Первым выступает главный обвинитель от США Джексон.

Он говорит, что никогда не происходило такого количества кровавых убийств и в таком масштабе, не совершались такие жестокости и бесчеловечные поступки, не производилось такого массового угона людей в рабство, такого уничтожения национальных меньшинств, как во времена гитлеровского режима.

«Если мы не сумеем уничтожить причины и предотвратить повторение таких проявлений варварства, — говорит Джексон, — можно будет с основанием сказать, что двадцатое столетие приведет к гибели цивилизации».

Прежде, чем перейти к рассмотрению обвинения по разделам, Джексон останавливается на некоторых общих вопросах. Он говорит: «Мы предприняли шаги для того, чтобы стереть зги ужасные деяния со страниц истории нашей эры. Подсудимые жалуются, что мы шагаем слишком быстро.

Подсудимые отрицают закон, по которому они привлекаются к ответственности. Их отвращение к закону, который осуждает их, не является оригинальным. Уже прежде было замечено, что вор, который чувствует на своей шее веревку, не может оставаться хорошего мнения о законе».

Отметав, что показания подсудимых устранили всякое сомнение в их виновности, Джексон переходит к рассмотрению раздела обвинения в заговоре. Первой категорией преступных деяний заговорщиков Джексон считает захват гитлеровцами власти и подчинение Германии полицейской государственной системе. В 1933 году Геринг предвосхитил всю программу преднамеренных жестокостей и репрессий, публично заявив: «Тот, кто в будущем попытается поднять руку на представителя национал-социалистского движения или государства, должен знать, что очень скоро после этого он лишится жизни».

Чтобы достигнуть этой цели, были совершены различные преступления. Гестапо и СД являлись инструментами системы шпионажа, которая пронизывала всю общественную и частную жизнь страны. Геринг контролировал все частные телефонные переговоры. Неприкосновенность переписки была уничтожена. На каждые 90 домов были назначены партийные блоклейтеры, которые постоянно шпионили за теми, кто жил в этих домах. На основании их шпионских сведений людей бросали в места «превентивного заключения» и в концентрационные лагери без всякой судебной процедуры и без предъявления каких бы то ни было обвинений.

Ко второй группе преступлении заговорщиков Джексон относит лихорадочное тайное вооружение в нарушение Версальского договора. Этот тезис обвинитель подкрепляет оглашением данных о наличии к 1936 году в Германии соединений воздушного флота, о количестве пехотных дивизий, о вооружении военно-морского флота, а также о создании за период с 1933 по 1939 год мощной военной промышленности.

Все это, продолжает Джексон, было введено в действие, начиная с сентября 1939 года, в целой серин необъявленных войн против народов, с которыми Германия имела договоры об арбитраже и о ненападении, и в нарушение многократных гарантий.

К третьей группе преступлений, говорит обвинитель, относится ведение войны вопреки нормам международного права. Джексон ссылается на показания подсудимого Геринга, который заявлял, что законы сухопутной войны устарели и что никакой народ не мог якобы вести тотальную войну в рамках прежних законов. Джексон указывает, что в отношении советского народа и советских военнопленных тевтонская ярость не знала границ. Джексон считает также установленным, что в гитлеровской Германии имели место такие преступные действия, как, например, расстрел британских и американских летчиков, жестокое обращение с военнопленными из западных стран, принуждение французских военнопленных принимать участие в военных усилиях Германии и другие преднамеренные нарушения Гаагской и Женевской конвенций.

К четвертой группе преступлений Джексон относит порабощение и ограбление населения оккупированных территорий. В подтверждение судья Джексон прежде всего ссылается на признание подсудимого Заукеля, который заявил, что «из пяти миллионов иностранных рабочих, которые прибыли в Германию, даже двести тысяч не приехали туда добровольно». Как указывает обвинитель, подсудимому Розенбергу официально доносили, что на подчиненных ему территориях «применялись такие методы вербовки рабочей силы, которые, быть может, берут свое начало в самом черном периоде торговли рабами». Заукель сообщал также о том, что агенты мужского и женского пола охотились за людьми, спаивали их и затем «обманом увозили в Германию». Эти пленники перевозились в неотапливаемых поездах, не получали там ни пиши, ни элементарных санитарных условий.

Трупы умерших выбрасывались из вагонов на станциях, а новорожденных выбрасывали из окон на ходу поезда. Тот же Заукель показывал, что «все рабочие получали лишь такое питание, кров и обращение, которые бы обеспечивали максимальную их эксплуатацию при минимальных затратах».

Население оккупированных территорий, заявляет Джексон, эксплуатировалось и другими способами и безжалостно угнеталось.

Террор был в порядке вещей. Арестовывались гражданские лица без предъявления каких-либо обвинений, их казнили без суда; уничтожались целые деревни, мужские население расстреливалось или отправлялось в концентрационные лагери, женщин направляли на принудительные работы, а их детей разбрасывали по разным местам.

