Свидетельские показания — один из наиболее древних и распространенных видов судебных доказательств. Нет ни одной системы доказательств, которая не отводила бы свидетельским показаниям более или менее прочного места среди всех других доказательств. И на Международном процессе главных немецких военных преступников показания свидетелей занимали довольно большое место в системе доказательств.
Однако центр тяжести доказательств лежал отнюдь не в показаниях свидетелей. Если обвинение стало бы доказывать преступные действия главных немецких военных преступников преимущественно путем допроса свидетелей, в соответствии с практикой англо-американских судов, то это могло привести только к искажению перспективы процесса. В самом деле, разве можно серьезно говорить о «свидетельских» показаниях гитлеровского министра Ламмерса, фельдмаршала Мильха, генерала Боденшаца? Ведь это были по существу не свидетели, а активные соучастники главных военных преступников, сидевших на скамье подсудимых, и, давая показания перед Международным военным трибуналом, такие «свидетели», совершенно естественно, в ряде случаев выгораживали подсудимых для того, чтобы выгородить и себя.
Вот почему обвинение делало основной упор не на свидетельские показания.
Преступная деятельность лидеров гитлеровской Германии по своему характеру находила отражение в документах своего времени, следовательно, задача заключалась в том, чтобы найти эти документы и правильно их использовать; на Нюрнбергском процессе, где исследовались факты и события двух десятилетий и где рассматривались преступления, совершенные на двух континентах, решающая роль принадлежала не свидетелям, а документам.
Бесспорно, что на Нюрнбергском процессе многие свидетельские показания представляли ценность непосредственного и живого слова о событиях большого политического масштаба и конкретных фактах военных преступлений и преступлений против человечества. Такими именно показаниями были на Нюрнбергском процессе показания академика Орбели и протоиерея Ломакина о зверствах гитлеровцев в Ленинграде и Ленинградской области; Райзмана и Шмаглевской — о чудовищных злодеяниях в лагерях истребления — в Треблинке и Освенциме; Мари Клод Вайян Кутюрье — об истреблении тысяч людей в Равенсбрюке и других гитлеровских концлагерях.
Но решающая роль на этом процессе принадлежала все- таки не показаниям свидетелей, а документальным доказательствам.
На Нюрнбергском процессе непосредственно в суде было допрошено 116 свидетелей и принято 143 письменных показания свидетелей, а документальных доказательств принято около 2500, то есть в десять раз больше.
Защита более широко прибегала к свидетельским показаниям в качестве доказательства, нежели обвинение.
Так, на Нюрнбергском процессе было допрошено в суде 33 свидетеля, вызванных обвинением, и 61 свидетель, вызванный защитой1, то есть свидетелей защиты было допрошено почти в два раза больше.
В официальных документах свидетели именуются либо свидетелями обвинения, либо свидетелями защиты. По существу такое деление неточно. В ходе процесса имели место случаи, когда вызванный защитой свидетель в результате перекрестного допроса признавал факты и обстоятельства, которые служили доказательствами виновности того или иного подсудимого; такой свидетель, начав показания в качестве свидетеля защиты, к концу допроса превращался в свидетеля обвинения.
Так произошло, например, с вызванным Трибуналом по ходатайству защитника Геринга бывшим фельдмаршалом авиации гитлеровской Германии Мильхом.
Во многих случаях в результате умелого допроса обвинителями свидетелей, вызванных защитой, удавалось убедительно продемонстрировать лживость этих показаний, наличие организованного сговора как между самими свидетелями, так и между свидетелями и подсудимыми, и что в этом сговоре активное участие принимали адвокаты.
Так, например, по ходатайству защитника подсудимого Геринга был вызван для допроса в качестве «свидетеля» бывший генерал гитлеровской авиации Карл Боденшац для подтверждения того, что Геринг якобы расходился с Гитлером по вопросу об агрессивных войнах и проведении человеконенавистнической расовой политики.
Во время перекрестного допроса Боденшац проговорился, что адвокат Штамер подготовил его к допросу и даже сообщил ему некоторые факты, о которых он должен был дать показания.
«Боденшац: Вы спрашиваете, присутствовал ли Далерус? На сто процентов я не могу сказать, что он там присутствовал. Я знаю только, что когда я говорил с г-ном адвокатом, он сказал мне, что Далерус присутствовал там. Но присутствовал ли он там действительно, я не могу утверждать... Далерус, очевидно, устроил это совещание. Однако впервые я узнал об этом из беседы с защитником г-ном Штамером...»2.
Аналогичный случай произошел при допросе свидетеля Лаутербахера, вызванного на допрос по ходатайству адвоката Заутера — защитника подсудимого Шираха.
Ходатайства адвокатов о вызове для допроса многочисленных свидетелей, с одной стороны, имели целью собрать как можно больше показаний единомышленников и соучастников подсудимых, чтобы таким путем попытаться обелить гитлеровцев, с другой стороны — являлись определенным тактическим приемом защитников для затягивания процесса.
В ряде случаев, однако, Трибунал отдавал явное предпочтение устным показаниям свидетелей. Свидетели вызывались: для удостоверения определенных фактов, имевших значение для обвинения или защиты подсудимых; для характеристики личности и деятельности подсудимых; для удостоверения подлинности (идентификации) других доказательств.
