<Главная страница дня
116-й день
29 1946
Понедельник
Утреннее заседание
Вечернее заседание

Максвелл-Файф: Милорд, я интересуюсь будет ли трибунал любезен выделить полчаса времени для обсуждения документов подсудимого фон Шираха. Мы готовы выяснить важные пункты в любое время подходящее для трибунала.

Председатель: Да.

Гриффит-Джонс:
[Обращаясь к подсудимому]
Итак, я просто хочу задать вам несколько вопросов о той роли, что вы играли в различных акциях против евреев между 1933 и 1939.

Вы посмотрите на документ М–6, который на странице 20 в документальной книге, что есть у вас, страница 22 в документальной книге, что есть у трибунала на английском языке. Это на странице 20 немецкой документальной книги; М–6, который уже экземпляр номер GB–170.

Итак, я просто хочу обратиться к тому, что вы сказали о Нюрнбергских указах. Вы говорили нам этим утром, что вы думали, когда их приняли, что они уже являются окончательным решением еврейского вопроса. Вы посмотрите на абзац, начиная в центре страницы: «Однако тем, кто думает…»:

«Однако, тем кто думает, что Нюрнбергскими указами еврейский вопрос в Германии окончательно решён и вопрос таким образом разрешился, следует сказать, что битва продолжается – всемирное еврейство само позаботится об этом – и мы сможем пройти через эту битву победоносно если каждый человек в немецком народе поймет, что ставкой является его существование. Сегодня работа по просвещению проводимая партией кажется мне более необходимой, чем когда–либо, хотя многие члены партии, кажется, думают, что эти предметы уже не реальные либо не срочные».

Штрайхер: Да, я написал это.

Гриффит-Джонс: Что вы имеете в виду, говоря: «Битва продолжается» если вы уже разрешили еврейскую проблему принятием Нюрнбергских указов?

Штрайхер: Сегодня я уже говорил о том, что решение еврейской проблемы рассматривалось мной как подлежащее решению, прежде всего, внутри страны и затем в сотрудничестве с другими нациями. Таким образом «битва продолжается» означает, что в Международном антисемитском союзе, который я сформировал и который имел представителей из всех стран, обсуждался вопрос о том, что можно сделать с международной точки зрения для ликвидации еврейской проблемы.

Гриффит-Джонс: Таким образом, мы принимаем всё, что вы сказали и написали после 1936 в связи с международной проблемой как не имеющее никакого отношения к евреям в Германии как таковым?

Штрайхер: Да, в основном международное, конечно.

Гриффит-Джонс: Позвольте мне отослать вас к середине следующего абзаца: «Пятнадцатилетней работой по просвещению «Der Sturmer» уже направил армию миллионной силы тех, кто знает, к национал–социализму». Это так?

Штрайхер: Это верно.

Гриффит-Джонс: Поймите, вы говорили трибуналу этим утром, что до 1933, и на самом деле после, вы говорили, что обращение вашей газеты было очень небольшим. Фактически это правда, что ваши 15 лет работы привели армию миллионной силы, к национал–социализму?

Штрайхер: Сегодня я говорил о том, что движение прессы политически координировалось, 3 000 ежедневных газет были вовлечены в цели просвещения о еврейской проблеме. В дополнение к «Der Sturmer» было 3000 ежедневных газет

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Я не думаю, что вам нужно продолжать. Позвольте мне закончить абзац:

«Постоянная работа «Der Sturmer» поможет обеспечить, чтобы все до последнего люди немецкой воли, с энтузиазмом, присоединялись к рядам тех, чья цель сокрушить голову змеиного паниудаизма».

Подождите секунду, позвольте мне задать вопрос. Здесь нет ничего о международной проблеме. Вы адресовали себя к немецкому народу, не так ли?

Штрайхер: В этой статье? Да. И если статью читали за рубежом, тогда также к зарубежным странам, но, что касается замечания о сокрушении змеиной головы, это библейское выражение.

Гриффит-Джонс: Теперь позвольте нам немного обсудить снос синагоги в Нюрнберге 10 августа 1938, о котором вы говорили. Вы посмотрите на страницу 41 книги, что у вас перед глазами, страница 42 английской документальной книги, что есть у трибунала.

Итак, мы слышали ваши объяснения о сносе синагоги. «Frankische Tageszeitung» от 11 августа говорит что: «В Нюрнберге была разрушена синагога. Юлиус Штрейхер лично объявил об этой работе речью длившейся более чем полтора часа». 10 августа 1938 вы полтора часа говорили жителям Нюрнберга об архитектурной ценности своего города?

Штрайхер: Я уже не знаю подробностей, того, что я говорил, но я сошлюсь на то, что вы заметили и то что вы считаете важным. В Нюрнберге был отдел министерства пропаганды. Молодой регинрунгсрат созывал пресс–конференцию с редакторами каждый день, и в тот раз он сказал редакторам во время пресс–конференции о том, что выступит Штрайхер и что синагога будет разрушена и что бы это держали в секрете.

Гриффит-Джонс: Я спросил вас, вы говорили полтора часа об архитектурных красотах Нюрнберга, а не против евреев? Вы это нам говорили?

Штрайхер: Это, конечно, тоже.

Гриффит-Джонс: На пресс–конференции на которую вы сослались – вы несомненно видели документ; это страница 40 документальной книги трибунала – вы помните, что это было организовано чтобы было масштабно поставлено шоу, шоу по сносу синагоги? В чём заключалась цель демонстрации уничтожения синагоги таким масштабным способом?

Штрайхер: Я был просто оратором. То на что вы здесь намекаете, это делалось представителем министерства пропаганды, но я не возражаю этому, если вы решили предполагать, позвольте так сказать, что я естественно был в пользу большого шоу, если бы меня спросили.

Гриффит-Джонс: Позвольте мне просто задать вам вопрос о демонстрациях которые последовали, в ноябре того же года – милорд, я ссылаюсь на страницу 43 документальной книги; 42 на немецком языке – я так понимаю, вы говорите нам, что вы не одобряли эти демонстрации которые состоялись и они состоялись без ваших сведений или предшествующих сведений. Это правильно, «да» или «нет»?

Штрайхер: Да, это правильно.

Гриффит-Джонс: Я лишь хочу напомнить вам то, что вы говорили на следующий день, 10 ноября. Это насчет случившегося:

«В Нюрнберге и Фюрте прошли демонстрации толпы против еврейской банды убийц. Они продолжались до ранних часов утра».

Теперь я перехожу к концу этого абзаца:

«После полуночи возбуждение публики достигло пика и большая толпа промаршировала к синагогам в Нюрнберге и Фюрте и подожгла эти два еврейских здания, в которых проповедовалось убийство немцев».

Теперь то, что вы сказали – это на странице 44 документальной книге, милорд:

«С колыбели, евреев не учили как нас: «Возлюби ближнего твоего как самого себя» - или - «если тебя ударят по левой щеке - подставь правую». Нет. Им говорили с неевреями вы можете делать что хотите. Их даже учили истреблять неевреев для удовольствия бога. 20 лет мы писали об этом в «Der Sturmer». 20 лет мы проповедовали это по миру, и у нас есть миллионы осознавших правду».

Звучит ли это, как то, что вы не одобряли демонстрации, которые состоялись минувшей ночью?

Штрайхер: Прежде всего, я должен заявить, что доклад, часть, которого вы зачитали, появился в ежедневной газете. Таким образом, я не несу за него ответственность. Если кто–либо написал, что часть населения восстала против банды убийц, тогда это соответствовало приказу министерства пропаганды из Берлина, внешне эта акция описывалась как спонтанная демонстрация населения…

Гриффит-Джонс: Это не ответ на мой вопрос. Этот отрывок, что я зачитал, звучит, так, что вы не одобряли демонстрации, состоявшиеся минувшей ночью? Это так или не так?

Штрайхер: Я был против этой демонстрации.

Гриффит-Джонс: Позвольте мне прочитать:

«Но мы знаем, что есть люди в наших рядах, которые испытывают жалость к евреям, люди которые не ценят жизнь в этом городе, которые не ценят принадлежность к тому народу, которым вы гордитесь».

Почему людям было необходимо иметь жалость к евреям, если вы не имели – вы и нацистская партия – преследовали их?

Штрайхер: Сегодня я уже отмечал, что, после этой состоявшейся демонстрации, я был вынужден дать публичный комментарий и сказать, что никто не должен иметь много жалости. Я соответственно хотел подтвердить, что это была не спонтанная акция народа, другими словами, предмет не говорит против меня; он говорит за меня. Народ, как и я сам, возражал демонстрации и я выяснил, что у меня имелась причина – я должен сказать – добиться общественного мнения, чтобы никто не относился к этой акции как к слишком суровой.

Гриффит-Джонс: Но, почему, если вы возражали ей и если народ противостоял ей, ваш долг состоял в том, чтобы постараться и склонить их к тому, что они должны поддерживать подобную вещь? Почему вы возражали этому и почему должны были настраивать их против евреев?

Штрайхер: Я не понимаю, что вы имеете в виду.

Гриффит-Джонс: Я понял, что вы говорите о том, что вы возражали этим демонстрациям и что народ также был против демонстраций и поэтому, вашим долгом было попытаться настроить их в пользу демонстраций после того как они случились. Почему вашим долгом было так делать?

Штрайхер: Сегодня можно вероятно говорить, что это или то было моим долгом. Но нужно учитывать, какими были времена – существовала путаница – чтобы принять быстрое решение, как может быть в этом зале суда, было совершенно невозможно. Случилось то, что случилось. Я был против этого и публика тоже. То, что было написано об этом, делалось по другим тактическим причинам.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Вы выступали за ариазацию еврейских домов и предприятий? Вы выступали за это или не одобряли это распоряжение?

Штрайхер: Я сегодня очень подробно отвечал на вопрос, в связи с заявлением партийного товарища Хольца. Я заявил и повторю, что мой заместитель пришел ко мне…

Гриффит-Джонс: Остановитесь на секунду, мне не нужна речь. Я задал вам вопрос, на который можно ответить «да» или «нет». Вы одобряли, или не одобряли систему ариазации еврейских предприятий и домов?

Штрайхер: Можно ответить на вопрос быстро «да» или «нет». Сегодня я это пояснял, и вы должны позволить мне объяснить, чтобы не было недопонимания. Мой партийный товарищ…

Гриффит-Джонс: Я не собираюсь позволять вам повторять это. Я продолжу, если вы не готовы ответить на этот вопрос. Трибунал услышал это и я пропускаю.

Штрайхер: Я точно хочу ответить на этот вопрос. После моих партийных товарищей…

Председатель: Подсудимый…

Штрайхер: После того как пришли партийные товарищи…

Председатель: Вы отказались отвечать на вопрос правильно, вопрос на который вы можете дать утвердительный или отрицательный ответ. Вы одобряли или не одобряли? Вы можете дать ответ, и затем дать последующее пояснение.

Штрайхер: Я лично был против ариазации. Когда Хольц повторил это, приводя в качестве причины, что дома были значительно повреждены, и т. д., что мы можем получить строительные материалы для гау, я сказал: «Хорошо, если вы сможете это сделать, приступайте». Я уже заявлял сегодня, что это было неосмотрительно с моей стороны.

Гриффит-Джонс: Фактически очень большое количество еврейских предприятий и домов ариазировали в Нюрнберге и Франконии, не так ли?

Штрайхер: Да.

Гриффит-Джонс: Вы посмотрите на новый экземпляр, документ номер D–835, который станет экземпляром GB–330. Это список – подлинный документ – это список еврейской собственности в Нюрнберге и Фюрте которая была ариазирована. Вы видели этот список или нечто подобное раньше?

Штрайхер: Нет.

