Это, конечно, не мешает подсудимому, стремящемуся выгородить себя, относить на счет одного Гитлера все конкретные преступления гитлеровцев.

Разоблачая увертки Геринга, обвинитель зачитывает выдержку из книжки Далеруса, выступавшего на процессе в качестве свидетеля защиты. Далерус показывает, что Геринг вел себя в отношении Гитлера как пресмыкающееся животное.

Обращаясь к голословному заявлению Геринга, что гитлеровская верхушка ничего не знала об уничтожении миллионов евреев, обвинитель уличает его в грубой лжи. Официальный отчет о встрече Гитлера с венгерским регентом Хорти свидетельствует о том, что не только Гитлер, но и «дипломат» Риббентроп давал прямые директивы уничтожать евреев. Гитлер говорил: «Если евреи не хотят работать (речь идет о заключенных в концлагерях), их следует расстреливать. Если они не могут работать, то они не должны существовать».

Риббентроп советовал Хорти «послать евреев в концлагеря, либо просто уничтожить». Геринг спросил своих венгерских собеседников, сколько тысяч евреев было послано в его распоряжение. Ему ответили: 36 тысяч. «Это было в 1943 году, — говорит обвинитель, обращаясь к Герингу. — Между тем вы утверждаете, что ни вы, ни Гитлер не имели никакого представления о германской политике, направленной против евреев».

Геринг вновь повторяет, что нет никаких доказательств правильности записи.

Обвинитель: Отвечайте на мой вопрос.

Вы утверждаете, что ни вы, ни Гитлер не знали относительно политики истребления евреев?

Подсудимый: Я не знал, в какой мере были проведены эти мероприятия.

Обвинитель: Вы не знаете лишь, в какой мере проводились эти мероприятия, но вы знали о политике истребления евреев?

Подсудимый: Мне были известны только отдельные случаи.

К допросу подсудимого приступает главный обвинитель от СССР т. Руденко, разоблачающий лживость разглагольствований Геринга о том, будто подсудимые не влияли на политику Германии. Геринг признает, что подсудимые, каждый в своей области, подготовляли материалы, разрабатывали планы и рекомендовали Гитлеру мероприятия в области внутренней или внешней политики.

Обвинитель спрашивает подсудимого, когда он начал разработку планов операции германской авиации против Советского Союза в связи с планом «Барбаросса».

Подсудимый отвечает: «После первой директивы фюрера — в ноябре 1940 юла» Обвинитель ставит прямой вопрос: «Таким образом, еще в ноябре 1940 года, то есть больше чем за полгода до нападения Германии на Советский Союз, при нашем участии был разработан план нападения на Советский Союз?». Геринг долго изворачивается, путается, лжет, но, наконец, сознается: «Да».

Сначала Геринг отрицает, что целью германского нападения на Советский Союз был захват советских территорий и присоединение к Германии Крыма, Кавказа, прибалтийских республик и других районов вплоть до Волги. Обвинитель предъявляет ему протокол совещания у Гитлера от 16 июля 1941 года, на котором присутствовали Геринг, Борман, Кейтель, Розенберг и другие.

Геринг долго изучает документ, заявляет сначала, будто все сказанное в нем — выдумка Бормана, который вел протокол, однако затем начинает признавать, что действительно на совещании говорилось о захвате и присоединении к Германии Крыма.

Потом Геринг признает, что такие же намерения имелись в отношении Прибалтики, Украины, Кавказа. Геринг упорно не хочет признать, что гитлеровцы имели поползновения и на волжские районы. Тогда обвинитель оглашает документ, в котором говорится: «Фюрер подчеркивает, что и волжские районы должны стать областью империи, точно так же, как Бакинская область должна стать немецкой военной колонией.

Финны хотят получить Восточную Карелию. Однако в виду большой добычи никеля Кольский полуостров должен отойти к Германии. На Ленинградскую область претендуют финны. Фюрер хочет сравнять Ленинград с землей, чтобы затем отдать его финнам». Обвинитель спрашивает подсудимого: «Значит уже тогда был разработан план захвата территорий Советского Союза Германией?». Подсудимый после обычной и утомительной болтовни, наконец, признает: «Да. Это правильно».

Геринг пытается доказать, что он считал этот план нереальным и пытался якобы свести его «к действительно реальным и практическим вещам». Он хотел первоначально вывезти из этих районов все продовольствие, забрать рабочую силу, а лишь впоследствии заниматься более основательной колонизацией захваченных территорий.

