<Главная страница дня
125-й день
09 1946
Четверг
Утреннее заседание
Вечернее заседание

[Подсудимый Дёниц вернулся на место свидетеля]

Кранцбюлер: С разрешения трибунала я продолжу свой допрос свидетеля.

[Обращаясь к подсудимому]
Адмирал, сколько торговых судов было потоплено немецкими подводными лодками за время войны?

Дёниц: Согласно союзным данным, 2472.

Кранцбюлер: Сколько боевых столкновений, по вашей оценке, было необходимо для этого?

Дёниц: Мне кажется, торпедированные корабли не включены в эту цифру 2472 потопленных корабля; и, конечно, не каждая атака вела к успеху. Я оцениваю, что за 5 ½ лет, вероятно было 5000 или 6000 боестолкновений.

Кранцбюлер: Во время всех этих боестолкновений какие-нибудь командиры подводных лодок подчиненные вам озвучивали вам возражения тому, как действовали подводные лодки?

Дёниц: Нет, никогда.

Кранцбюлер: Что бы вы сделали с командиром, который отказался исполнять указания о ведении боевых действий?

Дёниц: Во-первых, я бы его обследовал; если бы подтвердилось, что он нормальный, я бы отдал его военно-полевому суду.

Кранцбюлер: Вы бы могли так сделать, только имея чистую совесть, если бы вы сами принимали полную ответственность за эти приказы, которые вы либо отдавали или которые вы передавали.

Дёниц: Естественно.

Кранцбюлер: В боях с подводными лодками, экипажи торговых кораблей, несомненно, лишались жизни. Вы считали экипажи вражеских торговцев солдатами или гражданскими, и по каким причинам?

Дёниц: Германия считала экипажи торговцев комбатантами, потому что они сражались с оружием, которое в большом количестве размещалось на борту торговых кораблей. По нашим сведениям один или два человека из королевского флота находились на борту, обслуживая это оружие, но, что касалось остальных стрелков они были частью экипажа корабля.

Кранцбюлер: Сколько было на одно орудие?

Дёниц: Это отличалось в зависимости от размера оружия, вероятно от пяти до семи. Затем, дополнительно были подносчики боеприпасов. Тоже относилось к обслуживанию направляющих глубинных бомб и метателям глубинных бомб.

Члены экипажа, фактически сражались с оружием, как и немногие солдаты, которые находились на борту. Само собой, что экипаж рассматривался как подразделение, так как на крейсере мы также не могли различать между человеком в машинном отделении, в котельной и человеком, служащим у орудия на палубе.

Кранцбюлер: Такой взгляд, что члены экипажей вражеских торговых кораблей были комбатантами, имел какое-либо влияние на то можно и нужно ли было их спасать? Или же это не имело никакого влияния?

Дёниц: Нет, никоим образом. Конечно, каждый солдат имеет право быть спасенным, если обстоятельства его противника позволяют это. Но данный факт должен был влиять и на право атаковать такой экипаж.

Кранцбюлер: Вы имеете в виду, что они могли бы сражаться до тех пор, пока они находились на борту корабля?

Дёниц: Да, не может быть какого-то другого вопроса – это означает сражение с оружием, используемым против корабля как часть военно-морских боевых действий.

Кранцбюлер: Вам известно, что обвинение представило документ о дискуссии между Адольфом Гитлером и японским послом, Осимой180. Эта дискуссия состоялась 3 января 1942. Это экземпляр GB-197, на странице 34 документальной книги обвинения. В данном документе Гитлер обещает японскому послу, что он отдаст приказ убивать потерпевших кораблекрушение, и обвинение делает вывод из этого документа, что Гитлер в действительности давал такой приказ и что вы исполняли такой приказ.

Вы, напрямую, или через штаб руководства войной на море, получали письменный приказ такого характера?

Дёниц: Я впервые услышал об этой дискуссии и её содержании, когда здесь предъявили запись.

Кранцбюлер: Адмирал, могу я попросить ответить на мой вопрос? Я спросил, вы получали письменный приказ?

Дёниц: Нет, я не получал ни письменного ни устного приказа. Я вообще ничего не знал об этой дискуссии; я узнал о ней из документа, который увидел здесь.

Кранцбюлер: Когда вы впервые увидели Гитлера после даты дискуссии, то есть января 1942?

Дёниц: Вместе с гросс-адмиралом Рёдером я был в ставке 14 мая 1942 и рассказывал ему о ситуации в кампании подводных лодок.

Кранцбюлер: Есть записка, написанная вами об этой дискуссии с фюрером, и я хочу обратить на неё ваше внимание. Это Дёниц-16, находящийся на странице 29 документальной книги номер 1. Я предъявляю документ, Дёниц-16. Я зачитаю вам его. Заглавие гласит:

«Доклад 14 мая 1942 командира субмарин фюреру в присутствии главнокомандующего флотом» - то есть гросс-адмирала Рёдера.

Таким образом, необходимо улучшать вооружение субмарин всеми возможными средствами, для того, чтобы субмарины могли поспевать за оборонительными мерами. Самая важная разработка это торпеда с магнитным детонатором181, что сильно повысило бы точность торпед выпущенных по эсминцам и таким образом улучшило её оборону; прежде всего это бы существенно ускорило затопление торпедированных кораблей, в результате чего мы бы сэкономим торпеды и также защитим субмарину от контрмер, постольку поскольку он бы смогла быстрее покинуть зону боевых действий».

И теперь, решающая фраза:

«Магнитный детонатор также будет иметь большое преимущество, в том, что экипаж не сможет спастись из-за быстрого затопления торпедированного корабля. Большие потери в людях без сомнения вызовут сложности в комплектовании экипажей для огромной программы американского строительства».

Эта последняя фраза, которую я зачитал относится к тому, что вы сказали по поводу борьбы с вооружённым экипажем…?

Председатель: Кажется, вы придаёте значимость данному документу. Следовательно, вы не должны ставить о нём наводящий вопрос. Вы должны спросить подсудимого о том, что означает документ, а не о ваших мыслях о нём.

Кранцбюлер: Адмирал, что означало такое изложение?

Дёниц: Оно означает, что для нас было важно, вследствие дискуссии с фюрером в его ставке, найти хороший магнитный детонатор, который бы приводил к более быстрому затоплению кораблей и соответственно приводил к результатам отмеченным в этом докладе в журнале боевых действий.

Кранцбюлер: Вы можете сказать мне, какие успехи вы подразумеваете под этим, что касалось экипажей?

Дёниц: Я имею в виду, что не потребовалось бы несколько торпед, как раньше, чтобы потопить корабль в результате долгой и сложной атаки, но что одна торпеда, или очень мало, достаточно для достижения более быстрой потери корабля и экипажа.

Кранцбюлер: Вы, в ходе этой дискуссии с фюрером, затрагивали вопрос…

Дёниц: Да.

Кранцбюлер: Минуточку – вопрос о том можно ли предусмотреть другие средства, что приведут к потерям среди экипажей?

Дёниц: Да.

Кранцбюлер: Каким способом и кем?

Дёниц: Фюрер привёл факт, что в свете опыта, большой процент экипажей из-за превосходства в спасательных средствах, добирался домой и использовался снова и снова для комплектования новых кораблей, и он спросил о том, нельзя ли предпринять акцию против спасательных судов.

Кранцбюлер: Что вы подразумеваете под предпринять акцию?

Дёниц: На этой дискуссии, в которой участвовал гросс-адмирал Рёдер, я это однозначно отвергал и сказал ему, что единственная возможность вызвать потери в экипаже это сама атака, приводящая к быстрому затоплению корабля за счёт усиленного воздействия оружия. Отсюда это замечание в моём журнале боевых действий. Мне кажется, поскольку я узнал здесь от обвинения о дискуссии между фюрером и Осимой, что этот вопрос фюрера гросс-адмиралу Рёдеру и мне, возник из той дискуссии.

Кранцбюлер: Существуют письменные показания гросс-адмирала Рёдера. Вам известно содержание. Содержание соответствует вашим воспоминаниям о дискуссии?

Дёниц: Да, полностью.

Кранцбюлер: Тогда я хочу предъявить трибуналу, как Дёниц-17, письменные показания гросс-адмирала Рёдера; поскольку у них такое же содержание, я могу избежать их оглашения.