Гриффит-Джонс: Что же, вы можете принять, что этот список содержит адреса неких 800 объектов недвижимости в Нюрнберге и Фюрте, которые отобрали у евреев и передали арийцам. Вы согласны, что было, по крайней мере, 800 домов в вашем городе, которые были ариазированы?

Штрайхер: Я не знаю о подробностях, но я должен кое–что установить: я не знаю – это официальный документ? Я уже заявлял сегодня, что мой партийный товарищ Хольц начал ариазацию. Она была отменена Берлином. Затем пришла ариазация проводимая государством. Я не мог иметь здесь никакого влияния, так как это не было моим делом. Эта ариазация, экспроприация еврейской собственности, была приказана Берлином.

Гриффит-Джонс: Итак, вы упоминали этим утром, что вы были подписчиком еженедельной газеты под названием «Israelitisches Wochenblatt249»

Штрайхер: Да.

Гриффит-Джонс: Когда вы начали подписку на эту газету?

Штрайхер: Что вы сказали?

Гриффит-Джонс: С какой даты вы начали подписку на эту газету?

Штрайхер: Не знаю.

Гриффит-Джонс: Что же, я не сомневаюсь, что вы можете приблизительно сказать трибуналу. Вы всегда, с 1933, являлись подписчиком этой газеты?

Штрайхер: Что же, я не думаю, что я мог читать каждый номер, поскольку я много путешествовал.

Гриффит-Джонс: Вы являлись, я так думаю, это сказано в том ходатайстве вашей жены о даче показаний, его постоянным читателем, не так ли?

Штрайхер: Мои друзья, редактора, и я делились чтением этой газеты.

Гриффит-Джонс: Могу я считать, что между вами и вашими редакторами – я не говорю про каждую прочитанную копию – но она регулярно читалась с 1933 и далее, так честно?

Штрайхер: Вы не можете сказать: «Читалась регулярно».

Гриффит-Джонс: Большое число копий того, на что вы подписывались, еженедельно приходило к вам, читалось вами и вашими редакторами?

Штрайхер: Точно.

Гриффит-Джонс: Итак, сейчас я хочу перейти к чему–то еще. Я хочу, чтобы вы совершенно меня понимали.

Маркс: Господин председатель, я должен обратить внимание трибунала на факт, что документ, который только что представлен, «конфискованная собственность и недвижимость», озаглавлен «управление по ариазации недвижимости, Нюрнберг». Это не означает ничего иного, кроме того, что этот документ поступил из официального ведомства, которое было позже создано для конфискации такой недвижимости. Но никак не подразумевается, что этот документ подтверждает, то что мы рассматривали здесь с недвижимостью ариазированной Хольцем, после 9 ноября.

Гриффит-Джонс: Я принимаю, что так может быть.

Маркс: Поэтому я должен попросить, чтобы была сделана соответствующая поправка.

Гриффит-Джонс: Если я ошибся, сказав, что эта недвижимость ариазировалась, я был прав, не так ли, говоря, что список недвижимости был подготовлен управлением по ариазации в Нюрнберге для целей их ариазации в будущем? Это будет честным заявление?

Штрайхер: Нет.

Гриффит-Джонс: Я не хочу более исследовать этот вопрос.

Я хочу, чтобы вы совершенно поняли, что я предполагаю. Я предполагаю, что с 1939 вы подстрекали немецкий народ на убийство и принятие факта об убийстве еврейской расы. Вы понимаете это?

Штрайхер: Это неправда.

Гриффит-Джонс: Несомненно, вы скажете это неправда. Я просто хотел, чтобы для вас было совершенно ясным моё предположение.

Теперь я хочу, чтобы вы посмотрели на подшивку, которую вам вручат, выдержки из «Der Sturmer». Если пожелаете вы можете увидеть подлинники, которые есть у суда, но для экономии времени мы используем здесь документальные книги.

Итак, вы посмотрите на страницу 3–А. Для удобства, все страницы этой прошивки маркированы «А», чтобы отличать их от номеров в оригинальной документальной книге.

Председатель: Все они в доказательствах?

Гриффит-Джонс: Сейчас ни одна из них не в доказательствах. Вероятно, наиболее подходящим способом для меня будет приобщить в качестве доказательства все данные документы в конце, если трибунал, или подсудимый желают посмотреть на какие–нибудь их копии. Я буду присваивать им номера экземпляров по ходу дела.

Вы посмотрите на страницу 3–А этой прошивки, номер документа D–809, который станет экземпляром номер GB–331:

«Еврейская проблема пока не решена, и не будет решена, когда однажды последний еврей оставит Германию. Она будет решена лишь когда всемирное еврейство будет уничтожено».

Это то, над чем вы работали, когда вы говорите, что вы работали над международным решением проблемы, уничтожением всемирного еврейства?

Штрайхер: Если вы так понимаете «уничтожение». Это было написано тогда моим главным редактором. Он говорит, что еврейская проблема пока не будет решена, когда последний еврей оставит Германию. И когда он внезапно говорит, что лишь, когда всемирное еврейство будет уничтожено она будет решена, тогда он разумеется мог иметь в виду, что должна быть уничтожена власть всемирного еврейства. Но мой партийный товарищ Хольц не думал о массовых убийствах или о возможности массовых убийств.

Гриффит-Джонс: Немецкое слово использованное здесь «vernichtet», не так ли? Посмотрите на вашу копию. «Vernichtet» означает «уничтожать».

Штрайхер: Сегодня, оглядываясь назад, вы можете его так интерпретировать, но не тогда.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо, мы не хотим тратить время, потому что нам на очень многое нужно взглянуть. Вы посмотрите на следующую страницу. Это был январь, когда вы это написали. В апреле 1939, документ D–810, экземпляр GB–332, я сошлюсь только на последние две строчки. Это снова статья вашего редактора: «Тогда, наверное на их могилах объявят, что этот народ убийц и преступников, в конце концов, встретил заслуженную судьбу».

Что вы здесь имеете в виду под «могилами»? Вы подразумевали исключение их из делового мира?

Штрайхер: Это первый раз, что я вижу эту статью. Это заявление о мнении человека, который вероятно смотрел вдаль и играл словами, но насколько я его знал, и насколько мы обсуждали еврейскую проблему, не было вопроса массового уничтожения; мы даже не думали об этом. Может быть, это было его желание – но всё равно, так получилось, что это написали.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Переверните, сейчас, к маю 1939, документ номер D–811, экземпляр номер GB–333. Я цитирую последние шесть строчек: «Против евреев России должна быть карательная экспедиция».

Это конечно было до русского вторжения.

«Против евреев России должна быть карательная экспедиция, карательная экспедиция, которая предусмотрит для них ту же судьбу, что ожидает каждого убийцу и преступника, смертный приговор и казнь. Евреи в России должны быть убиты. Их следует полностью уничтожить. Тогда мир увидит, что конец евреев в России это и конец большевизма».

Штрайхер: Кто написал статью?

Гриффит-Джонс: Она опубликована в вашем «Sturmer». Мы можем найти если необходимо. Она написана не вами, но она опубликована в «Der Sturmer», и вы сказали трибуналу, что вы принимаете ответственность за всё, что было написано в газете.

Штрайхер: Хорошо, я признаю ответственность, но я хочу здесь также заявить о том, что, это частное мнение человека, который в мае 1939, не мог думать, что ex nihilo250 – так как у нас не было солдат – что можно было начать «поход в Россию». Это теоретическое и очень грубое выражение мнения этого антисемита.

Гриффит-Джонс: Всё о чём я спрашиваю: эта статья, она не оправдывала убийство евреев, если нет, что она оправдывала?

Штрайхер: Нужно прочесть всю статью для того, чтобы я мог сказать о существовавших мотивах для чего–либо такого. Поэтому я прошу сделать публичной всю статью. Тогда можно сформировать правильное суждение.

Гриффит-Джонс: Что же, продолжим. Мы не хотим тратить на это время, до тех пор пока вы не хотите увидеть всю статью.

Милорд, если мне, вероятно, позволят приобщить эти документы в качестве доказательств. Как ваша светлость поймет, эта прошивка, это прошивка выдержек из «Der Sturmer».

Маркс: Господин председатель, с разрешения трибунала, я хочу сделать следующие заявления: здесь упоминались ряд выдержек из «Der Sturmer», которые представлены мне впервые. Некоторые из них статьи, которые не написаны лично подсудимым. Некоторые подписаны Гимером251, некоторые Хольцем, который был в особенности радикальным в его манере написания, и цитированные отрывки, вероятно, вырваны из контекста.

Таким образом, я должен просить, чтобы мне предоставили возможность изучить эти выдержки вместе с подсудимым Штрейхером. В противном случае, он может придти к выводу, что его защита будет слишком сложной для него и что будет невозможным для него подготовить себя подобающим образом.

Председатель: Доктор Маркс, у вас будет возможность проверить эти различные выдержки, и тогда вы сможете представить, если необходимо, любые отрывки которые объясняют выдержки. Это вопрос, о котором снова и снова объясняли защитникам подсудимых.

Полковник Гриффит–Джонс, нет ясности о том подписаны или написаны эти выдержки подсудимым?

Гриффит-Джонс: Что же, с разрешения вашей светлости я сошлюсь на некоторые из них, но таким образом мне не придётся ссылаться на все из них, я собирался предложить, что, наверное, я могу приобщить их и если необходимо, позже для экономии времени дам знать трибуналу их номера.

Председатель: Да, конечно.

Гриффит-Джонс: Я приобщаю всю прошивку в качестве доказательства, но не ссылаюсь на все из неё.

Председатель: Тогда вы позже укажете нам номера экземпляров.

Гриффит-Джонс: Если это является подходящим для суда.

Председатель: Да.

Гриффит-Джонс: А теперь, трибунал увидит в этой прошивке, с первой страницы – которая я думаю 3–А – до страницы 25–А, что здесь есть различные выдержки, которые написаны как вами, так и сотрудниками вашей редакции между январём 1939 и январём 1941.

Я понял, вы говорите сейчас, говорили в своих показаниях о том, что вы никогда не знали о том, что на восточных территориях евреев уничтожают тысячами и миллионами? Вы никогда об этом не знали?

Штрайхер: Нет.

Гриффит-Джонс: Насколько я понял из ваших показаний об «Israelitisches Wochenblatt» этим утром вы сказали это, как я записал:

«Иногда журнал содержал намёки на то, что, что-то было не в порядке. Позже в 1943 появилась статья, о том, что массы евреев исчезали, но статья не цитировала никаких цифр и ничего не упоминала об убийствах».

Вы действительно говорили, что эти копии «Israelitisches Wochenblatt», которые вы и ваши редактора читали, не содержали ничего кроме намеков на исчезновение евреев, не упоминая цифр или убийств? Это то, о чём вы рассказывали трибуналу?

Штрайхер: Да, я придерживаюсь этого, конечно.

Гриффит-Джонс: Итак, я хочу, если вы хотите, взять эту прошивку и положить перед вами. Это прошивка выдержек из «Israelitisches Wochenblatt» с июля 1941 до конца войны. Трибунал сможет увидеть, что действительно говорил фанатик правды.

[Документ был представлен подсудимому]

Гриффит-Джонс: Милорд, данный сшив, снова для удобства, маркирован «B».

[Обращаясь к подсудимому]
Вы посмотрите на первую страницу? Это из статьи от 11 июля 1941. «Почти 40 000 евреев умерли в Польше за последние годы. Госпиталя переполнены».

Итак, вам не нужно переворачивать сейчас, подсудимый. Мы скоро перейдем к страницам.

Вам случалось читать эту фразу в номере от 11 июля 1941?

Штрайхер: Нет.

