Нельте: Господин председатель, из двух документов названных этим утром, первому документу, номер 3 из документальной книги номер 2, под названием «Командные взаимоотношения на Востоке», будет присвоен номер 10 в документах Кейтеля.

Председатель: Он датирован 14 марта 1946?

Нельте: Да, 14 марта 1946.

Председатель: Документ что у меня есть, озаглавлен 23 февраля 1946, и в конце, 14 марта 1946. Это он?

Нельте: Документ сначала был написан и позднее засвидетельствован. Отсюда, разница в двух датах.

Председатель: Я прост хотел установить какой это, вот и всё.

Нельте: Это документ от 14 марта 1946.

Председатель: Очень хорошо.

Нельте: Письменные показания датированы 14 марта.

Председатель: И какой номер вы им присвоили?

Нельте: Я присвоил им номер Кейтель–10. Второй документ, который пятый в документальной книге, датирован в заголовке 18 марта и имеет удостоверение подсудимого в конце от 29 марта 1946. Этот документ получил номер Кейтель–12. Разрешите мне зачитать выводы из нескольких пунктов на страницах 11 и 12 немецкой копии. Это, как мне кажется, имеет очень важное значение для данного процесса.

Председатель: Из какого документа?

Нельте: Документ номер 12.

Председатель: Да.

Нельте: Вопрос в этом документе…

Председатель: Минуточку. Я не думаю, что переводчики уже нашли документ, не так ли? Он идёт сразу за удостоверением от Кэтрин Бедфорд, и я думаю, он приблизительно в середине книги, и, хотя страницы последовательно не пронумерованы, кажется, это цифра 51.

Нельте: Я начну там где сказано: «Подводя итог…» Это последние три страницы документа:

«Подводя итог следует установить что:

1. В дополнение к Вермахту как законному внутреннему и внешнему защитнику Рейха (как в любом государстве)» - я отмечаю - «в организациях СС» - возник и был легализован особый и полностью независимый фактор, который политически, биологически, в полицейских и административных вопросах на самом деле забрал себе государственные полномочия.

2. Уже в начале военных затруднений и конфликтов СС стали действительным проводником и стандартным носителем политики завоевания и власти.

3. После начала военных действий рейхсфюрер СС разработал методы, которые всегда выглядели подходящими, которые поначалу скрывались или с трудом были видимы, по крайней мере извне, и которые позволяли ему в действительности выстраивать свою власть под прикрытием защиты аннексированных или оккупированных территорий от политических противников.

4. От оккупации территории Судетов, начиная с организации политического беспокойства, то есть, так называемых освободительных действий и «инцидентов», дорога пролегала прямо через Польшу и западные районы с резким всплеском на русской территории.

5. Директивами для плана «Барбаросса» об управлении и использовании завоеванных восточных территорий, Вермахт, вопреки своим намерениям, и не зная условий, втягивался дальше и дальше в последующее развитие и деятельность.

6. Я, (Кейтель) и мои коллеги не имели подробных сведений о влиянии всевластия Гиммлера, и не представляли себе возможный эффект такой власти.

Я полагаю без дальнейшего обсуждения, что это же самое является правдой и для ОКX, которое по приказу фюрера заключало соглашения с сотрудниками Гиммлера и отдавало приказы подчиненным армейским командирам.

7. В действительности, не главнокомандующий армией обладал исполнительной властью переданной ему и властью устанавливать и поддерживать закон на оккупированных территориях, но Гиммлер и Гейдрих решали исходя из своих полномочий судьбу людей и заключенных, включая военнопленных в тех лагерях в которых они осуществляли исполнительную власть.

8. Традиционная подготовка и концепция долга немецких офицеров, которых учили безоговорочному подчинению вышестоящим, которые несли ответственность, привела к отношению – печальному в ретроспективе – которое заставляло их уклоняться от бунта против таких приказов и таких методов, даже когда они осознавали их незаконность и внутренне отвергали их.

9. Фюрер, Гитлер, безответственно по отношении к нам злоупотреблял своим авторитетом и своим фундаментальным приказом номер 1. Этот приказ номер 1 гласил более или менее:

1.Никто не должен знать о секретных вопросах, которые не относятся к его сфере задач.

2. Никто не должен знать больше чем нужно для выполнения поставленной ему задачи.

3. Никто не должен получать информацию раньше, чем это необходимо для выполнения обязанностей поставленных перед ним.

4. Никто не должен передавать подчиненным ведомствам, больше чем нужно или раньше чем необходимо для выполнения задачи, приказы которые следует держать в тайне.

10. Если бы все последствия, которые возникли из передачи Гиммлеру полномочий на Востоке можно было предвидеть, в таком случае ведущие генералы первыми заявили бы однозначный протест против этого. Это мое убеждение.

Так как эти жестокости получили развитие, одно за другим, шаг за шагом, и не предвидя последствий, судьба приняла трагический ход, с его роковыми последствиями».

Свидетель, подсудимый Кейтель, вы собственноручно написали это заявление, то есть, продиктовали его как его прочитал? Вы совершенно знакомы с его содержанием и вы поклялись в этом?

Кейтель: Да.

Нельте: Я представляю вам оригинал документа.

[Обращаясь к подсудимому]

: Мы остановились на документе С–50, который касается отмены военной юрисдикции в районе «Барбаросса». Я не знаю, хотите ли вы всё ещё выразить ваше мнение об этом, или это лишнее после того, что было сказано.

Кейтель: Я хочу только сказать, что эти документы С–50 и PS-884, начиная со страницы 4, являются записью директив которые дали на этой встрече генерального штаба 14 июня. Согласно военным правилам и обычаям правилами они были даны в форме письменных приказов и затем отправлены в подчиненные ведомства.

Нельте: У меня есть еще несколько коротких вопросов относительно войны против Америки. Обвинение утверждает, что Германия влияла на Японию для ведения войны против Америки и, во время своей презентации, обвинило вас в участии и пособничестве этому плану. Вы хотите сделать какое–нибудь заявление относительно этого?