Максвелл-Файф: Я собирался сказать в помощь трибуналу, я понимаю, что подсудимый Рёдер готов к даче показаний, таким образом у меня нет никакого формального возражения приобщению этих письменных показаний.

Председатель: Очень хорошо.

Кранцбюлер: Это номер Дёниц-17 и находится на странице 33 документальной книге 1.

[Обращаясь к подсудимому]
Вы только, что сказали, что вы отвергли предложение убивать выживших в спасательных шлюпках и заявили это фюреру. Однако, обвинение представило два документа, приказ от зимы 1939-40 и второй приказ от осени 1942, в котором вы ограничивали или запрещали спасательные мероприятия. Нет противоречия между приказами и вашим отношением к предложению фюрера?

Дёниц: Нет. Эти две вещи никак не связаны друг с другом. Нужно очень четко различать здесь между вопросом спасения или неспасения, и это вопрос военной возможности. Во время войны тоже может возникать необходимость воздерживаться от спасения. Например, если вашему кораблю соответственно угрожали, это было бы ошибочным с военной точки зрения, и кроме того, не имело бы ценности для тех кого нужно было спасать, и ни один командир ни одной нации не ожидал спасения, соответственно, если его кораблю угрожали.

Британский флот верно занял очень четкую, однозначную позицию по этому поводу, что в таких случаях в спасении отказывали и это очевидно, также из их действий и команд. Это первый пункт.

Кранцбюлер: Адмирал, вы говорите только о безопасности корабля как о причине не проводить спасение.

Дёниц: Конечно, могли быть другие причины. Например, ясно, что на войне выполнение задачи первостепенно. Никто не начнёт спасать, если например, после подавления одного оппонента, на месте появляется ещё один. Тогда, само собой, сражение с вторым оппонентом более важно, чем спасение тех, кто уже потерял свой корабль.

Другой вопрос касался нападения на потерпевших кораблекрушение, и это…

Кранцбюлер: Адмирал, кого бы вы назвали потерпевшими кораблекрушение?

Дёниц: Потерпевших кораблекрушение людей из экипажа, которые, после потопления их корабля, уже не могут сражаться и тех кто либо в спасательных шлюпках или иных спасательных средствах на воде.

Кранцбюлер: Да.

Дёниц: Стрельба в таких людей это вопрос, касающийся морской этики и должен отвергаться при любых и всяких обстоятельствах. В германском флоте и силах подводных лодок данный принцип, по моему твердому убеждению, никогда не нарушался, за единственным исключением дела Экка182. Никакого приказа ни в какой форме по этому поводу никогда не отдавали.

Кранцбюлер: Я хочу обратить ваше внимание на один из приказов предъявленных обвинением. Это ваш постоянный военный приказ номер 154; экземпляр номер GB-196 и в моей документальной книге на страницах 13-15. Я передам вам этот приказ, и я прошу вас перейти к последнему абзацу, который читало обвинение. Здесь сказано, я снова прочту это:

«Не спасать никаких людей; не брать их с собой; не заботиться ни о каких лодках с корабля. Погодные условия и близость суши не существенны. Вас лично касается только безопасность вашей лодки и усилия по достижению дополнительного успеха. Мы должны быть суровы в этой войне. Враг начал войну с целью уничтожить нас, таким образом, остальное не важно».

Обвинение заявило о том, что данный приказ вышел, согласно их данным, до мая 1940. По вашим сведениям можно установить более точную дату?

Дёниц: По моим воспоминаниям, я отдал этот приказ в конце ноября или начале декабря 1939, по следующим причинам:

Месяц у меня в распоряжении была лишь горстка подводных лодок. Для того, чтобы эти небольшие силы вообще могли быть эффективными, я вынужден был направить эти лодки близко к английскому побережью, прямо перед портами. Дополнительно, магнитные мины сами зарекомендовали себя очень ценным орудием войны. Таким образом, я снарядил эти лодки, как минами, так и торпедами и приказал им после миноукладки, действовать в водах ближе к берегу, непосредственно рядом с портами. Там они боролись в постоянных и ближних боях и под наблюдением военно-морских и воздушных патрулей. За каждой замеченной или выявленной подводной лодкой охотились подразделения по охоте за подводными лодками и воздушные патрули появлялись на месте боя.

Сами по себе подводные лодки, почти без исключения или полностью имели своими целями только корабли, которые охраняли или сопровождали какой-то охраной. Таким образом, для подводной лодкой было бы самоубийством, при таком положении, всплывать и спасать.

Все командиры были очень молоды, я был единственным имевшим опыт с Первой мировой войны. И мне приходилось говорить им это очень настойчиво и решительно, потому что молодому командиру было сложно судить об обстановке также как мог делать я.

Кранцбюлер: Опыт спасательных мероприятий уже сыграл в этом роль?

Дёниц: Да. В первые месяцы войны у меня был очень горький опыт. Я пострадал от очень больших потерь в морских районах удаленных от какого-либо побережья; и так как очень скоро я получил информацию через женевский Красный крест, о том, что многих членов экипажей спасли, было ясно, что эти подводные лодки потеряли в надводном положении. Если бы их потеряли под водой, выживание стольких членов экипажей было бы невозможным. У меня также имелись доклады о том, что были самоотверженные поступки по спасению, достаточно оправданные с человеческой точки зрения, но очень опасные для подводных лодок с военной точки зрения. И теперь, конечно, поскольку я не хотел борьбы в открытом море, а ближе к гаваням или прибрежным гаваням районах, я вынужден был предупредить подводные лодки о больших опасностях, фактическом самоубийстве.

И, проводя параллель, английские подводные лодки в водах Ютландии, районах, где мы преобладали, не демонстрировали, само собой и совершенно правильно, вообще никакой заботы о потерпевших кораблекрушение, при том, что без сомнения наша оборона составляла только часть от британской.

Кранцбюлер: Вы говорите, что данный приказ применялся к подводным лодкам, которые действовали в непосредственном присутствии вражеской обороны. Вы можете, самим приказом, продемонстрировать правдивость этого?

Дёниц: Да, весь приказ рассматривает только, или признаёт присутствие вражеской обороны; он касается борьбы с конвоями. Например, он гласит: «Близкая дистанция также лучшая безопасность для лодки…».

Кранцбюлер: Какой номер вы читаете?

Дёниц: Что же, приказ сформулирован таким образом, что номер 1 рассматривает в первую очередь мореплавание, а не бой. Однако предупреждение против вражеской воздушной обороны здесь также приводится, и в этом предупреждении про контрмеры даётся понять, что это полностью касалось выходящих кораблей. В противном случае я бы очевидно, не отдал приказ о мореплавании. Номер 2 рассматривает время до атаки. Здесь упоминаются моральные запреты, которые каждый солдат должен преодолевать перед атакой.

Кранцбюлер: Адмирал, вам нужно только обратиться к цифрам которые показывают, что приказ касался борьбы с вражеской обороной.

Дёниц: Очень хорошо. Тогда я процитирую из 2(d). Здесь сказано:

«Близкая дистанция также лучшая безопасность для лодки.

Находясь поблизости от судов» - то есть, торговцев – «корабли охранения» - то есть эсминцы – «в первую очередь не используют никаких глубинных бомб. Если выстрелить по конвою с близкого квадранта» - заметьте, что мы рассматриваем конвои – «и затем выполнить погружение, тогда возможно как можно быстрее оказаться под другими кораблями конвоя и таким образом оставаться в безопасности от глубинных бомб».

Затем следующий абзац, который рассматривает ночные условия, говорит:

«Оставаться над водой. Выходить на воду. Возможно, делать круг и уходить в тыл».

Любой моряк знает, что можно сделать круг или уйти в тыл вражеских кораблей охранения. Далее, в третьем абзаце, я предостерегаю от слишком быстрого погружения, потому что это ослепляет подводную лодку, и я говорю:

«Лишь тогда, когда предоставляется возможность для новой атаки, или обнаруживается точка через которую можно оторваться от преследующего противника».

Затем пункт (с), то есть, 3(с) и здесь сказано:

«Во время атаки на конвой может потребоваться погружение на глубину 20 метров, чтобы уйти от патрулей или авиации и избежать опасности обнаружения и тарана…».