Гриффит-Джонс: Вы посмотрите на страницу 3, 3–B? В ноябре 1941: «Очень плохие новости приходят из Украины. Оплакивают тысячи евреев, среди которых много галицийских евреев, которых выслали из Венгрии».

Вы читали это?

Штрайхер: Это могло быть, возможно. Сказано «тысячи», тысячи оплакивали. Это не подтверждение того, что миллионы были убиты. Здесь нет подробностей о том, как они пришли к своему концу.

Гриффит-Джонс: Если вы хотите чтобы мы приняли такое объяснение, мы оставим это.

Просто переверните на следующую страницу? 12 декабря 1941, месяц спустя:

«Согласно новостям, поступившим из нескольких источников, тысячи евреев – можно говорить о многих тысячах – как сказано, казнены в Одессе» - и так далее – «Похожие доклады приходят из Киева и остальных русских городов».

Вы это читали?

Штрайхер: Я не знаю, и если я это читал, тогда это ничего не меняет. Это не подтверждение.

Гриффит-Джонс: Но вы рассказывали трибуналу, вы знаете, что не было ничего за исключением намёков не исчезновение. Это не показывает, что вы не говорили правды, когда вы читали эти выдержки?

Штрайхер: В таком случае, могу я сказать следующее? Когда началась война, мы больше не получали «Israelitisches Wochenblatt», в течение последующих лет можно было получать «Israelitisches Wochenblatt» от полиции. Мы доставляли эту газету, ближе к концу в Германию путём контрабанды. По одному случаю мы попросили полицию предоставить нам зарубежные газеты и еженедельники, и нам было сказано, что это невозможно. Но несмотря на это мы её получили. Что я имею в виду это то, что я не читал каждый номер. Номера, которые я читал конфисковали на моей ферме. То, что подчеркнуто, прочитано мной или прочитано моим главным редактором. Поэтому, я не могу, гарантировать, что читал каждую статью.

Гриффит-Джонс: Нет, я оценил это, и вот почему у нас есть целый ряд. Поймите, у нас есть выдержки за практически каждую неделю или месяц в течение 3 лет.

Я бы хотел, чтобы вы перевернули на страницу 30–А прошивки «А». Я просто хочу, чтобы вы посмотрели, на то, что вы писали после услышанного, или после прочитанного, во всяком случае после публикации этих копий «Israelitisches Wochenblatt». Это ваша ведущая статья.

«Если опасность воспроизводства этого божеского проклятия в еврейской крови, наконец, подойдет к концу, тогда есть лишь один оставшийся путь – уничтожение этого народа, чей отец дьявол».

И слово, которое вы использовали для уничтожения «Ausrottung» искоренение, изничтожение?

Штрайхер: Прежде всего, я хочу спросить был ли этот номер известен моему защитнику, и верен ли перевод?

Гриффит-Джонс: Не имеет значения. У него есть копии всего этого и он способен защитить ваши интересы. Мы лишь проверяем правдивость показаний, которые вы дали.

Вы можете мне сказать, это «уничтожение?». Это означает убийство евреев? Что еще это может означать?

Штрайхер: Это зависит от всего контекста. В таком случае я прошу вас прочитать всю статью.

Гриффит-Джонс: Ну что же, если всё остальное в статье будет вам на пользу, ваш защитник имеет возможность посмотреть статью и будет способен представить это трибуналу. Я могу заверить вас в том, что ваши остальные статьи, как общее правило, не помогут вашему делу.

Штрайхер: Когда эта статья появилась, массовые убийства уже долго шли.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Теперь, мы не будем долго с этим продолжать.

Если вы посмотрите на вашу прошивку «B», вашу прошивку выдержек из «Israelitisches Wochenblatt»…

Председатель: Я думаю, вы должны обратить внимание на дату страницы 30–А.

Гриффит-Джонс: Я крайне благодарен вашей светлости.

[Обращаясь к подсудимому]
25 декабря 1941.

Если вы взглянёте на прошивку «B» вы увидите ряд выдержек идущих со страницы А до страницы 21. Итак, я хочу, чтобы вы взглянули на страницу 24 этой прошивки «B».

Штрайхер: Страница 24?

Гриффит-Джонс: Да, страница, 24. Это статья, которая появилась в «Israelitisches Wochenblatt» 27 ноября 1942. Я просто интересуюсь, читали ли вы это:

«На сионистском конгрессе в Швейцарии представитель «Еврейского агентства» в Женеве…сделал доклад о европейской еврействе…Число жертв идёт на миллионы. Если настоящие условия сохранятся и немецкая программа осуществится, следует считать, что из 6-7 миллионов евреев в Европе, останется только 2 миллиона».

Затем есть три последних строчки выдержки:

«Евреи, находящиеся здесь, в большинстве депортированы в пресловутые неизвестные места далее на Восток. К концу зимы число жертв будет 4 миллиона».

Это то, что вы называете намёком об исчезновении евреев на Востоке?

Штрайхер: Я не могу вспомнить, что я когда–нибудь читал это, но я хочу сказать, что если бы я прочитал это, я бы не поверил.

Гриффит-Джонс: А теперь, давайте снова перейдём к прошивке «А» и посмотрим на статью, которую вы написали 17 декабря 1942. Это страница 34–А. Это статья, которая с инициалами «STR», которая я предполагаю написана вами.

«Лондонская газета «The Times252» от 16 сентября 1942, опубликовала…

Штрайхер: Еще не нашел.

Гриффит-Джонс: Страница 34–А.

Штрайхер: Минуту.

Гриффит-Джонс: Найдите для него. Она озаглавлена: «Око за око, зуб за зуб».

«Лондонская газета «The Times» от 16 сентября 1942, опубликовала резолюцию, которую единогласно приняли комиссией депутатов британских евреев. Эта резолюция выражает печаль и ужас англо–еврейского сообщества о непередаваемых жестокостях Германии и её союзников и вассалов против евреев в Европе, которые имеют единственной целью, хладнокровное уничтожение всего еврейского населения Европы».

Итак, вы должны были прочесть это в «The Times», потому что вы так сказали.

Штрайхер: Да.

Гриффит-Джонс:

«Странно как евреи англо–еврейского сообщества внезапно начали держать ухо востро. Когда начиналась Вторая мировая война, фюрер немецкой нации предостерегал еврейских поджигателей войны от очередного погружения мира в кровавую баню. С тех пор немецкий фюрер снова и снова предупреждал и предрекал, что Вторая мировая война, разожженная всемирным еврейством, обязательно приведёт к уничтожению еврейства. Также в своей последней речи, фюрер снова ссылался на свои пророчества».

Вы это писали?

Штрайхер: Да, это просто цитата. Она ссылается на предвидение фюрера, о котором никто не сможет сказать, что оно означало на самом деле.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо.

Если вы всё же не читали это или «Israelitisches Wochenblatt», вы когда–нибудь слышали о декларации Объединенных Наций, которую приняли 17 декабря 1942?

[Документ передали подсудимому]

Гриффит-Джонс: Вы помните, что слышали это? Вы кажется, читали «The Times»; вы кажется, читали некоторые экземпляры «Israelitisches Wochenblatt». Может быть, вы слышали об этой декларации, которую одновременно опубликовали в Лондоне, Вашингтоне и Москве с одобрением и поддержкой всех союзных наций и доминионов. Я просто зачитаю вам её и посмотрю вспомните ли вы:

«Внимание бельгийского, чехословацкого, люксембургского, нидерландского, норвежского, польского, советского, правительств Соединенного королевства, Соединенных Штатов и югославского, а также французского национального комитета было обращено на многочисленные доклады из Европы о том, что немецкие власти, не довольствуясь лишением лиц еврейской расы самых элементарных прав человека на всех территориях над которыми их варварская власть, теперь осуществляется в отношении часто повторяемого намерения Гитлера уничтожить еврейский народ в Европе.

Из всех оккупированных стран при ужасающих условиях и жестокостях евреев вывозят в Восточную Европу. В Польше, которая превращена в главную нацистскую бойню, созданные немецкими захватчиками гетто систематически освобождаются от всех евреев, за исключением некоторых высококвалифицированных рабочих необходимых для военной промышленности. Ни об одном из тех, кого забрали более не слышно. Трудоспособные работают до смерти в трудовых лагерях. Оставшиеся немощные умирают от холода и голода, или преднамеренно истребляются в массовых казнях.

Число жертв этих кровавых жестокостей насчитывает много тысяч совершенно невиновных мужчин, женщин и детей.

Вышеуказанные правительства и Французский национальный комитет наиболее решительным образом осуждают эту звериную политику хладнокровного уничтожения. Они объявляют, что такие события могут лишь усилить решимость всех свободолюбивых народов свергнуть варварскую гитлеровскую тиранию. Они подтверждают свою резолюцию, гарантирующую, что эти преступления не останутся безнаказанными, и предпримут необходимые практические меры в этом направлении».

Вы никогда не слышали об этой декларации?

Штрайхер: Я не знаю, но если бы я должен был о ней слышать, тогда я бы сказал следующее:

После захвата власти зарубежная пресса публиковала настолько много жестоких историй, которые оказывались слухами, что у мне не было причины верить чему–либо такому, здесь нет никакого упоминания о том, что миллионы евреев убиты.

Гриффит-Джонс: Что же, вы поймете, это вовсе не неподтвержденное. Вы говорите, что у вас не имелось причины верить этому, но ваш «Israelitisches Wochenblatt», на который вы подписались, говорил то же самое.

Вы посмотрите на страницу 26–B прошивки «B»? Это декларация Объединенных Наций от 17 декабря. Просто посмотрите на «Israelitisches Wochenblatt» от 18–го. И здесь я процитирую второй абзац:

«В то же время польское правительство в Лондоне приводит 700 000 как число казненных евреев. Берлинское радио впоследствии опровергло эти доклады как неправдивые, но признало, что в Польше евреев казнили из–за совершенных ими актов саботажа».

Затем в последнем абзаце цитируется:

«К концу сентября 1942, пишет «Daily Telegraph253», 2 миллиона евреев лишились жизни в Германии и странах оккупированных Осью, и есть опасения, что число жертв удвоится к концу года».

Вам доводилось читать эту статью?

Штрайхер: Я не могу вспомнить что читал это, но я бы не поверил, если бы прочёл.

Гриффит-Джонс: Поймите, есть ещё одна статья в этой же газете от 23 декабря, в таких же терминах; ещё одна 30 декабря; и еще одна 8 января. Посмотрите на то, что сказано 8 января:

«Польское правительство в Лондоне приняло новую декларацию, которая заявляет о том, что вся полученная информация согласуется с тем, что треть от 3 миллионов евреев лишились жизни».

Вы читали это?

Штрайхер: Я не знаю, но я хочу повторить, я бы не поверил в это.

Гриффит-Джонс: Теперь, позвольте посмотреть на то, что вы писали 28 января. Посмотрите на 35–А вашей прошивки; 35–А. Итак, просто посмотрите, что ваш главный редактор, свидетель которого вы вызвали, как я понимаю, Гимер – прежде всего, посмотрите, что он сказал:

«Но также гетто, которые сегодня воссозданы почти во всех европейских странах, это лишь временное решение, ибо однажды пробудившееся человечество не просто решит вопрос гетто, но и еврейский вопрос во всей его полноте. Придет время, когда нынешние требования к евреям будут выполнены. Гетто исчезнут – вместе с еврейством».

На что он ссылался, если он не ссылался на массовые убийства, убийство, еврейской расы?

Штрайхер: Это было заявление о его мнении, его убеждении. Это убеждение должно пониматься таким же образом как то, что еврейский автор написал в Америке. Эрих Кауфманн писал, что немецкий народ способный к деторождению должен быть стерилизован, и что в такой манере немецкий народ должен быть уничтожен. Это было тогда же, когда Гимер написал свою статью, и я хочу сказать, что очень жесткий тон в «Der Sturmer» тогда был из–за этой книги в Америке.