Кейтель: Документ С-75 это директива верховного главнокомандования Вермахта, которая касается взаимодействия с Японией. Конечно, я участвовал в подготовке этого приказа и подписал данный приказ. Другой документ, номер PS-1881, относительно совещания между фюрером и Мацуокой, я не знаю, и ничего не знал об этом. Я могу только сказать следующее для нас как солдат:

В ходе всего этого времени, до вступления японцев в войну против Америки, существовало две точки зрения об общих директивах или принципах которые Гитлер подчеркивал нам. Одна заключалась в том, чтобы предотвратить вступление Америки в войну при любых обстоятельствах; соответственно отказ от военных операций в морях, насколько это касалось флота. Другая, мысль, которая руководила нами солдатами, заключалась в надежде, что Япония вступит в войну против России, и я помню, что приблизительно в ноябре и начале декабря 1941, когда продвижение германских армий к западу от Москвы остановилось, и я посещал вместе с фюрером фронт, меня несколько раз спрашивали генералы: «Когда Япония вступит в войну?». Причины таких вопросов заключались в том, что снова и снова под Москвой вводились в бой русские дальневосточные дивизии, то есть, свежие войска, прибывшие с Дальнего Востока. Это были приблизительно 18-20 дивизий, но я не могу сказать точно.

Я присутствовал в Берлине в ходе визита Мацуока, и я видел его на общественных мероприятиях, но я не имел с ним каких–либо разговоров. Все умозаключения, которые можно сделать из директивы 24, С–75, о которых я узнал на предварительном следствии во время моего допроса, не имеют никакого основания для нас, солдат, и не оправдывают чью–то уверенность в том, что мы руководствовались мыслями о начале войны между Японией и Америкой, или предпринимали что-то с такой целью.

В заключении, я могу лишь сказать, что этот приказ был необходим, потому что рода войск Вермахта оказывали сопротивление в передаче Японии определенных вещей, военных секретов в производстве вооружений, до тех пор, пока она не воевала.

Нельте: Также было письмо представленное обвинением, письмо от майора фон Фалькенштейна354 из оперативного штаба Люфтваффе. Рейхсмаршал Геринг свидетельствовал об этом в своем допросе. Я лишь хочу спросить вас известно ли вам об этом письме, или можете ли вы добавить, что–либо еще к показаниям рейхсмаршала Геринга?

Кейтель: Мне нечего добавить, так как я никогда не видел этого письма фон Фалькенштейна до тех пор, пока я не увидел его на допросе.

Нельте: Теперь мы переходим к отдельным фактам, которые вам и ОКВ вменяет обвинение. Из-за большого количества пунктов предъявленных обвинением я могу естественно выбрать только отдельные группы и наиболее серьезные обвинения, для того, чтобы выяснить были ли вы и в какой степени вовлечены и в чём заключалось ваше отношение к их последствиям. В большинстве случаев это вопрос о приказах от Гитлера, но в своём заявлении о самих событиях вы признали определенное участие в таких вещах и их осведомлённости о них. Таким образом, мы должны обсудить эти положения. Одно из наиболее важных - это заложники. В этой связи я хочу показать вам документ С–128. Это приказы об операциях на Западе. Позвольте, прежде всего, спросить вас, на чем основывалось взятие заложников, как его обычно проводил Вермахт?

Кейтель: Это напечатанные правила «Секретно G–2» (Служебные наставления армии G-2) и озаглавленные, согласно приказу «Служебные инструкции для армейских подразделений»

Нельте: Я прошу вас господин председатель, обратиться к документальной книге номер 1, номер 7 на странице 65 моей документальной книги. Я прошу вас установить, что это копия из вышеуказанных военных правил, раздел 9, который касается вопроса заложников. Это документ К–7, и там написано следующее:

«Заложников можно брать только по приказу командира полка, командира отдельного батальона или командира равного уровня. В отношении проживания и питания, следует заметить, что хотя их должны содержать под строжайшей охраной, они не являются осужденными. Кроме того, только старшие офицеры занимающие должность не младше командира дивизии могут решать о судьбе заложников».

То есть, если вы хотите назвать его так назвать, это закон о заложниках германского Вермахта.

Кейтель: В связи с этим я могу сказать, что документ С–128, который предварительный оперативный приказ армии для сражения на Западе, это особо указано под заголовком: «3а. Меры безопасности против населения оккупированных территорий. А) Заложники».

Председатель: Доктор Нельте, вы приобщили это как Кейтель–7?

Нельте: Я прошу считать эти напечатанные армейские инструкции как экземпляр Кейтель–7 (документ номер Кейтель–7).

Председатель: Будьте любезны говорить, что вы предъявляете каждый раз, потому что просто сказав «7» это непонятно.

Нельте: Кейтель–7.

[Обращаясь к подсудимому]

: Документ С-128 был приказом высшего командования армии в связи со вступлением во Францию?

Кейтель: Да.

Нельте: Итак, у меня есть ещё один документ, документ номер PS-1585, который содержит мнение выраженное ОКВ. Это письмо рейхсминистру авиации и главнокомандующему Люфтваффе; и в этом письме, я полагаю, содержались убеждения которые разделяло ваше ведомство главой которого вы являлись.

Кейтель: Да.

Нельте: Что вы скажете сегодня в связи с этим письмом?

Кейтель: Я могу сказать только, что точно такую же позицию я представляю сегодня, потому что здесь есть, со ссылкой на вышеуказанный приказ, следующий абзац, начинаясь со слов: «для охраны от всякого злоупот…» и так далее. Затем цитировался приказ.

Нельте: Это ссылка на правила G-2, и далее о том, что «решение относительно судьбы заложников…»

Кейтель: Сказано: «Согласно которому решение о судьбе заложников остается за старшими офицерами, занимающими должность не младше командира дивизии».

Нельте: Это верно, когда я скажу, что это письмо было подготовлено правовым управлением ОКВ после изучения обстановки с учетом международного права и его норм?

