Они непосредственно вытекают из национал-социалистической доктрины, свидетельствуя о полнейшем презрении нацистских лидеров к человеческой личности, о том, что они потеряли всякое чувство справедливости и даже жалости, о полном отсутствии у них уважения к человеку в том случае, если речь шла об интересах германского общества.
Все эти преступления относятся к той террористической политике, которая должна была привести к порабощению оккупированных стран, к полному подчинению их любому исходившему от немцев приказу. Помимо этого, указанные действия были связаны с планами истребления.
Нами будут последовательно рассмотрены казни заложников, преступления, совершенные полицией, принудительная высылка, преступления против военнопленных, террористические действия против участников движения сопротивления и истребление гражданского населения.
А) Истребление заложников во всех оккупированных странах явилось первым террористическим действием германских оккупационных войск. В частности, во Франции начиная с 1940 года германское командование приступило к осуществлению многочисленных казней, явившихся репрессалиями в ответ на несколько покушений на представителей германской армии.
Эти действия, противоречащие ст. 50 Гаагской конвенции, которая запрещает коллективные санкции, вызвали повсеместно чувство ненависти и часто приводили к результатам, обратным тем, которых стремились, совершая их, достигнуть, так как они восстановили население против оккупантов.
Тогда последние попытались придать этим преступным действиям законный характер с тем, чтобы население признало их «право» оккупанта. Германскими оккупационными властями был опубликован подлинный «свод законов о заложниках».
На основании общего приказа подсудимого Кейтеля от 16 сентября 1941 г. Штюльпнагель324 опубликовал во Франции 30 сентября 1941 г. свой приказ. В приказе указывалось, что все французы, находящиеся в заключении в распоряжении германских властей, вне зависимости от мотивов их ареста, а также все французы, взятые под стражу французскими властями в интересах германских властей, рассматриваются как заложники. В приказе Штюльпнагеля имеется следующее разъяснение:
«Следует избегать того, чтобы после погребения трупов общие рвы и могилы стали местом паломничества для значительного числа лиц, так как позднее эти места погребения будут использованы в интересах антинемецкой пропаганды».
В осуществление упомянутого приказа производились заслужившие печальную известность казни заложников.
После убийства двух германских офицеров — одного в Нанте 2 октября 1941г., а другого в Бордо — несколько дней спустя германские власти расстреляли 27 заложников в Шатобриане и 21 — в Нанте.
15 августа 1942 г. было расстреляно 96 заложников на Мон-Валерьен.
В сентябре 1942 года в кино «Rex325» в Париже было совершено покушение на нескольких германских солдат. 116 заложников были расстреляны;
Из них — 46, находившихся ранее в заключении в форте Роменвилль, а 70 — в Бордо.
В качестве репрессалии за убийство германского чиновника «Трудового фронта» было расстреляно в Париже в конце сентября 1943 года 50 заложников.
С гнусной политикой по отношению к заложникам связаны и репрессии, которые угрожали семьям патриотов — участников движения сопротивления. В «Pariser Zeitung326» от 16 июля 1942 г. комендатурой было опубликовано следующее уведомление:
«Будут расстреляны ближайшие родственники мужского пола, а также шурины, девери и двоюродные братья старше 18 лет — родственники организаторов смуты.
«Все женщины, находящиеся в той же степени родства, будут приговорены к принудительным работам.
Дети моложе 18 лет, чьими родителями являются вышеуказанные лица, будут помещены в исправительный дом».
Казни заложников осуществлялись повсеместно вплоть до освобождения Франции. Но в последний период при существовании методов германского террора, носивших более массовый характер, они стали лишь побочным средством.
В) Преступления, совершенные нацистскими полицейскими организациями, вызывают наибольшее возмущение в сравнении со всеми другими преступлениями против лиц гражданского населения оккупированных стран Запада, преступлениями, жертвами которых эти лица явились. Само вмешательство германской полиции, которая, несмотря на некоторую видимость самостоятельной работы, не являлась фактически организацией, не связанной с оккупационными войсками, является нарушением международного права. Преступления германской полиции, исключительная жестокость которых связана с полным презрением к человеческому достоинству во время их осуществления, проводились германскими силами на всей оккупированной территории Запада в течение четырех лет.
Конечно, не было обнаружено ни одного точного приказа, ни одной пространной директивы, которые непосредственно исходили бы от одного из подсудимых или их непосредственных подчиненных и были бы серьезным свидетельством деятельности всей германской полиции или германской полиции оккупированных территорий Запада. Но эти преступления совершались полицией, которая являлась непосредственным выразителем национал-социалистической идеологии, а также— и это неоспоримо — национал-социалистической политики, за которые подсудимые несут полностью ответственность.
И перед лицом значительного числа деяний, их сходства, того, что они совершались одновременно, их общности во времени и пространстве никто не сможет оспаривать, что за эти деяния несут индивидуальную ответственность не только их непосредственные исполнители в том или ином месте и что эти деяния совершались на основании приказов высших властей.
Аресты производились без обеспечения элементарных гарантий, которые приняты во всех цивилизованных странах. По простому доносу, без проверки его достоверности, без проведения предварительного расследования или же после проведения его лицами, на то неправомочными, во всех оккупированных странах имели место произвольные массовые аресты.
В начале оккупации немцы стремились придать арестам видимость законности. Эта законность была законностью, введенной нацистами в самой Германии, законностью, не обеспечивающей общепризнанных во всех цивилизованных странах гарантий прав личности. Но вскоре фикция законности перестала соблюдаться, и аресты стали производиться совершенно произвольно.
С заключенными обращались жесточайшим образом еще до установления их виновности. Почти повсеместно были возведены в закон пытки при допросах. Обычными формами пыток были: избиение палками и розгами, многодневное и беспрерывное содержание в кандалах без освобождения от них для принятия пищи или отправления естественных потребностей, погружение в ледяную воду, утопление в ванне, пропускание электрического тока через наиболее чувствительные части человеческого тела, причинение ожогов на различных частях тела, вырывание ногтей. Помимо этого, предоставление свободы действия лицам, которые вели пытку, давало им полную возможность проявлять свои звериные инстинкты и садизм в обращении со своими жертвами. Все эти факты, известные общественному мнению оккупированных стран, никогда не приводили к наложению взыскания со стороны высших властей, которые несли ответственность, на лиц, совершавших эти действия. Пытки, кажется, даже были еще более жестокими, если при них присутствовал офицер.
Представляется неопровержимым тот факт, что действия германской полиции по отношению к заключенным были частью задолго до осуществления продуманной преступной системы, приказ о проведении в жизнь которой был отдан руководителями режима и которая точнейшим образом реализовалась национал-социалистическими организациями.
Помимо широкого применения пыток над заключенными, германская полиция совершила значительное число убийств. Обстановку, в которой были совершены многие из них, невозможно установить. Тем не менее в нашем распоряжении имеется достаточное число точных данных, которые позволят нам показать, что эти убийства — еще одно выражение общей политики национал-социалистов в оккупированных странах. Часто смерть была результатом пыток, которым подвергались заключенные, но нередко убийства были заранее задуманы и умышленно осуществлены.
С) Преступления, которые сохранят о себе наиболее мрачное воспоминание из всех совершенных немцами в отношении населения оккупированных стран, — это, безусловно, преступления, связанные с угоном лиц гражданского населения и заключением их в концентрационные лагеря Германии.
Угон населения преследовал двойную цель: обеспечение дополнительной рабочей силы для германской военной машины, окончательное ослабление оккупированных стран и последовательное истребление наиболее убежденных противников германизма. Население угоняли также для того, чтобы освободить переполненные тюрьмы и окончательно ликвидировать патриотов.
Угон населения и методы обращения в концентрационных лагерях вызвали глубокое возмущение всего цивилизованного мира. Эти действия также являются естественным следствием национал-социалистической доктрины, в соответствии с которой человек сам по себе не имеет ценности, если он не служит интересам германской расы.
Невозможно сообщить точные цифры. Представляется, что они будут приуменьшены, если говорить о 250 тысячах, которые пришлись на Францию, 6 тысячах — на Люксембург, 5200 — на Данию, 5400 — на Норвегию, 120 тысячах — на Голландию, 37 тысячах — на Бельгию.
Для арестов использовались политические или расовые предлоги. Первоначально производились индивидуальные аресты, но в дальнейшем, в частности во Франции, начиная с конца 1941 года они стали массовыми. Иногда насильственной отправке подвергали после длительного тюремного заключения, чаще же всего заключение было «превентивным», а сам арест производился в целях отправки. Во всех оккупированных странах содержание под стражей сопровождалось жестокостями, а часто и пытками. До отправки в Германию угоняемых собирали в партии на сборных пунктах в специальных лагерях. Комплектование эшелона для отправки часто было первым этапом на пути уничтожения. Угоняемых перевозили в вагонах для скота от 80 до 120 человек в вагоне, в зависимости от обстоятельств. Редкие переезды не сопровождались смертными случаями. Во время некоторых перевозок смертность превышала 25%.
Чаще всего угоняемых направляли в германские концентрационные лагеря, но иногда и в германские тюрьмы.
В тюрьмах находились заключенные, которые были осуждены, или же заключенные, которые должны были предстать перед судом. Они находились там в условиях скученности, в бесчеловечных условиях. Вообще режим, установленный в тюрьмах, был менее суров, чем в лагерях. Работа в тюрьмах находилась в меньшем несоответствии с физическими силами заключенных, и обращение тюремной стражи было менее жестоким, чем обращение эсэсовцев с заключенными концентрационных лагерей.
Последовательно уничтожить заключенных, предварительно использовав их как рабочую силу в военных нуждах Германии, — такова представляющаяся вполне ясной цель, которую нацисты преследовали в концентрационных лагерях.
Трибуналу уже было сообщено об обращении, доселе казавшемся непостижимым, которому эсэсовцы подвергали заключенных. Мы позволим себе в ходе изложения французского обвинения сообщить точно другие подробности, так как необходимо, чтобы была совершенно точно известна степень падения немцев, вдохновлявшихся национал-социалистической доктриной.
Самое ужасное заключается, быть может, в стремлении к моральной деградации, в желании принизить заключенного до такой степени, чтобы он, если это будет возможно, потерял все черты, присущие человеческому существу.
