Дикс: С позволения трибунала, данный свидетель компетентный эксперт, который может дать трибуналу точные цифры о расходах Рейха на вооружение. Однако, свидетель разумеется не в состоянии вспомнить все эти цифры сразу же. Поэтому профессор Краус, мой коллега, в моё отсутствие, любезно записал эти цифры и проверил их вместе со свидетелем. Письменное изложение было затем подписано свидетелем, с целью избежать любое недопонимание. Для того, чтобы помочь ему вспомнить эти цифры, я сейчас прошу вашего разрешения представить свидетелю это изложение, которое он подписал. Я подготовил переводы этого изложения на трех языках, и теперь я представляю его трибуналу в восьми копиях. У меня также есть четыре копии для четырех делегаций обвинения, и немецкие копии для защитников подсудимых Кейтеля, Йодля, Рёдера, Дёница и ОКВ.

Могу я попросить одну секунду, чтобы свидетель прочитал это.

[Обращаясь к подсудимому]

Свидетель, не будете ли вы любезны посмотреть только на первый столбец, который озаглавлен «Общие расходы». Второй и третий столбцы, показывают, какие из сумм были обеспечены Рейхсбанком с одной стороны, и какие были обеспечены из других источников, с другой стороны. Эти цифры я хочу удостоверить во время допроса Шахта, потому что они являются результатом расчетов Шахта и, следовательно, свидетель может, дать о них информацию. Могу я спросить вас относительно этих военных расходов Рейха, начиная с 1935 налогового года, налоговый год длится с 1 апреля по 31 марта: цифры указанные здесь такие: 5000 миллионов в 1935, 7000 миллионов в 1936, 9000 миллионов в 1937, 11 000 миллионов в 1938, и 20500 миллионов в 1939. Эти цифры правильные?

Кейтель: По моему убеждению, эти цифры правильные. Могу я добавить, что с начала своего плена я также имел возможность поговорить с рейхсминистром финансов об этих цифрах и согласовать наши мнения.

Дикс: Итак, вопрос о силе вооружений Рейха к 1 апреля 1938. Правильно сказать, что тогда существовали: 24 пехотных дивизии, 1 танковая дивизия, не было моторизованных дивизий, 1 горная дивизия, 1 кавалерийская дивизия, и что дополнительно формировались 10 пехотных дивизий и 1 танковая дивизия? Я хочу добавить, что 3 резервных дивизий не были готовы к 1 апреля 1938; и только 7-8 находились в процессе формирования и ожидались к 1 октября 1938.

Кейтель: Я считаю, эти цифры правильными и поэтому подтвердил их в этих письменных показаниях.

Дикс: Это, что касается показаний. Я хочу задать свидетелю еще два вопроса, которые не обсуждались с ним, поэтому я не знаю, помнит ли он цифры в этом вопросе.

Я считаю возможным, что трибунал был бы заинтересован в соотношении силы между Рейхом, с одной стороны, и Чехословакией, с другой стороны, ко времени марша Гитлера в Чехословакию, то есть соотношение между силой (а) в вооружённой мощи и (б) в гражданском населении.

Кейтель: Я не помню точных цифр об этом. На предварительном допросе меня спрашивали об этом, и мне кажется цифры были бы правильными если бы я сказал, что осенью 1938, действующие военные подразделения, то есть дивизии…

Дикс: Я имею в виду время, когда Гитлер вступил в Чехословакию, весной 1939.

Кейтель: Это был также год мобилизации, то есть в то время, что касается цифр, было меньше дивизий, чем имела в своем распоряжении Чехословакия. Осенью 1938 количество подразделений, то есть дивизий, было наверное равным. Весной 1939, когда мы выступили, сила, которую использовали, была меньше чем находилась в готовности осенью 1938. Точные цифры, если они важны для трибунала скорее вы можете получить у генерала Йодля.

Дикс: Что касается количества дивизий, которые Чехословакия имела в своем распоряжении в марте 1939, можете вы сказать нам, что–нибудь об этом?

Кейтель: Нет, я точно не знаю.

Дикс: Тогда я позднее спрошу об этом генерала Йодля.

Председатель: Наверное, вы на самом деле приобщите этот документ в качестве доказательства, когда подсудимый Шахт даст показания. Вы намерены это сделать?

Дикс: Я собираюсь предъявить его в качестве доказательства, и он будет включен в мою документальную книгу. Сейчас это не нужно, потому что я снова вернусь к нему, когда будут допрашивать Шахта, и тогда вы найдете его в документальной книге. Однако, я хочу предложить, чтобы копия, которую я передал свидетелю была включена в материалы дела, потому что мои вопросы относятся к документу. По этой причине может быть полезно внести эту копию в материалам дела.

Председатель: Если вы хотите приобщить его к материалам дела лучше присвоить ему номер. Лучше чтобы он имел Ш–1, не так ли?

Дикс: Да. Ваша светлость, могу я предложить Шахт–1?

Председатель: Да.

Штамер: Свидетель, 4 января 1944, между фюрером и Заукелем предположительно состоялось совещание о предоставлении рабочей силы. Вы присутствовал на этом совещании?

Кейтель: Да.

Штамер: Заукель по этому поводу заявил о том, что он не может выполнить в требуемой мере, запросы о предоставлении рабочей силы?

Кейтель: Да, он подробно обсуждал это и также приводил причины.

Штамер: Какие причины он приводил?

Кейтель: Он отмечал огромные сложности возникавшие в районах в которых он предполагал вербовать или набирать рабочую силу, сильную активность повстанцев и партизан в этих районах, сильные препятствия в получении достаточных полицейских сил для охраны акции, и похожие причины. Я не помню подробностей.

Кранцбюлер: Фельдмаршал, вы являлись руководителем германской делегации, которая подписала капитуляцию завершившую войну в Европе?

Кейтель: Да.

Кранцбюлер: Когда и где это состоялось?

Кейтель: В Берлине 8 мая, то есть в ночь с 8 на 9 мая 1945.

Кранцбюлер: У вас попросили полные полномочия, которые позволили бы вам вести переговоры о капитуляции?

Кейтель: Да. Я взял полные полномочия с собой в Берлин. Они были подписаны гросс–адмиралом Дёницем в качестве главы государства и главнокомандующего Вермахта и говорили в нескольких словах о том, что он уполномочил и приказал мне вести переговоры и подписать капитуляцию.

Кранцбюлер: Эти полномочия проверялись и были признаны союзниками?

Кейтель: В течение вечера 8 мая меня попросили предоставить полные полномочия. Очевидно, их проверили и несколько часов спустя их вернул высокопоставленный офицер Красной Армии, который сказал, чтобы я снова показал их при подписании.

Кранцбюлер: Вы показали их снова?

Кейтель: Моя доверенность была у меня в руках в ходе акта капитуляции и передана им, чтобы стать частью документа.

Яррейс: Свидетель, во время своих показаний вы объяснили организацию верховного главнокомандования Вермахта. Эта организация основывалась на распоряжении фюрера и рейхсканцлера от 4 февраля 1938. В данном распоряжении, ОКВ предусматривалось как военный штаб верховного главнокомандующего вооруженными силами. Таким образом в этом аспекте вы являлись начальником штаба. Итак, обвинение периодически называет Йодля вашим начальником штаба. Это верно?

Кейтель: Нет, генерал Йодль никогда не являлся моим начальником штаба, он был начальником оперативного штаба вооруженных сил и как я уже заявлял одним из начальников управлений высшего командования вооруженных сил, хотя и первым среди равных.

Яррейс: Так сказать, начальником нескольких смежных и взаимодействующих учреждений.

Кейтель: Да, у меня никогда не было начальника штаба.

Яррейс: Здесь было упоминание о дискуссии между Гитлером и Шушнигом в Оберзальцберге 12 февраля 1938. Вы помните это? Запись в дневнике Йодля отсылает к этому разговору представленному трибуналу. Йодль был на этом совещании?

Кейтель: Нет, его не было на совещании и его сведения о совещании возникли из совещания которое я уже описывал и которое провёл с ним и Канарисом о необходимости распространения новостей об определенных военных приготовлениях в течение дней последовавших за совещанием с Шушнигом, следовательно возникшее у генерала Йодля впечатление являлось результатом моего описания ему.

Яррейс: В ходе подготовки проводимой из-за обострения германо–чехословацкого вопроса, то есть судетского вопроса, план подставного инцидента играл большую роль. Вы когда-либо отдавали приказ отделу II контрразведки Канариса, подготовить такой инцидент в Чехословакии или на границе?

Кейтель: Нет, таких приказов никогда не отдавали ни разведке, во всяком случае не мной.

Яррейс: Фельдмаршал, после Мюнхена, то есть в октябре 1938, тогдашний начальник национальной обороны, подсудимый Йодль, оставил свою должность и был переведен в Вену. Кто являлся его преемником?

Кейтель: Йодля перевели на действительную службу. Он стал командиром артиллерийской дивизии в Вене и его преемником был Варлимонт, тогда полковник Варлимонт.

Яррейс: То есть его преемником…

Кейтель: Да.

Яррейс: Если я правильно вас понял, то есть, Йодль не просто ушёл в отпуск, а явно оставил должность?

Кейтель: Йодль явно покинул высшее командование вооружённых сил и являлся кадровым офицером в дивизии, Варлимонт не являлся его представителем, а преемником на должности Йодля.

