<Главная страница дня
33-й день
14 1946
Понедельник
Утреннее заседание
Вечернее заседание
Председатель: Вы вернёте свидетеля? Я думаю один из защитников хотел его перекрёстно допросить.

[Свидетель Блаха вернулся на место свидетеля]

Бабель: Я хочу задать свидетелю несколько практических вопросов, которые как я думаю, нужны для лучшего понимания предыдущих показаний свидетеля и моей собственной информации.

Свидетель находился в концентрационном лагере с 1941 по 1945 и должен быть информирован об условиях, которые там были. Его память, что очевидно из его предыдущих заявлений, выглядит превосходной.

[Обращаясь к свидетелю] Вам известно о том, как изменялась пропорция политических и уголовных заключённых в разные периоды? Каким было приблизительное количество политических и уголовных заключённых в Дахау?

Блаха: В Дахау это различалось. Были политические заключённые, профессиональные преступники и так называемые чёрные или асоциальные элементы. Конечно, я говорю только о германских заключенных, все заключённые других наций являлись политическими заключёнными. Только немецкие заключённые разделялись на красных, зелёных и чёрных заключенных. Большая часть немцев была политическими заключёнными.

Бабель: Вы можете указать приблизительную пропорцию? Четверть, половина, три-четверти?

Блаха: Извините, я не услышал вас.

Бабель: Вы можете привести цифры? Сколько было политических заключённых – половина, три-четверти или сколько? Вы можете привести приблизительную цифру?

Блаха: Я скажу, что из 5000 немецких заключённых, 3000 были политическими и 2000 были зелёными и чёрными заключёнными.

Бабель: Какой была пропорция в течение всего 4-х или 5-ти летнего периода?

Блаха: Она менялась, потому что многие умирали, некоторые немцы оставались, многих призывали и прибывало много новых. В последние годы было больше и больше политических заключённых, потому что много зелёных заключённых призвали на фронт.

Бабель: Каким приблизительно являлось общее количество в 1941, 1943 и 1945?

Блаха: Вы имеете в виду общее количество заключённых?

Бабель: Да, общее количество.

Блаха: У нас было от 8000 до 9000 в 1941, в 1943 было 15000 – 20000, и между концом 1944 и началом 1945 у нас было более чем 70000-80000.

Бабель: Ещё один вопрос, вы вначале упоминали, что работали на плантациях. Что вы имеете в виду под плантациями?

Блаха: Плантации это крупная усадьба СС на которой выращивали специи, медицинские травы и подобные вещи.

Бабель: Эта плантация была внутри лагеря?

Блаха: Нет, она была поблизости от лагеря, не его часть.

Бабель: Вы также упоминали работу на фабриках вооружений. Из ваших показаний я понял, что эти фабрики вооружения частично были внутри и частично снаружи лагеря. Это верно?

Блаха: Да, поначалу эти так называемые германские предприятия вооружений находились только вне лагеря. Затем, в результате бомбардировок, некоторые цеха перевели внутрь концентрационного лагеря.

Бабель: Каким было количество лагерной охраны в 1941?

Блаха: Непосредственно для охранной службы было три роты СС в лагере, но в Дахау был большой гарнизон СС и комендатуры. Охрану время от времени брали из других подразделений СС, при необходимости. Это различалось и зависело от того сколько требовалось охранников. Для регулярной службы обычно было три роты.

Бабель: Заключённых на фабриках вооружёний охраняли в рабочее время?

Блаха: Да. Каждый рабочий отряд имел командира выбранного из охранных рот и кроме того так называемые охранники, конвоировали отряд к месту работы и затем сопровождали заключённых обратно в лагерь.

Бабель: Пока вы были в лагере, вы были свидетелем плохого обращения со стороны охранников в ходе их ежедневной деятельности?

Блаха: Да, очень много.

Бабель: Часто?

Блаха: Да.

Бабель: По каким причинам?

Блаха: Причины различались, в зависимости от характера охранников или командиров.

Бабель: Но вы были заняты, по вашим заявлениям, очень сильно заняты.

Блаха: Да.

Бабель: Тогда, как вы смогли наблюдать такое плохое обращение?

Блаха: Я проводил много вскрытий людей как расстрелянных так и забитых до смерти во время работы и готовил заключения о причинах смерти.

Бабель: Вы сказали их расстреливали. Вы сами видели такие инциденты?

Блаха: Нет.

Бабель: Тогда, откуда вам это известно?

Блаха: Мне доставляли тела с места работы и моей обязанностью являлось устанавливать причину смерти, что людей забили до смерти, например, о том, что череп и рёбра сломаны, что человек умер от внутреннего кровотечения или что его застрелили, я должен был составлять официальный отчёт о причине смерти. Иногда, но это было редко, когда проводилось расследование, меня, вызывали в качестве свидетеля.

Бабель: Спасибо.

Председатель: Господин Додд, вы желаете провести повторный допрос свидетеля?

Додд: У меня сейчас нет вопросов к свидетелю.

Председатель: Кто-либо из членов обвинения хочет провести повторный допрос? Полковник Покровский?

Покровский: На данном этапе процесса у меня нет вопросов к свидетелю.

Председатель: Свидетель может идти.

[Свидетель покинул место свидетеля]

Додд: Я хочу попросить трибунал вынести судебное уведомление о выводах и приговорах вынесенных военным трибуналом в Дахау, Германия, 13 декабря 1945. Выводы датированы 12-м и приговоры 13-м. У меня есть удостоверенная копия выводов и приговоров. Документ номер PS-3590, который я приобщаю как экземпляр номер USA-664.

Председатель: Копии вручили подсудимым?

Додд: Да. Их направили в информационную комнату защитников подсудимых.

Председатель: Очень хорошо.

Додд: У меня есть ещё один вопрос, который я должен кратко затронуть этим утром для трибунала. Он касается вопроса, который возник после того как я покинул зал суда, чтобы вернуться в Соединённые Штаты.

13 декабря мы приобщили в качестве доказательства документ номер PS-3421 и экземпляры номер USA-252 и 254. Соответственно это были, как помнит суд, сохранённые фрагменты человеческой кожи взятые из человеческих тел и человеческая голова, голова человека которую сохранили. 14 декабря, согласно стенограмме, защитник подсудимого Кальтенбруннера обратился к трибуналу и пожаловался на то, что письменные показания которые приобщили, некоего Пфаффенбергера не указали на то, что комендант лагеря Бухенвальд194, некий Кох195 вместе со своей женой, был осуждён именно за эти жестокости, за кожу и за сохранение головы. И в ходе дискуссии в трибунале стенограмма показывает, что защитник подсудимого Бормана обращаясь к трибуналу, заявил о том, что весьма вероятно обвинение знало о том, что немецкие власти возражали этому коменданту лагеря Коху, и фактически знало о том, что его судили и приговорили именно за эти вещи. И как мы чувствуем, был некий намёк, на то, что обвинение зная об этом, скрыло это от трибунала. Итак, я желаю сказать, что у нас не было никаких сведений об этом человеке Кохе, когда мы представляли доказательства, мы ничего не знали о том, что он был комендантом, исходя из письменных показаний. Но после данного возражения мы провели расследование и установили, что его судили в 1944, судом СС, но не за татуированную человеческую кожу или сохранение человеческой головы, а за присвоение денег, что являлось – как рассказал нам судья который его судил – обвинением в общей коррупции и убийстве некого лица с кем он имел личные счёты. На самом деле судья доктор Морген196 рассказал нам о том, что он видел татуированную человеческую кожу и видел человеческую голову в кабинете коменданта Коха и он видел абажур сделанный из человеческой кожи. Но тогда не было обвинений в том, что он сделал эти вещи.

Я также хочу отметить трибуналу, что как мы говорим, показания доктора Блаха проливают дополнительный свет на то являлись ли эти экземпляры номер USA-252 и 254 изолированными примерами жестокости. Мы не смогли обнаружить лицо давшее показания. Мы пытались это сделать, но до сих пор не смогли его найти.

Председатель: Местонахождение кого?

Додд: Давшего показания Пфаффенбергера, того чьи письменные показания приобщались.

Председатель: Очень хорошо, господин Додд.

Кауффман: Сделанное заявление является несомненно важным, но было бы важно приобщить документы которые послужили основанием для осуждения коменданта и его жены. Кальтенбруннер сказал мне, что во всех СС было известно, что коменданту Коху и его жене также учли – я подчёркиваю «также» - учли эти вещи и что в СС было известно, что это было одним из факторов жестокости приговоров вынесенных им за их бесчеловечное поведение.

Председатель: Минуточку. Так как вы являлись защитником который сделал утверждение о том, что коменданта Коха казнили за его бесчеловечное обращение, вы являетесь стороной, которая должна предоставит приговор.

Кауффман: У меня на руках никогда не было приговора. Я завишу от информации которую мне предоставил Кальтенбруннер лично и устно.

Председатель: Вы сделали это утверждение. Меня не волнует, как вы его получите. Вы сделали утверждение, поэтому вам следует представить документ.

Кауффман: Да.

Филлимор: С позволения трибунала, обзоры и документальные книги были вручены. Документы в документальной книге находятся в том порядке в котором я ссылаюсь и ссылки на них таком же порядке. На первой странице обзора приводится фрагмент из приложения А обвинительного заключения, который касается преступности подсудимого.

Председатель: Вы сначала рассмотрите Рёдера или Дёница?

Филлимор: С Дёницем. Мой учёный друг, майор Элвин Джонс рассмотрит Рёдера после. Читаю с первой страницы обзора…

Председатель: Трибунал прервётся на 10 минут.

[Объявлен перерыв]

Филлимор: Милорд, могу я приступить?

Председатель: Очень хорошо.

Филлимор: Досье и книги документов уже вручены. Доказательства в книге документов расположены в том порядке, в котором я буду на них ссылаться. Ссылки на документы, которые имеются в досье, находятся в таком же порядке. На 1-й странице приведена выдержка из обвинительного заключения и приложения «А». Там перечисляются те посты, которые он занимал, и излагаются обвинения против него, во-первых, в том, что он способствовал подготовке войны, во-вторых, в том, что он принимал участие в военном планировании и подготовке агрессивных войн и войн, нарушающих международные договоры, соглашения и заверения, изложенные в первом и втором пунктах обвинительного заключения, и, в-третьих, в том, что он санкционировал, руководил и принимал участие в военных преступлениях, указанных в третьем пункте обвинительного заключения, включая преступления против лиц и собственности в открытом море.

Если я в некоторых случаях затрону третий пункт, то это будет сделано в результате любезного согласия главного обвинителя Французской республики.

На 2-й странице досье прежде всего перечислены посты, которые занимал подсудимый Дёниц. Документ, о котором я говорю, является первым в книге документов — PS-2887, USA-12. Трибунал увидит, что после его назначения в 1935 году командующим флотилией подводных лодок — это была первая флотилия из тех, что были сформированы после конца мировой войны в 1918 году — подсудимый, который тогда по существу командовал подводным флотом, повышался в чине по мере того, как увеличивался подводный флот, пока он не стал адмиралом. 30 января 1943 года он был произведен в гросс-адмиралы и занял место подсудимого Рёдера в качестве главнокомандующего германским военно-морским флотом, оставаясь в то же время командующим подводным флотом. Затем 1 мая 1945 года он стал преемником Гитлера в качестве главы правительства Германии.

Из большого количества документов, которые я представлю в качестве доказательства, видно, что подсудимый получил следующие награды: 18 сентября 1939 года — Железный крест 1-го класса за успехи в подводной войне на Балтике в польской кампании. За этим орденом 21 апреля 1940 года последовала высшая награда — Рыцарский крест к Железному кресту, а 7 апреля 1943 года он получил лично от Гитлера Дубовые листья к Рыцарскому кресту. Он был 223-м человеком, награжденным этим орденом за выдающиеся заслуги в создании германского флота, в особенности наступательного подводного флота, для предстоящей войны. По этому вопросу я представляю документ D-436, GB-183. Это отрывок из официальной публикации «Das Archiv197» о присвоении подсудимому чина вице-адмирала. Документ датирован 27 сентября 1940 года, и я зачитаю два последних предложения:

«За четыре года неустанной и, в полном смысле этого слова, непрерывной работы по подготовке он преуспел в доведении персонала молодого подводного флота и его материальной части до такого уровня, что он стал оружием колоссальной силы, неожиданной даже для экспертов. Потопление судов общим водоизмещением более чем три миллиона тонн за период одного года было достигнуто действиями только немногих судов. Это говорит лучше слов о заслугах этого человека».

Следующий документ в книге — PS-1463, GB-184 — отрывок из дневника германского военно-морского флота за 1944 год и он подчеркивает содержание предыдущего документа. Я не буду его зачитывать. Относящийся к делу отрывок помещается на второй странице и, если можно передать его суть, отмечу, что там описывается в деталях работа подсудимого по созданию подводного флота и его неутомимая работа по боевой подготовке, для того чтобы заполнить возникшую за 17 лет брешь, когда не проводилось никакой работы. Описывается, что он занимался новыми изобретениями, в частности, разработанной им самим «групповой» тактики, которая потом стала такой знаменитой. Затем наверху третьей страницы подводятся итоги его деятельности. Я прочту две последние фразы первого абзаца на этой странице:

«Несмотря на тот факт, что его обязанности выросли до неизмеримых размеров с начала выполнения колоссальной программы строительства подводного флота, он оставался тем, кем всегда был и будет: вождем и вдохновителем всех подчинявшихся ему сил».

И затем последнее предложение этого абзаца:

«Несмотря на все свои обязанности, он никогда не терял контакта со своими людьми и проявлял мастерскую ориентацию при вручении себя изменчивой фортуне войны».

Однако подсудимый получил все эти высокие посты не только потому, что он был способным морским офицером. Это доказывает его продвижение на место подсудимого Рёдера в качестве главнокомандующего военно-морским флотом, личное положение, которое он достиг как один из главных советников Гитлера и, наконец, после того, как прежние кандидаты, такие, как Геринг, не оправдали доверие Гитлера или сами сочли этот пост менее привлекательным, чем предполагали, он получил сомнительную честь стать преемником Гитлера. Все это он получил благодаря своей фанатической приверженности Гитлеру и партии, своей вере в нацистскую идеологию, которую он пытался внедрить в военно-морской флот и внушить германскому народу, а также благодаря высочайшему мастерству адаптироваться в условиях переменчивой военной фортуны, на что он ссылается в дневнике. Привлекая ваше внимание к этому документу, хочу предложить рассматривать перечисленные характеристики как синоним его способности на крайнюю безжалостность. Его отношение к нацистской партии и ее идеям проявляется в его публичных выступлениях.

Обратимся к следующему документу в книге документов — D-443, GB-185. Это отрывок из речи подсудимого на совещании командующих флотом в Веймаре 17 декабря 1943 года. Позднее эта речь распространялась подсудимым как совершенно секретный документ и предназначалась только для старшего офицерского состава путем личного вручения им. Милорд, я ее зачитаю:

«Я твердый приверженец идеологического воспитания.

Для чего же, главным образом, это нужно делать? Выполнение долга для солдата является делом само собой разумеющимся. Но осознание всего значения выполненного долга возникает только тогда, когда говорят сердце и убеждение. В таком случае выполнение долга в корне отличается от выполнения долга в ситуации, когда я выполнял бы свою задачу всего лишь буквально, послушно и с полной верой. Поэтому солдату необходимо опираться при выполнении своего долга на всю свою умственную и духовную энергию, а для этого необходимы убеждения и идеология. Поэтому нам совершенно необходимо подготовить солдата единообразно и всеобъемлюще так, чтобы он стал идеологическим приверженцем нашей Германии. Любой дуализм, любое расхождение в позициях в этой связи, любое отклонение от нормы или неподготовленность во всех обстоятельствах приведут к слабости. Тот, в ком это гармонически развивается и расцветает, превосходит другого. Тогда, в самом деле, вся важность и смысл его убеждения начинают играть свою роль. Заявление о том, что солдат или офицер не должен иметь политических убеждений, является вздором. Солдат воплощает в себе государство, в котором он живет, он является его представителем. Поэтому он должен целиком стоять за свое государство.

Мы должны пойти по этому пути с глубоким убеждением. Русские идут по такому пути. Мы сможем оказать сопротивление в этой войне, только если мы примем участие в ней со священным рвением, со всем нашим фанатизмом.

Один я не могу это сделать, это может быть сделано только с помощью человека, который держит в своих руках производство всей Европы — с помощью министра Шпеера. Моим стремлением является только иметь для военно-морского флота столько военных судов, сколько возможно для того, чтобы флот мог сражаться и наносить удары. Для меня не имеет значения, кто их строит».

Последнее выражение важно в связи с недавним документом, который будет переведен позднее. Когда я буду рассматривать его, трибунал увидит, что подсудимый не возражал против использования для его целей труда узников концентрационных лагерей.