Обычные жизненные условия, созданные для заключенных, были достаточны для обеспечения их медленного истребления в силу неудовлетворительного питания, плохих гигиенических условий, из-за жестокостей охраны лагеря путем введения суровой дисциплины, в результате переутомления заключенных от непосильной работы, из-за неудовлетворительного медицинского обслуживания. Вы уже поставлены в известность, что, помимо всего прочего, многие заключенные не умирали естественной смертью, а уничтожались путем впрыскивания, с помощью газовой камеры или после того, как им были привиты заболевания, вызывающие неизбежную смерть. Но часто применялись и более быстрые методы истребления. Иногда они заключались в зверском обращении: массовое обливание ледяной водой на открытом воздухе в зимнее время, оставление заключенных на снегу совершенно раздетыми, избиение их палками, натравливание на них собак, подвешивание заключенных за кисти рук.
Ряд цифр может показать результаты, достигнутые при использовании этих средств уничтожения. В лагере Бухенвальд за первые три месяца 1945 года умерло 13 тысяч из 40 тысяч заключенных, в Дахау — умерло от 13 до 15 тысяч за три месяца, предшествовавших освобождению лагеря, в Освенциме — лагере систематического уничтожения — число истребленных узников достигает многих миллионов.
Официальные данные в отношении общего числа угнанных французов следующие: Из 250 тысяч угнанных только 35 тысяч возвратилось на родину.
Угнанные лица использовались как подопытные существа при совершении многочисленных медицинских и хирургических экспериментов, которые обычно приводили к смерти. В лагерях Освенцим и Штутгоф, в тюрьме Кельна, Равенсбрюке327, в лагере в Нойенгамме328 было стерилизовано большое число мужчин, женщин и детей. В Освенциме были отделены наиболее красивые женщины, их оплодотворили искусственным способом, и затем они были отравлены газом. В лагере Штутгоф имелся особый барак, отделенный от других бараков колючей проволокой, в котором делались прививки болезней, вызывающих неизбежную смерть, группам людей по 40 человек. В том же лагере женщины подвергались отравлению газом в то время, как немецкие врачи наблюдали через сделанный в этих целях специальный глазок за ходом отравления.
Часто истребление заключалось в непосредственном индивидуальном или массовом уничтожении, как-то: расстреле, повешении, производстве уколов, применении газового автомобиля или газовой камеры. Я не хочу останавливаться далее на многочисленных фактах, которые в большом количестве были уже предъявлены вашему Высокому Суду американским обвинением в предшествующие дни, но представитель Франции, столько сынов которой умерло в лагерях, перенеся жестокие страдания, не может обойти молчанием эту трагическую картину полнейшей бесчеловечности. Она не могла бы возникнуть в XX веке, если бы в центре Европы не была создана доктрина, проповедовавшая возвращение к варварству.
D) Преступления, совершенные в отношении военнопленных, хотя и менее известны, но с такой же силой свидетельствуют о той предельной бесчеловечности, которой достигла нацистская Германия. Прежде всего в данном случае имеют место многочисленные нарушения международных конвенций, нарушения, совершенные в вопросе о военнопленных. Многих военнопленных принуждали, почти не давая пищи, проходить пешком в этапном порядке значительные расстояния. Во многих лагерях совершенно не соблюдали элементарнейших санитарных правил. Получаемых военнопленными продуктов питания было явно недостаточно; так, в директиве, исходившей от WFSt из ОКВ, с инициалами подсудимого Кейтеля, датированной 11 апреля 1945 г., указывалось, что 82 тысячи военнопленных, содержавшихся в Hopвегии, получали совершенно недостаточное для сохранения жизни количество продуктов питания, которых не хватило бы даже в том случае, если бы военнопленные не были использованы на работе; тем не менее 30 тысяч из их числа выполняли тяжелые работы.
С согласия подсудимого Кейтеля и в связи с требованием подсудимого Геринга лагеря для военнопленных, служивших в рядах английских и американских военно-воздушных сил, были размещены в городах, подвергавшихся налетам авиации.
В нарушение положений Женевских конвенций, на совещании в ставке фюрера 27 января 1945 г., в котором принимал участие подсудимый Геринг, было принято решение карать смертной казнью любую попытку к бегству, предпринятую военнопленным во время его перевозки.
Помимо всех указанных нарушений Женевских конвенций, германские власти совершали в отношении военнопленных многочисленные преступления: казни захваченных союзных летчиков, умерщвление «коммандос», уничтожение без всяких на то оснований сотен военнопленных, например более 120 американцев в Мальмеди 27 января 1945 г329. Наряду с «Nacht und Nebel», обозначавшим бесчеловечное обращение с лицами гражданского населения, существовало и «особое обращение» с военнопленными «Sonderbehandlung», которое привело к бесследному исчезновению многих военнопленных.
Е) С подобным же варварством сталкиваешься при ознакомлении с террористическими действиями, которые вели германская армия и полиция против движения сопротивления.
Приказ подсудимого Кейтеля от 16 сентября 1941 г., который можно рассматривать как один из основных документов по этому вопросу, имеет, конечно, в виду борьбу с коммунистическим движением, но в нем же предусмотрено и то, что сопротивление оккупационным армиям может исходить и из кругов, отличных от коммунистических, и потому в приказе дается указание, чтобы каждый акт сопротивления толковали как акт, исходящий из коммунистических источников.
Конечно, участники движения сопротивления редко выполняли условия, предусмотренные Гаагскими конвенциями, и не могли быть рассмотрены как обычные бойцы. Подобно francs-tireurs330, они могли быть приговорены к смерти и казнены. Но их убивали в большинстве случаев без суда и часто после того, как предварительно жестоко истязали.
После освобождения были обнаружены многочисленные места массовых казней, и трупы были подвергнуты медицинской экспертизе. На них были обнаружены явные следы насилия: вырезанный кожный покров на голове, вывихи позвоночника, перелом ребер, вплоть до полного раздробления грудной клетки и разрыва легких, вырванные ногти и волосы. Общее число жертв германских зверств, которые осуществлялись в борьбе с движением сопротивления, не поддается учету. Безусловно, оно весьма велико. В одном лишь департаменте Рона, например, было обнаружено после освобождения 713 трупов.
Инструкция командующего вооруженных сил на Западе от 3 февраля 1944 г., составленная на основании приказа генерала Шперле331, дает ряд указаний относительно борьбы с террористами: открывать огонь без предупреждения, немедленно сжигать дома, из которых открывают огонь.
«Маловажен тот факт, — говорится в этом документе, — что погибнут невинные. Вина ляжет на террористов. Командиры частей, проявляющие слабость, будут сурово наказаны. Напротив, те командиры, которые выйдут за рамки полученных приказов, не подвергнутся взысканиям».
В военном дневнике фон Бродовски332, начальника главного управления связи 588 в Клермон-Ферране, приводятся неопровержимые доказательства того, что немцы придали варварские формы своей борьбе против движения сопротивления. Когда участников движения сопротивления арестовывали, их в большинстве случаев расстреливали на месте или же передавали в руки СД или Гестапо, которые подвергали их пыткам перед казнью. В дневнике фон Бродовски говорится о «чистке, произведенной в госпитале», и о «ликвидации лазарета».
Борьба с движением сопротивления велась в одинаково жестокой форме во всех оккупированных странах Запада.
F) Последние месяцы немецкой оккупации были отмечены во Франции усилением политики террора, увеличившей число преступлений против гражданского населения. Преступления, которые будут нами рассмотрены, являются неразрозненными действиями, совершенными от случая к случаю в той или иной местности, а преступлениями в процессе выполнения операций крупного масштаба, причем многочисленность этих преступлений объясняется лишь наличием общих приказов.
Виновниками этих преступлений часто были члены СС, но военное командование также несет за них ответственность. В инструкции от 6 мая 1944 г., озаглавленной «Борьба с партизанскими бандами», подсудимый Йодль делает уточнение:
«Коллективные меры против жителей целых деревень, включая поджог этих деревень, должны проводиться исключительно на основании приказов командиров дивизий или начальников СС и полиции».
Военный дневник фон Бродовски содержит следующее указание: «Существует договоренность, что мне будут подчинены командиры Зипо и СД».
Эти операции якобы представляют собой репрессалии, вызванные действиями со стороны движения сопротивления.
Но военной необходимостью никогда нельзя оправдать ни бессмысленные поджоги и разграбления городов и деревень, ни бесцельные массовые истребления невинных людей. Часто без всякой причины немцы убивали, грабили, жгли, было ли это в департаменте Эн, в Савойе, Ло, Тарн и Гаронне, Веркоре, Коррезе или Дордони. Сжигались целые деревни, несмотря на то, что ближайшие вооруженные отряды сопротивления находились от них в десятках километров, а население не совершало никаких враждебных действий, направленных против германских войск.
В качестве наиболее характерных примеров можно упомянуть два случая, имевших место в местечке Майе (Эндр и Луара), где 25 августа. 1944 г. было разрушено 52 дома из 60 и убито 124 человека, а также в Орадур-сюр-Глан (Верхняя Вьенна). В военном дневнике фон Бродовски этот случай упоминается следующим образом:
«Все мужское население Орадура было расстреляно. Женщины и дети укрылись в церкви. Церковь подожгли. В церкви были сложены взрывчатые вещества (как оказалось впоследствии, это не соответствовало действительности). Все женщины и дети погибли».
Подвергая классификации преступления, совершенные в ходе войны руководителями национал-социалистической Германии, мы сталкиваемся, наконец, с той категорией преступлений, которую мы определили как «преступления против человечности».
Необходимо прежде всего, чтобы я точно определил трибуналу, какой смысл вкладывается в этот термин. Это классическое французское определение принадлежит одновременно специальному юридическому словарю и языку философии. Это определение обозначает совокупность прав, осуществление и развитие которых составляет, в сущности, смысл человеческого существования. Каждое такое право получает соответствующее внешнее выражение в правилах, которые вводят в определенные нормы существование человека в обществе. Сама принадлежность человека, по крайней мере, двум социальным группам — самой узкой и самой пространной — выражается в правах семьи и нации. Его взаимоотношения с органами власти определяют систему обязательств и гарантий. Его материальное существование в качестве производителя и потребителя материальных благ находит свое выражение в праве на труд в самом широком смысле. Как существо одухотворенное, человек включает в себя целый ряд возможностей выражать и воспринимать выражение мысли посредством участия в собраниях и обществах, с помощью религии, получаемого образования, в процессе преподавания или же, наконец, с помощью многочисленных средств интеллектуального общения, предоставляемых человечеству прогрессом, как-то: книги, печать, радио, кино. Все это — права на духовные свободы.