Яррейс: Итак, обвинение сказало о том, что по поводу известного совещания 23 мая 1938 – нет, 1939 – Варлимонт присутствовал как заместитель, назначенный для Йодля. Какое отношение имел Йодль к этому совещанию?

Кейтель: Вообще никакого, он был тогда фронтовым офицером и командиром в Вене.

Яррейс: Почему вы выбрали Йодля начальником оперативного штаба вооруженных сил?

Кейтель: Это было следствием нашего сотрудничества с 1935 по 1938. По моему мнению я бы не нашел лучшего человека для этой должности.

Яррейс: Как Йодль представлял свою военную карьеру, раз уж его артиллерийское командование в Вене или Брюне должно было завершиться?

Кейтель: Я знал о его страсти и желании стать командиром горной дивизии. Он часто рассказывал мне об этом.

Яррейс: Что же, был бы хотя бы какой-то шанс получить такое командование?

Кейтель: Да, я пытался использовать своё влияние на главнокомандующего армией и я помню, что в течение лета 1939, я написал ему, о его желании стать командиром горной дивизии в Рейхенхалле – я не помню номер – что стало правдой. Я был рад сообщить ему об этом.

Яррейс: Это было ваше решение или ОКХ?

Кейтель: Я сделал запрос главнокомандующему армией, и он принял решение.

Яррейс: И если я понимаю правильно, вы сами уведомили Йодля?

Кейтель: Я написал ему письмо, потому что я знал, что он будет этому очень рад.

Яррейс: Фельдмаршал могу я спросить, вы регулярно переписывались с Йодлем?

Кейтель: Нет; мне кажется, что это было единственное письмо, написанное мной ему в тот год.

Яррейс: Я спросил об этом по определенной причине: Йодль покидает ОКВ. Он знает о том, что если возникнет необходимость он станет начальником будущего так называемого оперативного штаба вооруженных сил, то есть, довольно важная должность. Он идёт на действительную службу, как вы говорите. Можно подумать, что тогда он не только иногда получал частные письма от вас, но регулярно информировался вами.

Кейтель: Я это точно не делал и согласно моему личному мнению, каждый офицер генерального штаба, который идёт на действительную службу очень рад тому, если его больше не беспокоят такие вещи.

Яррейс: Да, но судьба не всегда даёт то, что нас радует. Например могло быть так, что кто-то получил официальный приказ, чтобы информировать этого господина.

Кейтель: Я точно не делал этого. Мне не кажется, что это происходило, но я не знаю точно, пытался ли кто–нибудь делать это.

Яррейс: В течение периода, когда Йодль находился в Вене и Брюне, то есть, не в Берлине, он периодически бывал в Берлине с целью получения информации?

Кейтель: Я не видел его, и он не приходил ко мне. Мне кажется это не очень вероятно, потому что в таком случае он бы посещал меня.

Яррейс: Значит из сказанного вами, я должен понять, что когда он прибыл в Берлин незадолго до начала войны, в ответ на телеграмму, сначала ему нужно было получить информацию о том, что происходит?

Кейтель: Да, и это была первая вещь, сделанная между мной и ним.

Яррейс: Вы информировали его?

Кейтель: Да.

Яррейс: Фельдмаршал ещё одна вещь. Вы, наверное помните, довольно бурное утро в рейхсканцелярии после путча Симовича, это было 27 марта 1941, не так ли?

Кейтель: Да, Югославия.

Яррейс: Если отразить политику и историю войн последних 200 лет в Европе, можно спросить: в рейхсканцелярии не было никого на совещании, кто мог предложить, чтобы вместо немедленного нападения, было бы лучше выступить к границам государства отношение которого, было совершенно неопределенным и затем разъяснить ситуацию ультиматумом?

Кейтель: Да, в течение всех этих за и против в бурных условиях утреннего заседания, лично Йодль, по моим сведениям поднял этот вопрос. Предложение: выступить и отправить ультиматум; вот такой был способ.

Яррейс: Если я правильно информирован, вы находились на Востоке в октябре 1941 с целью инспекции или визита в группу армий «Север»; верно?

Кейтель: Да, осенью 1941 я часто летал в группу армий «Север» с целью получения информации для фюрера.

Яррейс: Фельдмаршал фон Лееб являлся командующим группой армий «Север»?

Кейтель: Да.

Яррейс: Фон Лееб рассказывал вам об особенных волнениях, которые имелись тогда?

Кейтель: Я думаю это был мой последний или предпоследний визит к фон Леебу где вопросы капитуляции, то есть, вопрос населения Ленинграда, играл важную роль, который беспокоил его очень сильно, потому что были определенные указания на то, что население вытекало из города и проникало в его район. Я помню, что тогда он попросил меня сделать фюреру предложение о том, чтобы, так как он не мог принять и прокормить 1 миллион гражданских внутри района его группы армий, щель, так сказать, следовало сделать в направлении Востока, то есть, в русскую зону для того, чтобы население могло вытекать в этом направлении. Тогда я доложил об этом фюреру.

Яррейс: Что же, население направили в другое направление?

Кейтель: Да, в особенности на юг в южные леса. Согласно фон Леебу определенное давление оказываемое населением для прохода через немецкие позиции ощущалось в то время.

Яррейс: И это бы мешало вашим операциям?

Кейтель: Да.

Яррейс: Фельдмаршал, вы осведомлены, я полагаю, поскольку это упоминалось этим утром, о приказе принятом фюрером и верховным главнокомандующим о коммандос, датированном 18 октября 1942, то есть документе PS-498, который здесь предъявили. Он публично заранее объявлял о том, что такой приказ будет отдан. Вам об этом известно?

Кейтель: Да, спорный пункт был включен в одно из ежедневных коммюнике Вермахта.

Яррейс: Мы рассматриваем коммюнике Вермахта от 7 октября 1942, которое, после ниже обычного доклада, говорит в связи с тем, что случилось: «Таким образом высшее командование вооруженных сил, считает себя обязанным издать следующие приказы». Первый пункт не имеет здесь интереса, и затем появляется второй пункт в следующей фразе:

«В будущем со всеми террористическими и саботажными британскими коммандос и их сообщниками, которые не ведут себя как солдаты, а скорее как бандиты, будут обращаться как с таковыми со стороны немецких войск и будут безжалостно уничтожать при всяком появлении»

Фельдмаршал, кто подготовил такую формулировку?

Кейтель: Лично фюрер. Я присутствовал, когда он диктовал и правил его.

Латернзер: Свидетель, я хочу продолжить положение, которое упоминалось профессором Яррейсом. Обсуждался приказ о коммандос, документ номер PS-498. В этом приказе о коммандос, под номером IV, Гитлер угрожал, что все командиры, не исполняющие этот приказ будут предаваться военным трибуналам. Вам известно, какие соображения заставили Гитлера включить этот конкретный отрывок в приказ?

Кейтель: Да, они совершенно ясные, я думаю, что цель заключалась в том , чтобы подчеркнуть требование, о том, что этот приказ на самом деле следует исполнять, поскольку он явно считался генералами и теми кто должен был его исполнять, очень суровым приказом, и по этой причине исполнение нужно было подкрепить угрозой наказания.

Латернзер: Итак, я хочу задать вам несколько вопросов касающихся характера так называемых групп генерального штаба и ОКВ. Что вы понимали под германским генеральным штабом?

Кейтель: Под генеральным штабом я понимаю тех офицеров, которые специально готовились как помощники для высшего руководства.

Председатель: Подсудимый уже потратил очень много времени объясняя разницу между ОКВ и штабами различных командований, и обвинение уточнилось и совершенно ясно, что это за группа, которую оно просит признать преступной, и поэтому, я не понимаю, как относится к делу дальнейшие показания теме. Что вы пытаетесь показать, спросив его о том, что он понимает под генеральным штабом?

Латернзер: Это был чисто подготовительный вопрос. Я намеревался связать этот вопрос с ещё одним; и ответом на второй вопрос, я хотел подтвердить, что предполагаемая группа, группа обвиняется под ошибочным названием.

Председатель: Я не понимаю, какое имеет значение ошибочное ли это название если группу определили. Но, в любом случае, подсудимый уже сказал нам о том, что он понимает под генеральным штабом. Вы зададите ему второй вопрос.

Латернзер: Свидетель, если высшее военное руководство рассматривать коллективно образующим группу, которая обозначена как генеральный штаб и ОКВ, вы считаете такое обозначение правильным или неправильным?

Кейтель: Согласно нашим немецким военным концепциям такое обозначение неправильное, потому что для нас генеральный штаб всегда означал орган помощников, в то время как командующие армиями и группами армий и командующие генералы представляли руководящий состав.

Латернзер: Военная иерархия достаточно обсуждалась на данном процессе. Я лишь хочу узнать от вас следующее: взаимоотношения этих эшелонов друг к другу было как у начальников и подчинённых или существовала дополнительная организация в этих рядах которая выходила за рамки чисто профессиональных военных обязанностей?

Кейтель: Нет, генеральный штаб, то есть, генеральный штаб офицеров как помощников руководителей, можно было опознать по форме. Руководители или так называемые командующие сами не имели отношений друг с другом через какие-нибудь межведомственные каналы или через какие–то другие организации любого рода.