Следующий документ, который я представляю как доказательство, — это документ D-640, GB-186, в книге документов. Это отрывок из речи подсудимого на ту же тему, когда он был главнокомандующим военно-морским флотом, обращенной к командующим военно-морского флота и произнесенной 15 февраля 1944 года. Милорд, этот отрывок одного содержания с предыдущим документом, за исключением, мне кажется, последних двух предложений. Я их зачитаю:

«С самого начала весь офицерский состав должен быть максимально идеологизирован, чтобы полностью разделять совместную ответственность за национал-социалистическое государство. Офицер является представителем государства. Бессмысленная болтовня о том, что офицер стоит вне политики, является вздором».

Следующий документ, PS-2873, GB-187, состоит из трех отрывков из речей. Первый — из речи, обращенной подсудимым к германскому военно-морскому флоту и германскому народу в «День памяти героев» 12 марта 1944 года.

«Германские мужчины и женщины!

Что бы произошло с нашей страной сегодня, если бы фюрер не объединил нас под знаменем национал-социализма? Разбитые на партии, отравляемые распространяющимся ядом еврейства и не защищенные от него, не охраняемые щитом нашего сегодняшнего, не идущего на компромиссы, мировоззрения, мы бы уже давно пали под бременем этой войны и стали бы объектом безжалостного уничтожения со стороны наших противников».

Следующий отрывок из речи, обращенной к военно-морскому флоту 21 июля 1944 года. Она еще раз показывает фанатизм подсудимого. Пожалуй, следует прочесть первую фразу.

«Моряки военно-морского флота! Священная ярость и беспредельный гнев наполняют наши сердца в связи с преступным покушением198, которое могло бы стоить жизни нашему любимому фюреру. Провидение не допустило этого. Провидение охраняло и защищало нашего фюрера и не оставило наше отечество в его судьбоносной борьбе».

И затем он продолжает говорить о судьбе, которая должна ожидать этих предателей.

В третьем отрывке говорится о введении нацистского приветствия в вооруженных силах. Я думаю, это не следует читать. Как господа судьи увидят, именно подсудимый Кейтель и подсудимый Дёниц являются ответственными за изменение приветствия в германских вооруженных силах и за принятие нацистского приветствия — ответственными вместе с Герингом, я должен был сказать — подсудимые Геринг, Кейтель и Дёниц.

Следующий документ представляет собой сообщение о речи, произнесенной подсудимым по радио, в которой он объявил о смерти Гитлера и о том, что он является его преемником. Это документ D-444, GB-188. Я зачитаю его часть. Время произнесения речи отмечено на документе — 22 часа 26 мин. Я цитирую:

«Из ставки фюрера сообщили, что наш фюрер Адольф Гитлер умер сегодня вечером в своем боевом штабе в рейхсканцелярии, сражаясь до последнего дыхания за Германию против большевизма.

30 апреля фюрер назначил гросс-адмирала Дёница своим преемником. Гросс-адмирал и преемник фюрера обратится к германскому народу».

И затем первый абзац его речи:

«Немцы, мужчины и женщины, солдаты германских вооруженных сил. Наш фюрер, Адольф Гитлер, мертв. Германский народ склоняется в глубочайшей печали и уважении. Он рано осознал ужасающую опасность большевизма и посвятил свою жизнь борьбе против него. Его борьба закончена. Он умер смертью героя в столице Германского Рейха, прожив целеустремленно, без ошибок и колебаний, жизнь».

Далее этот документ содержит приказ, изданный подсудимым в этот день примерно такого же содержания.

Помимо его деятельности в создании подводного флота имеется убедительное доказательство того, что подсудимый, будучи командующим подводных сил, принимал участие в планировании и проведении агрессивной войны против Польши, Норвегии и Дании. Помимо его деятельности в создании подводного флота имеется убедительное доказательство того, что подсудимый, будучи командующим подводных сил, принимал участие в планировании и проведении агрессивной войны против Польши, Норвегии и Дании. Следующий документ из книги документов, С-126(c), GB-45, уже был представлен. Это меморандум подсудимого Рёдера от 16 мая 1939 года, и я обращаю внимание трибунала на то, кому был разослан этот меморандум. Шестая копия была послана «Fuhrer der Unterseeboote199», то есть подсудимому Дёницу. Этот документ представляет собой директиву о вторжении в Польшу, план «Белый», и я и я не буду ее читать, поскольку она уже зачитывалась.

Следующий документ С-126 (е) на второй странице этого же документа, также приобщённый как экземпляр GB-45. Это снова меморандум из штаб-квартиры Рёдера от 2-го августа 1939. Он адресован флоту и затем флагман подводного флота, конечно же подсудимый…и это просто сопроводительное письмо об оперативных директивах по использованию подводных лодок, которые должны были быть направлены в Атлантику в целях предосторожности в тоv случае если «План Белый» останется неизменным. Второе предложение является важным:

«Флагман подводных сил передает оперативные приказы в штаб руководства войной на море главного командования ВМС к 12 августа. Решение об отправке подводных лодок в Атлантику будет, вероятно, принято в середине августа».

Следующий документ — С-172, GB-189. Он состоит из оперативных инструкций самого подсудимого всем подводным лодкам о проведении операции «Белый». Документ подписан подсудимым. Он не имеет даты, но из самого содержания ясно, что дата должна быть до 16 июля 1939 года. Я не думаю, чтобы содержание этого документа прибавило что-нибудь новое. Это просто оперативная инструкция об осуществлении директивы Рёдера, уже представленной как доказательство С-126(c).

Следующий документ — С-122, GB-82. Это отрывок из военного дневника штаба руководства войной на море главного командования военно-морского флота Германии от 3 октября 1939 года. Здесь зафиксирован тот факт, что начальник военно-морского штаба запрашивает о точке зрения руководства на возможность захвата оперативных баз в Норвегии. Он уже зачитывался, и я только обращу внимание трибунала на текст в скобках, в абзаце, обозначенном буквой «d»:

«Флагман подводных сил уже рассматривает эти гавани как чрезвычайно полезные базы боевой техники и материального обеспечения для подводных лодок Атлантики, которые могут время от времени туда заходить».

Следующий документ, С-5, уже был представлен как доказательство GB-83. Этот документ исходит от подсудимого как главнокомандующего подводными силами и адресован главному командованию военно-морского флота в штаб руководства войной на море. Он датирован 9 октября 1939 года. В нем выражаются взгляды подсудимого о преимуществах Тронхейма и Нарвика как военно-морских баз. В документе предлагается создание базы в Тронхейме, а Нарвик рассматривается как альтернатива.

Следующий документ, С-151, уже был представлен как доказательство GB-91. Это совершенно секретный оперативный приказ подсудимого его подводным лодкам об оккупации Дании и Норвегии от 30 марта. Этот приказ засекречен словом «Hartmut». Члены трибунала вспомнят, что в документе в последнем абзаце говорится:

«Военно-морские силы, когда они войдут в гавань, должны поднять британский флаг до тех пор, пока не высадятся войска; предположительно этого не следует делать в Нарвике».

Приготовления к войне против Англии, пожалуй, лучше всего видны по расположению подводных лодок, которые находились под командованием Дёница на 3 сентября 1939 года, когда разразилась война между Германией и западными союзниками. Места, где произошли потопления в следующую неделю, включая потопление «Athenia200», о котором говорил мой ученый друг майор Элвин Джонс, подтверждают это. Я представлю в качестве доказательства две схемы как документ D-652, GB-190.

У меня имеются копии схем для членов трибунала. Схемы были приготовлены британским адмиралтейством. Первая — показывает расположение подводных лодок на 3 сентября 1939 года. К этой схеме в левом углу приколот текст освидетельствования документа, который я должен прочитать.

«Эта схема была составлена на основании изучения приказов, изданных Дёницем между 2 августа 1939 года и 3 сентября 1939 года, впоследствии захваченных. Эта схема показывает примерное расположение подводных лодок согласно приказам от 3 сентября 1939 года. Точность ее во всех деталях не может быть гарантирована, поскольку собрание трофейных приказов неполное и некоторые из показанных здесь подводных лодок, очевидно, будучи в море, получили приказ 3 сентября или около этой даты переместиться на новые оперативные участки. Документы, на основании которых составлена эта схема, в настоящее время хранятся в британском адмиралтействе в Лондоне».

У меня есть два замечания по первой схеме. Первое, членам трибунала должно быть ясно, что подводные лодки, которые находились на этих позициях 3 сентября 1939 года, вышли из Киля задолго перед этим. Второе замечание, которое я хотел бы сделать, важно в связи с делом подсудимого Рёдера, которое будет представлять мой коллега майор Элвин Джонс. Речь идет о местонахождении подводной лодки «U-30». Члены трибуналы могут обдумать это посмотрев на таблицы.

Вторая схема показывает потопления, произведенные в течение первой недели войны, место потопления «Athenia» будет отмечено. Здесь имеется также краткое удостоверение в левом углу на копиях, имеющихся у судей.

Эта схема составлена на основании официальных данных британского адмиралтейства в Лондоне. Она отражает расположение и потопления британских торговых судов действиями противника в течение 7 дней после 3 сентября 1939 года.

Я обращаюсь к участию подсудимого в военных преступлениях и преступлениях против человечности.

Военные действия, которые велись против нейтральных и союзных судов подводными лодками под руководством подсудимого, велись со все возрастающей жестокостью. Подсудимый проявил свое «высочайшее мастерство, действуя сообразно изменению хода военных событий». С первых дней торговые суда, как союзные, так и нейтральные, топились без предупреждения. Когда германское адмиралтейство объявило опасные зоны боевых действий, эти потопления продолжали иметь место как в пределах, так и вне этих зон. За некоторыми исключениями, в первые дни войны не принимались меры к спасению команд и пассажиров потопленных торговых судов. Заявление с требованием полной блокады британских островов послужило просто для того, чтобы подтвердить создавшееся положение, при котором подводная война проводилась без какого-либо учета установленных международных правил ведения войны или норм человечности.

Ход ведения войны на море в течение первых 18 месяцев суммирован в двух официальных британских отчетах, сделанных в то время, когда те, кто их составлял, не знали о некоторых приказах, которые сейчас находятся в наших руках.

Я обращаюсь к следующему документу D-641(а), GB-191. Это отрывок из официального отчета британского МИДа касательно германских атак на торговые суда в период с 3 сентября 1939 года по сентябрь 1940 года, то есть в первый год войны. Отчет был составлен вскоре после сентября 1940 года.

Я бы хотел процитировать второй абзац на первой странице.

«В течение первых 12 месяцев войны из-за действий противника было потеряно 508 судов союзников общим водоизмещением 2 081 062 тонны, кроме того, было потеряно 253 судна нейтральных государств общим водоизмещением 769 213 тонн. Почти все эти торговые суда были потоплены подводными лодками, минами, военно-воздушными силами или надводными силами ВМФ. Большинство из них было потоплено тогда, когда они совершали обычные торговые рейсы. 2836 торговых моряков союзных стран погибли на этих судах…».

Во время прошлой войны практика центральных держав201 настолько отдалилась от признанных норм, что было признано необходимым снова изложить правила ведения войны, в особенности по отношению к подводным лодкам. Это было сделано в договоре, подписанном в Лондоне в 1930 году202. Германия в 1936 присоединилась к условиям договора, которые гласили:

«1. В действиях по отношению к торговым судам подводные лодки должны подчиняться правилам международного права, которым подчиняются надводные суда.

2. В частности, за исключением случая настойчивого отказа остановиться после требования или активного сопротивления посещению и обыску, военное судно, будь то надводное судно или подводная лодка, не может потопить или вывести из строя торговое судно без того, чтобы прежде не были определены в безопасное место пассажиры, команда и судовые документы. В этом плане спасательные лодки не могут рассматриваться как безопасное место в случае, если не может быть уверенности в безопасности пассажиров и команды, в связи с состоянием моря, условиями погоды, близостью земли или наличием другого судна, которое может взять их на борт».

Затем следующий абзац:

«В начале настоящей войны для регулирования ее ведения на море и в качестве руководства для своих военно-морских офицеров Германией были приняты призовые правила203. В 74-й статье этого указа излагаются правила о подводной войне, заимствованные из Лондонского договора. 72-я статья, однако, предусматривает, что захваченные вражеские суда могут быть уничтожены, если представляется нецелесообразным или небезопасным вести их в порт. В статье 73 имеется такая же норма по отношению к нейтральным судам, которые могут быть захвачены в связи с тем, что шли в сопровождении конвоя противника, применяли силу либо оказывали помощь противнику. Эти положения не соответствуют традиционной британской точке зрения, но важный пункт заключается в том, что даже в этих случаях призовые правила предусматривали сначала захват торгового судна и лишь затем его уничтожение. Другими словами, если бы немцы придерживались правил, изложенных в их собственном указе о ведении подводной войны, мы могли бы спорить с ними по узким юридическим вопросам, но у нас не возникло бы с ними резких разногласий ни по более широким правовым проблемам, ни по вопросам гуманности. В данном случае, однако, совершенно ясно, что почти с самого начала войны немцы отказались от своих собственных принципов и вели войну с неуклонно возраставшим пренебрежением к международному праву и к тому, что является главным принципом всякого права — защите человеческой жизни и собственности от произвольных и безжалостных атак».

Я перехожу к третьему абзацу на следующей странице, где приводятся два примера:

«30 сентября 1939 г. имело место первое потопление нейтрального судна подводной лодкой без предупреждения и с потерями человеческих жизней. Это было датское судно «Vendia204», которое шло в Клайд с балластом. Подводная лодка произвела два выстрела и вскоре после этого торпедировала судно. Торпеда была выпущена, когда капитан судна сигнализировал, что он подчиняется приказам подводной лодки, и прежде, чем команда получила возможность оставить судно. К ноябрю подводные лодки начали регулярно топить нейтральные суда без предупреждения. 12 ноября норвежское судно «Arne Kjode205» было торпедировано в Северном море без какого бы то ни было предупреждения. Это был танкер, который шел из одного нейтрального порта в другой. Капитан судна и четыре члена команды были убиты, а оставшиеся в живых в течение многих часов находились в открытых лодках, пока их не подобрали. В последующем, в дополнение к тому, что немцы отказались от установления характера груза, появилось другое примечательное явление, а именно все возрастающее пренебрежение к судьбе команды».

Далее, в связи с атаками на союзные торговые суда, даются некоторые цифры: 241 потопленное судно, 221 зафиксированное нападение на суда, 112 незаконных нападений на суда. По крайней мере, 79 из 112 судов были торпедированы без предупреждения.

Биддл: В таком случае, они были незаконно потоплены?

Филлимор: Да, сэр.

Биддл: Согласно этому документу, заявления немцев были приняты на веру ввиду отсутствия доказательств обратного.

Филлимор: Да, мне следовало прочитать эту фразу. Благодарю, ваша честь.

Перехожу ко второму отчету, D-641(6), GB-191. Этот отчет, охватывающий 6 следующих месяцев, начиная с 1 сентября 1940 года.

Председатель: Вы прочтёте страницу 3?

Филлимор: С позволения вашей светлости, я много прочёл из доклада и есть отрывки которые я не считаю существенно важными.

Председатель: Я сам не читал, но я думаю…

Филлимор: Я прочту два первых абзаца на третьей странице:

«К середине октября подводные лодки топили торговые суда, не обращая никакого внимания на безопасность команд. Но через четыре месяца немцы все еще официально заявляли, что они действуют в соответствии с призовыми правилами. Но их собственные полуофицальные комментаторы, однако, прояснили это положение. Что же касается нейтральных судов, то официальные лица в Берлине в феврале заявили, что любое нейтральное судно, которое добровольно или по принуждению идет в порт противника, включая порты, контролирующие контрабанду, тем самым теряет свою нейтральность и должно рассматриваться как вражеское. В конце февраля положение окончательно выяснилось, благодаря заявлению о том, что нейтральное судно, которое получило охранное морское свидетельство от британского консула для того, чтобы избежать захода в британскую базу контроля за контрабандой, подлежало потоплению германской подводной лодкой, даже если оно шло из одного нейтрального порта в другой. Что касается союзных судов, то в середине ноября 1939 года Берлином было издано предупреждение о том, что британские суда не должны вооружаться. К этой дате ряд британских торговых судов были незаконно атакованы огнем из орудий или торпедами, выпущенными подводными лодками, а после этой даты еще пятнадцать невооруженных союзных судов было торпедировано без предупреждения. Поэтому ясно не только то, что вооружение было полностью оправдано как мера защиты, но также и то, что ни до, ни после германской угрозы германские подводные лодки не делали различия между вооруженными и невооруженными судами».

Последний абзац только подводит итоги, но не прибавляет ничего нового.

Обращаюсь к документу D-641(b), который представляет собой аналогичный отчет, охватывающий следующие 6 месяцев. Я прочту пять первых абзацев на 1-й странице:

«30 января 1941 года Гитлер объявил: Каждое судно, идущее с конвоем или без, которое появляется перед нашими торпедными аппаратами, должно быть торпедировано». На первый взгляд это заявление не допускает компромисса. Единственная оговорка, вытекающая из контекста, сводится к тому, что угрозы, непосредственно предшествовавшие этой фразе, конкретно адресованы народам американского континента. Германские комментаторы, однако, в последующем пытались смягчить сказанное, утверждая, что Гитлер имел в виду только те суда, которые пытались войти в ту зону, где предполагалось действие германской тотальной блокады.

