Будет заслушан один представитель с каждой стороны, то есть один представитель обвинения и один представитель защиты, по 15 минут каждый, и после открытого заседания трубунал перейдёт в закрытый режим для решения процедурных вопросов.
Осмотр трупов, эксгумированных при расследовании фашистских злодеяний в так называемом лагере Славута, удостоверил, что:
«Комендатура и охрана лагеря неоднократно применяли изощренные меры истязаний. Среди вскрытых и эксгумированных трупов судебно-медицинская экспертиза обнаружила четыре трупа военнопленных, умерщвленных холодным оружием, с колотыми головными ранами, проникающими в полость черепа».
Вы найдете этот отрывок, уважаемый суд, на странице 153 документальной книги.
«Раненых и больных военнопленных, несмотря на крайнюю степень истощения и резкую слабость, гитлеровцы принуждали к непосильному физическому труду. На военнопленных перевозились тяжести, вывозились трупы умерщвленных советских людей. Изнемогающих и падающих военнопленных конвоиры убивали на месте. Путь на работу и с работы, по заявлению ксендза города Славута Милевского, намечен, как вехами, маленькими могильными холмиками».
У фашистских изуверов иногда не хватало терпения дожидаться смерти того или другого военнопленного, и они хоронили еще живых людей. Я цитирую из документа который ранее был представлен трибуналу. Вы найдете эту цитату также на странице 153 вашей документальной книги:
«На основании обнаружения в глубоких дыхательных путях четырех трупов военнопленных вплоть до мельчайших бронхов «большого количества песчинок, которые могли попасть так глубоко лишь при дыхательных движениях засыпанных песком, судебно-медицинская экспертиза установила, что в «гросс-лазарете» охрана комендатуры с ведома немецких врачей хоронила советских людей живыми».
Одному из бывших обитателей «гросс-лазарета» — военнопленному Панкину был известен случай, когда в феврале 1943 года в мертвецкую был вынесен больной, находившийся в забытьи. Больной очнулся уже в мертвецкой. Шефу барака доложили, что в мертвецкую отнесен живой человек. Он приказал оставить его там. Больной был похоронен.
Невыносимый режим побуждал военнопленных игнорировать огромный риск и пытаться совершать индивидуальные и групповые побеги. Мученики, вырвавшиеся из «лазаретного» ада, искали приюта у местного населения Славуты и окружающих населенных пунктов. Гитлеровские негодяи безжалостно расстреливали каждого, кто оказывал какую-либо помощь беглецу.
Город Славута входил в Шепетовский район. 15 января 1942 г. шепетовский гебитскомиссар доктор Ворбс издал специальное распоряжение, в котором было сказано, что если не обнаружатся непосредственные виновники, помогавшие беглецам, то в каждом случае будет расстреляно 10 заложников. Священник Журковский сообщил, что было арестовано и расстреляно 26 мирных граждан, оказавших помощь военнопленным.
При медицинском освидетельствовании 525 освобожденных из «гросс-лазарета» у 435 была установлена крайняя степень истощения, у 59 — осложненное течение ран, у 31 — нервно-психическое расстройство.
Комиссия отмечает и я цитирую – с разрешения трибунала – последний и предпоследний абзацы в левом столбце, на странице 5 нашего документа. В ваших материалах эта цитата на странице 154 документальной книги.
«За два года оккупации Славуты, при участии немецких врачей Борбе, Штурма и других медицинских работников, в «гросс-лазарете» гитлеровцы истребили до 150 тысяч офицеров и бойцов Красной Армии».
Отдавая себе полный отчет в безграничной подлости содеянных преступлений, немецко-фашистские палачи всеми мерами пытались скрыть следы своих преступлений. В частности, они тщательно маскировали те места, в которых были похоронены советские военнопленные. Так, например, на кресте могилы № 623 было написано 8 фамилий похороненных, а при вскрытии в могиле оказалось 32 трупа. При вскрытии могилы № 624 было обнаружено то же самое явление. В других могилах обнаружены грунтовые прослойки между несколькими рядами трупов. Например, в могиле № 625 оказалось 10 трупов, а когда сняли слой грунта толщиной в 30 сантиметров, то в этой могиле обнаружили еще два ряда трупов. То же самое оказалось и при вскрытии могилы № 627 и могилы № 8.
Многие могилы были замаскированы путем разбивки клумб, посадки деревьев, прокладки дорожек и т. д., но никакая маскировка не сможет скрыть кровавых преступлений гитлеровских злодеев.
Если не ошибаюсь, был случай, когда один из участников данного процесса, очевидно забыв о том, где он находится и при каких обстоятельствах, выразил желание следовать процедуре установленной немецким правом. Трибунал незамедлительно сделал необходимые запросы и замысел действовать в соответствии со стандартами немецкого права, конечно, был правильно отвергнут. Сейчас я полностью могу предоставить трибуналу документы, которые, по моему мнению, имею значение в нашем деле, при этом они составлены в соответствии с нормами, установленными немецким правом.
Частями Красной Армии в полицейских архивах города Житомира среди многих других документов была захвачена одна переписка. Это полицейское дознание. Авторы документа никогда не рассчитывали на то, что он будет оглашен на заседании международного трибунала по делу главных военных преступников. Документы, составляющие эту переписку, были предназначены исключительно для полицейского начальства, и составлялись они с соблюдением всех требований, обычных для германского права и для полицейских дознаний фашистской Германии.
В то же время пересписка полезна для нас. На сравнительно небольшом количестве страница сказано достаточно того, что мне пришлось проанализировать для того, чтобы вы полностью могли это оценить. Я представляю вам эту переписку с немецкими фотокопиями и с русским переводом. Я повторяю это полицейское дознание. Документ предъявляется вам под номером СССР-311 — это фотостат, заверенный надлежащим образом, и мы в соответствии с пожеланием трибунала, запросили подлинную копию, которую мы получим из Москвы в этот же день.