Кейтель: Да, это видно из самого документа, что эта точка зрения принималась во внимание.

Нельте: Вы отдавали какие–либо общие приказы по этому вопросу заложников как начальник ОКВ, помимо тех которые мы рассмотрели до сих пор?

Кейтель: Нет, ОКВ участвовало, только помогая в подготовке этого приказа. Никаких других главных приказов или указаний не принималось по этому вопросу.

Нельте: Вместе с тем в отдельных случаях вы имели какое-нибудь отношение к вопросу заложников? Вы и ОКВ обвиняетесь в вашем выражении некого рода отношения, когда Штюльпнагелем355 и Фалькенхаузеном356 направлялись запросы.

Я покажу вам документ PS-1594.

Кейтель: Этот документ, PS-1594, сообщение от фон Фалькенхаузена, военного командующего в Бельгии, и направленное в ОКХ, генеральный штаб, генерал–квартирмейстеру, и, далее, главнокомандующему и военному командующему во Франции, и для сведения командующему Вермахтом в Нидерландах и воздушному округу Бельгии.

Мне не известен данный документ и не мог быть известен, так как он направлен армии. Предположение, высказанное французским обвинителем о том, что я получил письмо от Фалькенхаузена это неправда. Я не знаю это письмо, и его мне не отправляли. Официальные сообщения между военными командующими во Франции и Бельгии происходили только между ОКХ и этими двумя военными командующими подчиненными ему. Эти командующие не подчинялись ни мне, ни ОКВ.

Нельте: Французское обвинение представило документ номер UK–25 и утверждает, что данный документ являлся основой для узаконения заложничества во Франции, что есть, другими словами, основная связь между приказом подписанным вами 16 сентября 1941 и обращением с заложниками во Франции. Я покажу вам эти документы, PS-1587 и PS-1588, в дополнение к UK–25 и прошу вас прокомментировать их.

Кейтель: Я должен сначала ответить на вопрос о том, имел ли я индивидуальные дискуссии с военными командующими относительно вопроса заложников. Вы меня не спрашивали об этом?

Нельте: О Штюльпнагеле и Фалькенхаузене?

Кейтель: Да, о Штюльпнагеле и Фалькенхаузене. Возможно, я вспоминаю один такой случай, Штюльпнагель позвонил мне из Парижа по такому вопросу, потому что он получил приказ от армии расстрелять определенное число заложников за нападение на военнослужащих германского Вермахта. Он хотел, чтобы этот приказ был удостоверен мной. Это произошло, и мне кажется, это подтверждается телеграммой, которую мне здесь показали. Это также подтверждает, что тогда я встречался со Штюльпнагелем в Берлине. Иначе говоря, отношения между мной и этими двумя военными командующими ограничивались исключительными вопросами, в которых как они считали, что с моей помощью они могут получить определенную поддержку относительно вещей очень неприятных для них, например, в таком вопросе как распределение рабочей силы, то есть, рабочих из Бельгии или Франции предназначенных для Германии, где также, в одном случае, возникли конфликты между военными командующими и полицейскими властями. В таких случаях меня призывали для посредничества.

Позвольте мне, пожалуйста, посмотреть сначала на документы.

Нельте: Вам следует начать с UK–25, 16 сентября 1941.

Кейтель: Да.

Председатель: Трибуналу невозможно держать в головах все эти документы, называя их номера, и у нас нет документов перед нами. Мы не знаем, что за документы вы рассматриваете. Для нас это невозможно.

Нельте: Господин председатель, я взял смелость представить трибуналу до начала заседаний список документов. Я извиняюсь, если это не сделали. Я не могу представить сами документы. Вы всегда найдете номер слева в списке.

Председатель: Да, я это понимаю, но все, что я здесь вижу это PS-1587, который по-видимому не тот на который вы ссылаетесь, и он описан как доклад верховному главнокомандованию армии. Это нам не сильно указывает о чём это. Следующий это PS-1594, письмо в ОКХ. Тут снова нет указания для нас, о чем он, за исключением того, что он как–то связан с вопросом заложников.

Нельте: Он касается вопроса, на который собирался ответить подсудимый Кейтель. У вас тоже нет приказа имеющего документальный номер С-128?

Председатель: Да, есть. Это указания по операциям на Западе.

Нельте: И UK–25?

Председатель: Да.

Нельте: И PS-1588?

Председатель: У нас есть все. Единственное, что я отметил заключалось в том, что их описание недостаточно адекватное для объяснения, того, что они означают и чем являются. Возможно, парой слов вы можете обозначить нам, когда вы переходите к документу, о чем он.

Нельте: Документ UK–25, о котором подсудимый Кейтель cобирается дать показания, что это подписанный им приказ от 16 сентября 1941, относительно «Коммунистических восстаний на оккупированных территориях». Он содержит, помимо прочего, фразу: «Фюрер приказал, чтобы наиболее жесткие меры предпринимались повсюду с целью сокрушить это движение как можно быстрее». Французское обвинение утверждает, что на основе этого приказа, что узаконение заложничества было введено во Франции, что содержится в документе PS-1588. Если у вас есть документ PS-1588, вы найдете на третьей странице обычные правила о взятии и обращении с заложниками.

Подсудимый должен высказаться, существовало ли такое обычное отношение, и в какой степени ОКВ и он сам вообще были компетентны в этих вопросах.

Кейтель: Документ UK-25, приказ фюрера от 16 сентября 1941, как только, что сказали, касался коммунистических восстаний на оккупированных территориях, и фактически этот приказ фюрера уже упоминался. Я должен разъяснить тот факт, что данный приказ, что касается его содержания, ссылался только на восточные регионы, в частности балканские страны. Мне кажется, что я могу подтвердить это тем фактом, что к нему приложен список рассылки, то есть, список адресов начиная с «Командующему Вермахтом в Юго–Восточной Сербии, Южной Греции и на Крите». Он был, также конечно же, передан остальным командующим Вермахта и также ОКХ с возможностью его передачи подчиненным. Мне кажется, что данный документ, который, для экономии времени, мне можно не читать, имеет несколько указаний на то, что предположения французского обвинения о том, что он являлся основой для закона о заложниках, находящегося в документе номер PS-1588 ложные, и что здесь нет причинно–следственной связи между этими двумя. Это правда, дата этого закона о заложниках тоже сентябрь, номер трудно прочитать, но, что касается его содержания, два этих вопроса, по моему мнению не связаны. Более того, двое военных командующих во Франции и Бельгии никогда не получали этот приказ от ОКВ, но могли получить его через ОКХ, данный вопрос я не могу проверить, потому что не знаю.