Таким образом, здесь мы говорим о конвоях. Итак, мы переходим к пункту (d) и здесь сказано:

«Может быть необходимо погрузиться на глубину, когда, например, эсминец движется прямо на перископ…».

И затем следуют инструкции о том, как действовать в случае атаки глубинными бомбами, весь приказ рассматривает…

Председатель: Я не думаю, что необходимо вдаваться во все эти подробности военной тактики. Он указал на параграф «е». Он дал своё объяснение этого параграфа, и я не думаю, что есть необходимость вдаваться в иные тактики.

Дёниц: Я лишь хочу сказать, что последний параграф о неспасении не следует рассматривать в одиночку, а в таком контексте: во-первых, подводные лодки вынуждены были сражаться в присутствии вражеской обороны рядом с английскими портами и устьями рек; и во-вторых, целями были корабли в конвоях, или охраняемые корабли, как ясно видно из документа в целом.

Кранцбюлер: Вы сказали, что данный приказ был отдан приблизительно в декабре 1939. Немецкие подводные лодки после отданного приказа в действительности продолжали спасать? Какой у вас опыт?

Дёниц: Я сказал о том, что приказ был отдан для этой конкретной цели на время зимних месяцев. Так как подводные лодки, которые согласно моим воспоминаниям, снова вышли в Атлантику только после норвежской кампании, для этих подводных лодок применялся общий приказ о спасении и этот приказ квалифицировался только одним способом, а именно, что нельзя было пытаться спасать, если безопасность подводной лодки этого не позволяла. Факты показывают, что подводные лодки действовали в таком свете.

Кранцбюлер: Значит, вы имеете в виду, что у вас были доклады от командиров подводных лодок о спасательных мероприятиях?

Дёниц: Я получал такие доклады от каждой вернувшейся подводной лодки, и соответственно из корабельных журналов.

Кранцбюлер: Когда этот приказ, который мы только, что обсуждали, был формально отменен?

Дёниц: По моим сведениям этот приказ был захвачен или взят трофеем Англией с Ю-13, которая была уничтожена глубинными бомбами на самом мелководье Даунса рядом с устьем Темзы. Конечно, для этой лодки, этот приказ ещё мог применяться в мае 1940. Затем в 1940 году, после норвежской кампании, я снова сделал открытые воды Атлантики центром боевых операций, и для этих лодок этот приказ не применялся, как доказано тем фактом, что спасения проводились, что я только, что объяснил.

Затем я полностью отменил приказ так как он содержал первые практические инструкции о том, как подводные лодки должны были действовать в отношении конвоя и позже стал ненужным, так потом это стало второй натурой командиров подводных лодок. По моим воспоминаниям приказ полностью отменили в ноябре 1940 как самое позднее.

Кранцбюлер: Адмирал, у меня есть содержание «Действующих военных приказов от 1942» и это можно найти на странице 16 документальной книги номер 1. Я предъявляю его как Дёниц-11. В этом содержании, номер 154, который касается приказа, который мы только что обсуждали пустой. Это означает, что данный приказ уже не существовал во время, когда были приняты «Действующий военные приказы от 1942»?

Дёниц: Да, к тому времени он прекратил существование.

Кранцбюлер: Когда были составлялись действующие приказы на 1942 год?

Дёниц: В течение 1941 года.

Кранцбюлер: Когда вы получали доклады от командиров о спасательных мерах, вы возражали этим мерам? Вы критиковали или запрещали их?

Дёниц: Нет, как правило, нет, только если впоследствии моё беспокойство было слишком большим. Например, у меня был доклад от командира о том, что из-за того, что он слишком долго оставался со спасательными шлюпками и таким образом преследовался эскортом – или наверное – вызванными по радио, его лодку сильно атаковал глубинными бомбами и серьезно повредил эскорт – то чего бы не произошло если бы он вовремя покинул место – тогда я естественно указывал ему на то, что его действия были ошибочными с военной точки зрения. Я также убежден в том, что я терял корабли из-за спасения. Конечно, я не мог этого подтвердить, поскольку лодки потеряны. Но такова в целом ментальность командира; и это совершенно естественно, для каждого моряка, придерживаться с мирных дней взгляда, что спасение это самый благородный и самый почётный поступок, который он может совершить. И мне кажется, не было ни одного офицера в германском флоте – это без сомнения, правда и для остальных наций – который, например, не считал бы медаль за спасение, спасение с личным риском, высшей наградой мирного времени. В виду такого основного отношения всегда было очень опасным не менять его на военную перспективу и принцип, что безопасность собственного корабля идёт в первую очередь и что в конце концов война это серьёзная штука.

Кранцбюлер: В какие годы следовали практике которую вы сейчас описали, о том, что подводные лодки не спасали, когда им самим угрожала опасность?

Дёниц: В 1940, то есть ближе к концу 1939, экономической войной руководил призовой указ постольку, поскольку подводные лодки всё ещё действовали индивидуально. Затем настали операции, ближе к вражескому побережью, в 1939-40, которые я описывал, приказ номер 154 относился к этим операциям. Затем пришла норвежская кампания, и затем, когда подводная война возобновилась весной 1940, этот приказ о спасении или не спасении если самой подводной лодке угрожали, применялся в 1940, 1941 и 1942 до осени.

Кранцбюлер: Приказ был отдан в письменном виде?

Дёниц: Нет, в этом не было необходимости, так как общий приказ о спасении был само собой разумеющимся, и кроме того это содержалось в определённых приказах штаба руководства войной на море в начале войны. Норма о не спасении, если безопасность субмарины была ставкой, принята в каждом флоте и особо отмечал это в своих докладах о случаях который я сейчас описывал.

Кранцбюлер: В июне 1942 был приказ о спасении капитанов. Это номер Дёниц-22; я прошу прощения – это Дёниц номер 23, и он находится на странице 45 документальной книги 1, и настоящим я предъявляю его. Это выдержка из журнала боевых действий штаба руководства войной на море от 5 июня 1942. Я цитирую:

«Согласно указаниям, полученным от штаба руководства войной на море командир подводных лодок приказал субмаринам брать на борт в качестве пленных капитанов потопленных кораблей с их документами, если это возможно не подвергая опасности лодку и не угрожая боеспособности».

Как появился этот приказ?

Дёниц: Здесь речь идёт о приказе штаба руководство войной на море о том, что капитанов нужно было брать в качестве пленных, то есть, доставлять их домой и это снова нечто иное, нежели спасение. Штаб руководства войной на море считал – и правильно – что поскольку мы не могли доставить довольно высокий процент, скажем 80-90 процентов экипажей потопленных торговцев – тогда, по крайней мере, тогда по крайней мере нам нужно было следить за тем, чтобы противник лишался самых важных и существенных частей экипажа, то есть капитанов, отсюда приказ забирать капитанов из их спасательных шлюпок на подводные лодки как пленных.

Кранцбюлер: Этот приказ существовал в той или иной форме до конца войны?

Дёниц: Да, позже он даже был включен в действующие приказы, потому что это был приказ штаба руководства войной на море.

Кранцбюлер: Его исполняли до конца войны и с какими результатами?

Дёниц: Да, по моим воспоминаниям его исполняли временами даже в последние несколько лет войны. Но в целом результат этого приказа был невелик. Я лично могу вспомнить только несколько случаев. Но из писем, которые я сейчас получил от моих командиров и которые я прочел, я обнаружил, что ещё несколько случаев, нежели мне казалось, всего, наверное 10 или 12 как самое большое.

Кранцбюлер: К чему вы относите то, что, несмотря на прямой приказ, столь мало капитанов взяли в плен.

Дёниц: Основная причина без сомнения, заключалась в том, что по нарастающей, чем больше подводных лодок атаковали вражеские конвои, тем совершеннее была вражеская система конвоеев. Основной костяк подводных лодок участвовал в борьбе против конвоеев. В нескольких других случаях не всегда было возможно по причине безопасности приблизиться к спасательным шлюпкам для того, чтобы подобрать капитана. И в-третьих, мне кажется, что командиры подводных лодок неохотно, совершенно правильно со своей точки зрения не хотели иметь капитана на борту в течении миссии. В любом случае я знаю о том, что командиров вообще не обрадовал этот приказ.