Регламент Трибунала (правило 4-е) устанавливал порядок вызова свидетелей. Трибунал специальным решением обязал обвинителей заранее сообщать фамилии всех свидетелей, которых обвинение желает вызвать в суд. В отношении защиты был установлен определенный срок для ходатайств о вызове свидетелей. «Защита, — указывалось в этом решении, — будет подавать ходатайства по крайней мере за три недели до того, как будет вызван свидетель»3.
Требование Трибунала, чтобы ходатайства о вызове свидетелей заявлялись заранее, преследовало цель не допускать перебоев в рассмотрении дела из-за несвоевременного прибытия свидетелей. При этом Трибунал исходил из того, что обвинители сами располагали возможностями для вызова и доставления свидетелей, а для доставления свидетелей, вызванных по ходатайствам защиты, в ряде случаев приходилось прибегать к помощи оккупационных властей и даже правительств отдельных государств. Совершенно естественно, что для этого требовался больший срок.
Регламент также предусматривал, что «свидетели, пока они не дают показания, не должны присутствовать в зале суда. Председатель Трибунала должен дать указания, как того требуют обстоятельства, чтобы свидетели не сговаривались между собой до дачи ими показаний» (правило 6-е, пункт «b»).
Был установлен также порядок допроса свидетелей: пункт «е» статьи 24 Устава указывает, что сперва допрашиваются свидетели обвинения, а потом свидетели защиты. Это правило касалось лишь сторон. Что касается состава суда, то он в соответствии с пунктом «d> той же статьи мог задавать вопросы любым свидетелям в любое время.
Перед началом допроса свидетели приводились к присяге. Устав Трибунала не предусматривал формы присяги. Пункт «d» статьи 17 Устава содержит лишь указание о том, что Трибунал имеет право приводить свидетелей к присяге.
Более подробно вопрос о присяге разработан в Регламенте Трибунала.
Правило 6-е, пункт «а», Регламента гласит: «Перед тем, как предстать перед Трибуналом для дачи показаний, каждый свидетель должен принять присягу или сделать заявление соответственно обычаям, принятым в его стране».
21 ноября 1945 г., на второй день после открытия процесса, Трибунал вынес дополнительное постановление по поводу присяги, в котором указывалось: «Каждый свидетель должен быть приведен к своей национальной присяге по той форме, которая существует в его стране. В случае возражения, базирующегося на религиозных принципах, он может дать клятву в форме, приемлемой для Трибунала».
Практика Трибунала свелась к тому, что свидетели, признававшие религиозную присягу, обычно принимали ее по такой формуле: «Клянусь богом всемогущим и всеведаю- щим, что я буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Да поможет мне бог».
Советская часть Трибунала, учитывая специфику обстановки процесса, признала целесообразным, чтобы граждане СССР, вызванные в качестве свидетелей, перед дачей показаний выступали с торжественным обещанием показывать правду. Для граждан СССР была выработана следующая формула торжественного обещания: «Я, гражданин Советского Союза, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, торжественно обещаю и клянусь перед лицом Высокого суда говорить все, что мне известно по данному делу и ничего не прибавить и не утаить».
Допрос свидетелей состоял из следующих этапов:
а) главный или прямой допрос. Этот допрос производится стороной, вызвавшей свидетеля в суд;
б) перекрестный допрос, который производится противной стороной;
в) повторный прямой допрос или передопрос, который производится стороной, вызвавшей свидетеля в суд только по поводу перекрестного допроса в тех случаях, когда она считает нужным уточнить или восполнить неясности, возникшие при перекрестном допросе. Однако с разрешения суда при повторном допросе могут быть заданы вопросы, выходящие за рамки перекрестного допроса;
г) повторный перекрестный допрос, который может производиться противной стороной в связи с показаниями о новых обстоятельствах, данными свидетелем с разрешения суда во время повторного прямого допроса.
В целях экономии времени Трибунал неоднократно практиковал замену главного допроса свидетеля оглашением его записанных показаний.
Перекрестный допрос согласно правилам англо-американского процесса может производиться сторонами, в том числе и подсудимым, международный Трибунал ограничил право подсудимых на перекрестный допрос, запретив его тем подсудимым, которые имели защитников 4.
Такое решение Трибунала прямо вытекает из пункта «d> статьи 24 Устава, согласно которому право перекрестного допроса предоставлено обвинению и защите. Так как все подсудимые были представлены защитниками, то они фактически в перекрестном допросе свидетелей не участвовали.
Трибунал вынес специальное постановление, разрешающее свидетелям пользоваться заметками и записями «для освежения памяти».
При допросе вызванного защитой свидетеля Боденшаца председательствующий объявил:
«Трибунал заметил, что свидетель пользуется заметками для своих показаний. Сегодня утром я сделал объявление, которое касалось только подсудимых и отнюдь не распространялось на свидетелей. Тем не менее Трибунал разрешает, чтобы это правило распространялось и на свидетелей. Однако показания не должны зачитываться. Это решение принято с той целью, чтобы помочь «освежению памяти» при даче показаний»5.
Прямых указаний по поводу представления в качестве доказательств записанных показаний свидетелей Устав Трибунала не содержал. Допустимость таких доказательств вытекает из того, что Устав (пункт «с» статьи 15) предоставлял обвинителям право в стадии подготовки процесса производить предварительный допрос свидетелей и обвиняемых. Это означало, что записанные до явки в суд показания свидетелей могли быть представлены Трибуналу в качестве доказательств.
