Суд открывает новую страницу гитлеровских злодеяний. И по мере того, как представитель обвинения приводит документ за документом, цитату за цитатой, кажется, будто раздвигаются стены судебного зала. В дымке морозного дня, далеко за Нюрнбергом, оживают страшные картины жестоких военных лет. Одна из них: по бесчисленным осенним дорогам тянутся нескончаемые вереницы людей. Изможденные лица, пустой взгляд, отчаяние и тоска, повторенные тысячу тысяч раз, бредут среди разрушенных городов и обуглившихся садов Европы. Это невольничьи караваны — женщины, дети, старики... Русские, поляки, чехи, французы... Они обречены, Кто оторвал их от родного очага, от отчей земли, кто вверг в пучину страданий миллионы ни в чем неповинных людей? Неужели вот этот, похожий на обожравшегося паучка, Заукель или Шпеер, все время прячущий свои злые глаза за темные очки? Да, они! А вместе с ними палач Польши Франк и похожий на нетопыря рейхскомиссар Нидерландов Зейсс-Инкварт, и Геринг, и Кейтель, и все они, представшие перед судом народов.