Офицеры дознаватели знают – как и мой защитник – что я непрерывно указывал на то, что я хотел, чтобы эту книгу представили. Это было в «Volkischer Beobachter».

Если американский автор по имени Эрих Кауфманн мог публично требовать, чтобы все мужчины в Германии способные к деторождению должны были быть стерилизованы с целью уничтожения немецкого народа, тогда я говорю, око за око зуб за зуб. Это теоретически буквальный способ.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Я уверен мы услышали ваше объяснение. Давайте посмотрим, что вы скажете о вашей собственной статье от той же даты. Я цитирую середину следующего абзаца:

«Но сейчас, на четвёртый год войны, всемирное еврейство в своих ретроспективных рассуждениях понимает, что судьба еврейства находит своё воплощение в руках германского национал–социализма».

Что вы этим имеете в виду? Вероятно, я должен процитировать немного ранее, вернувшись в начало:

«Когда с началом Второй мировой войны, всемирное еврейство снова начало провозглашать себя как поджигателя войны, Адольф Гитлер объявил миру с трибуны германского Рейхстага о том, что мировая война развязанная всемирным еврейством привёдет к самоуничтожению еврейства. Это пророчество было первым большим предупреждением. Оно было встречено евреями с насмешкой, как и все последующие предупреждения».

И затем вы продолжаете:

«Но сейчас, на четвёртый год войны, всемирное еврейство в своих ретроспективных рассуждениях понимает, что судьба еврейства находит своё воплощение в руках германского национал–социализма».

Что вы этим подразумеваете?

Штрайхер: Простите?

Гриффит-Джонс: Что вы имеете в виду, говоря: «Всемирное еврейство находит своё воплощение в руках национал–социализма»? Как же вы понимаете, что национал–социализм был предназначен выполнить судьбу еврейства?

Штрайхер: Национал–социализм не мог выполнить судьбу, то есть, найти решение, поскольку фюрер вмешался рукой судьбы. Это не было решение.

Во время допроса я указывал на то, что я тот, кто лично хотел полного решения, был, с самого начала, против попытки решить еврейскую проблему посредством погромов. Если я сказал, что судьба еврейства должна быть исполнена национал–социализмом, значит я хотел сказать, что через национал–социализм, мир, снова получит сведения и осознание того, что еврейскую проблему следует решать международным способом.

Гриффит-Джонс: Давайте продолжим.

«То, что фюрер немецкого народа объявил миру как пророчество об этой Второй мировой войны теперь сбывается с неумолимой неизбежностью. Всемирное еврейство, которое хотело снять большие дивиденды с крови сражающихся наций, раздавлено гигантским шагом по изничтожению».

И снова вы используете слово «Ausrottung».

Это означает, точно также как и звучит, как выполнение того на что вы были нацелены предупреждая мир о еврействе? Что вы этим подразумеваете? «Раздавлено гигантским шагом по изничтожению» - «Ausrottung». Что вы этим подразумеваете?

Штрайхер: Это предупреждение. Фюрер сделал пророчество, никто не сможет правильно интерпретировать это пророчество. Пророчество цитировалось не только в этой статье, но в 10 других. Снова и снова мы ссылались на эти пророчества, первое из которых было сделано в 1929. Сегодня мы знаем, что фюрер хотел сказать, тогда не знали. И я сознаюсь совершенно открыто, что этой цитатой мы хотели предупредить еврейство: «Против вашей угрозы, эта угроза».

Так как я защищаю себя, я могу упомянуть в этой связи, что автор, доктор Эмиль Людвиг Кон254, который покинул Германию и эмигрировал во Францию в 1934, написал в газете «Le Fanal255»: «Гитлер не хочет войны, но он будет принужден к ней. Последнее слово за Британией». Таким образом…

Гриффит-Джонс: Мы сейчас не обсуждаем войну. Мы обсуждаем уничтожение, массовое убийство евреев, национал–социалистами. Вот что мы обсуждаем. Позвольте мне прочесть:

«Когда Адольф Гитлер 20 лет назад встал перед немецким народом представив им национал–социалистические требования, которые намечали путь в будущее, он также дал обещание, которое имело серьезнейшие последствия; об освобождении мира от еврейских мучителей. Как прекрасно знать, что этот великий человек и лидер следует своему обещанию практическим действием. Это будет величайшим поступком в истории человечества».

Вы говорите, что вы не продвигали пропаганду политики массового уничтожения, которую изложило нацистское правительство?

Штрайхер: У нас тоже имелась свобода прессы, как и в демократических странах. Каждый автор знал о предсказании, которое вероятно позже должно было стать фактом, и мог писать об этом. Вот, что я сделал.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо.

Штрайхер: Но для моей защиты, господин обвинитель, мне должно быть позволено сказать, что войны тоже могут быть массовыми убийцами, с их бомбами, и т. д. И если доказано то, что кто-то сказал, что мы принудили Гитлера к войне, тогда я конечно говорю, что человек, который знает, что Гитлера втянули в войну это массовый убийца.

Гриффит-Джонс: С разрешения трибунала я снова собираюсь прервать вас, потому что мы не обсуждаем был или нет Гитлер принужден к войне. Мы это оставим.

Давайте продолжим и поймем, действительно ли вы говорили правду, говоря о том, что пока вы писали эти статьи, вы не были хорошо осведомлены о происходившем на восточных территориях.

Мы переходим к январю 1943. Я хочу, чтобы вы просто посмотрели еще на один или два «Israelitisches Wochenblatt», и понять, помните ли вы чтение чего–либо этого. Вы посмотрите на страницу 30–B от 26 февраля, в вашей прошивке «B»?

«Обмен сообщениями из кругов польского правительства в Лондоне, о том, что Варшава, Львов, Лодзь и другие города «ликвидированы», и что никто из гетто не остался в живых. Последние расследования подтвердили, что из 2 800 000 евреев осталось около 650 000».

Послушайте меня. Вы это читали? Вы помните это?

Штрайхер: Я не знаю. Так как месяцы, наверное полгода, мы не получали номер, но если бы я это прочёл, я бы также не поверил.

Гриффит-Джонс: Вы верили Гитлеру? Если вы перевернете на страницу 31–B, вы верили Гитлеру? Согласно последним двум строчкам в «Israelitisches Wochenblatt» от 5 марта 1943: «Гитлер, в своём объявлении от 24 февраля, снова провозгласил своей целью уничтожение евреев в Европе».

Вы верили своему любимому фюреру, когда он говорил такие же вещи как «Israelitisches Wochenblatt», Объединенные Нации, и «The Times» газету в Лондоне?

Штрайхер: Нет. Я заявляю, что кому бы ни доводилось знать глубочайшие эмоции фюрера и его душу, как знал я, затем позже, вынужден был узнать из его завещания о том, что он, в полной дееспособности, сознательно отдал приказ о массовом уничтожении, сталкивается с загадкой. Я заявлю здесь…

Гриффит-Джонс: На самом деле нам не требуется еще одна длинная речь о фюрере. Просто переверните страницу и посмотрите на то, что говорилось 26 марта:

«Доклад польского правительства о мерах против еврейского населения полностью опубликован в английской прессе. Отрывок гласит «В городе Вильно убиты 50 000 евреев, в Ровно 14 000; во Львове половина еврейского населения».

Приводится также много подробностей об использовании отравляющего газа, как то в Хелмно, электричества в Белжеце, депортациях из Варшавы, окружении жилых кварталов, и нападений с пулемётами».

Вы это читали?

Штрайхер: Я не знаю. Однако, эти расстрелы должны были происходить, конечно там где евреи совершали саботаж, и т. д., это самоочевидно. Во время войны это считалось само собой разумеющимся. Однако, цифры цитированные здесь просто невероятны.

Гриффит-Джонс: Да. Я понимаю, что вы теперь говорите, но что я не пойму это, что вы имели в виду, говоря этим утром, что «Israelitisches Wochenblatt» не упоминал убийства и не приводил цифр. Вы не говорили, что цифры невероятны; вы говорили трибуналу, под присягой, что газета не содержала ничего за исключением намёков на исчезновение, не упоминая цифр. Что вы этим подразумевали?

Штрайхер: Под присягой я сказал правду, но это возможно, что нельзя всё упомнить. Во время допроса некоторое время назад, руководствуясь воспоминаниями я заявлял, что должен существовать номер, который упоминает исчезновение евреев, и так далее. Это в «Israelitisches Wochenblatt» и я думал, что говорил, что это было в 1943 и это, правда. Если мне представляют одну за другой статью – что же, даже если бы я их видел, как я мог их запомнить? Но, то, что я под присягой, умышленно говорил вам неправду, это, в любом случае не так.

Гриффит-Джонс: Мы сейчас рассмотрим одну статью в 1943, но прежде чем мы сделаем это, просто посмотрим, верили ли вы своей редакции. Перевернёте, на 38–А, М–139. Итак, 6 мая настало после этих трёх выдержек из «Israelitisches Wochenblatt» на которые мы смотрели, за 2 или 3 месяца, 1 или 2 месяца спустя ваша газета опубликовала эту статью. Она озаглавлена «Дети дьявола»:

«Der Sturmer» совершил визит в гетто на Востоке. «Der Sturmer» отправил своего фоторепортера в различные гетто на Востоке; сотрудник редакции «Der Sturmer» хорошо знаком с евреями. Ничего не может его легко удивить. Но то, что наш коллега увидел в этих гетто было для него уникальным опытом. Он пишет: «То что увидели мои глаза и мой фотоаппарат ««Leica» убедило меня в том, что евреи не человеческие создания, а дети дьявола и преступное отродье… Трудно понять как было возможно, чтобы эти отбросы человечества веками смотрели как богоизбранный народ на неевреев…Эта сатанинская раса действительно не имеет права на существование».

Итак, вы слышали о том, что происходило в гетто на Востоке в течение 1942 и 1943? И вы действительно говорите трибуналу, что ваш фотограф отправился с фотокамерой в эти гетто и не выяснил ничего о массовых убийствах евреев?

Штрайхер: Да, иначе он бы доложил нам об этом.

Гриффит-Джонс: Варшавское гетто, как вы помните было уничтожено, вырезано в апреле 1943. Ваш фотограф должен был находится там приблизительно в то же время, если вы написали это 6 мая, если он вернулся. Вы думаете, он мог посмотреть на гетто для «Der Sturmer», для Юлиуса Штрейхера, гонителя евреев, и не обнаружил ничего, что происходило в Варшавском гетто или где угодно ещё?

Штрайхер: Я могу лишь вспомнить, что непосредственно после конца польской кампании там был венский репортер, снимал и докладывал, в 1942. Я бы хотел спросить – есть имя, подпись, чтобы показать, кем она была написана? Об одной вещи я знаю, что гетто было уничтожено. Я читал это в сводке, иллюстрированном докладе, который я думаю, исходил от министерства пропаганды. Но, что касается разрушения гетто во время восстания – что же, я считаю это законным; с моей точки зрения это было правильным. Но массовые убийства в Варшавском гетто, нечто о чём я не никогда слышал.

Гриффит-Джонс: Итак, давайте посмотрим на статью, на которую вы ссылались немного раньше. Вы посмотрите на 44–А документальной книги?

Милорд, это тоже самое, что включено на странице 53 оригинальной документальной книги; это был документ номер PS-1965, экземпляр номер GB–176, но здесь немного цитируется выдержка, цитированная на странице 44–А.