Кранцбюлер: Адмирал, теперь я перехожу к документу, который на самом деле ядро обвинения против вас. Это документ GB-199, страница 36 британской документальной книги. Это ваша радиограмма от 17 сентября, и обвинение утверждает, что это приказ по уничтожению потерпевших кораблекрушение. Он настолько важен, что я его снова вам зачитаю.

«Всем командирам:

1. Никаких попыток не следует делать для того, чтобы спасать членов экипажей потопленных судов. Это распространяется на вылавливание людей из воды и помещение их в спасательные лодки, выправление перевернутых спасательных лодок и снабжение людей пищей и водой. Спасение команд противоречит элементарным требованиям ведения войны — уничтожению вражеских судов и команд.

2. Приказы относительно захвата капитанов и главных инженеров все еще остаются в силе.

3. Помощь потерпевшим кораблекрушение следует оказывать только в том случае, если их сообщения могут быть важны для вашей лодки.

4. Будьте жестоки, помните, что враг не принимает во внимание присутствие женщин и детей, когда бомбардирует германские города».

Пожалуйста, опишите трибуналу предысторию данного приказа, который решающий по своим намерениям. Прежде всего опишите общую военную обстановку, из который возник приказ.

Дёниц: В сентябре 1942 основной костяк немецких подводных лодок боролся с конвоями. Центром притяжения развертывания подводных лодок была Северная Атлантика, где охраняемые конвои действовали между Англией и Америкой. Подводные лодки на севере боролись таким же образом, атакую только конвои в Мурманск. Другого судоходства в этом районе не было. Такая же ситуация существовала в Средиземноморье; здесь также целями наших атак были конвои. Помимо этого, часть лодок направили напрямую к американским портам, Тринидаду, Нью-Йорку, Бостону и другим центрам плотного морского судоходства. Небольшое количество подводных лодок также сражалось в открытых районах в центре и на юге Атлантики. Критерием того времени было, то, что мощные англо-американские воздушные силы патрулировали повсюду и возросли в огромных количествах. Это вызывало у меня сильную озабоченность, так как очевидно самолёт, ввиду его скорости, представляет наиболее серьезную угрозу подводной лодке. И это не причуда с моей стороны, так как с лета 1942 – то есть, за несколько месяцев до сентября, когда этот приказ был отдан – потери подводных лодок в результате воздушных атак внезапно выросли, мне кажется более чем на триста процентов.

Кранцбюлер: Адмирал, для разъяснения этого положения, я вручаю вам график, который я бы хотел предъявить трибуналу в качестве доказательства как Дёниц-99.Вы, используя график, объясните кривую потерь?

Дёниц: Совершенно ясно, что этот график, показывающий потери подводных лодок согласуется с заявлениями, которые я только что сделал. Можно увидеть, что до июня 1942 потери подводных лодок находились в границах разумного и затем – в июле 1942 – внезапно случилось то, что я сейчас описал. В то время как ежемесячные потери до того варьировались как показывает график между 4, 2, 5, 3, 4 или 2 подводными лодками, с июля ежемесячные потери подскочили до 10, 11, 8, 13, 14. Затем идут два зимних месяца декабрь и январь, которые использовались для тщательного обслуживания кораблей; и этим объясняется снижение, которое, однако, не изменило направление потерь.

Такое развитие вызвало у меня сильную озабоченность и привело к большому числу приказов командирам субмарин о том, как они должны действовать на поверхности; так как потери были вызваны нахождением лодок над водой, поскольку самолёты могли заметить или обнаружить их; и таким образом лодки были вынуждены насколько возможно ограничить свою надводную деятельность. Эти потери также вынудили меня направить меморандум в штаб руководства войной на море.

Кранцбюлер: Когда?

Дёниц: Меморандум был написан летом, в июне.

Кранцбюлер: В июне 1942?

Дёниц: В июне 1942 или июле. На вершине моего успеха, мне пришло в голову, что воздушная мощь однажды может задушить нас и загнать под воду. Таким образом, несмотря на большие успехи, которые еще имелись, мои страхи за будущее были велики, и то, что они не были воображаемыми показано направлением потерь после выхода субмарин из доков в феврале 1943; в тот месяц было потеряно 18 лодок; в марте 15; в апреле 14. И затем потери подскочили до 38.

Самолет, неожиданный самолет, и оборудование самолётов радарами183 – которые, по моему мнению, следующее за атомной бомбой, решающее победоносное изобретение англо-американцев – привели к краху подводной войны. Подводные лодки вынуждали погружаться, они вообще не могли сохранять надводное положение. Их обнаруживали не только, когда самолет замечал их, но этот инструмент - радар на самом деле обнаруживал их за 60 морских миль, вне зоны видимости, днём и ночью. Конечно, такая необходимость оставаться под водой была невозможной для старых подводных лодок, так как они должны были оставаться на поверхности по крайней мере для подзарядки батарей. Такое развитие вынудило меня, следовательно, оборудовать старые подводные лодки так называемым шноркелем184, и строить совершенно новые подводные силы, которые могли оставаться под водой и которые могли, например, идти из Германии в Японию, вообще без надводного положения. Таким образом, очевидно, что я находился постоянно угрожающей ситуации.

Кранцбюлер: Адмирал, для того, чтобы охарактеризовать ситуацию я хочу обратить ваше внимание на ваш журнал боевых действий. Это будет номер Дёниц-18, воспроизведённый на странице 32, том I. Я хочу зачитать только содержание записей с 2 по 14 сентября; страница 32:

«2 сентября Ю-256 обнаружена и бомбардирована самолётом; непригодна для плавания и погружения;

3 сентября самолёт замечает подводную лодку;

4 сентября Ю-756 не докладывает несмотря на запросы с 1 сентября, рядом с конвоем; предположительно потеряна.

5 сентября самолёт замечает подводную лодку;

6 сентября Ю-705 вероятно потеряна из-за вражеской воздушной атаки;

7 сентября Ю-130 бомбардирована бомбардировщиком «Boeing»;

8 сентября Ю-202 атакована самолётом у Бискайского залива.

9 сентября…».

Председатель: Доктор Кранцбюлер, подсудимый уже рассказал нам о потерях и причине потерь. Что хорошего в том, чтобы приводить нам подробности о фактах борьбы самолётов с подводными лодками?

Кранцбюлер: Господин председатель, я хотел показать, что показания адмирала Дёница подтверждаются записями в его журнале того времени. Но если трибунал…

Председатель: Это общеизвестные сведения. Мы можем это прочитать. Во всяком случае, если вы просто обратите наше внимание на документ мы его прочитаем. Нам не нужно, чтобы вы зачитывали его подробности.

Кранцбюлер: Да, господин председатель, я так и сделаю.

Дёниц: Это типичная и характерная запись в моём журнале боевых действий тех недель и дней до издания мной приказа, но я хотел добавить следующее: авиация была очень опасной особенно по психологическим причинам: когда авиации нет на месте, командир подводной лодки понимает свою обстановку очень ясно, но в следующий момент, когда появляется авиация, его ситуация совершенно безнадёжна. И это случалось не только с молодыми командирами, но и старыми опытными командирами, которые помнили старые добрые времена. Вероятно я могу довольно кратко привести ясный пример. Экипажу подводной лодки требуется одна минута, чтобы попасть внутрь через люк до того как она сможет погрузиться под воду. Самолет пролетает в среднем 6 000 метров за минуту. Таким образом, подводная лодка, чтобы полностью погрузиться – и не быть разбомбленной пока она ещё на поверхности – должна заметить самолет, по крайней мере, за 6000 метров. Но этого также недостаточно, так как даже погрузившаяся подводная лодка всё еще не достигнет безопасной глубины. Следовательно, подводная лодка, должна заметить самолет ещё раньше, а именно, на самом краю поля зрения. Такие образом, абсолютное условие успеха заключается в том, чтобы подводная лодка была в состоянии постоянной тревоги, чтобы, прежде всего она шла на максимальной скорости, потому что чем больше скорость, тем быстрее лодка погружается; и, во-вторых, чтобы как можно меньше людей находилось на палубе для того, чтобы они могли попасть внутрь подводной лодки как можно быстрее, что означает, что на верхней палубе вообще не должно быть людей, и тому подобное. Итак, спасательная работа, которая требовала нахождения на верхней палубе с целью помочь и позаботиться о многих людях и что даже означает взятие на буксир ряда спасательных шлюпок, естественно совершенно препятствует состоянию тревоги, и подводная лодка, как следствие, безнадёжно открывалась для любой атаки с воздуха.