Латернзер: Вчера вам были предъявили письменные показания генерал–полковника Гальдера. Сейчас я хочу обсудить с вами последнее предложение данных письменных показаний; я его прочту: «Это на самом деле был генеральный штаб и высшее руководство вооруженных сил». Это заявление правильное или нет?

Кейтель: Я понимаю, это так, что Гальдер хотел сказать, что те немногие офицеры которые имели должности генерального штаба были теми, кто выполнял реальную работу в генеральном штабе армии, в то время как остальные более чем 100 офицеров генерального штаба в ОКХ не имели никакого отношения к этим вопросам. Я думаю, он это имел в виду, небольшую группу, которая занималась этими проблемами.

Латернзер: Вам известно хотя бы об одном инциденте, в котором Гитлер советовался с военным руководителем о политическом вопросе?

Кейтель: Нет, такого не случалось.

Латернзер: Я полагаю, что вы присутствовали на большинстве совещаний с Гитлером, когда обсуждалась обстановка. Вы можете сказать мне, что–нибудь о протестах, вносимых с успехом или без, любыми командующими прибывшими с фронта, и кто случалось, присутствовал при этом?

Кейтель: Как правило фронтовые командиры, которые присутствовали, были молчаливыми слушателями общей дискуссии об обстановке; и после, согласно обстоятельствам, такие командующие привычно делали специальный доклад Гитлеру об обстановке в своих ответственных районах. Затем была также возможность, мне кажется уже упоминавшаяся Кессельрингом373, обсудить эти вопросы лично и предложить мнения. Но иначе никто ничего не говорил об этих вопросах.

Латернзер: Свидетель, вы, когда-нибудь присутствовали, когда бы особенно категорические возражения заявлялись, каким–либо командующим Гитлеру?

Кейтель: Во время обсуждения обстановки?

Латернзер: Нет, я имею в виду любой представившейся случай.

Кейтель: Я, конечно, не присутствовал на каждом совещании, которые Гитлер имел с высокопоставленными командующими в своём штабе, но я не знаю о таких инцидентах. Я подробно ссылался на такие случаи, которые играли роль в этой войне, а именно оппозицию генералов на Западе, перед началом войны, и я понимаю, что ваш вопрос означает, знал ли я о случаях помимо этого.

Латернзер: Да.

Кейтель: Я ссылался на это и должен категорически подчеркнуть снова, что главнокомандующий армией тогда вышел за рамки оправданные с военной точки зрения.

Латернзер: Каким было отношение Гитлера к генеральному штабу армии?

Кейтель: Не очень хорошим. Можно сказать, что он имел предубеждение против генерального штаба и думал, что генеральный штаб высокомерный. Мне кажется этого достаточно.

Председатель: Мы всё это уже слышали, и не раз.

Латернзер: Господин председатель, мне не кажется, что этого свидетеля спрашивали об этом. Насколько я помню, именно этого свидетеля об этом не спрашивали.

Председатель: Трибунал думает, что его спрашивали.

Латернзер: Я хотел бы уделить особое внимание этому положению и снял бы этот вопрос если бы уже один из моих коллег его задал раньше.

[Подсудимому]

Гитлер, в случае ходатайства об отставке поданным одним или более фронтовым командиром готов был отозвать приказ который уже отдал…

Председатель: Доктор Латернзер, почти каждый офицер который приходил и давал показания в суде говорил об этом предмете, конечно же многие из них.

Латернзер: Господин председатель, ваше возражение относится к вопросу, который я сейчас задал?

Председатель: Почти все офицеры, которых допрашивали в этом суде рассказывали о том, что было невозможно подать в отставку. Вы спросили об этом, не так ли?

Латернзер: Да. Я буду рад опустить этот вопрос, если я могу полагать, что трибунал примет факты, которые я хотел подтвердить, как правдивые.

Председатель: Трибунал считает это кумулятивным; принимает ли он их как правду или нет, это другой вопрос.

Латернзер: Господин председатель, я хочу сказать кое–что еще по этому вопросу. Мне не кажется, что это можно считать кумулятивным, поскольку как уже отмечал мой коллегой доктор Дикс, одинаковый вопрос, заданный двум разным свидетелям в каждом случае это другой вопрос, потому что желателен субъективный ответ по конкретному положению. Но я опущу этот вопрос.

Председатель: Есть другие вопросы, которые вы хотите задать?

Латернзер: Да, у меня есть еще несколько вопросов.

[Обращаясь к подсудимому]

Свидетель, в какой степени ставка фюрера охранялась от нападений во время войны?

Кейтель: Существовало специальное охранное подразделение армии и как мне кажется одна рота Ваффен–СС. Применялись самые тщательные меры, такие как колючая проволока, препятствия, и похожие вещи. Она хорошо охранялась от неожиданного нападения.

Латернзер: Было несколько зон?

Кейтель: Да, была внутренняя зона и внешняя зона и несколько районов огороженных раздельно.

Латернзер: Да. Вы уже заявляли о том, что командующие группами армий и армиями на Востоке не имели никаких полномочий за границами своих оперативных районов. Существовала тенденция сохранять оперативный район как можно меньшим, или насколько возможно крупным?

Кейтель: Изначально тенденция заключалась, чтобы иметь большие оперативные районы для того, чтобы получить максимально большую свободу перемещений в тылу армий и групп армий. Фюрер был первым кто, решительными средствами, заставил ограничить эти зоны, делая их насколько возможно небольшими.

Латернзер: По какой причине?

Кейтель: Как он говорил, для того, чтобы освободить военных офицеров от административных мероприятий и вытащить их из протяжённого пространства для их снаряжения и сконцентрировать их в специально узких ограниченных районах.

Латернзер: Вы упоминали во время допроса части Ваффен–СС, которые придавали армии для оперативных, то есть, для боевых задач. Меня в особенности интересует прояснить этот вопрос, потому что, насколько я понимаю, превалирует какое-то заблуждение. Силы СД имели, какое-либо отношение к частям Ваффен–СС, которые подчинялись армейским подразделениям для целей оперативного характера?

Кейтель: Нет, подразделения Ваффен–СС в составе дивизий включались как таковые в армии и не имели никакого отношения к чему-то другому. В этом случае они являлись чисто армейскими силами.

Латернзер: Для командира было возможно, наказывать эсэсовца за какое–либо нарушение?

Кейтель: Если человека ловили на месте, мне кажется никакой командир не замедлил бы, но помимо этого, последней инстанцией по дисциплинарным мерам и подсудности являлся рейхсфюрер СС, а не командующий армии.

Латернзер: Исполнители из айнзацгрупп374 СД должны были докладывать командующим армиями о том, что они делали по приказам Гиммлера?

Кейтель: Этот вопрос подробно разбирался здесь свидетелем Олендорфом375, и я не информирован о связях, которые существовали между командирами и айнзацгруппами и командами. Я не принимал в этом участия.

Латернзер: Я хотел узнать у вас, были ли обязаны айнзацгруппы СД по вашим сведениям о правилах, сообщать военным командирам тех тыловых районов в которых они действовали.

Кейтель: Мне так не кажется, я не знаю приказов, которые действовали в связи с этим, я их не видел.

Латернзер: Вам известно о том информировали ли высших военных командиров о намерении Гитлера или Гиммлера убивать евреев?

Кейтель: По моему мнению, такого не было, поскольку меня лично тоже не информировали.

Латернзер: Итак, у меня остался только один вопрос о предмете военнопленных. Уже во время войны стало известно о том, что условия, относящиеся к снабжению продовольствием советско–русских военнопленных во время первоначального периода восточной кампании были жалкими. В чём заключалась причина таких условий, которые преобладали в этот начальный период?

Кейтель: Я могу основывать свое заявление только на том, что говорил главнокомандующий армией во время докладов об обстановке. Насколько я помню, он периодически докладывал о том, что была ясной проблема больших масс, которая требовала чрезвычайных организационных усилий обеспечения продовольствием, размещения и безопасности.

Латернзер: Итак, эти условия были, несомненно, хаотичными в течение определенного периода времени. Я думаю, по конкретной причине которая существовала, и с целью освежить вашу память, свидетель, я хочу напомнить следующее:

Армия уже подготовила лагеря на родине для будущих военнопленных, потому что в начале планировалось, что этих пленных должны были переводить на родину. Однако, несмотря на эти приготовления, как было здесь сказано, это было остановлено по внезапному приказу Гитлера, который запретил переводить этих русских пленных на родину.

Кейтель: Этим утром я объяснял, и сказал, что в течении определенного периода до сентября, перевод советско–русских военнопленных в Рейх был запрещен и только после этого перевод в домашние лагери был подготовлен с целью использовать рабочую силу.

Латернзер: И недостатки, которые проявлялись во время этого первого периода, не могли быть исправлены средствами, имевшимися в распоряжении войск?

Кейтель: Этого я не знаю. Меня об этом не информировали. Только ОКХ, которое имело исключительную ответственность, знает об этом.

Латернзер: У меня есть еще несколько вопросов о положении заместителя начальника оперативного штаба вооруженных сил. Когда была введена эта должность?

Кейтель: Мне кажется в 1942.

Латернзер: 1942. Какому званию соответствовала эта должность?

Кейтель: Это мог быть полковник или генерал.

Латернзер: Я подразумеваю, была ли это почти такая же должность, как и у командира дивизии?