Фактически на процессе довольно широко практиковалось представление записанных показаний.
Записанные показания принимались в форме: аффидевитов (письменные показания, данные под присягой), заявлений и опросных листов (свидетелю ставились в письменном виде конкретные вопросы, на которые он давал ответ в письменном виде).
Как известно, института «аффидевитов» и опросных листов не существует в советском уголовном процессе. Английский уголовный процесс допускает принятие аффидевитов в качестве доказательств в крайне ограниченных случаях, а именно, когда свидетель, давший показание под присягой, умер или сошел с ума, или настолько болен, что не в состоянии передвигаться. Представляя такой аффидевит в качестве судебного доказательства, сторона должна доказать, что свидетель был приведен к присяге уполномоченным на то лицом (судьей, а в армии — судебным офицером6) и что противная сторона была заблаговременно поставлена в известность о предстоящем допросе и имела возможность принять участие в перекрестном допросе свидетеля.
На Нюрнбергском процессе аффидевиты принимались без соблюдения всех этих ограничительных правил англо- американского процесса, однако с рядом оговорок со стороны Трибунала.
Трибунал принял от защиты 143 свидетельских показания, полученных путем ответов на опросные листы. По поводу опросных листов Трибунал принял ряд решений, устанавливающих отношение суда к этому виду доказательств и порядок их направления.
28 ноября 1945 г. Трибунал в связи с представленным обвинителем аффидевитом Мессерсмита (бывшего американского посла в Австрии) принял следующее решение:
«...Эти письменные показания принимаются в качестве доказательства. Вопрос о доказательственной силе этих показаний... будет рассмотрен Трибуналом. Трибунал также решил, что защите предоставляется право, если она того желает, направить опросные листы г-ну Мессерсмиту... Три-1 бунал хочет дать ясно понять, что, если защитники желают направить г-ну Мессерсмиту опросные листы, в связи с его письменными показаниями, они могут передать такие листы Трибуналу для пересылки г-ну Мессерсмиту»7.
Вскоре после этого было вынесено общее решение об опросных листах:
«Показания свидетеля могут быть получены путем направления ему опросного листа, но защита должна каждый раз сообщать Трибуналу фамилию свидетеля и представлять опросный лист. При получении опросные листы должны передаваться главным обвинителям для просмотра и только после этого они направляются свидетелю... Защита всегда может, если она сочтет это нужным, ходатайствовать о предъявлении опросного листа, который будет направлен любому лицу...»8 .
Так как между обвинением и защитой возникли разногласия по поводу опросных листов, Трибунал решил:
«Генеральному секретарю поручено в будущем принимать меры к устранению разногласий между обвинением и защитой, когда возражения возникают относительно опросных листов. В случае если защитник будет настаивать на каком-либо пункте с которым не согласится обвинение, вопрос этот передается на рассмотрение Трибунала»9.
Вопрос о принятии Трибуналом опросных листов в качестве доказательств решался в различных случаях по-разному.
Так, в одном случае Трибунал отклонил представленный французским обвинением опросный лист со следующей мотивировкой:
«Трибунал считает, что документ, который вы нам представили (РФ-711), не может быть принят. Он представляет собой лишь каткое изложение. Трибунал полагает также, что он может разрешить использовать опросный лист только в том случае, если один экземпляр его вручен защите и если свидетель, который заполнил опросный лист, представлен защите для перекрестного допроса, если защита пожелает подвергнуть его перекрестному допросу. Вы должны в противном случае вызвать генерала Вестгофа и допросить его устно»10.
14 декабря 1945 г. Трибунал принял решение, что «письменное показание принимается в качестве доказательства...», но 23 января 1946 г., в связи с протоколом допроса фон Шредера, представленным Обвинением, постановил:
«Что касается возражения против письменного показания фон Шредера, которое было выдвинуто сегодня утром защитником подсудимого фон Папена, то Трибунал не намеревается устанавливать какого-либо общего правила относительно доказательств в форме письменных показаний. Учитывая особые обстоятельства данного дела, Трибунал примет письменное показание, о котором идет речь, но предупреждает, что если письменное показание будет представлено в качестве доказательства, то лицо, которое дало это письменное показание — фон Шредер, — должно быть доставлено сюда немедленно для перекрестного допроса защитником»11.
Адвокаты вначале рьяно возражали против принятия аффидевитов, представленных советскими обвинителями, но после допроса Паулюса, когда защита убедилась, что ей было бы выгоднее согласиться на принятие письменных показаний Паулюса, так как его показания на суде произвели огромное впечатление, она почти прекратила свои возражения.
Необходимо отметить, что на протяжении процесса Трибунал принял большое количество решений по вопросу о письменных показаниях свидетелей и, как это будет показано на примере некоторых решений, не всегда придерживался определенной линии в этом вопросе, иногда одно решение Трибунала противоречило другому. По-разному Трибунал относился к письменным показаниям свидетелей.