24 декабря 1942 г. должны были быть подвергнуты «особому обращению» 78 военнопленных из Бердичевского отделения «воспитательно-трудового» лагеря. Все 78 человек — советские граждане. В переписке есть донесение по начальству оберштурмфюрера СС Кунтце от 27 декабря 1942 г. Вы найдёте его на странице 170 вашей документальной книги. В конце первого параграфа есть одно предложение, которое, для ясности отмечено красным карандашом. В нем сказано:
«В данном случае не было никаких данных относительно коммунистической деятельности этих пленных за время существования cоветской власти».
Следующая фраза Кунтце вносит абсолютную ясность в вопрос о том, почему и как попали эти военнопленные в «воспитательно-трудовой» лагерь:
«По-видимому, военные власти предоставили в свое время этих военнопленных в распоряжение здешнего отделения для того, чтобы подвергнуть их «особому обращению».
Мы убедились в том, что в лагерь они были направлены военными властями. Специалист, каким в этом вопросе, несомненно, являлся оберштурмфюрер Кунце, говорит, что направлены они были специально для того, чтобы стать объектом «особого обращения».
В попытке сократить, хотя бы немного, это очень объёмная документация, которая составляет переписку, я скажу, своими собственными словами, о том, что 78 человек оставались в большой группе. Штурмшарфюрер СС Фриц Кноп сообщает – страница 163 вашей документальной книги:
«…некоторые пленные к этому времени были перевезены на грузовике в место по соседству и выгружены. В дальнейшем выгрузка пленных была остановлена в связи с возражениями армии».
Теперь разрешите перейти к изложению существа вопроса. Мне кажется, наиболее целесообразным изложить его словами одного из документов. Я цитирую:
«Командир полиции безопасности и СД в Житомире; Бердичев24.XII.1942 года
По вызову явился штурмшарфюрер СС и криминаль-оберсекретарь Кнопп Фриц. Родился в 1897 году в Нойклинце, округ Кесслин. Кнопп Фриц показал следующее:
С середины августа я являюсь руководителем Бердичевского отделения полиции безопасности и СД в городе Житомире. 23 декабря 1942 г. заместитель командира гауптштурмфюрер СС Кальбах обследовал местное отделение воспитательно-трудового лагеря, находящегося в ведении вверенного мне учреждения. В этом воспитательно-трудовом лагере с конца октября находятся 78 бывших военнопленных, которые в свое время были переведены туда из стационарного лагеря в Житомире вследствие нетрудоспособности. Значительное число военнопленных в свое время было передано в распоряжение командира полиции безопасности и СД».
Я думаю, что нет никакой необходимости давать специальную справку трибуналу о том, что передача военнопленных в распоряжение полиции безопасности была предусмотрена специальными эсэсовскими директивами и директивами СД, главным образом тех, кто подлежал физическому уничтожению. Я цитирую дальше:
«Из их состава в Житомире было отобрано небольшое число до некоторой степени пригодных к труду. Остальные 78 человек были направлены в здешний воспитательно-трудовой лагерь».
Я пропускаю еще два абзаца.
«Находившиеся в здешнем лагере 78 военнопленных были исключительно тяжело раненные. У одних отсутствовали обе ноги, у других — обе руки, у третьих — одна какая-нибудь конечность. Только некоторые из них не имели ранения конечностей, но они были так изуродованы другими видами ранений, что не могли выполнять никакой работы. Последние должны были ухаживать за первыми.При обследовании воспитательно-трудового лагеря 23 декабря 1942 г. гауптштурмфюрер СС Кальбах отдал распоряжение, чтобы оставшихся в живых после имевших место смертных случаев 68 или 70 военнопленных подверглись сегодня же «особому обращению». Для этой цели он выделил грузовую автомашину с эсэсовцем Шефером из командования дивизии, который прибыл сюда сегодня в 11 ч. 30 м. Подготовку экзекуции я поручил сегодня ранним утром сотрудникам местного управления штурманну СС Фольбрехту, унтершарфюреру СС Паалю и ротенфюреру СС Гессельбаху».
С вашего разрешения, я опускаю дальнейшую часть цитаты, которая, в любом случае, имеется в материалах дела. Думаю, можно спокойно сделать это, чтобы сэкономить время. Это описание технических приготовлений для экзекуции. Один отрывок, однако, кажется представляет интерес, и я цитирую:
«В то время, как экзекуция евреев производилась обычно в пределах рабочего лагеря, правда, в месте, укрытом от взоров содержащихся в лагере, для сегодняшней казни я приказал, считая это целесообразным, избрать подходящее место вне лагеря на пустыре, находившемся за стационарным лагерем. От упомянутых выше трех лиц, которым я поручил произвести расстрел военнопленных, мне было известно, что они, еще будучи в Киеве, принимали участие в массовых экзекуциях многих тысяч человек. И в местном управлении им, уже в мою бытность, поручался расстрел многих сотен людей».
Я хотел бы привлечь ваше внимание к одному моменту, еще раз показывающему, какой смысл вкладывали гитлеровцы в слова «экзекуция» и «особое обращение». Здесь в одной только фразе поставлены четкие знаки равенства между терминами «массовая экзекуция» и «расстрел», а несколько выше расшифровано, что значит «перевозка» на грузовике куда-то поблизости и «особое обращение». Бесспорной является полная идентичность всех этих четырех терминов.
После этого отступления я цитирую дальше. Сделав ещё несколько сокращений в отрывке который напечатан в вашей документальной книге, я перехожу к следующему абзацу, ваша страница 165, в целях подкрепления выступления.