Не имеет большого значения то, что именно имел ввиду Гитлер, поскольку единственный вывод, который может быть сделан после изучения фактов ведения противником войны против торговых судов, заключается в том, что действия противника в этой области никогда не были ограничены теми принципами, которые высказывались его официальными представителями, но единственно определялись наличием или отсутствием возможностей в данное время».

Председатель: Полковник Филлимор, не является ли этот документ, который вы сейчас читаете, аргументацией по правовым вопросам?

Филлимор: Частично, да, ваша честь. Трудность заключается в том, чтобы, оставив в стороне эти части документа, выбрать факты.

Председатель: Очень хорошо.

Филлимор: В третьем абзаце, если опустить оставшуюся часть второго абзаца, заключается следующее:

«Целью германской тотальной блокады было помешать нейтральным судам входить в морскую зону колоссальных размеров вокруг Британии (область, простиравшуюся примерно на 500 миль к западу от Ирландии и от широты Бордо до широты Фарерских островов) под угрозой, что они будут потоплены без предупреждения, а их команды уничтожены. Фактически, по крайней мере 32 нейтральных судна, исключая те, которые шли в сопровождении британских конвоев, были потоплены противником после объявления «тотальной блокады».

И, наконец, последняя фраза в следующем абзаце, связанная с потоплением торговых судов без предупреждения.

Хотя во многих случаях информация отсутствует, наличествует ряд деталей, доказывающих, что в течение обозреваемого периода, по крайней мере 38 союзных торговых судов, исключая те, которые сопровождались конвоем, были торпедированы без предупреждения в самой зоне «тотальной блокады» или вблизи ее.

То, что сами немцы не преувеличивали значения этой зоны, доказывается тем фактом, что из 38 судов, о которых шла речь, по крайней мере 16 было торпедировано за пределами военной зоны.

На следующей странице излагается конкретный случай, иллюстрирующий изложенный выше вопрос. Первый абзац на этой странице, третья фраза:

«Потопление судна «City of Benares206» 17 сентября 1940 года является ярким примером этого. «City of Benares» — лайнер водоизмещением в 11 000 тонн со 191 пассажиром на борту, включая около 100 детей. Это судно было торпедировано без предупреждения за пределами «военной зоны». Погибло 258 человек, включая 77 детей и команду. Когда судно было торпедировано около 10 часов вечера, шел дождь с градом, дул резкий ветер и море было очень бурным. В темноте из-за условий погоды по крайней мере 4 из 12 спущенных спасательных лодок опрокинулись, остальные заливала вода, и многие люди были сброшены в море волной. Только в одной лодке 16 человек, включая 11 детей, погибли от того, что были оставлены на произвол судьбы, в другой погибло 22 человека, включая 15 детей, в третьей — 21 человек. Следует подчеркнуть не только необычную жестокость этого нападения, но и то, что подобные результаты неизбежны, когда нападающий пренебрегает правилами ведения войны на море так, как это делали и делают немцы».

Я думаю, что остальная часть этого абзаца не является важной.

Я обращаюсь к документу D-641(с), который представляет собой часть документа GB-191.

Председатель: Я думаю, что из тех фактов, которые вы изложили, ясно, что никакого предупреждения не делалось.

Филлимор: Нет, милорд.

Председатель: Мы думаем, что вам следует прочесть и следующий абзац.

Филлимор: Если ваша честь желает.

«Имеются сотни подобных же историй, историй о странствиях в течение многих дней в открытых лодках в атлантических штормах; о людях в воде, цепляющихся за плот и в течение нескольких часов один за другим выпускающих его; о командах, которые под пулеметным огнем пытались спустить лодки или плыть на них; о моряках, разорванных на куски снарядами, торпедами и бомбами. Противник должен знать, что подобные вещи являются неизбежным результатом избранного ими способа ведения войны».

Остальная часть во многом такого же содержания.

Следующий документ D-641(е) является удостоверением, в котором приводится общее число потопленных подводными лодками судов в течение войны — 2775 британских, союзных и нейтральных судов общим водоизмещением 14 572 435 тонн.

Милорд, возможно, следует обратиться к одному примеру, не процитированному в этих отчетах, о жестоком характере действий, проводившихся под руководством командиров подводных лодок, находившихся в ведении подсудимого, особенно поскольку имеются британские и германские версии потоплений. Я обращусь к другому документу: «Потопление судна «Sheaf Mead207». Это документ D-644, GB-192. Я прочту первый абзац:

«Британское судно «Sheaf Mead» было торпедировано без предупреждения 27 мая 1940 года...»

Председатель: Это германские данные, не так ли?

Филлимор: Это документ в форме британского отчета. Он включает в себя германскую версию в виде законченного отрывка из судового журнала.

Председатель: Там написано «совершенно секретно»?

Филлимор: Да, милорд, в то время это был совершенно секретный документ. Это было некоторое время тому назад.

«Британское судно «Sheaf Mead» было торпедировано без предупреждения 27 мая 1940 года, погиб 31 человек из команды. О командире подводной лодки, ответственном за этот акт, сообщается, что он вел себя исключительно жестоко по отношению к людям, которые пытались вскарабкаться на перевернутые лодки и куски дерева. Предполагается, что этот человек — капитан-лейтенант Эрн208, командовавший подводной лодкой «U-37». Следующий отрывок из судового журнала от 27 мая 1940 года не оставляет никакого сомнения в этом и говорит сам за себя в отношении его поведения.

Снова обращаемся к соответствующему отрывку из судового журнала, на второй странице, время, отмеченное на документе, 15 час. 54 мин.

«Мы на поверхности. Корма находится под водой. Имеется в виду судно, которое было торпедировано. Корма под водой. Носовая часть поднимается вверх. Лодки спущены на воду. Им повезло. Картина представляет собой полный порядок. Они находятся на некотором расстоянии. Нос поднимается совсем высоко. Два человека появляются откуда-то в носовой части судна. Они бегают вдоль палубы. Корма исчезает, судно переворачивается. Потом следует страшный взрыв парового котла. Два человека взлетают в воздух, раскинув руки и ноги. Гром и треск. Затем все кончено. Всплывает масса обломков. Мы приближаемся, чтобы определить название судна. Команда спасается на лодках и обломках судна. Мы вылавливаем спасательный круг. На нем нет названия. Я спрашиваю человека на плоту. Он говорит, почти не оборачиваясь, — "Кличка". Юноша в воде призывает на помощь. Другие очень спокойны. Они, по-видимому, промокли и устали. На лицах выражение холодной ненависти. Идем старым курсом. После того как смыли краску со спасательного круга, обнаруживается название судна: «Greatafield», Глазго. 5006 регистровых тонн».

«Идем прежним курсом» — означает, что подводная лодка ушла.

Следующая страница этого документа содержит отрывок из отчета старшего машиниста «Sheaf Mead». Первый и последний абзацы, на которые я буду ссылаться:

«Когда я выплыл на поверхность, оказалось, что я нахожусь у левого борта, то есть ближе к подводной лодке, всего около пяти ярдов от нее. Капитан подводной лодки спросил вестового о названии судна и последний назвал ему его. Затем он выловил один из наших спасательных кругов. Но нем было имя «Greatafield», поскольку наше судно носило это имя, прежде чем оно было заменено на «Sheaf Mead», в январе прошлого года».

В последнем абзаце:

«Два человека стояли у борта с баграми для того, чтобы отгонять нас. Подлодка кружилась вокруг нас в течение получаса, и эти люди фотографировали нас в воде.

Больше они ничего не делали, просто смотрели на нас, но ничего не говорили. Затем подводная лодка погрузилась и удалилась, не оказав нам никакой помощи».

Председатель: Не имеется ли в германском отчете какого-либо упоминания о том, что было дано предупреждение?

Филлимор: Нет, милорд, совершенно ясно, что предупреждения не было дано.

В записи, относящейся к 14 час. 14 мин., описывается, как было замечено судно и как трудно его опознать. Затем, наверху страницы:

«Расстояние уменьшается. Расстояние до судна быстро сокращается, но координаты все еще 40 — 50. Я еще не могу видеть корму.Торпеды готовы. Отдавать команду или нет? Орудийные расчеты также готовы. На борту судна виден желтый крест на фоне маленького темно-синего квадрата. Шведское? Очевидно, нет. Я поднимаю немного перископ. Ура! Орудие на корме — зенитное орудие или что-то похожее. Огонь! Я не могу промахнуться...» Затем потопление.

Теперь, когда возможно изучить некоторые подлинные документы, которыми подсудимый и его сообщники отдавали приказы в нарушение международного права, можно подумать, что те, кто составляли приводившиеся выше отчеты, преуменьшили факты. Эти приказы относятся не только к периоду, на который имеются ссылки в отчетах, но также и к последующим периодам ведения войны. Интересно отметить по ним шаги, предпринимавшиеся подсудимыми к достижению поставленной цели. Сначала они удовлетворялись тем, что нарушали нормы международного права до той степени, что топили торговые суда, включая нейтральные, без предупреждения в ситуации, когда имелась разумная перспектива избежать в дальнейшем разоблачения. Факты, на которые я уже ссылался, показывают, что вопрос о том, имели ли суда оборонительное вооружение или находились ли они в объявленном районе боевых действий, не имел практически никакого значения.

Я обращаюсь к документу С-191, GB-193. Это меморандум германского военно-морского штаба от 22 сентября 1939 года. Здесь говорится:

«Главнокомандующий подводными силами намеревается дать разрешение подводным лодкам топить без предупреждения любое судно, идущее без огней».

Я читаю с третьего предложения:

«Практически не представляется возможным атаковать суда ночью, поскольку подводная лодка не может определить цель, представляющую из себя тень, так, чтобы полностью исключить возможность ошибки. Если политическая ситуация такова, что даже возможные ошибки должны быть исключены, подводным лодкам должно быть запрещено производить какие-либо атаки ночью в тех водах, где могут находиться французские и британские военно-морские силы или торговые суда. С другой стороны, в тех водах, где ожидаются только английские соединения, меры, которые желательны для командующего подводными силами, следует проводить. Разрешение предпринимать такой шаг не дается в письменном виде, но базируется на невысказанном одобрении главного военно-морского оперативного штаба.

Командиры подводных лодок будут информированы устно и потопление торгового судна должно быть оправдано в военном дневнике как происшедшее в связи с тем, что торговое судно было принято за военный корабль или вспомогательный крейсер209. В настоящее время подводные лодки в проливе Ла-Манш получили инструкции нападать на все суда, идущие без огней».

Я перехожу к следующему документу — С-21, GB-194. Этот документ представляет собой ряд отрывков из военного дневника штаба руководства войной на море главного командования германского ВМФ. Во втором отрывке на странице 5 говорится о совещании с начальником штаба руководства войной на море. «Отчет от 2 января 1940 года».

1) Отчёт Ia – это офицер оперативного штаба военно-морского штаба…

Председатель: Не следует ли зачитать выше этого, параграф IIb?

Филлимор: Да, с позволения вашей светлости. Он важен. Остальные похожи. Я цитирую:

«Доклад, исходящий от I-а». Это доклад оперативного отдела о директиве верховного командования вооруженных сил от 30 декабря.

«Согласно этому, фюрер, в связи с докладом главнокомандующего военно-морским флотом, решил: а) С греческими торговыми судами следует обращаться как с вражескими в зоне блокады Британии и США b) все суда, проходящие через Бристольский залив, могут быть атакованы без предупреждения. Для общественного мнения эти атаки должны выдаваться за подрыв судов на минах. Обе меры должны быть приняты немедленно».

Следующий фрагмент, отчёт Ia, то есть офицера оперативного штаба военно-морского штаба о директивые высшего командования вооружённых сил от 30 декабря:

«Касательно усиления мер в воздушной и военно-морской войне в связи с планом «Жёлтый».

Согласно этой директиве, военно-морской флот получает право, одновременно с общим усилением войны, силами подводных лодок топить все суда без какого-либо предупреждения в водах вблизи берегов противника, где могли быть применены мины. В этом случае для объяснения можно высказать ту причину, что были использованы мины. Действия подводных лодок и употребление ими оружия должны быть приспособлены к данной цели».

И затем третий отрывок от 6 января 1940 года.

«…фюрер принципиально согласился — протокол доклада главнокомандующего военно-морским флотом от 30 декабря — допустить стрельбу без предупреждения в некоторых частях американской зоны блокады, по-прежнему выдавая атаки за возможный подрыв на минах…».

Этот приказ был затем передан главнокомандующему подводными силами, проводившему в жизнь это решение.

Следующий отрывок от 18 января 1940 года несколько дополняет предыдущий, и я его прочту:

«Верховное командование вооруженных сил издало следующую директиву от 17 января, отменявшую предыдущий приказ, касающийся усиленных мер в войне против торговых судов.

Военно-морской флот получает право, немедленно вступающее в силу, на потопление без предупреждения силами подводных лодок всех судов в водах вблизи берегов противника, где могли быть применены мины - Милорд это означает расширение района - Подводные лодки должны приспособить своё поведение и использование вооружений с целью сохранения видимости применения мин. Корабли Соединнённых Штатов, Италии, Японии и России не подлежат таким атакам».

Что же, есть пометка подчёркивающая мысль о сохранении видимости столкновений с минами и последний фрагмент как мне кажется, является кумулятивным.

Следующий документ С-118, GB-195. Это отрывок из военного дневника подсудимого, датированный 18 июля 1941 года. В нем идет речь о дальнейшем расширении этого приказа, поскольку сокращаются категории судов, не подлежащих атакам.

«В дополнение к приказу, запрещающему до настоящего времени атаки на военные и торговые суда США в зоне боевых действий в Северной Атлантике, фюрер приказал следующее:

1. Атаки на торговые суда США, идущие с британским конвоем или конвоем Соединенных Штатов, или без конвоя, разрешаются в самой зоне боевых действий, которая соответствует своими размерами зоне блокады США и которая не включает морской путь США — Исландия».

Как видно из этих приказов, в один и тот же день суда одной нейтральной страны при определенных условиях могли быть потоплены в то время, как суда другой нейтральной страны не могли быть потоплены. Было бы легко представить трибуналу огромное количество приказов и конкретных примеров для того, чтобы показать, что отношение к судам различных нейтральных стран менялось в разное время. Дело в том, что подсудимый вел подводную войну и против нейтральных судов с полным цинизмом и оппортунизмом. Все зависело от политического отношения Германии к конкретной стране в конкретное время. Это определяло, топит ли Германия суда данной страны.

Я обращаюсь к следующему документу в книге документов — к документу D-642, GB-196. Милорд, это — серия приказов. Первый из этой серии обязывал командиров подводных лодок не только уклоняться от спасения команд, не только не оказывать им никакой помощи, но преднамеренно уничтожать их.

Милорд, в течение представления мною доказательств по этому вопросу я вызову двух свидетелей. Первый свидетель даст суду показания о речи, произнесенной подсудимым в то время, когда он издал этот приказ, в котором описывается отношение к вопросу спасения союзных команд. В приказе говорилось о том, что спасению следует помешать любыми средствами.

Второй свидетель — офицер, который практически инструктировал команды по этому приказу.

Милорд, этот документ представляет собой отрывок из постоянно действующего приказа командования подводными лодками — отрывок из постоянного приказа номер 154, подписанного подсудимым.

«Параграф (e). Не подбирайте спасшихся и не забирайте их с собой. Не заботьтесь о спасательных лодках торговых судов. Условия погоды и расстояние от земли не играют никакой роли. Заботьтесь только о своем собственном судне и боритесь только за то, чтобы достичь следующего успеха как можно скорее. Мы должны быть жестокими в этой войне. Враг начал войну для того, чтобы нас уничтожить. Поэтому ничто другое не имеет значения».

Председатель: Каким числом датирован документ?

Филлимор: Милорд, этот приказ — копия, которую мы имеем, не датирована, но следующий приказ номер 173, который был издан вслед за оперативным приказом, датирован 2 мая 1940 года. Поэтому трибунал может считать, что этот приказ был издан ранее 2 мая 1940 года.

Председатель: Раньше чем в мае 1940 года?

Филлимор: Да, раньше, чем в мае 1940 года.

Однако в 1942 году, когда вступили в войну Соединенные Штаты с их колоссальными возможностями в построении флота и вызванное этим обстоятельством изменение ситуации обусловило необходимость дальнейшего регулирования методов, принятых подводными лодками под командованием подсудимого; на подсудимого следует возложить вину за приказ, в котором говорилось не только о потоплении торговых судов и уклонении от спасения команд, но и об их преднамеренном уничтожении.

Следующий документ показывает развитие событий. Это — документ D-423, GB-197 — запись беседы между Гитлером и японским послом Осима в присутствии подсудимого Риббентропа 3 января 1942 года.