Кейтель: Что же, я бы сказал, она была равной должности командира бригады или дивизии, начальнику отдела.

Латернзер: Сколько начальников отделов было в ОКВ?

Кейтель: Я не могу сказать по памяти. Оценивая, у меня было восемь начальников управлений, каждое из которых имело один, два, три или четыре отдела. Поэтому, было около 30 или 35 начальников отделов.

Латернзер: Заместитель начальника оперативного штаба вооруженных сил был одним из восьми или 30 начальников отделов?

Кейтель: Нет, я не скажу точно. Мы имели среди начальников управлений, так называемых начальников межведомственных отделов, которые объединяли несколько небольших отделов. Таким было его положение.

Латернзер: Какими были его официальные обязанности связанные с этой должностью?

Кейтель: Естественно надзор и руководство всей работой той части оперативного штаба вооруженных сил, которая была придана к ставке фюрера. Его задача заключалась в том, чтоб руководить этой работой согласно директивам отданным Йодлем, начальником оперативного штаба вооруженных сил.

Латернзер: Заместитель начальника оперативного штаба вооруженных сил был ответственным за стратегическое планирование высшего уровня, как утверждает обвинение?

Кейтель: Он, конечно, не являлся ответственным за это в таком качестве, но по факту он принадлежал к небольшой группе высокопоставленных и видных офицеров генерального штаба, которые занимались такими вещами, как отмечал Гальдер.

Латерзнер: Итак, у меня есть последний вопрос. Следовательно, позиция заместителя начальника оперативного штаба вооруженных сил не равна по важности другим позициям, которые включены в эту группу генерального штаба и ОКВ?

Кейтель: Я сказал начальником группы отделов в оперативном штабе вооруженных сил и сотрудником в небольшой группе тех, кто должен был заниматься оперативными и стратегическими вопросами, но подчинённый генерала Йодля и руководитель рабочего процесса в рабочем штабе.

Латерзнер: Фельдмаршал, мне кажется, что на вопрос, который я задал вам, не полностью дан ответ. Я спросил о том, была ли значимость этой должности равной или даже приблизительно равной той, как была у группы генерального штаба и ОКВ.

Кейтель: Нет, разумеется, нет, потому что в группе генерального штаба и ОКВ были главнокомандующие, верховные главнокомандующие, и начальники генеральных штабов. Он точно не принадлежал к ним.

Латерзнер: Спасибо.

Бабель: Свидетель, вы сказали в письменных показаниях Кейтель–12 о том, что СС, с начала войны, стали чемпионами и носителями стандартов политики завоевания и силы. Для того, чтобы исключить любое недопонимание, я хочу разъяснить следующее: что вы имеете в виду под СС в данном случае?

Кейтель: На это я могу сказать, что то, что зачитал мой защитник было кратким итогом гораздо больших письменных показаниях. Если бы вы прочли последние, вы нашли бы ответ на свой вопрос. Говоря точнее: это касалось руководства СС в подчинении Гиммлера и при тех функционерах внутри его сферы командования, полиции и СС, которые появилиь и действовали на оккупированных территориях. Концепция так называемых общих СС на родине не имела к этому никакого отношения. Надеюсь я пояснил.

Бабель: Да, спасибо.

Бергольд: Свидетель, обвинение в своем судебном обзоре также обвиняет подсудимого Бормана, также в его деятельности в так называемом фольксштурме376. В этой связи, я хочу задать вам несколько вопросов.

Наступательная или оборонительная деятельность планировалась для фольксштурма как он был сформирован по распоряжению фюрера от 18 октября 1944?

Кейтель: На это я могу сказать только о том, что рейхсляйтер Борман отказывался предоставлять военным властям, какое–либо разъяснение, какое–либо содействие, и какую–либо информацию о фольксштурме.

Бергольд: Вы подразумеваете, что вас вообще не информировали о предназначении фольксштурма?

Кейтель: Только то, что я понимал это как последний призыв мужчин для защиты своей земли.

Бергольд: Это означает, что в рамках Вермахта, фольксштурм не предназначался ни для каких наступательных целей?

Кейтель: Нет, но все службы Вермахта которые сталкивались с подразделениями фольксштурма в своих районах, или включали их в себя или отправляли домой.

Бергольд: Я правильно понял, что вы хотите сказать, что это учреждение, фольксштурм, являлось продуктом мыслей Бормана или исходило от Гитлера?

Кейтель: Я не знаю этого, возможно от обоих.

Бергольд: Гитлер тоже не говорил вам о нем?

Кейтель: Нет, он только говорил о фольксштурме и похожих вещах, но военные власти не имели к этому никакого отношения.

Бергольд: Борман докладывал о каких–либо военных вопросах фюреру кроме странных вещей о фольксштурме?

Кейтель: Он часто обвинял Вермахт в разного рода вещах, я могу заключить это из того, что мне говорили, и полагаю, что это исходило от Бормана. Я не знаю.

Бергольд: Спасибо.

Хорн: Это верно, что подсудимый фон Риббентроп после своего возвращения из Москвы в августе 1939, в связи с переменой внешнеполитической ситуации – ратификация пакта о гарантии между Англией и Польшей – советовал Гитлеру остановить военные меры, которые предпринимались?

Кейтель: У меня тогда сложилось впечатление, что приказы, отданные мне Гитлером были основаны на беседе между ним и его министром иностранных дел. Я не присутствовал при разговоре.

Хорн: Верно, что фон Риббентропа, также как других министров с портфелем, как правило, не информировали о стратегических планах?

Кейтель: Я могу говорить, только за себя и за начальника оперативного штаба вооруженных сил, что нас не уполномочивали это делать и мы никогда такого не делали. Если министра иностранных дел Рейха информировали о таких вопросах, эта информация могла придти только от самого Гитлера. Я сомневаюсь, чтобы он делал здесь исключения.

Хорн: Обвинение представило письмо от 3 апреля 1940, относительно предстоящей оккупации Дании и Норвегии, которое вы направили тогдашнему рейхсминистру иностранных дел. В этом письме вы информировали рейхсминистра иностранных дел о предстоящей оккупации и просили его предпринять необходимые политические шаги. Вы уже инструктировали фон Риббентропа до этой даты о намерении оккупировать Норвегию и Данию?

Кейтель: Нет, мне бы не позволили это сделать, согласно способу которым фюрер работал с нами. Это письмо было необычным способом предоставить такую информацию, по приказу фюрера, рейхсминистру иностранных дел, который ничего не знал об этих вещах. Мне приказали написать ему.

Хорн: В связи с показаниями генерала Лахузена, я хочу задать вам один вопрос. Во время польской кампании, была директива или приказ Гитлера об уничтожении евреев в польской Украине?

Кейтель: Я не могу вспомнить никакие такие вещи. Я знаю, только о том, что во время оккупации Польши – то есть после оккупации – проблема польских евреев играла роль. В связи с этим я однажды задал Гитлеру вопрос, на который мне кажется, он ответил, что этот район хорошо подходил для их расселения. Я не знаю или не помню чего–либо еще.

Хорн: Во время польской кампании, существовал план возбудить мятеж в польской Украине в тылу поляков?

Кейтель: Я не могу ответить на этот вопрос, хотя я слышал, что о таких вещах говорил здесь Лахузен. Я не знаю и ничего об этом не помню.

Хорн: Спасибо.

Бём: Фельдмаршал, вы являлись начальником ОКВ и соответственно начальником КГВ, то есть организации по делам военнопленных. Вы, когда-нибудь отдавали приказы или имели приказы, на основе которых члены СА или подразделения СА предназначались для охраны военнопленных или лагерей военнопленных, или использовались для таких целей?

Кейтель: Я не могу вспомнить, чтобы какую-то такую директиву принимало ОКВ. Мне кажется, что это не тот случай.

Бём: В этом отношении, вам, когда-нибудь докладывали о том, что такие охранные обязанности несли?

Кейтель: Я не могу вспомнить об этом, но я не могу отрицать, что некоторые подразделения армии в отдельных местах могли временно использовать членов СА для содействия в несении охраны, о чём я не знаю.

Бём: Спасибо.

Председатель: Возможно, нам лучше прерваться на 10 минут.

Председатель: Трибунал будет заседать завтра с 10 часов утра. В 12:30 он примет дополнительные ходатайства о свидетелях и документах, и после этого без четверти час он перейдёт в закрытый режим.

Руденко: Подсудимый Кейтель, я прошу вас, уточните, когда вы получили первый офицерский чин?

Кейтель: 18 августа 1902 г.

Руденко: Какое вы получили военное образование?

Кейтель: Я вступил в армию в качестве кандидата в офицеры. Начав как простой солдат, я прошёл через разные звания сначала в качестве простого солдата и, пройдя затем все звания ефрейтора и унтер-офицера, фенриха и лейтенанта.

Руденко: Я спросил о военном образовании.

Кейтель: Я был армейским офицером до 1909, затем почти шесть лет полковым адъютантом, затем во время Первой мировой войны, командиром батареи, а после весны 1915 г. я находился на службе в генеральном штабе.

Руденко: Очевидно, не точно перевели вам, вы окончили академию военную или другую военную подготовку образовательную прошли?

Кейтель: Я никогда не посещал военную академию. Два раза я в качестве полкового адъютанта принимал участие в командировках большого генерального штаба377 и летом 1914 г, был откомандирован в большой генеральный штаб и в начале войны 1914 г. возвратился в свой полк.

