Пристав1: С позволения суда: подсудимые Штрайхер и Риббентроп отсутствуют с данного заседания.

Председатель: Доктор Зейдль.

Зейдль: Господин председатель, уважаемый суд, в прошлую пятницу я сказал о том, что ничего не буду зачитывать из первого тома документальной книги, однако это не означает, что я не хочу ссылаться на тот или иной документ в своей заключительной речи. Сейчас возникает вопрос, нужно ли в таких обстоятельствах те документы на которые я могу сослаться, но не буду читать, предъявлять суду в качестве доказательства или же достаточно того, что эти документы скопированы в книгу. Я буду благодарен суду за помощь в данном вопросе.

Максвелл-Файф: Милорд, у меня есть предложение: чтобы трибунал сейчас принял эти документы de bene esse2, и о том, что, когда доктор Зейдль дойдет до своей заключительной речи, то можно будет обсудить любой вопрос о допустимости. В отношении третьей книги, например, она включает ряд мнений разных политиков и экономистов разных стран. Обвинение надлежащим образом, полагает, что у них нет никакого доказательственного значения и фактичеси это относится к вопросу слишком далекой относимости к делу. Но я должен считать правильным ходом дела обсудить их, когда мы, в конце концов, выясним как этими документами воспользуется доктор Зейдль, сейчас, как я предлагаю разрешив ему продолжать, de bene esse.

Председатель: Доктор Зейдль, трибунал считает, что вы должны приобщить документы в качестве доказательств, и они должны быть соответственно пронумерованы. Наверное, лучше всего будет буква «H» перед ними – H номер 1 и так далее – и затем, как сказал сэр Дэвид, как только они будут собраны воедино, в отношении них можно рассмотреть возражение на последующей стадии, возражение исходя из допустимости и отношения к делу.

Зейдль: Очень хорошо. Я снова обращаюсь к тому 1 документальной книги. Первый документ это речь подсудимого Рудольфа Гесса от 8 июля 1934. Этот документ содержит номер H-1, страница 23 документальной книги. Второй документ находится на странице 27 документальной книги…

Председатель: Минуточку, доктор Зейдль. К какому предмету относится данная речь?

Зейдль: Речь от 8 июля 1934?

Председатель: Да. Что же, та, что на странице 23. Это 8 июля 1934.

Зейдль: Да, господин председатель, данная речь касается вопроса войны и мира. Поскольку подсудимый Гесс обвиняется в соучастии в психологической подготовке агрессивной войны, и таким образом в соучастии в заговоре, мне кажется, что отношение подсудимого Гесса к данному вопросу войны имеет значение в качестве доказательства.

Председатель: Очень хорошо. Мы разрешим вам прочесть её.

Зейдль: Господин председатель, я не намерен сейчас читать речь. Я лишь хочу предъявить эту речь как экземпляр для того, чтобы сослаться на неё в своей заключительной речи, при необходимости.

Председатель: Очень хорошо.

Зейдль: Я ничего не буду читать из первой документальной книги. Я только назову отдельные документы в качестве экземпляров.

Я перехожу к странице 28 документальной книги. Это ещё одна речь подсудимого Гесса произнесённая 27 ноября 1934. Номер экземпляра будет H-2.

Председатель: Речь от 8 декабря начинается на странице 27.

Зейдль: Страница 27, правильно. Она неправильно отмечена. В качестве третьего экземпляра я представляю речь – то есть, фрагмент из речи – от 17 ноября 1935, страница 31 документальной книги, экземпляр номер H-3.

Я перехожу к странице 32 документальной книги, фрагмент из речи от 11 октября 1936, экземпляр номер H-4.

Затем идёт речь от 14 марта 1936, страница 33 документальной книги, экземпляр номер H-5.

Следующий экземпляр находится на странице 35 документальной книги, речь от 31 марта 1936, экземпляр номер H-6.

Экземпляр номер H-8 это речь от 6 июня 1936, на странице 40 документальной книги.

Затем я перехожу к странице 43 документальной книги, речь на партийном съезде в Нюрнберге 1936, экземпляр номер H-9.

Затем фрагменты речи на странице 59 документальной книги, экземпляр номер H-10.

Следующий экземпляр на странице 78 документальной книги, экземпляр номер H-12.

Довольно с первым томом документальной книги.

Я перехожу ко второму тому, письменным показаниям, которые я представил в прошлую пятницу. Они находится на странице 164 документальной книги. Это письменные показания бывшей секретарши, Хильдегард Фат, и они имеют номер экземпляра H-13.

Следующий экземпляр на странице 86 документальной книги, том 2, распоряжение от 3 июня 1936, экземпляр номер H-14.

И теперь я перехожу моменту, когда я зачитаю отдельные фрагменты из стенограммы встречи между подсудимым Гессом и лордом Саймоном3, которая состоялась 10 июня 1941. Эта стенограмма начинается на странице 93 документальной книги. Стенограмма будет иметь номер экземпляра H-15.

Уважаемый суд, подсудимый Гесс, 10 мая 1941, вылетел в Англию. Никто кроме его адъютанта не знал об этом полете. Сам фюрер был проинформирован о полете и намерениях связанных с ним в письме доставленном фюреру после того как Гесс уже приземлился в Англии. После его прибытия в Англию, Гесс часто опрашивался сотрудниками министерства иностранных дел, и как уже отмечалось, 10 июня 1941 состоялась встреча между ним и лордом Саймоном. Эта встреча длилась два с половиной часа. В ходе данной встречи подсудимый Гесс рассказал лорду Саймону о причинах своего чрезвычайного мероприятия и он представил четыре предложения или четыре пункта, которые он назвал намерениями Адольфа Гитлера4 и которые он считал основой для договоренности и заключения мира.

На совещании лорд Саймон выступал под псевдонимом, в стенограмме которую вскоре вручили подсудимому Гессу он указан как доктор Гютри.

Насколько мне известно, эта мера, вероятно, была принята для того, чтобы стенографисты или переводчики не поняли, что происходило. В стенограмме также указан доктор Маккензи, сотрудник министерства иностранных дел, и господин Киркпатрик5, который ранее беседовал с подсудимым Гессом.

После нескольких вступительных замечаний лорда Саймона, подсудимый Гесс начал объяснять причины которые привели его к этому решительному шагу и я вольно цитирую со страницы 93 документальной книги, приблизительно середина страницы. Я должен добавить, что в стенограмме, подсудимый Гесс указан как «J». Подсудимый Гесс после вступительных замечаний сказал следующее…

Председатель: Доктор Зейдль, кажется, есть типографская ошибка в дате. Указана дата 9 августа. Вы сказали 10 июня, не так ли?

Зейдль: Да, 10 июня.

Председатель: Эта ошибка вверху страницы 93 – 9.8.41?

Зейдль: На обложке документа есть следующая пометка: «Стенограмма беседы которая состоялась 9 июня 1941 где-то в Англии». В самом документе, есть также запись 9.6.41, значит это точно типографская ошибка.

Председатель: Должно быть, да. Они поставили «8» вместо «6».

Зейдль: Да.

Председатель: Очень хорошо.

Зейдль:

«Я знаю о том, что вероятно, никто правильно не понял моё прибытие, в виду чрезвычайного шага предпринятого мною, которого никак нельзя было ожидать. Поэтому я хочу начать с пояснения о том, как я пришел к этому».

Я продолжаю на странице 94:

«Мысль пришла ко мне в июне прошлого года, во время французской кампании, во время визита фюрера…»

Мне кажется, можно опустить следующие случайные замечания и продолжить цитировать:

«Признаю, что я пришёл к фюреру убеждённым, как и все мы, в том, что рано или поздно мы точно покорим Англию, и я высказал фюреру мнение о том, что мы должны требовать от Англии возврата имущества – в степени эквивалентной нашему торговому флоту, и т.д., который забрали у нас по Версальскому договору6».

Я перехожу к странице 95:

«Фюрер сразу же возразил мне. У него было мнение о том, что в войне может возникнуть повод для договорённости с Англией к чему он стремился с начала политической деятельности. Об этом я могу свидетельствовать, что ещё с того времени как я знаю фюрера, с 1921, фюрер всегда говорил о том, что нужно добиваться договорённости между Германией и Англией. Он сказал о том, что добивался этого, как только оказался у власти. Тогда во Франции он сказал мне о том, что нельзя возлагать какие-нибудь строгие условия, даже победителю, на страну с которой хотят прийти к договорённости. Тогда я задумался над тем, что если бы об этом знали в Англии, то с Англией можно было договориться.