«Фюрер с помощью карты объясняет японскому послу настоящее состояние морской войны в Атлантике, подчеркивая, что он считает наиболее важной задачей полное развертывание подводной войны. Подводные лодки сейчас реорганизуются. Прежде всего, он отозвал все действующие подводные лодки, в Атлантику. Как указано выше, они отныне будут патрулировать вблизи портов Соединенных Штатов. Позднее они будут заходить в район Фритауна, а лодки больших размеров даже до самого Кейптауна».

Далее детали:

«После того как фюрер дал дальнейшие объяснения по карте, он указал, что сколько бы судов ни построили Соединенные Штаты, одной из самых больших проблем для них будет недостаток личного состава. По этой причине даже торговые суда должны топиться без предупреждения с намерением уничтожить по возможности максимальное число членов команд. Когда обнаружится, что большинство моряков погибло при потоплении судов, американцы столкнутся с трудностями в наборе новых команд. Подготовка членов экипажей требует очень много времени. Мы боремся за наше существование и наши позиции не должны основываться на каких-либо человеческих чувствах. По этой причине он должен отдать приказ, что в случае, когда иностранные моряки не могут быть взяты в плен, что чаще всего невозможно на море после того, как судно торпедировано, подводные лодки должны подняться на поверхность и расстреливать людей в спасательных лодках.

Посол Осима сердечно согласился с высказываниями фюрера и сказал, что японцы тоже вынуждены следовать этим методам».

Следующий документ D-446, GB-198. Я не намереваюсь зачитывать его. Это отрывок из военного дневника от 16 сентября 1942 года, продолжение повествования в том смысле, что речь идет об эпизоде, который произошел на следующий день после того, как был издан приказ, который я инкриминирую подсудимому. Защита, очевидно, также пожелает сослаться на этот эпизод. В дневнике рассказывается об атаке на подводную лодку, которая спасала тонувших, преимущественно итальянцев, спасшихся с союзного лайнера «Laconia210», и была атакована союзной авиацией.

Следующий документ — D-630, GB-199. Он представляет собой четыре документа. Первый — совершенно секретный приказ, направленный всем командирам подводных лодок из штаба подсудимого 17 сентября 1942 года.

«1. Никаких попыток не следует делать для того, чтобы спасать членов экипажей потопленных судов. Это распространяется на вылавливание людей из воды и помещение их в спасательные лодки, выправление перевернутых спасательных лодок и снабжение людей пищей и водой. Спасение команд противоречит элементарным требованиям ведения войны — уничтожению вражеских судов и команд.

2. Приказы относительно захвата капитанов и главных инженеров все еще остаются в силе.

3. Помощь потерпевшим кораблекрушение следует оказывать только в том случае, если их сообщения могут быть важны для вашей лодки.

4. Будьте жестоки, помните, что враг не принимает во внимание присутствие женщин и детей, когда бомбардирует германские города».

Этот приказ сформулирован в очень осторожных выражениях. Его цель совершенно четко выявляется в следующем документе на этой же самой странице — отрывке из военного дневника подсудимого, и я должен сказать, что, как это видно из копии, врученной суду, военный дневник подписан лично подсудимым Дёницем. Это выдержка из его военного дневника от 17 сентября 1942 года.

«Внимание всех командиров снова привлекается к тому факту, что все усилия, направленные на спасение членов команд потопленных судов, противоречат элементарным требованиям ведения войны, т. е. задаче уничтожения вражеских судов и их команд. Приказы, касающиеся захвата капитанов и главных инженеров, все еще имеют силу».

Последние два документа на этой странице содержат телеграмму от командира подводной лодки Шахта211 в штаб подсудимого и ответ на нее. Подводная лодка Шахта принимала участие в спасении погибавших с «Laconia». Телеграмма с подводной лодки Шахта датирована 17 сентября 1942 года. В ней говорится:

«163 итальянца были переданы на судно «Annamite212». Штурман с «Laconia» и другой английский офицер взяты на борт».

Затем в телеграмме рассказывается о положении оставшихся в живых англичан и поляков в спасательных лодках.

В ответе, посланном 20 сентября, говорится:

«Действие, описанное в телеграфном сообщении от 17 сентября, было неправильным. Лодка была направлена для спасения итальянских союзников, но не для спасения англичан и поляков».

Это маленький эпизод, но следует обратить внимание, что слово «направлена» относится ко времени до бомбардировки.

Следующий документ — D-663, GB-200 — был издан позднее и, возможно, не вошел в книгу документов трибунала. Это отрывок из оперативного приказа. «Оперативный приказ по Атлантике № 56» от 7 октября 1943 года. Копия является частью приказа подводной лодке о выходе в море. Я докажу при допросе второго свидетеля, что, хотя дата этого приказа 7 октября 1943 года, на самом деле это воспроизведение приказа, который был издан гораздо раньше — осенью 1942 года.

«Спасательные суда» — судно специального назначения, обычно придается каждому конвою, доходящее водоизмещением до 3000 тонн, назначением которого является подбирать тонущих после атаки подводных лодок. В большинстве случаев эти суда снабжены большими моторными лодками, сильно вооружены глубинными бомбами и способны маневрировать так, что часто для командира подводной лодки они представляют собой ловушки».

И затем последняя фраза:

«Имея в виду желательное уничтожение экипажей судов, потопление таких судов является чрезвычайно ценным».

Если я подведу итоги по этим документам из военного дневника от 17 сентября, ясно, что приказы по вопросам, обсуждавшимся между Гитлером и Осима, в самом деле были изданы, но мы их не захватили. Возможно, это произошло потому, что они были изданы устно и что подсудимый ожидал подходящей возможности, прежде чем подтвердить их. Случай с бомбардировкой подводных лодок, которые были откомандированы для спасения итальянцев, находившихся на «Laconia», предоставил такую возможность и был издан приказ ко всем командирам. Намерения этого приказа очень ясны, когда вы рассмотрите его в свете военного дневника. Формулировки этого приказа, конечно, очень осторожны, но для любого опытного офицера содержание его было очевидным и он бы знал, что преднамеренные действия по уничтожению оставшихся в живых будут одобрены, согласно этому приказу.

Вам скажут, что этот приказ, хотя, возможно, неудачно сформулированный, был просто рассчитан на то, чтобы остановить командира от того, чтобы он подвергал опасности свое судно, пытаясь произвести спасательные действия, когда это становилось все более опасным в результате расширявшихся действий союзной авиации над океаном. И якобы пресловутая акция подводной лодки командира Экка213 — потопление греческого судна «Peleus214» и затем расстрел из пулеметов команды, находившейся на плотах — была исключением, и копия этого приказа была на борту лодки командира Экка и эта акция была произведена командиром исключительно, как он сам поклялся, по его собственной инициативе.

Я бы хотел указать трибуналу, что если задачей этого приказа было остановить спасательные работы в интересах сохранения подводной лодки, то, прежде всего, это было бы сделано путем привлечения внимания к постоянно действующему приказу 154.

Во-вторых, сам этот факт был бы совершенно ясно выражен в приказе; жестокие приказы такого характера не составляются опытными офицерами штаба без большой осторожности и предвидения возможного захвата их врагом.

В-третьих, если бы было необходимо избежать риска, связанного с нахождением на поверхности, то там не только бы не говорилось об этом, но вообще не могла бы идти речь о взятии каких бы то ни было пленных, за исключением только, когда нахождение на поверхности не представляло бы риска.

В-четвертых, последнее предложение первого абзаца излагалось бы совершенно по-другому.

И, в-пятых, если на самом деле — а обвинение этого не принимает ни на один момент — подсудимый не имел в виду приказывать совершать убийства, его приказ был так сформулирован, что он не может избежать ответственности, связанной с таким документом.

Милорд, я вызываю первого свидетеля Петера Хейцига.

[Свидетель занимает место свидетеля]

Председатель: Как Ваше имя?

Хейциг: Петер Йозеф Хейциг.

Председатель: Повторяйте за мной. «Клянусь Богом всемогущим и всеведущим, что я буду говорить чистую правду, ничего не утаю и ничего не прибавлю.

[Свидетель повторяет слова присяги]

Филлимор: Петер Йозеф Хейциг, вы были в Германии старшим лейтенантом флота?

Хейциг: Я — старший лейтенант военно-морского флота Германии.

Филлимор: Вы были взяты в плен в 1944 году, 27 декабря, и с тех пор вы являетесь военнопленным?

Хейциг: Да.

Филлимор: Вы дали письменное показание под присягой 27 ноября 1945 года?

Хейциг: Да.

Филлимор: Это ваша подпись?

[Документ D-566 предъявляется свидетелю]

Хейциг: Да, это документ, который я подписал.

Филлимор: Я приобщаю его как экземпляр GB-201.

[Обращаясь к свидетелю] Возвратитесь мысленно к осени 1942 года. В

каком чине вы находились в то время?

Хейциг: Я служил старшим лейтенантом во 2-м учебном дивизионе подводных лодок.

Филлимор: Вы проходили там курс обучения?

Хейциг: Я проходил специальный курс обучения для вахтенных офицеров подводных сил.

Филлимор: Помните ли вы последний день вашего обучения?

Хейциг: В последний учебный день гросс-адмирал Дёниц, который был тогда командующим подводными силами, произвел смотр во 2-м учебном дивизионе подводных лодок.

Филлимор: И что случилось в конце смотра?

Хейциг: в конце смотра, то есть не совсем в конце, а во время смотра, гросс-адмирал Дёниц произнес речь, которая была обращена к офицерам 2-го учебного дивизиона подводных лодок.

Филлимор: Не можете ли вы вспомнить дату этого смотра?

Хейциг: Я помню только примерно, что это, очевидно, было в конце сентября или в начале октября 1942 года.

Филлимор: Не изложите ли вы перед трибуналом содержание того, что было сказано адмиралом Дёницем в его речи? Говорите медленно.

Хейциг: Гросс-адмирал Дёниц говорил в своей речи, что действия подводных лодок в последнее время стали менее успешными. Причиной этого являлся сильный воздушный контроль со стороны противника. Он сказал, что сконструированы новые зенитные средства, которые впоследствии дадут подводным лодкам возможность защищаться от атак с воздуха. Гитлер заверил его лично в том, что подводные лодки прежде, чем какие-либо другие рода войск, получат на вооружение эти зенитные пушки. Поэтому следует ожидать, что через несколько месяцев вновь можно будет подойти к уровню первоначальных достижений. Гросс-адмирал Дёниц затем остановился на взаимопонимании, которое было достигнуто у него с Гитлером, и затем перешел к программе вооружения Германии.

На вопрос одного из офицеров относительно газетной статьи, в которой говорилось о том, что союзные державы ежемесячно строят торговый флот водоизмещением более чем на 1 000 000 тонн, Дёниц ответил, что он сам сомневается в достоверности этой цифры и что данные эти были сообщены на основании слов президента Рузвельта. Затем гросс-адмирал Дёниц кратко остановился на личности Рузвельта и программе вооружений Америки, а также на ее военном потенциале. Далее он говорил о том, что союзники находятся в чрезвычайно затруднительном положении в отношении комплектования команд кораблей. Путь через Атлантический океан из-за действий немецких подводных лодок стал очень опасен, так как немецкие подводные лодки топят большое количество кораблей союзников. Многие из союзных моряков по нескольку раз подвергались торпедированию. Об этом шло много разговоров и это заставляло моряков уклоняться от выхода в море. Некоторые из них даже пытались увильнуть от атлантических рейсов, таким образом союзные власти были вынуждены при необходимости, удерживать людей на борту силой. Такие признаки были благоприятными для немцев. Исходя, во-первых из тех фактов, что союзники строят очень много новых торговых и во-вторых из того, что у союзников имеются значительные трудности в укомплектовании новых судов, адмирал Дёниц сделал вывод о том, что вопрос личного состава очень остро стоит у союзников. Потери в людях в особенности серьёзно воздействовали на союзников, потому что у них было мало резервов и также, потому что…

Филлимор: Я не хотел бы вас перебивать, но говорил ли он вообще что-нибудь о спасении команд? Вы говорили нам о потерях союзников и о том, насколько они были серьезны.

Хейциг: Да. Он говорил относительно спасения людей, но я об этом хочу сказать несколько позднее.

Гросс-адмирал Дёниц говорил далее, что потери союзников являются для них очень чувствительными, так как, во-первых, они не имеют резервов и обучение новых моряков требует длительного времени. Поэтому он считал непонятным, что и сейчас подводные лодки...

Председатель: Полковник Филлимор, простите, я думаю, не следует приводить полностью речь адмирала Дёница. Хотелось бы услышать ее существенную часть.

Филлимор [Свидетелю]
: Вы говорили о потерях. Обратитесь к тому, что гросс-адмирал сказал в конце своей речи. Что говорил далее гросс-адмирал?

Тома: Хотя показания свидетеля непосредственно меня не касаются, хочу возразить. По немецкому уголовно-процессуальному кодексу свидетель должен сказать все, что он знает по данному делу. Когда его спрашивают относительно речи гросс-адмирала Дёница, то он не должен, по крайней мере, согласно немецкому праву, давать показания только о тех частях речи, которые, по мнению представителя обвинения, являются неблагоприятными для подсудимого. Я полагаю, что этот принцип должен быть сохранен и для данного процесса во всех случаях, когда допрашивается свидетель.

Председатель: Трибунал не руководствуется принципами германского права, и я уже сказал, что трибунал не желает заслушивать от этого свидетеля полностью речь гросс-адмирала Дёница.

Любому защитнику будет дана возможность провести перекрестный допрос свидетеля. Ваше вмешательство, поэтому не было вызвано никакой необходимостью.

Филлимор [Свидетелю]
: Обратитесь к решающим частям речи гросс-адмирала Дёница.

Хейциг: Гросс-адмирал Дёниц продолжал свою речь примерно следующим образом. При данной ситуации он не понимает такого положения вещей, при котором германские подводные лодки, подвергают себя опасности, пытаясь спасать корабли и экипажи потопленных ими торговых кораблей противника, ставя при этом под угрозу свои суда. Это значит действовать на руку врагу, так как спасенные экипажи выйдут в будущем в море на новых торговых судах.

Сейчас необходимо вести тотальную войну также и на море. Экипажи кораблей для подводных лодок являются такой же целью, как сами корабли. Это приведет к тому, что союзники не будут в состоянии укомплектовать экипажи своих новых кораблей. С другой стороны, следует ожидать, что в Америке и соответственно во всех других союзных странах вспыхнет забастовка, так как уже сейчас часть моряков отказывается выйти в море.

Таких результатов можно ожидать, если наша тактика сделает войну на море более решительной. Если такая тактика покажется кому-то из нас жестокой, мы всегда должны помнить о том, что наши жены и наши семьи на родине подвергаются бомбардировкам противника.

Таково было содержание речи гросс-адмирала Дёница в ее существенных чертах.

Филлимор: Сколько приблизительно офицеров присутствовало и слушало эту речь?

Хейциг: У меня нет опыта в установлении количества людей в больших залах. Я могу сказать весьма приблизительно. Примерно 120 офицеров.

Филлимор: Милорд, можно перейти к перекрестному допросу свидетеля.

Председатель: Обвинитель Соединённых Штатов желает задать какой-либо вопрос?

[Ответа не последовало]

Председатель: Советский обвинитель?

[Ответа не последовало]

Председатель: Французский обвинитель?

[Ответа не последовало]

Председатель: Теперь любой из защитников может перекрёстно допросить свидетеля.

Кранцбюлер: Я защищаю гросс-адмирала Дёница.

Председатель: Защитник гросс-адмирала Дёница, то, что я сказал доктору Тома, не имеет никакого отношения к вашему перекрестному допросу. Это было сделано только для того, чтобы сократить время. Трибунал не желал заслушивать не имеющих значения частей речи подсудимого Дёница. Однако вам предоставляется полная свобода задавать любые вопросы, которые вы пожелаете.

Кранцбюлер: Оберлейтенант Хейциг, Вы сами участвовали в боевых операциях?

Хейциг: Да.

Кранцбюлер: На какой лодке и под чьим командованием?

Хейциг: На подлодке «U-877», под командованием капитан-лейтенанта Финкайзена.

Кранцбюлер: Пожалуйста, повторите ваш ответ.

Хейциг: Я служил на U-877 в боевых действиях с противником и командиром был капитан-лейтенант Финкайзен.

Кранцбюлер: Имели ли вы успехи в действиях против кораблей противника?

Хейциг: Лодка была потоплена в то время, как она следовала в район боевых действий.

Кранцбюлер: До того, как вы потопили судно противника?

Хейциг: Да.

Кранцбюлер: Какими средствами противника была потоплена ваша лодка?

Хейциг: При помощи глубинных бомб. Два канадских фрегата обнаружили и затем потопили лодку глубинными бомбами.

Кранцбюлер: Ваши сегодняшние показания несколько отличаются от того объяснения, которое вы дали 27 ноября, причем расхождения имеются в весьма существенных пунктах. При каких обстоятельствах вы давали свои показания 27 ноября?