Кранцбюлер: Господин председатель, сейчас я хочу рассмотреть сам вопрос «Laconia», по которому я бы не хотел прерываться. Если трибунал согласен, я бы предложил объявить перерыв.

[Объявлен перерыв]

Кранцбюлер: Адмирал, вы только что описали вражеское превосходство в воздухе в сентябре 1942. В течение этих дней сентября вы получили доклад о потоплении британского транспорта «Laconia» Я предъявляю трибуналу журналы боевых действий, касательно этого инцидента под номерами Дёниц-18, 20, 21 и 22. Это журналы боевых действий командиров подводных лодок и командиров субмарин которые принимали участие в этой акции. Капитан-лейтенанты Хартенштайн185, Шахт и Вюрдеманн186. Они воспроизведены в документальной книге на странице 34 и следующих страницах. Я зачитаю вам доклад, который вы получили. Это на странице 35 документальной книги, 13 сентября, 01 час 25 минут. Я читаю:

«Радиограмма направлена по американской сети:

Хартенштайн потопил британский корабль «Laconia».

Затем приводится позиция и сообщение продолжается:

«К сожалению, с 1500 итальянских военнопленных. До сих пор подобрано 90…».

Затем подробности, и конец: «Запрашиваю приказов».

Я вручаю вам документ…

Председатель: Где вы сейчас?

Кранцбюлер: Господин председатель, запись от 13 сентября, время 01 час 25 минут, номер в начале строки; внизу страницы.

[Обращаясь к подсудимому]
Я вручил вам документы, чтобы освежить вашу память. Пожалуйста, сначала расскажите мне, какое впечатление или какие сведения вы имели об этом корабле «Laconia» о потоплении которого сообщили, и о его экипаже.

Дёниц: Я знал из справочника по вооруженным британским кораблям который мы имели в своём распоряжении, что «Laconia» была вооружена 14 орудиями. Следовательно я сделал вывод, что у него должен был быть британский экипаж, по крайней мере, в 500 человек. Когда я услышал, что там, на борту также были итальянские пленные, мне было ясно, что число нужно было увеличить на охрану пленников.

Кранцбюлер: Пожалуйста, теперь, на основании документов опишите, основные события, окружавшие ваш приказ от 17 сентября, и раскройте подробности, во-первых, спасения или неспасения британцев или итальянцев, и во-вторых, вашу озабоченность о безопасности интересующих подводных лодок.

Дёниц: Когда я получил этот доклад, я радировал всем подводным лодкам во всём районе. Я отдал приказ:

«Шахт, группа «Белый медведь»187, Вюрдеманн и Виламовиц188, немедленно следовать к Хартенштайну.

Хартенштайн был командиром который потопил корабль. Позднее, я вернул несколько лодок из-за того, что их расстояние от места было слишком велико. Ближайшая от района лодка получившая приказы участвовать в спасении была в 710 милях, и поэтому не могла прибыть ранее двух дней.

Прежде всего, я спросил Хартенштайна, командира который потопил корабль, направила ли «Laconia» радиограммы, потому что я надеялся на то, что в результате придут на помощь британские и американские корабли. Хартенштайн подтвердил это, и кроме того, он сам отправил следующую радиограмму на английском…

Кранцбюлер: Господин председатель, это на странице 36, под цифрой 6 часов 00 минут.

Дёниц: «Если какой-нибудь корабль окажет помощь потерпевшему кораблекрушение экипажу «Laconia», я не буду атаковать его, если не буду атакован кораблём или воздушными силами».

Кратко суммируя, у меня сложилось впечатление из докладов от подводных лодок, что они начали спасательную работу с большим рвением.

Кранцбюлер: Сколько подводных лодок там было?

Дёниц: Там было три или четыре субмарины. Я получил доклады о том, что число взятых на борт каждой подводной лодки было от 100 до 200. Мне кажется у Хартенштайна было 156 и ещё одна 131. Я получал доклады, которые говорили об экипаже, взятом из спасательных шлюпок; один доклад упоминал 35 итальянцев, 25 англичан и 4 поляков; ещё один, 30 итальянцев и 24 англичанина; третий, 26 итальянцев, 39 англичан и 3 поляков. Я получил доклады о буксировке спасательных шлюпок за субмаринами. Все эти доклады вызвали у меня сильную обеспокоенность, потому что я точно знал, что это хорошо не кончится.

Моя озабоченность в то время выразилась в сообщении радированном субмаринам четыре раза: «Проинструктировать лодки брать столько, сколько позволит погружаться». Очевидно, что, если бы в узком пространстве подводных лодок – наши подводные лодки были вдвое меньше вражеских – толпилось бы от 100 до 200 дополнительных людей, субмарина уже находилась в абсолютной опасности, не говоря о готовности к бою.

Кроме того, я отправил сообщение: «Всем лодки должны брать столько людей…»

Председатель: Все эти сообщения в документе?

Кранцбюлер: Да.

Председатель: Что же, где они? Почему он не ссылается на их время?

Кранцбюлер: Все сообщения находятся в трёх журналах подводных лодок. Первое сообщение на странице 36, господин председатель, под группой 07 часов 20 минут. Я зачитаю его.

«Получена радиограмма» - сообщение от адмирала Дёница – Хартенштайну оставаться рядом с местом затопления. Поддерживать способность к погружению. Инструктировать лодки брать столько, чтобы сохранить полную способность к погружению».

Дёниц: Затем я отправил ещё одно сообщение:

«Безопасность подводной лодки не ставить под угрозу ни при каких обстоятельствах».

Кранцбюлер: Господин председатель, это сообщение на странице 40, под датой 17 сентября 01 час 40 минут.

Дёниц:

«Предпринимать все подходящие меры с беспощадностью, включая прекращение всех спасательных действий».

Кроме того, я отправил сообщение:

«Лодки должны всё время быть свободны для аварийного погружения и подводного использования».

Кранцбюлер: Это на странице 37, под 07 часами 40 минутами, заголовок 3.

Дёниц:

«Опасаться вражеского вмешательства с помощью самолётов и субмарин».

Кранцбюлер: «Всем лодкам, также Хартенштайну, брать столько людей, чтобы лодки были полностью готовы для подводного использования».

Дёниц: То, что моя озабоченность была оправданной, совершенно очевидно из сообщения, которое отправил Хартенштайн и которое говорило о том, что он был атакован бомбами с американского бомбардировщика.

Кранцбюлер: Господин председатель это сообщение, на странице 39, под 13 часами 11 минутами. Это экстренное сообщение, и под 23 часами 04 минутами есть весь текст сообщения, которое я хочу зачитать.

Дёниц: По этому поводу…

Кранцбюлер: Адмирал, минуту. Сообщение гласит:

«Радиограмма отправлена: от Хартенштайна» - адмиралу Дёницу – «Бомбардирован пять раз американским «Liberator189» в бреющем полете, при буксировке четырёх полных шлюпок, несмотря на флаг Красного креста, 4 квадратных метра на мостике и при хорошей видимости. Оба перископа не работают. Прерываем спасение; всё за борт; курс на Запад. Ремонт».

Дёниц: Хартенштайн, как можно увидеть из последующего доклада, тогда также имел на борту своей субмарины 55 англичан и 55 итальянцев. В ходе первой бомбардировки в одну из спасательных шлюпок попала бомба и она перевернулась, и согласно докладу по его возвращению там были значительные потери среди спасенных.

В ходе второй атаки, одна бомба взорвалась прямо в середине субмарины и серьезно её повредила; он сообщил о том, что было лишь чудом немецкой судостроительной техники, что субмарину не разорвало на куски.

Председатель: Где он сейчас? Что за страница?

Кранцбюлер: Господин председатель он говорит о событиях, которые описаны на страницах 38 и 39.

Председатель: Трибуналу помогло бы, как вам известно, если бы вы придерживались какого-то порядка вместо перехода к одной странице и затем к 40, и затем возвращаясь к 38.

Кранцбюлер: Господин председатель, причина в том, что мы используем два разных журнала.

Адмирал, вы не расскажите нам о мерах принятых вами после доклада Хартенштайна о том, что его непрерывно атаковали в ходе спасательных мероприятий?

