Затем с заявлением, посвященным памяти Стоуна, выступил главный обвинитель от США Джексон.

После этого председатель трибунала предложил представителю советского обвинения Смирнову продолжать начатый им на утреннем заседании перекрестный допрос свидетеля Бюллера. Тов. Смирнов обращает внимание трибунала на то обстоятельство, что при допросе свидетеля Бюллера защитником подсудимого Франка адвокатом Зайдлем свидетель назвал фальшивкой документ, являющийся официальным приложением к докладу правительства Польской республики. Этот документ содержит сведения о потерях, понесенных Польской республикой в области культурных ценностей во время немецкой оккупации. Советское обвинение, сказал т. Смирнов, не считает возможным полемизировать по этому поводу, но оно просит трибунал обратить внимание на то, что этот документ является официальным приложением к докладу правительства Польской республики, и считает заявление свидетеля клеветническим.

После уточнения того, что представляет собой этот официальный документ, предъявленный в свое время трибуналу советским обвинением, председатель Лоуренс заявляет, что трибунал рассмотрит документ.

Затем т. Смирнов переходит к допросу свидетеля.

Обвинитель: Вы утверждаете, что лично вы и администрация «генерал-губернаторства» не имели тесной связи с полицейскими действиями. Правильно ли я вас понял?

Свидетель: Мы не имели связи с полицией.

Кроме того, полиция не относилась к моему кругу обязанностей.

Обвинитель: Чем же объяснить, что ни кто иной, как вы, вели успешные переговоры с полицией об использовании движимого имущества евреев, умерщвленных в концентрационных лагерях?

Свидетель: Я не помню никаких подобных переговоров.

Советский обвинитель предъявляет документ — отношение управления «генерал-губернаторства» немецким губернаторам Варшавы, Радома, Люблина и Галиции. Передав свидетелю этот документ для ознакомления, обвинитель т. Смирнов затем оглашает из него следующую цитату: «Содержание, передача движимого еврейского имущества Освенцима управлению. Сообщая для вашего сведения, что 21 февраля 1944 годя в присутствии статс-секретаря доктора Бюллера, высших представителей СС и руководителя полиции обергруппенфюрера Коппе и других представителей отделов достигнуто соглашение о том, что движимое имущество евреев, находящееся и прибывающее на склады, поступает в распоряжение управления...»

Обвинитель: Станете вы и после этого утверждать, что не имели отношения к полиции?

Свидетель: У меня были деловые связи с полицией.

Обвинитель: Имущество умерщвленных в концлагерях евреев в Польше поступало на склады «генерал-губернаторства» на основании ваших переговоров с полицией?

Свидетель, пытаясь опровергнуть явные факты, утверждает, будто в данном случае речь шла об имуществе не убитых евреев, а об имуществе живых лиц.

Обвинитель: Разве на складах в Освенциме, на улице Шопена находилось имущество евреев, оставшихся в живых?

Свидетель: Нет, здесь упоминаются другие склады.

Обвинитель: Какие же были другие склады движимого имущества евреев, кроме складов в концлагерях? В 1944 году, когда работали комбинаты смерти в Освенциме и Майданеке, какие другие склады, кроме складов имущества умерщвленных в концлагерях, могли быть в это время? Какие другие склады вы знаете? Где они помещались?

Свидетель: У евреев отбиралось имущество на месте их жительства.

Обвинитель: Я прошу вас обратить внимание на дату — 21 февраля 1944 года. Разве в это время в Польше оставались еще живые евреи или еврейские гетто были уже пусты?

Свидетель: Еврейские гетто были пусты.

Обвинитель: Куда же делись евреи из Польши?

Свидетель: Когда еврейские гетто были освобождены, я полагал, что евреи были переселены на северо-восток Европы.

Обвинитель: 21 февраля 1944 года фронт проходил по «генерал-губернаторству». Как же можно было тогда переселять евреев на северо-восток?

Вслед за этим советский обвинитель переходит к вопросу о теснейшей связи немецкой администрации «генерал-губернаторства» с тайной полицией. Доказательством этого являлось участие руководителей полиции в каждом заседании у гитлеровского генерал-губернатора.

Обвинитель спрашивает, не устраивалось ли у генерал-губернатора заседаний исключительно по полицейским вопросам. Свидетель признает, что время от времени такие заседания проводились.