«Из оружия они имели немецкий пистолет-пулемет, русскую самозарядную винтовку, пистолет 0.8 и карабин. Хочу еще подчеркнуть, что я намеревался дать в помощь этим трем лицам гауптшарфюрера СС Венцеля, но это было отклонено штурманном СС Фольбрехтом, заметившим при этом, что они втроем вполне справятся с этим делом.По поводу обвинения. Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров...»
«...По поводу обвинения. Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров, а заключенные не были способны к бегству ввиду их физических недостатков.Приблизительно в 15 часов мне сообщили по телефону стационарного лагеря, что один из сотрудников моего отделения, выполняющий это особое поручение, ранен, а один бежал. Я сейчас же направил на подводе к месту экзекуции гауптшарфюрера СС Венцеля и обершарфюрера СС Фрича. Через некоторое время мне вторично сообщили по телефону из стационарного лагеря, что два сотрудника моего отделения убиты».
Думаю бесполезно оглашать под протокол подробности чисто технического характера. Я опускаю значительную часть ссылок, которые хотел процитировать и перехожу к части показаний Кноппа, данных им своему полицейскому начальству. Вы найдете отрывок на странице 186:
«Я хотел бы еще указать на то, что изложенный мною «инцидент» произошел при второй экзекуции. Ей предшествовал расстрел примерно 20 военнопленных, прошедший без инцидентов. Сейчас же, по возвращении, я доложил об этом по телефону командиру в Житомир.Я не могу дать какие-либо иные показания. Я заявляю о том, что мои показания абсолютно правдивые и я осведомлён о том, что любые ложные показания с моей стороны приведут к наказанию и исключению из СС.
Подпись: Фриц Кнопп, штурмшарфюрер СС.
Верно: Кунтце, оберштурмфюрер СС»
Следующим был допрошен сам палач. Мы имеем в распоряжении документ об этом предмете. Вы найдете фрагмент на странице 166 вашей документальной книги. Я цитирую следственный протокол.
Был вызван ротенфюрер СС Гессельбах Фридрих, родившийся 24 января 1909 г., уроженец Фейдингена из округа Витгенштейн (Вестфалия), и дал следующие показания:
«Я проинформирован по поводу предмету предстоящего допроса. Мне указано на то, что любые ложные заявления с моей стороны приведут к наказанию и исключению из СС».
После обычной части расследования – там где его предупредили о наказаниях которые его ждут – Гессельбах дал следующие показания:
«Вчера вечером унтершарфюрер СС Пааль сообщил мне, что сегодня я должен принять участие в расстреле военнопленных. Позже я получил также соответствующее задание об этом от гауптшарфюрера СС Венцеля в присутствии штурмшарфюрера СС Кноппа. Сегодня в 8 часов утра мы, гауптшарфюрер СС Бергер, унтершарфюрер СС Пааль, штурманн СС Фольбрехт, и я, приехали на взятой на кожевенном заводе машине с шофером, который был украинцем, на участок, находившийся примерно в одном-полутора километрах за лагерем, с восемью заключенными нашей тюрьмы, чтобы выкопать могилу.
Далее он описывает выкапывание ямы. Думаю, мы можем пропустить эту часть. Затем они вернулись.
«У входа в лагерь по распоряжению Пааля Фольбрехт и я вышли из машины. Этим распоряжением Пааль имел в виду скрыть от содержавшихся в лагере наши намерения и не выдать эти намерения присутствием в лагере большого количества сотрудников СС. Поэтому погрузку пленных в машину производили только я, Пааль и еще несколько полицейских. Первая группа состояла, по распоряжению Пааля, почти исключительно из безногих».
Я опускаю несколько фрагментов не имеющих интереса для трибунала, и я цитирую страницу 6 русского перевода, подчёркнутые отрывки, напечатанные на странице 168 вашей документальной книги.
«После того, как я расстрелял первых трех заключенных, вдруг услышал наверху крик. Так как четвертый заключенный был как раз на очереди, я быстренько прихлопнул его и, взглянув затем наверх, увидел, что у машины происходит страшная суматоха. Я и до того уже слышал выстрелы, а тут увидел, как пленные разбегались в разные стороны. Я не могу дать подробных данных о происшедшем, так как находился на расстоянии 40 — 50 метров. Я только могу сказать, что я увидел моих двух товарищей, лежащих на земле, и что двое пленных стреляли в меня и шофера из добытого ими оружия. Поняв, в чем дело, я выпустил оставшийся у меня в магазине четвертый патрон по заключенным, обстреливавшим нас, вставил новую обойму и вдруг заметил, что пуля ударила совсем рядом со мной. У меня появилось такое ощущение, будто бы в меня попали, но потом я понял, что ошибся. Теперь я объясняю это нервным шоком. Во всяком случае, я расстреливал патроны второго магазина по беглецам, хотя не могу точно сказать, попал ли я в кого-нибудь из них».
Я могу доложить, что последняя часть показаний Гессельбаха относится к вопросу организации поисков разбежавшихся калек, которые оказались безрезультатными.
Наконец, я хочу процитировать несколько выдержек из документа, идущего в переписке последним. Это — донесение оберштурмфюрера СС Кунтце. Он завершается заявлением о том, что похороны убитых эсэсовцев пройдут в 14 часов на кладбище героев СС и полиции. Мне кажется, что эта деталь имеет определённый интерес. Я процитирую вступительную часть вышеуказанного доклада. Я опущу первый отчёт в вашей документальной книге, для того, чтобы сэкономить время моей работы. Он повторяет, в связи с чем подлежали уничтожению 78 человек после инспектирования лагеря Кальбахом. Благодаря своей нетрудоспособности военнопленные представляли значительный балласт для лагеря.