[Обращаясь к подсудимому]
Теперь, я просто хочу последний раз проверить говорили вы правду или нет рассказывая трибуналу о том, что вы не знали о происходившем. Вы цитировали в этой статье из швейцарской газеты, «Israelitisches Wochenblatt» от 27 августа 1943 – вы увидите дату, ваша честь, в середине первого параграфа – я начну со строки в середине:

«Швейцарская еврейская газета продолжает говорить: Евреи Европы, за исключением тех, что в Англии и незначительных еврейских сообществ в нескольких нейтральных странах, так сказать, исчезли. Еврейская резервация Востока которая была способна составить противовес силе ассимиляции на Западе более не существует».

Это конец вашей цитаты из газеты, и вы продолжаете:

«Это не ложь евреев, это действительно правда, что евреи «так сказать» исчезли из Европы и что «еврейская резервация Востока» из которой еврейское присутствие веками распространялось среди европейских наций прекратила существование. Если швейцарская газета желает подтверждения того, что евреи не ожидали такого рода развития, когда они ввергали нации во Вторую мировую войну, этому следует поверить, но уже в начале войны фюрер немецкой нации предрекал происходящие события. Он сказал, что Вторая мировая война поглотит тех, кто её развязал».

Итак, вы действительно говорили о том, что когда статья была написана, вы не знали, как интерпретировать слово «исчезновение», исчезновение евреев на Востоке? Вы это действительно говорили трибуналу?

Штрайхер: Да, слово «исчезнуть», помимо прочего не означает массовое уничтожение. Это касается цитаты из «Israelitisches Wochenblatt» и повторяло цитату о пророчестве фюрера.

Гриффит-Джонс: А теперь, вы посмотрите на статью, из которой вы здесь цитировали, которую вы найдете на странице 36–B, и я хочу, чтобы вы следовали ей, и мы прочтём обе вместе. Итак, конкретный абзац, который я хочу зачитать в «Israelitisches Wochenblatt» это цитата, которую я только что прочитал вам, и вы найдете такую же цитату.

Милорд, она начинается в конце восьмой, но последней строки «Евреи были» или даже «Евреи Европы…». У вас она есть перед глазами, подсудимый?

Штрайхер: Я вас послушаю.

Гриффит-Джонс: Я думаю, было бы лучше, если вы проследите. Я хочу помочь вам насколько возможно. Страница 44–А и 36–B. Я прочту медленно, прежде всего, снова из вашего «Sturmer»:

«Евреи Европы, за исключением тех, что в Англии и незначительных еврейских сообществ в нескольких нейтральных странах, так сказать, исчезли».

И вы увидите, что вы затем продолжаете цитировать и говорите:

«Еврейская резервация Востока которая была способна составить противовес силе ассимиляции на Западе более не существует».

Итак, посмотрите на оригинальную статью:

«Евреи Европы, за исключением тех, что в Англии и незначительных еврейских сообществ в нескольких нейтральных странах, так сказать, исчезли».

Итак – здесь вы продолжаете: «Еврейская резервация Востока» - оригинал продолжает – «три миллиона погибли, такое же число вне закона; многие тысячи по всему миру, духовно и физически искалечены».

И вы теперь рассказываете трибуналу, что 27 августа или когда вы читали эту статью от 27 августа, вы не знали о том, что евреев убивали на Востоке, и что вы не читали о таких вещах в «Israelitisches Wochenblatt»?

Штрайхер: Читал я или нет, я бы не поверил, что убили 3 миллиона евреев. Это нечто во что я бы не поверил, и вот почему я это выбросил, в любом случае. Во всяком случае, немецкая цензура не позволила бы распространять нечто недостоверное.

Председатель: Вы не прочли последнюю часть строки, не так ли?

Гриффит-Джонс:
[Повторяя]
«…духовно и физически искалечены. Это результат нового порядка». Я вам крайне обязан.

[Обращаясь к подсудимому]
«Это результат», вы говорите: «Нового порядка в Европе…»

Вы говорите, что не верили этому. Так вы сейчас говорите, что вы должно быть читали это – должны, не так ли?

Штрайхер: Да.

Гриффит-Джонс: Но вы просто не поверили этому, правильно?

Штрайхер: Нет, я не верил.

Гриффит-Джонс: Даже если вы не верили в это, когда вы читали эту газету более или менее регулярно, когда ваш фотограф побывал в гетто на Востоке, вы думали, что правильно продолжать, неделя за неделей, в своей газете кричать об уничтожении, убийстве евреев?

Штрайхер: Это неправильно. Это неправда, что убийство требовали неделю за неделей. И я снова повторю, резкость нашего тона была ответом на голос из Америки призывавший к массовым убийствам в Германии – око за око, зуб за зуб. Если еврей, Эрих Кауфманн, требует массовых убийств в Германии, тогда, наверное я, как автор могу сказать, что евреев тоже следует истреблять. Это литературная манера. Но массовые убийства состоялись задолго до того как нам стало известно о них, и я заявляю здесь, что если бы я знал о факте происходившего на Востоке, тогда я бы совсем не использовал таких цитат.

Гриффит-Джонс: Но, подсудимый, вы должны были тогда знать должны или нет, после чтения этой статьи, после отправки своего фотографа, после публикации Объединенными Нациями своей декларации, после предсказаний Гитлера делавшихся снова и снова в его прокламациях, после сказанного вами о выполнении его пророчества? Вы действительно не знали?

Штрайхер: Фотограф в вашем распоряжении. Он в Вене и я прошу доставить его сюда. И я заявляю, что этот фотограф не докладывал ничего, и не мог доложить о чем–либо, о массовых убийствах.

Председатель: Я думаю, мы прервемся.

[Объявлен перерыв]

Маркс: Господин председатель, с разрешения трибунала, и в интересах прояснения фактов, я хочу указать на следующее: обвинитель, сэр Гриффит–Джонс, назвал документ, страница 38–А, из «Der Sturmer» от 6 мая 1943. Мне кажется, здесь это ошибка, потому что здесь мы рассматривали «Der Sturmer» от 6 марта 1943.

Это дата величайшей важности, потому что если фотограф «Der Sturmer» опубликовал доклад в «Der Sturmer» 6 марта, тогда он должен был находится в гетто Варшавы до 6 марта 1943. Предположительно…

Председатель: Почему вы говорите 6 марта? У меня документ от 6 мая.

Гриффит-Джонс: Есть ошибка, я боюсь, в том, что есть на немецком у доктора Маркса. У меня передо мной оригинал, который от 6 мая 1943.

Маркс: Простите. В настоящий момент я не могу вспомнить, когда произошло разрушение Варшавского гетто. Это был документ PS-1061.

Гриффит-Джонс: Я не могу вспомнить сейчас номер документа, но датой было, я думаю по памяти, с 1–го по 23 апреля.

Маркс: Тогда, конечно, моё замечание необоснованно. Пожалуйста, извините.

Гриффит-Джонс: Итак, мы разобрались с номером «Israelitisches Wochenblatt» от 27 августа, экземпляр которого вы цитировали. Я отсылаю вас к еще одному экземпляру этой газеты. Вы посмотрите на страницу 37–B, которая номер от 10 сентября 1943:

«Статистика представленная объединённым комитетом показала, что 5 миллионов из 8,5 миллионов евреев Европы умерло или депортировано… Приблизительно 3 миллиона евреев лишились жизни в результате принудительного труда и депортаций».

Вы это читали?

Штрайхер: Я не знаю, и снова я бы не поверил этому. До этого дня я не верил этому. До этого дня я не верю, что убито 5 миллионов. Я считаю это технически невозможным, чтобы такое могло случиться. Я не верю этому. До сих пор я не получил доказательств этого.

Гриффит-Джонс: Совершенно ясно, что там было достаточно цифр для вас, цитированных в «Israelitisches Wochenblatt» за период, что мы обсуждали. Много цифр, как теперь выяснилось, не так ли?

Штрайхер: Простите?

Гриффит-Джонс: Мы продолжим. Итак, я просто хочу представить вам одну или две ваших собственных статьи. Вы помните, что я предполагал, что вы призывали немецкий народ к убийству. Теперь мы знаем, что по крайней мере вы прочли одну статью в «Israelitisches Wochenblatt» где упоминалось убийство. Я лишь хочу посмотреть на то, что вы публиковали в своей же газете после этой даты.

Вы посмотрите на страницу 47–А. Это ваша статья от 6 января 1944. Это после вашего проживания в поместье некоторое время.

«После национал–социалистического восстания в Германии, также и в Европе началось развитие, от которого можно ожидать, что оно навсегда освободит этот континент от еврейских разрушителей и эксплуататоров наций; и, в дополнение к этому то, что немецкая образцовая воля, после победоносного завершения Второй мировой войны, приведет к разрушению всемирного еврейского мучителя также и на остальных континентах».

Какой пример, немецкая нация подавала остальным нациям мира? Какой пример здесь подразумевается?

Штрайхер: Эта статья, соответствует тому, что я всё время говорил. Я говорил о международном решении еврейского вопроса. Я был убежден в том, что если Германия выиграет эту войну или победит большевизм, тогда бы мир согласился, что должна быть достигнута договорённость с остальными нациями для международного решения еврейского вопроса. Если я написал здесь об уничтожении, это не следует понимать как уничтожение массовым убийством; как я сказал, это выражение; я должен отметить, что я не верю в то, что Эрих Кауфманн действительно хотел убивать немецкий народ стерилизацией, но он написал это, и мы иногда писали в похожей манере, отражая звуки слышимые нами из противоположного лагеря.

Гриффит-Джонс: Вы пока не сказали нам о том, за какое международное решение вы выступали говоря об уничтожении, если это не убийство, то что это? Какое решение?

Штрайхер: Я уже сказал, что я основал Антисемитский союз, и с помощью Антисемитского союза мы хотели создать движения среди наций, которые должны были помимо правительств, действовать таким способом, чтобы создать международную возможность, такую как представлена сегодня на этом процессе – таким образом, я соглашался с этим, формируя международный конгресс–центр, который бы решал еврейский вопрос путём создания еврейского государства и соответственно уничтожив власть евреев в нациях.

Гриффит-Джонс: Это ваш ответ – что вы выступали за еврейское государство? Вот к чему всё шло? Это просто оправдание еврейского национального дома? Это то, о чём вы говорили во всех этих выдержках, что мы зачитали? За такое решение вы выступали?

Штрайхер: Что же, я не знаю, чего вы хотите этим вопросом. Конечно, это решение.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Давайте продолжим. Перевернете на страницу 48–А? Это 24 января 1944: «Кто бы ни делал то, что делает еврей это мерзавец, преступник, и тот, кто повторяет и желает копировать его заслуживает одной судьбы – уничтожения, смерти».

Вы всё еще выступали за еврейский национальный дом?

Штрайхер: Да, это не имеет никакого отношения к крупному политическому плану. Если вы возьмете каждое заявление писателя, каждое заявление из ежедневной газеты, как пример, и хотите подтвердить этим политическую цель, тогда вы промахнётесь. Вы должны делать разницу между газетной статьей и великой политической целью.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо, давайте перейдём к следующей странице, 2 марта 1944: «Вечная ночь должна накрыть преступно рожденную расу евреев для того, чтобы вечный день мог благословить пробуждение нееврейского населения».

Им пришлось бы иметь вечную ночь в своём национальном еврейском государстве? Этого вы хотели?

Штрайхер: Это антисемитская игра слов. Снова это не имеет никакого отношения к великой политической цели.

Гриффит-Джонс: Может быть это антисемитская игра слов, но единственный смысл может означать убийство. Это не правда?

Штрайхер: Нет.