Я перехожу к странице 96 документальной книги.

«Затем, по завершении французской кампании последовало предложение фюрера Англии. Как известно, от предложения отказалась. Это ещё сильнее убедило меня в том, что в таких обстоятельствах мне нужно осуществить свой план. Во время следующего периода началась воздушная война между Германией и Англией, в целом означавшая более тяжёлые потери и ущерб для Англии нежели Германии. Соответственно, у меня создалось впечатление, что Англия вообще не может уступить, не потеряв при этом престижа. Вот почему я сказал себе: «Теперь, как никогда, я должен осуществить свой план, так как если я полечу в Англию, Англия сможет начать переговоры с Германией без потери престижа».

Я перехожу к странице 97 документальной книги. После краткого замечания доктора Маккензи, Гесс продолжает:

«Моё мнение заключалось в том, что помимо вопроса условий договорённости, в Англии нужно было преодолеть некоторое общее недоверие. Я признаюсь, что я столкнулся с очень тяжёлым решением, тяжелейшим в своей жизни, конечно, и мне кажется, мне помогла постоянно стоявшая передо мной картина бесконечной вереницы детских гробов с матерями рыдающими над ними как с немецкой, так и с английской стороны…»

Председатель: Доктор Зейдль у вас есть подлинный документ?

Зейдль: Да.

Председатель: Можно его передать?

Зейдль: Да.

Председатель: Да, продолжайте.

Зейдль:

«…и наоборот, гробы матерей и дети стоящие рядом с ними.

Я хочу заметить здесь некоторые моменты, которые как мне кажется, имеют определённое значение с психологической точки зрения. Я вернусь немного назад. После поражения Германии в мировой войне, ей навязали Версальский договор, и ни у одного серьёзного историка сегодня нет мнения о том, что Германия была ответственной за мировую войну. Ллойд Джордж7 сказал о том, что нации ввергли в войну. Я недавно читал английского историка, Фэррера, который написал об Эдуарде VII8 и его политике того времени. Этот историк, Фэррер возлагает основную вину за войну на политику Эдуарда VII. После своего краха, Германии навязали этот договор, который не только был ужасным бедствием для Германии, но и для всего мира. Все попытки политиков, государственных деятелей в Германии, до прихода к власти фюрера – то есть, когда Германия была чистой демократией – получить хотя бы какое-нибудь облегчение провалились».

Я опускаю буквальное чтение следующей части стенограммы. Беседа велась по разным пунктам. Среди прочего предметом беседы была воздушная мощь Германии и подготовка к строительству подводных лодок. Мне не кажется, что эти вопросы относятся к настоящему делу, и поэтому я сразу перехожу к той части стенограммы, в которой говорилось о предложениях Гесса лорду Саймону. Это страница 152 документальной книги. Из стенограммы мы можем видеть, что Гесс ранее написал предложения, которые хотел представить. Он вручил эти записи доктору Маккензи и господину Киркпатрику, который затем прочёл и перевёл их, и я цитирую страницу 152, внизу страницы, буквально:

«Основа для договорённости». И здесь и прошу трибунал перейти к странице 152 документальной книги на странице 159 документальной книги, потому что первый пункт, очевидно, представлен в неправильном смысле. На странице 159, почти в середине страницы, есть заявление доктора Маккензи, которое правильно выражает первый пункт, и я цитирую:

«Для того, чтобы предотвратить будущие войны между Осью9 и Англией нужно определить сферы интересов. Сфера интересов Оси это Европа, сфера интересов Англии это империя».

Сейчас я прошу вас вернуться обратно, а именно на страницу 159 документальной книги. Здесь мы находим последнюю строку второго пункта предложений Гесса. Доктор Маккензи читает:

«2. Возврат германских колоний».

Я перехожу к странице 154 документальной книги и начинаю цитату вверху страницы – возможно, что цифра 2 ненароком повторяется в документальной книге. Должно быть:

«3. Компенсация германским гражданам которые до или во время войны проживали в Британской империи и которые пострадали от ущерба жизни и имуществу в результате мер правительства империи или в результате грабежа, бунта, и т.д.; компенсация британским подданным Германией на такой же основе.

4. Одновременное заключение перемирия и мира с Италией».

Затем есть личное замечание Гесса:

«Фюрер в нашей беседе постоянно представлял мне эти пункты в целом в качестве основы для договорённости с Англией».

Я не буду ничего читать из этой стенограммы.

Я опускаю оглашение других отрывков отмеченных красным. Совещание завершилось заявлением лорда Саймона о том, что он доведёт предложения Гесса до сведениям британского правительства. Это экземпляр номер H-15.

Уважаемый суд, подсудимому Рудольфу Гессу вменяется в обвинительном заключении помощь нацистским заговорщикам для захвата власти и способствование военной, экономической и психологической подготовке войны, что указано в пункте один обвинительного заключения; участие в политическом планировании и подготовке агрессивных войн и войны в нарушение международных договоров, соглашений и обещаний, что указано в пунктах один и два, и участие в подготовке и планировании внешнеполитических планов нацистских заговорщиков указанных в пункте один.

Данное обвинение является ядром обвинительного заключения против Рудольфа Гесса. Поэтому моя обязанность заключается в том, чтобы кратко обсудить доказательства, которые в 1939 привели к началу войны. Насчёт этого я могу сказать следующее:

23 августа 1939 в Москве был заключён пакт о ненападении10 между Германией и Советским Союзом, который уже представлен обвинением как экземпляр GB-145 (документ ТС-25). В тот же день, то есть за неделю до начала войны и за 3 дня до запланированной атаки на Польшу, эти две нации заключили ещё одно секретное соглашение. Это секретное соглашение, по сути, содержало определение сфер интересов обеих наций на европейской территории лежащей между Германией и Советским Союзом.

Председатель: Доктор Зейдль, вы не забыли, не так ли, распоряжение трибунала о том, что сейчас не время произносить речь, а просто повод для представления документов и вызова свидетелей. У вас будет возможность произнести речь на следующей стадии.

Зейдль: Да, именно так. Я не намерен произносить речь, но я намерен сказать несколько вступительных слов к документу, который я представлю трибуналу.

Германия в секретных документах, объявила себя незаинтересованной в Литве, Латвии, Эстонии и Финляндии.

Председатель: Доктор Зейдль, мы пока не видели документ. Если вы собираетесь приобщить документ, приобщайте документ.

Зейдль: Да, именно так. Я могу предъявить документ. Это письменные показания бывшего посла, доктора Фридриха Гаусса11. В 1939 он был начальником правового департамента министерства иностранных дел. Он присутствовал на переговорах в качестве помощника германского уполномоченного в Москве, и он подготовил проект пакта о ненападении, которые уже представлен как экземпляр, а также секретное соглашение, содержание которого я хочу сейчас представить трибуналу в качестве фактов которые являются важными как доказательства.

Председатель: Что же, вы вручите документ?

Зейдль: Разумеется. Однако, я намерен зачитать части этого документа позже.

Председатель: Доктор Зейдль, трибунал не совсем понимает, что это за документ, потому что его нет в вашей документальной книге и кажется, вы не заявляли о нём никакого ходатайства, и он на немецком языке, он не переведён.

Зейдль: Господин председатель, когда я готовил свою документальную книгу для подсудимого Гесса, я не имел этих письменных показаний в своём распоряжении. Они датированы 15 марта 1946. Тогда, когда обсуждалась относимость к делу ходатайств для подсудимого Гесса, у меня не имелось чётких сведений о контексте который даст мне повод для обоснованного ходатайства. Фрагменты, которые я намерен прочитать из этого документа короткие, и будет возможно сразу же их перевести переводчиками в зале суда.

Председатель: У вас есть копия для обвинения.

Зейдль: Разумеется, немецкая копия.

Председатель: Боюсь, от этого мне нет никакой пользы. Я не знаю, есть ли от этого польза всем членам обвинения. У представителя обвинения есть какие-нибудь возражения оглашению фрагментов из этого документа?