«Исходя из этого, гауптштурмфюрер СС Кальбах распорядился, чтобы 24 декабря была произведена экзекуция больных военнопленных. Ни здесь в управлении, ни в отделении нельзя было установить, по каким именно причинам прежний командир принял этих калек-пленных и отослал их в воспитательно-трудовой лагерь. В данном случае нет никаких данных относительно коммунистической деятельности пленных в период советской власти. По-видимому, военные власти предоставили в свое время этих военнопленных в распоряжение здешнего отделения для того, чтобы подвергнуть их «особому обращению», ибо они, вследствие своего физического состояния, не могли быть использованы на какой-нибудь работе.Итак, гауптштурмфюрер СС Кальбах назначал экзекуцию на 24 декабря около 17 часов. Начальник Бердичевского отделения штурмшарфюрер СС Кнопп сообщил по телефону, что при выполнении означенной операции оба работника отделения — унтершарфюрер СС Пааль и штурманн СС Фольбрехт — подверглись нападению заключенных и были убиты из их собственного оружия...»
Я сейчас опускаю значительную часть беседы оберштурмфюрера СС Кунтце и процитирую только три абзаца. Вы найдете их на страницах 172 и 173.
«Таким образом, из двадцати восьми заключенных четыре были застрелены в могиле, два — при побеге, остальные двадцать два бежали.Немедленно принятые ротенфюрером СС Гессельбахом меры для поимки беглецов при помощи команды находившегося вблизи стационарного лагеря были целесообразны, но безрезультатны. Все сбежавшие были немедленно объявлены в розыск начальником Бердичевского отделения, о чем были поставлены в известность все полицейские и армейские инстанции. Розыски, однако, будут затруднены тем, что имена бежавших неизвестны. Имеются лишь имена всех подлежавших «особому обращению», так что в розыск пришлось объявить и уже казненных и сбежавших.
25 декабря на том же месте под моим руководством была произведена операция по «особому обращению» с остальными 20 бывшими военнопленными. Так как можно было опасаться, что сбежавшие заключенные уже успели в короткий срок установить связь с каким-либо партизанским отрядом, то я распорядился о том, чтобы в стационарный лагерь снова послали команду в 20 человек, вооруженную легкими пулеметами и карабинами для охраны окрестностей. Экзекуция прошла без инцидентов».
Надо себе представить, как этих несчастных 20 человек, безруких и безногих, ведут на казнь в сопровождении сильной охраны эсэсовцев и войск, вооруженных пулеметами. Я цитирую дальше:
«В качестве меры возмездия я распорядился, чтобы жандармерия сейчас же произвела в прилегающих районах проверку всех уже расконвоированных военнопленных с целью выявления их политической деятельности за время существования советской власти и чтобы из их рядов было арестовано и подвергнуто «особому обращению» 20 активистов и членов коммунистической партии».
Для того чтобы закончить с материалом, относящимся к этому чудовищному преступлению гитлеровцев, я хотел бы обратить внимание трибунала на несколько обстоятельств.
Прежде всего, я хочу сослаться на «возражения армии» о которых сообщил эсэсовец Кнопп. Кнопп сказал – вы найдете отрывок на странице 163:
«В дальнейшем отправки военнопленных были прекращены в связи с возражениями армии. Я не хочу, чтобы мои слова были истолкованы превратно. Армия не столько возражала против такой отправки, сколько выражала желание, чтобы эти военнопленные, будучи направляемы куда-то, немедленно получали пристанище.О каком «пристанище» шла речь, нетрудно догадаться. Это то пристанище, куда, по словам Кноппа, перевозили «на грузовиках куда-то поблизости».
Второе обстоятельство, которое мне кажется важным, — это масштабы злодеяний. Относительно палачей Пааля, Гессельбаха и Фольбрехта Кнопп пишет:
«Об упомянутых выше трех лицах, которым я поручил произвести расстрел военнопленных, мне было известно, что они, еще будучи в Киеве, принимали участие в массовых экзекуциях многих тысяч человек. И в местном управлении им, уже в мою бытность, поручался расстрел многих сотен людей».
В связи с Гессельбахом, я хочу отметить две не очень важных, но крайне характерных черты. Первая, его терминология. Вот его слова:
«После того, как я расстрелял первых трех заключенных, вдруг услышал наверху крик. Так как четвертый заключенный был как раз на очереди, я быстренько прихлопнул его».
Любой бандит, любой уголовник, естественно, использует такой язык говоря об убийстве человека. Для фашистских палачей убийство солдата, который честно сражался за свою страну и стал инвалидом, заслуживает короткого выражения «прихлопнул»; занятые убийством, палачи даже не посчитали нужным выяснить кого же они убивают. Благодаря этому, позор и путаница охватили полицию. Она приказала разыскать тех, кто сбежал и тех, кого застрелили.
Во-вторых, от звука пули пролетавшей мимо, ему показалось, что он ранен, и люди такого типа назывались «героями» своим начальством.
Было бы неправильным, если бы я не подчеркнул исключительного зверства со стороны Кунтце — этого типичного представителя СС. Двадцать ни в чем не повинных людей, захваченных где попало и как попало, должны быть убиты. За что? Только за то, что они оказались в плену калеками. Суд, конечно, учтет, что эти 22 инвалида по всем законам, божеским и человеческим, не должны были погибнуть от рук палачей, а должны были находиться под охраной германского правительства как военнопленные.
В высшей степени ценно признание Кунтце относительно мотивов, по которым военные власти направляли инвалидов в лагерь для «особого обращения». Он прямо говорит, что причиной этого было их физическое состояние, невозможность использовать их на какой-либо работе. В связи с этим я предъявляю серию документов трибуналу. Они показывают, что только с точки зрения возможности получения рабов представители германского командования и немецкие власти интересовались военнопленными. У вас имеется циркуляр верховного главнокомандования вооружённых сил о том, что советских военнопленных следует клеймить и о том, что это клеймение не следует считать медицинской мерой. Он имеет следующие пометки: Az. 2,24.82h, начальнику лагерей военнопленных, номер 3142/42; Берлин-Шёнеберг; 20.7.1942; Баденше Штрассе. Этот документ экземпляр номер СССР-343. Я не буду зачитывать его под протокол. Он, по сути, идентичен тому, который я уже зачитывал под протокол. Однако, характерным является масштаб того как гитлеровские заговорщики отошли от тезиса о том, что «государство может делать всё необходимое для того, чтобы военнопленные находились в безопасности, однако, оно не может делать больше».