Дёниц: Я долго обдумывал должен ли я, после такого опыта прервать все попытки спасения; и, несомненно, с военной точки зрения, так было бы правильно сделать, потому что атака ясно показала, что угрожало подводным лодкам.

Это решение стало для меня еще более тяжелым, потому что мне позвонили из штаба руководства войной на море по поводу того, что фюрер не желал, чтобы я рисковал какими-нибудь субмаринами при спасательной работе или чтобы вызывать их из удаленных районов. Последовало очень жаркое совещание с моим штабом, и я помню его завершающее заявление: «Теперь я не могу выбросить этих людей в воду. Я позабочусь».

Конечно, мне было ясно, что мне нужно принять полную ответственность за дальнейшие потери и с военной точки зрения продолжение спасательной работы было ошибочным. Об этом я получил подтверждение с субмарины Ю-506 от Вюрдеманна, который также сообщил – мне кажется, на следующее утро – что его бомбили с самолёта.

Кранцбюлер: Господин председатель это доклад, на странице 42 журнала Вюрдеманна, запись от 17 сентября 23 часа 43 минуты. Он сообщил:

«Передача выживших на «Annamite190» завершёна» - затем поступили подробности – «атакованы гидропланом в полдень. Полная готовность к бою».

Дёниц: Третья субмарина, Шахта, Ю-507, отправила радиограмму о том, что у него столько то людей на борту, и он буксирует четыре спасательных шлюпки с англичанами и поляками.

Кранцбюлер: Этот сообщение на странице 40, первый доклад.

Дёниц: Конечно, потом, я приказал ему сбросить эти лодки, потому что это бремя сделало бы невозможным погружение.

Кранцбюлер: Это второе сообщение на странице 40.

Дёниц: Позднее, он снова отправил длинное сообщение, описывая обеспечение итальянцев и англичан в лодке.

Кранцбюлер: Это на странице 41, в 23 часа 10 минут. Я зачитаю отрывок:

«Передал 163 итальянца на «Annamite» - «Annamite» был французским крейсером привлеченным для содействия в спасении. – Штурман с «Laconia» и ещё один английский офицер на борту. Семь спасательных шлюпок с приблизительно 330 англичанами и поляками, среди них 15 женщин и 16 детей, размещены на Qu.

FE 9612, женщины и дети остались на борту на одну ночь. Обеспечили всех потерпевших кораблекрушение горячей едой и питьем, одеждой и перевязкой при необходимости. Замечены еще четыре лодки у трейбанкера Qu. FE 9619».

Дёниц: Потому что я приказал ему отвязать спасательные шлюпки, и мы считали это общее сообщение в качестве дополнительного следующего доклада, он был отменен другим сообщением; и из этого, обвинение ошибочно сделало вывод, что я запретил спасать англичан. То, что я не запрещал это видно из того факта, что я не заявил возражений многим докладам о спасении англичан.

На самом деле, в конце у меня сложилось впечатление, что итальянцам не очень хорошо пришлось при спасении. Такое впечатление было правильным, что видно из цифр тех кого спасли. Из 811 англичан около 800 было спасено, а из 1800 итальянцев 450.

Кранцбюлер: Адмирал, я хочу еще раз прояснить даты всей акции. «Laconia» была торпедирована 12 сентября. Когда была воздушная атака на спасательные шлюпки?

Дёниц: 16-го.

Кранцбюлер: В ночь 16-го? На 17-е?

Дёниц: На 16-е.

Кранцбюлер: На 16-е сентября. Значит, сколько заняло спасение в целом?

Дёниц: Четыре дня.

Кранцбюлер: И потом оно продолжалось, до каких пор?

Дёниц: До передачи их на французские военные корабли, которые мы уведомили.

Кранцбюлер: Итак, в чём заключается связь между инцидентом с «Laconia», который вы только, что описали, и приказом, который обвинение вменяет как приказ по уничтожению?

Дёниц: Помимо моего сильного и постоянного волнения за субмарины и сильного ощущения, что британцы и американцы не помогут, несмотря на близость Фритауна, я очень четко понял из этой акции, что прошло время, когда подводные лодки без опаски могли проводить на поверхности такие операции. Две бомбовые атаки ясно показали, что, несмотря на хорошую погоду, несмотря на большое число людей которых спасли, которые были ещё более видимы для летчиков, чем в обычных сложных условиях моря, когда нужно спасать мало людей, опасность субмаринам была настолько большой, что, как единственный ответственный за лодки и жизни их экипажей, я был вынужден запретить спасательные действия перед лицом вездесущих – не могут сказать по-другому – вездесущих огромных англо-американских воздушных сил. Я хочу отметить, только как пример, что все субмарины, которые приняли участие в спасательной операции были потеряны из-за бомбардировок в их следующем бою или вскоре после этого. Обстановка при которой противник убивает спасателей в то время как они подвергают себя огромной личной опасности на действительно и категорически противоречит здравому смыслу и элементарным законам войны.

Кранцбюлер: Адмирал, по мнению обвинения, вы использовали этот инцидент, для осуществления на практике идеи, которой вы уже долгое время благоволили, а именно, убийству в будущем потерпевших кораблекрушение. Пожалуйста, выскажитесь об этом.

Дёниц: На самом деле, я ничего не могу сказать перед лицом такого обвинения. Всё дело касалось спасения или не спасения; всё развитие привело к тому, что приказ ясно говорит против такого обвинения. Фактом было то, что мы спасали с рвением и при этом нас бомбили; также фактом было то, что командование подводных лодок и я оказались перед серьезным решением, и мы действовали гуманным способом, который с военной точки зрения был ошибочным. Таким образом, я думаю, что не нужно больше никаких слов в опровержение этого обвинения.

Кранцбюлер: Адмирал, теперь я должен представить вам формулировку этого приказа, из которой обвинение сделало свои выводы. Я уже читал это; во втором параграфе он говорит: «Спасение команд противоречит элементарным требованиям ведения войны — уничтожению вражеских судов и команд».

Что означает эта фраза?

Дёниц: Данная фраза, конечно по смыслу предназначалась быть оправданием. Сейчас обвинение говорит, что я мог совершенно просто приказать, о том, что безопасность не допускала это, что преобладание воздушных сил противника не допускало это – и как мы увидели это в случае с «Laconia», я приказал об этом четыре раза. Но это устаревшая причина. Это была заезженная пластинка, если я могу использовать такое выражение, и теперь стремился высказать командирам субмарин причину, которая бы исключала всякое усмотрение и всякое независимое решение командиров. Так как снова и снова у меня был такой опыт, по причинам указанным ранее, чистое небо считалось слишком благоприятным со стороны подводных лодок и это вело к потере субмарины или что командир, в роли спасателя, больше не был хозяином своим решениям, как показал случай «Laconia»; следовательно ни при каких обстоятельствах – вообще ни при каких – я не хотел повторять старую причину которая бы снова дала командиру подводной лодки повод сказать: «Что же, сейчас нет никакой опасности воздушной атаки»; то есть, я не хотел давать ему шанс действовать независимо, принимать своё собственное решение, как например, говорить себе: «Поскольку опасность воздушной атаки больше не допускает». Это именно то, чего я не хотел. Я не хотел возникновения спора в уме одного из 200 командиров подводных лодок. Как и не хотел сказать: «Если кто-нибудь с большим самопожертвованием спасает противника и в процессе оказывается убит, тогда это противоречит самым элементарным законам войны». Я мог бы сказать и так. Но я не хотел так говорить, и поэтому я сформулировал фразу так как она есть.

Председатель: Вы не ссылались на приказ, но вы сослались на страницу 36 судебного обзора обвинения, или даже британскую документальную книгу?

Кранцбюлер: Да, господин председатель, страница 36 британской документальной книги.

Председатель: Здесь два приказа, не так ли?

Кранцбюлер: Нет. Это один приказ с четырьмя пронумерованными частями.

Председатель: Что же, здесь два параграфа, не так ли? Есть параграф 1 и есть параграф 2 от 17 сентября 1942.

Кранцбюлер: Я думаю, вы имеете в виду выдержку из журнала боевых действий командира подводной лодки, который также на странице 36 документальной книги.

Председатель: Не лучше ли вам зачитать фразу, на которую вы ссылаетесь?

