Обвинитель указывает, что правящая верхушка гитлеровской Германии, готовясь к развязыванию войны за мировое господство, подчинила себе все материальные и человеческие ресурсы Германии, используя для этой цели специально созданные и обвиняемые ныне организации.

Эти организации пронизывали всю жизнь германского народа. Тысячи маленьких «фюреров» диктаторствовали, тысячи копий Геринга пыжились от важности, тысячи ширахов подстрекали молодежь, тысячи заукелей набирали рабов, тысячи штрейхеров и розенбергов сеяли ненависть, тысячи кальтенбруннеров и франков пытали и убивали, тысячи шахтов, шпееров и Функов осуществляли администрацию, финансировали и поддерживали фашистское движение.

Обвиняемые организации воспитывались в духе насилия и террора и практически осуществляли их. Они обеспечили систематическое, настойчивое и дисциплинированное проведение во всей Германии и в оккупированных ею странах всех тех преступлений длинный перечень которых был уже приведен.

Практическим подтверждением существования и деятельности преступных организаций и их системы, говорит Джексон, были показания бывшего генерала СС Олендорфа, который рассказал трибуналу, как он лично приказал предать смерти 90 тысяч мужчин, женщин и детей. Ни один суд никогда не слышал такого отчета об убийствах, проведенных в таком масштабе, говорит обвинитель, как мы слышали здесь от этого свидетеля и от другого офицера СС Вислицени. Их собственные свидетельства показывают, что СС несет ответственность за программу уничтожения, которая стоила жизни 5 миллионам евреев.

Не подлежит никакому сомнению, что наказать только некоторых высших руководителей, но оставить среди германского народа всю сеть бывших фашистских организаций, будет означать создание зародыша нового гитлеризма. Члены обвиняемых организаций и сейчас все еще слепо преданы гитлеровской программе, выполнение которой прервано, но не оставлено ими.

Они сохраняют ненависть и честолюбивые стремления, породившие те преступления, осуществление которых уже доказано. Они могут перенести от этого поколения к следующему заразу агрессивной безжалостной войны. Последующие войны и будущие погромы могут быть выращены в тайниках этих организаций, если не уменьшить их престиж и влияние путем их наказания.

Поскольку устав этого трибунала предусматривает законное и справедливое возмездие, совершенно очевидно, что он не может оставить в стороне преступную деятельность обвиняемых организаций. Зло, причиненное миру подсудимыми и их высокопоставленными сообщниками, было совершено не только по одной их воле и не только их силами. Успешное проведение их планов было возможно только потому, что большое число немцев организовалось для того, чтобы стать рычагом, с помощью которого осуществлялась и преумножалась сила этих руководителей. Целью устава трибунала является использовать судебный процесс для полного и справедливого разбора дела и для того, чтобы разоблачить и осудить те гитлеровские и милитаристические силы, которые были организованы, чтобы служить постоянной угрозой миру.

Совершенно очевидно, продолжает обвинитель, что обычная судебная процедура не может без изменений быть применена для разрешения задач, стоящих перед Международным Военным Трибуналом. Ни одна из существующих систем судопроизводства еще не располагает необходимой процедурой для разбора такого сложного переплетения обстоятельств дела, которое слушается сейчас. Вопрос о коллективной преступности организации или группы должен быть разрешен в форме своего рода декларативного решения, которое не должно определять никакого наказания как против организаций, так и против отдельных ее членов.

После решения трибунала тот или иной обвиняемый не сможет подвергать обсуждению вопрос о том, является ли сама организация преступной. Он сможет только отрицать, что его участие в ее деятельности было добровольным, и доказывать, что он действовал по принуждению, что он был обманом или уловками втянут в число членов организации, и т.д. Судебные разбирательства в отношении отдельных лиц, ограниченные узким кругом вопросов, могут производиться в военных трибуналах и в оккупационных судах.

Далее обвинитель рассматривает ответственность членов преступных организации за сознательное вступление в их ряды и практическую деятельность в них. Одновременно обвинитель анализирует закон Контрольного Совета в Германии в применении к членам преступных организаций.