«Я хотел, — показывает Геринг, — несколько сократить и ввести в практическое русло дискуссию, которая приняла безудержные размеры благодаря опьянению после первых побед. Я, как старый охотник, действовал по принципу, что шкуру медведя следует делить только тогда, когда медведь убит».

Обвинитель: Вы лично собирались делить эту шкуру после захвата территорий?

Подсудимый: О том, каким образом использовать шкуру, можно было бы говорить лишь после того, когда было бы покончено с медведем.

Подсудимый, припираемый к стене вопросами обвинителя, признает свою ответственность за экономическое ограбление временно оккупированных советских территорий.

Геринг лично отдавал распоряжения «выжать» оттуда все, что только можно.

Геринг угрожал своим уполномоченным в оккупированных районах репрессиями, если они не будут достаточно беспощадны в ограблении населения этих районов. Геринг делает смехотворное заявление о том, будто в данном случае он лишь «заботился об интересах самого населения». Обвинитель оглашает одну выдержку из речи Геринга, произнесенной в период его грабительской деятельности. Геринг говорил: «Раньше все это казалось сравнительно проще. Раньше это называли разбоем. Это соответствовало форме брать то, что завоевали. Теперь формы стали гуманнее. Несмотря на это, я намерен грабить и грабить эффективно. Вы должны быть, как лягавые собаки, там, где имеется еще кое-что, в чем нуждается немецкий народ, и это должно быть молниеносно извлечено из складов и доставлено сюда». Геринг признает, что он произнес именно эти слова, но пытается уверить трибунал, будто и данном случае он имел в виду... покупки.

Дальнейший допрос выясняет, что Геринг был одним из инициаторов и организаторов современного рабства. Он давал директивы подсудимому. Заукелю обеспечить германскую военную промышленность рабочей силой, не останавливаясь ни перед какими средствами.

Несмотря на усердное увиливание подсудимого, обвинитель устанавливает, что Геринг не мог не знать о чудовищном приказе германского верховного командования от 13 мая 1941 года. Этим приказом, составленным за пять недель до нападения на Советский Союз, всем офицерам предоставлялось право расстреливать без суда и следствия любое лицо, подозреваемое в неприязненном отношении к немцам. Приказ обязывал оставлять безнаказанными преступления немецких солдат против местного населения. Сначала Геринг уверяет, что он ничего не знал об этом приказе, затем допускает мысль, что «возможно, этот приказ был доложен ему», наконец, признает, что он знал об этом приказе во время войны.

Геринг использует все свои трюки, когда ему предъявляют другую директиву — от 16 сентября 1941 года, устанавливающую, что «за убийство немецкого солдата, как правило, подлежат смертной казни 50–100 коммунистов». Как обычно, сперва Геринг вообще отрицает какую бы то ни было осведомленность об этом документе, но потом заявляет, что этой директивой первоначально предусматривалось казнить за каждого убитого немца от пяти до десяти человек.

По его словам, Гитлер лично увеличил это число в десять раз.

Обвинитель спрашивает подсудимого, знал ли он о директиве ОКВ — (верховного командования германских вооруженных сил) об обращении с советскими военнопленными.

Верный себе Геринг говорит, что он не знал об этой директиве, ничего не слышал о ней, но тут же начинает «пояснять», что приказ стрелять в советских военнопленных без предупреждения был отдан из-за трудностей языкового порядка. Он обнаруживает такое основательное знакомство с деталями директивы, что не остается ни малейшего сомнения в том, что он был ее соавтором.

Когда защитник спрашивает его, знал ли он о приказе, предлагавшем расстреливать всех политработников Красной Армии на месте, подсудимый прибегает к увертке, заявляя, что воздушные силы не имели пленных.

Как и следовало ожидать, Геринг отрицает свое знакомство с директивой Гиммлера, предусматривавшей уничтожение 30 миллионов славян. Он пытается опорочить показания эсэсовского генерала Бах-Зелевского, сообщившего трибуналу об этой директиве. Когда же Герингу напоминают о деятельности специальных отрядов службы безопасности и гестапо по истреблению населения, подсудимый ссылается на то, что эта деятельность была секретной, поэтому он якобы не мог знать об истреблении славянского населения.

На этом заканчивается вечернее заседание.