Руденко: Господин председатель, мне неизвестно о существовании такого документа, и я решительно возражаю против оглашения. Я бы желал, чтобы порядок который установлен трибуналом соблюдался и защитой. Обвинение в своё время, представляя доказательства, также представляло эти документы и защите. Защитник подсудимого Гесса представляет документ совершенно неизвестный, и обвинение, совершенно законно, желало бы предварительно ознакомиться с этим документом. Я не знаю, о каких тайнах здесь говорит защитник подсудимого Гесса, о каких тайных договорах, и собственно чем это он обосновывает. Я считаю, по меньшей мере, это голословное заявление. Я прошу отказать в оглашении этого документа.

Зейдль: Обвинитель от Советского Союза заявил о том, что он не имеет сведений о существовании секретного документа, который установлен данными письменными показаниями. В таких обстоятельствах я вынужден ходатайствовать о вызове народного комиссара Молотова12 в качестве свидетеля, для того, чтобы можно было установить, во-первых, действительно ли это соглашение заключалось, во-вторых в чём заключалось содержание данного соглашения, и в-третьих…

Председатель: Доктор Зейдль, первое, что вы должны сделать это подготовить перевод документа, и до тех пор, пока вы не подготовили перевод документа трибунал не готов заслушивать вас о нём. Мы не знаем, что имеется в документе.

Зейдль: Что касается содержания документа, я уже хотел объяснить это заранее. В документе…

Председатель: Нет, трибунал не готов заслушивать от вас то, что содержит документ. Мы хотим увидеть сам документ и увидеть его на английском языке и также на русском языке. Я не имею в виду, конечно, чтобы вы сами это делали. Если вы подготовите копию для обвинения, оно переведёт его на разные языки и затем, после того как это сделают, мы сможем повторно рассмотреть вопрос.

Зейдль: Очень хорошо. Тогда я перехожу к другому документу, оглашение которого точно не вызовет никаких возражений, потому что это документ уже представленный обвинением. Это выступление фюрера перед главнокомандующими вооружённых сил 22 августа 1939. Его представило обвинение Советского Союза как PS-798 и как экземпляр US-29. Я цитирую со страницы 6 немецкой фотокопии: «Впоследствии Гитлер заявил…»

Председатель: У вас это есть в документальной книге или нет, я имею в виду для удобства?

Зейдль: Документ уже полностью представлен обвинением.

Председатель: Вы имеете в виду, его здесь нет. У меня нет документа. Его нет в вашей документальной книге?

Зейдль: Нет, его нет в документальной книге, потому что суд уже распорядился о том, что каждый защитник имеет право ссылаться на любой документ предъявленный обвинением. Я цитирую:

«…я постепенно пришёл к изменению нашего отношения к России. В связи с торговым соглашением, мы вступили в политическую дискуссию. Предложение пакта о ненападении. Затем последовало общее предложение от России. Четыре дня назад я предпринял особый шаг, который привёл к вчерашнему ответу России о том, что она готова к урегулированию. Установлен личный контакт со Сталиным13. Фон Риббентроп заключит пакт послезавтра. Теперь Польша оказалась в таком положении как хотел я».

Конец цитаты.

Господин председатель, господа, сейчас я намерен вызвать свидетеля Боле14, который уже одобрен трибуналом. Однако, подсудимый Гесс попросил меня отказаться от личной явки данного свидетеля и огласить письменные показания о тех фактах в связи с которыми должен был быть заслушан свидетель.

Я подготовил такие письменные показания и, несомненно, это ускорит разбирательство если трибунал разрешит огласить эти письменные показания. Однако, если трибунал считает, что…

Максвелл-Файф: У меня не было возможности увидеть письменные показания. Как ранее уведомили, если свидетель охватывает тему о которой его просили, я хочу провести его перекрёстный допрос.

Председатель: Где находится свидетель?

Зейдль: Он здесь. С разрешения трибунала я хочу вызвать свидетеля Боле.

Председатель: Вы имеете в виду вызвать его или огласить письменные показания?

Зейдль: Да, именно так, поскольку сэр Дэвид Максвелл-Файф видимо протестует оглашению письменных показаний, я хочу вызвать свидетеля.

Максвелл-Файф: Я не видел письменные показания, конечно, милорд, сейчас, как я скажу, если письменные показания охватывают то о чём должен сказать свидетель, тогда я хочу его перекрёстно допросить.

Председатель: Если обвинение не согласно с тем, что должны быть представлены письменные показания, следует вызвать свидетеля, но если обвинение согласно оглашению письменных показаний и предоставления свидетеля для перекрёстного допроса, трибунал готов, чтобы это было сделано.

Максвелл-Файф: Я об этом не подумал, милорд. Конечно, мне неловко не знать о чём письменные показания.

Председатель: Наверное, лучше всего, чтобы трибунал объявил перерыв на 10 минут, и вы сможете понять о чём письменные показания.

Максвелл-Файф: С радостью, милорд.

Председатель: Трибунал не желает торопить представителя, но мы думаем, что нам лучше понять по поводу остальных свидетелей и этот документ можно перевести и рассмотреть и разобрать после основного отложения.

Максвелл-Файф: С позволения вашей светлости, у меня не было возможности прочесть перевод. Предварительный взгляд на письменные показания убедил мой штат в том, что у них не очень большое значение, и я собирался рассмотреть может ли быть самым быстрым способом зачитать письменные показания, если трибунал позволит мне зачитать три документа, которые я собирался предъявить во время перекрёстного допроса свидетелю. Так может быть более удобно чем следовать предложению вашей светлости, ожидая пока мы, полностью увидим письменные показания и затем поймем как их лучше рассмотреть.

Председатель: Что же, наверное, вы видели часть документа, и вы, наверное, можете лучше судить о том, как будет удобнее. Что бы вы ни считали более удобным.

Максвелл-Файф: Что же, я готов согласиться, если доктор Зейдль зачитает их, но при условии, что документы, которые я собирался предъявить в перекрёстном допросе будут зачитаны.

Председатель: Трибунал думает, что лучше его вызвать.

Максвелл-Файф: С позволения вашей светлости.

Председатель: Да, доктор Зейдль?

Зейдль: Если я правильно понял высокий трибунал, он не желает оглашения письменных показаний, а вызова свидетеля для допроса в суде.

Председатель: Что же, как только будут переведены письменные показания, и у обвинения будет возможность рассмотреть их, оно сможет дать нам понять о том, считает ли оно лучше рассмотреть письменные показания в качестве допроса свидетеля, и он должен быть доставлен сюда с целью перекрёстного допроса, если вы не предпочитаете сами его устно допросить.

Зейдль: Мне кажется, в таких обстоятельствах лучше незамедлительно вызвать свидетеля для дачи показаний.

Председатель: Очень хорошо.

Председатель: Вы назовете своё имя?

Боле: Эрнст Вильгельм Боле.

Председатель: Повторите за мной эту присягу: «Я клянусь господом всемогущим и всевидящим, что я говорю чистую правду и не утаю и не добавлю ничего».

Зейдль: Свидетель, вы окончательно являлись руководителем Зарубежной организации НСДАП? Правильно?

Боле: Да.

Зейдль: Вы также были государственным секретарем министерства иностранных дел?

Боле: Да.

Зейдль: Господин председатель, господин Додд от американского обвинения внёс предложение о том, чтобы сэкономить время, можно было последовать такой же процедуре как в случае свидетеля Блаха15, то есть, прежде всего, зачитать письменные показания в присутствии свидетеля, а затем заслушать его в перекрёстном допросе.

Председатель: Да, разумеется.

Зейдль:

[Обращаясь к свидетелю]

Вы дали письменные показания, которые я вам зачитаю. По поводу:

«1. Зарубежная организация НСДАП была основана 1 мая 1931 в Гамбурге по предложению некоторых немцев заграницей. Грегор Штрассер16, организационный руководитель того времени, назначил её руководителем члена Рейхстага от НСДАП доктора Ганса Ниланда17.

Лично я стал добровольным помощником Зарубежной организации в декабре 1931 и был принят в партию 1 марта 1932. 8 мая 1933 доктор Ниланд ушёл в отставку с руководителя Зарубежной организации между тем став членом правительства Гамбурга, а также, как немец который всегда оставался дома, будучи менее заинтересован немцами за рубежом. В связи с моим опытом и связями за рубежом – я родился в Англии и вырос в Южной Африке – мне поручили руководство Зарубежной организацией.