Кранцбюлер: Да. Сейчас я говорю о второй фразе, датированной 17 сентября, под заголовком 1, на странице 36 документальной книги обвинения.

Председатель: Да.

Кранцбюлер: Вторая фраза гласит: «Спасение команд противоречит элементарным требованиям ведения войны — уничтожению вражеских судов и команд». Это фраза, которую сейчас комментировал адмирал Дёниц.

Председатель: На странице 36, первый приказ, приказ «Всем командирам» и параграф 1 начинается: «Не предпринимать никаких попыток по спасению моряков с кораблей…» На этот параграф вы ссылаетесь?

Кранцбюлер: Да, господин председатель и из этого я имею в виду вторую фразу. «Спасение команд противоречит элементарным требованиям ведения войны — уничтожению вражеских судов и команд»

Председатель: Что насчёт следующего параграфа, 17 сентября 1942, параграф 2?

Кранцбюлер: Я как раз хотел представить его ему. Это запись в журнале боевых действий, о которой я бы хотел его сейчас спросить.

Адмирал, сейчас я приведу вам запись из вашего военного дневника от 17 сентября; здесь мы находим:

«Всех командиров снова уведомили о том, что попытки спасать экипажи потопленных судов противоречат элементарным законам войны после уничтожения вражеских кораблей и их экипажей. Приказы о захвате капитанов и главных инженеров остаются в силе».

Председатель: Это перевели по-другому в нашем документе. Вы сказали: «После уничтожения вражеских кораблей…». В нашем переводе «…уничтожая вражеские корабли и их экипажи».

Кранцбюлер: Господин председатель, я думаю, должно быть «в результате», а не «после».

Дёниц: Эта запись в военном дневнике ссылается на радио приказ, четыре стандартных радиосообщения, которые я отправил в ходе инцидента с «Laconia» и которые также были приняты.

Кранцбюлер: Адмирал, минуту. Пожалуйста, сначала объясните трибуналу как были сделаны такие записи в журнале боевых действий. Кто вёл дневник? Вы сами вели или кто это делал?

Дёниц: Так как я ничего здесь не скрываю, я должен сказать, что ведение журнала боевых действий было для меня сложным вопросом, потому что рядом не было офицеров пригодных к этой задаче. Эта запись, как я подозревал и как мне здесь подтвердили, была сделана бывшим фрегаттен-капитаном, который попытался сжать мои приказы в ходе этого дела в подобную запись. Конечно, я был ответственным за каждую запись, но эта запись в реальности не имела никаких действительных последствий; существенным был мой радиоприказ.

Кранцбюлер: Адмирал, решающее здесь, по моему мнению, то, что эта запись, запись о ваших фактических соображениях или же это всего лишь запись, которая была внесена подчиненным согласно его осведомленности и способностям.

Дёниц: Правильно последнее. Мои собственные долгие размышления касались приказа штаба руководства войной на море, приказа фюрера, и моего собственного серьезного решения, должен я или нет прекратить такой способ войны, но они не вошли в журнал боевых действий.

Кранцбюлер: Адмирал, вы объясните, что означала в журнале боевых действий запись: «Все командиры снова уведомлены» и тому подобное.

Дёниц: Я точно не знаю, что это означает. Мой штаб, который здесь, говорил мне, сказал мне о том, что это относилось к четырём радиограммам которые я направил, потому что до случая с «Laconia» не делалось никаких заявлений об этом предмете. Таким образом «снова», означает, что это была пятая радиограмма.

Кранцбюлер: Таким образом, приказ от 17 сентября 1942 был, для вас, концом инцидента с «Laconia»?

Дёниц: Да.

Кранцбюлер: Кому он был направлен?

Дёниц: По моим лучшим воспоминаниям, он был направлен только субмаринам в открытом море. Для иных оперативных районов – Северной Атлантики, Центральной Атлантики, Южной Атлантики – у нас имелись иные радиоканалы. Поскольку другие субмарины находились в контакте с конвоями и таким образом не могли проводить спасение, они могли просто положить приказ под сукно. Но сейчас я обнаружил, что приказ был отправлен на все субмарины, то есть, по всем каналам; конечно это был технический вопрос связи который не мог причинить никакого вреда.

Кранцбюлер: Вы сказали, что фундаментальное соображение подчеркивающее весь приказ заключалось в подавляющей угрозе воздушной атаки. Если это верно, как вы могли в этом же самом приказе придерживаться директивы о спасении капитанов и главных инженеров? Это можно найти под заголовком 2.

Дёниц: Есть, конечно, большая разница в риске между спасательными мерами для которых субмарина должна остановиться, и людям нужно выйти на палубу, и кратким всплытием для подбора капитана, потому что в это время просто всплывшая субмарина остаётся в состоянии тревоги, в то время как в ином случае эта готовность полностью нарушается.

Однако, одна вещь ясна. Существовала военная необходимость в захвате капитанов, о чём я получил приказы от штаба руководства войной на море. Принципиально и в целом, я бы сказал, что преследуя военную цель, то есть, не спасательную работу, а захват важных противников, нужно и можно идти на определённый риск. Кроме того, это дополнение было на мой взгляд несущественным, потому что я знал, что на практике это даст очень скудный результат, я могу сказать вообще никаких результатов.

Я помню совершенно ясно, как спрашивал себя: «Зачем мы их подбираем»? Однако наше намерение не заключалось в том, чтобы отказаться от приказа такой важности. Важным было то, что во-первых меньше был риск невозможности поддерживать состояние тревоги во время спасения, и во-вторых, следование важной военной цели.

Кранцбюлер: Что вы подразумеваете последней фразой приказа «Быть жестокими?»

Дёниц: Я проповедовал своим командирам подводных лодок 5 ½ лет, что они должны быть строгими к себе. И когда отдав этот приказ, я снова почувствовал, что я должен очень резко подчеркнуть своим командирам всю свою озабоченность и мою тяжелую ответственность за субмарины, и таким образом необходимость запрета спасательных действий в виду превосходящей силы вражеских воздушных сил. В конце концов очень, ясно что на одной стороне есть безжалостность войны, необходимость сохранения собственной субмарины, а с другой стороны традиционная сентиментальность моряка.

Кранцбюлер: Вы слышали свидетеля, корветтен-капитана Мёле191 заявившего в этом суде, что он неправильно понял приказ в том смысле, что выживших следовало убивать, и в нескольких случаях он инструктировал командиров субмарин в таком смысле.

Дёниц: Мёле…

Кранцбюлер: Адмирал, минуту. Сначала я хочу задать вопрос. Как командующий, вы не должны принять ответственность за неправильное понимание вашего приказа?

Дёниц: Конечно, я ответственный за все приказы, за их форму и их содержание. Мёле, однако, это единственный человек который имел сомнения о смысле приказа. Я сожалею о том, что Мёле не нашел повода немедленно развеять эти сомнения, либо через меня, к кому каждый мог всегда прийти, или через многочисленных офицеров штаба, которые как сотрудники моего штаба, также были либо частично ответственными или участвовали в подготовке этих приказов; или, как иная альтернатива, через своего непосредственного начальника в Киле. Я убежден, что мало командиров подводных лодок кому он сообщил о своих сомнениях остались не тронутыми ими. Если были какие-либо последствия я бы, конечно, беру за них ответственность.

Кранцбюлер: Вы ознакомились с делом капитан-лейтенанта Экка, который после затопления греческого парохода «Peleus192» весной 1944 действительно стрелял по спасательным шлюпкам. Каков ваш взгляд на этот инцидент?

Дёниц: Как заявил капитан-лейтенант Экк в конце своего допроса под присягой, он ничего не знал об интерпретации Мёле или сомнениях Мёле как и полностью перепутанного сообщения и моего решения по делу Ю-386. Это был инцидент, который упоминал Мёле, когда субмарина заметила пневматические плоты с летчиками, и я озвучил своё неодобрение, потому что он не взял их на борт. Письменную критику его действий тоже направили ему. С другой стороны, какой-то авторитет указывал на то, что он не уничтожил этих выживших. Экк ничего не знал об интерпретации или сомнениях Мёле, ни об этом деле. Он действовал по своему решению, и его целью было не убить выживших, а убрать обломки; потому что он был убежден в том, что иначе эти обломки на следующий день дадут ключ англо-американским самолётам и что их бы нашли и уничтожили. Таким образом его задача заключалась в совершенно другом, чем сказано в интерпретации Мёле.