Относительно этого приказа от 16 сентября 1941, я хочу сказать, что его большую жестокость можно проследить от личного влияния фюрера. Тот факт, что он касался восточного региона виден уже из содержания и из введения и не требует дальнейших пояснений. Верно то, что приказ от 16 сентября 1941 подписан мной.

Нельте: Мы теперь переходим ко второму индивидуальному факту, «Мрак и туман». Обвинение вменяет вам участие в распоряжении «Мрак и туман» от 12 декабря 1941, документ номер L–90…

Кейтель: Могу я сказать еще одну вещь относительно другого вопроса?

Нельте: Пожалуйста, если это кажется необходимым. В сообщении от 2 февраля 1942 мы находим слова: «В приложении передаются: 1) распоряжение фюрера от 7 декабря 1941…». Вы хотите сказать, что–нибудь еще, если это важно, пожалуйста. У вас есть документ номер L–90?

Кейтель: L–90, да.

Нельте: В чём заключалась причина данного приказа, имевшего такие ужасные последствия?

Кейтель: Я должен заявить, что мне совершенно ясно, что связь моего имени с так называемым приказом «Мрак и туман»» это серьезное обвинение против меня, хотя даже из документов и видно, что это приказ фюрера. Соответственно я хочу заявить, как возник этот приказ. С начала восточной кампании и поздним летом 1941 до весны 1942, движения сопротивления, саботажа и всего связанного с ними значительно выросли на оккупированных территориях. С военного угла это означало, что силы безопасности были связаны, вынужденно находясь в неспокойных районах. Вот как я тогда это видел с военной точки зрения. И день за днем, из ежедневных докладов мы могли составить картину событий в отдельных оккупационных секторах. Было невозможно справиться с этим общим порядком, скорее Гитлер требовал, чтобы его информировали о каждом отдельном событии, и он был очень недоволен, если такие вопросы скрывали от него в докладах военных властей. Он хотел знать об этом все тоже самое.

В связи этим он говорил мне о том, что для него это неприятно и очень неблагоприятно для создания мира что, ввиду этого возросли смертные приговоры военных трибуналов против саботажников и их сообщников, что он не желал, чтобы такое случалось, поскольку с его точки зрения это только усложняло умиротворение и отношения с населением. Тогда он сказал о том, что состояния мира можно достичь только если бы мы снизили их и вместо смертных приговоров – короче – в случае если смертный приговор нельзя было ожидать и исполнить в кратчайшее время, как сказано здесь в распоряжении, подозреваемый или виновный человек подлежал – если можно использовать слово «виновный» - высылке в Германию без уведомления своей семьи и подлежал интернированию или лишению свободы, вместо длительных процедур военного трибунала со множеством свидетелей.

Я выразил сильнейшие сомнения по данному вопросу и знаю очень хорошо, что я сказал тогда, что я опасался результатов совершенно противоположных тем на которые, видимо надеялись. Затем у меня была серьезная дискуссия с юрисконсультом Вермахта который имел схожие сомнения, потому что этим ликвидировались обычные правовые процедуры. Я снова пытался предотвратить принятие этого приказа или изменить его. Мои усилия были напрасными. Мне высказали угрозу о том, что министру юстиции поручили бы издать соответствующее если бы Вермахт не смог его издать. Теперь могу я обратиться к подробностям лишь постольку, поскольку эти способы предусматривались в приказе, L–90, о предотвращяя произвольное применение, и они были в основном следующими:

Общие принципы о приказе предусматривали, что такая депортация или перемещение на территорию Рейха должна была иметь место только после обычных процедур военного трибунала, и что в каждом случае офицер ответственный за судопроизводство, то есть, командир дивизии должен рассматривать дело вместе со своим юрисконсультом, правовым путем, на основе предварительного разбирательства.

Я должен сказать, что тогда я верил, что каждое произвольное и чрезмерное применение этих принципов избегалось этой нормой. Вы, наверное, согласитесь со мной, что слова приказа: «Волей фюрера после долгого изучения…» внесенные с такой целью, не без причины и не без надежды на то, что адресованное военным командирам, будет воспринято как то, что это был метод который мы не одобряли и не считали правильным.

Наконец мы ввели в приказ процедуру пересмотра для того, чтобы через высшие апелляционные каналы, то есть, военного командующего во Франции и верховное главнокомандование или командующего армией, было бы возможно попытаться рассмотреть дело законно в апелляционном разбирательстве если вердикт вызывал вопросы, по крайней мере, в смысле распоряжения. Я впервые узнал здесь о полнейшей и ужасающей трагедии, а именно о том, что данный приказ, который намечался только для Вермахта с единственной целью определять может ли исчезнуть правонарушитель которому грозит тюремный приговор посредством процедуры «Мрак и туман», повсеместно применялся полицией, как показали свидетели которых я здесь слышал, и согласно обвинительному заключению, которое я также слышал, и таким образом доказан ужасающий факт существования целых лагерей полных людей депортированных по процедуре «Мрак и туман».

По моему мнению, Вермахт, по крайней мере, я и военные командующие на оккупированных территориях, которые были связаны с этим приказом, не знали об этом. В любом случае об этом мне никогда не сообщали. Поэтому, данный приказ, который сам по себе являлся очень опасным и пренебрегал определенными требованиями закона, как мы его понимали, смог перерасти в это непростое дело, о котором говорит обвинение.