После этого Джексон переходит к рассмотрению принципов и прецедентов, применимых при установлении коллективной уголовной ответственности.

Закон, говорит обвинитель, на основании которого может быть определен преступный характер организации, существует с давних пор, и он тождественен в своих основных тезисах во всех правовых системах. Дело по обвинению организации очень родственно обвинению в создании заговора. Ни одна форма государственного строя не была в состоянии существовать без того, чтобы не обращаться с некоторыми организациями, как с преступными.

Обвинитель приводит, как пример, организацию «Ку-Клукс-Клан» в США, которая развивалась одновременно с гитлеровским движением и которая была признана законом преступной, как и ряд других организаций, действовавших в США. Обвинитель ссылается также на аналогичные примеры из английского законодательства, французского уголовного права и уголовного кодекса РСФСР, предусматривающего наказание за организацию преступных банд и участие в них.

Устав трибунала предусматривает, что руководители, организаторы, подстрекатели и соучастники, участвовавшие в создании или в осуществлении общего плана или заговора с целью совершить какое-либо преступление, несут ответственность за все акты, совершенные любыми лицами во исполнение такого плана.

Даже номинальное членство, говорит Джексон, может в значительной степени содействовать и способствовать преступному движению. Может ли кто-либо поверить, например, в то, что фотография Шахта, восседавшего в первом ряду на конгрессе гитлеровской партии в 1935 году и носившего значок этой партии, была включена в гитлеровские пропагандистские фильмы просто ради художественного эффекта? Само имя этого крупнейшего банкира, использованное для сомнительного гитлеровского «предприятия», придавало последнему вид благопристойности в глазах колебавшегося немца.

Переходя к определению вопросов, подлежащих рассмотрению трибунала, обвинитель указывает, что необходимо разрешить один основной вопрос — можно ли обвиняемые организации справедливо характеризовать, как преступные. Мы считаем, говорит Джексон, что организация может являться преступной, иметь преступные цели и совершать преступные действия, если даже часть членов организации состоит из лиц, которых заставляли вступать в эту организацию.

Обвинение считает, что каждая обвиняемая организация должна быть признана преступной за период времени, охватываемый обвинительным заключением.

Продолжая далее свою речь, Джексон говорит: Что касается гитлеровского руководящего состава, то мы придерживаемся точки зрения, что в число членов преступных организаций должны быть включены следующие: фюрер, рейхслейтеры, гаулейтеры, крейслейтеры и их штабные офицеры, ортегруппенлейтеры, целенлейтеры и блоклейтеры.

Что касается СА, то мы полагаем, что из декларации следует исключить: 1) носителей спортивного значка «СА»; 2) подразделения внутренней обороны, находившиеся под контролем СА, которые, строго говоря, исходя из доказательств, не являлись частью СА; 3) следует также исключить национал-социалистскую лигу инвалидов-ветеранов, а также 4) резервы СА с тем, однако, чтобы включить в число преступников активную часть этой организации. Если же отдельная часть обвиняемой организации сама не совершала преступных актов, а выполняла лишь технические или административные функции, это не освобождает эту часть организации от ответственности, если ее деятельность содействовала осуществлению преступных замыслов.

Джексон переходит к рассмотрению вопроса о дальнейшей работе трибунала.

— Свыше 45 тысяч лиц, — говорит он, — написало трибуналу письма с просьбой быть заслушанными в связи с обвинением против гитлеровских организаций. Трибунал облечен широкими полномочиями решать вопрос о рассмотрении того или иного ходатайства.

Обвинение, несомненно, будет стремиться к, тому, чтобы удовлетворить каждое ходатайство, когда это будет необходимо в интересах правосудия.

Было высказано опасение, что требуемое нами решение об объявлении организаций преступными затронет слишком большое число людей. Некоторых людей больше смущает миллион предстоящих наказаний, чем пять миллионов совершенных убийств.