В оккупированных странах германские нацисты использовали в борьбе против этих условий человеческого существования, против этого установления публичного и частного права целую систему коррупции и разложения. Мы рассмотрим эту систему в конце изложения потому, что она является наиболее серьезной, и также потому, что она приобрела самый широкий размах. Еще в большей мере, нежели своими материальными благами, человек дорожит своей физической неприкосновенностью и своим существованием. Но при самом возвышенном представлении о жизни человек в меньшей степени дорожит своим существованием, чем тем, что составляет его человеческую гордость и достоинство. Это выражено словами известного латинского афоризма: «Et propter vitam, vivendi perdere causas333». И хотя, несмотря на всю многочисленность и серьезность злодеяний, немцы не смогли разграбить на оккупированных территориях все ценности и истребить все население, но, пожалуй, не осталось никого, чьи важнейшие права не были бы нарушены или попраны, кто не был бы подвергнут оскорблениям и в какой-либо мере насилию в своих человеческих правах.
Следует, кроме того, добавить, что повсеместно и в отношении всех без исключения, даже тех, за кем оставлялись преимущества, которые предоставлялись высшей расе, даже в отношении самих себя, своих агентов и сообщников, нацистские руководители совершили тяжкое преступление против человеческих прав, представление о которых сложилось в сознании человека сегодняшнего дня. До того, как быть осуществленным, это преступление было заранее задумано. Этим замыслом пронизана вся нацистская доктрина, и поэтому мы ограничимся лишь напоминанием его наиболее характерных черт. Человеческое существование выражается, как мы уже говорили, в важнейших установлениях, каждое из которых сложно по своему содержанию и имеет самое широкое применение. Но в правовых
системах цивилизованных стран эти установления созданы на основе представления о существе человека. Это представление определяется двумя дополняющими друг друга понятиями о достоинстве человеческой личности, которое существует у каждого отдельного индивидуума, — с одной стороны, с другой же — о постоянстве человеческой личности, рассматриваемом в отношении ко всему человечеству в целом. Определение правового положения личности во всяком цивилизованном государстве вытекает из этого двойного понимания человека и как отдельного индивидуума, и как члена человеческого общества.
Без сомнения, на Западе эту идею обычно связывают с христианским учением, однако, несмотря на то, что христианская религия действительно утверждает и распространяет эту идею, было бы ошибочным рассматривать ее лишь как выражение той или иной религии. Это общая идея, которая сложилась естественным путем в человеческой душе: ее проповедовали еще в дохристианские времена, а в более позднюю пору немецкий философ Кант334 определил ее в одной из наиболее выразительных формул, сказав, что человеческое общество следует во всех случаях рассматривать как цель и ни в коем случае как средство.
Как уже было это нами ранее изложено, ревностные сторонники гитлеровских мифов принадлежали к числу противников этого искреннего определения, данного своеобразным гением; они намеревались ликвидировать непрерывный прогресс духовного сознания. Трибунал уже ознакомился с обильным числом произведений, созданных этой сектой. Без сомнения, никто еще не высказался с большей ясностью, чем подсудимый Розенберг, заявивший в «Мифе XX века» (стр. 539):
«Народы, здоровый дух которых определяется их кровью, не знакомы с индивидуализмом как критерием духовных ценностей в такой же мере, как они не признают универсализма. При всестороннем и историческом подходе индивидуализм и универсализм не что иное, как метафизика декадентства».
К тому же согласно нацистской доктрине:
«Расстояние, отделяющее наиболее примитивное человеческое существо, которое еще можно называть человеческим существом, от наших наиболее развитых рас, не большее, чем то, которое отделяет наиболее примитивного человека от наиболее развитой обезьяны» («Die Reden Hitlers335» Reichsparteitag336 1933, стр. 33).
Таким образом, речь идет не только о ниспровержении концепции обожествления человека, выдвигаемой церковью, но и об отрицании любой концепции гуманности и замене ее звериной концепцией.
Потрясения, которые переживают человеческие условия в результате проведения в жизнь подобной доктрины, выступают не только как средство, которое используют в силу их временной необходимости, которая определяется войной, — эти потрясения выступают как необходимая и желаемая цель. Согласно нацизму предлагается разделять людей на три основные категории: категорию противников нацизма, или лиц, существование которых нацисты считают несовместимым с условиями их необычного порядка, этих лиц можно подвергать всяческим издевательствам и даже уничтожать; лица высшей категории, якобы отличные по чистоте своей крови или по иным произвольно взятым признакам; наконец, лица низшей категории, которые не заслуживают того, чтобы быть уничтоженными и чья жизненная сила должна быть использована в условиях их полного порабощения в интересах обеспечения благосостояния «господ».
Нацистские главари намеревались проводить это разграничение повсюду, где только могли, расширяя сферу его применения и увеличивая число лиц, по отношению к которым оно должно быть применено. Помимо этого, они проявили чудовищное честолюбие в стремлении навязать эти взгляды своим жертвам и внедрить их в сознание, в требовании от своих жертв, наряду с прочими лишениями, отказа от убеждений. Нацистская война — это фанатическая религиозная война, в которой можно и уничтожить неверного и обратить его в свою веру. Следует также отметить, что нацисты усугубили эксцессы тех ужасных времен, так как в религиозной войне противник, который был обращен в другую веру, рассматривался как брат. Нацисты же не предоставляли своим несчастным жертвам возможности спасения даже после предельного самоотречения последних.
Именно в соответствии с этими взглядами немцы предпринимали германизацию оккупированных территорий и, несомненно, намеревались германизировать весь мир. Эта германизация отлична от пангерманизма с его конечными целями, так как она является одновременно и нацификацией — по существу возвращением к варварству.
Расизм делил народы оккупированных стран на две значительные категории. В отношении одной германизация означала приобщение к национал-социализму, в отношении же другой — истребление и обращение в рабство. Создание привилегированных условий для людей так называемой высшей расы влекло за собой подчинение их новым понятиям германского общества. В обращении с людьми так называемой низшей расы предполагалось либо полностью лишить их прав до или в период подготовки их физического уничтожения, либо создать для них рабские условия.
В соответствии с нацистским учением и той и другой категории навязывались нацистские мифы. Эта двойная программа полной германизации не была осуществлена во всей своей полноте ни в одной из оккупированных стран. Немцы задумали эту программу как длительное мероприятие, которое они намеревались последовательно осуществлять путем применения ряда мер в определенном порядке. Это последовательное осуществление характерно для способа применения нацистских методов. По-видимому, оно соответствовало разнообразию возникавших препятствий, а также лицемерному желанию нацистов не затрагивать общественное мнение и какому-то ужасному их стремлению к показным научным экспериментам.
После освобождения степень германизации оказалась весьма различной в разных странах, в зависимости от страны, в которой она проводилась. Она была различной и в отношении разных категорий населения. В отдельных случаях метод германизации достигал максимальных результатов, в других же лишь были намечены подготовительные мероприятия. Но в каждом случае легко установить кривую одного и того же зла, которая остановилась на том или ином этапе своей эволюции. И в каждом случае это зло имело место в результате неумолимого движения по этой кривой.
Что же касается создания условий для существования наций, то немцы откровенно аннексировали Люксембург, бельгийские округа Эйпен и Мальмеди и французские департаменты Эльзас и Лотарингию. В этом случае преступное действие заключалось и в уничтожении суверенности государства, которое, естественно, является покровителем своих подданных, и в уничтожении условий для существования последних как граждан своего государства, что обеспечивалось им внутренним и международным правом.
Таким образом, население этих категорий утратило связь с национальностями, к которым оно принадлежало ранее, и перестало быть люксембургским, бельгийским и французским. Также оно и не приобрело в полной мере прав германской национальности. Эта особая милость могла быть ему предоставлена постепенно лишь при условии, если оно ее оправдает в какой-либо мере.
Немцы стремились искоренить в нем даже воспоминание о его бывшем гражданстве. В Эльзасе и Мозеле был запрещен французский язык, а названия местностей и фамилий граждан были германизированы.
Лица, переведенные в новое гражданство, как и все германские подданные, явились жертвами мероприятий, осуществлявшихся при нацистском режиме; они несли трудовую повинность и в скором времени стали проходить мобилизацию в армию. В том случае, если они оказывали неповиновение в отношении этих приказов, несправедливых и гнусных, ибо это было равносильно тому, что французы должны были выступить против их союзников, а в действительности и против собственной страны, — принимались карательные меры не только в отношении лиц, оказывавших сопротивление, но и в отношении членов их семей, в соответствии с положением нацистского права, утверждавшего репрессирование, перед которым отступают основные и наиболее гарантированные принципы.
Лица, оказывавшие неподчинение при нацификации или же просто приносившие мало пользы в проведении нацистских мероприятий, подвергались массовой высылке: их вынуждали, дав в их распоряжение несколько часов, покинуть родной очаг, взяв с собой лишь мелкий багаж. Их лишали принадлежавшей им собственности.
Однако эти бесчеловечные высылки значительной части населения, которые сохраняются в воспоминании как один из величайших ужасов нашего века, окажутся милостивым обращением в сравнении с высылками в концентрационные лагери, как, например, в лагерь Штутгоф в Эльзасе.
Наряду с применением силы для подавления населения, вопреки каким бы то ни было правам, нацисты, в соответствии со своими методами, пытались убедить это население в превосходстве своего режима. Например, они воспитывали молодежь в духе национал-социализма.
Кроме уже указанных, немцы не осуществляли иных аннексий в собственном смысле этого слова. Но несомненно — и это подтверждается многочисленными фактами, — нацисты предполагали аннексировать гораздо более важные территории, распространив и на них тот же режим, если бы война закончилась их победой. Но везде они подготовили устранение или ослабили возможности существования наций путем ликвидации или понижения суверености государств и тем, что старались искоренить патриотизм населения этих государств.