Руденко: Какую военную подготовку и военный чин имел Гитлер?

Кейтель: Только несколько лет назад я узнал от самого Гитлера, что он после окончания Первой мировой войны был лейтенантом в баварском пехотном полку. Во время войны он был рядовым, затем он получил чин ефрейтора, очень может быть, что в последнее время он получил чин унтер-офицера.

Руденко: Не следует ли сделать вывод, что вы, обладая солидной военной подготовкой и большим опытом, вмели возможность оказывать существенное влияние на Гитлера при решении военно-стратегических и других вопросов, касающихся вооруженных сил?

Кейтель: Нет. Я должен заявить о том, что в степени, которая практически недостижима для неспециалиста и профессионального офицера, Гитлер изучал публикации генерального штаба, военную литературу, эссе по тактике, операциям и стратегии и, что у него были знания в военных сферах, которые можно назвать поразительными. Могу я привести пример того как это подтверждалось иными офицерами Вермахта. Гитлер был настолько хорошо информирован относительно организации, вооружений, руководства и снаряжения всех армий, и что еще более замечательно, всех флотов мира, что невозможно было подтвердить какую–либо ошибку с его стороны; и я должен добавить, что также, что во время войны, пока я находился в его ставке и в его ближайшем окружении, Гитлер изучал по ночам все крупные труды генерального штаба - Мольтке378, Шлиффена379 и Клаузевица380 и черпал для себя из них обширные знания. Поэтому, у нас складывалось впечатление: только гений способен на это.

Руденко: Но надеюсь, вы не станете отрицать, что в силу своей подготовки и военного опыта вы являлись советником Гитлера в ряде важнейших вопросов?

Кейтель: Я относился к его ближайшему военному окружению, и я слышал многое от него, но я вчера отметил на вопрос моего защитника, что даже в простых, повседневных вопросах касающихся организации и снаряжения Вермахта, я должен открыто признать, что я был учеником, а не учителем.

Руденко: С какого времени, вы считаете, началось ваше сотрудничество с Гитлером?

Кейтель: Как раз в тот день, когда я был призван на эту должность, 4 февраля 1938 г.

Руденко: Итак, вы работали в контакте с Гитлером весь период, подготовки и осуществления агрессивных войн?

Кейтель: Да, мне кажется, что я уже дал все нужные разъяснения относительно того, как для меня, оказавшегося в этой ситуации, развивались события, уготовившие мне много неожиданностей.

Руденко: Кто, кроме вас, из руководящих военных работников ОКВ и ОКХ был приравнен к рангу министра Рейха?

Кейтель: Ранг рейхсминистра имели трое главнокомандующих родами войск вооруженных сил, причем главнокомандующий воздушным флотом рейхсмаршал Геринг был, кроме того, рейхсминистром авиации, точно так же и я получил, как я уже показал вчера, ранг, но не полномочия и титул министра.

Руденко: Кто кроме вас, из руководящих военных работников ОКВ и ОКХ, подписывал законы вместе с Гитлером и другими министрами?

Кейтель: В министерском секторе правительства Рейха, был способ подписей фюрера и рейхсканцлера и непосредственно заинтересованных министров, и наконец, начальника рейхсканцелярии. Это не годилось для военного сектора, так как согласно традициям германской армии и Вермахта подписи давали принципиальные эксперты, которые работали над вопросом, начальник штаба, или кто бы то ни было, кто бы ни отдал или хотя бы подготовил приказ, и инициал добавляли на полях.

Руденко: Но вы уже вчера сказали, что вы такие декреты подписывали вместе с другими имперскими министрами.

Кейтель: Да, вчера я упоминал отдельные распоряжения и также приводил причины, почему я подписывал их, и что делая это, я не являлся рейхсминистром и не получал функций должности министра.

Руденко: Какой орган, начиная с февраля 1938 года, выполнял функции военного министерства?

Кейтель: До последних дней января или первых дней февраля тогдашний военный рейхсминистр фон Бломберг. После 4 февраля, как известно, не существовало больше ни военного министерства, ни военного министра.

Руденко: Я поэтому вас и спрашиваю, какой орган заменял и выполнял функции военного министерства, зная, что этого министерства не было?

Кейтель: Я вместе с управлением вооруженных сил, тогдашним штабом военного министерства, во главе которого я стоял, вел дела дальше, распределив их, как я указал, то есть, передав все высшие полномочия главнокомандующим родами войск вооруженных сил. Но это был не мой приказ, а приказ Гитлера.

Руденко: Из представленной вами схемы суду видно, что ОКВ являлось центральным объединяющим и высшим военным звеном в Рейхе, непосредственно подчиненным Гитлеру. Правильно сделать такой вывод?

Кейтель: Да. Это был военный штаб Гитлера.

Руденко: Кто непосредственно в ОКВ руководил разработкой военно- стратегических планов? Я имею в виду планы нападения на Австрию, Чехословакию, Польшу, Бельгию, Голландию, Францию, Норвегию, Югославию и Советский Союз.

Кейтель: Мне кажется, что вчера я очень подробно заявил, сказав, что все оперативные, стратегические планы, после приказа отданного Гитлером, готовились и доводились главнокомандующими родов войск вооруженных сил, например, в сухопутных войсках — ОКХ и генеральным штабом сухопутных сил Гитлеру, и затем принимались соответствующие решения.

Руденко: Я хочу вас спросить в связи с Югославией о следующем. Признаете ли вы, что изданная за вашей подписью директива о предварительном разделе Югославии является документом большого политического и международного значения, которым предусмотрено фактическое уничтожение Югославии как государства?

Кейтель: Я не сделал ничего, помимо оформления письменного распоряжения Гитлера, и препроводил его в инстанции, которых это интересовало и касалось. Я не мог оказать ни личного, ни политического влияния на решение этого вопроса.

Руденко: За своей подписью?

Кейтель: По поводу подписей, которые я давал, я вчера сделал обширное объяснение, о том, как они появлялись и в чем их значение.

Руденко: Правильно, вы об этом говорили, я вам ещё поставлю в связи с этим вопрос, но сейчас я хотел уточнить вашу позицию в вопросе Югославии. Согласны ли вы, что при прямом участии ОКВ организовывались провокационные акции для создания повода германской агрессии и оправдания этой агрессии в глазах общественного мнения?

Кейтель: Этим утром, в ответе на вопросы защитников остальных подсудимых, я четко отвечал, что я не принимал участия в подготовке каких-либо инцидентов, и военные инстанции по желанию Гитлера никогда не принимали участия в обсуждении, подготовке, разработке или проведении такого рода инцидентов. Под инцидентом подразумевается провокация.

Руденко: Безусловно. Какое участие принимало ОКВ в обеспечении вооружения «фрайкорпуса381» в Судетах?

Кейтель: Генерал, какой фрайкор? Я не знаю, на какой фрайкор вы ссылаетесь?

Руденко: В Судетах.

Кейтель: Я не осведомлен о том, что какая-либо военная инстанция, если можно так выразиться, поставляла или направляла туда тайным образом оружие. Я об этом не знаю. Такой приказ не отдавали, или во всяком случае не передавали через мои руки. Я не помню этого.

Руденко: Кто и почему дал приказ об оккупации Моравской Остравы и Витковиц германскими военными частями 14 марта 1939 года, после полудня, когда президент Гаха еще находился в пути в Берлин с целью переговоров с Гитлером?

Кейтель: Приказ был окончательно выпущен и решен фюрером. Были сделаны приготовления с тем, чтобы в результате coup de main, до планировавшегося ранее вступления в Чехословакию, занять этот район, где находился известный крупный современный сталелитейный завод, расположенный в Моравской Остраве, я не могу сейчас вспомнить, как он называется. Гитлер мне сказал, что причина такого решения заключается в том, чтобы воспрепятствовать тому, чтобы поляки внезапно напали с севера и чтобы, кроме того, на всякий случай завладеть наиболее современным прокатным станом в мире. Это он привел в качестве причины, то есть, оккупация действительно состоялась в поздние часы 14 марта.

Руденко: Да, но в это же время президент Гаха ехал в Берлин, чтобы вести переговоры с Гитлером?

Кейтель: Да, это правильно.

Руденко: Это вероломство!

Кейтель: Мне не кажется, что я должен давать свою оценку этих событий. Правильно то, что эта оккупация состоялась в указанный вечер. Я привёл причины и президент Гаха узнал об этом лишь тогда, когда он приехал в Берлин.

Теперь я вспомнил название. Это был прокатный стан в Витковице.

Руденко: Ясно. Я имею к вам несколько вопросов в связи с агрессией против Советского Союза. Вы вчера давали уже трибуналу по этому поводу свои показания. Вы изложили свою позицию по поводу нападения на Советский Союз. Но вы заявили трибуналу, что распоряжения о подготовке варианта «Барбаросса» последовали в начале декабря 1940 года?

Кейтель: Да.

Руденко: Вы точно это припоминаете и утверждаете?

Кейтель: Я не знаю или не вспоминаю о каком-то определенном приказе главного командования вооруженных сил, который призывал о подготовке плана под названием «Барбаросса» как-нибудь раньше. Однако, я вчера объяснял, что был отдан какой-то приказ, наверное в сентябре о транспорте и железных дорогах и тому подобных вещах. Подписал ли я такое указание — я сейчас не помню, но вчера я отмечал такой подготовительный приказ для улучшения средств сообщения между Западом и Востоком.