2. Целью Зарубежной организации являлось, к моменту прихода к власти, организационное объединение 3300 членов партии проживавших за границами Германии ко времени захвата власти. Далее, с её помощью, зарубежных немцев, которые могли иметь самую расплывчатую мысль о событиях дома, следовало обучать философии и политической программе нового государства.

3. Членами партии могли стать только немецкие граждане. Принятие иностранцев или бывших немцев которые получили гражданство другого государство строго запрещалось.

4. Руководящий принцип Зарубежной организации партии в отношении с зарубежных стран находился на заграничном паспорте каждого немецкого гражданина который был членом партии, в следующем отрывке: «Соблюдай законы страны в которой вы являетесь гостем. Пусть граждане страны в которой вы находитесь занимаются своей внутренней политикой, не вмешивайтесь в эти вопросы, даже в дискуссиях».

Данный принцип являлся основой для работы и отношения Зарубежной организации к зарубежным странам со дня её основания до самого конца. Лично я ссылался на это во многих своих речах и помимо прочего выделял фразу: «Национал-социалист чтит зарубежное общество, потому что любит своё собственное».

Мои речи в Порчестер-холл в Лондоне 2 октября 1937 и в Будапеште в конце января 1938 дают полную картину отношения Зарубежной организации НСДАП к зарубежным странам.

Уинстон Черчилль18 поздним летом 1937 постоянно атаковал деятельность Зарубежной организации в газетных статьях и в своей хорошо известной статье «Дружба с Германией» в лондонском «Evening Standard19» от 17 сентября 1937 предназначенной для затруднения германо-английских отношений. В этой же статье он сказал о том, что он готов беседовать со мной в самой сердечной манере об этом вопросе. Германское посольство в Лондоне проинформировало министерство иностранных дел о том, что вопрос Черчилля в Палате общин по поводу деятельности Зарубежной организации будет крайне нежелательным. В результате встречу Черчилля и меня признали срочной. Она состоялась в день моей речи к немцам Рейха в Лондоне, в доме Уинстона Черчилля в Лондоне и длилась больше часа. У меня была полная возможность в этой полностью сердечной беседе описать деятельность Зарубежной организации и развеять его сомнения. В конце он сопроводил меня к машине и позволил с ним сфотографироваться, как он сказал, показывая миру, что мы встретились как друзья. Запроса в Палату общин не последовало. С этого дня Черчилль никогда не высказывал ни слова возражения деятельности Зарубежной организации. Моя речь от того же числа, которую вскоре опубликовали на английском языке в брошюре английского концерна была принята благосклонно. «The Times20» опубликовала из неё длинный фрагмент под заголовком «Призыв господина Боле к взаимопониманию». После этой беседы Черчилль написал мне письмо в котором он озвучил своё удовлетворение результатом нашей беседы.

6. На процессе убийцы ландесгруппенляйтера Зарубежной организации в Швейцарии, Вильгельма Густлоффа21 который проходил в швейцарском суде в Куре в 1936, законность деятельности Зарубежной организации являлась предметом судебного исследования. Подсудимый Давид Франкфуртер22 был приговорён к 18 годам лишения свободы. Из того, что я помню, я могу сказать, что швейцарские власти, которые никоим образом не были дружественными к нацистам, вынуждены были свидетельствовать о том, что Густлофф и ландесгруппа Зарубежной организации никогда и никак не давали повода для жалоб в отношении их деятельности. Показания федерального советника Баумана23, который, по моим сведениям, тогда был министром внутренних дел и полиции Швейцарии, явились тогда решающими.

7. Далее я хочу отметить в связи с этим, что также после начала войны ландесгруппа Зарубежной организации в нейтральных странах продолжала функционировать до конца войны. Это в особенности является правдой в отношении Швейцарии, Швеции и Португалии.

С 1943 как самое позднее, Рейх вряд ли мог быть способен на какие-то шаги против подавления, если Зарубежная организация вступала в конфликт с внутренними законами этих стран, и подавление было бы неизбежным результатом.

8. Помимо бесспорной законности Зарубежной организации, я как её руководитель постоянно выражал мысль о том, что немцы заграницей были бы последними людьми которые позволят себя неправильно использовать поджигателями войны или заговорщиками против мира. По горькому опыту они знали о том, что с началом войны они столкнулись с интернированием, преследованием, конфискацией имущества и разрущением их экономического существования.

9. С учётом сведений о ситуации за рубежом, никто не знал лучше чем зарубежные немцы о том, что любая деятельность в смысле пятой колонны будет столь же глупой как и разрушительной для интересов Рейха. По моим сведениям, более того, выражение «пятая колонна» восходит к испанской гражданской войне24. Во всяком случае это зарубежное изобретение. Когда Франко25 атаковал Мадрид четырьмя колоннами войск, он утверждал о том, что пятая колонна националистических элементов проводит подрывную работу в подполье осаждённого города.

10. Нет вообще никакой основы для применения термина «пятая колонна» к Зарубежной организации НСДАП. Если бы это утверждение было правдой, это означало, что члены Зарубежной организации работали совместно с местными оппозиционными элементами в той или другой зарубежной стране делегируя или пытаясь самостоятельно, подорвать это государство изнутри.

11. Ни от бывшего заместителя фюрера Рудольфа Гесса, ни от меня, как руководителя Зарубежной организации эта организация или члены этой организации не получали никаких приказов об исполнении которые можно считать деятельностью пятой колонны. Даже сам Гитлер никогда не давал мне такого указания. В итоге, я могу сказать о том, что Зарубежная организация ни в какое время, сколько я был её руководителем, не выражало никакой деятельности в смысле пятой колонны. Заместитель фюрера никогда не отдавал Зарубежной организации приказов или директив которые могли привести к такой деятельности. Напротив Рудольф Гесс категорически желал, чтобы члены Зарубежной организации ни при каких обстоятельствах не принимали участия во внутренних делах стран в которых они проживали как гости.

12. Конечно, известно, что также как граждане тогдашних вражеских стран, немцев также использовали для шпионажа и разведки за рубежом. Эта деятельность, однако не имела никакого отношения к членству в Зарубежной организации. Для того, чтобы не ставить под угрозу существование групп Зарубежной организации, которые работали легально и совершенно открыто, я постоянно требовал того, чтобы членов Зарубежной организации не использовали для таких задач или того, чтобы мне заранее предоставляли возможность освобождать их от функций в Зарубежной организации».

И на этом заканчивается заявление свидетеля Боле. В настоящий момент у меня нет вопросов к свидетелю, ваша честь.

Председатель: Кто-нибудь из защитников хочеть задать свидетелю вопросы?

Заутер: Ваша честь, я хочу задать свидетелю несколько вопросов.

Свидетель, я представляю подсудимого фон Шираха, бывшего руководителя Гитлерюгенда26. Таким образом, меня интересует следующее: Гитлерюгенд (ГЮ) также существовал в зарубежных странах или только в Германии?

Боле: Гитлерюгенд существовал среди немецких граждан также в зарубежных странах.

Заутер: Пожалуйста, скажите мне, являлся ли этот ГЮ, заграничный Гитлерюгенд объектом политических указаний соответствующего ландесляйтера Зарубежной организации или это не так?

Боле: Да, заграничный Гитлерюгенд политически находился под контролем Hoheitstrager27 партии.

Заутер: Однажды во время разбирательства утверждалось о том, что члены Гитлерюгенда готовились для службы в качестве агентов и к шпионской работе за рубежом, а также использовались для этих целей. Конкретные факты, то есть, конкретные примеры, конечно, не указали, а было сделано только общее утверждение и также утверждалось, что заграничный Гитлерюгенд даже использовался в качестве десантников, то есть, что их готовили дома как десантников для того, чтобы использовать за границей.

Такое утверждение я довёл до вас, и хочу узнать ваше мнение как руководителя Зарубежной организации о том, было ли вообще нечто подобное возможным?

Боле: В ответ я хочу сказать следующее: я считаю, что совершенно не обсуждается, что члены заграничного Гитлерюгенда неправильно использовались таким образом. Я могу это решительно утверждать, поскольку я знаю, что слышал противоположное от партийных руководителей в разных зарубежных странах. Я также ничего не знаю о подготовке Гитлерюгенда как десантников или чем-то похожем. Я считаю эти утверждения чистой выдумкой.