Каторжный режим, сплошной конвейер издевательств и пыток толкали советских людей на такие проявления отчаяния, как нападение на вооруженную до зубов охрану лагеря. Мы знаем о подобных, действительно героических, фактах. Свидетельские показания очевидцев находятся в наших руках. Я предъявляю вам собственноручные показания свидетелей Лампа350 (документ СССР-314), которого вы допрашивали здесь несколько дней тому назад, и Риболя Фредерика (документ СССР-315). Они поведали о том, что в начале февраля 1945 года в лагере уничтожения Маутхаузене 800 заключенных военнослужащих Красной Армии, обезоружив стражу и прорвав колючую проволоку, через которую был пропущен электрический ток, вырвались из фашистского ада. Ламп показывает, как зверски расправлялись эсэсовцы с теми, кого они смогли поймать. Я процитирую несколько строчек:
«Те, кто вернулся в лагерь, были зверски замучены. А затем видели беглецов, которых вели обратно в блок № 20». Отвлекаясь от цитаты, я должен доложить, что блок № 20 был блоком смерти. «Они были избиты, и один был окровавлен. За ними шли человек 10 эсэсовцев, среди которых были 3 или 4 офицера. В руках у них были хлысты, они громко смеялись и, казалось, предвкушали удовольствие увидеть пытки, которым они собирались подвергнуть этих трех несчастных. Мужество восставших и жестокость репрессий оставили у всех заключенных Маутхаузена неизгладимое воспоминание».
К советским людям фашистские заговорщики относились все с одинаковой ненавистью. Если между ними и возникали какие-либо разногласия, то они касались лишь способов истребления своих жертв. Часть стремилась уничтожить военнопленных немедленно, в то время как другие считали полезным сначала заживо высосать из них всю кровь и силу на заводах, фабриках, военных предприятиях, строительстве военных объектов.
Любая длительная война вызывает нехватку рабочих рук в промышленности и сельском хозяйстве. Фашистская Германия разрешала эту проблему путем ввоза белых рабов и рабынь. Видное место среди этих контингентов занимали военнопленные. Военнопленных направляли на самые тяжелые работы, где они массами гибли от истощения, непосильного труда, голода и зверской расправы со стороны охраны.
Я представляю вам документ под номером PS-1117 и цитирую из него три абзаца:
«В целях выполнения программы железо-сталелитейной промышленности и с тем, чтобы обеспечить требования угольной промышленности, фюрер 7 июля приказал использовать для этой цели военнопленных».
Я пропускаю несколько фраз, относящихся к технике этого вопроса, и цитирую пункт второй этой директивы:
«2. Всех советских военнопленных, захваченных с 5 июля 1943 г., из лагерей ОКВ направлять в распоряжение генерального уполномоченного по рабочей силе с тем, чтобы последний мог их в первую очередь использовать в угольной промышленности».
Очень важен четвертый пункт. В нем содержится прямая директива о том, как превращать в военнопленных всех мужчин в возрасте от 16 до 55 лет.
«4. Всех лиц мужского пола в возрасте от 16 до 55 лет, захваченных в боях с партизанами в районе военных операций, расположения войск восточных комиссариатов, Генерал-губернаторства и на Балканах, считать военнопленными. То же самое относится к мужчинам во вновь оккупированных областях на Востоке. Они должны будут посылаться в лагерь для военнопленных и оттуда направляться на работу в Германию».
Второй документ под номером PS-744, исходящий от начальника ОКВ 8 июля 1943 г., дублирует эту директиву. Документ подписан Кейтелем. К тексту подписанного Кейтелем документа (§ 4) имеется примечание. Оно адресовано всем высшим инстанциям СС и подписано Гиммлером. Текст его уже был оглашен 20 декабря 1945 г. Поэтому я напомню лишь содержание. Речь шла о порядке направления детей, старух, стариков и женщин молодых возрастов. Гиммлер указывает, как и каким порядком через ведомство Заукеля они должны направляться в Германию. И в этом случае Гиммлер, Кейтель, Заукель выступают как одно целое в трех лицах.
Я считаю весьма важным документ, который мы предъявляем вам под номером СССР-354. Это отчет о лагере для военнопленных в Минске. Он исходит из канцелярии Розенберга и составлен 10 июля 1941 г. в Берлине.
«В лагере военнопленных, в Минском отделении, на территории размером с Вильгельмплац, находится приблизительно 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских заключенных. Заключенные ютятся на такой ограниченной территории, что едва могут шевелиться и вынуждены отправлять естественные надобности там, где стоят. Этот лагерь охраняется командой кадровых солдат в количестве, составляющем роту. Такая недостаточная охрана лагеря возможна только при условии применения самой жестокой силы».
Я пропускаю абзац и перехожу к странице которая продолжает изначальную идею:
«Единственным доступным средством недостаточной охраны, день и ночь стоящей на посту, является огнестрельное оружие, которое она беспощадно применяет».
Авторы документа сетуют на невозможность произвести отбор пленных в физическом и расовом отношении для разного рода тяжелых работ. После того, как приступили к такому отбору. Я цитирую:
«На второй день мероприятие по отбору для ОТ было запрещено со ссылкой на приказ генерал-фельдмаршала Клюге, согласно которому вопрос о предоставлении заключенных для работы фельдмаршал решает сам».
Я зачитаю под протокол два документа демонстрирующих, то как гитлеровцы в своей ненависти к советскому народу, посчитали режим звериной жестокости и систематических издевательств, который они ввели для советских военнопленных слишком мягким и потребовали, чтобы его ужесточили.