Намерение заключалось в том, чтобы депортировать таких людей из родной страны в Германию, потому что Гитлер считал, что тюремный срок в военное время не должен был считаться нечестным в отношении лиц, где стоял вопрос действий, так называемых патриотов. Это могло быть короткое заключение, которое завершилось бы с окончанием войны.

Эти размышления уже были отчасти подготовлены в записке. Если у вас есть дальнейшие вопросы, пожалуйста, задайте их.

Нельте: Приказ об исполнении этого распоряжения «Мрак и туман» заявляет о том, что Гестапо должно было быть ответственным за перевозку в Германию. Вы заявили о том, что людей прибывших в Германию должны были передавать министру юстиции, то есть, в обычное полицейское заключение. Вы поймете что, в связи с Гестапо, возникают определенные подозрения из того, что с самого начала было известно о том, что случалось с такими людьми. Вы можете сказать что–либо в разъяснение этого вопроса?

Кейтель: Да. Приказ который тогда отдали заключался в том, чтобы этих людей передавали германским органам правосудия. Это письмо подписано «по приказу» и затем подпись, была сделана на 8 недель позже, чем само распоряжение управлением внешней разведки как я могу видеть из своей официальной корреспонденции. Это указывает совещания, то есть, соглашения, к которым нужно были прийти, относительно метода, которым этих людей должны были забирать из родных стран в Германию. Они, видимо проводились управлением разведки, которое очевидно приказало об отрядах полиции как сопровождении. Это можно понять из него.

Я могу сказать в связи с этим, я должен был увидеть это, что это не выглядело тогда спорным, потому что я не мог, и не имел, причин полагать, что этих люди передавая Гестапо, откровенно говоря, будут ликвидировать, но о том, что Гестапо просто бы использовали как посредника при перевозке в Германию. Я хочу в особенности подчеркнуть, что, не может быть сомнения в том не наша идея заключалась в том, чтобы избавляться от людей, как позднее делалось в лагере «Мрак и туман».

Нельте: Теперь мы переходим к вопросу парашютистов, саботажных групп, и операций коммандос357. Французское обвинение подробно рассмотрело происхождение и эффект двух приказов фюрера от 18 октября 1942 относительно обращения с коммандос.

У трибунала есть копия приказа фюрера? Это 498…

Председатель: У нас нет копии приказа. Вы подразумеваете PS-553 или 498?

Нельте: Второй это документ номер PS-553.

Председатель: У нас нет также: «Борьбы с отдельными парашютистами, распоряжение от 4.8.42».

Нельте: Вы можете повторить ваше заявление? То, что вы сказали не прошло.

Председатель: PS-553 - «Борьба с отдельными парашютистами, распоряжение от 4.8.42» Вот, что у нас есть, ничего более. У вас также есть 498.

Нельте: Документ номер PS-553 это меморандум подписанный Кейтелем. Французское обвинение правильно полагало, что есть некоторая связь между документом PS-553 и приказом фюрера от 18 октября 1942. Подсудимый должен дать показания, что существовали причины, вызвавшие приказ фюрера и это уведомление.

Кейтель: Прежде всего, документ PS-553, записка: меморандум был принят мной в августе 1942. Как я уже описал в связи с распоряжением «Мрак и туман», акты саботажа, заброска агентов на парашютах, сброс вооружений, боеприпасов, взрывчатки, радиостанций и небольших групп саботажников достигал больших и больших пропорций. Их выбрасывали ночью с самолетов в слабозаселенных районах. Эта деятельность охватывала всю территорию подконтрольную тогда Германии. Она шла от Запада до Чехословакии и Польши, и с Востока вплоть до района Берлина. Конечно, большое число людей вовлеченных в эти действия захватывали, и изымали много материала. Меморандум должен был объединить все ведомства вне Вермахта, а также полицию и гражданские власти для службы против этого нового метода ведения войны который был, по нашим мыслям незаконным, своего рода «войной в глубоком тылу». Даже сегодня, после чтения данного документа ещё раз, его уже давали мне здесь, я считаю данный меморандум бесспорным. Он прямо предусматривает, что военнослужащих вражеских сил, то есть военнослужащие любых вражеских сил, при захвате полицией, следовало передавать в ближайшее учреждение Вермахта после их опознания. Я знаю о том, что во французском секторе французская полиция полностью участвовала в арестах этих войск и помещала их в безопасность. Она сотрудничала в предотвращении актов саботажа. Это, наверное, даст понять насколько обширной была эта деятельность, если я скажу, что в определенные дни было более 100 подрывов на железных дорогах. Это в меморандуме.

Теперь, что касается приказов фюрера от 18 октября 1942, которые упоминались здесь очень часто, и которые я могу описать как дальнейшее развитие правил указанных в данном меморандуме: что касается методов, такой способ ведения незаконной войны возрастал и отдельные парашютисты переросли в небольшие отряды коммандос, которые высаживались с тяжелых самолетов или на парашютах, и систематически использовались, не для создания нарушений или разрушений в целом, но атакуя специальные, жизненно важные военные объекты. В Норвегии, например, я вспоминаю, что у них была задача взорвать производство алюминия. Может звучать странным, но в течение этого периода от половины до трех–четвертей часа ежедневных обсуждений обстановки посвящалась проблеме о том, как справиться с этими инцидентами. Эти инциденты во всех секторах заставляли фюрера требовать других методов, решительных мер, в борьбе с такой деятельностью, которую он характеризовал как «терроризм» и говорил о том, что единственный метод, который можно использовать для борьбы с такой деятельностью это жестокие контрмеры. Я вспоминаю, что в ответ на наши возражения, как солдат, были сказаны следующие слова: «До тех пор пока десантник или саботажник подвергается опасности, только будучи захваченным в плен, он не подвержен риску; в обычных обстоятельствах он ничем не рискует, мы должны предпринять меры против этого». В этом заключались причины побудившие его мысли. Меня несколько раз просили представить мнение и представить проект. Генерал Йодль тоже вспомнит это. Мы не знали, что как солдаты, мы должны были сделать. Мы не смогли внести никакое предложение.