Когда в самом начале процесса адвокат Кубушок заявил возражение против представленного обвинителем письменного показания, данного под присягой, Трибунал отклонил это возражение, сославшись на статью 19 Устава, которая предоставляла право Трибуналу допускать любые доказательства, которые, по его мнению, имеют доказательную силу, и предусматривала, что Трибунал не должен быть связан формальностями в использовании доказательств. В решении Трибунала говорилось:
«Трибунал считает, что письменное показание может быть здесь зачитано, потому что в данном случае представление его вполне соответствует принятой процедуре. Что касается доказательной силы письменного показания по сравнению с устными показаниями свидетеля, подвергнутого перекрестному допросу, Трибунал рассмотрит этот вопрос отдельно»12.
Однако в тот же день Трибунал согласился с возражениями адвоката Латернзера, когда речь шла о письменных показаниях Шушнига. В решении Трибунала по этому вопросу сказано:
«Трибунал рассмотрел возражения защиты против оглашения письменного показания Шушнига и соглашается с этими возражениями. Если обвинение хочет вызвать Шушнига в качестве свидетеля, оно может ходатайствовать об этом»13.
14 декабря 1945 г. Трибунал вынес решение о том, что «письменное показание принимается в качестве доказательства. Однако, если защита желает, она может подать письменное ходатайство о вызове этого свидетеля и указать причины, которые делают необходимым допрос данного свидетеля»14.
В своих решениях Трибунал специально подчеркивал, что он «не намеревается устанавливать общего правила относительно допустимости доказательств в форме письменных показаний»15.
Трибунал неоднократно указывал, что вопрос будет решаться им в каждом конкретном случае. Так, адвокату Людингаузену Трибунал указал: «...нет таких правил, о которых вы заявляете, относительно того, чтобы защита допрашивала здесь каждого свидетеля, давшего письменные показания под присягой. Этот вопрос решается исключительно по усмотрению Трибунала...16.
В преобладающем большинстве случаев Трибунал отклонял возражения защиты и принимал в качестве доказательств письменные показания свидетелей. Но вместе с тем председательствующий неизменно подчеркивал, что доказательственная ценность этих показаний была бы неизмеримо выше, если бы свидетель давал показания в суде. Так, обращаясь к советскому обвинителю Ю. В. Покровскому, лорд Лоренс указал:
«Вы имеете полное право представить документы в качестве доказательства теперь, если вы считаете это нужным... документ ...будет считаться представленным в качестве доказательства и не будет вычеркнут из протокола, хотя вопрос о нем может быть поставлен на обсуждение, поскольку это письменные показания, и свидетель, возможно, не будет доставлен в суд для допроса. Поэтому значение этого документа в качестве доказательственного материала не будет столь велико, как в том случае, если бы этот свидетель присутствовал в суде лично для перекрестного допроса»17.
Трибунал установил правило, по которому свидетель может быть вызван для допроса только один раз.
И это правило Трибунал неоднократно подчеркивал в своих решениях: «...свидетель может быть вызван сюда только один раз. Если эти свидетели будут вызваны как свидетели обвинения, все подсудимые, если они хотят, должны использовать свое право и задавать им вопросы именно в это время. Если, напротив, защитники предпочитают, чтобы эти свидетели были вызваны во время представления материалов защиты, то тем же порядком свидетели могут быть вызваны лишь один раз, обвинение должно использовать свое право допросить их»18.
Такое правило было, безусловно, необходимо, чтобы парализовать попытки защитников главных военных преступников затянуть окончание процесса.
Соображениями всемерного ускорения процесса было продиктовано создание института уполномоченных Трибунала для допроса свидетелей.
Устав (пункт «е» статьи 17) предоставил право Трибуналу «назначать должностных лиц для выполнения указанных Трибуналом задач, включая собирание доказательств по полномочию Трибунала».
Практически институт уполномоченных ограничил свою деятельность допросом свидетелей и собиранием других доказательств по делам о преступных организациях фашистского режима (СС, гестапо, генштаб и др.). Уполномоченными Трибунала был допрошен 101 свидетель, суммированы 38 тысяч письменных коллективных показаний, обобщены доказательства по делам о преступных организациях и представлены выводы Трибуналу.
Уполномоченные были назначены из состава секретариата Трибунала.
Трибунал установил, что при допросе в присутствии уполномоченного защитники и обвинители будут пользоваться обычными правилами прямого допроса, перекрестного допроса, и повторного допроса, а показания будут протоколироваться уполномоченным19.
Трибунал разработал и преподал уполномоченным следующие руководящие указания, которые были также обязательны для обвинителей и защитников:
«1. Все письменные показания, данные под присягой, и опросные листы, полученные от свидетелей обвиняемых организаций, будут рассмотрены уполномоченными до представления их Трибуналу.
2. Уполномоченные будут придерживаться следующего порядка при рассмотрении письменных показаний, данных под присягой, и опросных листов:
a) Защитник зачитает уполномоченным резюме письменного показания или группы письменных показаний, данных под присягой, или опросных листов в присутствии обвинителя;
b) Обвинитель будет иметь право делать свои замечания или высказывать возражения по поводу данных показаний;
c) Если уполномоченные решат, что письменное показание, данное под присягой, или опросный лист относятся к делу.., то они передадут оригинал документа в генеральный секретариат (Трибунала) для регистрации;
d) Они (уполномоченные) представят Трибуналу стенограмму заседания комитета (уполномоченных), включая резюме письменного показания, данного под присягой, или опросного листа. В исключительных случаях они будут обеспечивать перевод документа полностью...»20.