Заутер: Значит, я могу полагать, как результат ваших показаний, что вещи такого рода с учётом всей организации точно бы дошли до вашего сведения, если бы нечто подобное случалось или даже планировалось, верно?

Боле: Так точно.

Заутер: И значит, свидетель, у меня последний вопрос:

Здесь в зале суда ещё было сделано одно заявление о ГЮ, то есть Гитлерюгенде. Утверждалось, что во Львове однажды случилось, что Гитлерюгенд или члены Гитлерюгенда использовали детей в качестве целей. Также в этом отчёте не приводилось никаких подробностей, а только делалось утверждение. Меня интересует следующее:

Как вам известно, Гитлерюгенд имел членство к концу в 7-8 миллионов.

Председатель: Доктор Заутер, как это относится к Зарубежной организации?

Заутер: Да, постольку, поскольку мой клиент, подсудимый фон Ширах обвиняется в том факте, что заграничный Гитлерюгенд совершал жестокости.

Председатель: Не говорилось о том, что это делали за рубежом, это было – Гитлерюгенд, когда-нибудь использовал детей в качестве целей за рубежом?

Заутер: Так точно, говорилось о том, что во Львове, в Генерал-губернаторстве28, не в Германии, а во Львове, что означает заграницу.

Председатель: Вы имеете в виду после начала войны?

Заутер: Да.

Председатель: Я думал этот свидетель говорит об этой же организации до войны.

Заутер: Я не знаю, говорит ли он также о Зарубежной организации во время войны. Но, во всяком случае, господин председатель, свидетелю известны эти факты, так как он был главой Зарубежной организации. Поэтому свидетель кажется мне особенно квалифицированным, чтобы предоставить информацию по данным вопросам.

Председатель: Мне это кажется весьма далеким от смысла, но вы можете продолжать.

Заутер: Да, господин председатель, иначе мне бы пришлось вызывать этого свидетеля для моего клиента.

Свидетель, вы вообще вспоминаете последний вопрос заданный вам, о том имелись ли у вас какие-нибудь сведения о том, что Гитлерюгенд или члены заграничного Гитлерюгенда, который находился под вашей юрисдикцией, предположительно совершали жестокости такого характера?

Боле: К сожалению, я скажу вам, господин адвокат, что Генерал-губернаторство не относилось к Зарубежной организации, что я там никогда не был и поэтому не могу сказать что-то на это счёт. Очевидно, что существует ошибочное мнение о том, что Генерал-губернаторство с точки зрения организации партии, было связано с Зарубежной организацией, однако это было не так. У меня там не было организационных полномочий.

Заутер: В таком случае у меня больше нет вопросов.

Серватиус: Свидетель, в какой мере, в вашем качестве как рейхсляйтера Зарубежной организации вас информировали о внешнеполитических планах фюрера?

Боле: Я был не рейхсляйтером, а гауляйтером и меня никогда не информировали о внешнеполитических планах фюрера.

Серватиус: Вам известно, призывал ли фюрер вашу организацию к взаимопониманию с Англией?

Боле: Я не совсем понял вопрос.

Серватиус: Гитлер, до войны, в вашем присутствии и перед лицом других гауляйтеров, часто подчеркивал тот факт, что он хотел любой ценой взаимопонимания с Англией, и что вы также должны были работать над этим?

Боле: Я не получал никаких приказов об этом от фюрера, а конечно от заместителя фюрера. Фюрер никогда за 12 лет моего пребывания в должности не обсуждал со мной внешнеполитические вопросы.

Серватиус: Больше нет вопросов.

Председатель: Кто-нибудь из защиты хочет задать вопросы?

Гриффит-Джонс: Ваша Auslands Organisation была организована таким же образом как и партия в Германии, это не так?

Боле: Не полностью, потому что существовали разные организации внутри партии в Рейхе, которые не предназначались для зарубежных стран, например, управление муниципальной политики.

Гриффит-Джонс: Наверное, я могу сократить свой вопрос: у вас были Hoheitstrager за рубежом, также как было в Германии?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Организация в каждой стране находилась в подчинении ландесгруппенляйтера, правильно?

Боле: Почти во всех странах.

Гриффит-Джонс: И во многих из них были подчинённые Hoheitstrager?

Боле: Да, ортсгруппенляйтеры.

Гриффит-Джонс: Результат заключался в том, что немецкое население в зарубежных странах было хорошо организовано и известно руководителям в этих странах?

Боле: В большой степени это может быть правильным, но это не было тщательно организовано, и не могло быть на самом деле, потому что партийный руководитель на знал обо всех немцах Рейха в соответствующей стране.

Гриффит-Джонс: Вы никогда не понимали, что в случае вторжения вашей армии в страну в которой вы имели хорошо выстроенную организацию, то эта организация была бы крайне ценной с военной точки зрения?

Боле: Нет, смысл и задача Зарубежной организации не заключались в этом, и никакие ведомства никогда не обращались ко мне в такой связи.

Гриффит-Джонс: Вы говорите трибуналу, что когда в разные страны фактически вторгалась германская армия, ваши местные организации ничего не делали для содействия им в военном или полувоенном качестве?

Боле: Так точно.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Итак, позвольте спросить вас о чём-то ещё, вы имели, имели или нет, эффективную систему связи ваших ландесгруппенляйтеров с вашим головным ведомством в Берлине?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Думаю, вы сами сказали, не так ли, в своих допросах, что особо гордитесь скоростью, с которой поступали ваши отчеты?

Боле: В целом я не могу сказать. Это зависело от возможности быстрой доставки этих отчётов в Берлин и о том насколько так получалось в отдельных случаях, я не могу сказать, естественно я не могу сказать сегодня. В любом случае, у меня не было особой скорости или мер по ускорению.

Гриффит-Джонс: Фактически, вы сказали своему дознавателю, и я могу сослаться на это при необходимости, о том, что вы получали информацию раньше Гиммлера29 или министерства иностранных дел.

Боле: Здесь должно быть есть недопонимание. Это касалось политических отчётов от ландесгруппенляйтеров которые я передавал из Берлина в разные ведомства.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо, мы оставим скорость в стороне. Я понял, что у вас была эффективная система отчётности, не так ли?

Боле: Для того, чтобы ответить на этот вопрос, я бы хотел знать в отношении каких отчётов я предположительно должен был иметь эффективную систему отчетности.

Гриффит-Джонс: Это должен был быть мой следующий вопрос. Я собирался спросить вас: о чём фактически сообщали вам ландесгруппенляйтеры?

Боле: Ландесгруппенляйтеры по собственной инициативе сообщали мне, всякий раз, когда было что-то важное, о чём они хотели сообщить в компетентные ведомства Рейха.

Гриффит-Джонс: Они, когда-нибудь, что-нибудь сообщали о том, что могло иметь военное или полувоенное значение?

Боле: Так могло быть в некоторых случаях, хотя сейчас я не могу вспомнить никакие конкретные примеры.

Гриффит-Джонс: Им никогда не давали никаких инструкций, чтобы сообщать такую информацию?

Боле: Нет, в целом нет.

Гриффит-Джонс: Как вы получали свои отчёты? У вашей организации в зарубежных странах было радио?

Боле: Нет, у нас не было никаких передатчиков или радиостанций. Отчёты шли как посредством курьера в особых случаях, так и доставлялись в Германию отдельными людьми.

Гриффит-Джонс: После начала войны, ваши организации продолжали деятельность в нейтральных странах?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Они никогда не имели радио для передатчиков информации?

Боле: Я ничего об этом не знаю. Мне не кажется, что они были, так как я бы знал об этом.

Гриффит-Джонс: Итак, я хочу спросить вас только об одном-двух документах. Вы взглянете на PS-3258, - милорд, это уже приобщённый экземпляр GB-262, у меня копии фрагмента для трибунала и членов защиты. Я ожидаю, что вы прочитаете по-английски саму книгу.