29 января 1943 г. за подписью главнокомандующего сухопутными силами были даны указания относительно «Права необходимой обороны, применительно к военнопленным». Это документ PS-696; мы представляем его под номером СССР-355, так как он не оглашался. Я зачитаю несколько коротких фрагментов из этого документа. Вы найдете процитированный отрывок из этого документа. Вы найдете цитируемый отрывок на странице 185 вашей документальной книги. Он начинается так:
«Военными органами и органами национал-социалистской партии неоднократно выдвигался и ставился вопрос относительно обращения с военнопленными в связи с тем, что они считают предусмотренные в соглашении от 1929 года возможности наказания недостаточными (H. Dv. 38/2)».
В документе разъясняется, что для всех военнопленных, кроме советских, прежнее указание остается в силе. Для советских же военнопленных действует распоряжение отдела военнопленных ОКВ № 389/42-S от 24 марта 1942 г.
Второй документ — это циркуляр партийной канцелярии нацистской партии, имеющий № 12/43-S. Циркуляр исходит от руководителя партийной канцелярии Бормана и подписан им 12 февраля 1943 г. Циркуляр разослан рейхсляйтерам, гауляйтерам, командирам соединений. В нем сообщается о секретном указании начальника штаба ОКВ за № 3868/42с. Таким образом, еще раз полностью доказано, что за все зверства в отношении советских военнопленных несут одинаковую ответственность и руководство нацистской партии, и военное командование.
В отношении всех военнопленных, кроме советских, сохраняют силу указания устава военно-морского флота, а в отношении советских военнопленных «...действует распоряжение ОКВ», о котором я уже говорил.
И в этом вопросе с абсолютной бесспорностью устанавливается единая преступная линия и руководства нацистской партии, и ОКВ, как я уже доложил трибуналу. Я подчёркиваю данное обстоятельство и напомню вам, что всё это происходило в стране представитель которой ещё в 1902 году заявил:
«Единственная цель захвата пленных заключается в том, чтобы предотвратить их дальнейшее участие в войне. Хотя военнопленные утрачивают свою свободу, они не утрачивают своих прав. Другими словами, плен это не акт милосердия со стороны завоевателя. Это право безоружного солдата».
оглашался. В документе сказано, вы найдете этот фрагмент на странице 191 вашей документальной книги:
«Военнопленные являются иностранцами... В соответствии с этим руководство всеми невоенными делами военнопленных и сосредоточено в министерстве иностранных дел...»
Я пропускаю несколько фраз.
«...Исключением из этого правила являются советские военнопленные, которые подчинены министру по управлению оккупированными областями Востока, так как в отношении их не действует Женевская конвенция и они занимают особое политическое положение».
В связи с этой позицией я предъявляю вам под номером СССР-356 немецкий документ. Это заметки, составленные в управлении разведки и контрразведки 15 сентября 1941 г. для «господина начальника штаба ОКВ». Я оглашу несколько выдержек, начальные строчки которых вы найдете на странице 192 вашей документальной книги:
«Женевское соглашение о военнопленных не действует между Германией и СССР, поэтому действуют только основные положения общего международного права об обращении с военнопленными. Эти последние сложились в XVIII столетии в том направлении, что военный плен не является ни местью, ни наказанием, а только мерой предосторожности, единственная цель которой заключается в том, чтобы воспрепятствовать военнопленным в дальнейшем участвовать в войне. Это основное положение развивалось в связи с господствующими во всех армиях воззрениями, что с военной точки зрения недопустимо убивать или увечить беззащитных. Кроме того, каждый военачальник заинтересован в том, чтобы быть уверенным, что его собственные солдаты в случае пленения будут защищены от плохого обращения. Имеющиеся в приложении № 1 распоряжения об обращении с советскими военнопленными исходят, как это видно из вступительных фраз, из совершенно иных предпосылок...»
В целях экономии времени я пропускаю ряд фраз и оглашаю конец абзаца:
«...А также устраняют и многое другое, что до сих пор в соответствии с опытом считалось не только целесообразным с военной точки зрения, но и обязательным в целях поддержания воинской дисциплины и боеспособности собственных войск.Распоряжения составлены в самых общих выражениях. Но если иметь перед глазами господствующую над ними основную тенденцию, то допускаемые «распоряжениями» меры должны привести к произвольным безнаказанным убийствам, хотя формально произвол и был бы запрещен.
Это видно, например, из правил применения оружия в случае неповиновения караульным командам и их начальникам, не знакомым с языком военнопленных; сплошь и рядом невозможно будет распознать, является ли неисполнение приказания результатом недоразумения или неповиновения. Основное положение о том, что применение оружия против советских военнопленных, как правило, считается «правомерным», освобождает караульных от всякой обязанности разбираться в этом».
Я пропускаю еще два абзаца, как не имеющие отношения к интересующим нас вопросам, и цитирую дальше:
«Организация лагерной полиции, вооруженной палками, кнутами и др. оружием, противоречит военным воззрениям, даже если эта работа и выполняется заключенными. Кроме того, органы вооруженных сил передают тем самым средства наказания в чужие руки без того, чтобы иметь в виду возможность действительно проверять их применение».
Я хочу процитировать еще одну фразу, взятую из пункта пятого этих заметок.
«В приложении № 2 приводится перевод русского закона о военнопленных, который соответствует основным положениям общего международного права и, более того, положениям Женевского соглашения о военнопленных».
Я воздержусь от цититрования остального документа ввиду небольшого интереса. Документ этот подписан начальником управления разведки и контрразведки адмиралом Канарисом. К нему приложены распоряжения об обращении с советскими военнопленными, в деталях рассматривающие такие разделы, которые Канарис считал нарушениями основополагающих принципов международного права и Женевской конвенции.