Во всех оккупированных странах, вне зависимости от наличия или отсутствия видимой государственной власти, немцы систематически игнорировали правила проведения оккупации. Они облекли себя законодательной властью, осуществляли управление и администрацию. Наряду с подвергнутыми аннексии территориями другие оккупированные территории также были поставлены в положение, которое можно назвать преданнексионным.
Это подводит к другой области, которая затрагивает духовную сферу. Повсюду, хотя и не везде и не всегда одинаково, немцы стремились упразднить социальные свободы, в особенности свободу союзов, печати. Они прилагали усилия также к тому, чтобы ограничить важнейшую свободу — свободу духовную.
Германские власти подвергли строжайшей цензуре литературу, даже не связанную с военными вопросами, всю печать, многие из органов которой были, помимо всего прочего, непосредственно инспирированы ими. Многочисленные ограничения были введены в области кинопроизводства и проката фильмов. Значительное число книг, лишенных какого бы то ни было политического характера, вплоть до школьных учебников, было запрещено. Даже духовные власти были поставлены в затруднительное положение в отношении выполнения своих обязанностей, и их свобода слова была ограничена. После предельного ограничения свободы выражения мнения, которое могло быть оправдано состоянием войны и оккупацией, немцы методично проводили национал-социалистическую пропаганду на собраниях, в прессе, радио, кино, книгах и плакатах. Все их усилия привели к столь незначительным результатам, что в настоящее время многие были бы склонны преуменьшать значение этих результатов. Тем не менее пропаганда, которая велась средствами, полностью противоречившими уважению человеческого сознания, велась в целях распространения преступной доктрины, должна остаться в истории как одна из позорных черт национал-социалистического режима.
Германизация не в меньшей мере затронула человеческие условия существования и в других сферах, которые уже нами были указаны: права семьи, права на профессиональную и экономическую деятельность, обеспечение юридических гарантий — эти права были затронуты, эти гарантии были ослаблены. Принудительный труд и угон населения затрагивают семейное право, а также и право на труд. Произвольными арестами попирались самые элементарные юридические гарантии. Немцы стремились также навязать их собственные методы административным властям оккупированных стран. Иногда, к сожалению, им это удавалось.
Известно также, что проведение расовой дискриминации в отношении граждан оккупированных стран было связано с проведением ряда мероприятий, которые в отношении лиц, относимых к категории евреев, были особенно гнусными и агрессивными и касались как их личностей, так и их человеческого достоинства.
Все эти преступные деяния были совершены в нарушение правовых норм международного права, а именно, Гаагской конвенции, ограничивающей права армии, которая оккупирует какую-либо территорию.
Борьба нацистов против человеческих условий существования дополняет трагическую и чудовищную картину военных преступлений нацистской Германии, превращая Германию в символ подавления человеческой личности, подавления, к которому умышленно стремилась национал-социалистическая доктрина. Она определила подлинный характер этого подавления как методическое осуществление возврата к варварству.
Таковы преступления, совершенные национал-социалистической Германией в ходе агрессивной войны, которую она развязала. Народы-мученики взывают к суду цивилизованных наций и призывают ваш Высокий Суд покарать национал-социалистический Рейх в лице ее руководителей, которые остались в живых.
Пусть не удивляет подсудимых серьезность предъявленных им обвинений, и пусть они не возражают, ссылаясь на то, что их преступления отошли в прошлое, так как их преступления еще не забыты, и это гарантировано, помимо воли подсудимых, демократическими законодательствами. Военные преступления были предусмотрены международным и внутренним правом всех современных цивилизованных народов. Подсудимым было известно, что покушение на физическую неприкосновенность, собственность и человеческие условия существования граждан противной стороны является преступлением, за которое им придется в дальнейшем ответить перед международным правосудием.
После начала военных действий правительства государств Объединенных Наций неоднократно обращались к ним с предупреждениями.
25 октября 1941 г. президент США Франклин Рузвельт и премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль заявили, что военные преступники не избегнут справедливого наказания.
«Массовые убийства во Франции, — заявил Черчилль, — являются примером тех преступлений, которые нацисты совершают во многих других странах, находящихся под их игом. Зверства, совершенные в Польше, Югославии, Норвегии, Голландии, Бельгии и прежде всего в тылу немецких войск в России, превосходят все то, что было известно в наиболее мрачные и жестокие годы истории человечества. Одной из главных целей этой войны является в настоящее время наказание лиц, совершивших эти преступления».
Осенью 1941 года по инициативе польского и чехословацкого правительств в Лондоне собрались представители правительств оккупированных стран. Они выработали декларацию союзников, которая была подписана 13 января 1942 г. Я позволю себе напомнить трибуналу ее содержание:
«Нижеподписавшиеся представители национального комитета «Свободной Франции»337 и правительства Бельгии, Чехословакии, Греции, Люксембурга, Нидерландов, Польши и Югославии;
Принимая во внимание, что Германия с самого начала настоящего конфликта, спровоцированного ее агрессивной политикой, установила в оккупированных странах режим террора, который характеризуется, помимо всего прочего, арестами, массовыми выселениями, убийствами, казнями заложников;
Принимая во внимание, что эти акты насилия также совершены союзниками Германии — странами, сотрудничавшими с Германией, а в некоторых странах гражданами, являющимися сообщниками оккупационных властей;
Принимая во внимание, что международная солидарность необходима для того, чтобы эти преступления не повлекли за собой акта индивидуальной и коллективной мести, и для того, чтобы удовлетворить желание цивилизованного мира совершить правосудие;
Напоминая, что международное право и, в частности, Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны, подписанная в Гааге в 1907 году, не позволяют воюющим сторонам совершать в оккупированных странах акты насилия по отношению к гражданскому населению, нарушать находящиеся в действии законы или уничтожать национальные институты;
1) Подтверждая, что акты насилия, совершенные по отношению к гражданскому населению, не имеют ничего общего с понятием «военные действия и политическое преступление» в том виде, как они понимаются цивилизованными нациями;
2) Принимая во внимание заявления, сделанные по этому поводу 25 октября 1941 г. президентом Соединенных Штатов Америки, премьер-министром Великобритании, и
3) Намечая в качестве одной из своих главных целей войны наказание с помощью правосудия лиц виновных и лиц, несущих ответственность, которые отдавали приказы о совершении преступлений, совершали их или в них участвовали, —
4) Решают, что, действуя в духе международной солидарности, необходимо обеспечить, чтобы: а) виновные или ответственные, какова бы ни была степень их ответственности, были разысканы, переданы в руки правосудия и судимы, b) чтобы вынесенные приговоры были приведены в исполнение.
В силу чего нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, подписали настоящую декларацию».
Руководители национал-социалистической Германии уже неоднократно получали ряд других предупреждений. Я упомяну речь генерала де Голля от 13 января 1942 г., речь Черчилля от 8 сентября 1942 г., ноту Молотова338, народного комиссара иностранных дел Советского Союза, от 14 октября 1942 г. и 2-ю декларацию союзников от 18 декабря 1942 г. Эта декларация была принята одновременно в Лондоне, Москве и Вашингтоне. Она была вызвана наличием сведений о том, что немецкие власти истребляют в Европе еврейские меньшинства. В этой декларации правительства Бельгии, Чехословакии, Греции, Люксембурга, Нидерландов, Норвегии, Польши, Соединенных Штатов Америки, Соединенного Королевства, Советского Союза, Югославии и французский национальный комитет, который представлял подлинную Францию, снова торжественно подтвердили свою волю наказать преступников войны, несущих ответственность за эти уничтожения.
[Объявлен перерыв]
Сделанные предупреждения свидетельствуют о том, что квалификация преступления предшествует наказанию за эти преступления. Подсудимые не могли не знать о преступном характере своих действий. Действительно, предупреждения союзных правительств, сделанные в форме политических деклараций, выражали основные принципы международного и внутреннего права, позволяющие вынести наказание на основании несомненно установленного порядка и опираясь на прецеденты.
Определение понятия «военное преступление» было подготовлено основателями международного права, в частности Гроцием, который подчеркнул преступный характер действий, не вызванных военной необходимостью. Позднее Гаагские конвенции установили впервые элементарные нормы правил ведения войны. Они определили порядок ведения военных действий и методы оккупации. В них сформулированы правила в целях ограничения применения силы и в целях согласования военной необходимости с требованиями человеческой совести. Так военное преступление впервые было определено, и в свете этого определения военные преступления и следует рассматривать; преступления стали нарушением правил и обычаев ведения войны, узаконенных Гаагской конвенцией.
Наступила война 1914 года. Германская империя вела Первую мировую войну с жестокостью, быть может, менее методичной, чем вел войну национал-социалистический Рейх, но и тогда эта жестокость носила преднамеренный характер. Угон рабочих, разграбление государственной и частной собственности, взятие заложников и их убийства, деморализация населения оккупированных территорий в 1914 году, как и в 1939 году, являлись политическими методами немецкой войны.
Версальский договор, основываясь на Гаагских конвенциях, определил, что военные преступления должны быть наказаны. В VII главе Версальского договора под заголовком «Санкции» говорится об уголовной ответственности за развязывание и проведение конфликта, которым была первая мировая война. В статье 227 Вильгельм Гогенцоллерн339, бывший германский император, обвинялся в высшем оскорблении международной морали и священной силы договоров. В статье 228 было признано право союзных и присоединившихся держав предать суду Военного Трибунала лиц, виновных, в действиях в нарушение законов и обычаев войны. В статье 229 предусматривалось, что преступники, действия которых не ограничивались каким-либо определенным географическим местом, предстанут перед лицом правосудия союзных держав.
Положения Версальского договора были включены в подписанные в 1919—1920 гг. договоры с союзными с Германией державами, в частности в Сен-Жермёнский и в Нейиский340 договоры. Таким образом, понятие о военных преступлениях заняло прочное место в международном праве. Мирные договоры 1919 года не только дали определение преступности, они установили виды наказания. Обвиняемые не могли этого не знать точно так же, как они не могли не знать о предупреждениях правительств Объединенных Наций. Без сомнения, они надеялись избежать заслуженного наказания в результате возникновения той же обстановки, которая помешала осуществить наказание военных преступников 1914 года. Тот факт, что их судит трибунал, является символом постоянного прогресса, который осуществляет, вопреки всем препятствиям, международное право.