Гриффит-Джонс: Переверните на следующую страницу, 25 мая 1944; и я напомню вам, что всё это было после прочитанного вами об убийствах в «Israelitisches Wochenblatt» Я процитирую второй абзац:

«Как мы можем, преодолеть эту опасность и возродить здоровье человечества? Так же как отдельный человек способен защищать себя от заразных болезней, лишь провозгласив войну против причины болезни, источника, таким же образом и мир может возродить здоровье, лишь когда наиболее ужасный источник всех времен, еврей, будет устранен. Бесполезно бороться с внешними симптомами всемирной болезни без воздействия на болезнетворных агентов. Болезнь снова возникнет раньше или позже. Причина и носитель болезни, источник, следит за этим. Но если нации должны возродить здоровье и должны остаться здоровыми в будущем, тогда источник всемирной еврейской чумы должен быть уничтожен, коренным образом».

Вы это имеете в виду? Вы сказали здесь, когда вы говорите: «Должно быть уничтожено коренным образом» - вы подразумевали: «Должно быть предоставлено еврейское национальное государство»?

Штрайхер: Да, это дальний путь из такого заявления в статье к деянию, или воле, совершать массовое убийство.

Гриффит-Джонс: Перейдем к 10 августа. «Когда он проиграет эту борьбу, иудаизм будет разрушен, тогда еврей угаснет. Тогда иудаизм будет уничтожен вплоть до последнего человека».

Мы читаем из этих слов: «Предоставить евреям еврейское национальное государство»?

Штрайхер: Это видение будущего. Я хотел бы назвать это выражением пророческого видения. Но это не подстрекательство убийства 5 миллионов евреев. Это мнение, вопрос веры, убеждение.

Гриффит-Джонс: Это пророческое видение того, чего вы хотели, не так ли – того, за, что вы выступали последние 4 года – с начала войны? Это было не так?

Штрайхер: Господин обвинитель, я не могу вам сегодня сказать, о чем я мог думать спустя годы в определенный момент написания статьи. Но я всё еще признаю, что когда я видел лежащие передо мной на столе декларации от еврейского фронта, много деклараций говорящих: «Немецкая нация должна быть уничтожена; бомбить города, не щадить женщин, детей или стариков» - если имелась такая декларация как та, что передо мной, возможно, что подобные вещи появлялись из под пера, так как я часто писал.

Гриффит-Джонс: Сейчас вам известно, не так ли, даже если вы не верите во все цифры, что миллионы евреев убили с начала войны? Вам это известно? Вы слышали показания, не так ли?

Штрайхер: Мне кажется это…

Гриффит-Джонс: Я лишь хочу знать, слышали ли вы показания. Вы можете ответить «да» или «нет», и я предполагаю это будет «да».

Штрайхер: Да, я должен сказать, единственное доказательство для меня это завещание фюрера. В нём он заявил, что массовые казни евреев происходили по его приказам. Этому я верю. Теперь я верю этому.

Гриффит-Джонс: Вы думаете, что было бы возможно осуществить уничтожение 6 миллионов евреев в 1921? Вы думаете, что немецкий народ выступил бы за это? Вы думаете было бы возможно при любом режиме в 1921 осуществить убийство 6 миллионов мужчин, женщин и детей еврейской расы?

Штрайхер: Было ли это возможно с ведома народа – нет, это было бы невозможно. Обвинитель сам здесь сказал, что с 1937 партия имела полный контроль над народом. Даже если бы народ знал это, по мнению обвинения, он не мог ничего сделать против диктатуры из–за этого контроля. Но народ не знал этого. Это моя вера, моё убеждение, и мои сведения.

Гриффит-Джонс: Было возможно уничтожать людей таким способом после почти 20 лет разжигания и пропаганды вами и остальными нацистами? Вот, что сделало это возможным?

Штрайхер: Я отрицаю, что население подстрекалось. Его просвещали, и иногда грубые слова могли направлять другой стороне в ответ. Это было просвещение, не разжигание. И если мы хотим сохранить своё место в истории, я заявлю снова и снова, что немецкий народ не хотел никаких убийств, ни индивидуальных ни массовых.

Гриффит-Джонс: Я не собираюсь позволять вам вдаваться в ещё одну историю о немецком народе. Я собираюсь напомнить вам, о том, что вы говорили…

Штрайхер: Адольф Гитлер…

Гриффит-Джонс: Я собираюсь напомнить вам, то, что вы говорили вчера. Я зачитаю из расшифровки: тогда вы говорили о еврейском вопросе– то есть 1923 – «я бы хотел сказать, что публика проводила разницу в отношении евреев только на основе религии, говорить о еврейской проблеме, тогда было бы бесмысленно».

Это было, из-за того, что тогда не было никакой еврейской проблемы, и что еврейскую проблему создали вы и нацистский режим?

Штрайхер: В этом заключалась моя цель, и я частично достиг её: если законы, которые в будущем должны сделать невозможным половое скрещивание между разными расами, то есть если это должно стать законом - тогда бы это заставит публику осознать, что быть евреем это не положение религии, но народа и расы. Я помогал создать такую основу. Но массовые убийства не являлись результатом просвещения, или как говорит обвинение, подстрекательства. Массовые убийства явились последними актами воли великого исторического человека, который наверное, находился, потому что понял, что он не победит.

Гриффит-Джонс: У меня нет дальнейших вопросов. Вероятно, мне позволят разобрать экземпляры и затем назвать трибуналу их номера. Если трибунал согласится, те, что я представил в качестве доказательств, которые другие части прошивки, отличающиеся от того, что я действительно цитировал – вероятно, я могу приобщить их все под одним номером и вручить экземпляры секретарю, если это будет подходящим способом.

Председатель: Думаю так, да. Если они в одной подшивке и вы собираетесь присвоить один номер ряду документов, лучше иметь это в одной подшивке, не так ли?

Гриффит-Джонс: Да.

Председатель: Доктор Маркс, вы желаете провести повторный допрос?

Маркс: Я считаю, в этом нет необходимости.

Председатель: Тогда подсудимый может вернуться на скамью. Доктор Маркс, вы продолжите с делом подсудимого?

Маркс: Сейчас я вызваю, с разрешения суда, свидетеля Фрица Херрверта.

[Свидетель Херрверт занимает место свидетеля]

Председатель: Вы назовете своё полное имя?

Херрверт: Фриц Херрверт.

Председатель: Повторите за мной эту присягу: «Я клянусь господом – всемогущим и всевидящим, что я скажу чистую правду и не утаю и не добавлю ничего».

[Свидетель повторил присягу на немецком языке]

Председатель: Вы можете сесть.

Маркс: Сколько вам известен подсудимый Штрайхер?

Херрверт: С партийного съезда в 1934.

Маркс: Когда вы поступили к нему на службу и в качестве кого?

Херрверт: Я работал с 15 октября 1934 в Нюрнберге, не на личной службе у самого господина Штрайхера, а в муниципальном гараже. Однако, я затем я работал на гауляйтера Штрайхера.

Маркс: Когда вы ушли с этой службы?

Херрверт: В августе 1943.

Маркс: По какой причине?

Херрверт: Был личный спор, и в основном по моей вине.

Маркс: Вы выполняли для господина Штрайхера какие-нибудь другие задачи?

Херрверт: Да.

Маркс: И какие?

Херрверт: Что же, всё, что угодно. В конце я также занимался сельскохозяйственной работой.

Маркс: Таким образом вы очень часто были с Штрайхером?

Херрверт: Да.

Маркс: И следовательно вы знали о наиболее важных инцидентах в течение этого периода.

Херрверт: Да. Однако я не знаю, что вы называете важными инцидентами. Были вещи о которых я не знаю, то есть, по крайней мере я так считаю.

Маркс: Я позже подробно вас спрошу.

Херрверт: Да, как угодно.

Маркс: Подсудимый Штрайхер обвиняется в инициировании актов насилия против евреев и участии в этих актах. Вам известно о каком-нибудь таком случае?

Херрверт: Ни об одном.

Маркс: Будьте любезны ждать конца моего вопроса, и я тогда скажу: «Конец вопроса». 9 ноября 1938, вы везли Штрайхера обратно в Нюрнберг из Мюнхена, и когда? Конец вопроса.

Херрверт: Да, это было 9 ноября. Я не знаю точное время. Тогда Штрайхер покинул Мюнхен немного раньше, и может быть было приблизительно – я не знаю точно – наверное в 9 часов.

Маркс: Штрайхер уже знал во время поездки о том, что что-то нужно сделать той ночью против еврейского населения?

Херрверт: Нет, он ничего об этом не знал.

Маркс: Затем, в течение ночи 9 ноября, вы стали свидетелем беседы между Штрайхером и руководителем СА, фон Оберницем?

Херрверт: Да.

Маркс: Где состоялась беседа?

Херрверт: Для того, чтобы ответить на этот вопрос, я должен пояснить немного дальше. Когда Штрайхер шёл спать, я обычно был с ним или домоуправителем. В тот вечер господин Штрайхер пошел спать раньше обычного. Я не знаю причину. И на этом моя работа закончилась. Я пошёл от господина Штрайхера в казино гауляйтунга. Это был подвал здания гауляйтунга на Шлегетерштрассе. Я играл там в карты. И затем бывший обергруппенфюрер СА, фон Оберниц, пришёл и позвал меня, как было обычно, по имени Фриц сказав мне о том, что он должен очень срочно поговорить с господином Штрайхером, и я ответил ему, что господин Штрайхер уже отошел ко сну. Тогда он сказал: «Тогда я должен разбудить его» - и он сказал мне, что берет ответственность, это было важное дело. Господин фон Оберниц поехал в квартиру господина Штрайхера на моей машине. Спальня господина Штрайхера над моей квартирой. У меня были ключи и конечно я мог попасть туда в любое время.

Ночью по пути в квартиру я заметил много людей СА на улицах. Я спросил господина фон Оберница о причине. Он сказал мне о том, что ночью должно кое-что случиться, еврейские дома должны быть разрушены. Он больше ничего мне не сказал.

Я сопровождал господина фон Оберница всю дорогу до кровати господина Штрайхера. Господин фон Оберниц затем сообщил Штрайхеру о том, что должно было случиться сегодняшней ночью. Я уже не могу вспомнить детали, но мне кажется, что он сказал о том, что той ночью должны были уничтожать еврейские дома. Господин Штрайхер был, если можно так сказать, удивлен. Он ничего об этом не знал. Он буквально сказал господину фон Оберницу и я очень ясно это помню: «Это неправильно. Нельзя решать еврейский вопрос таким способом. Делайте то, что вам приказали. Я не буду в этом участвовать. Если случиться, что-то, что потребует меня, тогда можете прийти ко мне». Я также могу заметить, что соответственно господин фон Оберниц сказал о том, что Гитлер заявил о том, что СА следует позволить «погулять» в качестве воздания за то, что случилось в Париже в связи с господином фом Ратом. Штрайхер остался в кровати и не уходил в ту ночь.

Маркс: Господин фон Оберниц, что-нибудь говорил о том, что нужно поджечь синагоги?

Херрверт: Кажется, да. Но, насколько я помню, господин Штрайхер отказался делать и потому синагога, насколько мне известно, была сожжена обычной пожарной частью, и по приказам господина фон Оберница.

Маркс: Откуда вам это известно?

Херрверт: Я был там.

Маркс: Вы это видели?

Херрверт: Да. Я был у синагоги в течении ночи.

Маркс: И как можно понимать, что пожарная часть начала пожар?

Херрверт: Как это можно понимать я не знаю, но я это видел. Пожарная часть начала пожар.

Маркс: Вы были там своевременно, чтобы понять как начался пожар или прибыли, когда здание уже было в огне?

Херрверт: Здание пока не было в огне, но пожарная часть уже была там.

Маркс: Это так?