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Перед вами копия некоторых фрагментов из неё. Вы взглянете на конец первой страницы, последний абзац, начиная: «В 1938…». У вас был ландесгруппенляйтер в Нидерландах по имени Буттинг30?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Просто уделите мне внимание на секунду, перед тем как вы посмотрите документ. Вам известно, что Буттинг делил дом в Гааге с отделом военной разведки? Вам об этом известно?

Боле: Нет, не знаю.

Гриффит-Джонс: Итак, я хочу процитировать вам совсем коротко два абзаца из этого документа, который является официальной публикацией Соединённых Штатов под названием «Национал-социализм, основные принципы, их применение Зарубежной организацией и использование зарубежных немцев в нацистских целях». Я хочу, чтобы вы сказали, что вы думаете об этом докладе, который напечатан в этой книге:

«В 1938 германская легация владела двумя домами в Гааге. Оба обладали дипломатическим иммунитетом и таким образом неприкосновенными для обыска или захвата голландской полицией. Я называю дом, в котором доктор Буттинг имел свой кабинет домом номер 2. Что происходило в доме номер 2? Он был перестроен и разделен как дом на две семьи – вертикально, не горизонтально, а между двумя половинами была общая дверь. Одна сторона дома была у доктора Буттинга. Другая половина была занята агентом нацистской военной разведки в Голландии…».

Вы говорите, что ничего об этом не знаете?

Боле: Буттинг был ландесгруппенляйтером Зарубежной организации. Я слышу об этом доме, или двух домах – впервые, для меня это совершенно ново.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Я продолжу.

«S.B. (агент военной разведки) мог располагать почти дюжиной подчинённых работавших в Голландии, подчинённых агентов бюро Канариса31. Это были профессиональные шпионы которые знали своё дело. Но они не могли знать Голландию настолько же близко как того требовала стратегия германского высшего командования, что проявилось после вторжения в мае 1940. Для этого требовалась не дюжина, а несколько сотен источников информации. И в этом Буттинг и агент военной разведки нашли друг друга. С помощью ассоциации немецких граждан, Буттинг имел пару нацистских глаз, пару нацистских ушей в каждом городе и поселке Нидерландов. Они были глазами и ушами младших партийных чиновников. Всякий раз, когда агенту военной разведки требовалась информация об уголке Голландии который пока не был разведан, или стремился проверить информацию доведённую до него одним из его людей, ему приходилось идти к Буттингу».

Вам известно, содействовал ли Буттинг агенту военной разведки в Голландии подобным образом?

Боле: Позже мне говорили о том, что он помогал в Голландии. В какой мере он ему помогал, я не знаю, так как я не ставил ему такой задачи.

Гриффит-Джонс: Понимаю, у него не было ваших инструкций делать это. Перейдем к последнему абзацу на этой странице:

«Мне знаком каждый камешек в Голландии, хвастался однажды S.B. Под «камешком» он имел в виду канал, шлюз, мост, виадук, кульверт, шоссе, просёлочную дорогу, аэропорт, экстренную взлётную полосу, имя и местонахождение симпатизирующих голландским нацистам которые помогут армии вторжения, когда придет время. Если бы партийная организация доктора Баттинга не существовала под невинным прикрытием его ассоциации граждан, сведения S.B. Голландии было бы ничтожным по сравнению с тем, чем имелось. Таким образом, ассоциация граждан служила двойной цели: она была незаменимой для шпионажа, одновременно выполняя свою основную функцию агентства пятой колонны».

Вам известно давались ли членам вашей организации в Голландии инструкции узнавать о каждом канале, шлюзе, мосте, виадуке, железной дороге и тому подобном?

Боле: Нет, у меня не было об этом ни малейшей идеи.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо. Я хочу, чтобы было понятно. Я хочу, чтобы вам было ясно. Я говорю о том, что ваша организация в первую очередь являлась системой шпионажа доводившей важную информацию в Рейх, и во-вторых, это была организация направленная на помощь, и которая помогала, вашим вторгавшимся немецким армиям, когда они переходили границы соседних государств. Вы понимаете эти два пункта?

Боле: Так точно.

Гриффит-Джонс: Ваша организация публиковала ежегодник, ваш «Ежегодник Зарубежной организации»?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: И в этой книге находилась информация о деятельности вашей организации за год?

Боле: Отчасти, да.

Гриффит-Джонс: Я полагаю, что трибунал может быть уверен, что то, что публиковалось в книге было точной информацией?

Боле: Можно так полагать.

Гриффит-Джонс: Вы посмотрите на «Ежегодник за 1942»? У меня есть копии фрагментов. Вы перевернете на страницу 37 этой книги? Если вы вернетесь на страницу или две в книге, вы найдете статью под названием «Работа норвежского отделения Auslands Organisation в войну». Она написана вашим ландесгруппенляйтером в Норвегии?

Боле: Я полагаю так, я не могу это вспомнить.

Гриффит-Джонс: Вы посмотрите на страницу 37, и вы увидите, что есть некоторые отрывки в книге, которая находится перед вами немного отмеченные карандашом сбоку.

Боле: Да, есть.

Гриффит-Джонс: Вы найдете абзац, который начинается: «Таким образом, вскоре после начала войны в сентябре 1939…». Вы нашли?

Боле: Да, есть.

Гриффит-Джонс: Наверное, вы будете любезны, следовать за мной.

«Таким образом, вскоре после начала войны в сентябре 1939, увеличение и расширение…».

Боле: Да, я слежу.

Гриффит-Джонс:

«…увеличение и расширение германской легации в Осло и консульств в Бергене, Тронхейме, Ставангере, Кристиансанде, Хамгесунде, Нарвике и Киркенесе доказало своё значение. Это расширение ведомств Рейха привело к тому, что местной организации НСДАП в Норвегии пришлось в той же пропорции расширить сферу своей деятельности, чтобы поддерживать работу ведомств Рейха, особенно членами партии и другими немцами, которые имели доскональное знание страны и языка».

Почему в сентябре 39-го, партии было необходимо усилить свою организацию в Норвегии людьми имевшими хорошие знания о стране и языке? Ответьте мне на то, что вы прочли. Не волнуйтесь про остальное, мы это рассмотрим. Зачем в 1939 нужно было увеличивать вашу организацию?

Боле: Насколько я помню, в Норвегии было только 80 членов партии, и, само собой разумеется, что после начала войны официальные ведомства, не только Германии, но также, как вам известно, других государств, расширялись и им оказывали содействие национальные элементы, которые знали соответствующую страну. Это является правдой не только для Германии, но и всех наций участвующих в войне.

Гриффит-Джонс: Да. Я так и не понял, зачем ваша совершенно безобидная организация сочла необходимым усилить её членами которые имели подробные сведения о языке и стране. Зачем это было нужно Auslands Organisation?

Боле: Потому что ведомствам Рейха требовались немцы знавшие страну и народ, в особенности для предоставления информации о целях немецкой атаки в Норвегии – точно также, как делала любая другая нация.

Гриффит-Джонс: Что же, ваш ответ, таков, что вам требовалось, чтобы они рассказывали вам о целях в Норвегии? Такой ваш ответ?

Боле: Нет, я так не говорю. Я сказал о том, что они должны были быть в распоряжении ведомств в Норвегии в случае необходимости общественного просвещения, то есть для немецких пропагандистских целей среди норвежцев. Я снова хочу подчеркнуть, что это делали не только немцы, но и, конечно же, все другие воевавшие страны.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо, продолжим и посмотрим на текст:

«Отбор и постановка задач этим дополнительным сотрудникам осуществлялись местным руководителем организации во взаимодействии с представителями Рейха. Таким образом, с самого начала войны большое количество членов партии забрали со своей работы и использовали на службе народу и отечеству. Без колебания и отринув личные интересы, свои семьи, свою карьеру и имущество, они вступили в ряды и посвятили свои тело и душу новым и зачастую опасным задачам».

Скажите мне, разузнавать и доносить о норвежском народе, было этой «зачастую опасной задачей»?

Боле: Конечно, нет.

Гриффит-Джонс: Тогда, в чём заключались зачастую опасные по словам вашего ландесгруппенляйтера задачи которые члены его организации выполняли с самого начала войны в сентябре 39-го?

Боле: Я ничего не могу вам об этом сказать, так как у меня вообще нет никаких сведений об этом, и я не могу представить себе никакие опасные задачи. Из этой статьи, которую я между тем не знал до сих пор, у меня сложилось впечатление, что у ландесгруппенляйтера было понятное желание придать своей организации большее значение чем было на самом деле.