Трибунал строго придерживался правила: не оглашать письменных показаний свидетеля, если он давал показания в судебном заседании. Председательствующий в таких случаях заявлял: «Мы не хотим, чтобы представлялись письменные показания свидетелей, которые уже лично выступали в суде»21.
Много решений было принято Трибуналом для установления формы и. характера вопросов и ответов при допросе свидетелей.
Так, в первые дни процесса Трибунал принял решение: «Трибуналу, несомненно, было бы большой помощью, если бы одновременно задавался только один вопрос и свидетель отвечал бы «да» или «нет» на этот вопрос, а в случае необходимости давал пояснения потом; но ответы и вопросы должны быть по возможности краткими»22.
В последующем председательствующий неоднократно напоминал об этом решении Трибунала и требовал неуклонного его выполнения.
«Я уже объяснял в ряде случаев, что обязанностью... свидетелей является отвечать прямо на вопросы, когда ответ может быть дан просто в утвердительной или отрицательной форме, а если они имеют какие-либо объяснения, они могут их сделать после того, как дадут ответ на поставленный вопрос»23.
Многие адвокаты явно злоупотребляли своим положением в процессе и задавали наводящие вопросы, чтобы добиться желаемых ответов, вследствие чего Трибунал вынужден был часто предупреждать их. Для примера можно привести следующие указания председательствующего:
«Доктор Дикс, я уже говорил вам ранее, что свидетель не может давать показания о мыслях и планах другого человека; он может говорить только о его действиях и сделанных им заявлениях... Вы должны согласиться с его ответом. Он ведь сказал, что он ничего не знает об этом. После этого вы не можете рассказывать ему, что именно произошло, если он говорит, что ничего не знает об этом»24.
«Доктор Кубушок, вы не должны спрашивать его о том, полагает ли он, что такое мнение могло быть высказано или нет. Это лишь не имеющее под собой реального обоснования предположение, а не доказательство. Поэтому этот вопрос должен быть снят, ответ на него не должен даваться, и он будет вычеркнут из протоколов суда»25.
Устав Трибунала, как уже указывалось, признавал за показаниями подсудимых силу доказательств.
Устав говорит о праве обвиняемого давать объяснения по обстоятельствам выдвинутых против него обвинений (пункт «b» статьи 16), рассматривая это право в качестве одной из процессуальных гарантий для подсудимых. Эта норма Устава соответствует доктрине и практике советского уголовного процесса: обвиняемый имеет право давать показания, но не обязан это делать; за отказ от дачи показаний, равно как и за дачу ложных показаний по его делу, в отличие от свидетеля, он не несет уголовной ответственности.
Иначе решается вопрос англо-американским процессом. Правда, и там подсудимый вправе отказаться от дачи показаний в суде. Но английский закон об уголовных доказательствах 1898 года разрешает каждому обвиняемому давать показания по своему делу под присягой. Таким образом, если подсудимый решил выступить перед судом с объяснениями в свою защиту или давать показания по поводу других подсудимых, — он становится как бы свидетелем, приводится к присяге, дает показания не со скамьи подсудимых, а за свидетельским пультом.
Хотя Устав Трибунала не предусматривал, что подсудимые будут допрашиваться в качестве свидетелей, более того, статья 24 Устава, трактующая о порядке судебного заседания, различала допрос свидетелей от допроса подсудимых, — Трибунал полностью воспринял правила англо-американского процесса, допрашивал подсудимых в качестве свидетелей защиты и в ряде своих постановлений по процедурным вопросам указывал, что подсудимые допрашиваются в качестве свидетелей.
Советское обвинение заявило протест против того, чтобы главные военные преступники выступали в качестве «свидетелей», приводились к присяге и давали показания не со скамьи подсудимых. Но большинство судей Трибунала не. могли отрешиться от привычной для них англо-американской судебной процедуры.
На Нюрнбергском процессе были случаи отказа подсудимых от дачи показаний. Отказались от показаний Гесс и Фрик. Но в этих случаях Трибунал не воспользовался предоставленным ему по Уставу (пункт «b» статьи 17) правом допроса подсудимых и даже привычными для большинства членов Трибунала нормами англо-американского процесса, позволяющими судьям комментировать факт отказа подсудимых от дачи показаний.
Трибунал принял ряд решений, связанных с допросом подсудимых, которые касались как процессуальной стороны допроса, так и существа показаний подсудимых.
Пункт 6 решения Трибунала 23 февраля 1946 г. устанавливал:
«а) Подсудимый, не желающий давать показания на суде, не может быть принужден к этому, но может быть допрошен Трибуналом в любое время согласно статьям 17 «Ь» и 24 «Ь» Устава;
b) Подсудимый может только один раз давать показания в суде;
c) Подсудимый, который желает давать свидетельские показания в свою пользу, может это сделать во время представления материалов по его защите. В это время будет осуществляться право защиты и обвинения, согласно статье 24 «с1» Устава, допрашивать и производить перекрестный допрос подсудимого; d) Подсудимый, который не желает давать показания в суде в свою пользу, но желает давать свидетельские показания в пользу какого-либо другого подсудимого, может сделать это в течение представления материалов по защите соответствующего подсудимого. Защитники других подсудимых и обвинители будут допрашивать его и подвергнут его перекрестному допросу после того, как он закончит свои свидетельские показания в пользу другого подсудимого;
е) Пункты «а», «b», «c» и «d> не ограничивают права Трибунала разрешить вторичный вызов подсудимого для дачи дальнейших свидетельских показаний в исключительных случаях, если, по мнению Трибунала, интересы правосудия потребуют этого»26.