Хейциг: Я давал эти показания для того, чтобы содействовать защите моих товарищей, которые предстали перед военным судом в Гамбурге и были там приговорены к смертной казни по обвинению в убийстве моряков, потерпевших кораблекрушение.

Кранцбюлер: Ваши показания начинаются следующими словами: «Мне стало известно, что германские моряки обвиняются в убийстве, и поэтому я считаю себя обязанным дать следующие показания под присягой».

О каких сведениях вы говорили и когда вы их получили?

Хейциг: Это было в начале гамбургского процесса по делу капитан-лейтенанта Экка и его офицеров. Я тогда находился в лагере военнопленных в Великобритании и слышал по радио, а также читал в газетах о том, что эти офицеры должны быть преданы суду. Так как я очень хорошо знал одного из обвиняемых офицеров, лейтенанта Августа Гофмана и говорил с ним на эту тему два или три раза, я чувствовал себя обязанным помочь ему и содействовать его защите.

Кранцбюлер: Скажите, во время вашего допроса 27 ноября не говорили ли вам тогда, что смертный приговор, вынесенный капитан-лейтенанту Экку и лейтенанту Гофману, был уже утвержден?

Хейциг: Не знаю, было ли это 27 ноября. Я знаю только то, что мне стало известно только здесь, что смертная казнь была приведена в исполнение. Какого числа — я точно не помню, так как меня допрашивали несколько раз.

Кранцбюлер: Скажите, пожалуйста, зная все эти обстоятельства, можете ли вы еще утверждать, что в речи гросс-адмирала Дёница каким-либо образом говорилось о том, что следует открывать огонь по потерпевшим кораблекрушение морякам?

Хейциг: Нет, на основании его замечания о бомбардировках мы сделали вывод о том, что тотальную войну следует вести против судов и команд. Так мы поняли. Я об этом говорил с моими товарищами, на обратном пути в Ганзу.

Кранцбюлер: Пожалуйста, говорите медленнее.

Хейциг: Мы были убеждены, что гросс-адмирал Дёниц это имел в виду. Он, однако, прямо этого не говорил.

Кранцбюлер: Скажите, говорили ли вы со своим начальством в школе на эту тему?

Хейциг: В тот же день я уехал из школы, но я помню, что один из начальников, фамилию я не помню и в какой связи это было, я также сейчас не могу вспомнить, однажды беседовал с нами на эту тему. И, в частности, он советовал нам, чтобы на командном мостике присутствовали офицеры, готовые осуществлять уничтожение потерпевших кораблекрушение, в случае, если для этого представится возможность или если в этом будет необходимость.

Кранцбюлер: Это говорил вам один из ваших начальников?

Хейциг: Да, но я не помню в какой связи это было сказано и где это было. Мне давалось очень много указаний со стороны начальства по большому количеству вопросов.

Кранцбюлер: Это было в школе?

Хейциг: Нет, я в тот же день убыл из учебного дивизиона подводных лодок.

Кранцбюлер: Вам разъяснили в школе постоянно действующие военные приказы?

Хейциг: Да, нам разъяснили постоянно действующие военные приказы.

Кранцбюлер: Скажите, в этих постоянно действующих военных приказах говорилось что-либо о том, что нужно стрелять по потерпевшим кораблекрушение или уничтожать их спасательные средства?

Хейциг: Нет, в них об этом не говорилось, но мне кажется, из некоторых высказываний капитана Рольмана, который был тогда командиром офицерской роты, можно было заключить, что незадолго до этого была получена какая-то телеграмма, содержавшая приказ, согласно которому всякое спасение потерпевших запрещалось и требовалось бороться более радикальными, более решительными мерами.

Кранцбюлер: Скажите, в запрете осуществления спасательных мер вы усматриваете распоряжение об открытии огня по потерпевшим кораблекрушение?

Хейциг: Мы пришли к этому...

Кранцбюлер: Пожалуйста, отвечайте на мой вопрос, усматриваете ли вы это?

Хейциг: Нет.

Кранцбюлер: Благодарю вас.

Председатель: Доктор Тома, боюсь трибунал сейчас будет отложен, и у меня имеется объявление. Вы сможете провести перекрёстный допрос завтра.

Тома: Благодарю.

Председатель: Как я сказал, трибунал не заседает сегодня в открытом заседании.

Объявление которое я сделаю связано с организациями которые предлагают объявить преступными согласно статье 9 устава и объявление следующее:

Трибунал внимательно изучил обязанность возложенную на него статьей 9 устава.

Трудно установить способ которым представителям перечисленных организаций можно позволить явиться в соответствии со статьей 9 не учитывая точный характер дела представленного обвинением.

По этой причине трибунал пришёл к выводу о том, что на данному этапе процесса, учитывая много тысяч поданных ходатайств, дело обвинения должно быть уточнено более ясно чем это представлено в обвинительном заключении.

В таких обстоятельствах, трибунал приглашает к представлению аргументации представителей обвинения и защиты, к моменту завершения дела всех обвинителей в отношении следующих вопросов.

Вопросы которые требуют рассмотрения следующие:

1. Устав не даёт определения преступной организации и поэтому требуется исследовать преступность, которая должна быть применена и решить о характере доказательств которые будут допущены.

Многие заявителя запросившие о заслушивании, утверждают, что они были призваны в организацию или что они не знали о преступных целях организации или же о том, что они невиновны в каких-либо преступных деяниях.

Необходимо решить, следует ли принимать такие доказательства для опровержения обвинения в преступном характере организации или же такие доказательтства более уместно получить на последующих процессах в соответствии со статьей 10 устава, в том случае если организации будут признаны преступными.

2. Жизненно важное значение для трибунала имеет вопрос о том, в какое время перечисленные организации являлись преступными.

Трибунал желает узнать от обвинения на данном этапе намерено ли оно придерживаться временных рамок, установленных обвинительным заключением.

3. Трибунал желает знать следует ли с учётом доказательств исключать какую-либо категорию лиц в рамках данных организаций и если да, то какую.

В обвинительном заключении о руководящем составе нацистской партии обвинение оставило за собой право просить того, чтобы Politische Leiter215 подчинённых ступеней или званий или иных типов и категорий, можно было исключить из дальнейшего разбирательства не исключая преюдиции в отношении других разбирательств в их отношении.

Намерено ли обвинение сделать такую просьбу? Если так, это нужно сделать сейчас.

4. Трибунал будет рад если обвинение также:

(а) Подытожит в отношении каждой перечисленной организации элементы которые по его мнению обосновывают обвинение в преступности организации.

(b) Укажет какие деяния со стороны индивидуальных подсудимых обвинённых на данном процессе в смысле используемом в статье 9 устава обосновывают объявление групп или организаций членами которых они являлись преступными.

(c) Представит письменный итог о предполагаемых выводах в отношении каждой организации, в отношении запрошенного вывода о признании преступности.

Трибунал надеется, что излишне говорить обвинению, что это не направлено на несомненное право обвинения представить своё дело так, как оно считает нужным, но обязанность трибунала согласно статье 9 устава требует затраты значительного времени для точного рассмотрения дела.

Данное объявление будет доведено до главных обвинителей и защиты в письменном виде.

Трибунал будет отложен до завтра, до 10 часов утра.

[Судебное разбирательство отложено до 10 часов 15 января 1946]

День тридцать четвёртый

Вторник, 15 января 1946

Утреннее заседание

Председатель: Кто-либо из других защитников желает перекрёстно допросить данного свидетеля? [Сказано в отношении Петера Йозефа Хейцига которого допрашивали в предшествующий день]

[Ответа не последовало]

Председатель: Полковник Филлимор, вы желаете повторно допросить?

Филлимор: Нет, милорд, у меня больше нет вопросов.

Председатель: Тогда свидетель может идти.

[Свидетель покинул место свидетеля]

Филлимор: Я вызываю сейчас моего второго свидетеля — Карла Хайнца Мёле. Письменные показания под присягой, которые он дал, являются следующим документом в книге документов.

[Карл-Хайнц Мёле занял место свидетеля]

Председатель: Как ваше имя?

Мёле: Карл Хайнц Мёле.

Председатель: Повторяйте за мной слова присяги: «Клянусь господом всемогущим и всевидящим, что я говорю чистую правду и не утаю и не добавлю ничего».

[Свидетель повторил присягу на немецком языке]

Председатель: Если хотите, можете сесть.

Филлимор: Карл Хайнц Мёле, вы имели воинское звание капитана 3-го ранга в германском военно-морском флоте?

Мёле: Да.

Филлимор: Вы служили в германском военно-морском флоте с 1930 года?

Мёле: Да.

Филлимор: Не сообщите ли вы трибуналу, какие награды вы имеете?

Мёле: Я получил военный значок подводника, Железный крест 2-го класса, Железный крест 1-го класса, Рыцарский крест, Крест за военные заслуги 1-го и 2-го класса и Германский крест в серебре.

Филлимор: Не давали ли вы письменные показания под присягой 21 июля 1945 года?

Мёле: Да, это мое показание, данное под присягой.

Филлимор: Не является ли предъявленный вам документ PS-382 вашим письменным показанием?

[Документ PS-382 вручён свидетелю]

Мёле: Да, это мое показание, данное под присягой.

Филлимор: Этот документ, PS-382, GB-202, я представляю в качестве документального доказательства.

[Обращаясь к свидетелю] Осенью 1942 года не командовали ли вы 5-м дивизионом подводных лодок?

Мёле: Да.

Филлимор: Не была ли ваша база в Киле?

Мёле: Да.

Филлимор: В течение какого времени вы занимали этот пост?

Мёле: Четыре года.

Филлимор: Это продолжалось с июня 1941 года до момента капитуляции?

Мёле: Да.

Филлимор: Каковы были ваши обязанности в качестве командира этого дивизиона?

Мёле: Главными моими задачами как командира дивизиона было материальное снаряжение подводных лодок, направляемых с тыловых баз на фронт, и сообщение им приказов командования подводными лодками.

Филлимор: Несли ли вы какую-нибудь особую ответственность в отношении приказов для командиров подводных лодок?

Мёле: Да, я отвечал за то, чтобы выходящие в море подводные лодки имели все новые приказы командования подводных сил.

Филлимор: Несли ли вы какую-нибудь ответственность за разъяснение содержания приказов?

Мёле: Приказы командования всегда были очень ясны и недвусмысленны. При неясностях я обычно консультировался в штабе главнокомандующего подводными силами.

Филлимор: Видели ли вы лично командиров лодок перед тем, как они выходили в море на выполнение заданий по патрулированию?

Мёле: Да, каждый командир перед отбытием в оперативный поход проходил так называемый командирский инструктаж.

Филлимор: Я вернусь если смогу, к двум или трём вопросам. Вы лично видели командиров перед выходом на патрулирование?

Мёле: Да. Каждый командир лодки перед выходом на задание получал у меня инструкции.

Филлимор: Из чего состоял этот инструктаж? Задавались ли во время него какие-либо вопросы относительно приказов?

Мёле: Да. На этих совещаниях с командирами обсуждались опыт предыдущих выходов в море и все вопросы, касающиеся оборудования. Командиры лодок имели возможность на этих совещаниях выяснять все проблемы, задавая вопросы.

Филлимор: Помимо совещаний с вами, на которых производился инструктаж, приезжали ли командиры лодок в штаб Дёница для получения там инструкций?

Мёле: По мере возможности это делалось, главным образом, с того момента, когда главнокомандующий подводными силами перевел свою ставку из Парижа в Берлин.

Филлимор: Не помните ли вы приказ, изданный осенью 1942 года, относительно спасательных лодок?

Мёле: Да, в сентябре 1942 года мне была передана радиограмма для командиров всех лодок, находящихся в море, в которой говорилось об этом.

Филлимор: Не взглянете ли вы на этот документ?

Ваша честь, это документ GB-199, который я уже представил.

Председатель: Какой у него другой номер?

Филлимор: Это документ D-630.

[Обращаясь к свидетелю] Не является ли это приказом, на который вы ссылаетесь?

Мёле: Да, это тот приказ.

Филлимор: Видели вы этот приказ в период после того, как вы были взяты в плен, и до последней пятницы?

Мёле: Нет.

Филлимор: Я думаю, что из этого следует, что показания об этом приказе вы дали по памяти?

Мёле: Да, только по памяти.

Филлимор: После того как вы получили этот приказ, вы посещали ставку гросс-адмирала Дёница?

Мёле: Да. После получения этого приказа я во время следующего посещения ставки главнокомандующего подводными силами говорил относительно этого приказа со специалистом штаба капитан-лейтенантом Куппишем.

Филлимор: Не сообщите ли вы трибуналу, о чем говорилось во время этой беседы?

Мёле: Во время этой беседы я спросил, как следует понимать имеющиеся в этом приказе двусмысленные места? Он разъяснил мне приказ на двух примерах.

Первый пример. Одна подводная лодка в Бискайском заливе при выходе на операцию заметила надувную лодку с оставшимися в живых членами экипажа одного английского самолета. Так как подлодка еще только шла на операцию, то есть была при полном снаряжении, она не имела возможности взять к себе экипаж этого самолета, хотя именно в это время было бы очень желательно доставлять с собой специалистов по радиолокации со сбитых самолетов для того, чтобы получать от них полезные сведения. Лодка обошла на большом расстоянии эту надувную лодку и продолжала свой маршрут. По возвращении с операции он рассказал об этом случае в штабе командующего подводными силами и офицеры штаба упрекнули его в том, что если уж он не мог захватить с собой этих специалистов по радиолокации, то по крайней мере ему следовало было уничтожить экипаж этого самолета, ибо следует ожидать, что максимум через 24 часа эта надувная лодка будет подобрана английскими сторожевыми кораблями и они...

Филлимор: Простите, я вас прерву на минуту. Я не вполне понял, что вы сказали относительно того, как следовало поступить в данном случае. Вы сказали, что правильнее было бы...

Мёле: Правильно было бы, если уж нельзя было взять с собой экипаж или специалистов, уничтожить их, ибо следует считаться с тем, что этот экипаж в самое короткое время будет подобран и спасен английскими сторожевыми кораблями и при случае сможет снова потопить одну или несколько германских подводных лодок.

Второй пример…

Филлимор: Он привёл вам второй пример?

Мёле: Второй пример. В первые месяцы подводной войны против Соединенных Штатов большое количество тоннажа, точную цифру я не помню, было потоплено в непосредственной близости от американского берега. После этих потоплений большая часть экипажей спаслась благодаря близости суши. Это очень прискорбно, ибо в систему торгового судоходства входит не только тоннаж, но и экипажи. Со временем эти экипажи в состоянии занять свое место на новых судах.

Филлимор: Вы говорили относительно двусмысленности приказа. Известно ли вам, как обычно формулировал свои приказы адмирал Дёниц?

Мёле: Я не совсем понял вопрос.

Филлимор: Известно ли вам, как обычно адмирал Дёниц формулировал свои приказы?

Мёле: Конечно. По моему мнению, приказ должен был бы лишь гласить: «Вновь указывается на то, что ради безопасности подводных лодок спасательные мероприятия проводиться не должны». По моему мнению, приказ следовало бы составить так, если бы были запрещены только спасательные меры. Все...

Филлимор: Не хотите ли вы сказать этим, что если были бы запрещены только меры по спасению, то было бы достаточно сослаться на предыдущий приказ?

Мёле: Конечно, этого было бы достаточно.

Филлимор: Имелась ли на предыдущем приказе пометка «совершенно секретно»?

Мёле: Этого я не могу точно вспомнить.

Филлимор: Какая пропаганда проводилась в то время относительно экипажа?

Мёле: Пропаганда в то время сводилась к тому, что противнику очень трудно укомплектовать достаточно экипажей для своих торговых судов...

Председатель: Вопрос относительно пропаганды носит слишком общий характер, и ему трудно ответить.

Филлимор: Ваша честь, я не настаиваю.

[Обращаясь к свидетелю] На основании вашей осведомленности о том, каким образом формулировались приказы, не скажете ли вы трибуналу, каким образом вы истолковывали этот приказ?

Мёле: Приказ, по моему личному мнению, означал, что спасательные мероприятия по-прежнему запрещены и что, с другой стороны, желательно, чтобы при потоплении торговых судов никого не оставалось в живых.

Филлимор: И не потому ли, что вы так истолковывали этот приказ, вы тогда направились в ставку гросс-адмирала Дёница?

Мёле: Я поехал в ставку главнокомандующего подводными силами не только по поводу этого приказа. Такие визиты происходили довольно часто и имели цель выяснять также и другие вопросы, чтобы иметь возможность постоянно знакомиться с мнением главнокомандующего подводными силами, ибо я должен был сообщать об этом командирам подводных лодок.

Филлимор: Каким образом вы инструктировали командиров лодок относительно этого приказа?