Кранцбюлер: Экк сказал во время своего допроса, что он рассчитывал на ваше одобрение его действий. Вы когда-либо слышали что-нибудь о случае Экка в ходе войны?

Дёниц: Нет. Здесь во время моего допроса я услышал о том, что Экка взяли в плен во время этой же операции.

Кранцбюлер: Вы одобряете его действия, зная о них теперь?

Дёниц: Я не одобряю его действий, потому что, как я уже сказал, в этом отношении нельзя отступать от военной этики ни при каких обстоятельствах. Однако, я хочу сказать, что капитан-лейтенант Экк предстал перед очень тяжким решением. Он должен был нести ответственность за свою лодку и свой экипаж, и эта ответственность самая серьёзная на войне. Следовательно, если по этой причине он верил в то, что иначе он будет обнаружен и уничтожен – и эта причина не была необоснованной, потому что в том же оперативном районе и в то же самое время, я думаю, разбомбили четыре субмарины– если он пришел к такому решению по этой причине, тогда бы германский военно-полевой суд несомненно принял бы это во внимание.

Мне кажется, что после войны взгляд на события меняется, и не полностью осознается огромная ответственность, которую к несчастью несёт командир.

Кранцбюлер: Кроме случая Экка, вы, в течение войны или после, слышали о каком-либо примере, когда командир подводной лодки стрелял по потерпевшим кораблекрушение людям или спасательным плотам?

Дёниц: Ни единого.

Кранцбюлер: Вам известны, не так ли, документы обвинения, которые описывают потопление кораблей «Noreen Mary193» и «Antonico194»? Вы признаёте или нет весомость этих документов в качестве доказательств согласно вашему опыту в данных вопросах?

Дёниц: Нет. Мне кажется, что они не могут выдержать испытание беспристрастной проверкой. У нас есть много похожих докладов о другой стороне, и мы всегда считали, и также заявляли об этом мнении в письменном виде фюреру и ОКВ, что следует смотреть на эти случаи с большим скептицизмом, потому что потерпевший кораблекрушение человек может легко поверить в то, что в него стреляли, в то время как стреляли вообще не в него, а в корабль, то есть, подобные промахи.

Тот факт, что обвинение приводит эти два примера подтверждает, что моё убеждение правильное, что кроме случая Экка не было никаких дальнейших подобных примеров случившихся за эти долгие годы в рядах крупных германских подводных сил.

Кранцбюлер: Вы ранее упоминали дискуссию с фюрером в мае 1942, во время которой изучалась проблема, допустимо ли убивать выживших, или, по крайней мере она затрагивалась фюрером. Этот вопрос вы когда-либо пересматривали как командующий подводными лодками или штабом руководства войной на море.

Дёниц: Когда я стал главнокомандующим флотом…

Кранцбюлер: Это было в 1943?

Дёниц: Я думаю летом 1943, я получил письмо из министерства иностранных дел, в котором меня информировали о том, что около 87 процентов из экипажей торговых кораблей, которые потопили, вернулись домой. Мне сказали о том, что это упущение и спросили можно ли с этим, что-нибудь сделать.

Соответственно, я отправил письмо министерству иностранных дел, в котором я написал о том, что уже был вынужден запретить спасение, потому что оно угрожало субмаринам, и что другие меры для меня не обсуждаются.

Кранцбюлер: Есть запись в журнале боевых действий штаба руководства войной на море, которая рассматривает данный случай. Я предъявляю эту запись как Дёниц-42, на страницах 92-94 в томе II документальной книги.

Я прочитаю в качестве введения первое и второе предложения на странице 92. Запись датирована 4 апреля 1943.

«Германское министерство иностранных дел отметило заявление британского министра транспорта, согласно которому, следовало, что с потопленных судов, в среднем 87 процентов экипажей было спасено. По теме данного заявления штаб руководства войной на море дал исчерпывающий ответ министерству иностранных дел».

Затем есть ответ на следующих страницах, и я хочу обратить ваше внимание сначала на первую часть, под заглавием 1, рядом с числом потопленных кораблей конвоев. Что важно в связи с этим?

Дёниц: Значит, столько людей вернулись домой.

Кранцбюлер: Кроме того, под заглавием 2, упоминается, что морякам не требуется долгий период подготовки, за исключением офицеров, и что приказ подбирать капитанов и главных инженеров уже существует. В чём смысл этого?

Дёниц: Этим предназначалось подчеркнуть, что о подобном вопросе судят в неправильном свете.

Кранцбюлер: Адмирал, минуту. Под «подобном вопросе», вы подразумеваете бесполезность, с военной точки зрения, убийства потерпевших кораблекрушение?

Дёниц: Я имею в виду, что экипажи всегда были доступны для противника, или можно было подготовить неопытных людей.

Кранцбюлер: Под заглавием 4, вы отмечаете большую опасность репрессалий против экипажей ваших субмарин. Такие репрессалии против экипажей немецких подводных лодок случались когда-нибудь во время войны?

Дёниц: Я не знаю. Я ничего не слышал о репрессалиях в связи с этим. Я получал только достоверные доклады о том, что когда бомбили и уничтожали с воздуха подводные лодки, в людей, плавающих на воде стреляли. Но было ли это отдельными актами или репрессалиями проводимыми по приказам, я не знаю. Я полагаю это были отдельные акты.

Кранцбюлер: Решающий пункт из всего письма кажется будет в заголовке 3; я вам это прочитаю:

«Директива предпринимать действия против спасательных шлюпок потопленных судов и членов экипажей дрейфующих в море, была бы по психологическим причинам, вряд ли приемлемой для экипажей подводных лодок, так как это бы противоречило самым глубоким чувствам всех моряков. Такая директива может быть рассмотрена только если этим можно добиться решающего военного успеха».

Адмирал, вы лично постоянно говорили о жестокости войны. Вы, несмотря на это, считаете что психологически от экипажей подводных лодок нельзя было ожидать выполнения такого приказа? И почему?

Дёниц: Мы, подводники знали о том, что нам нужно очень сильно сражаться против великих морских держав. Германия имела в своём распоряжении для этой военно-морской войны ничего кроме подводных лодок. Таким образом, с самого начала – уже в мирное время – я готовил экипажи субмарин в духе чистого идеализма и патриотизма.

Это было необходимо, и я продолжал такую подготовку в ходе войны и поддерживал это с помощью очень близких контактов с людьми на базах. Нужно было добиваться очень высокой морали, очень высокого боевого духа, потому что иначе суровую борьбу и огромные потери, как показано в графике, было бы невозможно морально выдержать. Но, несмотря на такие высокие потери, мы продолжали бороться, потому что было нужно и мы подготовились к своим потерям и снова и снова восполняли наши силы добровольцами полными энтузиазма и полными моральной силы, лишь, потому что мораль была так высока. И я бы никогда, даже во время наших наибольших потерь, не позволил бы, чтобы этим людям отдали приказ, который был неэтичным или который бы повредил их боевой морали; ещё менее маловероятно, что я бы сам отдал такой приказ, ибо я вкладывал всё своё доверие в эту высокую боевую мораль и стремился поддерживать это.

Кранцбюлер: Вы сказали, подводные силы пополнялись добровольцами, не так ли?

Дёниц: У нас были практически только добровольцы.

Кранцбюлер: Также и во время самых высоких потерь?

Дёниц: Да, даже во время самых высоких потерь, в период, когда каждый знал, что он примет участие в среднем в двух миссиях, а затем исчезнет.

Кранцбюлер: Как высоки были ваши потери?

Дёниц: По моим воспоминаниям, наши общие потери составили 640 или 670.

Кранцбюлер: А членов экипажей?

Дёниц: Всего у нас было 40000 человек в силах субмарин. Из этих 40000 человек 30000 не вернулось, и из этих 30000, 25 000 было убито и только 5000 взяли в плен. Большинство субмарин было уничтожено с воздуха в обширных морских районах, Атлантике, где спасение не обсуждается.

Кранцбюлер: Господин председатель, сейчас я перехожу к новому предмету. Будет ли сейчас подходящее время для перерыва?

[Объявлен перерыв до 14 часов]