Руденко: В сентябре?

Кейтель: Это могло быть в сентябре или октябре, но я не могу установить точную дату.

Руденко: Я хочу несколько...

Кейтель: Более точную информацию вы, вероятно, можете получить от генерала Йодля, который должен лучше об этом знать.

Руденко: Конечно, когда он будет допрашиваться, мы его спросим по этому вопросу. Я несколько хочу, чтобы кратко вспомнили все обстоятельства, впервые вы узнали о замыслах Гитлера о нападении на Советский Союз летом 1940 года?

Кейтель: Нет. Записанный в дневнике Йодля разговор относится к лету 1940 года. Вы, очевидно, имеете сейчас в виду тот разговор, который записан в дневнике Йодля, но я не присутствовал на этой, очевидно, очень краткой и беглой беседе. Мои воспоминания об этом периоде тоже подтверждают мою уверенность в том, что я не присутствовал, потому что я в то время постоянно находился в разъездах, летал на самолете и не присутствовал на совещаниях, где обсуждалось военное положение.

Руденко: А когда у вас происходила беседа с Риббентропом?

Кейтель: Это могло быть, в последние дни августа, мне кажется, это было в начале сентября. Точной даты я, однако, сообщить не могу. Я восстанавливаю этот период в моей памяти, исходя из того, что приблизительно 10 августа я вновь прибыл в Берхтесгаден и в последующее время составил тот меморандум, о котором я говорил.

Руденко: Итак, вы утверждаете трибуналу, что впервые о замыслах Гитлера напасть на Советский Союз вы узнали из беседы с Риббентропом?

Кейтель: Нет, нет, дело в том, что после того, как я 14 дней отсутствовал в Берхтесгадене, находясь частично в отпуску, частично при исполнении служебных обязанностей в Берлине, я возвратился в главную ставку в Берхтесгадене и затем в один из следующих за моим прибытием дней, приблизительно в середине августа, я услышал впервые об этих планах Гитлера. После этого мной был составлен меморандум.

Руденко: Таким образом, правильно я вам ставил вопрос, что вы летом 1940 года знали о замыслах Гитлера?

Кейтель: Да. Середина августа это, в конце концов, еще лето.

Руденко: Август, конечно лето, безусловно. Дальше, я хотел бы напомнить вам показания свидетеля Паулюса382, которые он дал здесь, перед трибуналом, 11 февраля сего года. Паулюс как вы припоминаете, очевидно, сообщил трибуналу, что при поступлении на службу в ОКХ 3 сентября 1940. он среди прочих планировок застал там еще незаконченный предварительный оперативный план нападения на Советский Союз, известный под названием «Барбаросса». Вы припоминаете это свидетельство Паулюса?

Кейтель: Я помню лишь то, что он сказал, что там имелся план проведения маневров, что, когда он был переведен на должность в ОКХ в генеральный штаб, он обнаружил там соответствующий документ. Этот документ мне неизвестен и не мог быть известным, так как документы и материалы генерального штаба никогда не находились в моем распоряжении, и я никогда не видел их.

Руденко: Стало быть, я хочу установить одно обстоятельство: вы не отрицаете, что в сентябре 1940 года в ОКХ уже велись разработки в связи с вариантом «Барбаросса»?

Кейтель: Если имеется свидетельство генерал-фельдмаршала Паулюса, то я не могу сказать, что оно неправильно, потому что я не могу знать, было ли это так в действительности. Я не могу этого ни оспаривать, ни утверждать.

Руденко: Так. Вы заявили здесь трибуналу, что вы были противником войны с Советским Союзом?

Кейтель: Да.

Руденко: Вы заявили, что вы специально входили с предложением к Гитлеру, чтобы он изменил свои замыслы в отношении Советского Союза?

Кейтель: Да, не только изменить этот план, но вообще отказаться от этого плана и не вести войны против Советского Союза. В этом заключался смысл моего меморандума.

Руденко: Я так именно – так вас и спрашиваю. Сейчас я хочу вас спросить об известном, очевидно вам совещании, которое произошло через три недели после нападения Германии на Советский Союз, о совещании от 16 июля 1941 года. Вы припоминаете это совещание, которое было посвящено вопросу задачам войны против Советского Союза?

Кейтель: Нет, я сейчас не знаю о чём вы говорите, я не знаю.

Руденко: Я не намерен вам предъявлять сейчас этот документ. Если вспомните, я его предъявлял подсудимому Герингу, где речь шла о расчленении Советского Союза, о присоединении, вспоминаете?

Кейтель: Да, этот документ я знаю. Мне кажется, он отмечен вверху «BO-FU», и во время моего допроса я опознал это как меморандум рейхсляйтера Бормана.

Руденко: Правильно.

Кейтель: Я сделал такое заявление. Я тогда также показал, что меня пригласили участвовать лишь во второй половине этого совещания, я не присутствовал на первой половине совещания. Я также показал, что этот документ не является протоколом, а свободной продиктованной записью рейхсляйтера Бормана.

Руденко: Но вы помните, что уже тогда — 16 июля ставился вопрос о присоединении к Германии Крыма, Прибалтики, волжских районов, Украины, Белоруссии и других территорий.

Кейтель: Нет, мне кажется, что об этом говорилось на первой половине совещания. Я помню о той части совещания, когда обсуждался вопрос о кадрах, об определенных лицах, которые должны были быть назначены. Это я припоминаю. Эту запись я увидел только здесь, раньше я не знал о ней, на первой половине этого совещания я не присутствовал.

Руденко: Тогда позвольте вас спросить иначе. Какие же конечные цели ставил Гитлер и его окружение в этой войне против Советского Союза?

Кейтель: Я считал, основываясь на тех заявлениях, которые мне сделал Гитлер, что более глубокие причины этой войны заключались в том, что он был убежден, что в течение ближайших лет между великой славянской коммунистической империей и великой германской империей национал-социализма так или иначе вспыхнет война и если столкновение между этими двумя народами неизбежно, то гораздо лучше, чтобы оно произошло сейчас, а не позже. Вот, как я могу приблизительно все это сформулировать. Но я не помню, по крайней мере, сейчас, эти вопросы, из этого документа о расчленении некоторых районов. Вероятно, они были плодом фантазии.

Руденко: И вы утверждаете трибуналу под присягой, что вам неизвестно было о гитлеровских планах захватить территории Советского Союза и колонизировать их?

Кейтель: Нет, в такой форме это не говорилось. Я, конечно, сознавал, что предполагалось сделать прибалтийские провинции зависимыми от Германии, установить между Украиной и Германией тесные экономические отношения в области снабжения продуктами питания, но мне не были известны конкретные объекты, которые должны были быть завоеваны, и если эти вопросы когда-нибудь и затрагивались, то я к ним не относился серьезно. Так я тогда это понимал. Я не должен объяснять как я это понимаю сегодня, но только о том как понимал это тогда.

Руденко: Известно ли вам было, что на этом совещании 16 июля Гитлер заявил о необходимости стереть с лица земли город Ленинград?

Кейтель: Я не уверен, что в ходе этого совещания – я снова прочитал здесь этот документ. Того, что содержится в документе я не могу вспомнить. Но документ был у меня в руках, я читал его в присутствии американского обвинителя; и если в нём это сказано, тогда вопрос заключается в том слышал ли я об этом тогда, когда я был вызван на совещание.

Руденко: Я говорю, что я не намерен вам предъявлять этот документ, он уже неоднократно предъявлялся. Но в записи, которая цитировалась здесь уже подсудимому Герингу и который сам её читал, говорится: «На Ленинградскую область претендуют финны. Фюрер хочет сравнять Ленинград с землей, с тем, чтобы затем отдать его финнам».

Кейтель: Я могу лишь сказать, что необходимо установить, с какого момента я присутствовал на совещании. Я не слышал, чего-либо сказанного до этого момента, и я могу только попросить, чтобы мне дали документ или если можно зачитали протокол моего предварительного допроса. Вот, что я говорил дознавателю.

Руденко: Хорошо. Мы сейчас вам дадим этот протокол совещания от 16 июля. Пока ищете то место, я вам ещё в связи с этим поставлю вопросы, а тем временем найдут место из этого документа.

А о разрушении Ленинграда, из других документов вам не было известно?

Кейтель: Меня спрашивала об этом русская делегация и генерал, который присутствует в зале суда. Он обращал мое внимание на этот документ.

Руденко: На предварительном следствии вас спрашивали, правильно.

Кейтель: Я знаю документ, который поступил из флота, от адмирала, а также второй документ, который содержал краткую директиву, мне кажется, по приказу Йодля, относительно Ленинграда. Меня уже допрашивали по этим двум документам. Я могу по этому поводу лишь констатировать, что ни действия германской авиации, ни обстрел осадной артиллерией не произвели тех разрушений, какие имели место позже в других местах. До этого дело не дошло, этого в действительности не было. Насколько мне известно, систематического обстрела Ленинграда не было. Поэтому можно констатировать лишь то, что я сказал тогда под присягой господам из советской делегации.

Руденко: Это кому, вам известно, что Ленинград никогда не обстреливался?