Если я могу кратко подытожить, мы слышали всплески ярости Гитлера в связи с этим почти каждый день, но мы ничего не делали, не зная, что мы можем сделать. Гитлер заявлял о том, что это было вопреки Гаагской конвенции358 и незаконно, что такой метод ведения войны не предусмотрен Гаагской конвенцией и не может быть предусмотрен. Он сказал, что это была новая война с которой нам пришлось столкнуться, требующая новых методов. Затем, вкратце, как я уже свидетельствовал на предварительном следствии, эти приказы – сам этот приказ и хорошо известная инструкция о том, что те, кто не исполняют первый приказ будут наказаны, были приняты в сжатой форме и подписаны Гитлером. Затем их распространил, мне кажется начальник оперативного штаба, Йодль. Я могу добавить, что много раз командиры, получавшие эти приказы задавали вопросы о том, как их применять, особенно в связи с угрозой, что они будут наказаны если они не будут их исполнять. Единственным ответом, который мы могли дать был: «Вам известно, о чем эти приказы», так мы были не в состоянии изменить эти подписанные приказы.

Нельте: Обвинение вменяет лично вам издание приказа убить английских саботажников, захваченных при операции коммандос в Ставангере. В связи с этим я представляю вам документ PS-498, PS-508, и PS-527.

[Документы передаются подсудимому]

.

Господин председатель, это была миссия коммандос в окрестностях Ставангера. Войска, попавшие в немецкие руки должны были быть убиты, согласно распоряжению фюрера. Существовала отдаленная возможность допроса этих людей, если бы это было вызвано военной необходимостью. В данном случае главнокомандующий в Норвегии, генерал фон Фалькенхорст359, занимался вопросом. Он обратился в ОКВ, как он уже свидетельствовал в протоколе допроса.

[Обращаясь к подсудимому]

Вы сделаете какое–нибудь заявление в связи с этим?

Кейтель: Меня допрашивали об этом, и во время допроса мне противопоставили генерала фон Фалькенхорста. Насколько я вспоминаю, я не помнил, чтобы он задавал мне вопросы относительно исполнения данного приказа. Я не знал об этом. Даже само событие не осталось в моей памяти, и я вспомнил его, снова только просмотрев документы. В течение допроса, я сказал дознавателю, что я не имел никаких полномочий изменить этот приказ, что я мог сослаться любому только на этот приказ. Относительно моего противопоставления генералу фон Фалькенхорсту, я хочу сказать только о том, что сказано здесь протоколе: «Он, очевидно, отложил ответы и изменил свои ранние заявления, но не отрицал их. Кейтель не отрицал, что у него был разговор со мной, но отрицал, что предметом было то, что я сказал».

Нельте: Господин председатель, я могу лишь сказать, что эта сводка из допроса генерала фон Фалькенхорста, не имеет номера документа.

[Обращаясь к подсудимому]

Вы закончили заявление?

Кейтель: Да. Мне кажется этого достаточно.

Председатель: Доктор Нельте, обвинение не предъявило этот документ, не так ли? Они не представили его в качестве доказательства?

Нельте: Мне кажется, что представили.

Председатель: Я думаю, они могли предъявить его подсудимому Кейтелю во время одного из допросов, не так ли? Правильно? Это не означает, что его представили как доказательство, потому что сам по себе допрос, поймите, не приобщали как доказательство. Вы должны приобщить его сейчас если хотите его приобщения.

Нельте: Господин председатель, здесь есть какая-то ошибка. Этот документ был предъявлен здесь обвинением как доказательство утверждения о том, что подсудимый Кейтель отдал приказ убить этих парашютистов. Я получил этот документ здесь.

Председатель: Обвинение скажет мне, так ли это, но я не думаю, что какой-то документ который приобщали не имел номера экземпляра.

Додд: Мы не вспоминаем о его приобщении. Многие из допросов не имели номеров документов, но, конечно, если бы их приобщали, у них были бы номера экземпляров США или Великобритании.

Председатель: Что же, наверное представителю обвинения лучше удостоверится не оглашался ли он как доказательство.

Додд: Ваша честь, это займет несколько минут.

Председатель: Да, я имею в виду на досуге. Будет ли подходящее время для перерыва на 10 минут?

Нельте: Да.

Председатель: Трибунал будет отложен вечером в четверть пятого. Затем он будет заседать снова в данном суде в закрытом режиме, и он желает, чтобы и представители защиты и представители обвинения присутствовали здесь, так как он желает обсудить с этими представителями обеих сторон лучший способ избежать ненужного перевода документов.

Имеется, как вам известно, очень большое количество приобщенных документов, и тяжкое бремя пало на отдел переводов. Это проблема, которую трибунал желает обсудить в закрытом режиме с представителями обвинения и представителями защиты: поэтому он будет, как я сказал, заседать здесь в закрытом режиме где есть место для всей защиты. То есть в 5 часов.

Нельте: Вы помните запрос главнокомандующего Западом, в июне 1944, относительно обращения с саботажными войсками в тылу фронта вторжения? Новая ситуация возникла из-за вторжения и таким образом проблема коммандос.

Кейтель: Да, я помню, поскольку эти документы тоже предъявляли мне здесь, и было несколько документов. Это правда, что главнокомандующий на Западе, после высадки англо–американских сил в северной Франции, считал, что возникла новая ситуация связанная с приказом фюрера от 18 октября 1942 направленного против парашютированных коммандос.

Запрос был, как обычно, доложен, и генерал Йодль и я представили взгляд главнокомандующего Западом, а именно о том, что данный приказ не применим там. Гитлер отказался принять такую точку зрения и дал определенные указания в ответ, которые согласно документу, имели по крайней мере две редакции; после того как одну отменили как бесполезную, документ PS-551 остался как окончательная версия одобренная фюрером во время данного доклада.