Международный закон еще более точно определил военное преступление. Это определение было сформулировано комиссией, назначенной 25 января 1919 г. на предварительном совещании по выработке мирных условий, с целью определения различной степени уголовной ответственности за действия, совершенные в ходе войны. Комиссия 15-ти составила отчет от 29 марта 1919г., послуживший историческим обоснованием статьи 227 и последующих статей Версальского договора. Комиссия 15-ти обосновала свои соображения по вопросу об ответственности за совершенные преступления с помощью анализа самих преступлений, которые повлекли за собой несение ответственности. Юридическое содержание всех преступлений включает вещественные элементы. Определение преступления тем более точно, поскольку оно содержит перечисление действий, которые охватываются понятием «преступление». Вот почему комиссия 15-ти составила перечень военных преступлений. Этот перечень включает 32 нарушения, в том числе:
1. Убийства, массовые убийства, систематический террор. 2. Казни заложников. 3. Истязание гражданского населения. 8. Арест гражданских лиц в бесчеловечных условиях. 9. Принудительный труд лиц гражданского населения, имеющий отношение к военным операциям противника. 10. Узурпация суверенитета в период оккупации территорий, которые подверглись оккупации. 11. Принудительная вербовка в армию жителей оккупированных территорий. 12. Попытки лишения гражданства жителей оккупированных территорий. 13. Грабеж. 14. Конфискация собственности. 17. Наложение коллективных штрафов. 18. Преднамеренное разграбление и уничтожение собственности. 25. Нарушение других правил, имеющих отношение к деятельности Красного Креста. 29. Жестокое обращение с ранеными и военнопленными. 30. Использование военнопленных на работах, помимо тех, к которым они могут быть допущены.
Приведенный список, в который входят также предъявляемые подсудимым в обвинительном заключении обвинения, показателен в силу того, что в перечисление включенных в него военных преступлений входит и описание состава преступления. Эти преступления являются одновременно нарушениями как международного, так и внутреннего права. Некоторые из этих преступлений составляют посягательства на основные свободы и на конституционные права народов и отдельных лиц. Их сущность состоит в нарушении общественных гарантий, признанных конституционными партиями наций, территории которых были оккулированы: нарушение принципов свободы, равенства и братства, провозглашенные Францией в 1789 году и принятые в качестве незыблемой основы всеми цивилизованными государствами. Эти военные преступления являются нарушением международного публичного права, так как они являются систематическим игнорированием соответствующих прав оккупирующих и оккупируемых держав. Но они могут в одинаковой мере рассматриваться как нарушения внутреннего и публичного права, так как они являются нарушением устоев конституционных институтов оккупированных территорий и правового положения населения этих территорий.
Более многочисленными являются преступления, состоящие в посягательстве на неприкосновенность личности и на собственность. Эти преступления относятся к определению правил ведения войны и являются нарушением международных законов и обычаев.
Следует отметить, что международные конвенции определяют, помимо всего прочего, составные элементы нарушения, которые, собственно говоря, сами по себе не определяют состава преступления. Это определение существовало и ранее в совокупности всех внутренних законодательств и являлось своего рода частью юридических традиций каждой нации; правительства договаривались между собой по вопросу о сформулировании международного характера этих преступлений и уточнении их состава. Международное уголовное право совпадает, таким образом, с внутренним правом, которое сохраняет свою репрессивную основу, потому что военное преступление остается в конечном итоге преступлением из области уголовного права. Внутренне уголовное право квалифицирует такое преступление. Все действия, предусмотренные статьей 6 устава от 8 августа 1945 г., и все действия, указанные в третьем пункте обвинительного заключения 18 октября 1945 г., представленного трибуналу, являются нарушениями уголовного права, предусмотренными и наказуемыми согласно внутренним уголовным законодательствам. Казнь военнопленных, заложников и жителей оккупированных территорий карается согласно статье 295 французского уголовного кодекса и согласно уголовным кодексам других государств, предусматривающим убийства. Зверское обращение, на которое указывает обвинительное заключение, относится к области телесных повреждений, караемых согласно статье 309 и следующими за ней. Угон населения, взятый независимо от убийств, которыми он сопровождается, рассматривается как произвольное лишение свободы, которое квалифицируется статьями 341 и 344. Разграбление общественной и частной собственности и обложение коллективными штрафами караются согласно статье 221 и следующими за ней в военном кодексе. Статья 434 уголовного кодекса карает за преднамеренное разрушение и угон рабочих из числа лиц гражданского населения, который соответствует принудительной вербовке, предусмотренной статьей 92. Приведение к присяге на верность равносильно понуждению к лжеприсяге, что предусмотрено статьей 366; германизация оккупированных территорий относится к числу преступлений, из которых наиболее очевидным является принудительное включение в состав германских вооруженных сил в нарушение статьи 92. Те же эквиваленты могут быть найдены и во всех других современных законодательствах, например в германском законодательстве.
Преступления против личности и собственности, в которых виновны подсудимые, были предусмотрены всеми внутренними законодательствами. Эти преступления носят международный характер потому, что они совершались в самых различных странах. Отсюда возникает вопрос о праве на совершение правосудия, который устав от 8 августа 1945 г. разрешил изложенным нами ранее образом, но вопрос о способе квалификации этих преступлений не был затронут.
Являясь преступлением уголовным, военное преступление, однако, не есть обычное правонарушение; оно носит особый, весьма существенный характер, — это преступление, совершенное в связи с войной и под предлогом войны. За совершение его следует наложить кару, так как даже в военное время покушение на физическую неприкосновенность личности и на собственность является преступлением, если оно не опирается на закон и обычай войны. Солдат, убивающий противника на поле сражения, совершает преступление, но это преступление оправдано правом войны. Международное право, таким образом, определяет военное преступление не для того, чтобы квалифицировать его сущность, а для установления границ этого преступления. Другими словами, всякое правонарушение, совершенное в связи с войной или под предлогом военных действий, является преступным, если оно не оправдано законами и обычаями войны. Международное право применяет теорию внутреннего законодательства о законной защите, относящуюся ко всем уголовным законодательствам. На поле боя солдат находится в состоянии необходимой обороны и совершаемые им на поле сражения убийства являются оправданными законом. Без этого оправдания правонарушение, будь то обычное преступление или военное преступление, является в полной мере преступлением. Для наличия этого оправдания надо, чтобы преступное действие было вызвано необходимостью и было пропорционально угрозе тем действиям, по отношению к которым оно является ответным. Подсудимые, в связи с обвинением которых мы обращаемся к вам за совершением правосудия, не могут опираться на подобное оправдание.
Они не могут также освободить себя от ответственности под предлогом того, что они не были физическими исполнителями этих преступлений. Военное преступление влечет за собой два отличающихся друг от друга и взаимно дополняющих вида ответственности: ответственность за непосредственное совершение преступления и подстрекательство на совершение преступления. В этом положении нет ничего неправомерного. Оно точно истолковывает учение уголовного права о соучастии в преступлении путем выполнения инструкций. Ответственность соучастника, независимо от ответственности виновника или в дополнение к ней, неоспорима. Подсудимые несут полную ответственность за преступления, совершенные по их указаниям или под их контролем.
Наконец, эти преступления не могут быть оправданы ссылкой на приказ вышестоящего начальника, который подсудимым был отдан Гитлером. Учение об оправдании при наличии вышестоящего приказа существует во внутреннем праве, но ограничивается определенными пределами, оно не охватывает выполнения заведомо незаконных приказов. К тому же и германское право отводит лишь незначительное место оправданию из-за наличия вышестоящего приказа. Основываясь на мысли о том, что в принципе наличие преступного приказа начальника снимает ответственность с лица, выполняющего этот приказ, статья 47 германского военного кодекса 1940 года карает исполнителя как соучастника, если он превысил данный ему приказ или если он действовал, сознавая преступный характер этого приказа. Геббельс использовал однажды это юридическое положение, как материал для своей пропаганды. Так, 28 мая 1944 г. в статье в «Volkischer Beobachter» — газете, которая была вам предъявлена американским обвинением, статье, имевшейсвоей целью оправдание расправы, учиненной толпой немцев над союзными летчиками, он писал:
«Летчики не могут сослаться на то, что они, будучи солдатами, подчинялись приказу. Ни один военный закон не предусматривает безнаказанности солдата за гнусное преступление, совершенное им под предлогом выполнения приказа начальника, в случае, если этот приказ находится в полнейшем противоречии со всеми нормами гуманности и всеми международными обычаями ведения войны».
Вышестоящий приказ не снимает ответственности с лица, совершившего явное преступление. Всякое иное решение было бы неприемлемым, поскольку оно явилось бы свидетельством бессилия какой бы то ни было репрессивной политики.
Тем более вышестоящий приказ не может явиться оправданием для преступлений, совершенных подсудимыми. Сэр Хартли Шоукросс красноречиво изложил вам, что подсудимые не могут ссылаться на то, что преступление против мира явилось делом рук одного Гитлера и что они ограничивались передачей его общих директив. В этом заключается и уголовное военное преступление и стремление к агрессии. Это является общим делом всех подсудимых. Все они, вместе взятые, несут ответственность за преступную политику, которая вытекает из национал-социалистической доктрины.
Германские военные преступления влекут за собой ответственность всех подсудимых, руководивших в политической и военной областях, а также ответственность высших чиновников национал-социалистической Германии и руководителей нацистской партии. Эти преступления были задуманы и подготовлены до начала военных действий и беспрерывно совершались между 1940 и 1945 годами.
Однако некоторые подсудимые в большей мере непосредственно связаны с несением ответственности за совокупность деяний, подлежащих компетенции именно французского обвинения, то есть за преступления, совершенные в оккупированных странах Запада или в отношении граждан этих стран. Мы укажем:
Подсудимого Геринга, уполномоченного по четырехлетнему плану и председателя совета министров по обороне Рейха; подсудимого Риббентропа, министра иностранных дел, от которого зависело управление оккупированными странами; подсудимого Фрика, возглавлявшего центральное управление по делам оккупированных территорий; подсудимого Функа, рейхсминистра экономики; подсудимого Кейтеля, осуществлявшего верховное командование войсками; подсудимого Йодля, ответственного за все действия, за которые несет ответственность Кейтель; подсудимого Зейсс-Инкварта, рейхскомиссара оккупированной голландской территории начиная с 13 мая 1940 г. до конца военных действий.