Мёле: На совещаниях с командирами я зачитывал им текст этой радиограммы без всяких комментариев. В некоторых немногочисленных случаях командиры спрашивали меня о значении этого приказа. В таких случаях я излагал командирам подводных лодок оба примера командующего так, как они были рассказаны мне в ставке. При этом я добавлял: командование подводными силами официально не может дать вам такой приказ, каждый должен решить этот вопрос в соответствии со своей совестью.

Филлимор: Не помните ли вы приказ относительно спасательных судов?

Мёле: Конечно.

Филлимор: Не можете ли вы сказать, когда он был издан?

Мёле: Точную дату я не помню. Он должен был быть издан приблизительно в то же время, как и приказ от сентября 1942 года.

Филлимор: Могу ли я предъявить свидетелю документ D-663, который я представлял вчера?

Председатель: Да.

Филлимор: Я показываю ему не подлинник, а немецкую копию приказа, оригинала документа у меня сейчас нет.

[Документ D-663 был вручён свидетелю]

Мёле: Да, я узнаю этот приказ.

Филлимор: Как вы видите, дата этого документа — 7 октября 1943 года.

Мёле: Да. Этот приказ содержится в общем оперативном приказе по Атлантике №56. Я помню, этот приказ содержался также в предыдущем оперативном приказе № 54, он входил в радиограмму с информацией о практическом опыте и инструкциях. Я точно не помню. Дата — октябрь 1943 года.

Председатель: Полковник Филлимор, этот приказ имеется в указателе?

Филлимор: Да, Ваша честь. Это документ D-663, GB-200, который я представил вчера. Если он опущен в указателе, то это потому, что мы только что получили этот документ.

Председатель: Где он находится?

Филлимор: Он идёт после D-630.

Председатель: О, да. Спасибо.

Филлимор: Ваша честь помнит этот приказ. Он относится к специальным судам, которые входили в состав конвоя, и это последнее предложение, на которое я ссылался.

Председатель: Да. Я хотел только услышать текст приказа.

Филлимор: Да, ваша честь, передо мной находится подлинник. Может быть, есть необходимость в том, чтобы показать этот подлинник свидетелю, но он видел копию.

[Обращаясь к свидетелю] Не помните ли вы приказ относительно ведения боевых действий?

Мёле: Да. Точной даты я не помню, но в свое время был издан приказ о том, что потопления и другие действия, противоречащие международным соглашениям, не должны заноситься в журналы боевых действий, а что об этом следует сообщать по возвращении в порт базирования только устно.

Филлимор: Не скажете ли вы, по каким причинам вы даете показания по этому делу?

Мёле: Да, ибо при моем аресте меня обвинили в том, что я являюсь автором этих приказов, а я не хочу, чтобы такое обвинение было связано с моим именем.

Филлимор: Ваша честь, свидетель может быть подвергнут допросу моими коллегами и перекрестному допросу.

Председатель: Может быть, кто-либо из защитников хочет задать вопрос этому свидетелю?

Кранцбюлер: Капитан 3-го ранга Мёле, с какого времени вы в подводном флоте?

Мёле: С конца 1936 года.

Кранцбюлер: Знаете ли вы лично гросс-адмирала Дёница?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: С какого времени?

Мёле: С октября 1937 года.

Кранцбюлер: Узнаете ли вы его в этом зале?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Где?

Мёле: Слева сзади.

Кранцбюлер: Известен ли вам гросс-адмирал Дёниц как адмирал, с которым командир дивизиона или подлодки никогда не мог говорить?

Мёле: Нет.

Кранцбюлер: Или как раз наоборот?

Мёле: С ним каждый мог говорить в любое время.

Кранцбюлер: Вы сами командовали подводной лодкой?

Мёле: Да, десять операций.

Кранцбюлер: С какого и по какое время?

Мёле: С начала войны до апреля 1941 года.

Кранцбюлер: Сколько судов вы потопили?

Мёле: 20 судов.

Кранцбюлер: После потопления судов вы уничтожали спасательные средства или расстреливали команду?

Мёле: Нет.

Кранцбюлер: Был ли у вас приказ так поступать?

Мёле: Нет.

Кранцбюлер: Исчезала ли опасность для подводной лодки после атаки торгового судна?

Мёле: Нет, опасность для подводной лодки не исчезала после нападения.

Кранцбюлер: Почему?

Мёле: В большинстве случаев потопления корабль в состоянии подать сигналы «SOS» и сообщить местонахождениеи тем самым в последний момент навести противника на подводную лодку.

Кранцбюлер: Существовал ли в подводных лодках принцип: «Борьба прежде спасения?».

Мёле: Этого принципа в такой формулировке я никогда не слышал.

Кранцбюлер: Известны ли вам другие приказы, изданные до приказа от сентября 1942 года, в которых запрещалось бы спасение людей с опасностью для подлодки?

Мёле: Конечно. Но мне неизвестно, когда и где был изложен этот приказ. Существовал приказ, что безопасность подводной лодки прежде всего.

Кранцбюлер: Об этом издавался приказ один или несколько раз?

Мёле: Не могу этого сказать.

Кранцбюлер: Известно ли вам, что приказ от сентября 1942 года был издан на основании случая, когда германские подводные лодки проводили спасательные меры в нарушение изданных приказов?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: И при этом были атакованы союзными самолетами?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Вы охарактеризовали приказ от сентября 1942 года как двусмысленный? Это верно?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Командирам подводных лодок вы разъясняли его в том смысле, что он предполагает уничтожение спасательных средств и уничтожение команд? Это верно?

Мёле: Не совсем, только в случае вопросов со стороны командиров я приводил оба примера, как они были даны мне в штабе главнокомандующего подводными силами. Из этих двух примеров они сами могли прийти к этому выводу.

Кранцбюлер: В какой части приказа вы увидели скрытое предложение уничтожать потерпевших крушение и уничтожать спасательные средства?

Мёле: В предложении…

Кранцбюлер: Я сейчас прочитаю вам каждую фразу приказа,

Мёле: Очень хорошо.

Кранцбюлер: Я читаю из документа D-630:

«1. Не следует делать никаких попыток спасения членов экипажей потопленных судов, т. е. вылавливание людей из воды и помещение их в спасательные лодки, выправление перевернутых спасательных лодок и обеспечение людей пищей и водой».

Это предложение?

Мёле: Нет.

Кранцбюлер:

«Спасение команд противоречит элементарным требованиям ведения войны, предусматривающим уничтожение вражеских судов и команд».

Это предложение?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Говорится ли в этом предложении что-нибудь об уничтожении оставшихся после потопления людей?

Мёле: Нет, об экипажах.

Кранцбюлер: В конце приказа находится предложение: «Будь жесток!» Вы слышали тогда эту фразу в первый раз?

Мёле: Нет.

Кранцбюлер: Употреблял ли это предложение главнокомандующий подводными силами, чтобы добиться строгости командиров к себе самим и экипажу?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Вы говорили об этом приказе с капитан-лейтенантом Куппишем?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Вы это точно помните?

Мёле: Насколько я могу полагаться по прошествии такого длительного времени на свою память.

Кранцбюлер: Где состоялась ваша беседа?

Мёле: В штабе главнокомандующего подводными силами, кажется, в Париже.

Кранцбюлер: Какое положение занимал тогда Куппиш?

Мёле: Насколько я помню, он руководил тогда отделом, ведавшим конвоями противника, но я не могу этого точно сказать.

Кранцбюлер: Был ли начальником Куппиша капитан 3-го ранга Хесслер216?

Мёле: Начальником? Этого нельзя сказать, ибо капитан Хесслер занимал то же положение, что и Куппиш. Он был начальником отдела.

Кранцбюлер: Был ли начальником Куппиша адмирал Гот?

Мёле: Да, как начальник штаба.

Кранцбюлер: Вы говорили с капитаном Хесслером, с адмиралом Готом или с самим гросс-адмиралом относительно истолкования сентябрьского приказа?

Мёле: С капитаном Хесслером — я не помню, а с адмиралом Готом и гросс-адмиралом Дёницем лично, также не помню.

Кранцбюлер: Вы сказали, что капитан Куппиш рассказал вам о мнении, которое господствовало тогда в штабе главнокомандующего подводными силами?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Об отношении к летчикам в Бискайском заливе? Сказал ли он вам, что это мнение самого гросс-адмирала?

Мёле: Этого я не помню, ибо это было слишком давно. Для нас, командующих флотилиями, было само собой разумеющимся, что если на совещаниях в штабе главнокомандующего подводными силами начальник отдела высказывал мнение, то мы воспринимали это как официальное мнение главнокомандующего подводными силами. С личным вопросом обращались обычно к адмиралу Готу или самому главнокомандующему подводным силами только в том случае, если начальники отделов не могли дать окончательного ответа и взять на себя ответственность за какой-либо ответ.

Кранцбюлер: Стало ли вам известно, что в истории со сбитыми над Бискайским заливом летчиками в действительности все происходило наоборот?

Мёле: Я не понимаю.

Кранцбюлер: Я продолжаю, что командира упрекали за то, что он не доставил их в порт базирования, хотя это и означало прекратить операцию?

Мёле: Нет, об этом мне неизвестно.

Кранцбюлер: В связи со вторым примером, который вы упомянули, сказал ли вам Куппиш, что потерпевшие крушение у американского побережья или их спасательные средства должны быть уничтожены?

Мёле: Нет, он только сказал, что следует сожалеть о том, что экипажи были спасены.

Кранцбюлер: Из этого вы сделали вывод, что желательно уничтожать потерпевших крушение?

Мёле: Я не делал никаких выводов, ибо я без комментариев пересказывал другим эти примеры.

Кранцбюлер: Знаете ли вы приказы главнокомандующего подводными силами?

Мёле: Конечно.

Кранцбюлер: Содержались ли в них принципы ведения подводной войны?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Был ли среди этих приказов какой-либо предписывавший или рекомендовавший уничтожение людей, потерпевших крушение, или уничтожение их спасательных средств?

Мёле: Насколько я знаю, нет.

Кранцбюлер: Какую степень секретности имели эти постоянно действующие приказы?

Мёле: Насколько я помню, совершенно секретную.

Кранцбюлер: Помните ли вы, что в приказе номер 511 приказывалось следующее.

Господин председатель, я читаю из приказа, который позже я представлю как доказательство. Я сейчас не могу этого сделать, ибо у меня еще нет подлинника:

«Постоянно действующий военный приказ № 511 главнокомандующего подводными силами от 20 мая 1943 года. О взятии на борт офицеров потопленных судов:

1. Насколько позволяют условия на борту подлодки, капитанов и главных инженеров потопленных судов следует брать с собой. Противник пытается воспрепятствовать этому намерению и издал следующий приказ: а) Капитаны не должны на допросе называть себя, а должны по возможности подставлять вместо себя специально выбранных для этого матросов. b) Экипаж должен заявить, что капитан и главный инженер остались на борту.

Если, несмотря на энергичные вопросы, не удастся установить, кто капитан и кто главный инженер, то следует взять с собой других корабельных офицеров.

2. Брать с собой капитанов и корабельных офицеров нейтральных судов, которые могут быть потоплены, согласно постоянно действующему приказу № 101 (например, шведские суда вне Гетеборгского водного пути), не следует, ибо интернирование этих офицеров явилось бы нарушением международного права.

3. Если взять в плен корабельных офицеров невозможно, следует брать с собой других осведомленных членов экипажа, насколько это допускает наличие места и дальнейшие задачи подводной лодки, с целью допроса пленных в военных и пропагандистских целях.

4. Если удастся потопить отдельный вражеский эсминец, корвет или сторожевое судно, то следует при всех обстоятельствах попытаться взять пленных, если это возможно сделать, не подвергая опасности подводную лодку. Допрос пленных в транзитном лагере военнопленных может дать ценные данные относительно тактики противолодочной обороны, техники и вооружения противника. То же самое остается в силе в отношении экипажей сбитых самолетов».

[Обращаясь к свидетелю] Известен ли вам этот приказ?

Мёле: Да, кажется он мне известен.

Кранцбюлер: Известен ли вам приказ №513?

«Действующий приказ главнокомандующего подводными силами от 1 июня 1944 года о взятии с собой пленных.

«1. Показания военнопленных — самый надежный и ценный источник сведений относительно тактики, вооружения, техники и методов противника. Пленные с самолетов и эсминцев имеют для нас особую ценность. Поэтому, если это возможно без создания опасности для лодки, следует сделать все для того, чтобы захватить таких пленных.

2. Так как пленные под влиянием захвата в плен особенно охотно дают показания, их следует допрашивать тут же на борту. Прежде всего нас интересует, каким образом противник устанавливает местоположение подводных лодок с помощью самолетов, с помощью ли радара или с помощью пассивных методов обнаружения цели, например, с помощью установления электрического или теплового излучения подводной лодки. О взятии в плен по возможности быстро докладывать на случай возможной передачи пленных на возвращающуюся подводную лодку».

Известен ли вам этот приказ?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Не видели ли вы и не пытались ли объяснить противоречие между этими приказами относительно спасения в любом случае экипажей самолетов и распространявшимися вами рассказами об уничтожении экипажей самолетов?

Мёле: Дело в том, что в приказе от сентября 1942 года было также сказано, что приказ относительно взятия с собой капитанов судов и главных инженеров остается в силе.

Кранцбюлер: Слышали ли вы о каком-либо случае, когда подводная лодка взяла бы с собой капитана и главного инженера, а остальных членов экипажа расстреляла бы?

Мёле: Нет.

Кранцбюлер: Считаете ли вы вообще возможным, что такой приказ мог быть дан, то есть что часть экипажа приказывают спасать, а другую часть экипажа уничтожать?

Мёле: Нет. Приказывать этого нельзя.

Кранцбюлер: Слышали ли вы, что какой-нибудь командир подводной лодки, исходя из вашего инструктажа, уничтожал бы спасательные средства или оставшихся в живых?

Мёле: Нет.

Кранцбюлер: Было ли разрешено атаковать нейтральные суда вне установленной зоны блокады?

Мёле: Только тогда, когда на них не было установленных опознавательных знаков нейтральных судов.

Кранцбюлер: Относился ли главнокомандующий подводным флотом особенно строго к проведению в жизнь этого приказа о защите нейтральных судов?

Мёле: Поскольку такие случаи мне неизвестны, я ничего не могу сказать об этом.

Кранцбюлер: Известно ли вам, что командирам подводных лодок грозил военный трибунал, если они не выполняли приказов, изданных в защиту нейтральных судов?

Мёле: Да. Я помню один такой случай, происшедший в Карибском море.

Кранцбюлер: Помните ли вы приказ от 1944 года, в котором приказывалось задерживать нейтральные суда для осмотра?

Мёле: Да, но дату я не помню. Мне было приказано, что особенно следует задерживать и осматривать конкретные испанские и португальские суда в Северной Атлантике.

Кранцбюлер: Передали ли вы этот приказ командирам подводных лодок?

Мёле: Насколько я помню, этот приказ был издан в письменном виде и был включен в один из официальных сборников приказов. Я передавал командирам приказы только в тех случаях, когда они не входили в какой-то сборник приказов.

Кранцбюлер: При передаче этого приказа говорили ли вы что-нибудь дополнительно о том, следует ли выполнять этот приказ?

Мёле: Да, я помню, что я сказал, когда этот приказ был получен по радио и еще не был известен командирам, что они должны быть очень осторожны при задержании нейтральных судов, ибо постоянно существовала опасность, что даже и нейтральное судно может выдать по радио местоположение подводной лодки. Вследствие превосходства противника в воздухе в Северной Атлантике всегда было бы безопаснее и лучше, если бы не принуждали проводить осмотры.

Кранцбюлер: Это дополнительное сообщение было сделано по приказу главнокомандующего подводными силами?

Мёле: Насколько я помню, один из начальников отделов — это был, кажется, капитан Хесслер — сказал, что всякое задержание судна, даже нейтрального, представляет собой существенную опасность для подводной лодки.

Кранцбюлер: Из-за охраны с воздуха?

Мёле: Да, из-за охраны с воздуха.

Кранцбюлер: Был вам показан приказ относительно так называемых «спасательных судов»?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Вы помните его?

Мёле: Да.

Кранцбюлер: Были ли эти спасательные суда по нормам международного права госпитальными судами с соответствующими опознавательными знаками?

Мёле: Насколько мне известно, нет.

Кранцбюлер: Какие приказы существовали относительно отношения к госпитальным судам?

Мёле: Где изложены эти приказы и в письменной ли форме — я сейчас не помню. Я только помню, что главнокомандующий подводным флотом часто указывал командирам на то, что госпитальные суда пользуются абсолютной неприкосновенностью.

Кранцбюлер: Известен ли вам какой-либо случай, когда какое-нибудь госпитальное судно было бы атаковано подводной лодкой?

Мёле: Нет, неизвестен.

Кранцбюлер: Если бы главнокомандующему подводными силами понадобилось, нарушая международное право, уничтожать беспомощных людей, то не было бы потопление госпитальных судов особо действенным средством для этого?

Мёле: Без сомнения.

Кранцбюлер: У меня нет больше вопросов.

Председатель: Может быть, кто-либо еще из защитников хочет подвергнуть этого свидетеля перекрестному допросу?