Я настолько точно помню всё это, потому что по поводу представления ответа во время обсуждения обстановки, это рукописное приложение было добавлено генералом Йодлем со ссылкой на применение также на итальянском театре военных действий. С этим приложением, эта версия, которая была одобрена и требовалась Гитлером, затем была отправлена главнокомандующему Западом.

Нельте: В связи с этим обсуждался вопрос о том как можно судить с точки зрения международного права, об активной поддержке таких актов саботажа местным населением?

Кейтель: Да, этот вопрос периодически возникал в связи с приказом от 18 октября 1942, и хорошо известного меморандума обсуждавшегося ранее. Я считаю, что оказание любого содействия агентам или иным вражеским органам в таких актах саботажа, это нарушение Гаагских правил сухопутной войны. Если население принимает участие, помогает или поддерживает такую акцию, или укрывает исполнителей – скрывает их или помогает им в той или иной форме, это, по моему мнению, как ясно выражено в Гаагских правилах сухопутной войны, а именно, что население не должно совершать такие действия.

Нельте: Французское обвинение представило письмо от 30 июля 1944, документ PS-537. Этот документ касается обращения с членами зарубежных военных миссий пойманных вместе с партизанами. Вам известен данный приказ?

Кейтель: Да, известен. Да, меня уже допрашивали о документе PS-537 во время предварительного следствия, и я сделал заявление, которое повторяю здесь: сообщалось о том, что были военные миссии приданные к штабам этих партизан, в частности таких лидеров сербских и югославских партизан, которые как мы считали, разумеется были отдельными агентами или командами для поддержания связей с государствами, с которыми мы воевали. Мне сообщали, и меня спрашивали о том, что нужно делать, если такую миссию, как её называли, захватывали. Когда об этом сообщили фюреру, он решил отвергнуть предложения заинтересованных военных властей, а именно обращаться с ними как с военнопленными, поскольку согласно директиве от 18 октября 1942, их нужно было рассматривать как саботажников и соответственно обращаться. Следовательно, данный документ это передача приказа за моей подписью.

Нельте: Проблема лётчиков-террористов и линчеваний упоминалась во время допроса рейхсмаршала Геринга. Я ограничу себя несколькими вопросами касающимися лично вас в связи с этой проблемой. Вам известно, что нас касалось в связи с концепцией лётчиков-террористов и обращения с ними? В чём заключалось ваше отношение к данному вопросу?

Кейтель: Тот факт, что начиная с определенной даты лета 1944, значительно возросли уже упомянутые пулеметные атаки самолетов против населения, с 30-40 погибшими в отдельные дни, заставил Гитлера категорически требовать адекватного распоряжения по данному вопросу. У нас солдат, было мнение о том, что существовавших норм было достаточно, и что новые правила не требуются. Вопрос линчевания тянул за собой проблему и вопрос о том, что значило лётчик-террорист. Эти две группы вопросов привели к очень большому количеству документов, которые вам известны, и которые содержат тексты обсуждений данных вопросов.

Нельте: Я думаю, нет необходимости повторять подробности которые уже обсуждали. В связи с вашей ответственностью, меня интересуют слова, которые вы написали на документе. Пожалуйста, вы объясните это?

Кейтель: Я просто хотел, прежде всего, заявить о том, что я предложил, следуя линии предупреждения, когда немецких военнопленных взятых в Дьеппе360 заковали, чтобы было также принято предупреждение, в форме похожей официальной ноты, говорившей о том, что мы должны предпринимать репрессалии до тех пор пока вражеские командиры не прекратят свою практику. Это отвергли как неподходящее действие.

А теперь перейдем к документам, которые важны для меня.

Нельте: Документ PS-735.

Кейтель: Есть какие-то рукописные пометки сделанные мной и Йодлем. Это запись о докладе написанная мной на полях, которая гласит следующее: «Военные трибуналы не сработают»; по крайней мере, таким было содержание. Тогда это было написано, потому что возникло обсуждение вопроса приговора военных трибуналов, поскольку именно в этом самом документе впервые изложены подробности того чем являлись лётчики-террористы, и потому что он заявлял о том, что террористические атаки всегда были атаками проводимыми низколетящим самолетами из пулеметов. В целом, у меня возникла мысль о том, что в 99 из 100 случаев экипажи атакующие с бреющих полётов не могли захватить живыми, если они разбивались, так как не существует возможности спастись при бреющей атаке. Поэтому, я написал замечание на полях. Кроме того, я считал, помимо того факта, что нельзя было провести разбирательство в отношении такого летчика, никто бы не смог, во-вторых, провести удовлетворительный процесс или удовлетворительное расследование если атака производилась со значительной высоты, потому что ни один суд, по моему мнению, не смог бы доказать, что такой человек должен был иметь намерение атаковать те цели, по которым возможно попали.

Наконец, была последняя мысль, которая заключалась в том, что согласно правилам, приговоры военных трибуналов против военнопленных нужно было передавать противнику через гарантирующую державу, и нужно предоставлять трёхмесячную отсрочку в течение которой государство может заявить возражения приговору. Поэтому, не стоял вопрос о том, что через такие каналы можно получить за короткий период устрашающие результаты. Вот, что на самом деле я имел в виду. Я также сделал ещё одну пометку, и она ссылается на линчевание. Она гласит: «Если вы вообще допускаете линчевание, тогда вряд ли можно установить для него правила».

Об этом я не могу много сказать, поскольку, моё убеждение заключается в том, что не существует никакой возможности сказать при каких обстоятельствах, такой метод можно регулировать или считать оправданным как правосудие толпы, и у меня все ещё такое же мнение, что нельзя устанавливать правила, если такие процедуры допускаются.

Нельте: Но в чём заключалось ваше отношение относительно вопроса линчевания?

Кейтель: Моя точка зрения заключалась в том, что такой метод для нас солдат совершенно невозможен. Одно дело о котором сообщал рейхсмаршал в котором шли разбирательства против солдата, который остановил такую акцию прекратили. Я не знаю такого случая в котором солдаты, при исполнении своего долга, обращались с военнопленным как–либо иначе, чем было установлено общими правилами. Такое мне неизвестно.