В отношении письменных показаний подсудимых Трибунал, ссылаясь на статьи 15 и 16 Устава, определенно высказался за то, что они являются доказательствами и принимал протоколы допросов как от обвинителей, так и от защитников.
Так, в ответ на возражения адвоката Штамера председательствующий заявил:
«Трибунал, исходя из статей 15 «с» и 16 «b» Устава, не понимает, на каком, собственно, основании вы возражаете? Статья 15 «с» гласит, что Главные обвинители выполняют, кроме других обязанностей, следующую: а) производят предварительный допрос всех необходимых свидетелей и подсудимых. Статья 16 гласит, что для обеспечения справедливого суда над подсудимыми устанавливается следующий порядок: b) при любом предварительном допросе и на суде подсудимый имеет право давать любые объяснения по Стенограмма процесса от 23 февраля 1946 г. обстоятельствам выдвинутых против него обвинений; с) предварительный допрос подсудимого и судебное заседание будут вестись или переводиться на язык, который подсудимый понимает. Эти положения Устава, по мнению Трибунала, показывают, что подсудимые могут быть допрошены и что протоколы их допросов могут предъявляться в качестве доказательства»27.
Еще более категорически Трибунал высказал свою точку зрения по этому вопросу в другом решении:
«...Обвинитель имеет право допрашивать любого из подсудимых, а это как раз и был допрос одного из подсудимых. Если обвинение хочет представить такой протокол в качестве доказательства, оно может это сделать. Если оно не считает нужным это делать, то оно может этого не делать»28.
Возражения защиты против протоколов, представляемых обвинителями, Трибунал отклонял, предоставляя защите право вносить уточнения во время допроса подсудимых. Так, на возражения адвоката Флехснера председательствующий заявил: «Мне кажется, что при данных обстоятельствах лучше всего будет заслушать протокол допроса, а вы будете иметь возможность путем вызова подсудимого показать, в какой мере, как вы утверждаете или как он утверждает, этот перевод является неточным»29. При этом Трибунал требовал, чтобы обвинители до представления протоколов допроса суду вручали защите копии этих протоколов на немецком языке.
Документальные доказательства имели на процессе решающее значение. Трибуналу приходилось иметь дело со следующими документами, представленными в качестве доказательств:
а) официальные правительственные документы — ноты, сообщения, доклады, отчеты, письма, донесения, телеграммы, тексты законов и постановлений, инструкции, приказы, директивы; протоколы, договоры, соглашения, декларации как внутреннего, так и международного характера;
б) личные письма и заявления;
в) дневники и мемуары;
г) записи публичных выступлений в рейхстаге, на съездах, собраниях, заседаниях, по радио;
д) записи бесед;
е) газетные и журнальные статьи, книги;
ж) географические карты, схемы, планы;
з) кинокартины и фотографии;
и) приговоры судебных органов.
Документальные доказательства, представлявшиеся Трибуналу, делились на официальные и частные, на вражеские и исходившие от правительственных и других органов государств, входящих в состав Объединенных Наций.
Особую ценность, несомненно, представляли официальные немецкие документы30, в которых излагались преступные планы и замыслы претендентов на мировое господство. И это совершенно естественно: предметом судебного разбирательства на этом процессе являлись не обычные уголовные преступления, при которых преступники не нуждаются в записях и, во всяком случае, избегают их делать, чтобы не оставлять следов своих преступлений. В Международном военном трибунале рассматривалась преступная деятельность гитлеровского государства. Любая государственная деятельность немыслима без издания официальных документов в виде законов и актов государственного управления. Это относится и к преступной государственной деятельности31.
Главные военные преступники являлись организаторами преступлений против мира, против законов и обычаев войны, против человечности, а непосредственными исполнителями этих преступлений являлись многочисленные функционеры — военные, чиновники и т. п.
Преступные планы руководителей передавались их подчиненным с помощью многочисленных официальных документов — ведомственных приказов, директив, циркуляров, распоряжений. С другой стороны, преступные исполнители этих преступных планов отчитывались в исполнении полученных заданий.
Совокупность таких документов и составляла основную массу письменных доказательств на процессе.
Количество захваченных документов было огромно. По заявлению Главного обвинителя от США его аппаратом было просмотрено более 100 000 немецких документов, в результате просмотра было отобрано до 4000 документов, из которых 1400 были представлены Трибуналу в качестве доказательств.
Адвокаты по различным формальным предлогам возражали против принятия многих документов, предъявляемых обвинителями, с другой стороны, пытались протаскивать свои «документы» с целью выгородить главных военных преступников.
Так, в распоряжении обвинения имелись записи двух речей Гитлера, произнесенных им 22 августа 1939 г. в Оберзальцберге в присутствии генералитета на совещании, связанном с подготовкой нападения на Польшу.
