Отвечая на вопросы своего адвоката Заутера, Ширах дает показания о преследовании евреев в Германии. Касаясь нюрнбергских законов, направленных против евреев, подсудимый всячески пытается от этих законов отмежеваться. Он заявляет, что якобы ничего не знал о подготовке этих законов, а когда законы предложили ему, как члену рейхстага, утвердить, то это для него будто бы было «полной неожиданностью». Ширах сейчас отрицает, что он когда-либо подстрекал молодежь Германии к антисемитским действиям, и утверждает, что никогда не произносил антисемитских речей. Однако оглашаемая в суде защитником речь Шираха гласит:

«Всякий еврей, который живет в Европе, является опасностью для европейской культуры. Если мне хотят сделать упрек в том, что я из этого города (подразумевается Вена), который прежде являлся оплотом евреев, выселил тысячи евреев в восточные гетто, то я должен ответить, что я в этом вижу положительный вклад в европейскую культуру».

И Ширах действительно выселял, гнал евреев из Вены в Польшу, гнал к палачу Франку, прямо в концлагеря, газовые камеры, в крематории.

Сейчас на суде, подтверждая эта свои высказывания, Ширах, проливая крокодиловы слезы, заявляет, что он действовал так якобы «из ложной лояльности по отношению к фюреру». Далее в свое оправдание Ширах начинает распространяться о своих мнимых разногласиях с Гитлером.

Давая показания о массовом уничтожении евреев, подсудимый утверждает, что он будто бы случайно узнал об этом лишь в 1944 году.

Заявляя далее, что он якобы осуждает политику гитлеровцев в отношении евреев, Ширах в то же время цинично заявляет: «Я был национал-социалистом по убеждению и таким же я был антисемитом».

В конце своего допроса защитник останавливается на одном документе обвинения, в котором говорится, что часть детей из гетто отдавалась в распоряжение организации «Гитлерюгенд», и там эти дети служили для молодых гитлеровцев живыми мишенями при упражнениях в стрельбе.