Невозможно, однако, установить даже с приблизительной точностью число лиц, которые могут быть затронуты объявлением организаций преступными. Следует учесть весьма распространенное одновременное членство в нескольких организациях, например, 75 процентов членов гестапо были также и членами СС. Мы знаем, что вооруженные силы США, по грубому подсчету, имеют в своих лагерях примерно 130 тысяч лиц, которые являются членами преступных организаций. Я не располагаю цифровыми данными от других союзных наций, — говорит Джексон, — и никто не может предсказать, сколько членов преступных организаций действительно подвергнется судебному преследованию, а не перевоспитанию в соответствии с программой денацификации.

Каково бы то ни было это число, мы можем быть уверены в одном — оно настолько велико, что подробное расследование каждого дела этим трибуналом затянет его работу до бесконечности. Решение всех вопросов относительно того, следует ли исключить отдельных лиц или ответвления обвиняемых организаций из декларации о преступности, должно быть предоставлено местным судам.

Сейчас не время рассматривать доказательства против отдельных организаций.

Мы считаем, что это может быть сделано при подведении итогов, после предоставления всех доказательств. Но сейчас своевременно сказать, что выбор шести организации, поименованных в обвинительном заключении, не был случайным.

Они были выбраны главным образом потому, что они были не только самыми полновластными, но и самыми порочными организациями гитлеровского режима, членство в которых было обычно добровольным.

Руководящий состав гитлеровского режима состоял из руководителей и главных деятелей гитлеровской партии. Имперское правительство было лишь внешней формой, пользуясь которой гитлеровская партия претворяла свою волю в законодательные, административные и исполнительные акты.

Двумя столпами, на которых покоилось обеспечение безопасности режима, были вооруженные силы, руководимые и контролируемые генеральным штабом и главным командованием, и полицейские организации — гестапо, СА, СД и СС. Эти организации воплощают в себе все злые силы гитлеровского режима.

Джексон говорит, что трибунал не пытается охватить все пять миллионов членов гитлеровской партии, хотя, заявляет обвинитель, я, не колеблясь, могу заявить, что это было бы очень хорошо и для этого имеется полное основание. Я предлагаю рассматривать дела только гитлеровских руководителей, начиная с блоклейтеров.

Мы обвиняем организации СА, СД, СС — старейшие национал-социалистские организации.

При осуществлении превентивного правосудия с целью предупредить возможность совершения преступлении против мира и человечности, а также военных преступлений оправдать эти организации было бы гораздо большей катастрофой, чем оправдать 22 подсудимых, сидящих сейчас на этой скамье. Невозможно отрицать, что эти организации покровительствовали каждому преступному плану и являлись соучастниками в проведении самых отталкивающих мер с тем, чтобы осуществить эти планы.

После Джексона с речью о преступности гитлеровских организаций выступил заместитель главного обвинителя от Великобритании Дэвид Максуэлл-Файф. Он формулирует пять пунктов основных доказательств преступности гитлеровских организаций и определяет круг лиц, входивших в эти организации, и нх роль в гитлеровском заговоре.

В качестве доказательства Дэвид Максуэлл-Файф пользуется материалами обвинительного заключения и документами, представленными трибуналу обвинителями.

Окончание речи Максуэлла-Файфа переносится на вечернее заседание трибунала.

Простые слова

Во вторник и в среду Международный военный трибунал слушал показания свидетелей советского обвинения. Точный язык юридически обоснованных речей сменился Простыми словами людей, которые рассказывали о пережитом. Но были сильны эти простые слова, и они великолепно входят в общую картину, нарисованную советским обвинением.

Первым говорил псковский крестьянин Яков Григорьев. Мы услышали слова и выражения дорогой нам русской страны.

Он работал «на гумне» с двумя сынами.