При представлении обвинением этих документов выступил защитник Геринга — Штамер с возражением против их принятия в качестве доказательств на том основании, что документы никем не подписаны.
Обвинитель напомнил суду, что записи обеих речей найдены в официальном архиве верховного командования гитлеровских вооруженных сил (ОКВ) и что признанием обвиняемых и показаниями многочисленных свидетелей, лично присутствовавших при выступлениях Гитлера, совершенно точно установлено, что эти речи были произнесены Гитлером 22 августа 1939 г. в Оберзальцберге.
Трибунал отклонил возражение адвоката и принял эти документы в качестве доказательств32.
Защита совершенно безмотивно пыталась отвести еще некоторые документальные доказательства, иногда приводя буквально смехотворные обоснования своих возражений.
Так, возражая против принятия в качестве доказательства писем Райнера к подсудимому Зейсс-Инкварту, адвокат заявил:
«Это письмо написано с пристрастием. Автор преувеличивает участие австрийской национал-социалистской партии в аншлюссе. Если бы автор этого письма знал, что оно будет служить доказательством в суде, он, несомненно, составил бы его иначе».
Трибунал постановил принять письма Райнера в качестве доказательства33.
В одном из решений Трибунала был установлен следующий порядок принятия документальных доказательств:
«1) В будущем только те части документов, которые оглашаются в суде Обвинением, будут вноситься в протокол суда...
2) Для того чтобы подсудимые и их защитники имели возможность рассмотреть эти документы в целом на немецком языке, фотокопии подлинника и еще одна его копия будут передаваться в комнату защиты в то же самое время, когда они представляются на суде.
3) Защита может в любое время ссылаться на любую другую часть каждого документа.
4) Обвинение передает защитникам по 10 экземпляров выдержек из документов на английском языке в то же самое время, когда эти выдержки или книги будут передаваться Трибуналу»34.
В дальнейшем Трибунал дополнил эти правила следующим:
«Обвинение и защита имеют право оглашать документы, которые Трибунал примет без доказательств в соответствии со статьей 21 Устава или ссылаться на них без оглашения. Конспекты и папки с документами могут представляться Трибуналу в том случае, если одновременно они будут передаваться в достаточном количестве экземпляров для защитников. Насколько возможно, копии этих материалов должны быть переданы заблаговременно до их представления в суде... не менее чем за пять дней до того, как они будут представлены в качестве доказательств»35.
Хотя в целом Трибунал строго придерживался приведенной процедуры, он был вынужден в некоторых случаях допускать отступления и изъятия для отдельных документальных доказательств.
Впоследствии Трибунал изменил правила представления документов в качестве доказательств и принимал документы в качестве доказательств без их оглашения.
Так, Трибунал, ссылаясь на необходимость осуществления справедливого и быстрого суда, постановил:
«...Документы, переведенные на четыре языка, могут быть представлены без оглашения, но при представлении таких документов защитники могут кратко излагать их содержание или каким-либо другим путем указывать Трибуналу, в какой мере они относятся к делу. Они могут оглашать такие краткие выдержки, которые имеют непосредственное отношение к делу и которые считают важными...»
Вместе с тем Трибунал в своем решении указал:
«Защитники ставятся в известность о том, что Трибунал, как правило, не будет рассматривать как достоверные доказательства выдержки из книг или статей, выражающих точку зрения каких-то определенных авторов по вопросам этики, истории или определенных событий»36.
Однако защита оказалась недовольной этим решением Трибунала. Это объяснялось, во-первых, тем, что защита отнюдь не была заинтересована в ускорении процесса, а установленная Трибуналом упрощенная процедура представления документальных доказательств, несомненно, ускоряла рассмотрение дела. Во-вторых, адвокаты главных немецких военных преступников хотели, чтобы представленные ими документы, большинство которых носило явно демагогический характер и было рассчитано на пропаганду фашистских взглядов, были оглашены с трибуны суда и попали в судебные отчеты, публикуемые мировой печатью.
Устав и Регламент Трибунала не содержали указаний о возможности использования фотографий в качестве доказательств. По английскому доказательственному праву фотография допускается в качестве доказательства только при идентификации.
Но Трибунал, исходя из требования Устава о том, что суд не должен быть связан формальностями при приеме доказательств, широко допускал представление фотографий в качестве доказательств и не только для идентификации. Советские обвинители представили многочисленные фотографии, запечатлевшие зверства гитлеровцев на временно оккупированных территориях СССР, Польши, Чехословакии и Югославии.
Среди этих фотографий значительное место занимали фотодокументы Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. Имелись также многочисленные фотографии расстрелов и пыток советских людей, отобранные у попавших в плен гитлеровцев. Многие из этих фотографий демонстрировались в зале суда на экране через алоскоп и давали убедительное представление о зверствах, совершавшихся по прямым указаниям гитлеровской клики и, в частности, подсудимых.
С помощью фотоснимков подсудимый Кальтенбруннер был изобличен в инспектировании совместно с Гиммлером лагеря Маутхаузен37.
Трибунал беспрепятственно принимал в качестве доказательств карты, диаграммы и схемы, специально изготовленные Обвинением и наглядно рисующие преступления против мира и человечества, совершенные гитлеровцами.
На процессе фигурировали в качестве доказательств документальные кинофильмы38.