Переходя к рассмотрению вопроса об ограблении оккупированных стран, Джексон ссылается на отчеты гитлеровцев, которые показывают, как тщательно поглощались ресурсы оккупированных стран германской военной экономикой, что вызывало эпидемии, голод и нужду среди населения. Специальный штаб Розенберга грабил сокровища искусств для Геринга и других членов его банд.

Пятую группу преступлений, заявил Джексон, составляют преследование и истребление евреев и христиан.

Как заявляет Джексон, Адольф Эйхман, зловещий исполнитель программы уничтожения еврейского населения, высчитал, что «операции» против евреев привели к уничтожению шести миллионов человек. Из этого числа четыре миллиона были уничтожены в специальных учреждениях для истребления, а два миллиона были уничтожены «айнзацгруппами», мобильными частями полиции безопасности и СД, которые преследовали евреев в гетто и в их домах, уничтожали их в душегубках, расстреливали в противотанковых рвах, истребляли всеми средствами, которые только могла выдумать нацистская изобретательность. Основным средством преследования и истребления были концентрационные лагери, порожденные Герингом и взращенные под руководством подсудимых Фрика и Кальтенбруннера.

Таковы пять наиболее существенных преступлений нацистского режима, говорит Джексон. Совершение их не может быть опровергнуто и остается признанным. Эти преднамеренные преступления были совершены в соответствии с общим гитлеровским планом или заговором. Центральным в этой цепи преступлений звеном, которое их объединяет, является заговор для ведения агрессивной войны. Это является главной причиной того, что эти преступления подсудны международному праву.

Далее Джексон подробно анализирует те факты, которые характеризуют бешеную всестороннюю подготовку Германии к агрессивной войне. Джексон, в частности, оглашает заявление ныне мертвого гитлеровского заговорщика Лея, который через пять дней после начала войны говорил: «Мы, национал-социалисты, взяли под свой контроль все ресурсы и энергию в период последних семи лет, чтобы быть подготовленными к великому испытанию войны».

Как отмечает обвинитель, все приготовления к войне велись в строжайшей тайне.

Кейтель 23 мая 1933 г. заявил в Совете обороны империи: «Ни одни документ не должен быть утерян, так как иначе вражеская пропаганда воспользуется им. То, что передается устно, не может быть доказано и может поэтому отрицаться нами в Женеве».

Генеральный штаб, продолжает обвинитель, конечно, должен был включиться в эти военные приготовления. В своих приготовлениях генералы не ограничивались лишь военными вопросами. Они участвовали и во всех главных дипломатических и политических маневрах. В октябре 1938 года, почти за год до начала войны, нарушение установленных правил ведения войны в самых широких масштабах рассматривалось гитлеровцами как политика. Германское верховное командование издало совершенно секретный список тех лживых объяснений, которые должны были в подобных случаях приводиться министерством пропаганды. Командующим вооруженными силами был отдан приказ использовать любые способы ведения воины в случае, если они облегчат победу.

Уж е в ходе войны приказы становились все более и более беспощадными.

Таким образом, заявляет обвинитель, военные преступления против войск союзников и преступления против человечности, совершавшиеся на оккупированных территориях, неоспоримо представляют собой часть программы ведения войны.

Далее Джексон переходит к характеристике виновности каждого подсудимого в отдельности.

Геринг использовал СА для того, чтобы привести гитлеровскую банду к власти.

Для того, чтобы закрепить эту власть, он затеял поджог рейхстага, основал гестапо и создал концентрационные лагери. Он создал военно-воздушные силы и бросил их на беззащитных соседей Германии. Он был одним из самых активных организаторов изгнания евреев из страны. Путем мобилизации всех экономических ресурсов Германии он сделал возможным ведение войны, в планировании которой он принял большое участие. Он являлся после Гитлера первым лицом, координировавшим деятельность всех подсудимых.

Гесс, говорит обвинитель, перед тем, как его обуяла страсть к странствованиям, являлся инженером, управлявшим механизмом гитлеровской партии, передававшим руководящему составу этой партии приказы и пропагандистские выступления, осуществлявшим надзор за всеми сторонами деятельности партии.

Когда в иностранных кругах начинали высказываться опасения, угрожавшие успешному проведению в жизнь нацистских захватнических планов, на сцену выступал двуличный Риббентроп, продавец лжи. который должен был подливать вино в затуманенную подозрениями воду, читая проповеди об ограничениях и мирных намерениях.

Кейтель, говорит обвинитель, поставлял гитлеровской партии вооруженные силы для агрессии и направлял их при выполнении поставленных перед ним преступных задач.

О Кальтенбруннере обвинитель говорит, что этот инквизитор утвердил власть гитлеризма на фундаменте из трупов безвинных жертв.

Розенберг являлся высшим проповедником теории «расы господ», создателем доктрины, которая послужила толчком к уничтожению еврейства.

Говоря о Шахте, Джексон отмечает, что ; махинации Шахта дали возможность Гитлеру секретно финансировать колоссальную программу перевооружения.