Кейтель: Конечно, артиллерия действовала в районе Ленинграда. Но обстрел не ставил своей целью разрушение города, до этого дело не дошло. Генерал, это бы происходило, при наступлении на Ленинград.

Руденко: Вы ознакомьтесь с этим документом, а я поставлю, вам потом ещё дополнительно вопрос.

[Документ передается подсудимому]

Кейтель: Это очень просто. Я вошел именно после того, как было сделано замечание. Я тогда сказал американскому дознавателю, что когда я вошел в комнату, я лишь услышал про дискуссию, о назначении гауляйтера Лозе383. Я не слышал предшествующих замечаний.

Руденко: Вы появились… Пожалуйста. Вы ознакомились с этим местом протокола совещания от 16 июля, о Ленинграде?

Кейтель: Да, там где я вошел.

Руденко: Увидели? Вы убедились, что такая запись в протоколе совещания есть. Вы появились на этом совещании именно сразу, как только закончили говорить о Ленинграде?

Кейтель: Да. Я вошел в комнату, когда они говорили о качествах гауляйтера Лозе, подходил ли он для административной должности. Это были первые слова, которые я услышал. Когда я вошел, шло обсуждение этого вопроса.

Руденко: Там совершенно четко записано: «Стереть Ленинград с лица земли»

Кейтель: Да, я прочитал это.

Руденко: Правильно. Это же записано и в приказе?

Кейтель: Да, но со мной он прямо не связан. Вы имеете в виду приказ флота, приказ, связанный с флотом?

Руденко: Вам известно, что было два приказа, один по линии военно-морских инстанций и один приказ по линии ОКВ, за подписью Йодля? Вам это известно?

Кейтель: Да, я видел здесь оба распоряжения. Они были представлены русской делегацией.

Руденко: И вам известно, что в приказе за подписью подсудимого Йодля говорилось о разрушении города Москвы также?

Кейтель: Это я точно не помню, только ли ссылались на Ленинград. Если это имеется в протоколе, то я не хочу оспаривать.

Руденко: Я вас спрашиваю: приказы издаются для чего? По линии ОКВ издавались для того, чтобы их исполняли?

Кейтель: Директива или сообщение флота это, прежде всего, не приказ, ОКВ, и его происхождение мне неизвестно. Короткий приказ ОКВ, подписанный «по приказу Йодль», был составлен, когда я отсутствовал, как я уже говорил. Если бы я в тот момент находился там, то я, вероятно, подписал бы его, но меня тогда не было и я не знаю предпосылок и обсуждений, обусловивших этот приказ.

Руденко: Вы не ответили на мой ясный совершенно вопрос. Я спрашиваю: приказы издаются для того, чтобы их исполняли, кратко вы можете ответить?

Кейтель: То, о чем мы сейчас говорим, директива, а не приказ. Приказ может быть издан только руководящей на данном участке инстанцией сухопутных сил. Это была директива, где излагалась цель и намерение.

Руденко: А указания, указание не подлежит исполнению, исходящее из ОКВ?

Кейтель: Конечно, они должны выполняться.

Руденко: Должны. А, что касается вашего заявления по поводу того, что никто не обстреливал Ленинград, то оно не нуждается в опровержении, ибо разрушения Ленинграда — общеизвестный факт. Я перехожу дальше, вам известно…

Кейтель: Я разрешу себе заметить, что я не издавал этого приказа, Поэтому я и не знаю этого.

Руденко: Нет, это у меня не был вопрос к вам. Пожалуйста. Вам известно, что до начала войны с Советским Союзом подсудимым Герингом была издана так называемая «Зеленая папка», содержащая директивы по руководству экономикой подлежащих оккупации районов СССР?

Кейтель: Да, это мне известно.

Руденко: Вы подтверждаете, что своим распоряжением от 16 июня 1941 г. вы дали указание всем германским вооруженным силам о неуклонном выполнении этих директив?

Кейтель: Да, имеется директива, которая доводит до сведения всех войсковых частей, какие организации используются для осуществления важных задач и какого рода ответственность при этом существует. Далее говорилось, что все военные инстанции сухопутных сил должны действовать в полном соответствии с директивой. Я препроводил эту директиву всем соответствующим инстанциям, не издал её, а препроводил другим инстанциям.

Руденко: Это было ваше указание или опять же таки вы только исполняли указание фюрера?

Кейтель: Я лишь передавал данные мне фюрером поручения. Я вообще не мог отдавать приказов рейхсмаршалу Герингу в этом направлении.

Руденко: Вы дали приказ не рейхсмаршалу Герингу, как вы здесь выразились, а приказ вооруженным силам?

Кейтель: Я ему и не мог давать приказов, я мог лишь повеление фюрера довести до сведения главнокомандующего сухопутными силами, который в свою очередь должен был сообщить о нем дальше своим группам армий.

Руденко: Вы не расходились с этим желанием фюрера?

Кейтель: Я не заявил никаких возражений, поскольку это не касалось обязанностей ОКВ. Я исполнил приказ и передал его.

Руденко: Вы подтверждаете, что в этом распоряжении вами была поставлена задача немедленной и полной эксплуатации оккупированных областей Советского Союза в интересах военной экономики Германии?

Кейтель: Такого рода приказ, где говорилось о целях и задачах, которые должны были осуществляться экономической организацией «Ольденбург», я не издавал, поскольку не имел к этому никакого отношения. Я передал лишь основное содержание «Зеленой папки» - известно, что стоит под этим названием – высшему командованию армии, чтобы потом были даны дальнейшие распоряжения.

Руденко: Вы признаете, что директивы, содержавшиеся в «Зеленой папке» Геринга были направлены на разграбление материальных ценностей Советского Союза и его граждан?

Кейтель: Нет, по моему мнению, об уничтожении в «Зеленой папке» ничего не говорилось. Вместо уничтожения следует сказать использование лишних продуктов, главным образом в области питания, а сырье должно было использоваться для военной экономики Германии, а не уничтожаться.

Руденко: Один момент, вас не слышно. Я прошу вас повторить ответ ваш.

Кейтель: Я сказал, что в «Зеленой папке» были принципы использования существующих и будущих резервов, которые считались полезными, но никогда об их уничтожении. Дело было не в том, чтобы позволить советскому населению голодать. Я видел происходящее на месте и могу со знанием об этом говорить.

Руденко: Это вы не считаете грабежом?

Кейтель: Споры о словах, будь то трофеи, или эксплуатация резервов выявляемых во время войны, или грабёж или похожее это вопрос концепций которые как мне кажется, не требуют здесь определения. Каждый говорит об этом по-своему.

Руденко: Хорошо, не будем спорить. Я последний вопрос в связи с нападением на СССР имею к вам. Согласны ли вы с тем, что способы ведения германской армией войны на Востоке самым резким образом расходились с элементарным представлением о воинской чести армии и с понятием военной необходимости и целесообразности?

Кейтель: Нет, я не могу признать этого в такой форме. Я скорее скажу, что фактически это ожесточение - я ранее использовал такой термин – эта ожесточенность войны против Советского Союза и то, что происходило на Востоке, не относится к действиям германской армии, но к обстоятельствам о которых я заявлял в письменных показаниях представленных трибуналу моим защитником. Кроме того я попрошу русского обвинителя зачитать их, чтобы он мог понять моё мнение об этом.

Руденко: Хорошо. Чтобы закончить с вопросами агрессии и перейти к вопросам о зверствах, я имею к вам следующий вопрос, и я надеюсь, что вы сообщите трибуналу те сведения, которыми вы располагаете как ближайший человек Гитлера в вопросах военных планов.

Мой вопрос следующий: Какие задачи ставились немецким верховным главнокомандованием перед германскими вооруженными силами в случае успешного для Германии окончания войны против Советского Союза?

Кейтель: Я не знаю, что вы имеете в виду. Какие требования должны были предъявить военному руководству в случае успешной войны? Могу я попросить задать его по-другому? Я его не понял.

Руденко: Я имею в виду задачи дальнейшего ведения войны после окончания восточной кампании.

Кейтель: Затем могло произойти то, что произошло позднее, то есть, высадка британских и американских сил во Франции, в Дании, или Германии, и т.д. Различные возможности могли произойти в войне которых не предугадать.

Руденко: Я вам ставлю не вообще этот вопрос. Вы очевидно, знакомы с документом «Руководство морской войной», который был уже запроектирован 8 августа 1941 г. по вопросу задач дальнейшего ведения войны после окончания восточной кампании. Речь идет о разработке планов вторжения в Ирак, Сирию, Египет. Вы знаете этот документ?

Кейтель: Его мне до сих пор не предъявляли. Сейчас это неожиданно, и я не могу его вспомнить.

Руденко: Вы не знаете этого документа. Это документ, господа судьи, С–57; он предъявлен трибуналу под номером СССР–336. Я вам покажу сейчас этот документ. Дайте подсудимому этот документ.

[Документ передали подсудимому]

Кейтель: Этот документ я вижу в первый раз, во всяком случае здесь на процессе. Он начинается предложением: «У штаба военно-морских сил имеется проект директивы относительно дальнейших планов после окончания восточной кампании». Этой директиы или этого приказа военно–морских сил я никогда не видел и не мог его видеть. Этот проект директив должен был, очевидно, исходить из ОКВ, в штабе оперативного руководства имелись офицеры армии, флота и авиации. Очень может быть, что здесь в форме проектов директив изложены мысли, которые в свое время были доведены до сведения офицеров оперативного штаба Вермахта. Я сейчас не помню такой директивы оперативного штаба. Может быть, генерал-полковник Йодль даст сведения об этом.