Я также хочу заявить и об этом пока не говорили, что я обсуждал с рейхсмаршалом Герингом в Бергхофе вопрос в целом, и он, тогда, совершенно чётко согласился со мной: мы, солдаты, при любых обстоятельствах должны отвергать линчевание. Я попросил его, в таком трудном положении, в котором мы находились ещё раз обратиться к Гитлеру, убедить его не заставлять нас отдавать приказ по этим вопросам или готовить приказ. Такой была ситуация.

Нельте: Теперь мы переходим к вопросам, относящимся к военнопленным.

Кейтель: Могу я, наконец, сказать, что приказ от ОКВ никогда не представлялся и не издавался.

Нельте: Вряд ли есть какая-то проблема в военном праве, в которой все нации и все народы так страстно заинтересованы, как вопрос военнопленных. Вот почему, также и здесь, обвинение особо подчеркивало такие случаи которые следует рассматривать как нарушения законов о военнопленных согласно Женевской конвенции или международному праву в целом.

Поскольку ОКВ, и вы как его начальник, являлись ответственными за вопросы военнопленных в Германии, я хочу задать вам следующие вопросы: что делалось в Германии для того, чтобы все ведомства и учреждения Вермахта знакомились с международными соглашениями, которые относились к военнопленным?

Кейтель: Существовало специальное военное руководство по данной теме, которое как я думаю доступно, и которое содержало все нормы существовавших международных соглашений и порядок их применения. То есть, я думаю, директива номер 38, которая касалась как военное руководство армии и флота, и также Люфтваффе. Оно являлось основой, основным приказом.

Нельте: Как это применялось на практике? Людей, которые на практике занимались этими вопросами инструктировали или было это достаточным, чтобы обратить их внимание на директивы армии?

Кейтель: Каждое ведомство вплоть до самого малого имело эти директивы, и каждый солдат в определенной степени инструктировался о них. Помимо этого, к началу войны не принималось дальнейших пояснений и правил.

Нельте: Я думаю об инструкторских курсах созданных в Вене именно с этой целью. Вы знали о том, что они проводились в Вене?

Кейтель: Мне известно о том, что такие вопросы являлись предметом инструкторских курсов для тех лиц, которые непосредственно занимались вопросами военнопленных. Они приняли форму курсов подготовки.

Нельте: Кроме того, правильно, что каждый солдат имел памятку в своей расчетной книжке?

Кейтель: Да. Это уже подтвердил генерал Мильхом361, у которого она была с собой.

Нельте: Когда были приняты первые инструкции относительно военнопленных в нашем случае?

Кейтель: Насколько мне известно, первые инструкции появились после начала польской кампании на Востоке, поскольку каждое – я хочу сказать – подготовительное мероприятие по приему военнопленных отвергалось Гитлером. Он запретил это. Впоследствии нужно было в срочном порядке импровизировать.

Нельте: Что было приказано?

Кейтель: Было приказано о том, чтобы три рода войск Вермахта, флот, армия и Люфтваффе – последнее должно было иметь отношение в ограниченной степени, но в частности армия должна была проводить соответствующие приготовления о лагерях, охране, и всём, что угодно, что было необходимо для создания и организации таких вещей.

Нельте: Пожалуйста, расскажите нам в чём заключались функции ОКВ относительно обращения и заботы за военнопленными?

Кейтель: Принципиальная инструкция заключалась в обращении согласно КГВ362–38 (Правила о военнопленных 38) основанных на международных соглашениях; по моему мнению, она содержала абсолютно все, что должны были знать заинтересованные люди. Помимо этого, тогда не издавалось никаких дополнительных инструкций, но применялась вышеуказанная директива.

Нельте: Я хочу прежде всего знать о том насколько ОКВ имело компетенцию относительно обращения с военнопленными.

Кейтель: ОКВ являлось, должен сказать, министерским руководящим ведомством, которое должно было издавать и готовить все основные правила и директивы касавшиеся данных вопросов. Оно было вправе проверять, посредством инспекций и неожиданных визитов исполнение инструкций. Другими словами, оно являлось головным ведомством которое издавало директивы и было вправе проводить инспекции, но не командовало самими лагерями.

Нельте: Не следует добавить сюда контакт с министерством иностранных дел?

Кейтель: Конечно, я забыл. Одна из главных задач всего Вермахта, и также, следовательно, флота и Люфтваффе, заключалось в общении с гарантирующими державами через министерство иностранных дел, а также общение с Международным красным крестом и всеми ведомствами заинтересованным в социальном обеспечении военнопленных. Я забыл об этом.

Нельте: Таким образом, ОКВ являлось, в общем, говоря, законодателем и контролирующим органом.

Кейтель: Верно.

Нельте: Что должны были делать рода войск Вермахта?

Кейтель: Флот и Люфтваффе имели лагеря под своим командованием, которые были предназначены для военнопленных своих родов войск; тоже самое делала армия. Но ввиду того, что большое количество относилось к армии, заместители командиров внутри Рейха, то есть, командующие военными округами являлись командной властью, которые на своей территории отвечали за лагеря.

Нельте: Итак, перейдем к лагерям военнопленных. Кто являлся главой такого лагеря?

Кейтель: В командовании военного округа, был командир или генерал ответственный за вопросы, относящиеся к военнопленным в соответствующем военном округе, сам лагерь находился под командованием коменданта лагеря, который имел небольшой штаб офицеров, среди них офицера разведки и похожий личный состав, который был необходим для таких вопросов.

Нельте: Кто являлся вышестоящим офицером генерала по делам военнопленных в военном округе?

Кейтель: Командующий военным округом являлся вышестоящим офицером для командира по делам военнопленных в военном округе.

Нельте: Кто являлся вышестоящим над командующим военным округом?

Кейтель: Командующие военных округов подчинялись главнокомандующему внутренней армии и резерва, и он подчинялся главнокомандующему армией.

Председатель: Трибунал отложен.