Представитель советского обвинения напоминает о периоде деятельности подсудимого Франка и свидетеля Бюллера, когда начальник полиции Крюгер был заменен новым начальником, неким Коппе. Обвинитель предъявляет запись заявления подсудимого Франка Гиммлеру во время совместного совещания 12 февраля 1944. года. «Непосредственно после приветствия, — говорится в этом документе, — имперский руководитель СС Гиммлер начал разговор с обергруппенфюрера СС Коппе. В самом начале имперский руководитель СС спросил меня, как я сотрудничаю с новым статс-секретарем по делам безопасности обергруппенфюрером СС Коппе. Я сказал, что, к моему глубокому удовлетворению, между мной и Коппе, а также между ним и статс-секретарем доктором Бюллером существует самое товарищеское сотрудничество»…

— Это заявление Франка соответствует действительности? — спрашивает обвинитель.

— После того, как Крюгер был заменен Коппе, — признается свидетель, — я пытался установить дружественные отношения с последним, чтобы иметь возможность влиять на полицейские меры в генерал-губернаторстве. Мои отношения с Коппе имели дружественную форму.

Свидетель далее утверждает, будто с приходом Коппе на должность начальника полиции изменилось отношение к польскому населению и смягчились полицейские меры.

Тогда тов. Смирнов предъявляет новый документ, которым снова уличает свидетеля в том, что его показания расходятся с общеизвестными истинами. Трибуналу предъявляется отчет о заседании в Кракове 16 декабря 1943 года. На отчете значится подпись Бюллера. Обвинитель приводит следующую цитату из доклада Коппе, сделанного им на этом заседании: «За диверсию на железной дороге было расстреляно 150 и за обоих германских чиновников — 50 польских террористов непосредственно на месте преступления или вблизи него. Однако надо принять во внимание, что при расстреле 200 человек затрагивается не менее 3.000 человек — близкие родственники».

— Не считаете ли вы, — спрашивает обвинитель, — это доказательством того, что с приходом Коппе применялись те же зверские меры подавления населения Польши, как и раньше?

— По-видимому, здесь речь идет о расстреле заложников, — заявляет свидетель.

Останавливаясь на заявлении свидетеля Бюллера, что метод заложничества не получал якобы одобрения ни с его стороны, ни со стороны подсудимого Франка, обвинитель т. Смирнов оглашает другую цитату из предъявленного обвинением документа. «Генерал-губернатор, — говорится в цитате, — выражает обергруппенфюреру СС Коппе благодарность и признательность за его плодотворную работу и с удовлетворением отмечает, что во главе полиции в генерал-губернаторстве стоит крупнейший специалист. Он обещает обергруппенфюреру СС Коппе сотрудничество всех ведомств генерал-губернаторства и желает ему успехов в его работе».

— После вашего предыдущего ответа, — спрашивает советский обвинитель, — как понимать это заявление?

Свидетель говорит, что это заявление «генерал-губернатора» не распространяется на расстрел 150 и 50 человек, а относится ко всей работе, которой руководил Коппе.

«Но только перед этим, — говорят обвинитель, — вам зачитали выдержку из доклада Коппе, где говорилось о расстреле заложников. После этого генерал-губернатор выразил ему одобрение. Значит, Франк одобрил и эту деятельность Коппе».

Обвинитель зачитывает еще один документ, свидетельствующий, что подсудимый Франк распорядился расстреливать одного жителя мужского пола из каждого дома, на котором будет висеть плакат, посвященный Дню польской независимости.

Продолжая допрос, т. Смирнов еще раз уличает свидетеля Бюллера в даче ложных показаний. Отвечая на вопросы защитника, свидетель утверждал, будто бы в Польше во время немецкой оккупации не было голода.

Тогда тов. Смирнов предъявляет трибуналу запись выступления статс-секретаря доктора Бюллера на рабочем заседании 31 мая 1943 года в Кракове. Обвинитель цитирует этот документ, в котором говорится, что нормы продовольственных продуктов, установленные для лиц негерманской национальности, ни при каких обстоятельствах не могут быть в дальнейшем сохранены без того, чтобы не толкнуть население на восстание, и что трудности в деле продовольственного снабжения влияют на настроение населения, которое приведено в отчаяние.

Заключительную часть перекрестного допроса свидетеля советский обвинитель посвящает «деятельности» Франка в области закрытия университетов и школ в Польше, разрушению королевского замка в Варшаве, принудительным мерам при «вербовке» гитлеровцами рабочей силы.

Защитник подсудимого Франка адвокат Зайдль задает свидетелю ряд дополнительных вопросов, которыми пытается обелить своего подзащитного. После этого свидетеля выводят из зала заседания, и защитник Зайдль начинает представлять документы по делу своего подзащитного.

На этом вечернее заседание трибунала заканчивается.