Руденко: Вы не помните это указание? Я не буду вас подробно допрашивать по этому документу, но вы видели, что этот документ планирует захват Гибралтара при активном участии Испании, он планирует нападение на Сирию, Палестину в направлении на Египет и т. д. И вы говорите, что об этом документе вы не имеете представления?

Кейтель: Я охотно дам объяснение по этому поводу, а именно: захват Гибралтара, который является входом в Средиземное море, был запланирован на предыдущую зиму 1939/40 года, но этот план не был реализован. Мне кажется, что и в этом не было ничего нового. Но остальное, о чем упоминалось в проекте, было лишь выражением идей, которые возникали в связи с той обстановкой, которая создалась в ходе операции севернее Кавказа. Я отнюдь не собираюсь утверждать, что это были идеи, которые не занимали умы. Но я просто этого не помню, я не читал всех документов и бумажек, которые исходили из оперативного штаба в виде проектов.

Руденко: Если такие документы, считаются всякие бумажки как вопрос захвата стран, тогда что же у вас считается важным документом?

Кейтель: Я могу сказать только следующее, что является искренним и соответствует действительности. Во время войны составляются некоторые планы, обдумываются различные возможности, которые не реализуются в суровой действительности, да и подчас не могут быть реализованы и поэтому уже, потом с исторической точки зрения нельзя рассматривать эти бумажки как выражение воли всего оперативного и стратегического военного руководства.

Руденко: Да я с вами согласен, конечно, что с исторической точки зрения сейчас этот документ значения не имеет. Но в планах германского генерального штаба, который полагал, что он победит Советский Союз, этот документ тогда приобретал другое значение. Но я вас сейчас не буду допрашивать по этому больше документу.

Я перехожу к вопросам зверств и ваше отношение к этим преступлениям. Ваш защитник доктор Нельте предъявил вам основные документы обвинения по вопросам злодеяний. Поэтому я не намерен вам предъявлять и подробно останавливаться на этих документах. Я только спрошу об основных положениях этих документов, которые были упущены во время допроса вашим защитником.

Прежде всего, я обращаюсь к документу: «Распоряжение о применении военной подсудности в районе «Барбаросса» и об особых мероприятиях войск». Вы помните этот документ? Он был составлен 13 мая 1941. Это больше чем за месяц до начала войны с Советским Союзом. Вы помните, в этом документе, составленном до начала войны, указывалось, что заподозренные элементы должны быть немедленно доставлены к офицеру и последний решает вопрос, должны ли они быть расстреляны. Вы помните это положение? Вы подписали этот документ?

Кейтель: Так точно. Я никогда не оспаривал этого. Но я дал необходимые пояснения о том, как появился документ и кто его инициатор.

Руденко: Но я всё таки вам хочу поставить вопрос в связи с этим документом…

Председатель: Дата документа, кажется май?

Руденко: 13 мая, господин председатель, 13.

Председатель: Какой у документа номер?

Руденко: Документ С–50, 13 мая 1941 года.

Председатель: Очень хорошо.

Руденко

[Подсудимому]

: Я вас, хотя вы заявляете, что вы уже объяснили своему защитнику по этому вопросу, но тем не менее я обязан вам поставить вопрос и несколько в иной форме: вы считали, что право офицера расстреливать людей недопустимо без суда и следствия?

Кейтель: В германской армии уже издавна как для своих солдат, так и для солдат противника имелись военно-полевые суды, состоявшие всегда из одного офицера и одного-двух солдат, которые втроем выступали в качестве судей. Это мы называем военно-полевым судом. В этом суде должен всегда присутствовать в качестве старшего офицер. Но так как вопрос принципиальный я должен повторить заявление, которое сделал вчера…

Руденко: Простите, один момент! Я спрошу ответить на вопрос, этим документом устранялось судебное разбирательство дел в отношении лиц заподозренных, как говорится, и право расстрела предоставлялось офицеру германской армии? Правильно это?

Кейтель: В случае, если были заподозрены германские солдаты, это было так и это допускалось. Имеется военный трибунал, который состоит из судебных офицеров и имеется военно-полевой суд, который состоит из солдат. Последние имеют право в результате слушания дела в военно-полевом суде выносить приговор в отношении любого солдата германской армии и приводить его в исполнение.

Председатель: Вы не отвечаете на вопрос. Вопрос был задан: какое право дает этот документ, а не каковы вообще приказы в германской армии.

Руденко: Вы можете ответить мне на этот вопрос? Что этот документ устранял судебное разбирательство и предоставлял право расстреливать заподозренных, как здесь говорится, офицеру германской армии?

Кейтель: Это был приказ, который был дан мне Гитлером. Он отдал этот приказ мне, и я поставил под ним своё имя. Что это означало, я вчера подробно объяснял.

Руденко: Вы, фельдмаршал, подписываете этот приказ. Вы считаете, что это неправильный приказ, вы понимаете какие последствия этого приказа. Почему же вы подписываете этот приказ?

Кейтель: Я не могу вам сказать больше того, что я подписал этот приказ и что тем самым я взял на себя определенную долю ответственности.

Руденко: И ещё один вопрос. 13 мая 1941 датирован этот приказ, почти за месяц до войны. Таким образом, заранее планировалось вами убийство людей?

Кейтель: Это я не понимаю. Правильно то, что этот приказ действительно был издан за четыре недели до начала похода по плану «Барбаросса» и ещё за четыре недели до этого Гитлер сообщил о нём генералам. Они знали об этом уже за несколько недель до начала войны.

Руденко: О том как этот приказ был в действии вы знаете?

Кейтель: На предварительных допросах я также высказывал свое мнение в ходе допроса генералом советской армии; обсуждали ли со мной этот вопрос генералы не упоминалось, но я в особенности хочу указать на то, что в нем говорилось, что высшие офицеры для умиротворения в своем районе имели право приостанавливать приказ, касающийся подсудности. Я давал такой же ответ каждому генералу, который спрашивал меня о причинах этого приказа и его применении. Я сказал, что он предусматривает то, что им было позволено приостанавливать этот приказ, если они считали умиротворенным свой район. Это отдельный вопрос благоразумия командующих и тем подтверждается.

Руденко: И последний вопрос в связи с этим приказом или распоряжением. Этим распоряжением фактически устанавливалась обстановка безнаказанности для германских солдат и офицеров за произвол и беззакония?

Кейтель: В определенных границах, в определённых границах! Граница строго устанавливалась в устных приказах, предназначенных для генералов и требовавших от своих собственных частей самой строгой дисциплины.

Руденко: Я думаю, подсудимый Кейтель, что вы эти «определенные границы» уже видели из представленных документов здесь на суде и из кинодокументов.

Я имею следующий вопрос. 12 мая 1941 разработан был вопрос об обращении с пленными русскими политическими и военными работниками. Вы помните этот документ?

Кейтель: Я в настоящий момент не могу знать, какой документ вы имеете в виду. Мне не понятно, на какой документ вы ссылаетесь.

Руденко: Я имею в виду документ от 12 мая 1941, которым устанавливалось, чтобы политических руководителей Красной армии не признавать военнопленными, а уничтожать.

Кейтель: Я видел лишь предварительные замечания по этому поводу. Я не помню сейчас документа. Обстоятельства дела мне неизвестны. О содержании документа я не могу в данный момент вспомнить. Могу я на него, пожалуйста посмотреть.

Руденко: Пожалуйста.

[Документ вручили подсудимому]

Председатель: Какой у него номер?

Руденко: PS-884. Это документ от 12 мая 1941. Он озаглавлен «По вопросу обращения с пленными русскими политическими и военными работниками».

Кейтель: Это не приказ, а меморандум к отчёту отдела обороны страны с замечанием о том, что не достает еще соответствующих решений фюрера. Меморандум, наверное, ссылается на предложенный приказ. Я сейчас вспоминаю об этом. Я тогда видел его, но результаты доклада не зафиксированы, здесь только говорится о предложении которое излагалось, как правило. Насколько мне известно, правило принятое в таких чертах сообщили затем высшему командованию армии, как об одобренном фюрером, или, обсуждённому или согласованному напрямую между фюрером и главнокомандующим армией.

Руденко: Что вы имеете в виду, когда говорите «регулирование»? Потому, что мы знаем столько терминов из германской армии, «регулирование», «особый режим», «экзекуция», всё это в переводе на прямой язык называлось убийством. Что вы имеете в виду, когда говорите «регулирование»?

Кейтель: Я не сказал «регулирование». Я не знаю, какое слово было понято как регулирование. Я так сказал, в смысле того меморандума, согласно моим воспоминаниям, Гитлером тогда была принята директива армии, то есть, как одобрение предложения, которое было сделано в меморандуме.

Руденко: Значит, вы не отрицаете, что еще в мае, более чем за месяц до войны, уже был запроектирован документ об уничтожении русских политических и военных работников? Вы не отрицаете это?

Кейтель: Нет, я не отрицаю этого, это было результатом тех распоряжений, которые были доведены до сведения и письменно разработаны, генералами в данном документе.

Председатель: Трибунал отложен.