно-полевая полицейская юрисдикция. К тому же Зейсс-Инкварт не упустил случая на совещании с коллаборационистами воздать себе похвалы за все эти акты террора и брал ответственность за них на себя.

Подсудимый Зейсс-Инкварт был в Голландии высшим представителем Гитлера. Поэтому его вместе с подсудимым Заукелем нужно считать ответственным за массовый угон рабочих из Голландии в Рейх с 1940 по 1945 год. Если германские военные власти со своей стороны и вмешивались в проведение мобилизации рабочей силы, то чиновники Заукеля в Голландии находились обычно под началом рейхскомиссара Зейсс-Инкварта, и поэтому его следует считать ответственным за их действия. Подсудимый Зейсс-Инкварт подписал декрет рейхскомиссара № 26 за 1942 год, который находится в докладе голландского правительства. Это приказ о принудительной отправке голландских рабочих в Германию. Тех, кто отказывался работать на Германию, лишали продовольственного снабжения. Оккупационные власти организовали чудовищные облавы на улицах Роттердама и Гааги в целях обеспечения рабочей силы, предназначенной для строительства фортификационных сооружений для германских вооруженных сил.

Что касается экономического разграбления, то следует сказать, что в период, когда Зейсс-Инкварт был комиссаром, экономика Голландии была подвергнута разграблению, как и экономика других оккупированных стран. Так, зимой 1941/42 года по приказу Зейсс-Инкварта реквизировались шерстяные изделия для германской армии на Восточном фронте. В 1943 году были реквизированы текстильные товары и предметы широкого потребления для германского населения, которое пострадало от бомбардировок. В результате проведения акции «Бём» голландцев насильственно принуждали продавать вино и различные предметы, которые предназначались для подарков германскому населению по случаю рождества 1943 года.

Подсудимый Зейсс-Инкварт также причастен к появлению черного рынка: в целях проведения четырехлетнего плана Зейсс-Инкварт оказал подсудимому Герингу и подсудимому Шпееру эффективную поддержку в разграблении голландской экономики. Можно утверждать, что в Голландии существовал значительный черный рынок из-за того, что он поощрялся и ему оказывалась поддержка. В целях осуществления четырехлетнего плана были использованы спекулянты, производившие скупку товаров. Когда же голландские следственные органы захотели вмешаться, им воспрепятствовала в этом германская полиция.

В 1940 году подсудимый Зейсс-Инкварт издал приказ, который позволял германским властям в Голландии конфисковать имущество всех лиц, которых можно было обвинить во враждебных действиях против Германского Рейха. Имущество королевской семьи по приказу подсудимого Зейсс-Инкварта было конфисковано генеральным комиссаром по вопросам безопасности. Оккупационные войска могли захватывать все, что им было необходимо.

Все эти захваты осуществлялись исключительно жестоким образом, особенно при реквизиции продуктов питания.

Действительно, как это указывается в официальном докладе голландского правительства и в документе, который был уже предъявлен экономическим отделом французского обвинения под номерами RF-139 и RF-140, с момента начала оккупации наличные продовольственные запасы систематически изымались с согласия подсудимого Зейсс-Инкварта, то же происходило с сельскохозяйственными продуктами, которые были вывезены в Германию. Когда в сентябре 1944 года, после освобождения южной части Голландии, началась забастовка на железных дорогах на севере, подсудимый Зейсс-Инкварт запретил в целях подавления забастовки транспортировку какого-либо продовольствия с северо-востока на запад, и из-за этого стало невозможно создать запасы на зиму на западе.

Вследствие этого ответственность за голод, который свирепствовал зимой 1944/45 года и который стоил жизни примерно 25 000 голландцам, также ложится на подсудимого Зейсс-Инкварта.

Что касается произведений искусства, то здесь разграбление осуществлялось подобным же образом. Подсудимого Зейсс-Инкварта нужно считать ответственным за организацию вывоза произведений искусства из Голландии, куда он вызвал даже своего друга доктора Мюльмана139, который был специалистом в этой области.

В 1941 году голландские власти установили валютный контроль, который позволял следить за закупками товаров и ценных бумаг, производимыми на германские деньги, и целью этого служило стремление избежать того, чтобы голландская экономика была незаконно лишена своих материальных богатств или валюты.

31 марта 1941 года подсудимый Зейсс-Инкварт упразднил «валютную» границу, существовавшую между Рейхом и оккупированной голландской территорией. Таким образом, он предоставил возможность оккупационным властям совершать всевозможные незаконные действия в денежной сфере, действия, которые надо присовокупить к недопустимым германским требованиям в отношении покрытия оккупационных расходов: 24 марта 1941 года — 500 млн. рейхсмарок.

По приказу Геринга в целях ускорения разграбления голландской экономики был также ликвидирован пограничный контроль между оккупированной голландской территорией и Германией. После того как успехи стали изменять германским вооруженным силам, в особенности после 1 сентября 1944 года, политика разрушения приняла систематический характер. Цели, которые наметили немцы в Голландии, были следующие: 1) разрушение или приведение в непригодное состояние заводов, верфей, бассейнов, доков, портовых сооружений, рудников, мостов, железнодорожных сооружений; 2) затопление западных частей Голландии; 3) овладение сырьем, полуфабрикатами, готовыми изделиями и машинами либо с помощью реквизиций, либо путем оплаты; в большинстве же случаев просто захватом с применением оружия; 4) взлом хранилищ, содержащих драгоценности, бриллианты и т. д., и незаконное присвоение их. В результате все эти меры, за которые несет ответственность полностью или разделяет значительную ее часть подсудимый Зейсс-Инкварт, привели к тому, что Голландия была обречена на неописуемую нищету.

На этом я заканчиваю, господин председатель, предъявление обвинений против подсудимого Зейсс-Инкварта.

Председатель: Господин Мунье, сколько времени вы планируете занять этим утром, потому что как я понял, дело против подсудимого Гесса будет представлено сразу после, и важно закончить его сегодня, для того, чтобы главный обвинитель имел целый день на вступительную речь.

Мунье: Господин председатель, и вчера и сегодня я как можно сильнее стремился следовать пожеланиям трибунала. Я прекрасно понимаю вашу обеспокоенность за скорейшее ускорение процесса, и в виду этого, я сокращал замечания которые хотел сделать этим утром. По этой причине, я также заявляю от имени французского обвинения, о том, что я воздержусь от презентации дел остальных подсудимых, которые были запланированы. Я лишь прошу трибунал обратиться к материалам, которые мы представили, за исключением дела Кейтеля и Йодля. С позволения суда, мой коллега и друг, господин Кватре, сделает несколько замечаний об этих двух подсудимых в начале вечернего заседания. Он попытается как можно сильнее их сократить. Таким образом, британская делегация получит два часа, которые требуются для неё, чтобы представить дело Гесса.

Соответственно, с позволения суда, господин Кватре, будет выступать час с двух часов и затем уступит британской делегации.

Председатель: Я хочу задать вам ещё один вопрос, господин Мунье, что касается документов против остальных подсудимых, иных нежели Кейтель и Йодль, они были подготовлены для подсудимых?

Мунье: Да, господин председатель.

Председатель: Мы прервёмся.

[Объявлен перерыв до 14 часов]