Мы рассмотрим более детально их ответственность и ответственность других лиц по каждому пункту обвинения, учитывая при этом, что перечисление преступных действий отнюдь не является исчерпывающим.
Подсудимый Заукель несет главную ответственность за подневольный труд во всех его формах. Уполномоченный по вопросам рабочей силы, он всеми средствами осуществлял набор большого количества рабочих. Это он подписал декрет от 22 августа 1942 г., который установил порядок принудительной мобилизации во всех оккупированных странах. Он действует в сотрудничестве с подсудимым Шпеером, главой организации Тодта, главным уполномоченным по вопросам вооружения в управлении по четырехлетнему плану, а также вместе с подсудимым Функом, рейхсминистром экономики, и с подсудимым Герингом, уполномоченным по четырехлетнему плану.
В той же должности подсудимый Геринг принимает непосредственное участие в экономическом ограблении, причем нередко стимулом к нему и результатом его являлась для Геринга личная выгода.
Подсудимый Риббентроп в качестве министра иностранных дел также не чуждался грабежа.
Подсудимый Розенберг — организатор и глава «Айнзацштаба Розенберг» особенно виновен в грабеже произведений искусств в оккупированных странах.
Главная ответственность за убийство заложников ложится на подсудимого Кейтеля, автора приказа от 16 сентября 1941 г., на его помощника подсудимого Йодля и на подсудимого Геринга, который дал согласие на этот приказ.
Подсудимый Кальтенбруннер, ближайший сотрудник Гиммлера, начальник всей внешней разведки полиции безопасности, непосредственно ответствен за чудовищные методы, применявшиеся Гестапо во всех оккупированных странах, — методы, которые являются развитием методов, привитых Гестапо ее основателем — подсудимым Герингом. Подсудимый Кальтенбруннер также несет непосредственную ответственность за преступления, совершенные в концентрационных лагерях. К тому же он посещал их, как это будет показано при представлении доказательств о лагере Маутхаузен. Подсудимый Геринг знал о медицинских экспериментах, производившихся над заключенными, и одобрял их. Подсудимый Заукель всеми средствами принуждал заключенных работать, часто в самых нечеловеческих условиях, для нужд немецкой военной промышленности.
Подсудимый Кейтель и его помощник подсудимый Йодль ответственны за противоречащее законам ведения воины обращение с военнопленными, за их убийства и казни, а также за передачу большого числа военнопленных в руки Гестапо. Подсудимый Геринг разделяет с ними ответственность за убийство летчиков союзных наций и личного состава «коммандос». Подсудимый Заукель, вопреки международному праву, использовал труд военнопленных для нужд немецкой военной промышленности.
Подсудимый Кейтель и подсудимый Кальтенбруннер - оба несут главную ответственность за террор, проводившийся германской армией совместно с органами полиции в разных оккупированных странах, как, например, во Франции против движения сопротивления. Оба они также несут ответственность за опустошения во многих французских департаментах и убийства лиц гражданского населения. Подсудимый Йодль также несет непосредственную ответственность за эти действия в связи с изданием им специальной инструкции от 6 мая 1943 г., озаглавленной «Борьба против партизанских банд» и предусматривающей «коллективные меры против жителей деревень в целом». Посягательства на условия человеческого существования вытекают из расовых теорий, пропагандистами или создателями которых были подсудимые Гесс, Розенберг и Штрайхер. Подсудимый Гесс принимал видное участие в разработке положений «Mein Kampf».
Подсудимый Розенберг, один из главных теоретиков расовой теории, выполнял функции специального уполномоченного по вопросам духовного и идеологического воспитания нацистской партии. Подсудимый Штрайхер проявил себя одним из самых яростных агитаторов антисемитизма. Ответственность за претворение в жизнь политики германизации и нацификации разделяют: министерство иностранных дел в лице Риббентропа, генеральный штаб в лице Кейтеля и Йодля, центральное управление по контролю над оккупированными территориями в лице подсудимого Фрика.
Национал-социалистические руководители, несущие главную ответственность, нашли исполнителей своей воли в лице различных нацистских организаций, которые мы просим вас признать преступными с тем, чтобы вследствие этого каждый из их членов мог быть привлечен к ответственности и наказан.
Рейхскабинет, руководящий состав нацистской партии, генеральный штаб и верховное командование вооруженных германских сил представляют только небольшую группу людей, виновность и необходимость в наказании которых очевидны, поскольку они, будучи полностью осведомлены в преступном характере этих действий, лично и непосредственно участвовали в принятии решений или обеспечивали их проведение в жизнь, занимая руководящие посты в политической и военной иерархии.
Руководители нацистской партии, бесспорно, стоят в авангарде тех, кто участввал в преступном заговоре. Верховное командование армии, возглавлявшееся подсудимым Кейтелем и Йодлем, ориентировало армию на убийства заложников, на грабеж, на не имеющие никакого оправдания убийства и разрушения.
Но, быть может, вам покажется, что наказание сотен тысяч людей, принадлежащих к СС, СД, Гестапо и СА, может вызвать некоторые возражения. Если это так, я хочу попытаться опровергнуть эти возражения, раскрыв перед вами всю тяжкую ответственность этих людей. Если бы не существовали эти организации, если бы не идеи, которыми они вдохновлялись, невозможно было бы
понять, как могло быть совершено столько зверств. Систематические военные преступления не могли бы быть совершены нацистской Германией без этих организаций и без людей, которые в них входили. Это они от имени Германии не
только совершали, но и стремились к совершению всех этих преступлений.
Вам могло показаться невероятным, что чудовищное варварство национал-социалистической доктрины могло быть навязано немецкому народу, который подобно нашим народам является наследником наибольших ценностей цивилизации. Воспитание нацистской партией молодежи, образовавшей СС, СД и Гестапо, объясняет, каким образом нацизм охватил весь германский народ. Эти организации были воплощением национал-социализма и дали ему возможность осуществить часть своих целей из-за пассивного соучастия в их достижении всего германского народа. Эта молодежь, эти слуги режима формировались в духе доктринерской аморальности. Эта аморальность вытекает из мировоззрения, идеями которого вдохновляется этот режим. В глазах адептов миф о расе лишал войну, в действительности являвшуюся преступной, ее преступного характера.
Если утверждалось, что высшая раса должна была уничтожить расы и народы, которые признавались низшими и отмирающими, не способными жить, то были средства уничтожения, перед которыми следовало пренебречь проповедью об аморальности. Это — следствие самого настоящего ницшеанства, считавшего, что разрушение всякой условной морали есть наивысший долг человека. Преступление против расы безжалостно наказывалось. Преступление в интересах расы безгранично восхвалялось. Этот режим создал действительно логику преступления, послушную своим собственным законам, не имеющим ничего общего с тем, что мы понимаем под словом мораль. С этой точки зрения все ужасы могли быть дозволены и оправданы. Столько действий, которые нам кажутся необъяснимыми, которые так не соответствуют нашим привычкам и понятиям, заранее получили оправдание и развивались во имя расовой общности.
Вдобавок эти жестокости и зверства совершались в строгих рамках, созданных сословным духом этой грубой солдатчины, которая сковывала индивидуум и обеспечивала преступлениям, под видом законности, неограниченное поле деятельности. Личности, совершавшие преступления, не только оправдывались самим режимом, но были втянуты в преступления дисциплиной и единством организаций, спаянных нацистской преступностью.
Немецкая молодежь, вовлеченная в эти организации, жила жизнью безумных авантюр. Нацистской молодежи, руководимой партией и ее узкой верхушкой, располагавшей неограниченной властью, предлагалось встать в первые ряды тех, кто осуществлял грандиозные мечты пангерманского национал-социализма.
Партия производила среди этой молодежи строгий отбор и при этом не гнушалась никакими средствами. Молодежь побуждали к стремлению выделиться, совершать подвиги, выходившие за пределы обычных человеческих. Молодой гитлеровец из Гестапо или СС знал, что его действия, какими жестокими и бесчеловечными они ни были бы, всегда будут истолкованы как законные, во имя расовой общности, ее нужд и ее торжества. Нацистская партия ввиду того, что она имела в своем распоряжении молодежь СС, СД и Гестапо, была в состоянии привести в исполнение план преступлений, который никто и никакой другой народ не смог бы совершить.
Члены этих организаций охотно становились творцами этого неисчислимого количества всякого рода преступлений, совершённых часто с необычайным цинизмом и утонченным садизмом в концентрационных лагерях Германии, а также в разных оккупированных странах и, в частности, в странах Западной Европы.
Преступления эти чудовищны, достоверно то, что они были совершены, и ответственность за них точно установлена и не подлежит сомнению. И тем не менее во время заседаний этого необычайного в мировой истории процесса, учитывая исключительную особенность провосудия, которое ваш Высокий Суд призван совершить перед лицом Объединенных Наций, немецкого народа и всего человечества, — в наших умах могут зародиться сомнения.
Наш долг — окончательно исчерпать эти сомнения, даже если они еще подсознательны, иначе возникает риск в том, что в Германии будет возможна псевдопатриотическая пропаганда, которая сможет найти отклик даже в некоторых из наших стран.
«Кто может сказать: моя совесть чиста, я не могу ошибаться? Иметь два веса и две меры — противно богу». Этот текст из священного писания (Книга притчей XX, 9-10) уже вспоминался не один раз. Завтра он послужит материалом для пропаганды. Этот текст глубоко засел в наших умах. Выступая от имени народов-мучеников в качестве обвинителей нацистской Германии, мы не можем ни на одно мгновение отклониться от него, как от необычного напоминания.
Да, история ни одной нации не может считаться безупречной так же, как и нет человека, не совершавшего в жизни ошибок. Да, каждая война рождает зло и почти неизбежно влечет за собой индивидуальные и коллективные преступления, ибо война легко пробуждает в человеке его дурные наклонности, которые всегда дремлют в нем.
Но перед лицом нацистских преступников мы без боязни можем спрашивать свою совесть; между нами и ими нет ничего общего.