Гриффит-Джонс: Но вы говорите, что вы не знали об этом. Это вышло в официальном ежегоднике вашей организации. Вы никогда не читали то, что выходило в этой книге?

Боле: Конечно не всё, так как я не знаком с этой статьей.

Гриффит-Джонс: Вы сказали нам о том, что члены вашей организации не принимали в этом участия. Что насчёт людей, которые были ответственными за опубликование этой книги? Они никогда не обращали ваше внимание на статью такого рода?

Боле: Очевидно, нет.

Гриффит-Джонс: Посмотрите на следующий небольшой абзац:

«Успех их работы, которая велась в полной тайне, проявил себя 9 апреля 1940, когда германские войска высадились в Норвегии и предупредили атаку с фланга со стороны союзников».

Какая работа проявила себя 9 апреля? Какую работу вели в полной тайне, которая проявила себя 9 апреля, работу которую проводили члены вашей организации?

Боле: Извиняюсь, я не могу ответить, так как у меня вообще нет сведений об этом. Я не знаю.

Гриффит-Джонс: Понятно. Вы посмотрите ниже на последний абзац страницы? Во втором предложении – четыре, пять строчек вниз, в конце пятой строчки. Я прошу прощения. Вы посмотрите на книгу перед собой. Вы посмотрите на страницу 40 книги? В центре абзаца последнее слово одной из строк начинается с «Согласно специальному плану…». Вы нашли это? Это страница 40. Чтобы сэкономить время, позвольте мне прочесть:

«Согласно специальному плану который подготовили после начала войны, ландескрейсляйтунг отдал приказы от 7 апреля о первой стадии состоянии готовности…».

Не звучит ли это как подготовка планов для различных стадий операции? Не звучит ли это, как если бы работой вашей организации был просто поиск в норвежском народе?

Боле: Это могло быть, поскольку это совершенная новинка для меня, исключительно по согласованию с самой страной с военными или другими властями. У меня не было сведений до этого момента.

Гриффит-Джонс: Так я и понял то, что вы сказали. Но вы являлись главой организации, не так ли?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Вы явились в международный трибунал и дали ему показания, предположительно исходя из того, что вы в состоянии дать правдивые и точные показания, это так?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Вы это понимаете?

Боле: Да, я понимаю.

Гриффит-Джонс: Что же, значит, я понимаю, что вы говорите о том, что вы не знали о том, что происходило в вашей организации и поэтому вы не в состоянии дать показания о том являлось ли это делом пятой колонны?

Боле: Совершенно очевидно, что в организации такого размера, руководитель, который имел своё ведомство в Берлине, не мог быть близко знаком со всем, что происходило за рубежом и более того, с тем, что происходило вопреки его инструкциям. Я не имел таких же дисциплинарных полномочий в отношении членов партии за рубежом, как например, какой-нибудь гауляйтер в Рейхе. Мне не требуется развивать это, потому что это само по себе очевидно. Также очевидно, и это мне известно, что некоторые немцы за рубежом, которых призвали ввиду их патриотизма, в отдельных случаях сами по себе использовались в миссиях без уведомления Зарубежной организации и вопреки прямым инструкциям.

Гриффит-Джонс: В интересах времени мы не будем развивать конкретную сферу деятельности в Норвегии, в том случае если это могло быть исключением, о котором вы не знали.

Позвольте перейти к чему-то ещё. Вы посмотрите на страницу 65 этой книги?

Это статья вашего ландесгруппенляйтера в Греции?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Она в форме ежедневнего дневника о деятельности Auslands Organisation в Греции, когда германские войска вторглись в эту страну?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Вы посмотрите на страницу 65?

«Воскресенье, 27 апреля. Свастика над Акрополем».

Это заголовок. Я прошу прощения. Я не знаю, есть ли это под этим заголовком. Говорит ландесгруппенляйтер:

«Я срочно быстро посетил другие кварталы» - в которых была интернирована немецкая колония – «Филадельфию и институт. Я приказал обитателям дома на Академической улице отказаться от возвращения домой сегодня и быть в готовности. В конце концов, мы хотели незамедлительно помочь германским войскам своими сведениями о языке и районе. Теперь настал момент. Мы должны быть начать немедленно».

Вам известно…

Боле: Да, я даже знаю обо всём этом. Разумеется, должно быть очевидно, что в момент занятия германскими войсками иностранного города и освобождения немцев проживавших за рубежом которые были интернированы, последние предоставляли себя в распоряжение германских войск и помогали им во всем как гиды, переводчики и подобное. Это разумеется самая логичная вещь в мире.

Гриффит-Джонс: Фактом является то, что они делали это, и содействие которое вы предоставляли им заключалось в том, чтобы организовать их и, чтобы они были готовы, это не так? Вот, что кажется, делал ваш ландесгруппенляйтер?

Боле: Я не понял вопрос. Вы, пожалуйста, повторите его?

Гриффит-Джонс: Вы понимаете, что ваш ландесгруппенляйтер был тем кто организовал членов вашей организации, организовал их для того, чтобы они могли оказать содействие армии вторжения?

Боле: Так совершенно неправильно говорить. Ландесгруппенляйтер в Греции, который занимал должность в Греции с 1934, не мог сказать состоится ли вторжение в Грецию или нет. Это не имело ни малейшего отношения к характеру данной организации. В тот момент, когда германские войска находились в стране это выступило причиной того, что они приветствовали своих соотечественников, действовали как принимающая сторона, и помогали им всеми способами. Это был очевидный патриотический долг.

Гриффит-Джонс: Понимаю.

Перейдем к странице 66, следующей странице. Вы найдете абзац который начинается: «Между тем я организовал использование всех членов партии для вспомогательной службы в вооруженных силах».

Вы нашли это?

Боле: Я понимаю это…

Гриффит-Джонс: Вам лучше найти место.

Боле: Где мне найти это место?

Гриффит-Джонс: На странице 66. Это новый абзац.

Боле: Да, нашел.

Гриффит-Джонс: «Между тем я организовал использование всех членов партии для вспомогательной службы в вооруженных силах».

По сути это означает, что ландесгруппенляйтер организовал их, не так ли?

Боле: В данном случае да.

Гриффит-Джонс:

«Вскоре наших юношей и девушек можно было увидеть катавшимися и улыбающимися в форме Гитлерюгенда, вместе с германскими солдатами на мотоциклах и военных машинах…»

Вы лично знали об организации и работе которую ваш ландесгруппенляйтер проводил в Греции по содействию вашим армиям в полувоенном качестве, или как и в случае с Норвегией вы ничего об этом не знали?

Боле: Ландесгруппенляйтер в Греции не мог создать полувоенную организацию, а в этом примере создал организацию для помощи войскам вступившим в страну в секторе который был полностью гражданским.

Гриффит-Джонс: Очень хорошо, я хочу спросить вас о другом вопросе. У вас есть документ который является телеграммой от некоего Шторера32, в Мадриде?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Шторер имел какое-нибудь отношение к германскому посольству в Мадриде?

Боле: Шторер сам был германским послом; доктор фон Шторер.

Гриффит-Джонс: Датировано 23 октября 1939. Давайте посмотрим на то где сказано:

«Ландесгруппенляйтер может получить очень удобный дом для размещения ландесгруппы, а также Германского трудового фронта33, ортсгруппы, Гитлерюгенда и Немецкого дома в Мадриде, также доступна комната для расширения посольства, и в особенности очень подходящая отдельная комната с возможностью установки второго секретного радиопередатчика, который уже нельзя размещать в школе из-за очередного открытия.

Ландегруппенляйтер попросил меня арендовать дом через посольство, в результате чего можно избежать значительных налогов. Не медлите, в виду ожидания частичного использования посольства указанным выше образом. Если вы не согласны я прошу ответной телеграммы.

Пожалуйста, сообщите также гауляйтеру Боле».

Вы говорили трибуналу правду, когда говорили ему почти 30 минут назад о том, что вы не имели сведений о радиоприёмниках использовавшихся вашей организацией?

Боле: Да, потому что у меня нет сведений об этих передатчиках, или их использовании, я должен полагать, что это касалось аппарата посольства.