Охарактеризовав преступную деятельность всех остальных подсудимых, обвинитель заявляет: — В своей деятельности все эти подсудимые, несмотря на их различное происхождение и способности, соединились с другими заговорщиками, которые сейчас не находятся на скамье подсудимых, но которые тем не менее играли тоже очень важную роль. Они смешались в одну крепкую воинственную массу, воодушевленную общей целью — перекроить карту Европы силой оружия.

Нигде, говорит Джексон, мы не найдем ни единого примера того, когда бы один из подсудимых встал против остальных и заявил бы: «Это неправильно; я не буду делать этого». Когда бы и как бы они ни расходились во мнениях, объектом их споров являлись всегда лишь методы. Но эти разногласия были всегда в рамках общего преступного плана.

Если люди, которые планировали преступную гитлеровскую политику и давали указании мелким людям о проведении ее, избегнут наказания, то это будет являться огромнейшей непростительной пародией на справедливость. Эти люди уничтожили свободное правительство в Германии, а сейчас просят освободить их от ответственности, потому что они стали рабами Гитлера. Они находятся на положении мальчика, который убил своих отца и мать, а затем просит снисходительности, потому что остался сиротой. Но эти люди не заметили того, что действия Адольфа Гитлера — это их действия. Именно эти люди создали Адольфа Гитлера и облекли этого человека — психопата властью. Они опьянили его властью и низкопоклонничеством.

Они разжигали его ненависть и вселяли ему чувства страха. Передав Гитлеру в руки заряженное ружье, они именно ему предоставили нажать курок. И когда он все это сделал, то все они одобряли его. Именно они являются творцами преступной программы. Посты, которые они занимали, говорят за то, что перед нами люди, которые несут главную ответственность.

Нет ни одного солдата, который занимал бы более высокий пост, чем Кейтель и Иодль. Нет ни одного моряка, который занимал бы более высокий пост, чем Редер и Дениц. Кто может быть более ответственным за проведение двойственной дипломатии, как не министры иностранных дел фон Нейрат и Риббентроп и дипломат Папен — мастер на все руки? Кто должен отвечать за деспотическое управление оккупированными странами, как не гаулейтеры, протекторы, губернаторы и комиссары, такие, как Франк, Зейсс-Инкварт, Фрик, Ширах, Нейрат и Розенберг? Где мы можем найти тех лиц, которые мобилизовывали все хозяйство на службу тотальной войны, если мы не обратим внимание на Шахта, Шпеера и Функа? Кто был хозяином этого огромного рабовладельческого предприятия, как не Заукель? Кто тот человек, который управлял концлагерями, если это был не Кальтенбруннер? Кто развивал чувство ненависти и страха в народе и призывал гитлеровские партийные организации заниматься подстрекательством к преступлениям, если это были не Гесс, Ширах, Фриче, Борман и Юлиус Штрейхер, о котором даже говорить невозможно?

Джексон указывает далее, что почти все подсудимые пытались оправдаться и избежать ответственности за свою деятельность на занимаемых постах. «Мы слышим, — говорит Джексон, — как одни и те же слова повторяются вновь и вновь.

Эти люди были будто бы лишены власти, ничего не знали, не пользовались никаким влиянием и представляли собой совершенно неважных людей».

«Подсудимые, — продолжает обвинитель, — не могут отрицать того, что они являлись людьми, занимавшими очень высокое положение; они не могут отрицать, что преступления, о которых я говорил, действительно были совершены. Они знают, что их собственные опровержения будут неправдоподобными, если только они не смогут указать, кто же является виновным.

Поэтому подсудимые старались свалить вину на других лиц — то на одного, то на другого. Они неоднократно называли такие имена, как Гитлер, Гиммлер, Гейдрих, Геббельс и Борман. Все они мертвы или исчезли. Независимо от того, как бы мы настойчиво ни пытались добиться от подсудимых признаний, они никогда не указывали на тех, кто находится в живых, как на виновных».

Джексон иронически говорит в этой связи об изобретательности судьбы, которая умерщвляла всех виновных и оставляла в живых всех невинных.

Мы представляем трибуналу, говорит Джексон, неопровержимое обвинение, в основу которого положены изобличающие документы, которые будут вполне достаточными даже, если они не будут подтверждены показаниями свидетелей для того, чтобы найти каждого из подсудимых виновным по первому разделу обвинительного заключения. При вынесении окончательного решения единственным вопросом может быть вопрос о том, могут ли показания самих подсудимых быть использованы для опровержения документов и других доказательств их виновности. Рассматривая вопрос о правдивости показаний подсудимых, обвинитель напоминает трибуналу, что ложь всегда была самым сильным орудием гитлеровцев, и в силу этого нельзя верить показаниям подсудимых.

Если в течение ряда лет, говорит обвинитель, подсудимые обманывали мир и маскировали свою ложь, может ли кто-нибудь теперь удивляться тому, что сейчас, находясь на скамье подсудимых, они продолжают вести себя так, как они привыкли вести себя в течение всей своей жизни?

Если бы вы сказали об этих людях, что они невиновны, заканчивает свою речь главный обвинитель от США Джексон, то это означало бы, что вы с таким же основанием сказали бы, что не было войны, не было убийств, не было преступлений.