Я хочу дополнить этот документ несколькими фрагментами из протокола допроса доктора Венглера351, бывшего юриста иностранной контрразведки ОКВ. Этот документ представлен как экземпляр номер СССР-129. Венглер был допрошен мною 19 декабря 1945 и его показания имеют значение в целях оценки поведения как ОКВ так и Кейтеля.
Документ СССР-129, является протоколом допроса доктора Венглера, который служил в контразведывательной службе ОКВ. Тема заключается в неприменимости Женевской конвенции в отношении России в качестве вины германского правительства, ОКВ и подсудимого Кейтеля. Излишне говорить о том, что разъяснение данного вопроса имеет огромное значение для осуждения ответственных лиц, не только ввиду пунктов обвинения, но из-за ужасной вины перед лицом немецкого народа, если показания данного свидетеля окажутся правдой. Свидетель был допрошен в Нюрнберге 19 декабря 1945. Находится ли он ещё в Берлине – он дал свой адрес во время следствия – я не могу сказать. Но мне кажется, что основные решения трибунала по вопросу интерпретации статьи 21 устава оправдывают мою просьбу об этом, поскольку, во-первых вызов свидетеля из Берлина не представляет больших трудностей, во-вторых, мы затрагиваем вопрос огромной важности, даже в таких условиях, чтобы личные показания и допрос трибуналом не заменяла лекция протоколе допроса.
Все проблемы по данному поводу, которые представляли интерес для советского обвинения, уже достаточно ясны из документа номер СССР-129, который мы вам представляем, и я не вижу никакой возможности доставить этого свидетеля сюда в ближайшем будущем. Может быть, представители защиты представляют себе, что очень просто его доставить, но я не вижу никакой технической возможности доставить его второй раз. И я повторю, что если трибунал не считает возможным принять данный документ в том виде как он сформулирован, тогда мы согласны на то, чтобы воздержаться от его приобщения в качестве доказательства и заменяем его другим доказательством – при том, что нам кажется, что так будет неправильно. Вот всё, что я могу ответить на эту просьбу.
Что касается технических сложностей, я не могу сейчас, попытаться дать трибуналу точное описание всех технических сложностей, о которых мне сообщили мои коллеги, поскольку уже их не помню. Но я знаю, что, когда они работали над этим, устанавливая существование свидетеля, разыскивая его, доставляя его сюда, они – мои коллеги – заявляли о том, что они смогли сделать это только один раз, и не смогут сделать во второй раз. Соответственно, доктор Венглер, свободный человек, был здесь, в Нюрнберге, не 1 день, а много дней, именно столько, сколько было нужно для выяснения всех вопросов, которые представляют интерес для нас и его допроса, поскольку мы предвидели невозможность его повторного вызова.
Объявлен перерыв
Понятно?
В свете оглашенных документов, а также протеста германских военнопленных лагеря № 78, из которого видно, как гуманно обращалось советское командование с военнопленными из состава германской армии, бесстыдным издевательством звучит фраза из приложения № 1 к оперативному приказу № 14 начальника полиции безопасности и СД относительно обращения с советскими военнопленными. Эта фраза может быть вами прочитана в документе, который я предъявляю трибуналу под номером СССР-3:
«Большевистский солдат потерял право на обращение с ним, как с честным солдатом и в соответствии с Женевской конвенцией».
Прошу трибунал запомнить, что в приложении № 2 к приказу ставки главного командования Вермахта № 11, датированному 7 октября 1941 г., имеется и такая директива, я цитирую из экземпляра СССР-3, фрагменты которого имеются на странице 233 вашей документальной книги – последний абзац в правой колонке:
«Деятельность зондеркоманд с санкции командующих тылом армейской группы (районных комендантов по делам военнопленных) должна проходить так, чтобы фильтрация проводилась по возможности незаметно, а ликвидация без промедления и на таком расстоянии от самих пересыльных лагерей и населенных пунктов, чтобы это не было известно остальным военнопленным и населению».
Вот какие перевозки военнопленных «куда-то на грузовиках неподалеку» имел в виду квалифицированный палач Кунтце, когда отчитывался перед своим начальством по поводу «инцидента при экзекуции 28 военнопленных инвалидов».
В числе документов, предъявляемых советской делегацией трибуналу, имеются материалы о расстреле 7 апреля 1945 г. на кладбище Зельхорст (Ганновер) 150 военнопленных и советских граждан. Мы предъявляем эти материалы под номером СССР-112. Они состоят из ряда показаний, в том числе показаний офицера Красной Армии Петра Пальникова, который спасся от расстрела. Они предоставлены в наше распоряжение американскими следственными органами. Там имеются показания и других лиц из местного населения, которые были допрошены под присягой американскими следственными органами. Свидетельские показания подкреплены медицинским отчетом по эксгумации трупов из могил на кладбище Зельхорст. Кроме того, мы предъявили фотографии, удостоверенные надлежащим образом.
Я не буду оглашать всех этих документов, а только отмечу, что 167 трупов, которые были эксгумированы, были специально отмечены в заключении комиссии в том смысле, что по ним можно было судить о «недостаточном питании в очень большой степени».
Мне важно подчеркнуть это обстоятельство, чтобы у суда была абсолютная ясность относительно условий питания советских военнопленных в самых различных лагерях. Вне зависимости от того, на территории какого оккупированного государства находился лагерь, советских военнопленных морили голодом с одинаковой жестокостью и последовательностью.
К тому моменту, когда я докладываю вам о гитлеровских зверствах в отношении военнопленных, мы располагаем некоторыми приговорами судов над фашистскими преступниками, которые совершили свои преступления на временно оккупированных территориях. Под номером СССР-87 я передаю трибуналу как доказательство в соответствии со статьей 21 устава приговор военного трибунала округа. Вы найдете приговор на страницах с 214 по 221. Он вынесен 19 декабря 1945 г. в городе Смоленске. Трибунал осудил к разным мерам наказания, начиная с 12 лет каторжных работ до смертной казни через повешение, 10 гитлеровцев — непосредственных виновников многочисленных злодеяний в городе Смоленске и Смоленской области.