Подошел немец с автоматом и повел их в деревню — «скрозь деревню в крайний дом». — В этот дом согнали девятнадцать человек. «Глядим, входят три немца-автоматчика, у четвертого наган в руке». Раздался залп. Свидетель, не получивший ранений, упал на пол и притаился. Потом, когда немцы ушли, он осмотрелся. Сын Николай лежал убитым. Свидетель «выправил свои ноги», которые были придавлены чьим-то телом, взял раненого сына на руки и выпрыгнул из окна уже подожженной и наполнившейся дымом избы. В это время уже горели и другие дома: там погибли Жена Якова Григорьева и младший сынишка.

— Существует ли теперь наша деревня Кузнецово? — спросил обвинитель.

— Не существует, — ответил свидетель с протяжным; на псковский манер, говором.

И тотчас же повторил ещё раз уже так, как говорят о чем-то, хотя и очень еще больном, но уже отошедшем в прошлое:

— не существует.

Увы, подобные рассказы нередко можно услышать ныне на нашей земле. Но там, среди душевно сочувствующих, своих людей они звучат совсем иначе, чем здесь, на виду у всего света, в пяти шагах от преступников, виновных в том, что деревня Кузнецово, как и тысячи других деревень, больше не существует. За что? По какому праву они уничтожены? Эта мысль еще раз пришла в голову каждому, кто слышал этот рассказ. Наше обвинение документами главных преступников уже ответило на этот вопрос. Они хотели казнить Россию. То же сказал и их посланец — германский солдат русскому крестьянину. Когда Яков Григорьев спросил, куда и зачем его ведут, немец ответил: «Максино капут и вам капут». Соседняя деревня сожжена, должна сгореть и эта. Вот логика, прямо вытекающая из всех поучений Гитлера и Розенберга.

С высоты свидетельской трибуны Яков Григорьев смотрел на Розенберга и с гневом, и презрением победителя. Да, поучительная сторона этой встречи состоит и в том, что она еще раз опровергает чудовищную выдумку палачей об их превосходстве над народами. Быть может, Яков Григорьев тогда в Кузнецово даже и не знал, что существует именно этот желтый, плюгавый человечишко, на которого, как говорится, и плюнуть тошно, что он выжигает огнем извечно русские земли. А Розенберг, выдавая на потеху смерти целые районы, надо полагать, и в мыслях не допускал, что придет в центр Германии, в судебный зал, этот немолодой уже русский крестьянин и простыми своими словами пригвоздит его, Розенберга, к столбу, воздвигнутому народами во имя справедливости. И он пришел.

Пусть содрогаются, зная это, преступники, на чьем теле уже лежит несмываемая печать невинной крови.

Наш народ сильнее любых поджигателей войны. Такая мысль не раз приходила нам в голову и в то время, как выступали другие свидетели.

Подсудимый Штрейхер почти спрятался за барьер, когда в зале вел свой скорбный рассказ еврейский писатель, вызванный из Литовской ССР, Абрам Герцевич Суцкевер. В Вильно, где жил свидетель, из восьмидесяти тысяч евреев осталось к концу германской оккупации шестьсот и лишь потому, что они сумели спрятаться. Мрачная фантазия человеконенавистников — немцев поистине не знала предела. «Ты будешь играть в цирке», — сказал Суцкеверу поймавший его на улице эсэсовец. Его привели к костру,, приказали раздеться и, подгоняя прикладами, заставили с песнями бегать вокруг огня. В гетто евреев заставляли ложиться на землю и лаять по-собачьи. Их заставили оплакивать подохшую эсэсовскую собаку. Когда в гетто раздавалась привезенная с места казни обувь, Суцкевер узнал туфли своей матери. А когда он пришел к жене в родильный дом, то увидел только что родившегося ребенка мертвым. Эсэсовцы убили его по приказу из Берлина. «Хапуны» и «ловцы» — так называли в Вильно эсэсовцев. На одной улице этого города было убито столько людей, что кровь стекала ручьями. «Как будто прошел кровавый дождь», — говорит свидетель.

Среди вызванных нашим обвинением свидетелей были двое из Польской республики.

Наше обвинение предъявляло суду доказательства немецких преступлений не только на территории СССР, но также и в Польше, в Чехословакии, в Югославии.