Если бы этот ряд преступлений был случайным, если бы Германия была вынуждена прибегнуть к войне, если бы преступления были совершены только в пылу сражения, мы могли бы спросить себя в соответствии с приведенным выше изречением священного писания. Но война долго подготовлялась и была развязана и до последнего дня ее легко можно было избежать, не принося в жертву законные интересы германского народа. Жестокости творились в течение войны не под влиянием яростной страсти или гнева войны, или из чувства мести, но по холодному расчету и вполне сознательными методами, основанными на доктрине, которую подготовили заранее.
Поистине демоническое предприятие Гитлера и его сообщников состояло в том, чтобы собрать воедино все догмы вокруг учения расы, объединить все инстинкты варваров, попранные вековым ходом цивилизации, но всегда имевшиеся в людских тайниках, все отрицание традиционных человеческих ценностей, отсутствие которых заставляет народы, как и отдельных людей, задумываться в мрачные периоды их развития или жизни и распространить доктрину, которая организовала, создавала правила и претендовала на то, чтобы руководить преступлениями.
Дъявольская затея Гитлера и его сообщников заключалась также в призыве ко всем силам зла содействовать подчинению немецкого народа его господству, а в дальнейшем — созданию господства Германии над Европой и, возможно, над миром. Эта затея ввела в систему управления, в систему международных отношений, в систему ведения войны организованную преступность, развязав в целом народе самые дикие страсти.
Может быть, они будут объяснять это национализмом, служением своему народу и отечеству. Эти объяснения не только не могут служить каким-либо извинением, если вообще возможны извинения перед лицом их чудовищных преступлений, а, напротив, еще более отягчают их вину. Они надругались над священным понятием «родина», низведя это понятие к возврату к варварству. С именем родины на устах они добились путем принуждения и убеждения согласия всей страны, некогда стоявшей среди самых великих по своим духовным ценностям, и низвели ее на самый низкий уровень. Моральный распад, экономические затруднения, мысль о поражении 1918 года и об утраченной силе пангерманской традиции — вот откуда ведет свое начало затея Гитлера и его сообщников для народа, сбившегося с пути. Отдаться силе, забыть об угрызениях совести, удовлетворять дух общности, находить удовольствие в невоздержанности — действительно все это было сильным искушением для немца, и нацистские руководители цинично это эксплуатировали. Упоение успехом и опьянение величием дополнило остальное и заставило всех немцев, некоторых, конечно, бессознательно, служить национал-социалистической доктрине, делая их участниками дъявольской затеи их фюрера и его сообщников.
Против этой авантюры встали люди разных стран и различных кругов, но воодушевленные одной общей привязанностью к привычным условиям человеческого существования. Франция и Великобритания вступили в войну только из-за верности данному ими слову. Народы оккупированных стран, подвергавшиеся и духовным и телесным пыткам, никогда не отрекались от своей свободы и своих культурных ценностей. Это и была та великая эпопея подполья и сопротивления, которая свидетельствует о высоком героизме всех народов, стихийно оказанном ими сопротивлении и отказе принять мир нацистов. Многие миллионы людей СССР пали, защищая вместе со своей землей и независимостью своей родины гуманистический универсализм. Миллионы британских и американских солдат, которые высадились на нашей несчастной земле, несли в сердцах стремление освободить от фашистского гнета оккупированные страны и народы, которые добровольно или в результате насилия стали сателлитами стран оси, а также и сам германский народ.
Они были истыми солдатами, в форме или без формы, каждый в отдельности и все вместе, солдатами великой надежды, которая в течение веков питалась страданием народа, великой надеждой на лучшее будущее для человечества.
Эта великая надежда порой спотыкалась на своем пути, порой сбивалась с него, порой же лукавила сама с собой; ей был знаком страшный возврат к варварству, но она всегда находила правильный путь и, в конечном итоге, оставалась могущественным рычагом человеческого прогресса. Эти вечно возрождающиеся стремления, это постоянное беспокойство, никогда не проходящая тревога, постоянная борьба со злом — отличительная черта человеческого величия. Национал-социализм поставил это величие под угрозу гибели.
После этой гигантской борьбы, в которой столкнулись две идеологии, два мировоззрения, мы можем безбоязненно и со спокойной совестью выступить от имени народов, которые мы здесь представляем, от лица великой надежды человечества, ради которой они так страдали и так сражались, мы имеем полное право выступить в роли обвинителей против руководителей германского нацизма.
При открытии этого процесса господин судья Джексон красноречиво сказал: «Цивилизация прекратит существование, если подобные преступления совершатся вновь», — и он прибавил: «Подлинный обвинитель, обращающийся к вашему суду, — цивилизация».
Это она требует от вас после разнузданных варварских действий такого приговора, который будет звучать как грозное предупреждение человечеству в тот час, когда оно вновь будет испытывать колебания и сомнения на пути к организации мира.
Если мы хотим, чтобы на следующий день после катаклизма, каким является мировая война, страдания измученных стран, жертвы народов-победителей и раскаяние побежденных стран вызвали к жизни лучшее человечество, правосудие должно покарать призванных к ответу виновников варварства, которого мы только что избежали. Торжество правосудия явится самым лучшим выражением великих надежд человечества. Ваш приговор может явиться решающим этапом на этом трудном пути.
Не подлежит сомнению, что еще сегодня совершение справедливости и вынесение кары возможны лишь потому, что свободные народы вышли из борьбы победителями. Существует связь между торжеством силы победителя и предъявлением перед вашим Высоким Судом обвинения побежденному.
Эта связь означает лишь ясность взглядов и мудрость народов, означает, что справедливость должна располагать силой для того, чтобы проявлять себя постоянно и эффективно перед людьми и народами. Единое желание поставить силу на службу правосудию вдохновляет наши народы и указывает путь для нашей цивилизации.
Эта решимость блестяще подтверждается в настоящее время этим судебным процессом, в котором все факты тщательно исследуются со всех возможных точек зрения, совершенные деяния строго квалифицируются, строго соблюдаются все права на защиту и гарантируется полнейшая гласность трибуналом, судебная компетенция которого неоспорима.
Ваш приговор, вынесенный в этих условиях, сможет послужить основой для духовного обновления германского народа, первым этапом на пути к включению его в содружество свободных народов. Без вашего приговора создалась бы угроза, что события могут повториться вновь, преступление станет геройством, национал-социалистическая затея — последней вагнеровской трагедией; и новые пангерманисты скажут немцам:
«Гитлер и его сообщники были не правы, так как они провалили в конечном итоге дело, но в один прекрасный день мы на новых основах вновь должны начать увлекательную борьбу за германизм».
После вашего приговора национал-социализм окончательно войдет в историю этого народа как самое ужаснейшее преступление, которое может повлечь за собой физическую и моральную гибель, как доктрина, от которой он должен отшатнуться с ужасом и презрением, чтобы остаться верным великим принципам человеческой цивилизации, если, конечно, мы сумеем воспитать немецкий народ и следить за первыми его шагами на пути свободы.
Знаменитый правовед-международник Политис341 в своей посмертной книге «Международная мораль» напоминает нам, что все правила морали, которые должны регулировать международные взаимоотношения, должны быть поставлены вне сомнения, и все народы должны прийти к убеждению, что в их интересах соблюдать, а не нарушать эти правила. Вот почему ваш приговор внесет свет в умы немецкого народа и всех других народов.
Ваш приговор должен быть вписан в историю международного права как решающий документ по подготовке создания подлинно международного сотрудничества, исключающего обращение к войне на все времена, ставящего силу на службу правосудия всех наций. Этот приговор будет одним из краеугольных камней мирного порядка, к которому стремятся народы после перенесенных мучений. Потребность народов-мучеников в торжестве справедливости будет удовлетворена и их страдания не окажутся бессмысленными для прогресса человечества.
В первой части речь идет о принудительном труде; вторая часть относится к экономическому разграблению. Оба эти комплекса вопросов дополняют друг друга и тесно связаны между собой. Человеческий труд, с одной стороны, и имущественные ценности — с другой, образуют две составные части государственных богатств и условий существования этого государства. Меры, принимаемые в отношении одного из этих факторов, окажут неизбежное влияние
на другой из них. Понятно поэтому, что в оккупированных странах немецкая политика в отношении рабочей силы и в отношении экономических богатств с самого начала обусловливалась общими руководящими принципами.
По этой причине французское обвинение считает, что будет логичным последовательно представить трибуналу материал, относящийся к параграфам «Е» и «Н» третьего пункта обвинительного заключения. Моей задачей в настоящее время является определить, каковы были эти первоначальные руководящие немецкие директивы в отношении использования людских и материальных ресурсов оккупированных территорий.
Оккупировав территории Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии, Люксембурга и частично континентальной Франции, немцы фактически получили возможность осуществлять принуждение в отношении населения и распоряжаться богатствами этих стран. Они получили возможность использовать оба эти потенциала для своих военных целей.
С другой стороны, в правовом отношении они столкнулись с точными нормами международного права, относящимися к оккупации территорий вооруженными силами воюющего государства. Эти правила строго ограничивают права оккупанта который может реквизировать имущество и требовать предоставления рабочей силы лишь в пределах, необходимых для удовлетворения нужд оккупационных армий. Я ссылаюсь здесь на правила, приложенные к соглашению о законах и обычаях ведения войны, подписанному в Гааге 18 октября 1907 г., раздел третий и, в частности, на статьи 46, 47, 49, 52 и 53. С разрешения трибунала я процитирую только один абзац статьи 52, который совершенно точно устанавливает законные условия конфискации имущества или мобилизации рабочей силы:
«Реквизиция натурой и повинности могут быть осуществлены в отношении общин и жителей лишь для нужд занявшей область армии. Они должны соответствовать средствам страны и быть такого рода, чтобы они не налагали на население обязанностей принимать участие в военных действиях против своего отечества».
Эти различные статьи всегда должны рассматриваться в свете основного принципа, изложенного в преамбуле конвенции, последний абзац которой я позволю себе огласить трибуналу:
«Впредь до принятия более полного свода законов войны Высокие Договаривающиеся Стороны считают уместным засвидетельствовать, что в случаях, не предусмотренных принятыми ими постановлениями, население и воюющие остаются под охраной начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между народами обычаев, из законов человечности и требований общественного сознания».
