Прежде чем приступить к допросу подсудимого, защитник Кауфман с разрешения трибунала оглашает два письменных свидетельских показания бывших работников гитлеровской тайной полиции Мильднера и Хетля.

Мильднер в своих показаниях всячески восхваляет своего бывшего хозяина, палача Кальтенбруннера. Второй свидетель — эсэсовец и гестаповец Хетль в своих показаниях слово в слово вторит Мильднеру.

После оглашения этих свидетельских показаний американская охрана подводит к пульту Кальтенбруннера. Защитник напоминает подсудимому, что ему предъявлено обвинение в подготовке агрессивных войн и в непосредственном участии в преступлениях против международного права и человечности. «И, наконец, — продолжает защитник, — обвинение везде, во всех своих выступлениях говорит о вас, когда речь идет о преступлениях в концлагерях».

Заявив, что он осознает тяжесть предъявленного ему обвинения, и пространно рассказав свою автобиографию, Кальтенбруннер приступает к показаниям. По словам Кальтенбруннера, в 1937–1938 гг. он был тесно связан с Зейсс-Инквартом. Как далее показывает подсудимый, он после «присоединения» Австрии к Германии был назначен руководителем СС в Австрии и получил высшее эсэсовское звание и руководил министерством внутренних дел.

Дав эти показания, подсудимый сразу же, чтобы ослабить их впечатление, заявляет, что вся служба безопасности в Австрии руководилась Берлином и что его, Кальтенбруннера, деятельность в полицейских вопросах носила лишь «представительский характер».

После смерти Гейдриха Кальтенбруннер был назначен начальником гитлеровского главного управления государственной безопасности, начальником полиции безопасности и СД.

Кальтенбруннер подробно рассказывает о своей встрече с Гиммлером, состоявшейся примерно через полгода после смерти Гейдриха, когда Гиммлер предложил подсудимому занять пост Гейдриха. Кальтенбруннер, потеряв всякое чувство меры, заявляет, будто он выразил тогда Гиммлеру свое неодобрение гитлеровской политики. Несмотря на такие высказывания Кальтенбруннера, Гиммлер, по утверждению подсудимого, продолжал настаивать на своем предложении, от которого Кальтенбруннер якобы упорно отказывался, но в конце концов «вынужден был» уступить и согласиться занять должность начальника имперского управления службы безопасности.

Адвокат Кауфман обращает внимание, подсудимого на показания, которые были даны в этом же зале в январе нынешнего года начальником 6-го управления службы безопасности Олендорфом. Защитник напоминает, что на вопрос, располагал ли Кальтенбруннер исполнительной властью, Олендорф ответил утвердительно; Более того, свидетель Олендорф тогда же заявил: «Если вы хотите сказать, что очень часто Кальтенбруннер не обладал в действительности такой властью и что вместо него все делали Гиммлер и Мюллер, то я должен сказать, что Мюллер был подчиненным Кальтенбруннера и что обо всех приказах, которые приходили к Мюллеру, он должен был обязательно докладывать Кальтенбруннеру».

Кальтенбруннер вынужден признать, что Олендорф был прав, утверждая о существовании служебных инстанций Гиммлер — Кальтенбруннер — Мюллер.

Дальнейший допрос подсудимого Кальтенбруннера его защитником окончательно выясняет позицию, которую решил занять этот закоренелый преступник перед судом.

Как известно, тактика некоторых подсудимых на этом процессе заключалась в том, что они упорно отказывались признать свое участие в тех или иных преступлениях, однако, когда им предъявляли документы с их визой и за их подписью, они их подтверждали.

Кальтенбруннер пошел дальше своих коллег по скамье подсудимых, отрицая свое участие в преступлениях, которые неопровержимо доказываются предъявлением приказов и распоряжений, изданных за его собственной подписью.

Когда адвокат Кауфман опрашивает Кальтенбруннера, подписывал ли он приказ о превентивном заключении, издавал ли приказы о проведении кар, подсудимый заявляет, что он не подписывал эти приказы.

Даже защитник вынужден сделать замечание, что «это заявление кажется не особенно достоверным», и добавляет: — Ведь это же совершенно невероятно, чтобы начальник управления не был осведомлен, о всех приказах, которые издавались за его подписью.

Резюмируя ответы Кальтенбруннера на вопросы о превентивном заключении защитник говорит, что из слов подсудимого вытекает, будто он никогда не подписывал приказов о превентивном заключении, не имел полномочий издавать их и даже не знал о подобных приказах.

Защитник переходит к рассмотрению заявления обвинения, что Кальтенбруннер должен отвечать за те зверства, которые чинились над гражданским населением оккупированных территории так называемыми оперативными группами. Адвокат ссылается на допрос Олендорфа, показавшего, что «Кальтенбруннер обязан был заниматься всеми вопросами, связанными с оперативными группами, после того, как он вступил на эту должность. Таким образом, он обязан был знать о мероприятиях, проводимых этими оперативными группами». Защитник спрашивает подсудимого, знал ли он об этих группах и какое придавал им значение.

Продолжая придерживаться своей тактики — представить себя перед судом в роли нерадивого чиновника, именем которого прикрывались другие люди, — Кальтенбруннер заявляет, что он «не имел никакого представления» об оперативных группах и что он узнал об их существовании лишь много позднее.

Дальнейший ход допроса Кальтенбруннера не вносит ничего нового. Защитник продолжает зачитывать документы, предъявленные ранее трибуналу обвинением, свидетельствующие о преступлениях подсудимого, а последний упорно продолжает монотонным голосом утверждать, что он будто не только не причастен к этим преступлениям, но даже не знал о них.

Председатель трибунала Лоуренс просит защитника обратить внимание подсудимого на отдельные факты, связанные с оглашенным на суде приказом Кальтенбруннера о расправе с пленными американскими летчиками.

Продолжая допрос, адвокат Кауфман переходит к другому документу, подписанному Кальтенбруннером, в котором идет речь о «воспитательно-трудовых» лагерях.

Когда защитник просит Кальтенбруннера подтвердить, действительно ли было написано им это письмо, подсудимый заявляет: — То, что здесь имеется моя подпись, дает мне возможность предположить, что этот приказ не был предъявлен мне перед тем, как он был издан. Однако (здесь впервые Кальтенбруннер решает признаться в своей осведомленности), насколько я помню, после того как этот приказ был уже издан, о нем мне было доложено.

Защитник переходит к следующему документу обвинения — письменному показанию, свидетельствующему о том, что политические комиссары Красной Армии должны были выделяться из обычных лагерей и направляться в специальный лагерь.

Адвокат зачитывает ту часть документа, в которой говорится, что в лагерях для «восточных военнопленных» существовали оперативные группы, которые руководились лицами из гестапо. На вопрос адвоката Кауфмана, что известно об этом Кальтенбруннеру, последний возвращается к своей тактике запирательства.

На этом заканчивается утреннее заседание трибунала.