Херрверт: Я не могу сказать ничего другого.

Маркс: Господин Штрайхер в то время, что-то упоминал о том, что он опасался новой волны волнения со стороны мировой прессы если бы синагога была сожжена? Он говорил, что это то, почему он отказался сделать это?

Херрверт: Кажется так, да, но я не могу сказать точно, но если я правильно помню, он так говорил.

Маркс: Оберниц сказал от кого он получил приказ?

Херрверт: Он только повторял то, что сказал Гитлер – СА будут вправе «погулять».

Маркс: Правильно, что вы, свидетель, сказали своей жене в ту же ночь о беседе между Оберницем и Штрайхером?

Херрверт: Мне кажется, я не говорил об этой беседе, но когда я спускался со второго этажа на первый этаж через свою квартиру, я сказал своей жене о том, что я наверное опоздал из-за того, что ночью должна была начаться эта акция, я коротко рассказал ей о том, что случилось, но ничего о беседе.

Маркс:

Маркс: Затем, позднее вы были в Плейкерсхофе, когда Штрайхера вынудили туда удалиться или он ушёл в отставку?

Херрверт: Да.

Маркс: Вы помните инцидент где госпожа Штрайхер говорит об инцидентах в Магдебурге, которые случились той же ночью?

Херрверт: Нет, я ничего об этом не знаю.

Маркс: Вы не сказали госпоже Меркель о том, чтобы она не говорила об этих инцидентах, потому что Штрайхер всегда сильно из-за них волновался?

Херрверт: Я могу вспомнить, что господин Штрайхер однажды сказал о том, что он был прав в своём мнении, так как, вскоре после того как ночью я получил информацию – я не знаю от кого – о том, что например, стекло для окон придётся снова покупать в Голландии. Тогда господин Штрайхер сказал о том, что это было первое подтверждение верности мнения высказанного им в то время.

Председатель: Доктор Маркс, минуточку.

Сэр Дэвид, будет ли для вас и адвоката подсудимого фон Шираха удобно если мы обсудим вопрос о документах завтра в 9:30 утра?

Максвелл-Файф: Милорд, я выясню это. Да, адвокат фон Шираха говорит о том, что думает всё хорошо.

Председатель: Очень хорошо, завтра утром в 9:30.

Маркс: Какие наблюдения вы сделали во время своего пребывания в Плейкерсхофе об отношении Штрайхера в связи с еврейским вопросом? Что насчёт «Israelitisches Wochenblatt»

Херрверт: Что же, что вы хотите знать об «Israelitisches Wochenblatt». Господин Штрайхер получал его.

Маркс: Он получал его регулярно?

Херрверт: Да, мне кажется, я могу сказать вполне уверенно. Я всегда видел большие сшивки газет «Israelitisches Wochenblatt». Они постоянно приходили.

Маркс: Господин Штрайхер сказал, что в течение первых лет войны у него были большие трудности в получении этой газеты и полиция не без труда её предоставляла.

Херрверт: Да, так очень может быть. Так как я не знаю, в конце концов, от какого года они были. Я просто видел их и мне сложно сказать от какой даты были эти газеты.

Маркс: Хорошо. Штрайхер временами говорил о его осведомлённости о событиях на Востоке или событиях в концентрационных лагерях на Востоке?

Херрверт: Что же. Господин Штрайхер вообще ничего об этом не знал. Таким образом, он ничего не может сказать об этом. По крайней мере такое у меня убеждение.

Маркс: Вы, затем, когда-либо говорили с ним об этом?

Херрверт: Нет об этом я ничего лично не знаю.

Маркс: Вы, когда-либо знали о письме в котором Штрайхера упрекал рейхсфюрер СС Гиммлер, потому что он слишком хорошо обращался с французскими пленными? Вы меня поняли?

Херрверт: Да, я понял, но мне нужно подумать об этом. Я очень хорошо знаю о том, что господин Штрайхер однажды упоминал нечто об обращении с военнопленными. Я знаю о том, что с французами обращались очень хорошо, но была ли в этом причина письма, я не знаю.

Маркс: Нет, нет. Причина в хорошем обращении, вы имеете в виду?

Херрверт: Нет, повод господину Штрайхеру говорить об этом. Господин Штрайхер говорил об упреках в хорошем обращении с французами, но я не знаю был ли данный факт из-за письма от Гиммлера. Но мне не кажется, что не было хотя бы одного француза который мог пожаловаться на обращение.

Маркс: Вы уже не присутствовали, когда французы ушли?

Херрверт: Нет.

Маркс: Вам известно об инциденте, когда издатель Финк пришёл в сад дома Штрайхера и признал, что солгал полиции об афере с акциями?

Херрверт: Господин адвокат, вопрос нужно поставить в подробностях, так как я вообще не знаю об этом, только частично. Я знаю, что тогдашний директор Финк стоял в слезах перед Штрайхером, что он причитал, что он винил себя, говорил, что он негодяй и предатель. Но почему, я не знаю. Так как господин Штрайхер затем углубился с ним в сад, я видел только то, что господин Финк рыдал, и снова слышал как он винил себя.

Маркс: Вам известно о том, что Штрайхер в определённые интервалы доставлял людей из СДПГ256 и КПГ257 из концентрационного лагеря Дахау?

Херрверт: Да.

Маркс: Сколько предположительно их было?

Херрверт: Я не знаю. Это было почти каждый год в районе рождества. Я оцениваю, что каждый год было 100-150 человек. Они прибывали из Дахау. Господин Штрайхер готовил для них ужин в отдельной комнате, в отеле «Deutscher Hof», и мне кажется это должно было быть воссоединением семей, то есть, заключённые воссоединялись с членами своей семьи. Штрайхер также следил за тем, чтобы освобождённым рабочим находили работу, и он лично вступался за них.

Маркс: Он также добивался работы для тех или других освобождённых.

Херрверт: Я помню, что трое человек, как кажется, пошли на мотоциклетную фабрику «Марс». Господин Штрайхер тогда попросил уполномоченного Германского трудового фронта найти должности для этих людей, насколько я помню.

Маркс: Каким было отношение Штрайхера, когда он узнавал, что члены партии приобретали машины и виллы из еврейского имущества по очень низким ценам?

Херрверт: Я всё ещё помню, когда господин Штрайхер вернулся из Берлина. Я не знаю как много господин Штрайхер знал о таких покупках, но во всяком случае, когда господин Штрайхер вернулся из Берлина где господин Геринг выразил свои взгляды на покупку за бесценок зданий, господин Штрайхер, прибыв в Нюрнберг на железнодорожную станцию, сказал, и я лично это слышал – о том, что эти покупки нужно немедленно аннулировать.

Кроме того, я знаю только об одном случае, в котором член партии имел отношение к покупке дома. Я не знаю было ли их больше.

Маркс: Вам известно, находился ли Штрайхер под слежкой Гестапо на своей ферме и что существовал запрет визитов к нему?

Херрверт: Отвечая на первый вопрос, я не могу точно сказать, о том, что там были агенты криминальной полиции. Я не могу категорически подтвердить, что господин Штрайхер находился под наблюдением, но это можно предполагать. Я знаю женщину которая даже заявила о том, что её сфотографировали в лесу, когда она шла с железнодорожной станции к ферме. А что был за второй вопрос?

Маркс: Запрещалось ли людям посещать его.

Херрверт: Да. Я встречал разных членов партии в городе и кого бы я не спрашивал они говорили мне: «Туда невозможно попасть, туда невозможно попасть». И если бы я спросил кто издал такой запрет, то со мной никто бы не стал говорить, но как можно было услышать здесь и там, говорили, что этот запрет издал заместитель фюрера, господин Гесс.

Маркс: Вам, что-нибудь известно о том факте, что Штрайхер, когда он выяснил, что акты насилия против евреев или других политических противников намечались, немедленно останавливал их?

Херрверт: Очень хорошо, сейчас я не могу вспомнить никакой случай.

Маркс: Вам, что-нибудь известно об афере с акциями производства «Марс»? Что вам об этом известно?

Херрверт: Да. Я знаю о деле по заявлениям Штрайхера в то время. Я не был свидетелем этих событий, но господин Штрайхер однажды ссылался мне на то, что случилось. Мне описать это коротко?

Маркс: Да, но пожалуйста, очень сжато.

Херрверт: Штрайхер был в турецкой бане, когда директор Финк и его адъютант Кёниг, пришли и предложили продать акции господину Штрайхеру. Господин Штрайхер сказал: «Что это за акции?». Ответ был: «Это были акции предприятий «Марс». Тогда Штрайхер сказал: «Сколько стоят акции?». Ему сказали: «5 000 марок». Господин Штрайхер спросил: «Почему эти акции такие дешёвые?». Наконец господин Финк, как мне кажется сказал: «Потому что это еврейские акции?».

Всякий кто знает господина Штрайхера также как я, знает, что господин Штрайхер никогда ничего не принимал от еврея. Он категорически протестовал самому факту, что такое предложение вообще было ему сделано.

Казалось на этом вопрос разрешился, и затем внезапно гауляйтер, господин Штрайхер подумал о том, что на эти деньги он смог бы построить третье здание гау. Он сказал об этом господам, когда они уходили, и они решили купить акции. Господин Штрайхер запретил им использовать деньги партии. Тогда оба не знали, что делать. Господин Штрайхер сказал, что он даст аванс в 5000 марок.

На этом дело кончилось, но у меня был ещё опыт. Это было приблизительно полтора года спустя после процесса который был у Штрайхера в Мюнхене, когда его уволили. Тогда жена обергруппенфюрера НСКК258 Цулена пришла ко мне и спросила знаю ли я о том, что криминальная полиция снова была в Нюрнберге по делу Штрайхера. Я сказал: «Нет» госпоже Зулен и добавил: «Если они хотят, что-то найти почему бы им не прийти на ферму господина Штрайхера? Он предоставит им всю необходимую информацию».

Спустя приблизительно 2-3 недели, я встретил директора «Der Sturmer» Фишера, преемника господина Финка. Он сказал мне – но я хочу сначала сказать, что акции, вместе с 5000 марок, были конфискованы у господина Штрайхера. Тогдашний директор Фишер сказал мне о том, что в тот же день ему позвонили из организации доверительного управления, и что организация доверительного управления сообщила директору Фишеру о том, что она перевела на счёт «Der Sturmer» 5000 марок, которые Штрайхер авансировал для покупки акций.

Председатель: Доктор Маркс, вы не думаете, что он слишком вдается в детали об этом?

Маркс: Да.

Херрверт: Да, я сокращу это.

Человек из организации доверительного управления сказал о том, что 5000 марок были возвращены так как была доказана невиновность Штрайхера в этом деле.

Маркс: Вы были свидетелем заседания верховного партийного суда в то время?

Херрверт: Да.

Маркс: Что господин Финк говорил тогда? Он снова не винил себя в даче ложных заявлений?

Херрверт: Я не присутствовал, когда допрашивали господина Финка.

Маркс: Очень хорошо. Тогда я бы хотел спросить вас, вы присутствовали, когда случился инцидент в гостинице Kunstlerhaus – с человеком который подошёл к Штрайхеру?

Херрверт: Да.

Маркс: Вы можете дать нам описание того как случился инцидент?

Херрверт: Что же, господин Штрайхер ушёл из гостиницы после ужина. Я уже не могу вспомнить точные слова, но я собираюсь попытаться описать это насколько возможно. Господин Штрайхер ушел из гостиницы, и пока он выходил? этот человек обратился к Штрайхеру в – могу сказать – неподобающей манере. Штрайхер продолжил идти и сначала молчал. Он спросил людей вокруг него, и меня тоже, знаем ли мы этого человека. Никто его не знал.