Поэтому совершенно очевидно, что полное использование всех ресурсов оккупированных стран в интересах военной экономики противника абсолютно противоречит международному праву и требованиям общественного сознания.
Германия подписала Гаагскую конвенцию, и нужно заметить, что она сделала в то время оговорку только относительно статьи 44, которая касается представления сведений воюющим сторонам. Она не сделала никакой оговорки относительно статей, которые я сейчас процитировал, а также относительно преамбулы. Эти статьи воспроизводят соответствующие тексты предыдущей Гаагской конвенции от 28 июля 1898 г.
Германия официально ратифицировала эти конвенции соответственно 4 сентября 1900 г. и 27 ноября 1909 г. Я напоминаю эти известные факты для того, чтобы подчеркнуть, что немцы не могли не знать этих основных принципов международного права, к которым они дважды присоединялись задолго до их поражения в 1918 году, следовательно, вне зависимости от оказывавшегося на них якобы давления при подписании Версальского договора.
В связи с этим теоретическим правовым вопросом следует еще упомянуть, что в соглашении, подписанном в Версале 28 июня 1919 г. и касающемся военной оккупации прирейнских территорий, в статье 6 делается ссылка на Гаагскую конвенцию:
«Право реквизиции в натуре или набора рабочей силы в том виде, как это установлено Гаагской Конвенцией 1907 года, будет соблюдаться союзными армиями и союзниками по оккупации».
Таким образом, регламентация права оккупанта производить реквизиции была подтверждена третьим международным актом, подписанным Германией, которая была сторонницей этого ограничения, когда речь шла о ее собственной территории.
Каковы же были действия немцев при наличии этих ограничивающих правовых норм, когда они получили возможность и соблазн применять силу?
Трибунал уже знает из материалов, ранее представленных обвинением, что немцы всегда использовали благоприятную для них обстановку и игнорировали право.
Немцы систематически нарушали нормы международного права в той степени, в какой это нас интересует, путем применения принудительного труда и разграбления материальных ценностей. Эти действия немцев, совершавшиеся ими в западных странах, будут детально освещены в последующих выступлениях. Я, со своей стороны, хочу только остановиться на самой концепции, проводившейся немцами с самого начала. В связи с этим я выдвигаю перед трибуналом три дополнительных положения.
Первое положение. Немцы с самого начала оккупации решили захватить для достижения своих военных целей все ресурсы оккупированных стран — материальные ценности и людские резервы. Их план заключался в том, чтобы не считаться с ограничениями, установленными правом. Они совершали незаконные действия не, случайно или под давлением необходимости, а систематически и преднамеренно.
Второе положение. Немцы, однако, тщательно скрывали свои действительные намерения. Они не объявляли о том, что не признают международные юридические нормы. Наоборот, они заверяли, что будут их соблюдать. Причины такого обмана легко понять: немцы вначале дорожили общественным мнением в оккупированных странах. Открытое насилие, применяемое с самого начала, вызвало бы немедленное сопротивление, что помешало бы им в проведении их деятельности. Они также хотели обмануть мировое общественное мнение, и в особенности общественное мнение Америки, потому, что Соединенные Штаты в это время еще не вступили в войну.
Третье положение, которое я выдвигаю перед трибуналом, вытекает из двух предыдущих. Ввиду того, что немцы хотели достичь своей цели, одновременно скрывая свои намерения, они не преминули создать систему окольных средств, сохранявших внешне законную форму. Сложность и техническая разработанность примененных средств позволили без труда скрывать действительность от людей, не искушенных или недостаточно информированных. Эта маскировка давала также ее действенные и, возможно, даже лучшие результаты, чем неприкрытый захват. Прежде всего, это позволило осуществить насильственный захват в тот день, когда немцы решили, что это будет для них впредь более выгодным.
Нам кажется, что этот анализ намерений немцев должен быть интересным для трибунала потому, что он вскрывает преднамеренность этих незаконных действий, а также показывает, что лица, совершавшие их, сознавали их незаконность. В то же время этот анализ позволит лучше понять размах и глубину этих действий, несмотря на все меры предосторожности, принятые для их сокрытия.
Обвинение представит трибуналу документальные доказательства, относящиеся к трем положениям, которые сформулированы мной. Доказательства относятся главным образом ко второму и третьему положениям, так как первое положение, то есть преступный умысел и преднамеренности совершаемых незаконных действий, подтверждается несоответствием между их сущностью и внешней формой.
В первую очередь я должен сказать, что немцы в момент оккупации делали вид, что соблюдают нормы международного права. Вот, например, обращение к населению Франции, подписанное главнокомандующим немецкой армией. Это официальный документ RF-1, опубликованный в № 1 «Официальном журнале» от 4 июля 1940 г., где печатались распоряжения военного губернатора французской оккупированной территории. Я зачитаю из него только одну следующую фразу:
«Войска получили приказ обращаться с населением с уважением и не затрагивать частной собственности, пока население не оказывает им сопротивления».
Немцы действовали таким же образом во всех оккупированных странах. Я представляю трибуналу текст аналогичного обращения, датированного 10 мая 1940 г., которое было опубликовано в «Официальном журнале» главного военного командования в Бельгии и в Северной Франции, № 1 страница 1, под заголовком: «Обращение к народу Бельгии». Немецкий текст, как и текст фламандский, содержит более подробный заголовок: «Воззвание к населению Голландии и Бельгии». Учитывая идентичность текстов, этот экземпляр представляется под № RF-1 (bis) французской документации.
Сейчас я представляю другое обращение, озаглавленное «К жителям оккупированных стран», датированное 20 июня 1940 г. и подписанное военным губернатором Франции, которое также опубликовано в «Официальном журнале», содержащем распоряжения германских властей. Это документ RF-2 французской документации. Я процитирую два первых параграфа:
«Главнокомандующий немецкой армией уполномочил меня сообщить следующее:
1. Немецкая армия гарантирует жителям полную личную неприкосновенность и сохранность их имущества. Тем, которые будут вести себя спокойно и не окажут сопротивления, не угрожает никакая опасность». Я цитирую отрывки из § 5, 6 и 7:
«5. Государственный аппарат, власти общин, полиция и школы должны продолжать свою деятельность. Они, таким образом, остаются на службе у своего населения…
6. Все предприятия, коммерческие фирмы, банки будут продолжать свою работу в интересах населения...
7. Фабрики предметов первой необходимости, так же как и торговля, должны продолжать свою деятельность и предоставлять свои товары в распоряжение населения».
Хотя выражения, которые я только что процитировал, не буквально воспроизводят международные правила, но они отражают их существо. Повторение выражений: «на службе у населения», «в интересах населения», в распоряжение населения» должно быть истолковано как совершенно определенное заверение в том, что все богатства и рабочая сила страны будут сохранены для этой страны, а не обращены на удовлетворение военных, нужд Германии.
Я сейчас представляю документ RF-2 (bis), текст того же воззвания, подписанного главнокомандующим армией в Бельгии и опубликованного в «Официальном журнале» главнокомандующего в Бельгии.
Наконец 22 июня 1940 г. условия перемирия342 были подписаны представителями германского правительства и представителями действующих властей, осуществлявших в то время функции правительства Франции. Эти условия перемирия также являются общеизвестным актом, документ будет представлен трибуналу, позднее. Я сейчас намереваюсь процитировать лишь первую фразу из третьего параграфа, которая гласит: «В оккупированных районах Франции Германский Рейх осуществляет все права оккупационной державы».
Таким образом, делается весьма определенная ссылка на международное право. Кроме того, немецкие полномочные представители власти неоднократно давали дополнительные устные подтверждения по этому вопросу. В связи с этим я представляю трибуналу документ RF-3, который является выдержкой из свидетельского показания посла Леона Ноэля343, данного им на процессе в Верховном суде Франции. Это выдержка из труда, озаглавленного «Подробный отчет о процессе маршала Петэна344», опубликованного в Париже в 1945 году типографией официальных изданий». Согласно статье 21 устава трибунала, этот документ может быть представлен без доказательств. Вот объяснения господина Леона Ноэля, которые я хотел бы процитировать трибуналу. Господин Леон Ноэль являлся членом делегации по заключению перемирия.
«Я получил некоторое количество ответов, которые, я думаю, можно будет впоследствии использовать. Они были даны немецкими генералами: генералом Йодлем, который подписал в Реймсе в мае текущего года безоговорочную капитуляцию Германии, и генералом, впоследствии, фельдмаршалом, Кейтелем, который несколько недель345 спустя подтвердил в Берлине эту капитуляцию. Они заявляли в свое время в самой категорической форме, что ни в коем случае не будут вмешиваться в дела администрации, что права, которые предоставляются им на основании соглашения о перемирии, являются теми правами, которые, в соответствии с международным правом и обычаями, признаются за оккупационными армиями, то есть правами, необходимыми для обеспечения безопасности, транспортировки и снабжения этих армий».
Таким образом, Германия дала совершенно официальное обещание и обязательство, но с самого начала они не были искренними. Немцы не только вскоре их нарушили, но уже с самого начала они организовали такой порядок, который позволял совершать эти нарушения самым действенным и одновременно замаскированным способом.
Этот немецкий порядок в области экономики и труда основан на очень простом принципе. Он состоит в том, чтобы контролировать производство в начальной и в конечной его стадии. Немцы приступили немедленно к проведению общей реквизиции всех видов сырья и всех товаров в оккупированных странах. Отныне от них будет зависеть предоставление или непредоставление этого сырья национальной промышленности. Они смогут, таким образом, развивать отдельные отрасли производства за счет других, поощрять определенные предприятия и вынуждать другие предприятия закрываться. В зависимости от событий и различных условий они видоизменяли формы присвоения сырья главным образом для того, чтобы облегчить его распределение, но принцип оставался всегда один и тот же. Этим путем они получили возможность контролировать первоначальную стадию производства. Одновременно они установили контроль над готовой продукцией при помощи финансирования. Обеспечив себе платежные средства в валюте оккупированной страны, немцы получили возможность покупать продукты и присваивать результаты хозяйственной деятельности страны, сохраняя видимость законности. Они с самого начала захватили такие значительные финансовые средства, что потом без труда смогли закупать почти всю продукцию производства этих стран.
Если трибунал считает уместным, я сейчас прервусь.
[Судебное разбирательство отложено до 10 часов 18 января 1946]