[Ответа не последовало]

Биддл: Спасали ли вы когда-нибудь оставшихся в живых людей с торпедированных вами судов?

Мёле: Нет, из-за военного положения я не имел возможности делать это.

Биддл: Вы имеете в виду, что это было опасно для подводной лодки?

Мёле: Не только это. Большая часть произведенных мною потоплений произошла или в конвое, или при бурном море, так что навигационные условия не позволяли принимать меры для спасения людей.

Биддл: У меня больше нет вопросов.

Председатель: Полковник Филлимор, Вы хотите продолжить допрос?

Филлимор: Да, у меня есть еще три вопроса.

Председатель: Хорошо.

Филлимор: Когда вы сами были командиром подводной лодки, каковы были приказы относительно спасения?

Мёле: В начале войны нам было сказано, что безопасность собственной подводной лодки — самое главное и что подводная лодка не должна подвергать себя опасности из-за мер по спасению. Существовали ли эти приказы в начале войны в письменном виде, я уже не помню.

Филлимор: Когда вы получили этот приказ от 17 сентября 1942 года, рассматривали ли вы его только как приказ о запрещении спасения или истолковывали его иначе, то есть более широко?

Мёле: При получении этого приказа мне бросилось в глаза, что он был не очень ясен, какими обычно были приказы главнокомандующего подводными силами. В этом приказе можно было видеть двусмысленность.

Филлимор: Вы не ответили на мой вопрос. Считали ли вы, что этот приказ означал, что командир подводной лодки должен был только воздерживаться от принятия мер по спасению или же это было что-то идущее дальше?

Мёле: Я воспринимал этот приказ так, что его следует понимать более широко. Правда, это не было сформулировано как приказ, а лишь представлено как нечто желательное.

Филлимор: По поводу примера, который вам привели об инциденте в Бискайском заливе. Известны ли вам какие-либо факты об этом инциденте?

Мёле: Нет, обстоятельства этого случая мне неизвестны.

Филлимор: Что вы конкретно сказали, когда вы передавали командирам подводных лодок этот приказ?

Мёле: Командирам подводных лодок я говорил дословно следующее: «Мы переходим теперь к очень трудному и щекотливому вопросу. Речь идет об отношении к спасательным лодкам. Главнокомандующий подводными силами передал в сентябре 1942 года следующую радиограмму» — затем я дословно прочитал радиограмму от сентября 1942 года. В большинстве случаев тема таким образом исчерпывалась. Ни у кого не было вопросов. Объяснения, если не было вопросов, не давались. В некоторых, редких, случаях командиры подводных лодок спрашивали: «Как следует истолковывать этот приказ»? Тогда я приводил оба рассказанные мне в штабе примера и добавлял к этому: «Официально вам это приказать не могут, каждый должен согласовывать это со своей совестью».

Филлимор: Не помните ли вы какие-нибудь замечания командиров подводных лодок после того, как вы зачитывали этот приказ?

Мёле: Да, многие командиры подводных лодок, после оглашения без всяких комментариев, говорили: «Он однозначен, хотя и чертовски суров».

Филлимор: Ваша честь, у меня нет больше вопросов.

Председатель: Трибунал прервётся на 10 минут.

[Объявлен перерыв]

Филлимор: Сейчас я представлю трибуналу два случая, когда этот приказ от 17 сентября 1942 года был приведен в действие. Первый случай изложен в документе D-645, GB-203. Это отчет о нападении на рыболовецкий траулер «Noreen Mary217», который был потоплен 5 июля 1944 года германской подводной лодкой «U-247». Первая страница этого документа содержит отрывок из журнала подводной лодки. Время, на которое делается ссылка в документе, — 19 час. 43 мин., затем идет сообщение о пуске двух торпед, которые не попали в судно, и затем в 20 час. 55 мин. в журнале записано:

«Подняться на поверхность, Рыболовные суда – приводятся названия трёх судов.. Открываем огонь по ближайшему... Оно останавливается через три минуты».

Затем идет сообщение о выстреле, произведенном после того, как траулер остановился, и, наконец, последняя запись:

«Потоплен огнём зенитного орудия в борт. Пошел под воду кормой».

Председатель: Почему это дата 5.7.1943?

Филлимор: Это типографическая ошибка. Мне нужно было указать на это.

На следующей странице документа имеется оценка действий командира подводной лодки и в последней строчке говорится:

«Признанный успех: рыболовное судно «Noreen Mary» потоплено».

Дальше имеется письменное показание под присягой Джеймса Макалистера — палубного матроса на борту «Noreen Mary» во время потопления. Милорд, я читаю последний абзац на первой странице письменного показания. Выше речь идет о том, что он видел следы торпед, которые не попали в траулер. В последнем абзаце говорится:

«В 21 час. 10 мин. На траверсе по правому борту, примерно в 50 ярдах на северо-восток, на поверхность всплыла подводная лодка и без какого-либо предупреждения открыла пулеметный огонь по судну. Мы были в 18 милях на запад от мыса Рэт и шли курсом норд-вест со скоростью 3 узла в час. Погода была ясная, солнечная, с прекрасной видимостью, море было спокойно, дул легкий ветерок».

Далее в следующем абзаце рассказывается об обстреле. Я хотел бы зачитать из второго абзаца на второй странице.

Председатель: Почему бы не прочесть первый?

Филлимор: Если вы желаете, ваша честь.

«Когда подводная лодка поднялась на поверхность, я увидел людей, вылезавших из боевой рубки. Капитан думал сначала, что подводная лодка британская, но когда она открыла огонь, он немедленно ослабил тормоз для того, чтобы снять нагрузку и пошел полной скоростью — примерно до 10 узлов. Подводная лодка гналась за нами, стреляя из пулеметов, и с первых же очередей было убито 2 или 3 человека, включая капитана, которые были на палубе и не имели времени укрыться. Затем подводная лодка открыла огонь из более тяжелого орудия, помещавшегося в ее боевой рубке. Первый такой выстрел взорвал паровой котел. Судно окуталось паром и остановилось.

К этому времени команда укрылась, но, несмотря на это, почти все, за исключением четырех человек, были убиты. Подводная лодка тогда начала кружиться перед судном и прошла мимо борта, продолжая непрерывный огонь из обоих орудий. Судно медленно кренилось на левый борт, но не загорелось.

Помощник капитана и я попытались спустить спасательную лодку, которая находилась на корме, но помощник был убит и я отказался от этой затеи. Затем я спустился вниз в кладовую, которая была ниже ватерлинии, чтобы укрыться там. Судно все сильнее кренилось и наконец в 22 час. 10 мин. оно перевернулось и затонуло и четыре человека, оставшиеся живыми на борту, были сброшены в море. Я не знаю, где укрывались остальные три человека в течение всего этого времени, поскольку я не слышал и не видел их до тех пор, пока они не оказались в воде.

Я плавал в воде, пока мне не попалась под руку сломанная носовая часть нашей спасательной лодки, которая была перевернута. Даже теперь подводная лодка не погружалась, но преднамеренно шла в направлении ко мне и, когда она была только в 60 или 70 ярдах от меня, открыла по мне стрельбу короткими очередями из пулеметов. Так как ее намерение было совершенно очевидно, я погрузился в воду и оставался там до тех пор, пока подводная лодка не прекратила огонь и не погрузилась, после чего я вскарабкался обратно на дно лодки. Подводная лодка вела стрельбу из орудий в течение часа».

Затем, в письменном показании, данном под присягой, описываются попытки второго механика и других спастись и оказать друг другу помощь и сообщается о том, как они были подобраны другим траулером.

В последнем абзаце на этой странице говорится:

«На борту «Lady Madeleine218» второму механику и мне перевязали раны. Позднее я узнал, что второй механик получил 48 ран шрапнелью, а осколок в два дюйма длиной остался у него в теле».

Дальше имеется фраза, на которую я не ссылаюсь, последняя фраза:

«Я получил 14 ранений шрапнелью».

И, наконец, два последних абзаца письменного показания:

«Это четвертая опасность, с которой я столкнулся в дни войны. До этого я плавал на китобойных судах «Sylvester219» (взорвано миной) и «New Seville220» (торпедировано) и на траулере «Ocean Tide221», который наскочил на мель.

В результате этой атаки подводной лодки потери составили: шесть человек было убито, двое — пропали без вести и двое были ранены».

Следующий документ, который я представляю в качестве доказательства, — D-647, GB-204. Милорд, это отрывок из показания, данного вторым офицером судна «Antonico222», которое было торпедировано, подожжено и потоплено 28 сентября 1942 года у берегов Французской Гвианы. Трибунал увидит, что этот инцидент произошел через 11 дней после издания приказа. Я прочту, начиная со слов: «...свидетель увидел убитых». Немного ниже на первой странице. Здесь приводится рассказ о нападении на судно, которое в это время было уже охвачено пламенем:

«...свидетель увидел убитых на палубе судна «Antonico» тогда, когда он и его команда пытались спустить спасательные лодки, атака была молниеносной — продолжалась почти 20 минут. Свидетель, находясь уже в спасательной лодке, старался отойти от борта «Antonico» для того, чтобы его спасательная лодка не была потоплена судном «Antonico», и также потому, что «Antonico» была целью агрессора. Это было темной ночью и поэтому было очень трудно разглядеть подводную лодку, но огонь на борту «Antonico» осветил то место, где судно тонуло, что обеспечило противнику возможность заметить две спасательные лодки, пытавшиеся скрыться. Враг безжалостно стрелял из пулеметов по беззащитным матросам, находившимся в спасательной лодке, где находился и свидетель; второй штурман Арнальдо де Андраде де Лима был убит и трое из команды были ранены. Свидетель дал приказ своим товарищам выброситься за борт для того, чтобы спастись от пуль, таким образом они были защищены и находились вне поля зрения за спасательной лодкой, которая уже наполнилась водой. Даже тогда спасательная лодка продолжала подвергаться атаке. В это время свидетель и его товарищи находились примерно на расстоянии 20 метров от подводной лодки…».

Милорд, у меня нет здесь журнала подводной лодки с записью этого случая, но, как вы помните, согласно приказу, касающемуся записей в журналах, в него не полагалось заносить ничего компрометирующего, и поэтому он был бы нам полезен не более чем в случае с предыдущим инцидентом.

Милорд, следующий документ — D-646(а), GB-205. Это перехват радиопередачи германского военно-морского репортера службы радиопропаганды на длинных волнах из Фрисланда. Дата — 11 марта 1943 года. Передача велась на английском языке. Я цитирую:

«Санта Лючия» в Вест-Индии представляла собой идеальное место для приключений, но теперь в этих водах очень опасно плавать, опасно для американцев и британцев и для всех цветных, кто у них на побегушках. Совсем недавно с подводной лодки, которая курсировала в этих водах, заметили парусник. Потоки трассирующих пуль были направлены на паруса и большинство негров — членов экипажа — выпрыгнуло за борт. Считая, что это судно может быть западней, подводная лодка подошла ближе, на расстояние 20 ярдов, откуда с нее стали бросать ручные гранаты. Тогда и оставшиеся негры прыгнули в море. Парусник затонул. Остались только обломки, спасательные лодки, набитые людьми, и моряки, плававшие в воде. Акулы уже раскрыли свои пасти в ожидании добычи. Такова была судьба тех, кто плавал под флагом Великобритании и Америки».

Следующую страницу документа я не буду читать. Это отрывок из журнала подводной лодки, которая, как предполагается, затопила это судно «C.S. Flight223».

Я читал это потому, что в моем представлении это показывает, что с самого начала политикой противника было терроризировать команды и что это было частью приказа, относившегося к спасательным судам, и приказа об уничтожении моряков.

Хочу сказать, предвосхищая перекрестный допрос, обвинение не инкриминирует того, что спасательные суда атаковывались. Смысл приказа заключался в том, что их должны были атаковать в первую очередь, и поэтому этот приказ тесно связан с приказом от 17 сентября 1942 года. Учитывая программу союзников по строительству флота, противнику стало совершенно необходимо предотвратить возможность обеспечения судов командами.

Милорд, я сейчас перейду к периоду, когда подсудимый Дёниц занял место подсудимого Рёдера. Следующий документ PS-2098. Мы на него ссылались, но мне кажется, как доказательство он не был представлен. Я представляю его официально как доказательство GB-206. Милорд, я не буду его зачитывать. Здесь просто утверждается, что подсудимый Рёдер должен обладать рангом, эквивалентным званию рейхсминистра, и я прошу трибунал считать, что подсудимый Дёниц, заняв место Рёдера, очевидно, получил и соответствующие права.

Председатель: Это после 1938 года?

Филлимор: Да, после 1938 года.

Следующий документ, D-648, который я представляю как доказательство GB-207 — письменное показание, данное под присягой, или скорее официальный отчет, заверенный чиновником британского адмиралтейства. Свидетельство находится на последней странице, и здесь указывается количество совещаний, даты этих совещаний, имена тех, кто присутствовал на них по случаю встреч между подсудимым Дёницем или его заместителем и Гитлером с того времени, когда он занял место Рёдера и до конца. В свидетельстве говорится:

«Я составил из них» — то есть из захваченных документов — «приложенный к сему список тех эпизодов, когда адмирал Дёниц посещал совещания в гитлеровской ставке. Список других высоких официальных лиц, которые присутствовали на этих совещаниях, прилагается в тех случаях, когда подобная информация содержалась в захваченных документах. Я заверяю, что этот список является подлинной выдержкой из собрания документов, которые я изучил и которые сейчас находятся в британском адмиралтействе в Лондоне».

Я не буду читать весь список. Я только привлеку внимание трибунала к тому факту, что адмирал Дёниц или его заместитель — контр-адмирал Фосс224 присутствовали на каждом из этих совещаний и что среди прочих постоянно присутствовавших были подсудимые: Шпеер, Кейтель, Йодль, Риббентроп и Геринг, а также Гиммлер и его представители: Фегелейн225 или Кальтенбруннер.

Я бы хотел, чтобы трибунал сделал из этого документа вывод, что с того времени, как подсудимый занял место Рёдера, он был одним из руководителей Рейха и ему, несомненно, были известны все решения, все основные политические решения.

Я перехожу к следующему документу — С-178. Он был уже представлен как доказательство USA-544. Это внутренний меморандум военно-морского штаба, написанный отделом, который занимался международным правом, и адресован другому отделу и тема его — приказ, касающийся расстрела коммандос от 18 октября 1942 года, с которым трибунал, я думаю, уже знаком.

Суть документа заключается в том, что появилось сомнение в некоторых кругах относительно понимания приказа, и в последней фразе меморандума предлагается:

«Поскольку это касается военного флота, остается рассмотреть, можно или нет использовать этот случай для того, чтобы быть уверенными после совещания с главнокомандующим военно-морским флотом, что все отделы, которых это касается, имеют ясное представление о том, как следует поступать с лицами, входящими в отряды коммандос».

Милорд, мне неизвестно, имело место это совещание или нет. Судя по дате, документ исполнен примерно по прошествии 11 дней после того, как подсудимый занял место подсудимого Рёдера.

Но следующий документ из книги документов D-649, который я представляю как доказательство GB-208, содержит описание эпизода, имевшего место в военно-морском флоте и относящегося к июлю 1943 года. Речь идет о передаче СД для расстрела личного состава норвежского и британского флотов, на который, по мнению германского военно-морского флота, распространялся этот приказ. Это письменное показание британского юриста, который был на процессе по делу членов СД, исполнявших этот приказ.

В первом абзаце говорится о том, что свидетель был адвокатом на процессе по делу 10 членов СД, который проводился военным судом, происходившим в Осло с четверга 29 ноября 1945 года по вторник 4 декабря 1945 года.

Милорд, следующий параграф излагает состав суда и имена обвинителей и защитников, и третий абзац говорит:

«Обвиняемым вменялось совершение военного преступления тем, что в районе Ульвена, Норвегия, приблизительно в июле 1943, в нарушение законов и обычаев войны участвовали в убийстве…

Затем следуют имена шести моряков норвежского флота, включая одного офицера и одного ведущего телеграфиста королевского флота – военнопленных. Я прочту из четвертого абзаца:

«Суду было представлено доказательство, которое не оспаривалось защитой, о том, что торпедный катер № 345 вышел из Нарвика в район Шетландских островов с целью совершить торпедные атаки на германские суда, отходившие от норвежских берегов, и для того, чтобы установить мины на этом участке. Все лица, упомянутые в обвинении, были членами команды этого торпедного катера».

Пятый абзац:

«Защита не оспаривала, что каждый член команды был в военной форме в тот момент, когда он был захвачен. Имеются многочисленные свидетельства многих лиц, некоторые из которых немцы, о том, что они носили свою военную форму и после того, как их захватили».