Я не буду оглашать документ в целом, но докладываю суду, что на страницах 4, 5 и 6 приговора, в вашей документальной книги на страницах 218, 219 и 222 содержатся сведения о том, как в результате псевдонаучных экспериментов над военнопленными лица, имевшие, к стыду для медицины, звание немецких профессоров и врачей, мучили и умерщвляли путем заражения крови советских военнопленных. Там говорится далее, как в результате варварских распоряжений со стороны немецких охранников в пути следования советских военнопленных из города Вязьмы в Смоленск было уничтожено до 10 тысяч полуживых, истощенных людей.
Именно это место, именно эти сведения вы найдете в пункте третьем приговора. Он имеется на странице 218 вашей документальной книги. В приговоре отражены массовые, систематические расстрелы военнопленных в лагере № 126 в городе Смоленске при переводе военнопленных в лазарет. Приговор отмечает факты расстрела военнопленных, которые в силу истощения не могли больше работать.
Теперь я хотел бы перейти к вопросу о гитлеровских зверствах, совершенных ими по отношению к военнослужащим чехословацкой, польской и югославской армий. В обвинительном акте по данному делу в числе тягчайших преступлений, за которые отвечают главные военные преступники, указан массовый расстрел немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (вблизи Смоленска) военнопленных поляков.
Я предъявляю трибуналу как доказательство этого злодеяния официальные материалы специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела. Эта комиссия состояла из академиков Бурденко и Алексея Толстого352, Митрополита Николая353, председателя Всеславянского комитета354 генерал-лейтенанта Гундорова355, председателя исполнительного комитета Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца Колесникова356, народного комиссара просвещения Российской Советской Федеративной Социалистической Республики академика Потемкина357, начальника главного военно-санитарного управления Красной Армии генерал-полковника Смирнова358 и председателя Смоленского областного исполнительного комитета Мельникова359. Для участия в своей работе комиссия привлекла судебно-медицинскую экспертизу из наиболее авторитетных специалистов.
Потребовалось бы слишком много времени, чтобы полностью огласить тот подробный и обстоятельный документ, который под номером СССР-54 я представляю вам как результат расследования. Поэтому я позволю себе огласить лишь небольшие, сравнительно, выдержки. На странице 2 документа, что страница 223 вашей документальной книги, мы читаем – этот отрывок отмечен в вашем материале:
«Общее количество трупов по подсчету судебно-медицинских экспертов достигает 11 тысяч. Судебно-медицинские эксперты произвели подробное исследование извлеченных трупов, тех документов и вещественных доказательств, которые были обнаружены на трупах и в могилах. Одновременно со вскрытием могил и исследованием трупов специальная комиссия произвела опрос многочисленных свидетелей из местного населения, показаниями которых точно устанавливаются время и обстоятельства преступлений, совершенных немецкими оккупантами».
Мне кажется, что мне не требуется цитировать всё, что установила чрезвычайная комиссия в связи с преступлениями немцев. Я зачитаю под протокол только общие выводы, которые подытоживают работу комиссии. Вы найдете оглашаемые строчки на странице 43 экземпляра номер СССР-54, если вы перевернёте подлинник, или страницу 264 вашей документальной книги:
«Общие выводы:Из всех материалов, находящихся в распоряжении специальной комиссии, а именно — показаний свыше ста опрошенных ею свидетелей, данных судебно-медицинской экспертизы, документов и вещественных доказательств, извлеченных из могил Катынского леса, с неопровержимой ясностью вытекают следующие выводы:
1. Военнопленные поляки, находившиеся в трех лагерях западнее Смоленска и занятые на дорожно-строительных работах до начала войны, оставались там и после вторжения немецких оккупантов в Смоленск до сентября 1941 года включительно.
2. В Катынском лесу осенью 1941 года производились немецкими оккупационными властями массовые расстрелы польских военнопленных из вышеуказанных лагерей.
3. Массовые расстрелы польских военнопленных в Катынском лесу производило немецкое военное учреждение, скрывавшееся под условным наименованием «штаб 537-го строительного батальона», во главе которого стояли подполковник Арнес и его сотрудники оберлейтенант Рекс, лейтенант Хотт.
4. В связи с ухудшением для Германии общей военно-политической обстановки к началу 1943 года немецкие оккупационные власти в провокационных целях предприняли ряд мер к тому, чтобы приписать свои собственные злодеяния органам советской власти в расчете поссорить русских с поляками.
5. В этих целях:
а) немецко-фашистские захватчики путем уговоров, попыток подкупа, угроз и варварских истязаний старались найти «свидетелей» из числа советских граждан, от которых добивались ложных показаний о том, что военнопленные поляки якобы были расстреляны органами советской власти весной 1940 года;
б) немецкие оккупационные власти весной 1943 года свозили из других мест трупы расстрелянных ими военнопленных поляков и складывали их в разрытые могилы Катынского леса с расчетом скрыть следы своих собственных злодеяний и увеличить число «большевистских зверств» в Катынском лесу;
в) готовясь к своей провокации, немецкие оккупационные власти для работы по разрытию могил в Катынском лесу, извлечению оттуда изобличающих их документов и вещественных доказательств использовали до 500 русских военнопленных, которые по выполнении этой работы были немцами расстреляны.
6. Данными судебно-медицинской экспертизы с несомненностью устанавливается:
а) время расстрела — осень 1941 года;
б) применение немецкими палачами при расстреле польских военнопленных того же способа пистолетного выстрела в затылок, который применялся ими при массовых убийствах советских граждан в других городах, в частности в Орле, Воронеже, Краснодаре и в том же Смоленске».