В судебном заседании демонстрировались как кинофильмы, выпущенные в свое время гитлеровцами, так и кинодокументы союзных государств. При демонстрации этих фильмов обвинители представляли, как это обычно было принято при представлении документов, доказательства достоверности кинофильмов: свидетельства об источнике фильмов, при каких обстоятельствах они были смонтированы или удостоверения кинооператоров, снимавших кадры, и лиц, монтировавших документальные фильмы.
Представление таких доказательств Трибунал считал строго обязательным.
На процессе в качестве доказательства применялась и экспертиза (заключения экспертов), но этот вид доказательств занимал крайне незначительное место.
Хотя в Уставе такой вид доказательств не предусматривался, однако Трибуналу пришлось прибегнуть к судебно-психиатрической и судебно-медицинской экспертизам.
Международный Военный Трибунал подверг судебно- медицинской экспертизе подсудимого Круппа фон Болен унд Гальбах, когда возник вопрос, может ли он по состоянию своего здоровья предстать перед судом. Экспертная комиссия врачей признала, что Крупп неизлечимо болен и по этой причине он не может предстать перед судом, в связи с чем Трибунал дело о нем приостановил37. Судебно-психиатрической экспертизе были подвергнуты подсудимые Гесс и Штрейхер. Оба они были признаны вменяемыми38.
На процессе довольно широко были представлены вещественные доказательства, подтверждающие злодеяния гитлеровцев (изделия из человеческой кожи, вырабатывавшиеся фашистскими изуверами в концлагерях, препарированная человеческая голова в виде статуэтки, мыло из человеческого жира, модель дробилки, применявшаяся гитлеровцами для перемалывания человеческих костей в муку для удобрения почвы и т. д.).
Большое значение для ускорения процесса имели нормы Устава, регулировавшие порядок принятия Трибуналом в качестве доказательств общеизвестных фактов и бесспорных доказательств.
Устав Трибунала подтвердил общепринятый принцип доказательственного права об общеизвестных фактах. Но, что более важно, в Устав была включена специальная норма о бесспорных доказательствах. «Трибунал не будет требовать доказательств общеизвестных фактов и будет считать их доказанными. Трибунал также будет принимать без доказательств официальные правительственные документы и доклады Объединенных Наций, включая акты и документы комитетов, созданных в различных союзных странах для расследования военных преступлений, протоколы и приговоры военных или других Трибуналов каждой из Объединенных Наций» (статья 21 Устава).
Тем самым Устав Трибунала ввел категорию бесспорных доказательств, обобщенных и удостоверенных официальными органами государств, входящих в состав Объединенных Наций. Это и должно было обеспечить быстрый суд над главными военными преступниками.
Характерными для понимания Трибуналом «общеизвестных фактов» являются следующие решения Трибунала:
«Я думаю, что мы можем принять без доказательства эти статьи Конвенции (статьи 42 и 43 Гаагской конвенции)».
«Трибунал считает, что факты, относящиеся к увозу генерала Жиро и его семьи, будучи, по всей вероятности, общеизвестными или публично известными во Франции, не могут быть рассмотрены как общеизвестные или публично известные факты, признаваемые 21 статьей Устава, которая относится ко всему миру. Конечно, если Французское обвинение имеет правительственные документы или отчеты из Франции, в которых излагаются факты, относящиеся к увозу генерала Жиро, — то этот вопрос предстанет в другом свете. Если такие документы имеются, то Трибунал, конечно, рассмотрит их»39.
Используя право, вытекающее из статьи 21 Устава, обвинители на Нюрнбергском процессе представили многочисленные доклады и другие правительственные документы.
Защита выступала с возражениями против принятия в качестве доказательств некоторых материалов Чрезвычайной Государственной Комиссии и приговоров военных трибуналов союзных держав по делам военных преступников.
В преобладающем большинстве случаев Трибунал действовал в строгом соответствии со статьей 21 Устава. Когда защита выступала с возражениями, Трибунал их отвергал.
«...Статья 21 Устава в высшей степени ясна, — говорилось в одном из решений Трибунала, — и она предписывает Трибуналу приобщать к делу различные документальные доказательства, которые там перечисляются, и, в частности, приобщать к делу протоколы и приговоры военных и любых других трибуналов любой из Объединенных Наций. В данном случае речь идет о протоколе и приговоре Советского военного трибунала. Поэтому статья 21 в ясной и отчетливой форме предписывает Трибуналу принять этот документ в качестве документального доказательства. Это не лишает защитников возможности в своих речах критиковать доказательства, на которых основываются этот протокол и этот приговор. Но утверждение, что эти документы не должны быть приняты, кажется мне и, я думаю, также и другим членам Трибунала, совершенно необоснованным возражением».
В другом случае председательствующий заявил:
«...Насколько я понял обвинителя, он (документ) представляет собой часть советского правительственного отчета, а если это действительно так, то мы должны принять его без доказательства»40.
Когда защита выступила с возражениями против принятия документа под предлогом, что «он не был составлен под присягой», председательствующий разъяснил:
«...Документ, предъявленный французским обвинением, является документом комитета, учрежденного для расследования военных преступлений, как это указано в статье 21 Устава. Тот факт, что этот документ не был составлен под присягой, не мешает ему быть таким документом, который согласно статье 21 Трибунал должен принять без доказательств...»41.