Роль обвинителей от имени этих стран подходит советской делегации в Нюрнберге как нельзя больше. Дело не только в давней взаимной симпатии и в вековых глубоких связях народов этих государств с народами России. Дело в том, что наши войска спасли эти страны, спасли и самих свидетелей.

Свидетельница Северина Шмаглевская провела в заточении в Освенцимском концентрационном лагере двадцать семь месяцев. Ей принес свободу январь прошлого года.

Я был в Освенциме в дни освобождения узников этих страшных застенков, и я отлично помню январь 1945 года в юго-западном уголке Польши.

Ветер гнал снег по замерзшей земле, и всюду раздавался однообразный скрип колючей проволоки. Хлопали двери пустых караульных будок на высоких и широко расставленных столбах. У подножия этих будок лежали трупы заключенных, убитых немцами в дни их отступления. По дорогам с пятнами впитавшейся крови бродили, едва передвигая ноги, мужчины и женщины в полосатых матерчатых колпаках, с намалеванными на спине огромными знаками. Они разбрелись но всей низине, окаймленной двумя незамерзшими речками. Мосты были взорваны. Наши сапёры во многих местах наводили новые переправы, а освобожденные узники стояли на берегу и следили за их работой тревожными взглядами полуодичавших людей. Многие из них не знали, куда ведут эти дороги, хотя провели здесь не один год. Не все говорили по-русски, но всех понимали наши бойцы и для всех находилось место у солдатских костров. Освобожденные узники показывали следы пыток на теле, выстриженные на голове безобразные полосы. Они называли города и реки в различных концах Европы, и освободители отвечали им тем же. Так, Сена, Влтава, Дунай благодарили Волгу, Урал, Лену.

И потом мы видели освобожденных узников на всех дорогах до самого конца войны.

Они шли группами, а иной раз целыми колоннами. Иногда у них были только ручные тележки, но чаще также и длинные тяжелые рыдваны, запряженные то волами, то лошадьми. А порой в одной упряжке покорно шагали рядом корова и лошадь. У них были флажки национальных цветов и ленточки в петлицах. Этот поток не редел, так как он пополнялся с каждым шагом наступления, Он стал необходимой частью военного пейзажа, я даже в течение первых месяцев после победы новые и новые тысячи людей все шли по дорогам, которые освободила для них Красная Армия. Это были поистине счастливые дорога. Многим мы проложили путь до родного порога. Я видел чехов по дороге из Дрездена на Прагу, на перевале, где проходит граница между Германией и Чехословакией. Как преображались люди, едва они вступали на родную землю! Казалось, что само светившее нм солнце становилось ярче. Их глаза загорались, и на щеках проступал румянец. Они припадали к земле, и их слезы были первыми рассказами их родине о пережитых страданиях.

И вот мы вновь услышали имена спасенных нами людей. Шмаглевская обвиняла палача Польши Франка. Страшен был ее рассказ и для Кальтенбруннера. Шеф гестапо имел особую склонность путешествовать по концентрационным лагерям и инспектировать своих подручных.

Обвинение спрашивало Шмаглевскую о судьбе детей, привезенных в Освенцим или рождавшихся там. И мы услышали действительно страшный рассказ очевидца о том, как дети польских повстанцев, дети русских партизан, начиная с шестилетнего возраста, несли в Освенциме каторжные работы.

Здесь была первая на земле каторга для малолетних. Часть детей немцы вывезли из Освенцима в эшелонах, и эти исчезли бесследно.

— Я бы хотела сегодня спросить: где находятся эти дети? — сказала свидетельница, глядя на скамью подсудимых.

И хоть устав трибунала не предусматривает подобных прямых обращений, едва ли кто-нибудь посмел бы сказать, что этот крик души не должен был прозвучать в Нюрнберге.

Простые и правдивые слова, сказанные свидетелями советского обвинения в Нюрнберге, войдут не только в стенограммы трибунала.

Они войдут в летопись международный справедливости.

г. НЮРНБЕРГ.