Обвинитель: На основании ваших личных наблюдений вы пришли к заключению, что трупы пробыли в земле год или максимум полтора года?

Свидетель: Совершенно верно.

Далее свидетель поясняет, что, вопреки общеизвестной практике, когда при вскрытии трупов составляется документ, содержащий описательную и заключительную часть, протокол, представленный Маркову, имел только одну описательную часть.

Обвинитель: Почему?

Свидетель: Из бумаг, которые нам были даны, я понял, что нам хотели заранее внушить, что трупы находились в земле три года.

Эти бумаги были нам показаны за день до вскрытия.

Обвинитель: Следовательно, вы воздержались от своего заключения лишь потому, что объективные медицинские данные свидетельствовали о том, что трупы пробыли в земле не три года, а только полтора?

Свидетель: Совершенно верно.

Как следует из дальнейших показаний свидетеля, одежда на трупах умерщвленных гитлеровцами польских офицеров была в хорошо сохранившемся виде и в ней находились некоторые бумаги. Немцы, присутствовавшие при вскрытии трупов, показывает свидетель, потребовали, чтобы я описал эти бумаги и их содержание. Но я отказался сделать это, ибо уже в предыдущий день заметил, что с помощью дат на этих бумагах немцы стремятся внушить нам, что трупы находятся в земле три года. Я же хотел основываться лишь на объективных данных о состоянии трупов.

Обвинитель: На каких объективных судебно-медицинских данных основывается заключение всей комиссии, под которым в числе других подписей стоит и ваша подпись, о том, что трупы пролежали в земле не менее трех лет?

Свидетель: Коллективный протокол, который был подписан всеми делегатами, очень неубедителен в отношении подлинных судебно-медицинских данных. Это заключение основывается на бумагах и на свидетельских показаниях, но отнюдь не на судебно-медицинских даниых.

Далее обвинитель устанавливает, что допрос свидетелей — местных жителей занял всего несколько минут, причем свидетели были доставлены немецкими властями и допрос производился в присутствии немцев.

Отвечая на вопрос обвинителя, свидетель показывает, что массовые убийства, совершенные гитлеровцами в Катыни, относятся к последней четверти 1941 года.

Обвинитель: Почему же вы все-таки подписали обобщенный протокол, с вашей точки зрения неверный?

Отвечая на этот вопрос, свидетель дает подробные показания о том, что в Смоленске немцы заранее подготовили протокол, но он не был подписан, так как, вероятно, относительно его содержания велись переговоры с Берлином. Затем все члены комиссии были вывезены на самолете из Смоленска и народном изолированном военном аэродроме в окружении немецких военных лиц членам комиссии предложили подписать протокол.

Именно эти обстоятельства, показывает свидетель, и явились причиной того, что я подписал протокол, несмотря на мое убеждение, к которому я пришел при вскрытии.

Обвинитель: Значит, дата и место, указанные в протоколе, являются ложными?

Свидетель: Да, это так.

Обвинитель: И вы его подписали, потому что вы были поставлены в безвыходное положение?

Свидетель: Я считал, что для меня тогда не было другой возможности.

В конце утреннего заседания представитель советского обвинения т. Смирнов вызывает для допроса третьего свидетеля обвинения — профессора судебной медицины Прозоровского. За истечением времени допрос свидетеля переносится на вечернее заседание.