Зейдль: Копия телеграммы, как она есть у меня, не указывает на то кому была адресована эта телеграмма. Последняя фраза телеграммы заставляет полагать, что она никоим образом не была адресована свидетелю. По моему мнению, я думаю свидетеля нужно спросить о том знал ли он об этой телеграмме, и кому она была адресована.

Гриффит-Джонс: Наверное, вы скажите доктору Зейдлю о том кому посол в Мадриде вероятно послал телеграмму об этих вопросах?

Боле: Министерству иностранных дел в Берлин.

Гриффит-Джонс: И тогда, вы являлись государственным секретарем министерства иностранных дел в Берлине, не так ли?

Боле: Совершенно верно, в октябре 1939.

Гриффит-Джонс: Ниже его подписи приводится список рассылки – он называет разных лиц в департаментах министерства иностранных дел в Берлине. Это так?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: И вы говорите о том, что эти департаменты которые попросили сообщить вам об этом вопросе, все они не смогли этого сделать?

Боле: Нет, я так не говорю. Они точно это сделали.

Гриффит-Джонс: Вы помните, чтобы раньше видели эту телеграмму?

Боле: Я не могу её вспомнить. Я бы заметил её, так как я никогда ничего не слышал о двух секретных передатчиках в Испании. Для меня было бы совершенно правильным признать это. Но я не могу это сделать, так как я не знаю. Рассылка под номером 3 указывает «государственного секретаря», но это не означает меня, а государственного секретаря министерства иностранных дел, политического. Моя должность обозначалась: начальник А.О.

Гриффит-Джонс: Я могу избавить вас от этого. Я не предлагаю, что «государственный секретарь» означал вас; в противном случае не говорилось бы о том, чтобы его вам представили. Я хочу знать о том, вы или ваши сотрудники посольства работали совместно с двумя секретными радиопередатчиками в Испании в октябре 1939?

Вы всё также говорите о том, что ваша организация совершенно не касалась сообщения информации военного значения?

Боле: А, что вы имеете в виду под «возвратом»?

Гриффит-Джонс: Вы говорили трибуналу, я хочу, чтобы вам было ясно – вы говорили трибуналу о том, что вашу организацию не использовали для шпионских целей в Испании?

Боле: Так точно, я это утверждаю. Следует проводить разницу между отдельными членами Зарубежной организации которые естественно без моего ведома – я довольно часто протестовал против этого – использовались за рубежом в таких целях. Я не имел возражений тому, чтобы зарубежные немцы использовались во время войны для таких задач, как было часто во всех других странах. Однако, я не хотел, чтобы члены или сотрудники Зарубежной организации участвовали в этом. Нужно делать разницу…

Гриффит-Джонс: Я вовсе не хочу вас останавливать. Я не хочу вас останавливать. Продолжайте если у вас есть, что сказать. Но в интересах времени, попытайтесь говорить как можно короче.

Боле: Мне кажется, есть некоторая путаница между Зарубежной организацией как организацией и тем, что делали отдельные немцы за рубежом во время войны в качестве своего патриотического долга. Мне кажется, в этом состоит суть вопроса.

Гриффит-Джонс: Что же, не буду с этим спорить. Мы поняли, что ваша организация проявляла достаточный интерес к воспроизведению отчётов о том, что она делала в своей официальной книге. Далее я хочу показать вам ещё одну вещь.

[Обращаясь к председателю]

Что же, у меня есть ещё один документ для предъявления этому свидетелю.

Председатель: Вы тоже можете продолжать.

Гриффит-Джонс: Это документ, который я только, что нашёл. Я не сделал его копию. Трибунал извинит меня за то, что я прочту из него фрагменты?

[Обращаясь к свидетелю]

Это подлинник который вы держите в своей руке и кажется это, копия письма от…

Председатель: У доктора Зейдля она есть?

Гриффит-Джонс: Да, у него есть копия на немецком языке.

[Обращаясь к свидетелю]

Это письмо от вашего ландесгруппенляйтера Конради34?

Боле: Кажется это директива от Конради, но она не подписана им.

Гриффит-Джонс: Если вы посмотрите в конец письма вы увидете, что она на самом деле подписана «Конради», после привычного «Хайль Гитлер»…

Боле: Копия которая есть у меня не подписана.

Гриффит-Джонс: Вы отдадите эту копию обратно? Наверное, эти документы…

Гриффит-Джонс: Оно фактически подписано «Конради». Покажите ему.

Боле: Она не подписана Конради, а напечатана.

Гриффит-Джонс: Я вам крайне обязан. Я недостаточно ясно выразился. Я сказал, что у нас есть копия. Копия письма, которое было подписано и направлено Конради. Кажется это так?

Боле: Я этого не знаю, так как конечно я не знаю обо всех письмах написанных Конради.

Гриффит-Джонс: Можете поверить, что касается вас, что это захваченный немецкий документ, что этот документ который вы держите в руке обнаружен союзными войсками и имеет напечатанную подпись Конради, который был вашим ландесгруппенляйтером в Румынии это так? Вы помните, что у вас был ландесгруппенляйтер в Румынии?

Боле: Его звали Конради.

Гриффит-Джонс: И это письмо с инструкциями целленляйтеру в Констанце?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Оно датировано 25 октября 1939. Вы прочитаете первый абзац?

«С 9 по 12 октября состоялись совещания с верховными функционерами партии, или их заместителями, от юго-восточной и южноевропейской групп головного управления Auslands Organisation».

Это означает Берлин?

Боле: Да. Берлин.

Гриффит-Джонс: Это означало ваше ведомство, не так ли?

Боле: Да, в моём ведомстве, но не в моём личном кабинете.

Гриффит-Джонс: Нет, но в том ведомстве, в котором у вас был полный контроль?

Боле: Да.

Гриффит-Джонс: Согласен. Я представляю, перед тем как мы продолжим, что ваше головное ведомство не могло отдать никаких приказов которые бы противоречили вашему указанию, не так ли?

Боле: Не в важных вещах, естественно нет.

Гриффит-Джонс: Я вам крайне обязан.

«Впоследствии я получил прямые инструкции от компентентного отдела головного управления Auslands Organisation».

Следует, что указание которое дали на совещании, подтвердили в письменном виде.

«Во время войны каждый национал-социалист за рубежом должен прямо служить отечеству, либо посредством пропаганды немецкой идеи либо противодействуя вражеским мероприятиям».

Наверное, теперь вы перевернёте, или скорее, вы пропустите – я читаю из копии – английской, следующий абзац, и следующий плюс один абзац и продолжите с абзацем начинающимся:

«Как и везде крайне важно знать, где находится враг, и что он делает…»

Я хочу, чтобы вам было понятно и вы имели это в виду. Эти указания поступили непосредственно из вашего головного ведомства в Берлине.

«Установлено, что I.S. (разведывательная служба) предпринимала иногда самые успешные попытки для внедрения доверенных лиц в деятельность партийной группы и её отделений. Таким образом, необходимо, чтобы вы тщательно изучали не только всех тех лиц которые вступают с вами в контакт которые не очень хорошо вам знакомы, но прежде всего изучали любых новых людей и посетителей появляющихся в вашем ближайшем окружении. По возможности, передавайте их в руки товарища, чьи нацистские убеждения в целом не известны человеку с улицы…»

Думаю, мы можем оставить остальное из этого.

«Вы должны сообщать обо всём, что становится вам известно, даже на первый взгляд являющееся незначительным. В данную категорию также попадают слухи какими бы ложными они не казались».

Вы помните, что говорили своим членам в Румынии сообщать обо всём? Обо всём, что они видели?

Боле: Да, конечно.

Гриффит-Джонс:

«Важным сектором, как вашей работы, так и работы ваших товарищей должны быть промышленные концерны, деловые предприятия, и т.д. Таким образом вы не только можете хорошо распространять пропаганду, но именно в таких концернах вы способны собирать информацию о странных посетителях. Известно, что вражеские шпионские организации в особенности активны в промышленных кругах как при сборе информации так и проведении актов саботажа. Члены с тесными связями в снабженческих и пересыльных компаниях особо подходят для такой работы. Само собой разумеется, что вы должны быть щепетильными и осторожными при отборе своих помощников».

Председатель: У вас есть что-то ещё прочитать из этого документа? Если так, мы прервёмся до двух часов.