Тогда Штрайхер посла своего сына, Лотара обратно в комнату, чтобы поговорить с человеком и спросить у него причину такого поведения. Лотар Штрайхер вышел и сказал о том, что человек снова так себя ведёт.

Маркс: Вы можете быть более кратким? Вам нужно рассказать нам только о том как случился инцидент и что заставило вас и также господина Штрайхера использовать насилие против человека.

Херрверт: Вы имеете в виду его поведение?

Маркс: Да. Что случилось потом?

Херрверт: Господин Штрайхер попросил у владельца комнату, и в этой комнате Штрайхер лично поговорил с этим человеком. Там человек снова стал делать оскорбительные замечания, и тогда последовали удары, сначала Лотара Штрайхера. Вот как это случилось, он был сильным человеком и конечно все мы помогали его свалить.

Маркс: Хорошо.

Я завершил допрос данного свидетеля, господин председатель.

Председатель: Кто-нибудь из защитников хочет задать какие-нибудь вопросы? Кто-нибудь из обвинителей желает провести перекрёстный допрос? Тогда свидетель может удалиться.

[Свидетель покинул место свидетеля]

Маркс: Тогда я хочу вызвать свидетеля Вюрцбахера259, если он доступен. Нет? Я не знаю какой из свидетелей находится в комнате свидетелей. Там кто-то есть? Вюрцбахер? Гимер?

Пристав: Госпожа Штрайхер доступна.

Председатель: Там нет свидетеля Вюрцбахера?

Пристав: Я выясню, сэр. Его там не было. Его не вызывали.

Председатель: Какие другие свидетели есть у вас, доктор Маркс?

Маркс: Жена подсудимого может быть вызвана в качестве свидетеля.

Председатель: Очень хорошо, пусть тогда её вызовут.

Пристав: Свидетель Штробель тоже доступен.

Председатель: Доктор Маркс хочет вызвать фрау Штрайхер.

Маркс: Господин председатель, извините. Если довольно трудно вызвать фрау Штрайхер, тогда свидетель…

[Свидетельница фрау Штрайхер занимает место свидетеля]

Председатель: Вы назовете мне своё полное имя?

Адель Штрайхер: Адель Штрайхер, урождённая Таппе.

Председатель: Повторяйте за мной эту присягу: «Я клянусь господом – всемогущим и всевидящим, что я скажу чистую правду и не утаю и не добавлю ничего».

[Свидетельница повторила присягу на немецком языке]

Председатель: Вы можете сесть.

Маркс: Ваше девичье имя Таппе и вы родились в Магдебурге?

Адель Штрайхер: Да.

Маркс: Вы были членом НСДАП или Союза женщин260?

Адель Штрайхер: Нет.

Маркс: Когда вы стали секретаршей господина Штрайхера и сколько вы находились на этой работе?

Адель Штрайхер: 7 июня 1940, я стала секретаршей Юлиуса Штрайхера и оставалась на этой работе до конца войны.

Маркс: И в течение этого периода, вы постоянно находились на его ферме?

Адель Штрайхер: Да, я всегда была с ним.

Маркс: Вы также были ответственной за всю переписку господина Штрайхера?

Адель Штрайхер: Да.

Маркс: Из чего в основном состояла переписка?

Адель Штрайхер: В основном письма его сыновьям и родственникам.

Маркс: В чём заключалась деятельность Штрайхера в течение этого пятилетнего периода?

Адель Штрайхер: Юлиус Штрайхер в основном выполнял физическую работу, то есть, сельское хозяйство и садоводство, и время от времени он писал статьи для «Der Sturmer».

Маркс: В течение этих пяти лет он вообще покидал ферму или когда-либо отсутствовал вне фермы какое-либо длительное время?

Адель Штрайхер: В течение первых нескольких лет своего пребывания там Юлиус Штрайхер вообще не покидал ферму, позже, как то раз, он посетил соседей. Самое долгое его отсутствие не насчитывало целого дня и никогда ночь.

Маркс: Вы знали о том, что видным членам партии было запрещено посещать господина Штрайхера?

Адель Штрайхер: Да, такой запрет был.

Маркс: Откуда вам это известно.

Адель Штрайхер: Из бесед. Затем, я сама помню, когда доктор Геббельс посетил ферму, что Юлиус Штрайхер сказал ему: «Доктор, вы осмелелись приехать сюда?». Вы не знаете о том, что партийному начальству запрещено навещать меня?».

Маркс: Когда были визиты доктора Лея и доктора Геббельса?

Адель Штрайхер: Доктор Лей приехал на ферму 7 мая 1944. Визит доктора Геббельса состоялся 4 июня 1944.

Маркс: Вы опишите характер этих визитов и в чём заключался предмет бесед?

Адель Штрайхер: Оба визита были довольно неофициальными. Доктор Лей в основном хотел знать то как Юлиус Штрайхер лично жил. Не поднимались никакие политические вопросы. Лей лишь однажды сказал: «Штрайхер, фюрер ждёт тебя».

Маркс: И, что на это сказал Штрайхер.

Адель Штрайхер: Юлиус Штрайхер ответил на это тем, что он привык к своему уединению, что он был счастлив как фермер, и что Лей должен сказать фюреру, что он, Штрайхер, больше ничего не хотел. При визите доктора Геббельса беседа в основном касалась увольнения Юлиуса Штрайхера с должности гауляйтера и доктор Геббельс считал, что Юлиус Штрайхер должен вернуться в круг старых членов партии, но он дал ему такой же ответ: «Скажите фюреру, что я ничего не хочу».

Маркс: Вы всегда присутствовали при этих беседах?

Адель Штрайхер: Да.

Маркс: Еврейский вопрос не являлся предметом этих бесед?

Адель Штрайхер: Нет, они никогда не говорили о еврейском вопросе.

Маркс: Они не говорили о событиях на восточных территориях или в концентрационных лагерях?

Адель Штрайхер: Нет, это никогда не поднималось.

Маркс: Штрайхер говорил вам о статьях которые он планировал написать в «Der Sturmer», и он также не говорил о том, что он считал решением еврейской проблемы?

Адель Штрайхер: Из всех бесед с Юлиусом Штрайхером я смогла точно понять, что он никогда не думал о решении еврейского вопроса насилием, а надеялся на эмиграцию евреев из Европы и их расселение на территориях вне Европы.

Маркс: Господин Штрайхер вёл переписку с ведущими личностями партии и государства?

Адель Штрайхер: Нет, ни лично ни в результате переписки никакой такой связи не было.

Маркс: Я назову несколько имен, из которых я хочу, чтобы вы сказали мне имели ли они связь с ним: Гиммлер, Гейдрих, Борман или другие ведущие люди из полиции или СС или Гестапо.

Адель Штрайхер: Нет, я ничего не знаю ни о ком из этих людей. За исключением одного письма от Гиммлера никакой почты не было.

Маркс: В чём заключалась причина этого письма?

Адель Штрайхер: В этом письме господин Гиммлер пожаловался на тот факт, что с французскими военнопленными которые работали на ферме Плейкерсхоф обращались слишком хорошо.

Маркс: В чём заключалось обращение с военнопленными и зарубежными гражданскими рабочими на ферме?

Адель Штрайхер: В Плейкерсхофе работали восемь французских военнопленных, одна польская девочка и одна словенская девочка. Со всеми ними обращались очень хорошо и очень гуманно. Каждая услуга о которой просил Юлиус Штрайхер, каждая работа о которой он просил лично, в особенности вознаграждалась табаком, выпечкой, фруктом или даже деньгами. Такие сердечные отношения возникли с некоторыми из французов в течение этих лет, что они заверили нас, со слезами на глазах при своём отбытии, что они посетят Юлиуса Штрайхера после войны со своими семьями.

Маркс: Штрайхер так и не получил достоверную информацию об этих массовых убийствах на Востоке?

Адель Штрайхер: Кажется он узнал об этом из швейцарских газет в 1944. Нас никогда не информировали об этом официально.

Маркс: Но утверждается, что он уже имел сведения об этом.

Адель Штрайхер: Нет.

Маркс: Вы ничего об этом не знаете?

Адель Штрайхер: Я знаю об этом только из швейцарских газет.

Маркс: Очень хорошо. Однажды вы подняли тему, в беседе, о том, что в Магдебурге, с 9 по 10 ноября 1938, вы стали очевидецей демонстрации против евреев. Это правда?

Адель Штрайхер: Да, говорила об этом и сказала о том, что была шокирована этой акцией. Юлиус Штрайхер был очень взволнован в ходе этой беседы и сказал: «Такая же бессмыслица произошла и в Нюрнберге. Это не антисемитизм, это величайшая глупость».

Маркс: Верно, что господин Штрайхер вряд ли был заинтересован в финансовых вопросах издательской фирмы и оставил эти дела на управляющего?

Адель Штрайхер: Юлиуса Штрайхера вообще никогда не волновали финансовые вопросы, ни дома ни в фирме. Снова и снова господа из фирмы разочаровывались, когда они хотели доложить о ежегодных балансах или подобном и Юлиус Штрайхер говорил им: «Не беспокойте меня своими деловыми вопросами. Есть вещи поважнее денег».

Маркс: Как тогда он вел домашние расходы?

Адель Штрайхер: Я ежемесячно получала 1000 марок от фирмы. Это предусматривалось для дома, подарков и тому подобного.

Маркс: Вам известно, что он предположительно приобрёл акции посредством незаконного давления на еврейского банкира?

Адель Штрайхер: Это совершенно не обсуждается. Я считаю совершенно невозможным, чтобы Юлиус Штрайхер приобретал акции подобным образом. Мне кажется он даже не знает как выглядят акции.

Маркс: Он ничего вам об этом не говорил?

Адель Штрайхер: Я лишь слышала о том, что он никогда не получал акции.

Маркс: Как получилось, что вы и подсудимый поженились даже в апреле 1945?

Вам понятен вопрос?

Адель Штрайхер: Да. Юлиус Штрайхер хотел принять участие в борьбе за Нюрнберг. Я хотела сопровождать его, поэтому он женился на мне перед отъездом. Мы хотели умереть вместе.

Маркс: Затем вы покинули с ним Плейкерсхоф и куда вы отправились потом?

Штрайхер: Сначала мы хотели поехать в Нюрнберг и в этом отказали из-за страха осложнений с властями. Поэтому мы поехали в направлении Мюнхена. В Мюнхене нам сказали продолжать движение в направлении Пассау. Из Пассау они направили нас в Берхтесгаден, из Берхтесгадена они направили нас в Кицбюэль.

Маркс: Как получилось, что изначальное намерение умереть вместе на осуществилось? Что заставило его передумать?

Адель Штрайхер: Причиной этого была беседа с тремя молодыми солдатами.

Маркс: И в чём она заключалась? Я закончу прямо сейчас, господин председатель.

Председатель: Я не думаю, что вам нужно это исследовать, доктор Маркс.

Маркс: Что же. Я опускаю вопрос. Всего один вопрос: Верно, что Штрайхер отдал управляющим своей издательской фирмы письменные полномочия представителя, что означало, что они могли тратить деньги по своему усмотрению?

Адель Штрайхер: Да, Юлиус Штрайхер давал полномочия представителя всякому кто оказывался управляющим фирмы, и соответственно полностью доверял ему без всяких ограничений.

Маркс: Господин председатель, у меня больше нет вопросов.

Председатель: Кто-нибудь из защитников хочет задать какие-нибудь вопросы?

Обвинение желает задать какие-либо вопросы?

Максвелл-Файф: Нет.

Председатель: Тогда свидетель может удалиться и суд будет отложен до 9:30 завтрашнего утра.

[Судебное разбирательство отложено до 9 часов 30 минут 30 апреля 1946]