Шестой абзац:

«27 июля 1943 года торпедный катер достиг острова Аспо около норвежского берега, севернее Бергена. На следующий день вся команда была захвачена и была взята на борт германского военного судна, которое находилось под командованием адмирала фон Шрёдера226 — адмирала Западного побережья. Команда была доставлена в Бергенхуз в 11 часов вечера 28 июля. Там команда была допрошена лейтенантом Фангером — лейтенантом военно-морского резерва, согласно приказу капитана 3-го ранга Эгона Драшера — оба из германской военно-морской разведки. Этот допрос проводился по приказу из штаба адмирала Западного побережья. Лейтенант Фангер сообщил офицеру, который был начальником отдела разведки в Бергене, что, по его мнению, со всеми членами команды следовало обращаться как с военнопленными, и этот офицер, в свою очередь, сообщил об этом устно и письменно командующему морскими силами в Бергене и письменно адмиралу Западного побережья.

7. Допрос, произведенный отделом военно-морской разведки, закончился рано утром 29 июля и почти немедленно после этого все члены команды были переданы, согласно срочному приказу командующего морскими силами в Бергене, оберштурмбаннфюреру СД Гансу Вильгельму Бломбергу227, который в это время командовал полицией безопасности в Бергене. За этим последовало совещание между Бломбергом и адмиралом фон Шрёдером, на котором Бломбергу была показана копия приказа фюрера от 18 октября 1942 года. В этом приказе говорится о различных категориях лиц, на которых не должны распространяться положения Женевской конвенции и с которыми не следовало обращаться как с военнопленными, но которых по взятии в плен следовало передавать СС. Адмирал фон Шрёдер сказал Бломбергу, что команда этого торпедного катера, согласно приказу фюрера, должна была быть передана СД.

9. Затем СД произвела свой собственный допрос».

Председатель: Может быть, вы изложите остальной текст?

Филлимор: Как вы желаете, ваша честь.

В девятом абзаце описывается допрос, проводившийся сотрудниками СД и что эти сотрудники придерживались такого же взгляда, как и офицеры военно-морской разведки, а именно, что члены команды имели право на то, чтобы с ними обращались как с военнопленными, и что, несмотря на это, они были выведены и расстреляны специальным отрядом СД. Затем имеется описание того, как поступили с трупами.

Милорд, последний абзац, пожалуй, очень важен в связи с делом подсудимого Кейтеля.

Председатель: Да, прочтите его.

Филлимор:

«11. Из доказательств выясняется, что в марте или апреле 1945 года приказ из ставки фюрера, подписанный Кейтелем, был передан германским властям в Норвегии. Содержание этого приказа заключалось в том, что с членами коммандос, которые попадают в плен к немцам, начиная с даты приказа, следует обращаться как с обычными военнопленными. В этом приказе имеется ссылка на приказ фюрера, о котором говорилось выше.

Трибунал, несомненно, обратит внимание на дату. Для них наступило время, когда им следовало привести в порядок свои дела.

Милорд, следующий документ — С-158. Я представляю его как доказательство GB-209. В нем содержатся две выдержки из протоколов совещаний от 19 и 20 февраля 1945 года — совещаний между подсудимым Дёницем и Гитлером. Я прочту первое и последнее предложения из первой выдержки:

«Фюрер рассматривает вопрос о том, не следует ли Германии отказаться от соблюдения норм Женевской конвенции».

Это, конечно, конвенция 1929 года, касающаяся военнопленных, последнее предложение:

«Фюрер приказывает главнокомандующему военно-морским флотом рассмотреть положительные и отрицательные стороны этого шага и сообщить о своем мнении как можно скорее».

Затем, во второй выдержке, подсудимый Дёниц высказывает свое мнение в присутствии подсудимого Йодля и представителя подсудимого Риббентропа. Это два последних предложения, на которые я сошлюсь:

«Наоборот, ущерб — то есть ущерб при отказе от соблюдения конвенции — перевесит преимущества. По мнению главнокомандующего будет лучше проводить те меры, которые мы находим необходимыми, без предупреждения и любыми путями сохранять вид законности для внешнего мира».

Милорд, вопрос, освещенный в этом документе, представляет большую важность, когда мы вспомним, что, благодаря этой конвенции, около 165 000 британских и от 65 000 до 70 000 американских военнопленных были должным образом возвращены по окончании войны, поэтому выступление за нарушение этой конвенции не является таким вопросом, которому не следует придавать значения.

Следующий документ — С-171, GB-210 — другая выдержка из протокола совещания между подсудимыми Дёницем и Гитлером от 1 июля 1944 года. Он подписан подсудимым Дёницем.

«Относительно общей стачки в Копенгагене, фюрер заявил, что единственным оружием для борьбы с террором является террор. Процессы, проводимые военно-полевыми судами, создают мучеников. История показывает, что имена этих людей на устах каждого, тогда как забвение — удел тех многих тысяч, которые потеряли свои жизни при подобных обстоятельствах, но без какого-либо военно-полевого суда».

Следующий документ — С-195, GB-211. Это меморандум, подписанный подсудимым Деницем и датированный концом 1944 года. Точной даты на этом документе нет, но я думаю, что он относится к концу 1944 года, примерно к декабрю. На третьей странице имеется указание о том, кому был разослан этот документ: Гитлеру, Кейтелю, Йодлю, Шпееру и главному командованию военно-воздушных сил.

Милорд, я прочту второй абзац. Здесь идет речь о потерях германского флота:

«Кроме того, я предлагаю усилить состав рабочих бригад в доках за счет пленных из концентрационных лагерей и в качестве специальной меры для разрешения проблемы существующего в настоящее время недостатка рабочих, особенно в строительстве подводных лодок, я предлагаю использовать котельщиков, высвободившихся в результате сокращения паровозного строительства, на строительство кораблей».

Затем он затрагивает вопрос о саботаже и последние два абзаца на этой странице следующие:

«Поскольку в ряде мест меры, предпринятые для возмещения убытков, нанесенных рабочими в результате саботажа, оказались успешными и, например, саботаж в доках, во Франции, был полностью подавлен, то аналогичные меры следует предпринимать и в отношении скандинавских стран».

Председатель: Есть ли необходимость читать дальше?

Филлимор: Нет, милорд. В последнем предложении этого документа на следующей странице говорится:

«12 000 пленных из концентрационных лагерей должны быть использованы в доках в качестве дополнительной рабочей силы (служба безопасности согласна с этим)».

Этот человек был одним из руководителей Германии и в моем представлении одного только этого документа достаточно, чтобы осудить его. Не без причины на этих встречах присутствовали Гиммлер и его заместители Фегелейн и Кальтенбруннер.

Они присутствовали там не для того, чтобы обсуждать вопросы о подводных лодках и боевых кораблях. Мне ясно из этого документа, что подсудимый знал все о концентрационных лагерях и об использовании труда узников и, как один из руководителей Германии, должен полностью нести свою долю ответственности за это.

Я перехожу к последнему документу D-650, GB-212, который я представляю в качестве доказательства.

В нем содержатся приказы, изданные подсудимым в апреле. Документ, который я представляю, показывает фанатическую приверженность подсудимого к нацистским идеям и его готовность даже на этой стадии продолжать уже безнадежную войну за счет человеческих жизней, хорошо зная о масштабах разрушений и страданий для мужчин, женщин и детей его страны.

«Я поэтому требую от офицеров, занимающих командные должности в военно-морском флоте, чтобы они ясно и неуклонно следовали по пути военного долга, что бы ни случилось. Я требую от них, чтобы они безжалостно подавляли все признаки и тенденции у своих подчиненных, которые угрожают следованию по этому пути».

Затем он ссылается на приказ:

«Я требую от командиров, чтобы они принимали такие же безжалостные меры против любого командира, который не выполняет свой воинский долг. Если командир думает, что у него нет достаточной силы воли для того, чтобы занимать свой пост как руководителя в полном смысле этого слова, он должен сообщить об этом немедленно. В таком случае он будет использован как солдат в этой роковой борьбе на другом посту, на котором не будет обременен задачами руководителя».

И теперь последний абзац на этой же странице из приказа от 19 апреля. Здесь дается пример типа офицера, который должен быть повышен.

«Пример. В лагере для заключенных военнопленных вспомогательного крейсера «Кormoran228» офицер, который выполнял обязанности старшего офицера лагеря, систематически уничтожал коммунистов, которые как-либо проявляли себя среди остальных заключенных, и делал это таким образом, что стража этого не замечала. Этот младший офицер может быть уверен в том, что я полностью одобряю его решение и то, как он проводил его в жизнь. По его возвращении я всеми средствами буду повышать его, поскольку он показал, что он способен быть лидером».

Милорд, конечно, неважно — соответствуют ли эти факты действительности, — важен характер изданного приказа. Милорд, я подведу итоги: подсудимый не был простым моряком, находившимся на службе офицером, лояльно подчинявшимся приказам правительства. Он был ярым нацистом, который делал все что мог для того, чтобы внедрить в военно-морской флот и в германский народ нацистские идеи. Не случайно именно он был избран преемником Гитлера, а не Геринг, не Риббентроп, не Геббельс, не Гиммлер. Он играл большую роль в построении подводного флота — одного из самых смертоносных орудий агрессивной войны. Он помогал планировать и вести агрессивную войну. И мы не сомневаемся, что он хорошо знал, что эти войны являлись преднамеренным нарушением договоров. Он был готов нарушить любые правила, если он думал, что это не будет обнаружено. Нарушение Женевской конвенции или принципа нейтралитета производилось там, где он пытался утверждать, что потопление произошло из-за мины. Он был готов отдавать приказания, и действительно отдавал их, убивать беззащитных людей, спасавшихся с потопленных судов, — действия, которые можно сравнить только с действиями их японских союзников.

Милорд, имеется мало стран, где бы вдовы или родители не оплакивали моряков торгового флота, которые погибли в результате безграничной жестокости, с которой подводные лодки, по приказам этого человека, делали свое дело.

Милорд, мой учёный друг майор Элвин Джонс сейчас рассмотрит подсудимого Рёдера.

Элвин Джонс: Господа судьи, моим долгом является представить трибуналу доказательства против создателя нацистского военно-морского флота подсудимого Рёдера. Обвинения против него изложены в приложении «А» к обвинительному заключению и трибунал увидит, что подсудимый Рёдер обвиняется в том, что он способствовал подготовке и принимал участие в планировании нацистских агрессивных войн, в осуществлении этих планов, а также в том, что санкционировал, руководил и принимал участие в нацистских преступлениях, в особенности в военных преступлениях, совершенных при ведении морской войны.

Вначале трибунал, возможно, сочтет удобным познакомиться с документом PS-2888, USA-13, который помещается на 96-й странице книги документов. Это документ, где перечисляются все посты, которые занимал подсудимый Рёдер. Трибунал увидит, что он родился в 1876 году, с 1896 года начал служить в германском военно-морском флоте, а в 1918 году стал командиром крейсера «Koln229». В 1928 году Рёдер стал адмиралом, главой военно-морского командования; в 1935 году — главнокомандующим военно-морского флота. В 1936 году, в день 47-летия Гитлера, он стал генерал-адмиралом. Этот чин ввел Гитлер. В 1937 году Рёдеру была оказана высокая для нациста честь — он получил золотой значок нацистской партии. В 1938 году он стал членом тайного совета, а в 1939 году — гросс-адмиралом. Этот ранг ввел Гитлер, который и вручил Рёдеру маршальский жезл. В 1943 году Рёдер стал адмирал-инспектором германского военно-морского флота, что, как трибунал увидит, было своего рода понижением, поскольку с января 1943 года, как уже трибунал слышал, действующим командующим германским военно-морским флотом стал Дёниц.

В эти полные событий годы, когда Рёдер командовал военно-морским флотом Германии, с 1928 по 1943 год, он играл крайне важную роль. Вначале я хотел бы обратить внимание трибунала на участие Редера в создании германского военно-морского флота как одного из орудий войны, создаваемого с целью осуществления общего нацистского плана агрессии.

Трибунал уже знаком с тем, каким образом небольшой военно-морской флот, который был разрешен Германии, согласно условиям Версальского договора, был чрезвычайно расширен под руководством Рёдера. Я только напомню трибуналу о некоторых основных вехах на пути Рёдера к господству нацизма над морями, которого он, к счастью, не смог достичь.

Что же касается тайного перевооружения Германии в нарушение Версальского договора, я обращаю внимание суда на документ С-156, USA-41, который трибунал найдет на 26-й странице книги документов. Этот документ, как помнит трибунал, представляет собой «Историю борьбы германского военно-морского флота против условий Версальского договора в период между 1919 — 1935 гг.». Документ был секретно издан германским адмиралтейством в 1937 году. Трибунал помнит, что эта история показывает, что, прежде чем нацисты пришли к власти, германское адмиралтейство обманывало не только правительства других стран, но и свою собственную законодательную власть и на определенной стадии свое собственное правительство. Осуществлялись тайные меры перевооружения от строительства опытных подводных лодок и судов до проведения тайных разведывательных и финансовых операций. Я предлагаю трибуналу обратить внимание на последний абзац на 33-й странице книги документов, который имеет отношение к роли Рёдера в выполнении плана перевооружения. Это выдержка на 75-й странице документа С-156. Там говорится:

«Главнокомандующий военно-морским флотом адмирал Рёдер добился полной независимости в построении и развитии военно-морского флота. До сего времени строительству военно-морского флота препятствовал только тот факт, что перевооружение ранее должно было проводиться тайно с учетом условий Версальского договора».

В качестве иллюстрации того, что Рёдер скрывал происходящее перевооружение, я напомню трибуналу документ С-141, USA-47, который находится на 22-й странице книги документов. В этом документе Рёдер утверждает:

«Имея в виду обязательства, которые лежат на Германии, согласно договору и конференции по разоружению230, следует предпринять шаги для того, чтобы первая полуфлотилия судов открыто не фигурировала как соединение торпедных катеров, так как не предполагалось, что они будут включены в число разрешенных нам судов».

Следующий документ, С-135, GB-213, находится на странице 20 книги документов. Он чрезвычайно интересен, поскольку из него вытекает, что еще в 1930 году вопрос о нападении на Польшу уже обсуждался в германских военных кругах. Этот документ представляет собой выдержку из истории организации войн и плана мобилизации. В заглавии немецкого текста этого документа значится — «850/38», из чего следует, что этот документ был написан в 1938 году. В этой выдержке говорится:

«Поскольку по Версальскому договору все приготовления к мобилизации запрещались, об этих приготовлениях вначале было осведомлено ограниченное число сотрудников и, кроме того, вначале эти приготовления носили только теоретический характер. Тем не менее, в то время уже существовал «Приказ о сборе» и «Инструкции о сборе», предвосхищавшие теперешние мобилизационные планы.

Как уже было сказано, эту «Организацию по сбору», того времени следовало воспринимать в чисто теоретическом плане, поскольку она не имела реальной людской и материалной базы. Тем не менее она создавала ценную основу для создания военной организации, что было нашей конечной целью».

Во втором абзаце говорится:

«Кризис в отношениях между Германией и Польшей, который постепенно обострялся, вынудил нас, вместо того чтобы осуществлять теоретические приготовления к войне, готовиться уже практически к собственно германо-польскому конфликту.

В основу стратегической идеи был положен быстрый захват польской базы Гдыня, и действующий флот должен был быть подкреплен дополнительными силами для достижения этих стратегических целей. Все важные береговые и зенитные батареи, особенно в Пиллау и Свинемюнде, должны были быть захвачены. Таков был план, намеченный в 1930 году».

Если трибунал обратит внимание на следующую страницу, то заметит, что второй абзац гласит:

«Гитлер выразил совершенно ясное политическое требование о том, чтобы в течение 5 лет — к 1 апреля 1938 года — для него были созданы вооруженные силы, которые он мог бы бросить на чашу весов как орудие политической власти».

Эта цитата указывает на тот факт, что захват нацистами власти в 1933 году был сигналом Рёдеру начать перевооружение с максимальной скоростью. Более подробно о ходе этого развития уже сообщалось моим американским коллегой Олдерманом и поэтому я просто сошлюсь, во-первых, на документ С-189, USA-44. В этом документе Рёдер пишет Гитлеру в июне 1934 года, что германский военно-морской флот должен быть увеличен с тем, чтобы противостоять Англии. Поэтому начиная с 1936 года и впредь большие суда должны быть вооружены тяжелыми орудиями, чтобы стать равными по силе британским судам класса линкора «King George231». Дальше, в последнем абзаце, имеется ссылка на требование Гитлера о том, чтобы строительство подводных лодок держалось в абсолютном секрете, особенно имея в виду Саарский плебисцит232. В ноябре 1934 года Рёдер вновь совещался с Гитлером относительно финансирования военно-морского вооружения и Гитлер сказал ему, что в случае необходимости он попросит доктора Лея выделить от 120 до 150 миллионов германских марок из «Трудового фронта» в распоряжение

военно-морского флота. Ссылка на это имеется в документе С-190, USA-45, на 67-й странице книги документов. Трибуналу следует иметь в виду, что этот планируемый обман трудящихся Германии был характерным для нацистов действием.

Председатель: Было бы удобным прерваться?

Элвин Джонс: Как угодно вашей светлости.

[Объявлен перерыв до 14 часов]